Падение Порт-Артура

{66}

«Порт-Артур капитулировал.

Это событие – одно из величайших событий современной истории. Эти три слова, переданные вчера по телеграфу во все концы цивилизованного мира, производят подавляющее впечатление, впечатление громадной и страшной катастрофы, несчастья, которое трудно передать словами. Рушится моральная сила могучей империи, тускнеет престиж молодой расы, не успевшей еще как следует развернуться. Выносится приговор целой политической системе, обрывается длинный ряд притязаний, сламываются могучие усилия. Конечно, падение Порт-Артура давно уже предвидели, давно уже отделывались словами и утешали себя готовыми фразами. Но осязательный, грубый факт разбивает всю условную ложь. Теперь значение происшедшего краха нельзя ослаблять. Впервые старый мир унижен непоправимым поражением, которое нанесено ему новым миром, столь таинственным и, по-видимому, отрочески юным, вчера только призванным к цивилизации».

Так писала, под непосредственным впечатлением события, одна солидная европейская буржуазная газета. И, надо сознаться, ей удалось не только рельефно выразить настроение всей европейской буржуазии. Устами этой газеты говорит верный классовый инстинкт буржуазии старого мира, обеспокоенной успехами нового буржуазного мира, встревоженной крахом русской военной силы, которая долго считалась надежнейшим оплотом европейской реакции. Неудивительно, что даже не участвующая в войне европейская буржуазия чувствует все-таки себя униженной и подавленной. Она так привыкла отождествлять моральную силу России с военной силой европейского жандарма. Для нее престиж молодой русской расы был неразрывно связан с престижем непоколебимо сильной, твердо охраняющей современный «порядок», царской власти. Неудивительно, что катастрофа правящей и командующей России кажется всей европейской буржуазии «страшной»: эта катастрофа означает гигантское ускорение всемирного капиталистического развития, ускорение истории, а буржуазия очень хорошо, слишком хорошо знает, по горькому опыту знает, что такое ускорение есть ускорение социальной революции пролетариата. Западноевропейская буржуазия чувствовала себя так спокойно в атмосфере долгого застоя, под крылышком «могучей империи», и вдруг какая-то «таинственная, отрочески юная» сила смеет рвать этот застой и ломать эти опоры.

Да, европейской буржуазии есть чего пугаться. Пролетариату есть чему радоваться. Катастрофа нашего злейшего врага означает не только приближение русской свободы. Она предвещает также новый революционный подъем европейского пролетариата.

Но почему и в какой мере падение Порт-Артура является действительно исторической катастрофой?

Прежде всего бросается в глаза значение этого события в ходе войны. Главная цель войны для японцев достигнута. Прогрессивная, передовая Азия нанесла непоправимый удар отсталой и реакционной Европе. Десять лет тому назад эта реакционная Европа, с Россией во главе, обеспокоилась разгромом Китая молодой Японией и объединилась, чтобы отнять у нее лучшие плоды победы. Европа охраняла установившиеся отношения и привилегии старого мира, его предпочтительное право, веками освященное исконное право на эксплуатацию азиатских народов. Возвращение Порт-Артура Японией есть удар, нанесенный всей реакционной Европе. Россия шесть лет владела Порт-Артуром, затратив сотни и сотни миллионов рублей на стратегические железные дороги, на создание портов, на постройку новых городов, на укрепление крепости, которую вся масса подкупленных Россией и раболепствующих перед Россией европейских газет прославила неприступною. Военные писатели говорят, что по своей силе Порт-Артур равнялся шести Севастополям. И вот, маленькая, всеми до тех пор презираемая, Япония в восемь месяцев овладевает этой твердыней, после того как Англия и Франция вместе возились целый год со взятием одного Севастополя. Военный удар непоправим. Решен вопрос о преобладании на море, – главный и коренной вопрос настоящей войны. Русский тихоокеанский флот, вначале бывший не менее, если не более, сильным, чем японский, уничтожен окончательно. Отнята самая база для операций флота, и эскадре Рождественского остается только позорно вернуться вспять, после бесполезной затраты новых миллионов, после великой победы грозных броненосцев над английскими рыбацкими лодками. Считают, что одна материальная потеря России на одном только флоте составляет сумму в триста миллионов рублей. Но еще важнее потеря десятка тысяч лучшего флотского экипажа, потеря целой сухопутной армии. Многие европейские газеты стараются теперь ослабить значение этих потерь, усердствуя при этом до смешного, договариваясь до того, что Куропаткин «облегчен», «освобожден» от забот о Порт-Артуре! Русское войско освобождено также от целой армии. Число пленных достигает, по последним английским данным, 48 000 человек, а сколько тысяч еще погибло в битвах под Кипчау и под самой крепостью. Японцы окончательно овладевают всем Ляодуном, приобретают опорный пункт неизмеримой важности для воздействия на Корею, Китай и Маньчжурию, освобождают для борьбы с Куропаткиным закаленную армию в 80–100 тысяч человек и притом с громадной тяжелой артиллерией, доставка которой на реку Шахэ даст им подавляющий перевес над главными русскими силами. Самодержавное правительство, по известиям заграничных газет, решило продолжать войну во что бы то ни стало и послать 200 000 войска Куропаткину. Очень может быть, что война протянется еще долго, но ее безнадежность уже очевидна, и все оттяжки будут только обострять те неисчислимые бедствия, которые несет русский народ за то, что терпит еще у себя на шее самодержавие. Японцы и до сих пор скорее и обильнее подкрепляли свои военные силы после каждого большого сражения, чем русские. А теперь, добившись полного господства на море и полного уничтожения одной из русских армий, они сумеют послать вдвое больше подкреплений, чем русские. Японцы до сих пор били и били русских генералов, несмотря на то, что вся масса лучшей артиллерии была у них занята в крепостной войне. Японцы добились теперь полного сосредоточения своих сил, а русским приходится опасаться не только за Сахалин, но и за Владивосток. Японцы заняли лучшую и наиболее населенную часть Маньчжурии, где они могут содержать армию на средства завоеванной страны и при помощи Китая. А русским приходится все более ограничиваться припасами, привозимыми из России, и дальнейшее увеличение армии скоро станет для Куропаткина невозможным в силу невозможности подвоза достаточного количества припасов.

Но военный крах, понесенный самодержавием, приобретает еще большее значение, как признак крушения всей нашей политической системы. Безвозвратно канули в вечность те времена, когда войны велись наемниками или представителями полуоторванной от народа касты. Войны ведутся теперь народами, – даже Куропаткин, по свидетельству Немировича-Данченко, начал понимать теперь, что эта истина годится не для одних только прописей. Войны ведутся теперь народами, и потому особенно ярко выступает в настоящее время великое свойство войны: разоблачение на деле, перед глазами десятков миллионов людей, того несоответствия между народом и правительством, которое видно было доселе только небольшому сознательному меньшинству. Критика самодержавия со стороны всех передовых русских людей, со стороны русской социал-демократии, со стороны русского пролетариата подтверждена теперь критикой японского оружия, подтверждена так, что невозможность жить при самодержавии чувствуется все более даже теми, кто не знает, что значит самодержавие, даже теми, кто знает это и всей душой хотел бы отстоять самодержавие. Несовместимость самодержавия с интересами всего общественного развития, с интересами всего народа (кроме кучки чиновников и тузов) выступила наружу, как только пришлось народу на деле, своей кровью, расплачиваться за самодержавие. Своей глупой и преступной колониальной авантюрой самодержавие завело себя в такой тупик, из которого может высвободиться только сам народ и только ценой разрушения царизма.

Падение Порт-Артура подводит один из величайших исторических итогов тем преступлениям царизма, которые начали обнаруживаться с самого начала войны и которые будут обнаруживаться теперь еще шире, еще более неудержимо. После нас хоть потоп! – рассуждал каждый маленький и большой Алексеев, не думая о том, не веря в то, что потоп действительно наступит. Генералы и полководцы оказались бездарностями и ничтожествами. Вся история кампании 1904 г. явилась, по авторитетному свидетельству одного английского военного обозревателя (в «Times»), «преступным пренебрежением элементарными принципами морской и сухопутной стратегии». Бюрократия гражданская и военная оказалась такой же тунеядствующей и продажной, как и во времена крепостного права. Офицерство оказалось необразованным, неразвитым, неподготовленным, лишенным тесной связи с солдатами и не пользующимся их доверием. Темнота, невежество, безграмотность, забитость крестьянской массы выступили с ужасающей откровенностью при столкновении с прогрессивным народом в современной войне, которая так же необходимо требует высококачественного человеческого материала, как и современная техника. Без инициативного, сознательного солдата и матроса невозможен успех в современной войне. Никакая выносливость, никакая физическая сила, никакая стадность и сплоченность массовой борьбы не могут дать перевеса в эпоху скорострельных малокалиберных ружей, машинных пушек, сложных технических устройств на судах, рассыпного строя в сухопутных сражениях. Военное могущество самодержавной России оказалось мишурным. Царизм оказался помехой современной, на высоте новейших требований стоящей, организации военного дела, – того самого дела, которому царизм отдавался всей душой, которым он всего более гордился, которому он приносил безмерные жертвы, не стесняясь никакой народной оппозицией. Гроб повапленный – вот чем оказалось самодержавие в области внешней защиты, наиболее родной и близкой ему, так сказать, специальности. События подтвердили правоту тех иностранцев, которые смеялись, видя, как десятки и сотни миллионов рублей бросаются на покупку и постройку великолепных военных судов, и говорили о бесполезности этих затрат при неумении обращаться с современными судами, при отсутствии людей, способных со знанием дела пользоваться новейшими усовершенствованиями военной техники. Отсталыми и никуда не годными оказались и флот, и крепость, и полевые укрепления, и сухопутная армия.

Связь между военной организацией страны и всем ее экономическим и культурным строем никогда еще не была столь тесной, как в настоящее время. Военный крах не мог не оказаться поэтому началом глубокого политического кризиса. Война передовой страны с отсталой сыграла и на этот раз, как неоднократно уже в истории, великую революционную роль. И сознательный пролетариат, будучи беспощадным врагом войны, неизбежного и неустранимого спутника всякого классового господства вообще, – не может закрывать глаза на эту революционную задачу, выполняемую разгромившей самодержавие японской буржуазией. Пролетариат враждебен всякой буржуазии и всяким проявлениям буржуазного строя, но эта враждебность не избавляет его от обязанности различения исторически прогрессивных и реакционных представителей буржуазии. Вполне понятно поэтому, что наиболее последовательные и решительные представители революционной международной социал-демократии, Жюль Гед во Франции и Гайндман в Англии, выразили без обиняков свои симпатии к Японии, громящей русское самодержавие. У нас в России нашлись, конечно, социалисты, которые проявили путаницу мысли и в этом вопросе. «Революционная Россия» сделала выговор Геду и Гайндману, заявив, что социалист может быть лишь за рабочую, народную Японию, а не за буржуазную Японию. Этот выговор так же нелеп, как если бы стали осуждать социалиста за признание прогрессивности фритредерской буржуазии по сравнению с протекционистской. Гед и Гайндман не защищали японской буржуазии и японского империализма, но в вопросе о столкновении двух буржуазных стран они правильно отметили исторически прогрессивную роль одной из них. Путаница мысли «социалистов-революционеров» явилась, конечно, неизбежным результатом непонимания классовой точки зрения и исторического материализма пашей радикальной интеллигенцией. Не могла не проявить путаницы и новая «Искра». Она наговорила сначала немало фраз о мире во что бы то ни стало. Она метнулась затем «поправляться», когда Жорес наглядно показал, чьим интересам, прогрессивной или реакционной буржуазии, должна послужить квази социалистическая кампания в пользу мира вообще. Она кончила теперь пошлыми рассуждениями о том, как неуместно «спекулировать»(!!?) на победу японской буржуазии, и о том, что война есть бедствие «независимо от того», кончится ли она победой или поражением самодержавия. Нет. Дело русской свободы и борьбы русского (и всемирного) пролетариата за социализм очень сильно зависит от военных поражений самодержавия. Это дело много выиграло от военного краха, внушающего страх всем европейским хранителям порядка. Революционный пролетариат должен неутомимо агитировать против войны, всегда памятуя при этом, что войны неустранимы, пока держится классовое господство вообще. Банальными фразами о мире à la Жорес не поможешь угнетенному классу, который не отвечает за буржуазную войну между двумя буржуазными нациями, который все делает для свершения всякой буржуазии вообще, который знает необъятность народных бедствий и во время «мирной» капиталистической эксплуатации. Но, борясь против свободной конкуренции, мы не можем забывать ее прогрессивности по сравнению с полукрепостным строем. Борясь против всякой войны и всякой буржуазии, мы строго должны отличать в своей агитации прогрессивную буржуазию от крепостнического самодержавия, мы всегда должны отмечать великую революционную роль исторической войны, невольным участником которой является русский рабочий.

Не русский народ, а русское самодержавие начало эту колониальную войну, превратившуюся в войну старого и нового буржуазного мира. Не русский народ, а самодержавие пришло к позорному поражению. Русский народ выиграл от поражения самодержавия. Капитуляция Порт-Артура есть пролог капитуляции царизма. Война далеко еще не кончена, но всякий шаг в ее продолжении расширяет необъятно брожение и возмущение в русском народе, приближает момент повой великой войны, войны народа против самодержавия, войны пролетариата за свободу. Недаром так тревожится самая спокойная и трезвенная европейская буржуазия, которая всей душой сочувствовала бы либеральным уступкам русского самодержавия, но которая пуще огня боится русской революции, как пролога революции европейской.

«Прочно укоренилось мнение, – пишет один из таких трезвенных органов немецкой буржуазии, – что взрыв революции в России вещь совершенно невозможная. Защищают это мнение всеми и всяческими доводами. Ссылаются на неподвижность русского крестьянства, на его веру в царя, зависимость от духовенства. Говорят, что крайние элементы среди недовольных представлены лишь маленькой горсткой людей, которые могут устроить путчи (мелкие вспышки) и террористические покушения, но никак не вызвать общее восстание. Широкой массе недовольных, говорят нам, не хватает организации, оружия, а главное – решимости рисковать собой. Русский же интеллигент настроен обыкновенно революционно лишь до тридцати, примерно, лет, а затем он прекрасно устраивается в уютном гнездышке казенного местечка, и большая часть горячих голов проделывает превращение в дюжинного чиновника». Но теперь, продолжает газета, целый ряд признаков свидетельствует о крупной перемене. О революции в России говорят уже не одни революционеры, а такие совершенно чуждые «увлечений», солидные столпы порядка, как князь Трубецкой, письмо которого к министру внутренних дел перепечатывается теперь всей заграничной печатью. «Боязнь революции в России имеет, видимо, фактические основания. Правда, никто не думает, что русские крестьяне возьмутся за вилы и пойдут бороться за конституцию. Но разве революции делаются в деревнях? Носителями революционного движения в новейшей истории давно стали крупные города. А в России именно в городах идет брожение с юга до севера и с востока до запада. Никто не возьмется предсказать, чем это кончится, но что число людей, считающих революцию в России невозможной, убывает с каждым днем, это факт несомненный. А если последует серьезный революционный взрыв, то более чем сомнительно, чтобы с ним сладило самодержавие, ослабленное войной на Дальнем Востоке».

Да. Самодержавие ослаблено. В революцию начинают верить самые неверующие. Всеобщая вера в революцию есть уже начало революции. О ее продолжении печется само правительство своей военной авантюрой. О поддержке и расширении серьезного революционного натиска позаботится русский пролетариат.

«Вперед» №2, 14 (1) января 1905 г.

Печатается по тексту газеты «Вперед»

Соловья баснями не кормят

Обращаем внимание читателей на выпущенную только что новоискровцами брошюру Рабочего: «Рабочие и интеллигенты в наших организациях» с предисловием Аксельрода. Нам придется, вероятно, неоднократно возвращаться к этому поучительнейшему произведению, которое великолепно показывает, какие плоды приносила и приносит демагогическая проповедь «меньшинства» или новоискровцев, и как эти последние стараются сами выпутаться теперь из всего того хлама, что они наговорили. Отметим пока лишь суть брошюры и предисловия.

«Рабочий» имел несчастье поверить проповеди новоискровцев. Он так и сыплет поэтому рабочедельческими фразами в духе Акимова. «Наши руководители-интеллигенты… не ставили себе задачей… развивать сознание и самодеятельность рабочих…». Стремления к самодеятельности «систематически преследовались». «Ни в одном из типов организации не было и нет места для развития самодеятельности рабочих…». «Экономическая борьба была совсем заброшена», даже на пропагандистские и агитационные сходки «рабочие не допускались» (вот даже как!). Демонстрации «пережили себя» – все эти ужасы (о которых давно кричало старое «Рабочее Дело» против старой «Искры») вызваны, конечно, «бюрократическими централистами», т. е. большинством второго нашего съезда, которое боролось с рабочедельством. Натравленный обиженным меньшинством против партийного съезда, несчастный «Рабочий» разносит в пух и прах этот съезд за то, что он был «без нас» (без рабочих), «без нашего участия», там не было «почти ни одного рабочего», – причем, разумеется, скромно обходится тот факт, что все действительные рабочие, бывшие делегатами съезда, Степанов, Горский и Браун, были решительными сторонниками большинства и противниками интеллигентской бесхарактерности. Но это не важно. Важно то, до какого бесконечного разврата доводит проповедь новоискровцев, которые «разносят» съезд после поражения на выборах, разносят перед не участвовавшими на съезде, подстрекая к оплевыванию всяких социал-демократических съездов, разносят в то самое время, когда они благородно пролезли в центральные учреждения, действующие исключительно от имени съезда. Не честнее ли позиция Рязанова (см. его брошюру: «Разбитые иллюзии»), который открыто объявил съезд свозом и который, по крайней мере, не пользуется от «своза» никакими титулами и званиями?

Крайне характерно, однако, для психологии рабочего, хотя и натравленного на «большинство», что он не удовлетворяется фразами об автономии, рабочей самодеятельности и проч. Он повторяет эти слова, как и всякий новоискровец или рабочеделец, но он с трезвым пролетарским инстинктом добивается дел в подтверждение слов, он не удовлетворяется тем, что его кормят баснями. Красивые слова, говорит он, остаются словами «без изменения в составе» (курсив «Рабочего») руководителей. Надо требовать доступа рабочих во все серьезные партийные учреждения, надо добиваться равных прав с интеллигентами. С глубоким недоверием истинного пролетария и истинного демократа ко всякому фразерству «Рабочий» говорит: где гарантия , что в комитетах не будут заседать одни лишь интеллигенты? Это не в бровь, а прямо в глаз нашим новоискровцам. Этот великолепный вопрос показывает, что рабочедельское науськивание не засорило еще ясной мысли пролетария. Он прямо заявляет, что комитет, где он работал, «комитетом меньшинства оставался в принципе на бумаге (слушайте!), – в практике же своей ничем не отличался от комитетов большинства. Нам, рабочим, не было доступа ни в какое (не говоря уже о комитете) ответственное, а значит руководящее учреждение».

Никому не удалось бы так хорошо вывести на чистую воду меньшевиков, как этому рабочему-меньшевику. Он понял, что без гарантий разглагольствование об автономии и самодеятельности пролетариата остается пошлым фразерством. А какие возможны гарантии в социал-демократических организациях, подумали ли вы об этом, товарищ «Рабочий»? Какие гарантии возможны против того, что революционеры, сообща собравшиеся на съезд партии, начнут потом, обидевшись на невыбор их съездом, кричать, что съезд был реакционной попыткой закрепить искровские взгляды (Троцкий в брошюре, изданной под редакцией новой «Искры»), что решения съезда не священны, что на съезде не было рабочих из массы? Какие гарантии возможны против того, что общее решение относительно форм и норм партийной организации, решение, которое называется организационным уставом партии и которое не может существовать иначе, как в виде такого устава, – это решение рвется потом бесхарактерными людьми в той части, которая им неприятна, под предлогом бюрократичности и формалистичности таких вещей, как уставы? Какие гарантии возможны против того, что люди, нарушившие сообща принятые правила организации, начнут рассуждать потом, что организация есть процесс, организация есть тенденция, организация есть форма, идущая в ногу с содержанием, и что поэтому нелепо и утопично требовать соблюдения правил организаций? «Рабочий», автор брошюры, не подумал ни об одном из этих вопросов. Но он так близко, вплотную подошел к ним, так искренне и смело поставил их в упор фразерам и политиканам, что мы от души рекомендуем его брошюру. Эта брошюра – превосходный образчик того, как разоблачают рыцарей «красивого слова» их собственные сторонники.

«Рабочий» восстает, с чужих слов, против «организационного плана» Ленина, не указывая, как водится, ни единого ясного и определенного пункта недовольства планом, ссылаясь на Панина и Череванина (ничего не давших, кроме раздраженных слов) и не пытаясь даже заглянуть в пресловутое письмо Ленина к петербургскому товарищу. А если бы «Рабочий» не верил своим науськивателям на слово и поглядел это письмо, он, к своему великому удивлению, прочел бы там:

«Надо особенно стараться о том, чтобы как можно более рабочих становились вполне сознательными и профессиональными революционерами и попадали в комитет. В комитет надо стараться ввести рабочих-революционеров, имеющих наибольшие связи и наилучшее «имя» в рабочей массе. В комитете должны быть поэтому, по возможности, все главные вожаки рабочего движения из самих рабочих» (Письмо, стр. 7–8).

Прочтите и перечтите эти строки, товарищ «Рабочий», и вы увидите, как обморочили вас рабочедельцы и новоискровцы, разносящие старую «Искру» и ее сторонников, «большинство» второго съезда. Вчитайтесь в эти строки и попробуйте принять такой мой вызов: найдите мне в нашей социал-демократической литературе другое место, где бы так же ясно и прямо и решительно ставился вами поставленный вопрос о «рабочих и интеллигентах в наших организациях», причем указывалось бы на необходимость вводить как можно более рабочих в комитет, вводить, по возможности, всех вожаков рабочего движения из рабочих в комитет. Я утверждаю, что вы такого другого места указать не сможете. Я утверждаю, что всякий, давший себе труд изучить наши партийные споры по документам, по «Рабочему Делу», по «Искре» и брошюрам, а не по россказням сплетников, увидит лживость и демагогический характер новоискровской проповеди.

Вы возразите, пожалуй: Ленин мог это писать, но его советы не всегда исполнялись. Разумеется, это возможно. Ни один партийный писатель не поручится за то, что все, называющие себя его сторонниками, на деле исполняют всегда его советы. Но, во-первых, разве такой социал-демократ, который называл бы себя сторонником «письма» и в то же время не исполнял его советов, не изобличался бы самым этим письмом? Разве письмо напечатано для одних интеллигентов, а и не для рабочих тоже? Разве есть у писателя иные средства проводить свои взгляды, кроме печатного заявления? А, во-вторых, если эти советы не исполнялись, по свидетельству хотя бы «Рабочего», ни меньшевиками, ни большевиками, то не ясно ли отсюда, что меньшевики не имели никакого права сочинять подобного «разногласия» с большевиками? что их науськивание рабочих против большевиков за игнорирование последними рабочей самодеятельности было демагогией?

В чем же состоит реальная разница по этому пункту между меньшевиками и большевиками? Не в том ли, что большевики гораздо раньше и гораздо прямее давали ясные и определенные советы вводить в комитет рабочих? Не в том ли, что большевики презирали и презирают «красивые слова» об автономии и самодеятельности рабочих, когда эти слова (как у меньшевиков) остаются только словами?

Посмотрите, как вывертывается теперь почтенный, заслуженный и старейший Аксельрод в своем предисловии, припертый к стене пролетарской прямотой и дерзостью рабочего, начитавшегося рабочедельческой мудрости из «замечательных» фельетонов Аксельрода, из незабвенных статей Мартова, из превосходной (с точки зрения интересов «большинства») брошюры Троцкого.

«Рабочий» пробует оспорить утверждение Рядового, что наша партийная организация со времени экономизма по личному составу стала относительно более пролетарской. «Рабочий», очевидно, неправ. Это знает всякий, кто близко наблюдал дела в нашей партии за сколько-нибудь значительный промежуток времени. Но курьезнее всего видеть, как переметывается наш Аксельрод. Кто не помнит его великолепных, так искусно использованных врагами социал-демократии, либеральными освобожденцами, утверждений, что социал-демократия есть интеллигентская организация? Кто не помнит, как повторяли и разжевывали эту клевету на партию обиженные партией новоискровцы? И вот, этот же самый Аксельрод, испугавшись тех прямых и честных выводов, которые сделал из этой клеветы «Рабочий», изворачивается:

«В период зарождения и первоначального развития социал-демократии, – говорит он в предисловии, – русская революционная партия была партией чисто интеллигентской… Теперь сознательно-революционные рабочие составляют собой главные отряды (слушайте!) социал-демократической партии» (стр. 15).

Бедный «Рабочий»! Как наказан он за то, что поверил «красивым словам» Аксельрода! И всегда будут наказаны те, кто верит писателям, за полтора года говорящим то одно, то другое, смотря по надобностям «кооптации».

Посмотрите, как изворачивается Аксельрод от поставленного ему в упор вопроса о «гарантиях». Ведь это прелесть, это – перл новоискровской литературы. «Рабочий» говорит об отношении рабочих и интеллигентов в организациях, «Рабочий» тысячу раз прав, когда заявляет, что без гарантий, без равных прав, т. е. без выборного начала, красивые слова о небюрократическом централизме остаются одним фразерством. И как отвечает Аксельрод? «Увлечение мыслью об изменении правового положения рабочих в наших организациях односторонне», напрасно автор переносит вопрос об устранении зла «в область формально-организационных отношений», напрасно забывает, что «частная задача уравнения в правах» решается лишь «в процессе дальнейшего развития нашей практики в социал-демократическом направлении». «Вопрос, специально занимающий автора брошюры, радикально может быть разрешен только в процессе сознательной коллективной работы нашей партии».

Не правда ли, разве это не перл? Ведь сам же Аксельрод поднял и первый поставил именно организационный и только организационный вопрос на съезде Лиги и в новой «Искре» (№ 55), а когда «Рабочий» пишет специальную брошюру об организации, то ему величественно говорят: не формальность важна, а процесс работы!

Не принципы организации важны новой «Искре» и Аксельроду, а процесс болтовни для оправдания беспринципной позиции. И никакого другого содержания, кроме защиты беспринципности, нет во всей пресловутой теории организации-процесса (см. особенно статьи Розы Люксембург), теории, опошляющей и проституирующей марксизм.

