Я хотела надеть черное шелковое платье, которое идеальными складками драпирует фигуру, подчеркивая и скрывая то, что надо. Этот наряд я берегу для особых случаев, но прежде их не бывало. Но нет, Джейни полагает, что черное платье на свадьбе – к несчастью. Она уверена, что все эти свадьбы в черно-белой гамме стали одной из причин возросшего числа разводов. Я хотела напомнить, что на моей свадьбе не было никого в черном, но все тем не менее закончилось разводом. Но боюсь, тогда Джейни начнет выдвигать новые теории, а я совершенно не расположена сейчас выслушивать их.
Поэтому я в темно-синем – настолько темном, что следующим оттенком был бы все тот же черный. Этот густой цвет напоминает лучшие черничные пироги. Я даже чувствую себя так, словно только что умяла пару кусков.
Для Джейни это свадьба ее мечты, именно о такой она мечтала всю свою двадцатишестилетнюю жизнь. Она готова к свадьбе. После семи помолвок. Думаю, здесь обязательно должен появиться представитель журнала «Невеста» и написать статью «Наш самый постоянный подписчик делает решающий шаг». Интересно, Джейни сохранит подписку, просто по привычке?
Я сижу в комнате невесты, и две подружки Джейни, Рене и Беверли, пытаются наложить мне на лицо не меньше фунта румян. Джейни указывает им на мои щеки и исчезает. Она нервничает гораздо меньше, чем я. Или хорошо это скрывает. Мария стоит рядом с расческой в руке. И для того, чтобы в последний момент поправить прическу, и просто для поддержки. Платье Марии, императорского пурпура, легко представить на коронованной особе – сплошные складки и оборки. Я бы выглядела в таком двенадцатилетней девчонкой. Мария же изысканна и элегантна.
– Ты подружка невесты или дуэнья? – спрашивает Мария. – Никогда не разбиралась в подобных тонкостях.
– Думаю, дуэнья, – говорю я, стараясь не чихнуть.
Эти румяна пахнут чудовищно и, наверное, жутко дорогие. Я с трудом открыла изящную коробочку. Сама-то я всегда покупаю гипоаллергенную косметику, хотя и ею редко пользуюсь.
– Но она разведена, – замечает Беверли. – Разве может быть разведенная дуэнья?
– А «подружка» звучит отвратительно, – парирует Мария. – Может, ты будешь «старой подругой невесты»? Это ведь здорово, да? Хотя следует найти более социально приемлемые термины. Вместо «старой подруги», например, «исполнительный вице-президент».
– Но слово «дуэнья» – это почти «дама» и предполагает прилагательное «почтенная», – уточняю я.
– «Грудастая», как говорила моя бабушка.
– Пожалуйста, пускай «грудастая». Я видела борцов сумо, у них грудь гораздо больше моей.
– Но у них она висит.
– Точно. Но все равно нельзя быть «подружкой», если ты по сути «дама» или «дуэнья». Мне ведь уже за тридцать.
– Когда тебе за тридцать, ты имеешь право выбирать. – Мария расчесывает меня и аккуратно поправляет выбившиеся пряди.
– Тогда я выбираю меньше румян. – Схватив салфетку, я решительно вытираю щеки.
Беверли и Рене издают стон разочарования.
– Косметика, – философствует Мария. – С ней забавно баловаться, когда ты еще дитя. Но когда вырастаешь и за все платишь сама, особый шарм состоит в том, чтобы обходиться без нее.
Беверли приближается ко мне с коробочкой голубых теней, но тут я решаю положить конец безобразиям:
– Голубые тени вышли из моды вместе с куклами Барби.
– Барби – ценный предмет для коллекции, – замечает Мария.
– А я всем своим сделала короткую стрижку. Думала, наверное, что волосы отрастут. У меня были проблемы с чувством реальности.
– Чувство реальности всегда доставляет проблемы, особенно если имеешь дело с Барби, – соглашается Мария. – Особенно с теми, у которых ноги не гнутся.
– У моей ноги сгибались, но издавали при этом жуткие скрипящие звуки. Барби с артритом.
– Следовало делать этих кукол более реалистичными. Седеющая Барби. Простуженная Барби. Барби с ПМС, бутылочка с витамином В прилагается.
– Не всему можно научиться у куклы, – возражаю я.
– Это так, – кивает Мария, заканчивая с моей прической. – Но то, чему вы можете научиться у Барби, вы никогда не узнаете из книг.
Я встаю и оглядываю себя.
– Старшая сестра Барби, – комментирует Мария.
Для достижения большего сходства пробую похрустеть суставами.
Наконец остаюсь наедине с Джейни и пятнадцатью розами. Джейни внимательно оглядывает каждую. Наверное, ищет жуков.
Поверх свадебного платья она накинула плащ-кимоно. Хочу сказать ей что-нибудь важное, предсвадебное, поведать секрет как старшая сестра, но не могу ничего придумать. Это не должно касаться секса – у Джейни есть множество пособий и руководств, некоторые даже с иллюстрациями. Может, поговорить об обязательствах? Не уверена, что разбираюсь в этом.