Повторяем: нельзя достаточно рекомендовать замечательной брошюры «Рабочего» для ознакомления со всей фальшью организационной позиции новоискровцев. Особенно настоятельно рекомендуем мы эту брошюру рабочим, которых меньшевики науськивают на большевиков проповедью выборного начала. Рабочие великолепно изобличают фразеров и лгунов. Они отлично ставят вопрос: либо выборное начало, либо только совет о введении рабочих в комитеты. Если выборное начало, тогда давайте формальные гарантии, уставные гарантии, уставное равноправие. Рабочие увидят, как вертятся новоискровцы от этого вопроса, точно черти перед заутреней. Если желательны советы вводить рабочих, если права старая «Искра», считавшая демократизм, т. е. всеобщее применение выборного начала в русских конспиративных организациях, несовместимым с самодержавно-полицейским строем, тогда вы нигде не найдете таких прямых и назидательных советов вводить рабочих в комитеты, как у большинства.

«Вперед» № 2, 14 (1) января 1905 г.

Печатается по тексту газеты «Вперед»

Письмо цюрихской группе большевиков

Genève, le 18.1. 1905.

Уважаемые товарищи! Собирать собрание редакции для ответа на Ваш запрос нет возможности, и я позволю себе ответить Вам за себя лично. Цюрихская группа большевиков спрашивает, «как мы относимся к ЦО и ЦК, считаем ли их законно существующими, но незаконно действующими и находимся к ним в оппозиции, или не признаем их вовсе в качестве партийных центров».

Мне сдается, что Ваш вопрос отдает несколько казуистикой. Анонс газеты «Вперед» и № 1 («Пора кончить») + мое «Заявление и документы», казалось бы, отвечают уже на вопрос по существу. Центры (ЦО, ЦК и Совет) порвали с партией, сорвали и II и III съезд, надули партию самым площадным образом, узурпировали свои местечки по-бонапартистски. Какая же тут может быть речь о законном существовании центров? Законно ли владеет деньгами мошенник, сцапавший их по подложному векселю?

Мне кажется странным, что цюрихские большевики все еще недоумевают, когда вопрос так разжеван уже. Что центры не захотели подчиниться партии, это доказано вполне. Как же быть нам? Созвать III съезд? Обманули и насчет него. Остается одно: порвать с меньшевиками как можно полнее, скорее, определеннее (открыто, публично), созвать свой, партийный III съезд, помимо согласия центров и без них, начать немедленно (не дожидаясь и этого центра) работать с нашими партийными центрами, редакцией «Вперед» и русским бюро, выбранным северной конференцией.

Повторяю: центры поставили себя вне партии. Середины нет: кто за центры, кто за партию? Пора размежеваться и, в отличие от меньшевиков, раскалывавших партию тайно, принять их вызов открыто: да, раскол, ибо вы раскололись до конца. Да, раскол, ибо мы исчерпали все средства оттяжки и партийного решения (III съездом). Да, раскол, ибо везде и повсюду поганая склока с дезорганизаторами только вредила делу. Из Питера пишут нам: лучше стало после раскола, работать можно без склоки, с людьми, коим доверяешь. Неужели это не ясно? Долой бонапартистов и дезорганизаторов!

Сообщите, довольны ли этим ответом.

Сплотиться группам большинства за границей необходимо. Напишите об этом немедленно бернцам (Herrn Kazakow. Bäckereiweg, 1. Bern), они уже взялись за это и ответят Вам лучше меня. Надо энергичнее взяться. Переписывайтесь со всеми группами, подталкивайте насчет денег и материалов, основывайте группы в новых местах и т. д.

Мы себя тоже куда лучше стали чувствовать, когда порвали с меньшинством окончательно. От души желаем и Вам развязаться поскорее.

Жму руку. Ваш

P. S. Лично от себя прибавлю еще особый привет Меерсону. Как он поживает? Лучше ли себя чувствует?

На Steiner я зол – передайте ей, что это свинство: обещала написать к рождеству о Николаеве, а теперь скоро конец января!!

Бернская группа берет на себя инициативу объединения большевиков за границей, конечно, под руководством бюро. Запросите у бернской группы ее письмо к нам по этому поводу и ответ женевской группы.

Впервые напечатано в 1926 г. в Ленинском сборнике V

Печатается по рукописи

Письмо Е. Д. Стасовой и товарищам в московской тюрьме

{74}

19.1. 1905.

Дорогие друзья! Получил Ваш запрос насчет тактики на суде (из письма Абсолюта и из записки, «дословно переданной» через неизвестное лицо). Абсолют пишет о 2-х точках зрения. В записке говорится о трех группах, – может быть имеются в виду три следующие оттенка, которые я пытаюсь восстановить: 1) Отрицать суд и прямо бойкотировать его. 2) Отрицать суд и не принимать участия в судебном следствии. Адвоката приглашать лишь на условии, чтобы он говорил исключительно о несостоятельности суда с точки зрения отвлеченного права. В заключительной речи изложить profession de foi и требовать суда присяжных. 3) Насчет заключительного слова тоже. Судом пользоваться как агитационным средством и для этого принимать участие в судебном следствии при помощи адвоката. Показывать беззаконность суда и даже вызывать свидетелей (доказывать alibi etc.).

Далее вопрос: говорить ли только о том, что по убеждениям социал-демократ, или признавать себя членом Российской социал-демократической рабочей партии?

Вы пишете, что нужна брошюра по этому вопросу. Я бы не считал удобным сейчас же, без указаний опыта, пускать брошюру. Может быть, в газете коснемся как-нибудь, при случае. Может быть, кто-либо из сидящих напишет статейку для газеты (5–8 тысяч букв)? Это было бы, пожалуй, самое лучшее для начала дискуссии.

Лично я не составил еще себе вполне определенного мнения и предпочел бы, раньше чем высказываться решительно, побеседовать пообстоятельнее с товарищами, сидящими или бывавшими на суде. Для почина такой беседы я изложу свои соображения. Многое зависит, по-моему, от того, какой будет суд? Т. е. есть ли возможность воспользоваться им для агитации или никакой нет возможности? Если первое, тогда тактика № 1 негодна; если второе, тогда она уместна, но и то лишь после открытого, определенного, энергичного протеста и заявления. Если же есть возможность воспользоваться судом для агитации, тогда желательна тактика № 3. Речь с изложением profession de foi вообще очень желательна, очень полезна, по-моему, и в большинстве случаев имела бы шансы сыграть агитационную роль. Особенно в начале употребления правительством судов следовало бы социал-демократам выступать с речью о социал-демократической программе и тактике. Говорят: неудобно признавать себя членом партии, особенно организации, лучше ограничиваться заявлением, что я социал-демократ по убеждению. Мне кажется, организационные отношения надо прямо отвести в речи, т. е. сказать, что-де по понятным причинам я о своих организационных отношениях говорить не буду, но я социал-демократ и я буду говорить о нашей партии. Такая постановка имела бы две выгоды: прямо и точно оговорено, что об организационных отношениях говорить нельзя (т. е. принадлежал ли к организации, к какой etc.) и в то же время говорится о партии нашей. Это необходимо, чтобы социал-демократические речи на суде стали речами и заявлениями партийными, чтобы агитация шла в пользу партии. Другими словами: формально-организационные отношения мои я оставляю без рассмотрения, умолчу о них, формально от имени какой бы то ни было организации говорить не буду, но, как социал-демократ, я вам буду говорить о нашей партии и прошу брать мои заявления как опыт изложения именно тех социал-демократических взглядов, которые проводились во всей нашей социал-демократической литературе, в таких-то наших брошюрах, листках, газетах.

Вопрос об адвокате. Адвокатов надо брать в ежовые рукавицы и ставить в осадное положение, ибо эта интеллигентская сволочь часто паскудничает. Заранее им объявлять: если ты, сукин сын, позволишь себе хоть самомалейшее неприличие или политический оппортунизм (говорить о неразвитости, о неверности социализма, об увлечении, об отрицании социал-демократами насилия, о мирном характере их учения и движения и т. д. или хоть что-либо подобное), то я, подсудимый, тебя оборву тут же публично, назову подлецом, заявлю, что отказываюсь от такой зашиты и т. д. И приводить эти угрозы в исполнение. Брать адвокатов только умных, других не надо. Заранее объявлять им: исключительно критиковать и «ловить» свидетелей и прокурора на вопросе проверки фактов и подстроенности обвинения, исключительно дискредитировать шемякинские стороны суда. Даже умный либеральный адвокат архисклонен сказать или намекнуть на мирный характер социал-демократического движения, на признание его культурной роли даже людьми вроде Ад. Вагнеров etc. Все подобные поползновения надо пресечь в корне. Юристы самые реакционные люди, как говорил, кажется, Бебель. Знай сверчок свой шесток. Будь только юристом, высмеивай свидетелей обвинения и прокурора, самое большее противопоставляй этакий суд и суд присяжных в свободной стране, но убеждений подсудимого не касайся, об оценке тобой его убеждений и его действий не смей и заикаться. Ибо ты, либералишко, до того этих убеждений не понимаешь, что даже хваля их не сумеешь обойтись без пошлостей. Конечно, все это можно изложить адвокату не по-собакевичевски, а мягко, уступчиво, гибко и осмотрительно. Но все же лучше адвокатов бояться и не верить им, особенно если они скажут, что они социал-демократы и члены партии (по нашему § 1 !!).

Вопрос об участии в судебном следствии решается, мне кажется, вопросом об адвокате. Приглашать адвоката и значит участвовать в судебном следствии. Отчего же не участвовать для ловли свидетелей и агитации против суда. Конечно, надо быть очень осторожным, чтобы не впасть в тон неуместного оправдывания, это что и говорить! Лучше всего сразу, до судебного следствия, на первые вопросы председателя заявить, что я социал-демократ и в своей-де речи скажу вам, что это значит. Конкретно решение вопроса об участии в судебном следствии зависит всецело от обстоятельств: допустим, что вы изобличены вполне, что свидетели говорят правду, что вся суть обвинения в несомненных документах. Тогда, может быть, не к чему и участвовать в судебном следствии, а все внимание обратить на принципиальную речь. Если же факты шатки, агентурные свидетели путают и врут, тогда едва ли расчет отнимать у себя агитационный материал для изобличения подстроенности суда. Зависит также дело и от подсудимых: если они очень утомлены, больны, устали, нет привычных к «судоговорению» и к словесным схваткам цепких людей, тогда будет, может быть, рациональнее отказаться от участия в судебном следствии, заявить это и все внимание отдать принципиальной речи, которую желательно подготовить заранее. Во всяком случае речь о принципах, программе и тактике социал-демократии, о рабочем движении, о социалистических целях, о восстании – самое важное.

Повторяю в заключение еще раз: это мои предварительные соображения, которые всего менее следует рассматривать как попытку решать вопрос. Надо дождаться некоторых указаний опыта. А при выработке этого опыта товарищам придется в массе случаев руководиться взвешиванием конкретных обстоятельств и инстинктом революционера.

* * *

Большой, большой привет Курцу, Рубену, Бауману и всем друзьям. Не унывайте! Дела у нас теперь пошли хорошо. Со скандалистами мы развязались наконец. С тактикой отступления порвали. Теперь мы наступаем. Русские комитеты тоже начинают разрывать с дезорганизаторами. Газета своя поставлена. Практический центр свой (бюро) есть. Газеты вышло два номера, на днях (23. I. 1905 нового стиля) выходит 3-ий. Надеемся выпускать еженедельно. Желаю здоровья и бодрости! ! Мы еще увидимся, наверное, и повоюем при лучших условиях, чем здешняя склока и дрязга вроде съездов Лиги!

Впервые напечатано в 1924 г. в журнале «Пролетарская Революция» № 7 (30)

Печатается по рукописи

Петербургская стачка

Стачка, начавшаяся 3 января на Путиловском заводе, разыгрывается в одно из наиболее величественных проявлений рабочего движения. Наши сведения исчерпываются пока сообщениями заграничных и легальных русских газет. Но и эти сообщения не оставляют сомнения в том, что стачка уже стала громадной важности политическим событием.

Начало стачки было чисто стихийное. Одно из столкновений труда с капиталом, которые повторяются постоянно, произошло на этот раз из-за расчета администрацией завода четырех рабочих. Рабочие восстали, полные духа солидарности, с требованием их обратного приема. Движение быстро окрепло. В нем принимает участие легальное «Русское общество фабрично-заводских рабочих», и стачка переходит в следующую, высшую фазу.

Легальное рабочее общество было предметом особого внимания зубатовцев. И вот, движение зубатовское перерастает свои рамки и, начатое полицией в интересах полиции, в интересах поддержки самодержавия, в интересах развращения политического сознания рабочих, это движение обращается против самодержавия, становится взрывом пролетарской классовой борьбы.

Социал-демократы давно уже указывали на неизбежность таких результатов нашей зубатовщины. Легализация рабочего движения – говорили они – принесет непременно пользу нам, социал-демократам. Она втянет в движение некоторые, особенно отсталые слои рабочих, она поможет встряхнуть тех, кого не скоро, а может быть и никогда не встряхнул бы агитатор-социалист. А раз втянутые в движение, заинтересованные вопросом о своих судьбах, рабочие пойдут дальше. Легальное рабочее движение будет только новым, более широким основанием для социал-демократического рабочего движения.

Несомненно, что именно так произошло дело и в Петербурге.

Два обстоятельства помогли особенному расширению движения: во-1-х, выгодный момент для экономической борьбы (правительство спешно нуждается в исполнении заказов военного и морского министерств); во-2-х, конституционное оживление в обществе. Начав стачку из-за защиты отдельных уволенных товарищей, рабочие перешли к широким экономическим требованиям. Они потребовали 8-часового рабоч. дня, минимальной платы (1 руб. мужчине и 70 коп. женщине), уничтожения обязательности сверхурочных работ (и двойной оплаты их), улучшения санитарных условий и медицинской помощи и т. д. Стачка стала превращаться во всеобщую.

Заграничные газеты сообщают от субботы 8 (21) января, что даже по официальным русским сведениям остановили работу 174 завода, фабрики и мастерские с числом рабочих до 96 000 чел.

Перед нами одно из великих столкновений формирующегося класса пролетариев с его врагами, столкновений, которые оставляют свои следы на долгие годы.

Но экономическими требованиями дело не ограничилось. Движение стало принимать политический характер. В нем попытались принять участие (хотя, кажется, очень еще слабое) местные соц.-демократы. На громадных рабочих собраниях в несколько тысяч человек стали обсуждаться политические требования и вотироваться резолюции в пользу политической свободы. Петиция, выработанная рабочими, распадается, сообщают, на три части. Первая излагает требования прав для народа. Вторая – меры борьбы с бедностью народа. Третья – меры против угнетения труда капиталом. Требования первой части: неприкосновенность личности, свобода слова, собраний, совести; обязательное школьное обучение на средства государства, участие в законодательстве выборных представителей народа, равенство всех перед законом, ответственность министров, отмена выкупных платежей, дешевый кредит, постепенная раздача государственных земель народу, подоходный налог. (Если это сообщение верно, то оно показывает чрезвычайно интересное преломление в умах массы или ее малосознательных вождей программы социал-демократов.) Корреспондент английской газеты «The Standard» сообщает, что было три собрания 5 (18) янв. (одно в 4 тыс. чел., другое в 2000) и что приняты такие политические требования: 1) немедленный созыв учредительного собрания, избранного всеобщей подачей голосов; 2) прекращение войны; 3) полная амнистия политическим ссыльным и заключенным; 4) свобода печати и совести; 5) собраний и союзов. Заграничные газеты от 8 (21) янв. сообщают вести о готовящейся на воскресенье 9 (22) янв. демонстрации перед Зимним дворцом с подачей петиции «самому царю». Рабочие заявляют: свобода или смерть. Делегаты рабочих от Москвы и Либавы направляются в Петербург.

Таковы те ограниченные и не проверенные еще сведения, которыми мы располагаем в данный момент. Очевидно, что движение далеко не достигло еще высшей ступени развития и надо дождаться событий для полной оценки происходящего. Бросается в глаза поразительно быстрый переход движения с чисто экономической почвы на политическую почву, громадная солидарность и энергия десятков и сотен тысяч пролетариата – и все ото несмотря на отсутствие (или ничтожность) сознательного соц.-дем. воздействия. Примитивность социалистических воззрений у некоторых руководителей движения, живучесть наивной веры в царя у некоторых элементов рабочего класса не уменьшают, а скорее усиливают значение пробивающегося революционного инстинкта пролетариата. Политический протест передового угнетенного класса и его революционная энергия прорываются через все преграды и внешние – в виде полицейских запретов и внутренние – в виде неразвитости и отсталости идей некоторых вожаков. Работа социал-демократии в течение последних десяти лет и уроки рабочего движения за это время принесли свои плоды, разлив идеи социализма и политической борьбы по самым широким каналам. Пролетариат показывает на деле, что на арене политического движения в России не две силы (самодержавие и буржуазное общество), как малодушно готовы были думать некоторые. Пролетариат показывает нам действительно высокие формы мобилизации революционных классовых сил; мобилизация примыкает, разумеется, не к второстепенным манифестациям в какой-нибудь городской думе, а к массовым движениям вроде ростовской демонстрации и южных стачек 1903 года. И эта новая и высшая мобилизация революционных сил пролетариата семимильными шагами приближает нас к еще более решительному, еще более сознательному выступлению его на бой с самодержавием!

Написано 8 (21) января 1905 г.

Напечатано 24 (11) января 1905 г. в газете «Вперед» № 3

Печатается по тексту газеты

Революция в России

{79}

Женева, 10 (23) января.

Рабочий класс, как будто остававшийся долго в стороне от буржуазного оппозиционного движения, поднял свой голос. С головокружительной быстротой догнали широкие рабочие массы своих передовых товарищей, сознательных социал-демократов. Петербургское рабочее движение шло за эти дни поистине семимильными шагами. Экономические требования сменяются политическими. Стачка становится всеобщей и приводит к неслыханно колоссальной демонстрации; престиж царского имени рушится навсегда. Начинается восстание. Сила против силы. Кипит уличный бой, воздвигаются баррикады, трещат залпы и грохочут пушки. Льются ручьи крови, разгорается гражданская война за свободу. К пролетариату Петербурга готовы примкнуть Москва и Юг, Кавказ и Польша. Лозунгом рабочих стало: смерть или свобода!

Сегодняшний и завтрашний день решат многое. Каждый час меняет положение. Телеграф приносит захватывающие дух известия, и всякие слова кажутся теперь слабыми по сравнению с переживаемыми событиями. Каждый должен быть готов исполнить свой долг революционера и социал-демократа.

Да здравствует революция!

Да здравствует восставший пролетариат!

«Вперед» № 3, 24 (11) января 1905 г.

Печатается по тексту газеты «Вперед»

Рабочая и буржуазная демократия

Вопрос об отношении социал-демократии или рабочей демократии к демократии буржуазной есть старый и в то же время вечно новый вопрос. Он стар, ибо выдвинут с тех самых пор, как возникла социал-демократия. Его теоретические основы выяснены еще в самых ранних произведениях марксистской литературы, в «Коммунистическом манифесте» и в «Капитале». Он вечно нов, ибо каждый шаг в развитии каждой капиталистической страны дает особое, оригинальное сочетание различных оттенков буржуазной демократии и различных течений в социалистическом движении.

И у нас в России этот старый вопрос сделался особенно новым в настоящее время. Чтобы отчетливее выяснить себе теперешнюю постановку, мы начнем с небольшой исторической справки. Старое русское революционное народничество стояло на утопической, полуанархической точке зрения. Мужика-общинника считали готовым социалистом. За либерализмом образованного русского общества ясно видели вожделения русской буржуазии. Борьба за политическую свободу отрицалась, как борьба за учреждения, выгодные буржуазии. Народовольцы сделали шаг вперед, перейдя к политической борьбе, но связать ее с социализмом им не удалось. Ярко социалистическая постановка вопроса была даже затемнена, когда падающую веру в социалистичность нашей общины стали подновлять теориями в духе г-на В. В. о неклассовом, небуржуазном характере русской демократической интеллигенции. Этим положено было начало тому, что народничество, прежде безусловно отрицавшее буржуазный либерализм, стало постепенно сливаться с этим последним в одно либерально-народническое направление. Буржуазно-демократическая сущность русского интеллигентского движения, начиная от самого умеренного, культурнического, и кончая самым крайним, революционно-террористическим, стала выясняться все более и более, одновременно с появлением и развитием пролетарской идеологии (социал-демократии) и массового рабочего движения. Но рост этого последнего сопровождался расколом среди социал-демократов. Ясно обнаружилось революционное и оппортунистическое крыло социал-демократии, выражавшие первое – пролетарские, второе – интеллигентские тенденции нашего движения. Легальный марксизм скоро на деле оказался «отражением марксизма в буржуазной литературе» и через бернштейнианский оппортунизм дошел прямиком до либерализма. «Экономисты» в социал-демократии, с одной стороны, увлекались полуанархической концепцией чисто рабочего движения, считали поддержку буржуазной оппозиции социалистами изменой классовой точке зрения, заявляли, что буржуазная демократия в России есть фантом. С другой стороны, «экономисты» другого оттенка, увлекаясь тем же чисто рабочим движением, упрекали революционных социал-демократов в игнорировании той общественной борьбы с самодержавием, которую ведут наши либералы, земцы, культурники. Старая «Искра» показывала элементы буржуазной демократии в России еще тогда, когда многие не видели их. Она требовала поддержки этой демократии пролетариатом (см. № 2 «Искры» о поддержке студенческого движения, № 8 о нелегальном земском съезде, № 16 о либеральных предводителях дворянства, № 18 о брожении в земстве и др.)· Она отмечала постоянно классовый, буржуазный характер либерального и радикального движения и говорила по адресу виляющих освобожденцев: «Пора бы понять ту нехитрую истину, что действительная (а не словесная) совместность борьбы с общим врагом обеспечивается не политиканством, не тем, что покойный Степняк однажды назвал самоурезываньем и самозапрятываньем, не условной ложью дипломатического взаимопризнанья, а фактическим участием в борьбе, фактическим единством борьбы. Когда у немецких соц.-дем. борьба против военно-полицейской и феодально-клерикальной реакции действительно становилась общей с борьбой какой-либо настоящей партии, опирающейся на известный класс народа (напр., либеральную буржуазию), тогда совместность действия устанавливалась без фразерства о взаимопризнании» (№ 26).

Эта постановка вопроса старой «Искрой» вплотную подводит нас к теперешним спорам об отношении социал-демократов к либералам. Как известно, начались эти споры со второго съезда, вынесшего две резолюции, соответствующие точке зрения большинства (резолюция Плеханова) и меньшинства (резолюция Старовера). Первая резолюция точно указывает классовый характер либерализма, как движения буржуазии, и выдвигает на первый план задачу выяснять пролетариату антиреволюционный и противопролетарский характер главного либерального направления (освобожденства). Признавая необходимость поддержки пролетариатом буржуазной демократии, эта резолюция не впадает в политиканское взаимопризнанье, а в духе старой «Искры» сводит дело к совместности в борьбе: «поскольку буржуазия является революционной или только оппозиционной в своей борьбе с царизмом», постольку соц.-демократы «должны поддерживать» ее.

Наоборот, резолюция Старовера не дает классового анализа либерализма и демократизма. Она полна добрых намерений, она сочиняет условия соглашения возможно более высокие и хорошие, но, к сожалению, – фиктивные, словесные: либералы или демократы должны заявить то-то, не выставлять требований таких-то, сделать своим лозунгом то-то. Как будто бы история буржуазной демократии везде и всюду не предостерегала рабочих от веры в заявления, требования и лозунги! Как будто бы история не показывала нам сотни примеров, когда буржуазные демократы выступали с лозунгами не только полной свободы, но и равенства, с лозунгами социализма, не переставая от этого быть буржуазными демократами и внося этим еще больше «затемнения» сознания пролетариата! Интеллигентское крыло социал-демократии хочет бороться против этого затемнения предъявлением условий буржуазным демократам о незатемнении. Пролетарское крыло борется анализом классового содержания демократизма. Интеллигентское крыло гонится за словесными условиями соглашений. Пролетарское – требует фактической совместности борьбы. Интеллигентское крыло сочиняет мерку хорошей, доброй и заслуживающей соглашения с нею буржуазии. Пролетарское никакой доброты от буржуазии не ожидает, а поддерживает всякую, хотя бы и самую худую буржуазию – постольку, поскольку она на деле борется против царизма. Интеллигентское крыло сбивается на точку зрения торгашества: если встанете на сторону социал-демократов, а не соц.-революционеров, тогда мы согласны войти в соглашение против общего врага, а то так нет. Пролетарское крыло стоит на точке зрения целесообразности: мы вас поддерживаем исключительно в зависимости от того, можем ли мы ловчее нанести хоть какой-нибудь удар нашему врагу.

Все недостатки резолюции Старовера выступили воочию при первом же ее соприкосновении с действительностью. Таким соприкосновением явился знаменитый план редакции новой «Искры», план «высшего типа мобилизации», в связи с принципиальными рассуждениями № 77 (передовица: «Демократия на распутьи») и № 78 (фельетон Старовера). О плане была уже речь в брошюре Ленина, а на рассуждениях придется остановиться здесь.

Основной мыслью (или, вернее, основным недомыслием) указанных рассуждений новой «Искры» является различение между земцами и буржуазной демократией. Это различение проходит красной нитью через обе статьи, причем внимательный читатель видит, что вместо термина буржуазная демократия и наряду с ним употребляются, как равнозначащие, термины: демократия, радикальная интеллигенция (sic!), нарождающаяся демократия, интеллигентная демократия. Это различение возводится новой «Искрой», со свойственною ей скромностью, в великое открытие, в оригинальную концепцию, «которой не дано было уразуметь» бедному Ленину. Это различение прямо связывается с тем новым методом борьбы, о котором мы так много наслышаны и от Троцкого и от редакции «Искры» непосредственно, – именно: земский либерализм, дескать, «годен разве на то, чтобы его бичевали скорпионами», а интеллигентная демократия годна на соглашения с нами. Демократия должна действовать самостоятельно в качестве самостоятельной силы. «Российский либерализм, от которого отнята его исторически необходимая часть, его движущий нерв (слушайте!), его буржуазно-демократическая половина, годен разве на то, чтобы его бичевали скорпионами». В ленинской концепции «русского либерализма не было места таким общественным элементам, на которые социал-демократия могла бы оказать когда бы то ни было (!) свое воздействие в качестве авангарда демократии».

Такова новая теория. Как и все новые теории теперешней «Искры», она представляет из себя сплошную путаницу. Во-первых, неосновательна и смешна претензия на приоритет в открытии интеллигентной демократии. Во-вторых, неверно различение земского либерализма и буржуазной демократии. В-третьих, несостоятельно мнение, что интеллигенция может стать самостоятельной силой. В-четвертых, несправедливо утверждение, что земский либерализм (без «буржуазно-демократической» половины) годен лишь для бичевания и т. д. Разберем все эти пункты.

Ленин будто бы игнорировал нарождение интеллигентной демократии и третьего элемента.

Открываем «Зарю» № 2–3. Берем то самое «Внутреннее обозрение», которое цитируется в фельетоне Старовера. Читаем заголовок отдела третьего: «Третий элемент». Перелистываем этот отдел и читаем о «росте числа и влияния служащих в земстве врачей, техников и т. п.», читаем о «непокорном экономическом развитии, вызывающем потребность в интеллигентах, число которых все возрастает», о «неизбежности конфликтов этих интеллигентов с бюрократией и с управскими воротилами», о «прямо эпидемическом характере этих конфликтов в последнее время», о «непримиримости самодержавия с интересами интеллигенции вообще», читаем прямой призыв этих элементов «под знамя» социал-демократии…

Не правда ли, хорошо? Новооткрытая интеллигентная демократия и необходимость ее призыва под знамя социал-демократии «открыты» зловредным Лениным три года тому назад!

Конечно, тогда не было еще открыто противопоставление земцев и буржуазной демократии. Но это противопоставление так же умно, как если бы мы сказали: Московская губерния и территория Российской империи. Земцы-цензовики и предводители дворянства суть демократы, поскольку они выступают против самодержавия и крепостничества. Их демократизм ограничен, узок и непоследователен, как ограничен, узок и непоследователен в разных степенях весь и всякий буржуазный демократизм. Передовица № 77 «Искры» анализирует наш либерализм, деля его на группы: 1) крепостники-помещики; 2) либералы-помещики; 3) интеллигенция либеральная, стоящая за цензовую конституцию, и 4) крайняя левая – демократическая интеллигенция. Этот анализ – неполный и путаный, ибо интеллигентские деления смешиваются с делением разных классов и групп, интересы которых выражает интеллигенция. Кроме интересов широкого слоя помещиков, русский буржуазный демократизм отражает интересы массы торговцев и промышленников, преимущественно средних и мелких, а также (что особенно важно) массы хозяев и хозяйчиков среди крестьянства. Игнорирование этого наиболее широкого слоя русской буржуазной демократии есть первый пробел в анализе «Искры». Второй пробел есть забвение того, что русская демократическая интеллигенция не случайно, а необходимо распадается, по своей политической позиции, на три русла: освобожденское, социалистско-революционное и социал-демократическое. Все эти направления имеют за собой длинную историю и каждое выражает (с возможной в самодержавном государстве определенностью) точку зрения умеренных и революционных идеологов буржуазной демократии и точку зрения пролетариата. Нет ничего курьезнее, как невинное пожелание новой «Искры»: «демократия должна действовать в качестве самостоятельной силы», причем тут же рядом демократия отождествляется с радикальной интеллигенцией! Новая «Искра» позабыла, что радикальная интеллигенция, или интеллигентная демократия, ставшая «самостоятельной силой», это и есть наша «партия социалистов-революционеров»! Иной «крайней левой» у нашей демократической интеллигенции не могло и быть. Но само собой разумеется, что о самостоятельной силе такой интеллигенции можно говорить только в ироническом или только в бомбистском смысле слова. Стоять на почве буржуазной демократии и двигаться влево от «Освобождения», значит двигаться к социалистам-революционерам и никуда более.

Наконец, еще менее выдерживает критику последнее новое открытие новой «Искры», именно, что «либерализм без буржуазно-демократической половины» годен разве на то, чтобы его бичевали скорпионами, что «идею гегемонии разумнее выбросить за борт», если не к кому обращаться, кроме земцев. Всякий либерализм годен на то, чтобы социал-демократия поддерживала его ровно постольку, поскольку он на деле выступает борцом против самодержавия. Именно эта поддержка единственным последовательным до конца демократом, т. е. пролетариатом, всех непоследовательных (т. е. буржуазных) демократов и осуществляет идею гегемонии. Только мелкобуржуазное, торгашеское понимание гегемонии видит суть ее в соглашении, во взаимопризнании, в словесных условиях. С пролетарской точки зрения гегемония в войне принадлежит тому, кто борется всех энергичнее, кто пользуется всяким поводом для нанесения удара врагу, у кого слово не расходится с делом, кто является поэтому идейным вождем демократии, критикующим всякую половинчатость. Глубоко ошибается новая «Искра», думая, что половинчатость есть моральное, а не политико-экономическое свойство буржуазной демократии, думая, что можно и должно подыскать такую мерку половинчатости, до которой либерализм заслуживает лишь скорпионов, за которой он заслуживает соглашения. Это именно значит «заранее определять меру допустимой подлости». В самом деле, вдумайтесь в следующие слова: ставить условием соглашения с оппозиционными группами признание ими всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права, значит «преподносить им неотразимый реактив своего требования, лакмусову бумажку демократизма, и класть на весы их политического расчета всю ценность пролетарского содействия» (№ 78). Как красиво это написано! и как хочется сказать автору этих красивых слов, Староверу: друг мой, Аркадий Николаевич, не говори красиво! Г-н Струве одним почерком пера отразил неотразимый реактив Старовера, когда написал в программе «Союза освобождения» всеобщее избирательное право. И тот же самый Струве на деле уже не раз доказал нам, что все эти программы для либералов – простая бумажка, не лакмусова, а обыкновенная бумажка, ибо буржуазному демократу ничего не стоит сегодня написать одно, а завтра другое. Этим свойством отличаются даже многие переходящие к социал-демократии буржуазные интеллигенты. Вся история европейского и русского либерализма показывает сотни примеров расхождения слова с делом, и именно поэтому наивно стремление Старовера придумать неотразимые бумажные реактивы. Это наивное стремление приводит Старовера и к той великой идее, что поддерживать несогласных на всеобщее избирательное право буржуа в их борьбе с царизмом – значит «сводить на нет идею всеобщего избирательного права»! Может быть, Старовер напишет нам еще один красивый фельетон, доказывая, что, поддерживая монархистов в их борьбе с самодержавием, мы сводим на нет «идею» республики? В том-то и беда, что мысль Старовера беспомощно вертится в рамках условий, лозунгов, требований, заявлений и упускает из виду единственный реальный критерий: степень фактического участия в борьбе. От этого на практике неизбежно получается подкрашивание радикальной интеллигенции, с которой объявляется возможным «соглашение». Интеллигенция, в насмешку над марксизмом, объявляется «движущим нервом» (а не краснобайствующим слугой?) либерализма. Французские и итальянские радикалы награждаются званием людей, коим чужды антидемократические или антипролетарские требования, хотя всякий знает, что эти радикалы бесчисленное количество раз изменяли своим программам и затемняли сознание пролетариата, хотя в том же номере (№ 78) «Искры» на следующей (7-ой) странице вы можете прочитать, как монархисты и республиканцы в Италии оказались «заодно в борьбе с социализмом». Резолюция саратовских интеллигентов (санитарного общества) о необходимости участия представителей всего народа в законодательстве объявляется «действительным голосом (!!) демократии» (№77). Практический план участия пролетариев в земской кампании сопровождается советом «вступить в некоторое соглашение с представителями левого крыла оппозиционной буржуазии» (знаменитое соглашение о непроизведении панического страха). На вопрос Ленина, куда девались пресловутые староверовские условия соглашений, редакция новой «Искры» отвечала:

«Эти условия должны быть всегда в памяти членов партии, и последние, зная, на каких условиях партия только и согласна формально вступить в политические соглашения с демократической партией, морально обязаны и при частных соглашениях, о которых идет речь в письме, строго различать между надежными представителями буржуазной оппозиции – действительными демократами, и либеральными пенкоснимателями» [39] .

Со ступеньки на ступеньку. Наряду с партийным соглашением (единственно допустимым, по резолюции Старовера) явились частные соглашения в отдельных городах. Наряду с формальными соглашениями явились моральные. Словесное признание «условий» и их «моральной» обязательности оказалось дающим звание «надежного» и «действительного демократа», хотя всякий ребенок понимает, что десятки и сотни земских говорунов сделают любые словесные заявления, уверят даже честным словом радикала, что они социалисты, лишь бы успокоить социал-демократов.

Нет, пролетариат не пойдет на эту игру с лозунгами, заявлениями и соглашениями. Пролетариат никогда не забудет, что надежными демократами не могут быть буржуазные демократы. Пролетариат будет поддерживать буржуазную демократию не на основании сделок с ней о непроизведении панического страха, не на основании веры в ее надежность, а поддерживать тогда и постольку, когда и поскольку она на деле борется с самодержавием. Такая поддержка необходима в интересах достижения самостоятельных социально-революционных целей пролетариата.

«Вперед» № 3, 24 (11) января 1905 г.

Печатается по рукописи

От народничества к марксизму

Наши тартюфы

В только что полученном нами № 83 «Искры» помещено заявление меньшевиков и ЦК о «полном прекращении организационной обособленности меньшинства». «Меньшинство, – уверяют нас, – перестает считать себя стороной, и. впредь не может быть речи ни о бойкоте ЦК, ни о предъявлении к нему ультимативных требований». Чуточку запоздало это заявление! Партия знает теперь из брошюры Ленина («Заявление и документы о разрыве центральных учреждений с партией»), что «ультимативные требования» кооптации Попова, Фишера и Фомина уже исполнены, но только тайком, с обманом партии. Ультимативное требование сорвать путем таких же обманов III съезд равным образом исполнено. Дезорганизация местной работы продолжается, и так называемый ЦК утвердил уже в Санкт-Петербурге (по сообщению «Искры») «особую организацию» или группу, «ввиду явной невозможности для ее многочисленных (?) членов работать под руководством местного комитета».

Таким образом, все то, что говорило и предсказывало «большинство», начиная с «письма» Ленина («Почему я вышел из редакции», декабрь 1903 г.) и кончая брошюрой Орловского «Совет против партии», подтверждено теперь событиями целиком и безусловно. Реальным объектом полуторагодовой борьбы была кооптация четырех в ЦО и трех в Центральный Комитет. Ради кооптации была придумана теорий организации-процесса и кучка «принципиальных» разногласий. Ради этой кооптации наши центры совершенно порвали теперь с партией и порывают с местными комитетами, с каждым поодиночке. Правильность нашего лозунга: «большинство должно прекратить все и всякие отношения с дезорганизаторами» («Вперед» № 1, «Пора кончить») – вполне подтверждается.

Крайне интересно также следующее место из заявления «Искры»: «Решение уполномоченных (меньшинства) было предложено на обсуждение всех сторонников меньшинства, работающих в Киевском, Харьковском, Донском, Кубанском, Петербургском, Одесском комитетах, Донецком и Крымском союзах и других партийных организациях». Итак, после почти полуторагодовой отчаянной кампании, при помощи ЦО, Совета и (начиная с мая месяца) ЦК, заграничный кружок завоевал себе всего пять русских комитетов из 20-ти бывших на II съезде!. Вне комитетов заметные группы, удостоившиеся перечисления в «Искре», создались только в двух городах, Петербурге и Одессе. Кубанский комитет, очевидно, испечен в самое последнее время для лишней пары голосов.

Следовательно, «Искра», орган меньшинства, подтверждает теперь, в январе, правильность той характеристики положения партийных дел, которую в сентябре дал другой меньшевик. Именно, агент ЦК, сочувствующий меньшинству и ныне кооптированный в ЦК писал в сентябре члену ЦК Глебову, что «в России меньшинство бессильно», что за ним лишь четыре комитета. Это бессилие заграничного кружка и заставило его пойти на бонапартистский переворот в ЦК и на уклонение, путем обмана, от III съезда.

«Вперед» № 3, 24 (11) января 1905 г.

Печатается по тексту газеты «Вперед», сверенному с рукописью

Начало революции в России

Женева, среда 25 (12) января.

Величайшие исторические события происходят в России. Пролетариат восстал против царизма. Пролетариат был доведен до восстания правительством. Теперь вряд ли возможны сомнения в том, что правительство умышленно давало сравнительно беспрепятственно развиться стачечному движению и начаться широкой демонстрации, желая довести дело до применения военной силы. И оно довело до этого! Тысячи убитых и раненых – таковы итоги кровавого воскресенья 9 января в Петербурге. Войско победило безоружных рабочих, женщин и детей. Войско одолело неприятеля, расстреливая лежавших на земле рабочих. «Мы дали им хороший урок!», – с невыразимым цинизмом говорят теперь царские слуги и их европейские лакеи из консервативной буржуазии.

Да, урок был великий! Русский пролетариат не забудет этого урока. Самые неподготовленные, самые отсталые слои рабочего класса, наивно верившие в царя и искренне желавшие мирно передать «самому царю» просьбы измученного народа, все они получили урок от военной силы, руководимой царем или дядей царя, великим князем Владимиром.

Рабочий класс получил великий урок гражданской войны; революционное воспитание пролетариата за один день шагнуло вперед так, как оно не могло бы шагнуть в месяцы и годы серой, будничной, забитой жизни. Лозунг геройского петербургского пролетариата «смерть или свобода!» эхом перекатывается теперь по всей России. События развиваются с поразительной быстротой. Всеобщая стачка в Петербурге растет. Вся промышленная, общественная и политическая жизнь парализована. В понедельник 10 января столкновения рабочих с войском становятся ожесточеннее. Вопреки лживым правительственным сообщениям, кровь льется во многих и многих частях столицы. Поднимаются рабочие Колпина. Пролетариат вооружается и вооружает народ. Рабочие захватили, говорят, Сестрорецкий оружейный склад. Рабочие запасаются револьверами, куют себе оружие из своих инструментов, добывают бомбы для отчаянной борьбы за свободу. Всеобщая стачка охватывает провинции. В Москве 10 000 человек уже бросило работу. На завтра (четверг 13 января) назначена всеобщая стачка в Москве. Вспыхнул мятеж в Риге. Манифестируют рабочие в Лодзи, готовится восстание Варшавы, происходят демонстрации пролетариата в Гельсингфорсе. В Баку, Одессе, Киеве, Харькове, Ковне и Вильне растет брожение рабочих и ширится забастовка. В Севастополе горят склады и арсенал морского ведомства, и войско отказывается стрелять в восставших матросов. Стачка в Ревеле и в Саратове. Вооруженное столкновение с войском рабочих и запасных в Радоме.

Революция разрастается. Правительство начинает уже метаться. От политики кровавой репрессии оно пытается перейти к экономическим уступкам и отделаться подачкой или обещанием девятичасового рабочего дня. Но урок кровавого дня не может пройти даром. Требование восставших петербургских рабочих – немедленный созыв учредительного собрания на основе всеобщего, прямого, равного и тайного избирательного права – должно стать требованием всех бастующих рабочих. Немедленное низвержение правительства – вот лозунг, которым ответили на бойню 9-го января даже верившие в царя петербургские рабочие, ответили устами их вождя, священника Георгия Гапона, который сказал после этого кровавого дня: «у нас нет больше царя. Река крови отделяет царя от народа. Да здравствует борьба за свободу!»

Да здравствует революционный пролетариат! – скажем мы. Всеобщая стачка поднимает и мобилизует все более широкие массы рабочего класса и городской бедноты. Вооружение народа становится одной из ближайших задач революционного момента.

Только вооруженный народ может быть действительным оплотом народной свободы. И чем скорее удастся вооружиться пролетариату, чем дольше продержится он на своей военной позиции забастовщика-революционера, тем скорее дрогнет войско, тем больше найдется среди солдат людей, которые поймут, наконец, что они делают, которые станут на сторону народа против извергов, против тирана, против убийц безоружных рабочих, их жен и детей. Как бы ни кончилось теперешнее восстание в самом Петербурге, во всяком случае оно неизбежно и неминуемо станет первой ступенью к еще более широкому, более сознательному, более подготовленному восстанию. Правительству, может быть, удастся отсрочить час расплаты, но отсрочка только сделает более грандиозным следующий шаг революционного натиска. Отсрочкой только воспользуется социал-демократия для сплочения рядов организованных бойцов и распространения вестей о почине петербургских рабочих. Пролетариат будет примыкать к борьбе, оставляя фабрики и заводы, готовя себе вооружение. В среду городской бедноты, в среду миллионов крестьянства будут шире и шире нестись лозунги борьбы за свободу. Революционные комитеты будут основываться на каждой фабрике, в каждом районе города, в каждом значительном селе. Восставший народ станет низвергать все и всяческие правительственные учреждения царского самодержавия, провозглашая немедленный созыв учредительного собрания.

Немедленное вооружение рабочих и всех граждан вообще, подготовка и организация революционных сил для уничтожения правительственных властей и учреждений – вот та практическая основа, на которой могут и должны соединиться для общего удара все и всякие революционеры. Пролетариат всегда должен идти своим самостоятельным путем, не ослабляя своей связи с социал-демократической партией, памятуя о своих великих конечных целях избавления всего человечества от всякой эксплуатации. Но эта самостоятельность социал-демократической пролетарской партии никогда не заставит нас забыть о важности общего революционного натиска в момент настоящей революции. Мы, социал-демократы, можем и должны идти независимо от революционеров буржуазной демократии, охраняя классовую самостоятельность пролетариата, но мы должны идти рука об руку во время восстания, при нанесении прямых ударов царизму, при отпоре войску, при нападениях на бастилии проклятого врага всего русского народа.

На пролетариат всей России смотрит теперь с лихорадочным нетерпением пролетариат всего мира. Низвержение царизма в России, геройски начатое нашим рабочим классом, будет поворотным пунктом в истории всех стран, облегчением дела всех рабочих всех наций, во всех государствах, во всех концах земного шара. И пусть каждый социал-демократ, пусть каждый сознательный рабочий помнит о том, какие величайшие задачи всенародной борьбы лежат теперь на его плечах. Пусть не забывает, что он представляет нужды и интересы и всего крестьянства, всей массы трудящихся и эксплуатируемых, всего народа против общенародного врага. У всех перед глазами стоит теперь пример героев-пролетариев Петербурга.

Да здравствует революция!

Да здравствует восставший пролетариат!

«Вперед» № 4, 31 (18) января 1905 г.

Печатается по тексту газеты «Вперед»

Революционные дни

Царский мир

Заграничные газеты сообщили, что на последних совещаниях в Царском Селе (после победы 9-го января) при царе или без него оживленно обсуждался вопрос о желательности мира с Японией. В принципе теперь все окружающие обожаемого монарха стоят уже за мир. Число государственных сановников, десять дней тому назад бывших безусловно за продолжение войны, значительно убыло теперь, и многие из них стали уже убежденными сторонниками мира.

К сведению тех глупеньких социал-демократов из так называемого ЦО нашей партии, которые не понимали, что фразы о «мире во что бы то ни стало», оставаясь пустыми фразами (ибо никто не спрашивал о мнениях социал-демократов и от их мнения ничего не зависело), на деле, при данной конъюнктуре, служили лишь на руку испуганным сторонникам самодержавия. Наши новоискровцы прозевали поворот в настроении всей европейской буржуазии (начавшей с сочувствия Японии и ставшей давно уже переходить на сторону России из боязни революции – ср. «Frankfurter Zeitung» и др.). Теперь они прозевывают, как пустые банальные фразы о мире во что бы то ни стало начинают утилизировать в своих целях и петербургские Угрюм-Бурчеевы.

Написано 19 января (1 февраля) 1905 г.

Впервые напечатано в 1931 г. в Ленинском сборнике XVI

Печатается по рукописи

Краткий очерк раскола в РСДРП

{88}

Трепов хозяйничает

Свирепая расправа со всеми недовольными сделалась лозунгом правительства после 9-го января. Во вторник генерал-губернатором Петербурга с диктаторскими полномочиями был назначен Трепов, один из наиболее ненавидимых всей Россией слуг царизма, прославившийся в Москве своей свирепостью, грубостью и участием в зубатовских попытках развращения рабочих.

Аресты посыпались как из рога изобилия. Взяты прежде всего члены либеральной депутации, которая в субботу поздно вечером ездила к Витте и к Святополку-Мирскому просить правительство о том, чтобы петиция рабочих была принята и чтобы войско не отвечало выстрелами на мирную демонстрацию. Само собою разумеется, что эти просьбы ни к чему не привели: Витте отослал депутацию к Святополку-Мирскому, последний отказался ее принять. Товарищ министра внутренних дел Рыдзевский принял депутацию очень сухо, заявил, что убеждать надо не правительство, а рабочих, что правительство прекрасно осведомлено о всем, что происходит, и что оно приняло уже решения, которые не могут быть изменены ни по каким ходатайствам. Интересно, что собрание либералов, выбравшее эту депутацию, поднимало вопрос и о том, чтобы отговорить рабочих от шествия к Зимнему дворцу, но присутствовавший на собрании друг Гапона заявил, что это бесполезно, что решение рабочих бесповоротно. (Сведения, сообщенные г. Диллоном, корреспондентом английской газеты «The Daily Telegraph», и подтвержденные впоследствии другими корреспондентами.)

Арестованным членам депутации – Гессену, Арсеньеву, Карееву, Пешехонову, Мякотину, Семевскому, Кедрину, Шнитникову, Иванчину-Писареву и Горькому (взят в Риге и отвезен в Петербург) предъявили нелепейшее обвинение в намерении сорганизовать «временное правительство России» на другой день после революции. Понятно, что это обвинение падает само собой. Многие из взятых (Арсеньев, Кедрин, Шнитников) уже выпущены. За границей началась энергичная кампания среди образованного буржуазного общества в пользу Горького, и ходатайство пред царем об его освобождении было подписано многими выдающимися германскими учеными и писателями. Теперь к ним присоединились ученые и литераторы Австрии, Франции и Италии.

В пятницу вечером были взяты четыре сотрудника газеты «Наша Жизнь» : Прокопович с женой, Хижняков и Яковлев (Богучарский). Из сотрудников газеты «Наши Дни» взят Ганейзер в субботу утром. Полиция особенно усердно ищет денег, посланных из-за границы на стачечников или в помощь вдовам и сиротам убитых. Арестуют массами: номер бумажки об аресте Богучарского был 53-ий, а Хижнякова – 109-ый. В субботу в редакциях обеих названных газет были обыски и взяты все без исключения рукописи, в том числе подробные отчеты о событиях за всю неделю, отчеты, составленные и подписанные достоверными свидетелями-очевидцами, записавшими все, что они видели, в поучение грядущим поколениям. Весь этот материал никогда не увидит теперь света.

В среду число арестованных было до того велико, что приходилось сажать по два и по три в одну камеру. С рабочими новый диктатор совсем уже не церемонится. С четверга начали хватать их кучами и высылать на родину. Там они будут, разумеется, распространять вести о событиях девятого января и проповедовать борьбу с самодержавием.

Трепов берется за свою старую московскую политику: приманивать массу рабочих экономическими подачками.

Предприниматели собираются вместе с министром финансов и обдумывают различные уступки рабочим, говорят о 9-часовом рабочем дне. Министр финансов принимает во вторник депутацию рабочих, обещает экономические реформы, предостерегает от политической агитации.

Полиция из кожи лезет, чтобы посеять недоверие и вражду между населением вообще и рабочими. От среды в заграничные газеты передают самым определенным образом, что полиция старается напугать жителей Петербурга сенсационными россказнями о грабежах и предпринимаемых будто бы стачечниками кровавых действиях. Даже товарищ министра внутренних дел Рыдзевский уверял во вторник одного посетителя, что стачечники собираются грабить, жечь, разрушать, убивать. Стачечники заявляли, где могли, – по крайней мере, сознательные вожди их, – что это клевета. Полиция сама подсылала провокаторов и дворников бить стекла, жечь газетные киоски и грабить лавки, чтобы терроризировать население. Рабочие же на самом деле вели себя настолько мирно, что возбуждали этим удивление корреспондентов заграничных газет, которые видели ужасы 9-го января.

Полицейские агенты заняты теперь новой «рабочей организацией». Они подбирают подходящих рабочих, распределяют между ними деньги, науськивают их на студентов и на литераторов, восхваляют «истинную народную политику царя-батюшки». Среди двух-трех сотен тысяч необразованных, придавленных голодом рабочих нетрудно найти несколько тысяч, которые поддадутся на эту удочку. Эти последние и будут «организованы», их заставят проклинать «либеральных обманщиков» и громко заявлять, что их обманули в прошлое воскресенье. Затем эти отбросы рабочего класса выберут депутацию, которая будет «смиренно просить царя позволить им припасть к его стопам и каяться в их преступлениях, совершенных в прошлое воскресенье». «По моим сведениям, – продолжает корреспондент, – именно все это и налаживает теперь полиция. Когда эта организация будет закончена, его величество всемилостивейше соизволит принять депутацию в манеже, который будет специально приготовлен для этой цели. В трогательной речи заявит он о своем отеческом попечении о рабочих и о мерах к улучшению их положения».

P. S. Эти строки были уже набраны, когда мы узнали из телеграмм, что предсказания английского корреспондента оправдались. Царь принял у себя в Царском депутацию из 34 рабочих, подобранных полицией, и сказал полную казенного лицемерия речь об отеческом попечении правительства и о прощении преступлений рабочих. Эта гнусная комедия не обманет, конечно, русский пролетариат, который никогда не забудет кровавого воскресенья. Пролетариат поговорит еще с царем иным языком!

«Вперед» № 5, 7 февраля (25 января) 1905 г.

Печатается по тексту газеты «Вперед»

Петербург после 9-го января

В понедельник, 10 января, Петербург имел вид города, только что завоеванного неприятелем. По улицам постоянно проезжают патрули казаков. Там и здесь видны возбужденные группы рабочих. Вечером много улиц погружено в темноту. Электричества и газа нет. Аристократические дома охраняются группами дворников. Горящие газетные киоски бросают странное освещение на кучки народа.

На Невском были столкновения народа с войском. В толпу опять стреляли. Около Аничкова дворца было дано три залпа. Полиция закрывала оружейные магазины и убирала в подвалы оружие, принимая, очевидно, все меры к тому, чтобы помешать рабочим вооружаться. Чиновники правительственных учреждений чувствовали себя особенно встревоженными, боясь поджогов и взрывов, и удирали в панике из Петербурга.

На Васильевском Острове взятые в воскресенье войсками баррикады снова были возобновлены в понедельник и снова взяты солдатами.

Газет нет. Учебные заведения закрыты. Рабочие на массе частных собраний обсуждают события и меры сопротивления. Толпы сочувствующих, особенно студентов, осаждают больницы.

Сообщают, что колпинские рабочие в числе 20–30 тысяч двинулись во вторник утром с петицией к Царскому Селу. Царскосельский гарнизон выслал навстречу им полк пехоты и полевую батарею. В пяти верстах от Колпина произошло столкновение, войска стреляли и окончательно отбили и разогнали рабочих в 4 часа пополудни. Много убитых и раненых. Рабочие дважды нападали на Царскосельскую железную дорогу, но были отбиты. На протяжении 7 верст рельсы были сорваны, и поезда утром не ходили.

Правительство хоронит ночью, тайком, жертвы кровавого, Владимирова воскресенья. Родственников и знакомых убитых нарочно обманывают, чтобы сделать невозможными демонстрации при похоронах. Целые вагоны трупов отправляются на Преображенское кладбище. В некоторых местах толпа все же пытается, несмотря на все предосторожности полиции, устроить демонстрацию в честь павших борцов за свободу.