– Прелестные цветы, – произношу я.
Джейни вздыхает с сомнением. Вот он, мой шанс прийти на помощь, я ведь все-таки зрелая дама.
– Что случилось? Какие-то задние мысли? Заботы? Вопросы?
– О, Холли, ты слишком волнуешься. Я просто стараюсь остановиться, прекратить суету. Хочу запомнить все-все.
– У тебя будет много свадебных фотографий, – успокаиваю я сестру.
Я видела среди гостей человек шесть с видеокамерами.
– Я хотела, чтобы все было замечательно, как положено. «Моя Свадьба». Но вчера Баки предложил мне сбежать с церемонии, и я почти согласилась.
– Я думала, ты именно этого хотела. Масштаб, грандиозная свадьба, – взмахиваю рукой.
– Да, – вновь обретая уверенность, говорит Джейни. – Все будет так, как я хочу. Все должны делать так, как я велела. Вот как ты – ты же даже накрасилась. – Джейни достает салфетку и удаляет излишки румян с моих щек.
Выразить не могу, как я ей признательна.
– Только для тебя, – говорю я.
Джейни улыбается:
– Знаешь, так забавно: сегодня все со мной соглашаются, стараются угодить.
– Сегодня ты главная.
– Это не самое неприятное.
– Ты попросила отца повести тебя к алтарю. Я удивилась.
До сих пор мы с Джейни не имели возможности обсудить появление папы. Я знаю, она долгое время была в бешенстве – не из-за развода, а от того, каким образом он покинул нас. Джейни иногда затаивает злобу надолго.
Она вздыхает.
– Запомни, – начинает Джейни, – папа не идеален. Он совершает множество ошибок. Так что не стоит водружать его на пьедестал. Он всего лишь человек, мужчина.
– Круто.
– Я уже выпила шампанского, – призналась Джейни.
– Как по-твоему, отец останется до конца праздника?
– Не знаю. Я вот все думаю. Там собрались двадцать два здоровенных хоккеиста. Большинство из них не женаты. Неплохой выбор. Понимаешь, что я имею в виду?
– О нет, я вовсе не намерена подцепить кого-нибудь на твоей свадьбе.
– Не вижу, почему бы и нет. У нас прекрасный подбор гостей. Здесь трудно что-либо предугадать. И как подружка ты обладаешь определенной свободой, можешь сама выбирать партнеров по танцам. – Ну почему младшая сестра даже в последние, такие волнующие, минуты перед свадьбой продолжает меня поучать? Впрочем, это ее способ существования. А мне и так неплохо. – Некоторые из них хорошо танцуют, – продолжает Джейни. – И синий цвет тебе к лицу.
А вот этого я не знала. Джейни протягивает мне тяжелый, но изящный букет; нам уже пора выходить.
Отец, улыбаясь, ведет Джейни по проходу. Затем усаживается рядом с Марией и Генри в первом ряду, как и запланировано. Не рядом с мамой, но неподалеку. Сомневаюсь, что они будут переговариваться. Мама сидит рядом с Ронни. В кармашке его черного костюма платок в тон маминому платью. По-моему, мило, но замечаю, что серый галстук Ронни украшен синими полукружиями, напоминающими рыбью чешую. Он старается засвидетельствовать свою любовь и к рыбе, и к маме. Надеюсь, хотя бы не в такой последовательности.
Поскольку на протяжении всей церемонии я стою по левую руку от Джейни, слышу каждое слово любви, каждое обещание. И от каждого слова все внутри сжимается. Обещания: внимание, забота, сотрудничество, долгие отношения. Слова любви и само слово «любовь», проникновенно произнесенное женщиной в длинном черном платье. Смотрю на Джейни, и сначала мне кажется, что она плачет. И правда, кто же устоит, когда такие слова произносят специально для тебя?
Но Джейни устояла – ее это ничуть не растрогало. Новые штрихи к портрету Джейни, хотя мне пора бы уже знать все о младшей сестре. Она улыбается мне, сохраняя самообладание или по крайней мере делая такой вид. Ее взгляд говорит: «Невесте позволено плакать, так почему бы и нет?» Я слышу слова «постоянство, всю жизнь, полнота, вечность». Я не верю больше во все эти слова, и меня это пугает.
Оборачиваюсь к сидящим в первом ряду. Мария и Генри держатся за руки, переплетя пальцы. С этого расстояния я даже не могу различить, где, чья рука, но почти физически ощущаю, как крепко они сплелись.
Джейни произносит: «Я, Джейни», так спокойно, словно скользит по гладкому льду. Она из тех девочек, что могут кататься круг за кругом и не замерзнуть. Или прекрасно выглядеть, даже замерзнув. Я же ощущаю себя недотепой, присевшей в сторонке, которая прихлебывает горячий шоколад и потирает замерзшие ручонки, восхищаясь грацией и мастерством фаворитов. Как Джейни достигает этого? Это врожденный талант или любой из нас, потренировавшись, может научиться?