Озлобление населения против войска громадное. Заграничные газеты передают со слов очевидцев, что во вторник, 11 января, на Большом проспекте казаки остановили конку, полную рабочих. Один из рабочих крикнул казакам: «Палачи!». Казаки остановили конку, заставили всех сидевших в ней выйти и избивали их саблями плашмя. Один из подвергшихся избиению был при этом ранен. Жители соседних домов пооткрывали окна и кричали казакам: «Убийцы! разбойники!». В пятницу в телеграммах сообщалось, что во время этого инцидента из конки выгнана была казаками также одна женщина. В испуге она уронила своего ребенка, который был раздавлен казацкими лошадьми («The Times»). Подобные победы наших войск над рабочими суть поистине пирровы победы.

«Вперед» № 5, 7 февраля (25 января) 1905 г.

Печатается по тексту газеты «Вперед»

Письмо А. А. Богданову и С. И. Гусеву

11.II.1905.

Рахметову, Харитону

Вчера отправил телеграмму о своем согласии на Ваши изменения, хотя совершенно не согласен с тем, что мог понять из Вашего письма. Но мне так опротивела эта волокита и такой насмешкой надо мной звучали Ваши вопросы, что я махнул рукой: лишь бы делали хоть что-нибудь! лишь бы выпускали какое угодно извещение о съезде, но выпускали, а не разговаривали о нем! Вы удивитесь слову: насмешка. А подумайте-ка, в самом деле: два месяца тому назад я посылаю свой проект всем членам бюро. Ни единый не интересуется им и не считает нужным обменяться взглядами!! А теперь: по телеграфу… эх-ма, толкуем мы об организации, о централизме, а на деле между самыми тесными товарищами центра такой разброд, такое кустарничество, что плюнуть хочется. Бундовцы вот не языкоблудствуют о централизме, а у них каждый пишет в центр еженедельно и связь фактически устанавливается. И стоит взять в руки их «Последние Известия», чтобы видеть эту связь. А у нас выходит 6-ой номер «Впереда» и от члена редакции (Рахметова) нет ни строчки ни о «Впереде», ни для «Впереда». У нас «говорят» о богатых литературных связях и в С.-Петербурге и в Москве, о молодых силах большинства, а мы здесь, через два месяца после призыва к работе (анонс о «Впереде» письмо о нем), не имеем ни слуху ни духу. А русские комитеты (Кавказ, Нижний, не говорю уже о Поволжье, юге) считают бюро совсем «мифом» и имеют на то полное право. О каком-то союзе С.-Петербургского комитета большинства с группой меньшевиков мы «слышали» от чужих людей, – и ни слова не имеем от своих. Отказываемся верить, чтобы такой самоубийственный и глупенький шаг могли сделать большевики. О конференции социал-демократов и о «блоке» «слышали» от чужих, а от своих ни звука, хотя говорят, что это fait accompli. Очевидно, еще раз захотелось большевикам, чтобы их провели.

Единственная наша сила – открытая прямота и сплоченность, энергия натиска. А люди, кажется, размякли по случаю «революции»!! Когда организованность во сто крат более нужна, они продаются дезорганизаторам. Из поправок к проекту декларации и съезда (изложенных в письме донельзя неясно) видно, что носятся с «лояльностью»: папаша прямо пишет это слово и добавляет: если не помянуть центров, никто на съезд не пойдет! Ну, господа, я держу пари, что если Вы так будете действовать, то Вы никогда не получите съезда и никогда не выйдете из-под башмака у бонапартистов ЦО и ЦК Собирать съезд против центров, коим выражено недоверие, собирать съезд от имени революционного бюро (несуществующего и фиктивного, если пресмыкаться перед лояльным уставом) и признавать безусловное право быть на съезде и 9-ти бонапартистам и Лиге (ха-ха!) и бонапартистским креатурам (новоиспеченные комитеты), это значит делать себя смешным и подрывать всякое уважение к себе. Можно и должно было пригласить центры, но признавать их решающий голос, это, повторяю, безумие. Конечно, центры все равно не пойдут на наш съезд, но к чему же давать повод лишний раз плюнуть себе в харю? К чему лицемерить и прятаться? Это прямо позор. Мы провозгласили раскол, мы зовем на съезд впередовцев, мы хотим организовать впередовскую партию и рвем, немедленно рвем все и всякие отношения с дезорганизаторами, – а нам толкуют о лояльности, прикидываются, будто возможен общий съезд «Искры» и «Впереда». Комедия какая-то! Разумеется, первый же день, первый час съезда (если он будет) рассеет эту комедию, но до съезда подобная фальшь навредит нам десятки и сотни раз.

Право, я часто думаю, что из большевиков 9/10 действительно формалисты. Либо мы сплотим действительно железной организацией тех, кто хочет воевать, и этой маленькой, но крепкой, партией будем громить рыхлое чудище новоискровских разношерстных элементов, либо мы докажем своим поведением, что мы заслуживали гибели, как презренные формалисты. Как это не понимают люди, что до бюро и до «Впереда» мы все сделали для спасения лояльности, для спасения единства, для спасения формальных, т. е. высших методов улажения конфликта!?!? Теперь же, после бюро, после «Впереда» раскол есть факт. И когда раскол стал фактом, стало видно, что мы материально слабее во много раз. Нам нужно еще превратить нашу моральную силу в материальную. У меньшевиков больше денег, больше литературы, больше транспортов, больше агентов, больше «имен», больше сотрудников. Было бы непростительным ребячеством не видеть этого. И если мы не хотим явить миру отвратительнейший образец высохшей и анемичной старой девы, гордой своей бесплодной моральной чистотой, то мы должны понять, что нам нужна война и военная организация. Только после долгой войны и только при условии великолепной организации может наша моральная сила превратиться в материальную.

Нужны деньги. Архинелеп план съезда в Лондоне , ибо это будет стоить вдвое больше. Мы не можем остановить «Впереда», а долгий отъезд остановит его. Съезд должен быть прост, короток, немногочисленен. Это – съезд для организации войны. По всему видно, что вы на этот счет делаете себе иллюзии.

Нужны сотрудники для «Впереда». Нас мало. Если не добавить 2–3 постоянных из России, тогда нечего и болтать вздора о борьбе с «Искрой». Нужны брошюры и листки, нужны дозарезу.

Нужны молодые силы. Я бы советовал прямо расстреливать на месте тех, кто позволяет себе говорить, что людей нет. В России людей тьма, надо только шире и смелее, смелее и шире, еще раз шире и еще раз смелее вербовать молодежь, не боясь ее. Время военное. Молодежь решит исход всей борьбы, и студенческая и еще больше рабочая молодежь. Бросьте все старые привычки неподвижности, чинопочитания и пр. Основывайте из молодежи сотни кружков впередовцев и поощряйте их работать вовсю. Расширяйте комитет втрое приемом молодежи, создавайте пяток или десяток подкомитетов, «кооптируйте» всякого и каждого честного и энергичного человека. Давайте право любому подкомитету писать и издавать листки без всякой волокиты (не беда, если ошибется: мы во «Впереде» «мягко» поправим). Надо с отчаянной быстротой объединять и пускать в ход всех революционно-инициативных людей. Не бойтесь их неподготовленности, не дрожите по поводу их неопытности и неразвитости. Во-1-х, если вы не сумеете организовать и подтолкнуть их, то они пойдут за меньшевиками и Талонами и той же своей неопытностью навредят впятеро больше. Во-2-х, учить будут теперь в нашем духе события. События уже учат всех и каждого именно во впередовском духе.

Только непременно организовывать, организовывать и организовывать сотни кружков, отодвигая совершенно на задний план обычные комитетские (иерархические) благоглупости. Время военное. Либо новые , молодые, свежие, энергичные военные организации повсюду для революционной социал-демократической работы всех сортов, всех видов и во всех слоях, – либо вы погибнете со славой «комитетских» людей с печатями.

Я об этом буду писать во «Впереде» и говорить на съезде. Пишу Вам, чтобы попытаться паки и паки вызвать на обмен мыслей, вызвать на то, чтобы с редакцией связали непосредственно десяток молодых, свежих рабочих (и других) кружков, хотя… хотя, между нами будь сказано, никакой надежды на осуществление этих дерзких пожеланий не питаю. Разве через два месяца запросите, чтобы я по телеграфу ответил, согласен ли на такие-то изменения «плана»… Заранее отвечаю, что на всё согласен… До свиданья на съезде.

P. S. Надо поставить себе задачей революционизировать доставку «Впереда» в Россию. Пропагандируйте самым широким образом подписку из Питера. Пусть студенты и особенно рабочие выписывают десятками и сотнями на свои собственные адреса. Бояться этого по нынешним временам смешно. Все перехватить никогда не сможет полиция. Будет доходить 1/2–1/3 и это уже очень много. Давайте эту мысль любому кружку молодежи, которая найдет и сотни своих путей за границу. Давайте шире адреса для посылки писем в «Вперед», как можно шире.

Впервые напечатано в 1925 г. в журнале «Пролетарская Революция» № 4 (39)

Печатается по рукописи

Первые уроки

Первая волна революционной бури отходит. Мы стоим накануне неизбежной и неминуемой второй волны. Пролетарское движение все ширится, раскинувшись теперь по самым далеким окраинам. Брожение и недовольство охватывает самые разнообразные и самые отсталые слои общества. Парализована торгово-промышленная жизнь, закрыты учебные заведения, бастуют, по примеру рабочих, земцы. В промежутке между массовыми движениями учащаются, как и всегда, единичные террористические акты: покушение на одесского полицмейстера, убийство на Кавказе, убийство прокурора сената в Гельсингфорсе. Правительство бросается от политики кровавой плети к политике посулов. Оно старается обмануть хоть кой-кого из рабочих комедией царского приема депутации. Оно старается отвлечь общественное внимание военными новостями и приказывает Куропаткину начать наступление на Хун-хо. 9-го января была бойня в Петербурге, 12-го начато было это бессмысленнейшее, с военной точки зрения, наступление, которое окончилось новым серьезным поражением царских генералов. Русские отбиты, потеряв, по сообщениям даже нововременского корреспондента, до 13 тысяч человек, т. е. раза в два более чем японцы. В области военного управления в Маньчжурии такое же разложение и деморализация, как и в Петербурге. В заграничной печати телеграммы, подтверждающие и опровергающие ссору Куропаткина с Гриппенбергом, сменяются телеграммами, подтверждающими и опровергающими весть о том, что партия великих князей поняла опасность войны для самодержавия и хочет возможно скорее добиться мира.

Неудивительно, что при таких условиях о революции в России не перестают говорить даже самые трезвенные буржуазные органы Европы. Революция растет и зреет с невиданной до 9-го января быстротой. Нагрянет ли вторая волна завтра, послезавтра или через месяцы, это зависит от массы обстоятельств, которых нельзя усчитать. Тем настоятельнее задача подвести некоторые итоги революционным дням и попытаться вывести уроки, которые могут пригодиться нам гораздо скорее, чем некоторые склонны ожидать.

Для правильной оценки революционных дней следует бросить общий взгляд на новейшую историю нашего рабочего движения. Почти 20 лет тому назад, в 1885 году, произошли первые крупные рабочие стачки в центральном промышленном районе, у Морозова и других. Тогда Катков писал о показавшемся на Руси рабочем вопросе. И с какой же поразительной быстротой развивался пролетариат, переходя от экономической борьбы к политическим демонстрациям, от демонстраций к революционному натиску! Припомним главные вехи пройденного пути. 1885 год – широкие стачки с ничтожным участием совершенно единичных, не сплоченных никакой организацией, социалистов. Общественное возбуждение по поводу стачек заставляет Каткова, верного пса самодержавия, говорить по поводу суда о «сто одном салютационном выстреле в честь показавшегося на Руси рабочего вопроса». Правительство идет на экономические уступки. 1891-ый год – участие петербургских рабочих в демонстрации на похоронах Шелгунова, политические речи на петербургской маевке. Перед нами социал-демократическая демонстрация передовиков-рабочих при отсутствии массового движения. 1896-ой год: петербургская стачка нескольких десятков тысяч рабочих. Массовое движение с началом уличной агитации, при участии уже целой социал-демократической организации. Как ни мала еще, по сравнению с теперешней нашей партией, эта почти исключительно студенческая организация, все же ее сознательное и планомерное социал-демократическое вмешательство и руководство делают то, что движение приобретает гигантский размах и значение против Морозовской стачки. Правительство опять идет на экономические уступки. Стачечному движению по всей России положено прочное основание. Революционная интеллигенция повально становится социал-демократической. Основывается социал-демократическая партия. 1901-ый год. Рабочий идет на помощь студенту. Начинается демонстрационное движение. Пролетариат выносит на улицу свой клич: долой самодержавие! Радикальная интеллигенция распадается окончательно на либеральную, революционно-буржуазную и социал-демократическую. Участие организаций революционной социал-демократии в демонстрациях становится все более широким, активным, прямым. 1902-ой год: громадная ростовская стачка превращается в выдающуюся демонстрацию. Политическое движение пролетариата не примыкает уже к интеллигентскому, студенческому движению, а само вырастает непосредственно из стачки. Участие организованной революционной социал-демократии еще более активное. Пролетариат завоевывает для себя и для революционных социал-демократов своего комитета свободу массовых уличных собраний. Пролетариат впервые противопоставляет себя, как класс, всем остальным классам и царскому правительству. 1903-ий год. Опять стачки сливаются с политической демонстрацией, но на еще более широком базисе. Стачки охватывают целый район, в них участвуют более сотни тысяч рабочих, массовые политические собрания повторяются во время стачек в целом ряде городов. Чувствуется, что мы накануне баррикад (отзыв местных социал-демократов о киевском движении 1903 г.). Но канун оказывается сравнительно долгим, как бы приучая нас к тому, что могучие классы иногда копят силы месяцами и годами, как бы испытывая маловерных интеллигентов, примыкающих к социал-демократии. И действительно, интеллигентское крыло нашей партии, новоискровцы или (что то же) новорабочедельцы стали уже искать «высших типов» демонстраций в виде соглашения рабочих с земцами о непроизведении панического страха. Со свойственной всем оппортунистам беспринципностью, новоискровцы договорились уже до того невероятного, невероятнейшего тезиса, что на политической арене две (! !) силы: бюрократия и буржуазия (смотри второе письмо редакции «Искры» по поводу земской кампании). Оппортунисты новой «Искры», ловя момент, забыли о самостоятельной силе пролетариата! Наступил 1905-ый год, и девятое января еще раз изобличило всех непомнящих родства интеллигентиков. Пролетарское движение сразу поднялось на высшую ступень. Всеобщая стачка мобилизовала по всей России наверное не меньше миллиона рабочих. Политические требования социал-демократии просочились даже до слоев рабочего класса, способных еще верить в царя. Пролетариат порвал рамки полицейской зубатовщины, и вся масса членов легального рабочего общества, основанного для борьбы с революцией, пошла вместе с Гапоном по революционному пути. Стачка и демонстрация стали на наших глазах превращаться в восстание. Участие организованной революционной социал-демократии было несравненно значительнее, чем в предыдущих стадиях движения, но все еще слабо и слабо по сравнению с гигантским спросом активной пролетарской массы на социал-демократическое руководство.

В общем и целом, стачечное и демонстрационное движение, соединяясь одно с другим в различных формах и по различным поводам, росли вширь и вглубь, становясь все революционнее, подходя все ближе и ближе на практике к всенародному вооруженному восстанию, о котором давно говорила революционная социал-демократия. Этот вывод из событий 9-го января мы сделали уже в №№ 4 и 5 «Вперед». Этот вывод сделали немедленно и непосредственно и сами петербургские рабочие. Десятого января они ворвались в одну легальную типографию, набрали нижеследующую, присланную нам петербургскими товарищами прокламацию, отпечатали ее более чем в десяти тысячах экземпляров и распространили по Питеру. Вот эта замечательная прокламация.

Это воззвание не нуждается в пояснениях. Самодеятельность революционного пролетариата выразилась тут вполне. Призыв петербургских рабочих не осуществился так скоро, как они хотели, он будет повторен еще не раз, попытки его осуществления неоднократно поведут еще к неудачам. Но гигантское значение этой постановки задачи самими рабочими неоспоримо. Приобретение, которое сделано революционным движением, приведшим к сознанию практической насущности этой задачи и приблизившим постановку ее при любом народном движении на ближайшую очередь, это приобретение не может уже ничем быть отнято у пролетариата.

Стоит остановиться на истории идеи восстания. Новая «Искра» наговорила по этому вопросу столько туманных пошлостей, начиная с приснопамятной передовицы № 62, столько оппортунистической путаницы, вполне достойной нашего старого знакомого, Мартынова, что точное воспроизведение старой постановки вопроса имеет особую важность. За всеми пошлостями и за всей путаницей новой «Искры» все равно не угоняться. Гораздо целесообразнее поминать почаще старую «Искру» и конкретнее развивать ее старые положительные лозунги.

В конце брошюры «Что делать?» Ленина, на стр. 136-ой, был выдвинут лозунг всенародного вооруженного восстания. Вот что говорилось об этом в самом начале 1902 года, т. е. три года тому назад: «Представьте себе народное восстание. В настоящее время, вероятно, все согласятся, что мы должны думать о нем и готовиться…

Написано ранее 1 (14) февраля 1905 г.

Впервые напечатано в 1926 г. в Ленинском сборнике V

Печатается по рукописи

Две тактики

С самого начала массового рабочего движения в России, т. е. приблизительно в течение десяти уже лет, среди социал-демократов существуют глубокие разногласия по вопросам тактики. Как известно, именно этого рода разногласия вызвали во второй половине 90-х годов течение «экономизма», поведшее к расколу на оппортунистическое (рабочедельческое) и революционное (староискровское) крыло партии. Но русский социал-демократический оппортунизм отличался от западноевропейского своеобразными особенностями. Он отражал с чрезвычайной рельефностью точку зрения или, пожалуй, отсутствие всякой самостоятельной точки зрения у интеллигентского крыла партии, увлекавшегося и модными словечками бернштейнианства и непосредственными результатами и формами чисто рабочего движения. Это увлечение повело к повальной измене легальных марксистов, перекочевавших в либерализм, и к созданию социал-демократами знаменитой теории «тактики-процесса», которая упрочила за нашими оппортунистами кличку хвостистов. Они плелись беспомощно в хвосте событий, бросались от одной крайности в другую, принижали во всех случаях размах деятельности революционного пролетариата и веру в его силы, причем больше всего и чаще всего прикрывалось все это ссылкой на самодеятельность пролетариата. Это курьезно, но это факт. Никто не рассуждал так много о самодеятельности рабочих и никто не суживал, не у резывал, не принижал так своей проповедью этой самодеятельности, как рабочедельцы. «Поменьше толкуйте о «повышении активности рабочей массы»», – говорили сознательные, передовые рабочие своим усердным, но неумным советникам. «У нас активности гораздо больше, чем вы думаете, и мы умеем поддерживать открытой, уличной борьбой даже требования, никаких «осязательных результатов» не сулящие! И не вам «повышать» нашу активность, ибо у вас самих как раз активности-то и не хватает. Поменьше преклоняйтесь пред стихийностью и побольше думайте о повышении своей активности, господа!». Вот как приходилось характеризовать отношение революционных рабочих к оппортунистическим интеллигентам («Что делать?», стр. 55).

Два шага назад, сделанные новой «Искрой» к «Рабочему Делу», воскресили это отношение. Со страниц «Искры» опять полилась проповедь хвостизма, прикрываемая такими же тошнотворными клятвами: ей, господи, верую и исповедую самодеятельность пролетариата. Во имя самодеятельности пролетариата Аксельрод и Мартынов, Мартов и Либер (бундовец) защищали на съезде право профессоров и гимназистов записываться в члены партии, не входя ни в какие организации. Во имя самодеятельности пролетариата сочинялась теория «организации-процесса», оправдывавшая дезорганизацию и прославлявшая интеллигентский анархизм. Во имя самодеятельности пролетариата изобреталась не менее знаменитая теория «высшего типа демонстраций» в виде соглашения просеянной через троекратные выборы рабочей депутации с земцами о мирном манифестировании без произведения панического страха. Во имя самодеятельности пролетариата извращалась и опошлялась, принижалась и запутывалась идея вооруженного восстания.

На этом последнем вопросе, ввиду его громадной практической важности, мы намерены остановить внимание читателя. Развитие рабочего движения жестоко посмеялось над мудрецами новой «Искры». Не успело еще разойтись по России ее первое письмо, где во имя «процесса планомерного развития классового самосознания и самодеятельности пролетариата» рекомендовалась, как высший тип демонстраций, «доставка заявления рабочих гласным почтой на дом и разбрасыванье его в значительном числе экземпляров в зале земского собрания»; – не успело еще дойти до России ее второе письмо, где делалось совсем уже сногсшибательное открытие, что в настоящий «исторический момент политическая сцена заполнена (!) тяжбой между организованной буржуазией и бюрократией» и что «объективный смысл всякого (слушайте, слушайте!) революционного движения в низах один (!) и сводится к поддержке лозунгов той из двух (!!) сил, которая заинтересована в ломке данного режима» (это демократическая интеллигенция объявлялась «силой»); – не успели еще сознательные рабочие прочитать эти великолепные письма и хорошенечко осмеять их, как события действительной борьбы пролетариата сразу вымели весь этот политический хлам новоискровских публицистов в сорную яму. Пролетариат показал, что есть третья (в сущности, конечно, не третья, а вторая по счету и первая по боевой способности) сила, не только заинтересованная в ломке, но и готовая приступить к настоящей ломке самодержавия. Начиная с 9-го января, рабочее движение у нас на глазах вырастает в народное восстание.

Посмотрим же, как оценивали этот переход к восстанию социал-демократы, рассуждавшие о нем заранее, как о вопросе тактики, – и как стали решать этот вопрос на практике сами рабочие.

Вот что говорилось три года тому назад о восстании, как лозунге, определяющем наши ближайшие практические задачи: «Представим себе народное восстание. В настоящее время, вероятно, все согласятся, что мы должны думать о нем и готовиться к нему. Но как готовиться? Не назначить же Центральному Комитету агентов по всем местам для подготовки восстания! Если бы у нас и был ЦК он таким назначением ровно ничего не достиг бы при современных русских условиях. Наоборот, сеть агентов, складывающаяся сама собой на работе по постановке и распространению общей газеты, не должна была бы «сидеть и ждать» лозунга к восстанию, а делала бы именно такое регулярное дело, которое гарантировало бы ей наибольшую вероятность успеха в случае восстания. Именно такое дело закрепляло бы связи и с самыми широкими массами рабочих и со всеми недовольными самодержавием слоями, что так важно для восстания. Именно на таком деле вырабатывалась бы способность верно оценивать общее политическое положение и, следовательно, способность выбрать подходящий момент для восстания. Именно такое дело приучало бы все местные организации откликаться одновременно на одни и те же волнующие всю Россию политические вопросы, случаи и происшествия, отвечать на эти происшествия возможно энергичнее, возможно единообразнее и целесообразнее, – а ведь восстание есть, в сущности, самый энергичный, самый единообразный и самый целесообразный «ответ» всего народа правительству. Именно такое дело, наконец, приучало бы все революционные организации во всех концах России вести самые постоянные и в то же время самые конспиративные сношения, создающие фактическое единство партии, – а без таких сношений невозможно коллективно обсудить план восстания и принять те необходимые подготовительные меры накануне его, которые должны быть сохранены в строжайшей тайне.

Одним словом, «план общерусской политической газеты» не только не представляет из себя плод кабинетной работы лиц, зараженных доктринерством и литературщиной (как это показалось плохо вдумавшимся в него людям), а, наоборот, он является самым практическим планом начать со всех сторон и сейчас лее готовиться к восстанию, не забывая в то же время ни на минуту своей будничной насущной работы» («Что делать?»).

Подчеркнутые нами заключительные слова дают ясный ответ на вопрос о том, как представляли себе дело подготовки восстания революционные социал-демократы. Но, как ни ясен этот ответ, старая хвостистская тактика не могла не проявить себя и на этом пункте. Мартынов выпустил совсем недавно брошюру «Две диктатуры», особо рекомендованную новой «Искрой» (№ 84). Автор от всей глубины своего рабочедельческого сердца возмущен тем, что Ленин мог говорить о «подготовке, назначении и проведении вооруженного всенародного восстания». Грозный Мартынов разит врага: «Международная социал-демократия на основании исторического опыта и научного анализа динамики общественных сил всегда признавала, что только дворцовые перевороты и пронунциаменто могут быть заранее назначены и проведены с успехом по заранее заготовленному плану, и именно потому, что они не есть народные революции, т. е. перевороты в общественных отношениях, а только перетасовки в правящей клике. Социал-демократия всюду и всегда признавала, что народная революция не может быть заранее назначена, что она не изготовляется искусственно, а сама совершается».

Может быть, читатель скажет, прочитав эту тираду, что Мартынов, очевидно, «не есть» серьезный противник и что брать его всерьез смешно. Мы вполне согласились бы с таким читателем. Мы сказали бы даже такому читателю, что нет на земле муки горшей, чем брать всерьез все теории и все рассуждения наших новоискровцев. Беда в том, что эти пустяки фигурируют и в передовицах «Искры» (№ 62). Еще большая беда в том, что есть люди в партии, и не мало их, которые засоряют себе головы этими пустяками. И приходится говорить о несерьезных вещах, как приходится же нам говорить о «теории» Розы Люксембург, открывшей «организацию-процесс». Приходится разъяснять Мартынову, что не следует смешивать восстания с народной революцией. Приходится растолковывать, что глубокомысленные ссылки на переворот в общественных отношениях при решении практического вопроса о способах свержения русского самодержавия достойны лишь Кифы Мокиевича. Переворот этот начался в России уже с падением крепостного права, и именно отсталость нашей политической надстройки от совершившегося переворота в общественных отношениях делает крах надстройки неизбежным, причем вполне и вполне возможен крах сразу, от одного удара, ибо «народная революция» в России нанесла уже царизму сотню ударов, и добьет ли его сто первый или сто десятый удар, это неизвестно. Только оппортунистические интеллигенты, сваливающие свое филистерство на пролетариев, могут в такое время, когда обсуждаются практически способы нанесения одного из ударов второй сотни, проявлять свои гимназические познания насчет «переворота в общественных отношениях». Только оппортунисты новой «Искры» могут истерически кричать об ужасном «якобинском» плане, в котором центр тяжести лежит, как мы видели, во всесторонней массовой агитации при помощи политической газеты!

Не может быть назначена народная революция, это справедливо. За знакомство с этой истиной нельзя не похвалить Мартынова и автора передовицы в № 62 «Искры» («да и о какой подготовке восстания вообще может идти речь у нашей партии?», – спрашивал там, воюя с «утопистами», верный соратник или ученик Мартынова). Но назначить восстание, если мы его действительно готовили и если народное восстание возможно, в силу совершившихся переворотов в общественных отношениях, вещь вполне осуществимая. Постараемся пояснить это для новоискровцев простым примером. Можно ли назначить рабочее движение? Нет, нельзя, потому что оно слагается из тысячи отдельных актов, порождаемых переворотом в общественных отношениях. Можно ли назначить стачку? Можно, несмотря на то – представьте себе, товарищ Мартынов, несмотря на то, что каждая стачка является результатом переворота в общественных отношениях. Когда можно бывает назначить стачку? Тогда, когда организация или кружок, назначающие ее, пользуются влиянием среди массы данных рабочих и умеют правильно оценить момент растущего недовольства и раздражения в массе рабочих. Поняли ли вы теперь в чем дело, тов. Мартынов и товарищ-«передовик» номера 62-го «Искры»? Если поняли, то потрудитесь теперь сопоставить восстание с народной революцией. «Народная революция не может быть заранее назначена». Восстание может быть назначено, когда назначающие его пользуются влиянием среди массы и умеют правильно оценить момент.

К счастью, самодеятельность передовых рабочих оказывается далеко впереди хвостистской философии новой «Искры». Пока она вымучивает из себя теории, доказывающие, что восстание не может быть назначено теми, кто готовился к нему, организуя передовой отряд революционного класса, события показывают, что восстание могут назначать и бывают вынуждены назначать люди не готовившиеся.

Вот прокламация, присланная нам петербургским товарищем. Ее набрали, отпечатали и распространили более чем в 10 000 экземплярах сами рабочие, захватившие десятого января в Петербурге одну легальную типографию.

«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

Граждане! Вчера вы видели зверства самодержавного правительства! Видели кровь, залившую улицы! Видели сотни убитых борцов за рабочее дело, видели смерть, слышали стоны раненых женщин и беззащитных детей! Кровь и мозги рабочих забрызгали мостовую, мощенную их же руками. Кто же направил войско, ружья и пули в рабочую грудь? – Царь, великие князья, министры, генералы и придворная сволочь.

Они – убийцы! – смерть им! К оружию, товарищи, захватывайте арсеналы, оружейные склады и оружейные магазины. Разносите, товарищи, тюрьмы, освобождайте борцов за свободу. Расшибайте жандармские и полицейские управления и все казенные учреждения. Свергнем царское правительство, поставим свое. Да здравствует революция, да здравствует учредительное собрание народных представителей! – Российская социал-демократическая рабочая партия».

Призыв к восстанию этой кучки инициативных передовых рабочих оказался неудавшимся. Нас не удивило бы и не обескуражило несколько неудачных призывов к восстанию или неудачных «назначений» восстания. Мы предоставим новой «Искре» разглагольствовать по этому поводу о необходимости «переворота в общественных отношениях» и высокопарно осуждать «утопизм» рабочих, воскликнувших: «поставим свое правительство!». Только безнадежные педанты или путаники могут видеть центр тяжести подобного воззвания в этом кличе. Нам важно отметить и подчеркнуть этот замечательный, смелый практический приступ к решению задачи, стоящей теперь вплотную перед нами.

Призыв петербургских рабочих не осуществился и не мог осуществиться так скоро, как они хотели. Этот призыв будет повторен еще не раз, и попытки восстания неоднократно могут еще повести к неудачам. Но гигантское значение имеет самый факт постановки этой задачи самими рабочими. Приобретение, которое сделано рабочим движением, приведшим к сознанию практической насущности этой задачи и приблизившим постановку ее при любом народном волнении на ближайшую очередь, это приобретение ничем не может быть отнято у пролетариата.

Социал-демократы выставляли лозунг подготовки восстания еще три года тому назад на основании общих соображений. Самодеятельность пролетариата пришла к этому же лозунгу под влиянием непосредственных уроков гражданской войны. Есть самодеятельность и самодеятельность. Есть самодеятельность пролетариата революционно инициативного, и есть самодеятельность пролетариата неразвитого и ведомого на помочах, есть самодеятельность сознательно социал-демократическая и самодеятельность зубатовская. И есть социал-демократы, которые даже в настоящий момент с благоговением созерцают именно этот второй вид самодеятельности, которые думают, что от прямого ответа на злободневные вопросы можно отделаться, повторяя бесчисленное количество раз слово «классовый». Возьмите № 84 «Искры». «Почему, – с победоносным видом наступает на нас ее «передовик», – почему не узкая организация профессиональных революционеров дала толчок движению этой лавины (9-го янв.), а Собрание рабочих? Потому, что Собрание это было действительно (слушайте!) широкой организацией, основанною на самодеятельности рабочих масс». Если бы автор этой классической фразы не был поклонником Мартынова, то он, может быть, понял бы, что Собрание сослужило службу движению революционного пролетариата именно тогда и постольку, когда и поскольку от самодеятельности зубатовской оно перешло к самодеятельности социал-демократической (после чего оно сейчас же и перестало существовать как легальное Собрание).

Если бы новоискровцы или новорабочедельцы не были хвостистами, то они увидели бы, что именно девятое января оправдало предсказание тех, кто говорил: «в конце концов легализация рабочего движения принесет пользу именно нам, а не Зубатовым» («Что делать?»). Именно девятое января еще и еще раз показало всю важность там же формулированной задачи: «готовить жнецов, которые бы умели и косить сегодняшние плевелы» (т. е. парализовать сегодняшний разврат зубатовщины) «и жать завтрашнюю пшеницу» (т. е. революционно руководить движением, сделавшим шаг вперед при помощи легализации). А Иванушки новой «Искры» ссылаются на пышный урожай пшеницы, чтобы принизить значение крепкой организации революционных косцов! Подобно бундовцам, носятся они, как с писаной торбой, с одним только словечком «самодеятельность рабочих»!

Было бы преступно, – продолжает тот же новоискровский передовик, – «нападать в тыл революции». Что значит собственно эта фраза, аллах ведает. О том, в какой связи стоит она с общей оппортунистической физиономией «Искры», мы, вероятно, поговорим в другой раз особо. Теперь достаточно указать, что действительный политический смысл этой фразы один, именно: автор пресмыкается перед тылом революции, презрительно морща нос по поводу «узкого» и «якобинского» авангарда революции.

Тактика хвостизма и тактика революционной социал-демократии выясняются во всей своей противоположности тем более, чем более усердствует в мартыновском духе новая «Искра». Мы указывали уже в № 1 «Вперед», что восстание должно примкнуть к одному из стихийных движений. Мы нисколько не забываем, след., важность «обеспечения тыла», если употреблять военное сравнение. Мы говорили в № 4 о верной тактике петербургских комитетчиков, направивших все усилия с самого начала на поддержку и развитие революционных элементов стихии при сдержанном, недоверчивом отношении к темному, зубатовскому тылу этой стихии. Мы закончим теперь советом, который нам еще много раз придется давать новоискровцам: не принижайте задач авангарда революции, не забывайте о нашей обязанности поддержать этот авангард нашей организованной самодеятельностью. Поменьше говорите общих фраз о развитии самодеятельности рабочих – рабочие проявляют бездну незамечаемой вами революционной самодеятельности! – побольше смотрите за тем, чтобы не развращать неразвитых рабочих своим собственным хвостизмом.

«Вперед» № б, 14 (1) февраля 1905 г. сверенному с рукописью

Печатается по тексту газеты «Вперед»,

Должны ли мы организовать революцию?

Это было давно, очень давно, более года тому назад. В русской партии, по свидетельству небезызвестного немецкого соц.-демократа Парвуса, возникали «принципиальные разногласия». Первейшей политической задачей партии пролетариата становилась борьба с крайностями централизма, с идеей «командовать» рабочими из какой-нибудь Женевы, с преувеличением идеи организации агитаторов, организации руководителей. Таково было глубокое, твердое и непреклонное убеждение меньшевика Парвуса, изложенное им в его еженедельном немецком листке «Aus der Weltpolitik» («Из Области Мировой Политики») от 30 ноября 1903 г.

Доброму Парвусу было указано тогда (см. письмо Ленина в редакцию «Искры», декабрь 1903 г.), что он стал жертвой сплетни, что в основе усмотренных им принципиальных разногласий лежит дрязга, и что начинающий намечаться идейный поворот новой «Искры» есть поворот к оппортунизму. Парвус замолчал, но его «мысли» о преувеличении значения организации руководителей на сотни ладов разжевывались новоискровцами.

Прошло четырнадцать месяцев. Дезорганизация партийной работы меньшевиками и оппортунистический характер их проповеди вырисовались вполне. Девятое января 1905 года обнаружило весь гигантский запас революционной энергии пролетариата и всю недостаточность организации социал-демократов. Парвус взялся за ум. В № 85 «Искры» он выступил со статьей, знаменующей, по существу дела, полнейший поворот от новых идей оппортунистической новой «Искры» к идеям революционной старой «Искры». «Был герой, – восклицает Парвус по поводу Гапона, – но не было политического руководителя, не было программы действий, не было организации»… «Оказались трагические последствия отсутствия организации»… «Массы разъединились, все идет вразброд, нет связывающего центра, нет руководящей программы действия»… «Движение пало вследствие отсутствия связывающей и руководящей организации». И Парвус дает лозунг, который мы напоминали уже в № 6 «Вперед», – «организовать революцию». Парвус убедился под влиянием уроков революции, что «мы не можем при настоящих политических условиях организовать эти сотни тысяч» (речь идет о массе, готовой к восстанию). «Но мы можем, – справедливо повторяет он давнюю мысль книги «Что делать?», – мы можем создать организацию, которая явилась бы связующим ферментом, а в момент революции объединила бы вокруг себя эти сотни тысяч». «Должны быть организованы рабочие кружки с ясно очерченной задачей: подготовлять массы к восстанию, собирать их вокруг себя во время восстания, поднять восстание по данному лозунгу».

Наконец-то! облегченно воскликнули мы, встречая эти старые верные мысли, заваленные мусором новой «Искры». Наконец-то революционный инстинкт работника пролетарской партии взял верх хотя бы временно над рабочедельским оппортунизмом. Наконец-то слышим мы голос социал-демократа, не пресмыкающегося перед тылом революции, а безбоязненно указывающего на задачу поддержки авангарда революции.

Новоискровцы, разумеется, не могли согласиться с Парвусом. «Не все мысли, выраженные тов. Парвусом, разделяются редакцией «Искры»», – гласит редакционное примечание.

Еще бы! Еще бы «разделили» они те мысли, которые «бьют в лицо» всю их полуторагодовую оппортунистическую болтовню!

«Организовать революцию!» Но ведь у нас есть умный тов. Мартынов, который знает, что революция вызывается переворотом в общественных отношениях, что революция не может быть назначена. Мартынов объяснит Парвусу его ошибку и покажет, что если даже Парвус имел в виду организацию авангарда революции, то это есть «узкая» и зловредная «якобинская» идея. И далее. Ведь наш умный Мартынов ведет за собой на веревочке Тряпичкина-Мартова, который способен еще больше углубить своего учителя, который сможет, пожалуй, лозунг «организовать революцию» заменить лозунгом «развязать революцию» (см. № 85, курсив автора).

Да, читатель, именно такой лозунг дан нам в передовице «Искры». Очевидно, по нынешним временам достаточно «развязать» себе язык для свободной болтовни-процесса или для процесса болтовни, чтобы писать руководящие статьи. Оппортунисту всегда нужны такие лозунги, в которых, по ближайшем рассмотрении, не оказывается ничего кроме звонкой фразы, кроме какого-то декадентского словесного выверта.

Организовать да организовать, твердит Парвус, точно он вдруг большевиком сделался. Не понимает он, несчастный, что организация есть процесс («Искра» № 85, – а также все прежние номера новой «Искры» и особенно пышные фельетоны пышной Розы). Не знает он, бедняжка, что по всему духу диалектического материализма не только организация, но и тактика является процессом. А он, точно «заговорщик», носится с организацией-планом. А он, точно «утопист», воображает, что можно так сразу, на каком-нибудь, боже упаси, втором или третьем съезде, взять да и организовать.

И ведь до каких геркулесовых столбов «якобинизма» договорился этот Парвус. «Поднять восстание по данному лозунгу», представьте себе! Это еще гораздо хуже, чем опровергнутая нашим знаменитым Мартыновым идея о «назначении» восстания. Положительно, Парвусу надо поучиться у Мартынова. Парвусу надо прочитать № 62 «Искры», из передовицы которого он узнает, какие вредные «утопические» идеи о подготовке восстания распространялись в нашей партии так несвоевременно в 1902 и в 1904 году. Парвусу надо прочитать предисловие Аксельрода к брошюре «Рабочего», чтобы узнать о той «глубокой, зловредной и прямо разрушительной для партии язве» (sic!), которая грозит социал-демократии от людей, «возлагающих все свои надежды на стихийные восстания самых отсталых, наиболее бессознательных и прямо одичалых (!!) элементов народных масс».

Парвус признает невозможным организовать теперь сотни тысяч и выдвигает на первый план задачу «создать организацию, которая явилась бы связующим ферментом». Как же не извиваться нашим новоискровцам, когда подобные вещи пишутся на страницах их органа? Да ведь организация в качестве связующего фермента, это и есть организация профессиональных революционеров, при одном упоминании каковой наши новоискровцы падают в обморок.

Как благодарны мы «Искре» за ее передовицу рядом со статьей Парвуса. Как выпукло выделяется бессодержательное, путаное, хвостистское фразерство наряду с ясными, отчетливыми, прямыми и смелыми революционными лозунгами старой «Искры» ! Разве это не пустая надутая фраза, будто «сходит со сцены политика доверия, чтобы никогда уже более не обморочить ни России, ни Европы»? На самом деле любой номер европейской буржуазной газеты показывает, что это морочение продолжается и делает успехи. «Насмерть поражен умеренный русский либерализм». Это ребяческая политическая наивность, когда за смерть либерализма принимают его «политичное» желание притаиться. На самом деле, либерализм жив, живет и оживает. Он именно теперь стоит накануне власти. Он именно для того и притаился, чтобы вернее и безопаснее протянуть в надлежащий момент руку к власти. Он именно для того и заигрывает вовсю с рабочим классом. Надо быть близоруким до последней степени, чтобы это кокетничанье (опасное стократ именно в переживаемый момент) принимать за чистую монету, чтобы хвастливо заявлять: «пролетариат – освободитель родины, пролетариат – авангард всей нации в эти дни признан в своей героической роли общественным мнением передовых элементов либерально-демократической буржуазии». Поймите же, наконец, господа новоискровцы, что либеральные буржуа признают пролетариат героем именно потому, что, нанося удар царизму, этот пролетариат еще недостаточно силен, еще недостаточно социал-демократичен, чтобы отвоевать себе такую свободу, какой он хочет. Поймите, что не хвастаться должны мы по поводу теперешних либеральных расшаркиваний, а предостерегать пролетариат и показывать ему подоплеку этих расшаркиваний. Вы не видите этой подоплеки? так посмотрите на заявления фабрикантов, купцов, биржевиков о необходимости конституции! Не правда ли, как ясно говорят эти заявления о смерти умеренного либерализма? Либеральные говоруны журчат о героизме пролетариев, а фабриканты веско и внушительно требуют куцой конституции, вот как обстоит дело, любезнейшие «руководители»!

Но всего бесподобнее рассуждения «Искры» по вопросу о вооружении. «Работа по вооружению пролетариата, по систематической подготовке организации, которая гарантировала бы повсеместность и единовременность нападения народа на правительство», объявляется «технической»(!?) задачей. А мы, конечно, стоим выше презренной техники и смотрим в глубь вещей. «Как ни важны они («технические» задачи), не в них центр тяжести нашей работы по подготовке масс к восстанию»… «Все старания подпольных организаций не будут иметь никакого значения, если они не сумеют вооружить народ одним незаменимым оружием – жгучей потребностью напасть на самодержавие и вооружиться для этого. Вот куда должны мы направить свои усилия – на пропаганду в массах самовооружения для целей восстания» (последние два места подчеркнуты автором).

Да, да, это действительно глубокая постановка вопроса, не то, что у узкого, почти дошедшего до «якобинства» Парвуса. Центр тяжести не в работе по вооружению и не в систематической подготовке организации, а в вооружении народа жгучей потребностью вооружиться и притом самовооружиться. Какое жгучее чувство стыда за социал-демократию испытываешь при виде этой филистерской пошлости, пытающейся оттянуть назад наше движение! Вооружение народа жгучей потребностью вооружиться есть постоянная и общая, всегдашняя и повсеместная задача социал-демократии, задача, применимая одинаково и к Японии, и к Англии, и к Германии, и к Италии. Везде, где есть угнетенные и борющиеся против эксплуатации классы, проповедь социалиста всегда вооружает их с самого начала и прежде всего жгучей потребностью вооружиться, и эта «потребность» имеется уже налицо, когда начинается рабочее движение. Социал-демократии приходится лишь делать эту жгучую потребность сознательной, заставлять испытывающих ее считаться с необходимостью организации и планомерного действия, со всей политической конъюнктурой. Загляните вы, пожалуйста, г. редактор «Искры», в любое немецкое рабочее собрание, посмотрите, какой ненавистью горят лица по отношению хотя бы к полиции, какие сыпятся озлобленные сарказмы, как сжимаются кулаки. Какая сила сдерживает эту жгучую потребность немедленной расправы с издевающимися над народом буржуями и их лакеями? Сила организации и дисциплины, сила сознания, сознания того, что индивидуальные убийства нелепы, что не настал еще час серьезной, народной, революционной борьбы, что нет подходящей для этого политической конъюнктуры. Вот почему при таких условиях социалист не говорит и никогда не скажет народу: вооружайтесь, но всегда и обязательно (иначе он не социалист, а пустозвонный болтун) вооружает его жгучей потребностью вооружиться и напасть на врага. Именно от этих условий будничной работы отличаются теперь условия в России. Именно поэтому революционные социал-демократы, которые до сих пор никогда не говорили: к оружию! но всегда вооружали рабочих жгучей потребностью вооружаться, теперь все революционные социал-демократы, идя вслед за революционно-инициативными рабочими, дали лозунг: к оружию! И вот в такой-то момент, когда дан уже, наконец, этот лозунг, «Искра» изрекает: центр тяжести не в вооружении, а в жгучей потребности самовооружения. Разве это не мертвенное интеллигентское резонерство, разве это не безнадежное тряпичкинство? разве не тащат эти люди партию назад от насущных задач революционного авангарда к созерцанию «задней» пролетариата? И не от индивидуальных качеств того или иного Тряпичкина зависит это невероятное опошление наших задач, а от всей их позиции, так бесподобно формулируемой крылатыми словечками об организации-процессе или тактике-процессе. Самая уже эта позиция неизбежно и неминуемо осуждает человека на то, что он боится всякого определенного лозунга, чурается всякого «плана», пятится назад от смелой революционной инициативы, резонерствует и пережевывает старую жвачку, страшится забежать вперед – в такое время, когда мы, социал-демократы, остались явно позади революционной активности пролетариата. Поистине: мертвый схватил живого, мертвые рабочедельские теории безнадежно омертвили и новую «Искру».

Посмотрите на рассуждения «Искры» «о политически руководящей роли социал-демократии, как авангарда класса освободителя нации». «Эта роль, – поучают нас, – не может быть ни достигнута, ни прочно закреплена за нами тем, что нам удастся взять всецело в свои руки техническую организацию и проведение восстания». Подумайте только: роль авангарда не может быть достигнута, если нам удастся взять всецело в свои руки проведение восстания! И эти люди разговаривают еще об авангарде! Они боятся того, как бы история не возложила на них руководящей роли в демократическом перевороте, они со страхом думают о том, как бы им не пришлось «проводить восстание». Им мерещится та мысль – они только не решаются еще сказать ее на страницах «Искры» прямо, – что социал-демократическая организация не должна «проводить восстания», не должна стремиться к тому, чтобы брать всецело в свои руки революционный переход к демократической республике. Им чудится тут, этим неисправимым жирондистам социализма, чудовищное якобинство. Они не понимают, что чем усерднее будем мы стремиться взять всецело в свои руки проведение восстания, тем большую часть этого дела возьмем мы в свои руки, и что чем больше будет эта часть, тем меньше будет влияние антипролетарской или непролетарской демократии. Им непременно хочется быть в хвосте, они выдумывают себе даже особую философию, что надо быть в хвосте, – Мартынов начал уже излагать ее и завтра, вероятно, договорится до точки на страницах «Искры».

Попробуйте шаг за шагом разобрать ее рассуждения:

«Сознательный пролетариат, опираясь на логику стихийного процесса исторического развития, использует для своих целей все элементы организации, все элементы брожения, которые создает момент кануна революции…»

Очень хорошо! Но использовать все элементы и значит взять всецело на себя руководство. «Искра» побивает сама себя и, чувствуя это, спешит добавить:

«…нисколько не смущаясь тем, что все эти элементы отнимают у него долю технического руководства самой революцией и таким образом волей-неволей посодействуют перенесению наших требований в самые отсталые слои народной массы».

Вы понимаете что-нибудь, читатель? Использовать все элементы, не смущаясь тем, что они отнимают долю руководства!!?? Побойтесь бога, господа: если действительно мы используем все элементы, если действительно наши требования перенимаются теми, кого мы используем, тогда они не отнимают у нас руководства, а принимают наше руководство. Если же эти все элементы действительно отнимают у нас руководство (и, конечно, не «техническое» только, ибо отделение «технической» стороны революции от политической есть величайший вздор), тогда, значит, не мы их используем, а они нас используют.

«Мы будем только рады, если вслед за священником, популяризовавшим в массах наше требование разрыва государства с церковью, вслед за монархическим рабочим обществом, организовавшим народный поход на Зимний дворец, русская революция обогатится генералом, который первый поведет народные массы в последний бой против царского войска, или чиновником, который первый провозгласит официальное низвержение царской власти».

Да, мы тоже будем рады этому, но мы желали бы, чтобы чувство радости по поводу возможных приятностей не затемняло нашей логики. Что значит: русская революция обогатится священником или генералом? Это значит, что священник или генерал станут сторонниками или вожаками революции. Эти «новички» могут быть вполне сознательными сторонниками революции или не вполне. В последнем случае (наиболее вероятном по отношению к новичкам) мы должны не радоваться, а печалиться их несознательности и всеми силами исправлять, пополнять ее. Пока мы этого не сделали, пока масса идет за малосознательным вожаком, приходится сказать, что не социал-демократия использует все элементы, а все элементы используют ее. Сторонник революции, вчерашний священник или генерал, или чиновник, может быть полным предрассудков буржуазным демократом, и, поскольку за ним пойдут рабочие, постольку буржуазная демократия «использует» рабочих. Ясно ли вам это, господа новоискровцы? Если ясно, так зачем вы боитесь того, чтобы вполне сознательные {то есть социал-демократические) сторонники революции брали на себя руководство? Зачем боитесь вы того, чтобы офицер социал-демократ (я беру нарочно аналогичный вашему пример) и член социал-демократической организации по почину и поручению этой организации взял на себя, «взял всецело в свои руки» функции и задачи вашего предполагаемого генерала?

Вернемся к Парвусу. Он кончает свою прекрасную статью прекрасным советом «выбросить за борт» дезорганизаторов. Устранение дезорганизаторов, как видно из помещенных нами в отделе «Из партии» сообщений, есть самый страстный и самый решительный лозунг большинства русских социал-демократов. Именно так, товарищ Парвус: «выбросить за борт» самым безжалостным образом и начать это выбрасывание с тех героев социал-демократической печати, которые освящали и освящают дезорганизацию «теориями» организации-процесса, организации-тенденции. Надо не говорить только об этом, а сделать это. Надо немедленно созвать съезд всех партийных работников, желающих организовать партию. Надо не ограничиваться убеждениями и усовещеваниями, а поставить всем колеблющимся, всем шатким, неуверенным и сомневающимся прямой и непреклонный ультиматум: выбирайте! Начиная с первого номера нашей газеты мы и ставили этот ультиматум от имени редакции «Вперед», от имени всей той массы русских партийных работников, которые доведены до небывалого озлобления дезорганизаторами. Скорее же выбрасывайте их, товарищи, и беритесь за дружную организационную работу! Лучше сотня революционных социал-демократов, принявших организацию-план, чем тысяча интеллигентских Тряпичкиных, болтающих об организации-процессе!

Написано между 1 и 8 (14 и 21) февраля 1905 г.

Напечатано 21 (8) февраля 1905 г. в газете «Вперед» № 7

Печатается по тексту газеты

О боевом соглашении для восстания

«Революционная Россия» говорит (№ 58): «Пусть, наконец, хоть теперь дух боевого единения проникнет в ряды разъедаемых братоубийственной враждой революционно-социалистических фракций и воскресит преступно подточенное сознание социалистической солидарности… Сбережем же сколько возможно революционных сил, увеличивая их действие путем согласованного натиска!».

Нам не раз приходилось протестовать против господства фразы у социалистов-революционеров, мы должны протестовать против него и теперь. К чему эти страшные слова, господа, о «братоубийственной вражде» и т. п.? Достойны ли они революционеров? Именно теперь, когда идет настоящая борьба, льется кровь, о которой тоже неумеренно красиво говорит «Рев. Россия», именно теперь эти уродливые преувеличения о «братоубийственной вражде» звучат особенной фальшью. Сбережение сил, говорите вы? Но ведь силы сберегаются единой, дружной, принципиально согласной организацией, а не склеиванием разнородного. Силы не сберегаются, а растрачиваются в бесплодных попытках подобного склеивания. Чтобы на деле, а не на словах осуществить «боевое единение», нужно ясно, отчетливо и притом по опыту знать, в чем именно и насколько именно можем мы быть едины. Без этого разговоры о боевом единении суть слова, слова и слова, а это знание дается, между прочим, именно той полемикой, борьбой и враждой, о которой вы говорите в таких «ужасных» терминах. Неужели было бы лучше, если бы мы замолчали о тех разногласиях, которые разделяют целые гигантские полосы русской общественной и русской социалистической мысли? Неужели только «культ раздоров» вызвал ожесточенную борьбу народничества, этой неясной, полной социалистических мечтаний, идеологии демократической буржуазии, и марксизма, идеологии пролетариата? Полноте, господа, вы делаете только себя смешными, когда договариваетесь до этого, когда продолжаете считать «обидой» марксистский взгляд на буржуазно-демократическую сущность народничества и вашего «социал-революционизма». Мы неизбежно будем спорить, расходиться, враждовать и в будущих революционных комитетах в России, – но надо же учиться у истории. Надо думать о том, чтобы это не были неожиданные, ни для кого не понятные, путаные споры в момент действия, надо подготовиться к тому, чтобы спорить принципиально, чтобы знать исходные точки каждого направления, чтобы заранее наметить возможное единение и неизбежную вражду. История революционных эпох дает слишком, слишком много примеров гигантского вреда от скоропалительных и незрелых опытов «боевого единения», склеивающего для взаимных трений и горьких разочарований разнороднейшие элементы в комитетах революционного народа.

Мы хотим воспользоваться уроком этой истории. Мы видим в марксизме, который кажется вам узкой догмой, именно квинтэссенцию этого исторического урока и руководства. Мы видим в самостоятельной, непримиримо марксистской, партии революционного пролетариата единственный залог победы социализма и путь к победе, наиболее свободный от шатаний. Мы никогда поэтому, не исключая самых революционных моментов, не откажемся от полной самостоятельности соц.-дем. партии, от полной непримиримости нашей идеологии.