Рядом с Марией и Генри стоит репортер из журнала «Шайбу!», девушка нашего возраста по имени Дейдре. Дейдре и Мария выяснили, что стриглись у одного и того же парикмахера и отказались от его услуг по одной и той же причине. Он, кажется, слишком любил рыжий цвет.
Дейдре погружает нас в мир спортивной журналистики.
– Мы конкурируем с двумя изданиями – «Хоккей сегодня» и «Голевая передача». Но они не получили приглашения, – гордо сообщает она. – «Шайбу!» интересен читателям.
– «Голевая передача» пишет в основном о потасовках, – замечает Генри, и Дейдре кивает.
– Они всегда дают крупный план, – вставляет Мария, поражая меня знанием хоккейных журналов.
Я в жизни ни одного не видела. Может, попробовать себя в этой области – потенциально новый путь, спортивная периодика? Особенно если на фотографиях разорванные связки и достижения лазерной хирургии. Редактор научной литературы имеет в этой области огромный опыт.
Хоккеисты выходят на танц-пол, один из них великолепно танцует танго. Свою партнершу он держит отнюдь не как клюшку. Дейдре делает пометки в блокноте. Мама и Ронни медленно движутся, романтически прижавшись друг к другу. Они вполне могут конкурировать с молодежью, если захотят. Но они не хотят. Джейни и Баки во время танца о чем-то увлеченно говорят. Ко мне подходит отец и приглашает на танец. Мы танцуем хуже других, и это меня задевает. Наверное, в танцах с отцом есть нечто старомодное. Но я все равно счастлива.
– Кажется, она наконец, справилась с этим, – говорю я.
– Я так рад, что здесь, – признается отец. – Вы, девочки, обе… – начинает он, но останавливается на полуслове.
Я понимаю, что он хочет сказать. Мы наблюдаем, как пары медленно движутся вокруг, мастер танго продолжает резвиться со своей крошкой в центре зала, маленький оркестр играет мелодию из последнего фильма студии Диснея.
Мы с отцом улыбаемся друг другу, а танцующие пары проплывают мимо. Наконец плавная мелодия сменяется классической версией пьесы Бетт Мидлер. Это не совсем в моем вкусе – я не люблю старые песни из кинофильмов, но один из хоккеистов приглашает меня на танец. Он представился как Бо, и я приняла приглашение, несмотря на то что у него огромный шрам над левой бровью. И руки у Бо такие огромные, что кажется, будто он в бейсбольных перчатках. А может, именно поэтому я и пошла с ним танцевать.
Наконец разрезают свадебный торт, и все мы наблюдаем, как Джейни и Баки нежно угощают друг друга. Дей-дре фотографирует для «Шайбу!» Потом все хоккеисты – хоккейные мальчики, как называет их Мария, – вручают Джейни форму с ее собственным номером. Джейни натягивает джемпер поверх свадебного платья и превращается в самую спортивную невесту на свете. Прямо слышу, как возмущенно фыркают в журнале «Невеста», обвиняя ее в отсутствии вкуса, но, несмотря ни на что, Джейни выглядит замечательно. Однако я удивлена тем, как лихо она натянула хоккейную форму. И не только потому, что умудрилась при этом не испортить прическу.
– Признайся, – говорит Мария, – это совершенно новый подход.
Затем парни вручают Джейни еще и клюшку, предлагая при помощи этого предмета присматривать за Баки. Джейни под бурные аплодисменты с гордостью принимает подарок.
Мы с мамой возвращаемся в комнату невесты, где Джейни переодевается в кремовый костюм. Мне приходит в голову, что о нас можно написать книгу, о нашем опыте в браке, до и после. Мама необычайно довольна своей сегодняшней ролью – она танцевала с добрым десятком молодых хоккеистов – и говорит, что пора дать кое-какие советы. Джейни готова внимательно выслушать.
– Мой главный совет заключается в том, что у меня его нет. Я предпочитаю ни во что не вмешиваться.
– Вот это правильно, – поддакиваю я.
– На самом деле, – продолжает мама, – едва ли я скажу что-нибудь, о чем не было написано в популярных книжках по психологии. Хотя все они врут, особенно в том, когда во всех бедах обвиняют матерей.
– Ах эти, – бормочет Джейни, прикалывая к талии маленький букетик.
Затем берет в одну руку свой большой букет, а в другую – хоккейную клюшку.
– Все, что необходимо каждой приличной невесте! – в восторге восклицает мама.
Джейни протягивает мне букет – это культовый предмет для любой одинокой женщины, – но я с такой горячностью мотаю головой, что у меня даже заболело правое ухо.
– Не заставляй меня бросать его в тебя, – улыбается Джейни, так что приходится принять букет.
Беру и глубоко вздыхаю.
– Надеюсь, все присутствующие будут счастливы, – радуется мама.
– Ну, разумеется, будут, – со своей обычной категоричностью заявляет Джейни, и я чувствую, что она права.
Мы выходим из комнаты, и Джейни возглавляет процессию, размахивая клюшкой, как тамбурмажор.