Вам кажется, что это исключает боевое единение? Вы ошибаетесь. Вы можете увидеть из резолюции нашего второго съезда, что мы от соглашений для борьбы и на борьбе не отказываемся. Мы подчеркнули в № 4 «Вперед», что начало революции в России несомненно приближает момент практического осуществления этих соглашений. Совместная борьба революционной социал-демократии и революционных элементов демократии неизбежна и необходима в эпоху падения самодержавия. Мы думаем, что мы лучше послужим делу будущих боевых соглашений, если вместо горьких укоризненных фраз будем трезво и хладнокровно взвешивать условия их возможности и вероятные пределы их, если можно так выразиться, «компетенции». Мы начали эту работу в № 3 «Вперед», приступая к изучению прогресса «партии соц.-рев.» от народничества к марксизму.

«Масса сама схватилась за оружие», – пишет «Рев. Россия» по поводу 9 января. – «Несомненно, что рано или поздно, а будет разрешен вопрос о вооружении массы». «И тогда-то самым ярким образом проявится и осуществится то слияние терроризма и массового движения, к которому мы, согласно всему духу нашей партийной тактики, стремимся словом и делом». (Заметим в скобках, что к последнему слову мы охотно поставили бы вопросительный знак, и будем продолжать цитату.) «Еще не так давно перед нашими глазами эти два фактора движения были разрознены и этой разрозненностью лишены должной силы».

Вот что правда, то правда! Именно так. Интеллигентский террор и массовое рабочее движение были разрозненны и этой разрозненностью лишены должной силы. Как раз это говорила всегда революционная социал-демократия. Как раз поэтому боролась она всегда не только против террора, но и против тех шатаний в сторону террора, которые обнаруживали не раз представители интеллигентского крыла нашей партии. Как раз поэтому спорила против террора и старая «Искра», когда она писала в № 48: «террористическая борьба старого образца была самым рискованным видом революционной борьбы, и люди, бравшиеся за нее, имели репутацию решительных и самоотверженных деятелей… Теперь же, когда демонстрации переходят в открытое сопротивление власти,., наш старый терроризм перестает быть исключительно смелым приемом борьбы… Теперь героизм вышел на площадь; истинными героями нашего времени являются теперь те революционеры, которые идут во главе народной массы, восстающей против своих угнетателей… Терроризм великой французской революции… начался 14 июля 1789 года взятием Бастилии. Его сила была силой революционного движения народа… Этот терроризм был вызван не разочарованием в силе массового движения, а, наоборот, непоколебленной верой в его силу… История этого терроризма чрезвычайно поучительна для русского революционера».

Да и тысячу раз да! История этого терроризма поучительна чрезвычайно. Поучительны также приведенные цитаты из «Искры», относящиеся к эпохе за 11/2 года тому назад. Эти цитаты показывают нам, во весь их рост, те мысли, к которым хотели бы прийти, под влиянием революционных уроков, и социалисты-революционеры. Эти цитаты напоминают нам о значении веры в массовое движение, напоминают о революционной выдержке, которая дается только принципиальностью и которая одна может избавить от «разочарований», вызываемых продолжительной кажущейся остановкой этого движения. Теперь, после 9-го января, ни о каких «разочарованиях» в массовом движении не может быть, на первый взгляд, и речи. Но это только на первый взгляд. Надо отличать моментальное «очарование» ярким проявлением героизма массы от прочных, продуманных убеждений, неразрывно связывающих всю деятельность партии с движением массы вследствие поставленного во главу угла принципа классовой борьбы. Надо помнить, что, как ни высока теперешняя ступень революционного движения, достигнутая после 9-го января, это движение во всяком случае пройдет еще немало этапов до той поры, когда наши социалистические и демократические партии возродятся на новой базе в свободной России. И мы должны через все эти этапы, через все перипетии борьбы, пронести непоколебленную связь социал-демократии с классовой борьбой пролетариата, заботиться непрерывно об укреплении и упрочении этой связи.

Нам кажется поэтому явным преувеличением следующее утверждение «Революционной России»: «Пионеры вооруженной борьбы потонули в рядах возбужденной массы…» Это скорее желательное будущее, чем осуществленное уже настоящее. Убийство Сергея в Москве 17-го (4-го) февраля, о котором как раз сегодня сообщил телеграф, является, очевидно, терроризмом старого образца. Пионеры вооруженной борьбы еще не потонули в рядах возбужденной массы. Пионеры с бомбами, очевидно, подкарауливали в Москве Сергея в то время, как масса (в Питере) без пионеров, без оружия, без революционных офицеров и без революционного штаба, «с гневной яростью кидалась на колючую щетину штыков», как выражается та же «Рев. Россия». Разрозненность, о которой говорено было выше, еще существует, и единичный, интеллигентский террор тем более поражает своей неудовлетворительностью, чем яснее теперь стало для всех, что «масса поднялась до одиночек героев, в ней пробудился массовый героизм» («Рев. Росс.» № 58). Пионеры должны на деле потонуть в массе, т. е. прилагать свою самоотверженную энергию в неразрывной, фактической связи с восстающей массой, идти вместе с массой не в фигуральном, не в символическом смысле слова, а в буквальном. Что это необходимо, – в том вряд ли мыслимо теперь какое-либо сомнение. Что это возможно, – это доказывает девятое января и все продолжающееся глухое глубокое брожение рабочих масс. Что это есть новая и высшая задача, более трудная по сравнению с предыдущими, это не может и не должно остановить нас от немедленного практического приступа к ее решению.

Боевое единение социал-демократической партии с партией революционно-демократической, с партией соц.-рев. могло бы оказаться одним из средств, облегчающих такое решение. Такое единение будет тем осуществимее, чем скорее «потонут» пионеры вооруженной борьбы в рядах восстающей массы, чем решительнее пойдут соц.-рев. по пути, намечаемому ими самими в следующих словах: «пусть растет и крепнет это начавшееся слияние революционного терроризма и массового движения, пусть масса скорее сможет выступить во всеоружии террористических средств борьбы!». В видах скорейшего осуществления попыток такого боевого единения мы с удовольствием печатаем полученное нами следующее письмо Георгия Гапона:

«Открытое письмо к социалистическим партиям России.

Кровавые январские дни в Петербурге и в остальной России поставили лицом к лицу угнетенный рабочий класс и самодержавный режим с кровопийцей-царем во главе. Великая русская революция началась. Всем, кому действительно дорога народная свобода, необходимо победить или умереть. В сознании важности переживаемого исторического момента, при настоящем положении вещей, будучи, прежде всего, революционером и человеком дела, я призываю все социалистические партии России немедленно войти в соглашение между собой и приступить к делу вооруженного восстания против царизма. Все силы каждой партии должны быть мобилизованы. Боевой технический план должен быть у всех общий. Бомбы и динамит, террор единичный и массовый, все, что может содействовать народному восстанию. Ближайшая цель – свержение самодержавия, временное революционное правительство, которое немедленно провозглашает амнистию всем борцам за политическую и религиозную свободу – немедленно вооружает народ и немедленно созывает учредительное собрание на основании всеобщего, равного, тайного и прямого избирательного права. К делу, товарищи! Вперед, на бой! Повторим же лозунг петербургских рабочих 9-го января – свобода или смерть! Теперь всякая проволочка и неурядицы – преступление пред народом, интересы которого вы защищаете. Отдав все свои силы на службу народу, из недр которого я сам вышел (сын крестьянина), – бесповоротно связав свою судьбу с борьбой против угнетателей и эксплуататоров рабочего класса, я естественно всем сердцем и всей душой буду с теми, кто займется настоящим делом настоящего освобождения пролетариата и всей трудящейся массы от капиталистического гнета и политического рабства.

По поводу этого письма мы, с своей стороны, считаем необходимым высказаться с возможно большей прямотой и определенностью. Мы считаем возможным, полезным и необходимым предлагаемое им «соглашение». Мы приветствуем то, что Г. Гапон говорит именно о «соглашении», ибо только сохранение полной принципиальной и организационной самостоятельности каждой отдельной партии может сделать попытки их боевого единения не безнадежными. Мы должны быть очень осторожны с этими попытками, чтобы не портить дела никчемным связыванием воедино разнородного. Нам неизбежно придется getrennt marschieren (врозь идти), но мы можем не раз и мы можем именно теперь vereint schlagen (вместе ударять). Было бы желательно, с нашей точки зрения, чтобы это соглашение охватывало не только социалистические, но и революционные партии, ибо в ближайшей цели борьбы нет ничего социалистического, и мы не должны смешивать и никогда не позволим смешивать ближайшие демократические цели с нашими конечными целями социалистической революции. Было бы желательно и с нашей точки зрения необходимо для соглашения, чтобы вместо общего призыва к «единичному и массовому террору» задачей соединенных действий было поставлено прямо и определенно непосредственное и фактическое слияние на деле терроризма с восстанием массы. Правда, добавка Гапона: «все, что может содействовать народному восстанию», ясно показывает его желание подчинить именно этой цели и террор единичный, но это желание, указывая на ту же мысль, которую мы отмечали в № 58 «Рев. России», должно быть выражено определеннее и воплотиться в совершенно недвусмысленных практических решениях. Мы заметим, наконец, – независимо от условий возможности предлагаемого соглашения, что нам кажется отрицательным явлением и внепартийное положение Г. Гапона. Само собой понятно, что, перейдя с такой быстротой от веры в царя и от обращения к нему с петицией к революционным целям, Гапон не мог сразу выработать себе ясного революционного миросозерцания. Это неизбежно, и, чем быстрее и шире будет идти развитие революции, тем чаще будет повторяться такое явление. Но полная ясность и определенность в отношениях между партиями, направлениями и оттенками есть безусловно необходимое условие сколько-нибудь успешного временного соглашения между ними. Ясность и определенность понадобятся при каждом практическом шаге и обусловят определенность и отсутствие шатаний в настоящем, практическом деле. Начало революции в России поведет вероятно к выступлению на политическую сцену многих лиц, а может быть и направлений, которые будут держаться мнения, что лозунг «революция» есть вполне достаточное для «людей дела» определение их целей и их средств действия. Ничего не может быть ошибочнее такого мнения. Кажущаяся более высокой или более удобной или более «дипломатической» внепартийная позиция на самом деле является лишь более неясной, более смутной и неизбежно чреватой непоследовательностями и колебаниями в практической деятельности. Во имя революции наш идеал должен быть вовсе не тот, чтобы все партии, все направления, оттенки слились в один революционный хаос. Напротив, рост и расширение революционного движения, приближение его к большим и большим глубинам различных классов и слоев народа вызовет неизбежно (и хорошо, что вызовет) новые и новые направления и оттенки. Только полная ясность и определенность их в их взаимоотношении между собой и в их отношении к позиции революционного пролетариата могут обеспечить наибольший успех революционного движения. Только полная ясность взаимоотношений может обеспечить успех соглашения для достижения общей ближайшей цели.

Эта ближайшая цель намечена, по нашему мнению, вполне правильно в письме Г. Гапона: 1) свержение самодержавия, 2) временное революционное правительство, 3) немедленная амнистия борцам за политическую и религиозную свободу, – конечно, также за свободу стачек и т. д., 4) немедленное вооружение народа и 5) немедленный созыв всероссийского учредительного собрания на основе всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права. Немедленное осуществление революционным правительством полного равенства всех граждан и полной политической свободы при выборах подразумевается, конечно, Гапоном, но могло бы быть указано и прямо. Затем было бы целесообразно включить в программу временного правительства и учреждение повсюду революционных крестьянских комитетов с целью поддержки демократического переворота и осуществления его в частностях. От революционной самодеятельности крестьянства зависит очень и очень многое в успехе революции, и на лозунге, вроде указанного нами, могли бы сойтись, вероятно, различные социалистические и революционно-демократические партии.

Пожелаем, чтобы Г. Гапону, так глубоко пережившему и перечувствовавшему переход от воззрений политически бессознательного народа к воззрениям революционным, удалось доработаться до необходимой для политического деятеля ясности революционного миросозерцания. Пожелаем, чтобы его призыв к боевому соглашению для восстания увенчался успехом, и революционный пролетариат, идя рядом с революционной демократией, мог ударить на самодержавие и низвергнуть его скорее, вернее и ценою меньших жертв.

Написано 4 (17) февраля 1905 г.

Напечатано 21 (8) февраля 1905 г. в газете «Вперед» № 7

Печатается по тексту газеты

О созыве III партийного съезда

{101}

. От редакции

Редакции «Вперед» остается только выразить свое горячее сочувствие почину русского бюро. Наконец-то сделан энергичный шаг к партийному выходу из положения, созданного заграничными бонапартистами! В отделе «Из партии» мы помещаем сведения о том, как быстро откликаются комитеты на призыв бюро. Пусть последуют их примеру все и всякие группы и организации, а также отдельные лица, причисляющие себя к РСДРП или хотя бы примыкающие к ней по своим воззрениям и симпатиям. Третий съезд созывается впервые при таких условиях, когда заранее известен и состав его (на основании устава партии), и ход работ, и право на участие в нем кого бы то ни было. Пусть же все товарищи шире пользуются этими условиями! Пусть не забывают, что устав нашей партии гарантирует каждому возможность обратиться к съезду (§10 устава: «Каждый член партии и всякое лицо, имеющее какое-либо дело с партией, вправе требовать, чтобы его заявление в подлинном виде было доставлено в ЦК, в редакцию ЦО или партийному съезду»). Пусть пользуются немедленно этой возможностью. Редакция «Вперед» берет на себя доставку таких заявлений русскому бюро, которое конституировалось теперь, как Организационный комитет съезда. Участие на съезде с решающим голосом доступно лишь представителям комитетов и других полноправных, на основании устава, партийных организаций. Но участие с совещательным голосом доступно с разрешения самого съезда – кому бы то ни было, а с разрешения Организационного комитета – делегатам неполноправных партийных организаций (§ 3, примечание 2-ое устава партии: «Ц. К-ту предоставляется приглашать на съезд с совещательным голосом делегатов тех организаций, которые не отвечают условиям, указанным в примечании 1-ом», т. е. которые не утверждены в своем полноправном звании за год до съезда. – Само собою разумеется, что Орг. ком., созывая съезд по поручению большинства комитетов против воли бонапартистского Ц. К-та и Совета, перенимает все права Ц. К-та по созыву съезда).

Редакция «Вперед», с своей стороны, предлагает съезду такой примерный порядок дня: 1. Конституирование съезда (регламент, доклад Орг. ком., проверка мандатов). 2. Отчеты делегатов. 3. Партийный кризис. 4. Организационный вопрос. 5. Отношение к восстанию. 6. Соглашение с революционной демократией для целей восстания. 7. Отношение к либералам. 8. Работа в крестьянстве и поддержка революционного крестьянского движения. 9. Работа среди войска. 10. Улучшение пропагандистской и агитационной работы. 11. Выборы должностных лиц.

Активное участие всех членов партии в выработке и подготовке докладов и резолюций по этим и другим крупным вопросам (а также в собирании материала для докладов) безусловно необходимо для успеха съезда. Мы приглашаем всех сторонников партийности взяться за эту работу немедленно. Всякий, участвовавший так или иначе в перипетиях партийного кризиса, может помочь съезду кратким сообщением своего опыта и своего мнения о средствах выхода. Каждый, работавший в любой партийной или примыкающей к партии организации, может дать полезнейший материал, основанный на его личном опыте, для решения различных сторон организационного вопроса. (Вот примерная программа таких сообщений: время и место работы; число членов организации, рабочих и интеллигентов; отношения между ними; нужны ли писаные уставы, и какие; нужно ли нормирование, и какое, относительно пределов автономии, разделения труда, групп, входящих в партию и примыкающих к ней, кооптации и исключения членов; выборное начало; отношение комитетов к группам пропагандистов, агитаторов, организаторов, районным и фабричным кружкам, литераторским и техническим комиссиям и т. д. и т. д.)

В редакцию «Вперед» доставлены уже некоторые материалы о работе среди крестьян и среди солдат. Нам известна одна группа, систематически работающая над сводкой опыта своих членов в деле пропаганды, агитации и организации и над составлением доклада съезду. Нам обещан доклад одного товарища, участвовавшего в работе организации вооруженного сопротивления сотен рабочих на случай еврейского погрома в одном из больших городов, а также доклад товарища, изучавшего военное дело, по вопросу об уличной борьбе. В высшей степени важно, чтобы за подобную работу взялись немедленно товарищи в возможно большем числе.

Партийный кризис выяснен в литературе до мельчайшей черточки. Обсуждение его не может и не должно занять много времени. Центральным пунктом работ съезда должны быть новые вопросы организации и тактики, выдвигаемые новым гигантским подъемом нашего революционного движения. Для решения этих вопросов коллективный опыт всех социал-демократов, хоть сколько-нибудь участвовавших в движении, представляет неоценимую важность. Надо только поскорее собрать этот опыт и сделать его доступным для обсуждения съезда.

За дело же, товарищи! Пусть за активную помощь съезду немедленно возьмется всякий, кому дорого социал-демократическое рабочее движение. Тогда партия быстро выйдет из периода временного унижения и ослабления на дорогу активнейшего участия в великой русской революции, на дорогу, ведущую к победе над проклятым врагом русского народа!

Написано в феврале, ранее 13 (26), 1905 г.

Напечатано 28 (15) февраля 1905 г. в газете «Вперед» № 8

Печатается по тексту газеты

Из новоискровского лагеря

Плеханов в передовице № 87 «Искры» проводит с успехом, мягко и уступчиво кивая Мартову, тактику kill with kindness (убить посредством мягкости). Расшаркиваясь перед автором передовицы № 85, Плеханов по существу дела целиком опровергает его и проводит именно те взгляды, на которых настаивал всегда «Вперед». В добрый час! Только посчитайтесь еще родством с Мартыновым, почтеннейший диалектик. Поговорите с ним о той страшной и гибельной для вас перспективе, которая осуществится, если вы, «подготовив победу» (лозунг № 87), одержите победу! Поговорите с ним о грозной опасности «захвата власти», «участия в временном правительстве» и «революционной диктатуры». Бедный Плеханов, долго еще придется ему выпутываться из того хлама, который припасен одобренными всей (?) редакцией брошюрами Троцкого, Мартынова, Рабочего и Аксельрода! В приложении к № 86 «Искры» Попов признает, что он автор письма, опубликованного в «Заявлении» Ленина. Что и требовалось доказать! Систематический обман партии джентльменами меньшинства доказан. Как мы и предсказывали, джентльмены стараются выпутаться, отвлекая внимание читателя к вопросу о том, имел ли право Ленин конфисковать письмо, разоблачающее бонапартистов. Известные своей моральной чуткостью, Мартов и Попов вопят и о краже, и о шпионстве и пр. Ругайтесь, господа, усердствуйте: за отсутствием доводов вам только и остается, что браниться.

«Вперед» № 8, 28 (15) февраля 1905 г.

Печатается по тексту газеты «Вперед»

Письмо организациям в России

28.II.1905.

Дорогие товарищи! Сейчас получили известие, что к съезду присоединились С.Петербург, Тула, Москва, Север, Нижний, Кавказ, Одесса, – конечно, присоединятся и другие. Говорят, ЦК заявил, что он за съезд. Разумеется, никто ему теперь не верит; все говорят, что пусть приходит на съезд, приглашены ведь все, но собирает съезд бюро и только бюро. Едва ли стоит говорить о том, почему к ЦК не осталось ни капли доверия (и отдельные совершенно единичные голоса в его пользу были сразу взяты назад). Все понимают, что ЦК только обманывает и дипломатничает.

Крайне важно начать немедленно готовиться к съезду и привлечь к этому делу самым энергичным образом все кружки, районные, пропагандистские, фабричные, словом все и особенно рабочие. В № 8 «Вперед» (сегодня выходит) мы тоже говорим об этом. Было бы крайне полезно участие на съезде рабочих. (По-нашему, с совещательным голосом надо пускать самым либеральным образом. Вопрос, значит, только в деньгах. Агитируйте пошире: мы уверены, что найдутся рабочие, которые соберут 150–200 рублей делегату, найдутся и среди интеллигентов специальные жертвователи на такие цели.) Вопросы на съезде важные: организация, отношение к периферии, восстание, вооружение рабочих (основание динамитных мастерских), соглашение с социалистами-революционерами для восстания, поддержка революционного крестьянского движения и многие другие. Сугубо важны доклады о работе среди войска, среди крестьян. Используйте как можно шире для съезда связи с офицерами, студентами и проч. На съезде предполагают заменить § 1 устава мартовский ленинским с расширением прав партийных организаций, а также организаций, примыкающих к партии. Сюда подойдут очень многие из элементов революционной демократии. Пусть же активнее готовятся к съезду все и каждый.

Горячий привет.

Из Питера начали посылать нам протоколы районных рабочих собраний. Пример, достойный подражания. Вообще усиленно просим рабочих самих писать и писать во «Вперед».

Впервые напечатано в 1926 г. в Ленинском сборнике V

Печатается по рукописи

Анкета

{104}

. К III съезду партии

Ввиду созыва III съезда партии некоторые товарищи-практики просят нас напечатать следующее заявление. Было бы весьма желательно, чтобы при предстоящем обсуждении организационного вопроса на съезде были приняты во внимание и обсуждены особенно тщательно указания и мнения возможно большего числа работавших в России товарищей. Пусть поэтому всякий работавший откликнется и даст ответ на следующие вопросы. Редакция «Вперед» соберет их вместе и передаст съезду, так что каждый делегат в состоянии будет воспользоваться коллективным опытом массы товарищей. Вот примерный перечень главнейших вопросов, выяснение которых необходимо для переработки устава и составления резолюций съезда. 1) Место и время и продолжительность работы? 2) Работал ли в качестве члена комитета или одного из комитетских учреждений и какого? фабричного кружка и т. д.? 3) Как велико было число членов каждого из известных пишущему комитетов или комитетских отделений, организаторских групп и т. д.? сколько рабочих и интеллигентов в каждом? 4) Каков был обычай кооптации из периферии в комитет? Нельзя ли указать средний срок работы в периферии? Нет ли примеров недовольства из-за кооптации и т. п.? Необходимо строго отделять при всех ответах период до II съезда и после него. Особенно желательны подробные сведения о периоде до II съезда. 5) Сколько было всего партийных организаций, групп, кружков и т. д. в той местности, где NN работал? Перечислить каждую группу, ее число членов, функции и т. д. 6) Были ли группы (организации, кружки и т. д.), не считающиеся партийными, но примыкающие к партии? 7) Как велись сношения между периферией (и всеми различными родами периферийных кружков) и комитетом? Удовлетворяли ли работников эти формы сношений? 8) Считаете ли возможным и желательным введение выборного начала? Если нет, почему? Если да, то как именно? Желательно точно указать, на какие кружки должно бы быть распространено право выбора. 9) Считаете ли полезным разделение интеллигентских и рабочих комитетов (групп, кружков, организаций и т. д.)? Если нет, почему? Если да, то просят указать форму разделения. 10) Выбирал ли комитет центральную, распорядительную группу, или нет? Если да, как именно? как часто ее проверяли? были ли довольны ее учреждением? 11) Считаете ли полезными и возможными писаные уставы местных организаций? 12) Считаете ли полезным введение в устав партии каких-либо норм относительно местных организаций (комитетов и др.)? Если да, просят наметить эти нормы. 13) Считаете ли желательным определение в уставе партии точных прав ЦК на введение (и исключение) членов из комитетов и других организаций? Каковы должны быть точные права ЦК? 14) Желательно ли оградить автономию местных комитетов особыми нормами и какими именно? 15) Как часто собирался комитет или та группа, кружок и т. д., где вы были членом? Если можно, перечислите точно все собрания за время вашей работы. Если нельзя, определите приблизительно. Были ли неудобства частых собраний? Каково среднее число возможных и необходимых, по вашему опыту, собраний в месяц и каково число членов собрания?

Написано ранее 20 февраля (5 марта) 1905 г.

Впервые напечатано в 1926 г. в Ленинском сборнике V

Печатается по рукописи

Записи речей в женевском клубе большевиков

{105}

. Протокол 5 марта 1905 года

Новые задачи и новые силы

{106}

Развитие массового рабочего движения в России в связи с развитием социал-демократии характеризуется тремя замечательными переходами. Первый переход – от узких пропагандистских кружков к широкой экономической агитации в массе; второй – к политической агитации в крупных размерах и к открытым, уличным демонстрациям; третий – к настоящей гражданской войне, к непосредственной революционной борьбе, к вооруженному народному восстанию. Каждый из этих переходов подготовлялся, с одной стороны, работой социалистической мысли в одном преимущественно направлении, с другой стороны, глубокими изменениями в условиях жизни и во всем психическом укладе рабочего класса, пробуждением новых и новых слоев его к более сознательной и активной борьбе. Эти изменения происходили иногда бесшумно, накопление сил пролетариатом, совершалось за сценой, незаметно, вызывая нередко разочарование интеллигентов в прочности и жизненности массового движения. Затем наступал перелом, и все революционное движение как бы сразу поднималось на новую, высшую ступень. Перед пролетариатом и его передовым отрядом, социал-демократией, вставали практически новые задачи, для разрешения этих задач словно из земли вырастали новые силы, которых никто не подозревал еще накануне перелома. Но происходило все это не сразу, не без колебаний, не без борьбы направлений в социал-демократии, не без возвратов к устарелым, давно, казалось бы, отжившим и похороненным воззрениям.

Первая страница рукописи В. И. Ленина «Новые задачи и новые силы». – 1905 г. (Уменьшено)

Один из таких периодов колебаний переживает и теперь социал-демократия в России. Было время, когда переход к политической агитации пробивался через оппортунистические теории, когда боялись, что для новых задач не хватает сил, когда отсталость социал-демократии от запросов пролетариата оправдывали неумеренно-частым повторением слова «классовый» или хвостистским толкованием отношения партии к классу. Ход движения отмел все эти близорукие опасения и отсталые взгляды. Теперь новый подъем сопровождается опять, хотя и несколько в другой форме, борьбой с отжившими кружками и направлениями. Рабочедельцы возродились в лице новоискровцев. Чтобы приспособить нашу тактику и организацию к новым задачам, приходится преодолевать сопротивление оппортунистических теорий насчет «высшего типа демонстраций» (план земской кампании) или насчет «организации-процесса», приходится бороться против реакционной боязни перед «назначением» восстания или перед революционной демократической диктатурой пролетариата и крестьянства. Отсталость социал-демократии от насущных запросов пролетариата опять оправдывается неумеренно-частым (и очень часто неумным) повторением слова «классовый» и принижением задач партии по отношению к классу. Лозунгом «рабочей самодеятельности» опять злоупотребляют, преклоняясь перед низшими формами самодеятельности и игнорируя высшие формы действительно социал-демократической самодеятельности, действительно революционной инициативы самого пролетариата.

Не подлежит ни малейшему сомнению, что ход движения отметет и на этот раз все эти пережитки устарелых и безжизненных взглядов. Такое отметание должно состоять, однако, далеко не в одном опровержении старых ошибок, а еще несравненно более в положительной революционной работе над практическим осуществлением новых задач, над привлечением к нашей партии и использованием ею новых сил, которые в такой гигантской массе выдвигаются теперь на революционное поприще. Именно эти вопросы положительной революционной работы должны составить главный предмет занятий предстоящего третьего съезда, именно на них должны теперь сосредоточить все свои помыслы все члены нашей партии в их местной и общей работе. Каковы стоящие перед нами новые задачи, мы в общих чертах не раз уже говорили: расширение агитации на новые слои городской и деревенской бедноты, создание более широкой, подвижной и крепкой организации, подготовка восстания и вооружение народа, соглашение для этих целей с революционной демократией. Каковы новые силы для осуществления этих задач, – об этом красноречиво говорят вести о всеобщих стачках по всей России, о забастовках и революционном настроении молодежи, демократической интеллигенции вообще и даже многих кругов буржуазии. Наличность этих громадных свежих сил, полная уверенность в том, что даже теперешнее, невиданное никогда в России революционное брожение охватило только еще небольшую долю всего гигантского запаса горючего материала в рабочем классе и крестьянстве, – все это ручается вполне и безусловно, что новые задачи могут быть решены и непременно будут решены. Практический вопрос, стоящий перед нами, состоит прежде всего в том, как именно использовать, направить, объединить, организовать эти новые силы, как именно сосредоточить социал-демократическую работу главным образом на новых высших задачах, выдвигаемых моментом, отнюдь не забывая при этом тех старых и обычных задач, которые стоят и будут стоять перед нами, пока держится мир капиталистической эксплуатации.

Чтобы наметить некоторые способы разрешения этого практического вопроса, начнем с одного частного, но очень характерного, на наш взгляд, примера. Недавно, совсем накануне начала революции, либерально-буржуазное «Освобождение» (№ 63) затронуло вопрос об организационной работе социал-демократии. Внимательно следя за борьбой двух направлений в социал-демократии, «Освобождение» не преминуло еще и еще раз воспользоваться поворотом новой «Искры» к «экономизму» и подчеркнуть (по поводу демагогической брошюры «Рабочего») свою глубокую принципиальную симпатию к «экономизму». Либеральный орган правильно заметил, что из этой брошюры (см. о ней № 2 «Вперед») вытекает неизбежное отрицание или умаление роли революционной социал-демократии. И по поводу совершенно неверных утверждений «Рабочего» об игнорировании экономической борьбы после победы правоверных марксистов «Освобождение» говорит:

«Иллюзия современной русской социал-демократии заключается в том, что она боится культурной работы, боится легальных путей, боится «экономизма», боится так называемых неполитических форм рабочего движения, не понимая, что только культурная работа, легальные и неполитические формы могут создать достаточно прочный и достаточно широкий базис для такого движения рабочего класса, которое заслуживало бы названия революционного». И «Освобождение» советует освобожденцам «взять на себя инициативу в деле создания профессионального рабочего движения» не против социал-демократии, а вместе с нею, причем проводится параллель с условиями немецкого рабочего движения в эпоху исключительного закона против социалистов.

Здесь не место говорить об этой параллели, которая глубоко ошибочна. Необходимо прежде всего восстановить истину об отношении социал-демократии к легальным формам рабочего движения. «Легализация несоциалистических и неполитических рабочих союзов в России уже началась», – говорилось в 1902 году в «Что делать?». «Мы не можем отныне не считаться с этим течением». Как считаться? ставится там вопрос и указывается на необходимость разоблачения не только зубатовских учений, но и всяких гармонических, либеральных речей на тему о «сотрудничестве классов» («Освобождение», приглашая соц.-дем. к сотрудничеству, вполне признает первую задачу и умалчивает о второй). «Делать это, – говорится далее, – вовсе не значит забывать о том, что в конце концов легализация рабочего движения принесет пользу именно нам, а не Зубатовым». Мы отделяем плевелы от пшеницы, разоблачая зубатовщину и либерализм в легальных собраниях, «Пшеница, это – привлечение внимания еще более широких и самых отсталых слоев рабочих к социальным и политическим вопросам, это – освобождение нас, революционеров, от таких функций, которые по существу легальны (распространение легальных книг, взаимопомощь и т. п.) и развитие которых неизбежно будет давать нам все больший и больший материал для агитации».

Отсюда ясно видно, что, по вопросу о «боязни» легальных форм движения, жертвой «иллюзии» сделалось всецело «Освобождение». Революционные соц.-демократы не только не боятся этих форм, а указывают прямо на существование в них и плевелов и пшеницы. Своими рассуждениями «Освобождение» только прикрывает, следовательно, реальную (и основательную) боязнь либералов перед разоблачением со стороны революционной социал-демократии классовой сущности либерализма.

Но особенно интересует нас с точки зрения теперешних задач вопрос об освобождении революционеров от части их функций. Именно переживаемый нами момент начала революции придает этому вопросу особенно злободневное и особенно широкое значение. «Чем энергичнее будем мы вести революционную борьбу, тем больше вынуждено будет правительство легализировать часть профессиональной работы, снимая тем с нас часть нашего бремени», – говорилось в «Что делать?». Но энергичная революционная борьба избавляет нас от «части нашего бремени» не только этим путем, а и многими другими. Переживаемый момент не только «легализировал» многое такое, что раньше было под запретом. Он настолько расширил движение, что и помимо правительственной легализации вошло в практику, стало обычным, доступным для массы многое такое, что раньше считалось доступным и было доступным только для революционера. Весь исторический ход развития соц.-дем. движения характеризуется тем, что оно завоевывает себе, несмотря на все препятствия, все более значительную свободу действий, вопреки законам царизма и мерам полиции. Революционный пролетариат как бы окружает себя известной, недоступной для правительства атмосферой сочувствия и поддержки как в рабочем классе, так и в других классах (разделяющих, конечно, лишь небольшую часть требований рабочей демократии). В начале движения социал-демократу приходилось исполнять массу почти культурнической работы, занимать свои силы почти одной экономической агитацией. И вот, одна такая функция за другой все более переходит в руки новых сил, более широких слоев, привлекаемых к движению. В руках революционных организаций все более сосредоточивалась функция настоящего политического руководства, функция указания соц.-дем. выводов из проявлений рабочего протеста и народного недовольства. Сначала нам приходилось учить рабочих грамоте и в прямом и в переносном смысле. Теперь уровень политической грамотности так гигантски повысился, что можно и должно сосредоточить все свои силы на более непосредственных социал-демократических целях организованного руководства революционным потоком. Теперь либералы и легальная печать делают массу той «подготовительной» работы, которая до сих пор слишком занимала наши силы. Теперь открытая, не преследуемая ослабевшим правительством, пропаганда демократических идей и требований разлилась так широко, что мы должны приспособляться к совершенно новому размаху движения. Конечно, в этой подготовительной работе есть и плевелы и пшеница; конечно, социал-демократам придется теперь все больше и больше внимания уделять борьбе с влиянием на рабочих буржуазной демократии. Но именно такая работа и будет заключать в себе гораздо больше действительно социал-демократического содержания, чем прежняя наша деятельность, направленная, главным образом, к пробуждению политически-бессознательных масс.

Чем больше расширяется народное движение, тем больше раскрывается настоящая природа различных классов, тем насущнее задача партии руководить классом, быть его организатором, а не тащиться в хвосте событий. Чем больше развивается везде и повсюду всяческая революционная самодеятельность, тем очевиднее становится пустота и бессодержательность рабочедельских словечек о самодеятельности вообще, повторяемых так охотно всяким крикуном, тем больше выступает значение социал-демократической самодеятельности, тем выше требования, предъявляемые событиями нашей революционной инициативе. Чем шире новые и новые потоки общественного движения, тем важнее крепкая соц.-дем. организация, умеющая создавать новые русла для этих потоков. Чем больше работает на руку нам независимо от нас идущая демократическая пропаганда и агитация, тем важнее организованное руководство социал-демократии для охраны независимости рабочего класса от буржуазной демократии.

Революционная эпоха для социал-демократии все равно, что военное время для армии. Надо расширять кадры нашей армии, переводить ее с мирных контингентов на военные, мобилизовать запасных и резервных, призывать под знамена получивших отпуск, налаживать новые вспомогательные корпуса, отряды и службы. Надо не забывать, что на войне неизбежно и необходимо пополнять свои ряды менее подготовленными рекрутами, заменять сплошь да рядом офицеров простыми солдатами, ускорять и упрощать производство солдат в офицеры.

Говоря без метафор: надо сильно расширить состав всевозможных партийных и примыкающих к партии организаций, чтобы хоть сколько-нибудь идти в ногу с возросшим во сто раз потоком народной революционной энергии. Это не значит, разумеется, чтобы следовало оставить в тени выдержанную подготовку и систематическое обучение истинам марксизма. Нет, но надо помнить, что теперь гораздо большее значение в деле подготовки и обучения имеют самые военные действия, которые учат неподготовленных именно в нашем и всецело в нашем направлении. Надо помнить, что наша «доктринерская» верность марксизму подкрепляется теперь тем, что ход революционных событий дает везде и повсюду предметные уроки массе и все эти уроки подтверждают именно нашу догму. Не об отказе от догмы, следовательно, говорим мы, не об ослаблении нашего недоверчивого и подозрительного отношения к расплывчатым интеллигентам и революционным пустоцветам, совсем напротив. Мы говорим о новых методах обучения догме, о которых непозволительно было бы забывать социал-демократу. Мы говорим о том, как важно теперь пользоваться наглядными уроками великих революционных событий, чтобы преподавать не кружкам уже, а массам наши старые «догматические» уроки насчет, например, того, что необходимо слияние на деле террора с восстанием массы, что за либерализмом образованного русского общества надо уметь видеть классовые интересы нашей буржуазии (ср. полемику по этому вопросу с соц.-рев. в № 3 «Вперед»).

Значит, не об ослаблении нашей соц.-демократической требовательности, нашей ортодоксальной непримиримости идет речь, а об укреплении той и другой новыми путями, новыми методами обучения. В военное время рекрутов надо учить непосредственно на военных действиях. Смелее же беритесь за новые приемы обучения, товарищи! Смелее составляйте новые и новые дружины, посылайте их в бой, вербуйте больше рабочей молодежи, расширяйте обычные рамки всех партийных организаций, начиная от комитетов и кончая фабричными группами, цеховыми союзами, студенческими кружками! Помните, что всякое промедление наше в этом деле послужит на пользу врагам социал-демократии, ибо новые ручьи ищут выхода немедленно и, не находя соц.-дем. русла, они будут устремляться в несоц.-демократическое. Помните, что каждый практический шаг революционного движения будет неизбежно и неминуемо учить молодых рекрутов именно социал-демократической науке, ибо эта наука основана на объективно-верном учете сил и тенденций различных классов, а революция есть не что иное, как ломка старых надстроек и самостоятельное выступление различных классов, стремящихся по-своему создать новую надстройку. Не принижайте только нашей революционной науки до одной книжной догмы, не опошляйте ее презренными фразами о тактике-процессе, организации-процессе, фразами, которые оправдывают разброд, нерешительность, неинициативность. Давайте больше простора самым разнообразным предприятиям самых различных групп и кружков, памятуя, что верность их пути кроме наших советов и помимо наших советов обеспечивается неумолимыми требованиями самого хода революционных событий. Давно уже сказано, что в политике часто приходится учиться у врага. А в революционные моменты враг всегда навязывает нам правильные выводы особенно назидательно и быстро.

Итак, подводим итоги: надо считаться с стократ разросшимся движением, с новым темпом работы, с более свободной атмосферой, с более широким полем деятельности. Нужен совсем иной размах всей работы. Нужно переносить центр тяжести приемов обучения с мирных преподавательских уроков на военные действия. Нужно вербовать смелее, шире и быстрее молодых борцов в ряды всех и всяческих наших организаций. Нужно создавать для этого, не медля ни минуты, сотни новых организаций. Да, сотни, это не гипербола и не возражайте мне, что теперь «поздно» заниматься такой широкой организационной работой. Нет, организоваться никогда не поздно. И приобретаемой нами по закону и захватываемой нами вопреки закона свободой мы должны пользоваться, чтобы умножать и укреплять все и всяческие партийные организации. Каков бы ни был ход и исход революции, как бы рано ни остановили ее те или другие обстоятельства, все ее реальные приобретения будут прочны и верны лишь по мере организованности пролетариата.

Лозунг: организуйтесь! который сторонники большинства хотели дать в оформленном виде на втором съезде партии, должен быть осуществляем теперь немедленно. Если мы не сумеем смело, инициативно создать новых организаций, мы должны тогда отказаться от пустых претензий на роль авангарда. Если мы беспомощно остановимся на достигнутых уже пределах, формах и рамках комитетов, групп, собраний, кружков, мы докажем этим свою неумелость. Тысячи кружков возникают теперь повсюду, помимо нас, без всякой определенной программы и цели, просто под влиянием событий. Надо, чтобы социал-демократы поставили себе задачей создать и укрепить непосредственные отношения с возможно большим числом таких кружков, чтобы они оказывали им помощь, просвещали запасом своих знаний и опыта, оживляли своей революционной инициативой. Пусть все такие кружки, кроме сознательно несоциал-демократических, либо прямо входят в партию, либо примыкают к партии. В последнем случае нельзя требовать ни принятия нашей программы, ни обязательных организационных отношений с нами: достаточно одного чувства протеста, одного сочувствия делу международной революционной социал-демократии, чтобы из таких примыкающих кружков при энергичном выступлении перед ними социал-демократов, под давлением хода событий, вырабатывались сначала демократические помощники социал-демократической рабочей партии, а затем и убежденные члены ее.

Людей масса и людей нет, – в эту противоречивую формулу укладывались уже давно противоречия организационной жизни и организационных запросов социал-демократии. И это противоречие с особенной силой выступает теперь: одинаково часто слышишь со всех концов страстные призывы новых сил, жалобы на отсутствие людей в организациях, и наряду с этим везде и повсюду гигантское предложение услуг, рост молодых сил, особенно среди рабочего класса. Организатор-практик, который при таких условиях жалуется на отсутствие людей, впадает в ту же иллюзию, в которую впадала в эпоху кульминационного развития великой французской революции госпожа Ролан, писавшая в 1793 г.: людей нет во Франции, всё пигмеи кругом. Кто говорит так, тот за деревьями не видит леса, тот признается, что его ослепили события, что не он, революционер, владеет ими в своем сознании и в своей деятельности, а они владеют им, они подавили его. Такому организатору лучше уйти на покой, очистить место молодым силам, у которых энергия возместит с лихвой обычную и заученную рутину.

Люди есть, никогда не бывало у революционной России такой массы людей, как теперь. Никогда не бывало у революционного класса таких чертовски благоприятных условий, – в отношении временных союзников, сознательных друзей, невольных пособников, – как у современного русского пролетариата. Людей масса, надо только выбросить за борт хвостистские мысли и поучения, надо только дать простор почину и инициативе, «планам» и «предприятиям», и тогда мы окажемся достойными представителями великого революционного класса, тогда пролетариат России так же геройски проведет всю великую русскую революцию, как геройски он ее начал.

«Вперед» № 9, 8 марта (23 февраля) 1905 г.

Печатается по рукописи

Освобожденцы и новоискровцы, монархисты и жирондисты

В № 66 «Освобождения» помещена рецензия на брошюру Мартынова «Две диктатуры» (одобренную и рекомендованную редакцией «Искры», см. № 84). Как и следовало ожидать, либеральный буржуа не скрывает своих симпатий к оппортунистическому крылу в социал-демократии. «Рядом с работой г. Акимова» брошюра Мартынова является для «Освобождения» «одним из наиболее интересных произведений из всей новейшей соц.-дем. литературы». Мог ли иначе отнестись либерал к проповеди хвостизма, запугивающей революционный класс роковой перспективой участия во временном правительстве и «революционной диктатуры» в демократическом перевороте (Мартынов, напуганный «якобинством», смешивает этот переворот с социалистической революцией!)? Случайность ли это, что «Освобождение» в статье «Знаменательный поворот» приветствовало плехановскую идею об уступках ревизионистам? Чем объяснить заявление «Освобождения» (№ 57), что «по существу меньшевисты защищают теперь нечто более жизненное и дееспособное, чем большевисты»? Не тем ли, что «единственная надежда на идейную жизненность русского либерализма заключается в жизненности социал-демократического оппортунизма» (см. наше издание «Услужливый либерал»)? Прав или неправ был г. Струве, когда он утверждал, что брошюра Троцкого «Наши политические задачи», вышедшая под редакцией «Искры» (см. № 72), «совершенно справедливо берет под свою защиту некоторые идеи, с которыми интересующиеся соц.-дем. литературой знакомы уже по писаниям гг. Акимова, Мартынова и Кричевского и других так называемых экономистов» (№ 57 «Освобождения»)? Если бы Мартынов и Ко подумал над этими вопросами, то он может быть уразумел бы головоломную (ох, какую головоломную!) староискровскую идею о сходстве отношений между якобинцами и жирондистами, с одной стороны, и между революционными социал-демократами и оппортунистами, с другой стороны. (Впервые выдвинута эта идея, если мы не ошибаемся, в передовице № 2 «Искры», писанной Плехановым.) Были ли жирондисты изменниками делу великой французской революции? Нет. Но они были непоследовательными, нерешительными, оппортунистическими защитниками этого дела. Поэтому с ними боролись якобинцы, которые так же последовательно отстаивали интересы передового класса 18-го века, как революционные социал-демократы последовательно отстаивают интересы передового класса 20-го века. Поэтому жирондистов поддерживали и оправдывали от нападок якобинцев прямые изменники делу великой революции, монархисты, попы-конституционалисты и т. д. Не начинаете ли вы теперь понимать кое-что, почтеннейший жирондист Мартынов? Нет еще? Вот вам еще пояснение: являются ли новоискровцы изменниками делу пролетариата? Нет. Но они являются непоследовательными, нерешительными, оппортунистическими защитниками этого дела (и принципов организации и тактики, освещающих это дело). Поэтому с их позицией борются революционные социал-демократы (одни прямо и открыто, другие тайком, за запертыми дверями редакционных кабинетов, посредством хитростей и уловок). Поэтому новоискровцев идейно поддерживают и оправдывают прямые изменники делу пролетариата, освобожденцы. Не начинаете ли вы теперь понимать кое-что, почтеннейший жирондист Мартынов?

«Вперед» № 9, 8 марта (23 февраля) 1905 г.

Печатается по тексту газеты «Вперед»

Бесконечные отговорки

«Искра» и так называемый Совет продолжают свою тактику проволочек, отговорок и увиливания от съезда. Плеханов пытается встать на формальную точку зрения, повторяя с упорством, достойным лучшего дела, что съезд созывается Советом и что поэтому всякий не Советом созываемый съезд незаконен. Это рассуждение до такой степени односторонне и наивно-корыстно, что так и хочется «зайцу дать клочок медвежьего ушка» – Плеханову дать медаль за строгое блюдение партийного устава и партийного закона! Мы почтительнейше спросили бы почтеннейшего сторонника диалектического, т. е. всестороннего рассмотрения: Совет для партии или партия для Совета? Совет ли подотчетен партии и подлежит контролю партии или партия подотчетна Совету? Не отменяется ли дисциплина по отношению к низшей коллегии дисциплиной по отношению к высшей коллегии?? Не припомнит ли наш неуклонный блюститель законности рассуждений своих на этот счет на втором съезде партии?

Совет обязан, по нашему уставу, созвать съезд при наличности половины голосов за него. Как быть партии, если Совет уклоняется от исполнения своей обязанности? В уставе немецкой социал-демократической партии на этот вопрос дан прямой ответ, именно: созывает съезд тогда не высшее правление партии, а особая, не зависимая от правления, контрольная комиссия. У нас в уставе на этот вопрос не дано никакого ответа. Значит ли это, спросим мы друзей наших из новой «Искры», что вопрос неразрешим? значит ли это, что партия при уклонении Совета от исполнения его партийных обязанностей должна распуститься и быть замененной Советом? Партия для Совета, не так ли?

Мы смеем думать, что не так, что партия обязана сама следить за исполнением устава ее должностными лицами, что «следить» значит не словами только порицать, а делом исправлять. Тот не достоин звания политически свободного гражданина, кто не умеет требовать и добиваться от своих доверенных выполнения их обязанностей по отношению к доверителям. Тот не достоин звания члена партии, кто не умеет требовать и добиваться от своих доверенных выполнения их партийных обязанностей по отношению к их доверителям. Совет есть доверенный комитетов. Комитеты обязаны добиваться от этого доверенного выполнения им его обязанности по отношению к доверителям. Сделать это комитеты не могут иначе как выбрав свое бюро для созыва съезда. Так комитеты и поступили. Так они обязаны были поступить, если они сознают свои элементарнейшие партийные обязанности.

Не попробует ли почтенный т. Плеханов опровергнуть правильность этого утверждения? Не попробует ли он назвать нам любую социал-демократическую партию в мире, члены которой отказались бы поступать так же, как поступили наши комитеты, при уклонении партийного учреждения от созыва съезда? Делаем вызов т. Плеханову: попробуйте!

Теперь перейдем ко второму, фактическому, вопросу: действительно ли наш Совет уклонился от исполнения своего партийного долга созвать съезд? Это вопрос не только формальный, ибо кроме долга по уставу есть долг…

Написано позднее 24 февраля (9 марта) 1905 г.

Впервые напечатано в 1930 г. в Ленинском сборнике XV

Печатается по рукописи

Общий план работ и решений III съезда РСДРП

 

3. Общий план решении съезда

Резолюции:

1.

а) Реальный объект меньшинства: состав центров.

b) Неисполнение постановлений съезда.

c) Раскол до Лиги: образование тайной организации.

d) Бесчестность этого акта и всей вытекающей из него дезорганизации.

e) Постыдность оправдания дезорганизации теориями об организации-процессе, организации-тенденции, лицемерными криками о бюрократизме, формализме etc.

f) Гигантский вред от их дезорганизации положительной работе в России.

g) Необходимость полного отстранения от дезорганизаторов.

h) Поручение центрам издать брошюру с кратким изложением причин и истории раскола и сообщение международной социал-демократии.

2.

а) Необходимость высказаться по поводу так называемого примиренческого течения.

b) Единственным честным, не лицемерным представителем его был Плеханов, когда писал № 52 «Искры».

c) Съезд признает правильность позиции Плеханова на II съезде партии и Лиги и искренность его желания мира при кооптации.

d) К сожалению, Плеханов не выдержал своей позиции уступок по отношению к ревизионистам и индивидуалистическим анархистам. Все попытки принципиального оправдания, с его стороны, явно неправильны, способны лишь вносить смуту в умы и лукавство во внутрипартийные отношения,

е) Теперь так называемые примиренцы суть лицемерные меньшевики. Никакой самостоятельной программы примирения, кроме программы Плеханова, им тоже теперь отвергнутой (личные уступки, но принципиальные споры с ревизионистами и анархическими индивидуалистами).

3.

а) Съезд признает принципиальные отличия нашей позиции от позиции новоискровцев.

b) Еще на II съезде новоискровцы проявили полную принципиальную неустойчивость, в начале борясь целиком против оппортунистического крыла, в конце явно (хотя против своей воли и сознания) повернув к нему.

c) После II съезда оппортунистический характер еще более обрисовался: и в организации – оправдание систематической маленькой измены. Притупление такого оружия классовой борьбы пролетариата, как организация. Извращение марксизма до оправдания и возвеличения дезорганизации и интеллигентского анархизма.

d) В вопросах общего направления своей политики «Искра» должна была признать сама «пропасть между новой и старой «Искрой»». Поворот к хвостизму.

e) В тактике это выразилось в отношении к либералам. Земская кампания.

f)      »           »        »          »          к восстанию. Попытки оттянуть назад и запутать.

g)      »           »        »          »          к вооружению.

h)      »           »        »          »           к развращению неразвитых рабочих лозунгом «рабочая самодеятельность» etc.

i) В целом, новоискровцы = оппортунистическое крыло партии.

Разношерстные принципиально элементы в их лагере.

4.

а) Неискренний характер криков об интеллигентской партии. Утилизованы либералами. Отреклись сами новоискровцы.

b) Демагогический характер проповеди среди рабочих. «Выборное начало», его необходимость при свободных политических условиях, его невозможность в широких размерах в России.

c) Пустые слова о «рабочей самодеятельности», прикрывающие хвостизм, – обещают в организационном отношении невозможное, дешевыми средствами восстановляют против «бюрократизма», «формализма» etc, ничего не дают; не замечают революционной самодеятельности рабочих и топчутся около низов и задов.

d) Предостерегать рабочих. Сознательные рабочие должны знать и помнить аналогичные приемы рабочедельцев, должны знать и помнить позицию старой «Искры» – важность выдвижения рабочей массой сознательных рабочих социал-демократов, рабочих-революционеров, наших Бебелей, важность организовать каждый район, каждый завод etc.

e) Лишь в полной сознательности передовых рабочих, в полном стирании грани между социал-демократами, интеллигентами и рабочими, лежит залог социал-демократической классовой партии пролетариата.

5

а) Необходимость немедленной подготовки к восстанию.

b)    »    создания организации и организаций боевого характера.

+ 7. с)    »    умножения организаций вообще: организовать революцию.

d) Террор должен быть сливаем фактически с движением массы.

e) Цель восстания: временное революционное правительство, вооружение народа, учредительное собрание, революционные крестьянские комитеты.

f) Задача социал-демократии при употреблении власти: полное проведение всей демократической программы, самостоятельная организация и организации рабочего класса, стремление развивать революционную самодеятельность пролетариата и деревенской бедноты, неуклонное охранение классовой программы и точки зрения и критическое отношение к иллюзиям революционной демократии.

9.

а) Резолюция Старовера принципиально неверна: центр тяжести не в заявлениях, а в борьбе, совместности борьбы.

b) Заявления и лозунги либералов и либеральной демократии не внушают доверия (Струве).

c) Произвольное и неправильное толкование ее в смысле демократической интеллигенции. Соглашение с силой, а интеллигенция не сила. Путаница у Старовера.

d) Соглашение на очереди дня не под условием заявлений, а под условием участия в восстании, не с либеральной демократией, а с революционной демократией.

10.

а) Соглашение с земцами нарушает даже условия резолюции Старовера.

b) Неуместность и несвоевременность о неустрашении либералов. Невозможность оправдать это опасностью анархизма.

c) Реакционный смысл лозунгов о «высшем типе демонстраций».

d) Импрессионизм – оппортунизм новой «Искры».

e) Злоупотребление словами о «классовой самодеятельности» и классовом планомерном развитии.

f) Опубликовать их первое письмо для поучения молодых членов партии.

13.

а) Важное значение работы среди солдат:

b) Листки.

c) Военная организация, ее элементы? Особая военная организация может быть полезна je nachdem [85] .

d) [86] .

14.

а) В основу брать программу …

b) Разъездные группы.

c) Лекции и агитационные речи.

* * *

В принципиальной резолюции против новоискровцев важно отметить следующее:

(а) Отрицание или принижение идеи прочной организации сознательного пролетариата и его авангарда, социал-демократической рабочей партии, ведет к превращению рабочего движения в хвост буржуазной демократии.

(б) К тому же ведет демагогическое принижение роли сознательного социал-демократического воздействия на стихийное движение пролетариата и теоретическое опошление марксизма в его истолковании, оттягивающем назад революционную инициативу и передовые задачи социал-демократии.

К тому же ведет идея отделения и противоположения технического и политического руководства революцией и —

и

Изменение пункта устава о центрах

Значительная часть работающих в России товарищей, в том числе Бюро Комитетов Большинства, высказывается за один центр в России.

Что собственно значит такая реформа? В одном центре должны преобладать товарищи, работающие в России, – это, несомненно, вытекает из указанной тенденции. Осуществление ее всецело зависит от воли съезда, выбирающего состав центра. Следовательно, тут не о чем спорить и не о чем разговаривать.

Но далее, каково будет отношение Центрального Органа к Центральному Комитету? Центральный Орган, говорят нам, есть комиссия, назначенная Центральным Комитетом. Один (или два) члена редакции Центрального Органа могут (говорят те же товарищи) входить, как часть и как меньшая часть, в Центральный Комитет. Спрашивается тогда, в чем же будет проявляться участие этой заграничной части Центрального Комитета в делах Центрального Комитета? «По переписке» участвовать реально в делах Центрального Комитета, это явная утопия, об этом можно говорить только в насмешку. За границей лишь с великим трудом, ценой бездны хлопот, труда, руготни и неприятностей удается добиться плохенького осведомления post factum, а об «участии в решении дел» из-за границы можно говорить только «для ради важности» или для лицемерия.

Итак, одно из двух: или заграничные члены (respective заграничный член) Центрального Комитета выговаривают себе по уставу партии (ибо иные «договоры» недействительны) периодические собрания всего Центрального Комитета за границей. Если так, тогда этот верховный центр фактически вполне совпадает с теперешним Советом партии, т. е. становится учреждением, собирающимся 3–4–5 раз в год и лишь дающим общее направление всей работе. Или лее Центральный Комитет собирается в России и там решает все дела, без заграничного члена; тогда последний только числится, и заведомо фиктивно числится, членом Центрального Комитета. На деле он не может участвовать в решении общих дел. При таких условиях можно бы с полным правом усомниться в том, чтобы нашлись люди на этот «пост» (или на эту синекуру?) «заграничных членов» Центрального Комитета!

Другое (и последнее возможное) предположение. Весь состав Центрального Комитета, как одного центра, – товарищи, работающие в России. Только такой центр будет реально единым русским центром. За границей он назначает свою агентуру. Практически эта агентура будет существовать, однако, как самостоятельный центр: в самом деле, представьте себе редакцию Центрального Органа. Понятно, что тут нужна целая коллегия, которая образуется, складывается, спевается лишь долгим и долгим путем (Россия, чтобы сложить новый Центральный Орган, после II съезда, потратила полтора года усилий, и это при громадной заинтересованности всей России в тяжелом общепартийном кризисе!). На практике эта коллегия ведет еженедельный орган вполне самостоятельно. Русский Центральный Комитет откликается на ее ведение дела в лучшем случае «совещанием» раз в полгода (или раз в 11/2 года) – чем такое «совещание» отличается от «Совета»? – или «письмом» отдельного члена Центрального Комитета. На практике эта заграничная коллегия ведет агитацию и подготовку работников за границей (рефераты и собрания) перед сотнями членов партии. Центральный Комитет физически не в силах на деле направлять эту работу, на деле руководить этой работой заграничной коллегии. Центральный Комитет физически не в силах участвовать в этой работе иначе как редкими совещаниями с лицами, ведущими ее. И еще раз: чем будут отличаться эти совещания от Совета??

Итог: на деле, на практике «один» центр будет либо фикцией, либо он сведется, непременно и неминуемо сведется к теперешней системе того, что насмешливо зовут «троецентрием». На деле, на практике различие условий географических, политических, условий характера работы неизбежно и неминуемо вызовет и будет вызывать (впредь до падения самодержавия) два центра в нашей партии, объединяемые лишь время от времени «совещаниями» , которые на деле всегда и будут играть роль верховного или высшего «Совета» партии.

Вполне понятно, что реакция против заграницы вызвала у россиян общий крик: долой заграницу! долой два центра! Эта реакция законная и похвальная, ибо она знаменует громадный рост партийных сил и партийного самосознания после II съезда. Эта реакция выражает шаг вперед нашей партии, об этом спору нет. Но не следует давать себя обольщать словами или возводить в «систему» настроение данной минуты, преходящий «гнев» против «заграничников». На гневе никакой партийной системы не построишь. Нет ничего легче, как постановить простое и краткое правило: «центр один», но таким постановлением нисколько не приближаемся к решению очень сложного вопроса о способах реального (а не бумажного) объединения различных функций работы в России и за границей.

Написано в феврале 1905 г.

Впервые напечатано в 1926 г. в Ленинском сборнике V

Печатается по рукописи

План чтения о коммуне

{107}

1. Исторический очерк Коммуны.

Франция при Наполеоне III. Основа империализма: буржуазия уже не, пролетариат еще не… {108}

Авантюризм Наполеона III. Необходимость внешнего блеска, войн.

2. Рост пролетариата после июня 1848. Internationale Arbeiter Association 1864. Преследование ее Наполеоном III.

Протест французских рабочих против войны (12 июля, Парижская секция Интернационала, S. 16) и немецких (Брауншвейгское рабочее собрание 16 июля, Хемницкое, Берлинская секция Интернационала, S. 18) {110} .

3. Седан: 2 сентября 1870 и провозглашение республики 4 сентября 1870. Либеральные пройдохи захватывают власть.

Либеральные адвокаты и двуличные монархисты: Тьер.

4. Правительство национальной обороны = правительство народной измены. Трошю: «план» защиты Парижа. Комедия защиты. Геройство парижских рабочих. Капитуляция 28 января 1871.

5. Предписание Бисмарком условия созыва Национального собрания в 8 дней (S. 34) для решения вопроса о войне и мире. Интриги Тьера с монархистами.

Палата юнкеров (ruraux [89] ). Национальное собрание в Бордо 630 членов = 30 бонапартистов + 200 республиканцев (100 умеренных и 100 радикалов) + 400 монархистов (200 орлеанистов + 200 легитимистов).

Разговор Тьера с Фаллу.

6. Провоцирование Парижа: назначение монархических послов; отнятие «30 су» у солдат национальной гвардии; в Париже префект полиции Валентэн, начальник национальной гвардии д'Орель де Паладин и др. (Трепов и Васильчиков!!); перенесение Национального собрания в Версаль; подавление республиканских газет и т. д. Стремление свалить расходы войны на бедных (S. 35). Вооруженные парижские рабочие и – монархическое собрание. Конфликт неизбежен.

7. Предостережение Маркса: второй адрес Генерального Совета Интернационала 9 сентября 1870: «Не обольщаться национальными традициями 1792 г.», развернуть «организацию своего класса», не задаваться целью свергнуть правительство («отчаянная глупость»): S. 25. То же писал Евгений Дюпон, секретарь Интернационала (Генерального Совета), для Франции 7 сентября 1870 (Weill, 134).

8. Последний акт провокации. Отняты у национальной гвардии пушки 18 марта 1871. Обманные доводы Тьера. Покушение не удалось. Центральный комитет национальной гвардии объявил Коммуну. Гражданская война началась между Парижской Коммуной и Версальским правительством.

9. Направления в Коммуне: (а) бланкисты. Еще в ноябре 1880 Бланки в «Ni Dieuni maître» порицает теорию классовой борьбы и отделение интересов пролетариата от интересов нации (Weill, 229) (не отделяет рабочих от революционной буржуазии); (б) прудонисты (мутуалисты) «организация обмена и кредита».

Революционный инстинкт рабочего класса прорывается вопреки ошибочным теориям.

10. Политические меры Коммуны:

(1) уничтожение постоянного войска

(2) уничтожение бюрократии а) выборность всех чиновников; б) жалованье не > 6000 fr.

Коммуна и крестьяне. В 3 месяца было бы все иначе! (S. 49–50)

Коммуна и Интернационал. Франкель, поляки (знамя всемирной республики).

11. Экономические меры Коммуны.

(1) запрещение ночной работы булочников.

(2)          »        штрафов.

(3) регистрация оставленных фабрик, передача в товарищества рабочих, с вознаграждением по определению посреднических комиссий (S. 54).

(4) приостановка продажи залогов. Отсрочка платежа (квартирной платы).

12. Крах. Недостатки организации. Оборонительное положение. Сделка Тьера с Бисмарком {роль Бисмарка = наемный убийца}. Кровавая неделя 21–28 мая 1871.

Ужасы ее, ссылка etc. Клеветы (S. 65–66).

Дети и женщины…

Р. 487 : 20 000 убито на улицах, 3000 умерло в тюрьмах etc. Военные суды: до 1 января 1875 осуждено 13700 человек (80 женщин, 60 детей), ссылка, тюрьма.

13. Уроки: буржуазия пойдет на все. Сегодня либералы, радикалы, республиканцы, завтра измена, расстрелы.

Самостоятельная организация пролетариата – классовая борьба – гражданская война.

На плечах Коммуны стоим мы все в теперешнем движении.

Написано в феврале—марте 1905 г.

Впервые напечатано в 1931 г. в Ленинском сборнике XVI

Печатается по рукописи

Предисловие к брошюре «Докладная записка директора департамента полиции Лопухина»

Хорошенького понемножку! – как бы говорит г. Лопухин своей докладной запиской. Хорошая для полиции вещь – это «временное» Положение об усиленной охране, которое с 1881 года стало одним из самых устойчивых, основных законов Российской империи. Полиция получает какие угодно права и полномочия «держать в руках обывателей», по меткому выражению записки, которое тем более бросается в глаза, чем чаще спотыкаешься, читая ее, на невероятно тяжелых, неуклюжих, канцелярских оборотах речи. Да, полиция благоденствовала при этом «Положении», но его «хорошие» свойства разбаловали самое полицию. Это с одной стороны. А с другой стороны, экстренные меры подавления, которые могли казаться экстренными двадцать пять лет тому назад, сделались настолько привычными, что и население приспособилось, если можно так выразиться, к ним. Репрессивное значение экстренных мер ослабело, как ослабевает новая пружина от долгого и неумеренного употребления. Игра не стоит свеч, говорит директор департамента полиции, г. Лопухин, всем своим докладом, который написан в своеобразно грустном и унылом тоне.

Замечательно отрадное впечатление на социал-демократа производит этот унылый тон, эта деловитая, сухая и тем не менее беспощадная критика полицейского, направленная против основного русского полицейского закона. Миновали красные денечки полицейского благополучия! Миновали шестидесятые годы, когда даже мысли не возникало о существовании революционной партии. Миновали семидесятые годы, когда силы такой, несомненно существовавшей и внушавшей страх, партии оказались «достаточными только для отдельных покушений, а не для политического переворота». В те времена, когда «подпольная агитация находила себе опору в отдельных лицах и кружках», новоизобретенная пружина могла еще оказывать некоторое действие. Но до какой степени расхлябана эта пружина теперь, «при современном состоянии общества, когда в России широко развивается и недовольство существующим порядком вещей и сильное оппозиционное движение»! До какой степени нелепы и бессмысленны оказались экстренные меры усиленной охраны, когда пришлось, именно: пришлось применять их тысячами «к рабочим за стачки, имевшие мирный характер и исключительно экономические побуждения», когда за оружие, небезопасное в политическом отношении, пришлось признавать даже каменья!

Бедный Лопухин в отчаянии ставит два восклицательных знака, приглашая гг. министров посмеяться вместе с ним над теми бессмысленными последствиями, к которым привело Положение об усиленной охране. Все оказалось негодным в этом Положении с тех пор, как революционное движение настоящим образом проникло в народ и неразрывно связалось с классовым движением рабочих масс, – все, начиная от требования прописки паспортов и кончая военными судами. Даже «институт дворников», всеспасающий, всеблагой институт дворников подвергается уничтожающей критике полицей-министра, обвиняющей этот институт в ослабляющем влиянии на предупредительную деятельность полиции.

Поистине, полное банкротство полицейского порядка!

И это банкротство подтверждается, помимо заявлений столь высококомпетентного лица, как почтеннейший г. Лопухин, всем ходом развития царской политики. Когда не было действительно народного революционного движения, когда политическая борьба не связывалась еще в одно целое с классовой борьбой, тогда годились одни полицейские меры против лиц и кружков. Против классов эти меры оказались до смешного бессильны, их избыток стал превращаться в помеху полицейской работе. Грозные некогда параграфы Положения об усиленной охране оказались мизерными, мелкими, кляузными придирками, которые гораздо более разжигают недовольство не принадлежащих к числу революционеров «обывателей», чем задевают серьезно революционеров. Против народной революции, против классовой борьбы нельзя опираться на полицию, надо опираться тоже на народ, тоже на классы. Такова мораль записки г. Лопухина. И такова же мораль, к которой на практике приходит самодержавное правительство. Ослабели пружины полицейских механизмов, недостаточны одни только военные силы. Надо разжигать национальную, расовую вражду, надо организовать «черные сотни» из наименее развитых слоев городской (а затем, разумеется, и сельской) мелкой буржуазии, надо пытаться сплотить на защиту трона все реакционные элементы в самом населении, надо превращать борьбу полиции с кружками в борьбу одной части народа против другой части народа.

Именно так поступает теперь правительство, натравливая татар на армян в Баку, пытаясь вызвать новые еврейские погромы, организуя черные сотни против земцев, студентов и крамольных гимназистов, взывая к верноподданным дворянам и к консервативным элементам крестьянства. Что же! Мы, социал-демократы, не удивимся этой тактике самодержавия и не испугаемся ее. Мы знаем, что на разжигании расовой вражды правительство уже не выедет теперь, когда рабочие стали организовывать вооруженный отпор погромщикам; опираясь же на эксплуататорские слои мелкой буржуазии, правительство восстановит против себя еще более широкие действительно пролетарские массы. Мы никогда не ждали и не ждем политических и социальных переворотов от «убеждения» власть имущих или от перехода образованных людей на сторону «добродетели». Мы всегда учили и учим, что классовая борьба, борьба эксплуатируемой части народа против эксплуататорской лежит в основе политических преобразований и в конечном счете решает судьбу всех таких преобразований. Признавая полный крах полицейского крохоборства и переходя к прямой организации гражданской войны, правительство доказывает этим, что последний расчет приближается. Тем лучше. Оно начинает гражданскую войну. Тем лучше. Мы тоже стоим за гражданскую войну. Уж если где мы чувствуем себя особенно надежно, так именно на этом поприще, в войне громадной массы угнетенного и бесправного, трудящегося и содержащего все общество многомиллионного люда против кучки привилегированных тунеядцев. Конечно, разжигая расовую вражду и племенную ненависть, правительство может на время задержать развитие классовой борьбы, но только на короткое время и притом ценой еще большего расширения поля новой борьбы, ценою еще большего озлобления народа против самодержавия. Доказательство: последствия бакинского погрома, который удесятерил революционное настроение всех слоев против царизма. Правительство думало запугать народ видом крови и массою жертв уличных схваток, – на самом деле оно отучает народ от страха перед пролитием крови, перед прямым вооруженным столкновением. На самом деле оно выступает в нашу пользу с такой широкой и такой внушительной агитацией, о какой мы и не мечтали. Vive le son du canon! скажем мы словами французской революционной песни – «Да здравствует гром пушек!», да здравствует революция, да здравствует открытая народная война против царского правительства и его сторонников!

Написано в феврале – марте 1905 г.

Напечатано в 1905 г. в брошюре: «Докладная записка директора департамента полиции Лопухина» Женева, изд. «Вперед»

Печатается по тексту брошюры

Кого они хотят обмануть?

В только что полученном нами № 89 «Искры» находим постановление «Совета партии» от 8-го марта 1905. Заграничный «Совет», как и следовало ожидать, рвет и мечет против созываемого русскими комитетами партии съезда, объявляя, что «участники его своим образом действий сами ставят себя вне партии». Озлобление заграничного кружка, от которого работающая в России партия давно ушла фактически, а теперь уходит и формально, нам совершенно понятно. Понятно также, что только под влиянием озлобления и отчаяния люди могут рассуждать так плохо и «уклоняться от истины» так неискусно, как это делает Совет. «По уставу, – говорят нам, – съезд может быть созван только Советом». Да, кроме того случая, когда Совет рвет устав и обманом уклоняется от обязательного для него созыва съезда. Именно этот «случай» и доказан давно партией по отношению к Совету (см. Орловский: «Совет против партии», где, между прочим, показано, что по арифметике «Совета» 16 × 4 = 61!). К 1-му января 1905, говорят нам далее, по единогласному (включая Ленина) постановлению Совета, правоспособных организаций, кроме центров, было 33. Это неправда. Партия знает давно из той же брошюры, что правоспособных организаций к 1-му января 1905 было только 29. Кубанский и Казанский комитеты, называемые «Искрой», никогда не были утверждаемы Советом, а комитеты Полесский и Северо-Западный утверждены лишь к 1-му апреля 1905. Остается 29 организаций (комитеты: С.-Петербургский, Московский, Тверской, Северный, Тульский, Нижегородский, Саратовский, Уральско-Уфимский, Сибирский, Донской, Харьковский, Киевский, Одесский, Екатеринославский, Рижский, Орловско-Брянский, Смоленский, Самарский, Воронежский, Кавказский союз = 4 комитета, Курский, Астраханский, Николаевский, Крымский, Горнозаводский, Лига). «Бюро Комитетов Большинства» ссылается на полномочия 10 организаций, говорит далее Совет. Это ложь. Бюро выбрано, как все знают, еще до 1-го января 1905, на трех конференциях тринадцатью комитетами (6 северных, 3 южных, 4 кавказских). После выступления бюро с созывом съезда к бюро примкнули комитеты Воронежский и Тульский. Таким образом, к 1-му января 1905 из 28 русских полноправных организаций 15 высказались за съезд вопреки воле бонапартистских центров. Тут еще не считаны те полноправные организации (Саратовский, Сибирский комитет и другие), которые давно высказались за съезд вообще (см. брошюру Шахова: «Борьба за съезд»). До какой степени смешны и неуклюжи попытки Совета обмануть несведущую публику, знакомящуюся с делом не по документам, а по болтовне заграничников, – видно особенно из двух следующих справок. В крайне интересной брошюре «Отчет о собрании в Женеве 2-го сентября 1904», изданной меньшинством, Дан признает, что большинство комитетов партии порвало с «Искрой» все товарищеские отношения, а Плеханов, резко враждебный большинству, вынужден заявить, что силы враждующих сторон приблизительно равны!! (Это отзыв заграничника, заметьте.) В «Заявлении» Ленина, которое не только не опровергнуто меньшинством, а, напротив, подтверждено прямым признанием Попова, не кто иной, как агент ЦК признает, что у меньшинства только 4 русских комитета и что на действительно партийном съезде, несомненно, пройдет смещение редакции и Совета. Еще раз: кого хотите вы обмануть, почтеннейшие герои кооптации? Вы боитесь, как огня, единственного действительно партийного выхода – съезда, и уверяете в то же время, что за вашими противниками ничтожная доля организаций, всего какая-нибудь четверть! В своем озлоблении вы не замечаете, как сами себя бьете. Уж не потому ли Николай II боится учредительного собрания, что противники царизма составляют ничтожную долю народа?

«Вперед» №10, 15 (2) марта 1905 г.

Печатается по тексту газеты «Вперед»

Пролетариат и буржуазная демократия

Мы уже указывали, какой непростительной близорукостью отличается суждение новоискровцев, будто умеренный русский либерализм поражен насмерть, будто пролетариат признан в роли авангарда нашей демократией. Напротив, именно теперь буржуазная демократия особенно напрягает силы, чтобы прибрать к рукам рабочее движение, именно теперь поэтому сугубо вредно возрождаемое новоискровцами рабочедельство. Вот интересный листок, распространяемый в России и дающий ценный материал по этому вопросу:

«За последнее время наблюдается стремление буржуазии к организации, но еще более знаменательным фактом является обращение буржуазной демократии к рабочему. Демократы хотят выступить как руководители экономической и политической борьбы пролетариата. «Мы по своим убеждениям, собственно говоря, социал-демократы, – говорят они, – но социал-демократия в своих партийных раздорах не поняла важности настоящего момента и оказалась неспособной вести рабочее движение, и мы хотим это сделать». Из дальнейших речей этих новых «социал-демократов в душе» выясняется, что они, не вырабатывая самостоятельной программы, будут только разъяснять и отвечать на обращенные к ним запросы рабочих. Литература должна отвечать той же потребности и отнюдь не носить партийного характера. Итак, эти «чистые социал-демократы», недовольные тактикой и настоящим поведением комитета, обратились сами к давно отвергнутым историей формам «прислушиванья», к формам блаженной памяти «экономизма». Считая себя социал-демократами, считая себя истинными выразителями стремлений рабочего класса, эти господа не понимают или не хотят понять, что рабочее движение добьется существенных результатов, только если во главе его будет стоять единая рабочая партия, если пролетариат сознает свою классовую обособленность и поймет, что дело его действительного освобождения должно быть делом собственных рук, а не рук буржуазной демократии, дискредитирующей действия рабочей партии. Эти «собственно говоря» социал-демократы, якобы марксисты, должны были бы понять, какой разврат вносят они в рабочую массу, стремясь показать, что какие-то «демократы» (а не социал-демократы), состоящие исключительно из буржуазной интеллигенции, должны указать рабочим путь к свободе и социализму.

Впрочем, кажется, о последнем они и совсем позабыли, увлекшись политиканством сегодняшнего дня. Понемногу элементы оппортунизма переносятся ими в рабочее движение. Рабочие перестают стремиться к созданию собственной партии, полагаясь на интеллигентов. Почему же эти новые друзья рабочего класса допускают и даже поощряют такие явления? Откровенный ответ на это дают сами же «демократы»: «Прежде наша группа работала только среди интеллигенции, – говорят они, – но последние события заставили нас обратиться и к рабочим».

Господа демократические пенкосниматели, именующие себя социал-демократами в «принципе», обратили свое благосклонное внимание на пролетарское движение, лишь когда массы вышли на улицу и мостовые обагрились кровью тысячи рабочих. И тогда они, выступая в качестве истинных друзей рабочего класса, с лицемерным видом проходят мимо работы десятилетий, которая подготовила и направила революционное настроение русского пролетариата и ценой многих жертв создала единую Рабочую социал-демократическую партию. По-видимому, эти социал-демократы в стиле модерн из всей марксистской теории вынесли только одно (да и то с недавнего времени), что только сила организованного пролетариата свергнет самодержавный произвол и завоюет политическую свободу, которой воспользуется главным образом буржуазия. Новые друзья пролетариата садятся верхом на рабочее движение и, подгоняя его хлыстиком непосредственных результатов, кричат: «Вперед, к нашей свободе!». Правильно говорит русская поговорка: «Избави нас боже от друзей, от врагов-то мы и сами избавимся»».

«Вперед» №10, 15 (2) марта 1905 г.

Печатается по тексту газеты «Вперед»

Пролетариат и крестьянство

Начинаются крестьянские восстания. Из различных губерний приходят известия о нападениях крестьян на помещичьи усадьбы, о конфискации крестьянами помещичьего хлеба, скота. Царское войско, наголову разбитое японцами в Маньчжурии, берет реванш над безоружным народом, предпринимая экспедиции против внутреннего врага – против деревенской бедноты. Городское рабочее движение приобретает нового союзника в революционном крестьянстве. Вопрос об отношении сознательного авангарда пролетариата, социал-демократии, к крестьянскому движению приобретает непосредственное практическое значение и должен быть поставлен на ближайшую очередь дня во всех наших партийных организациях, при всяком выступлении пропагандистов и агитаторов.

Социал-демократия неоднократно указывала уже, что крестьянское движение ставит перед нею двоякую задачу. Мы должны безусловно поддерживать и толкать его вперед, поскольку оно является революционно-демократическим движением. Мы должны вместе с тем неуклонно стоять на своей классовой пролетарской точке зрения, организуя сельский пролетариат, подобно городскому и вместе с ним, в самостоятельную классовую партию, разъясняя ему враждебную противоположность его интересов и интересов буржуазного крестьянства, призывая его к борьбе за социалистическую резолюцию, указывая ему, что избавление от гнета и нищеты лежит не в превращении нескольких слоев крестьянства в мелких буржуа, а в замене всего буржуазного строя социалистическим.

Эта двоякая задача социал-демократии подчеркивалась не раз в старой «Искре», начиная с № 3, т. е. еще ранее первого крестьянского движения 1902 года; она выражена и в нашей партийной программе; она повторена была и в нашей газете (№ 3). Теперь, когда особенно важно выяснить эту задачу в ее практической постановке, интересно привести замечания Карла Каутского, поместившего в немецком соц.-дем. журнале «Die Neue Zeit» статью «Крестьяне и революция в России». Как социал-демократ, Каутский неуклонно отстаивает ту истину, что пред нашей революцией стоит теперь задача не социалистического переворота, а устранения политических препятствий с пути развития существующего, т. е. капиталистического, способа производства. И Каутский продолжает: «Революционное городское движение должно оставаться нейтральным в вопросе об отношениях между крестьянином и помещиком. Оно не имеет никаких оснований становиться между крестьянами и помещиком, выступать на защиту последнего против первых; его сочувствие всецело на стороне крестьянства. Но задачей революционного городского движения вовсе не является также натравливание крестьян на помещиков, которые в современной России играют совсем не ту роль, какую играло хотя бы французское феодальное дворянство времен «старого порядка». Впрочем, городские революционеры, даже если бы они и захотели, могли бы оказать весьма немного влияния на отношения между помещиками и крестьянами. Эти отношения помещики и крестьяне определят уже сами между собой». Чтобы правильно понять эти замечания Каутского, которые, будучи вырваны из связи, могли бы вызвать немало недоразумений, надо непременно иметь в виду также следующее замечание его в конце статьи. «Победоносная революция, – говорит он там, – не встретила бы, наверное, особых затруднений в том, чтобы употребить крупные латифундии злейших врагов революции на улучшение пролетарских и крестьянских условий жизни».

Читатель, который внимательно сопоставит все эти утверждения Каутского, легко увидит в них именно ту социал-демократическую постановку вопроса, которую мы сейчас обрисовали. Отдельные неточности и неопределенности в выражениях Каутского могут быть объяснены беглостью его замечаний и недостаточным знакомством с аграрной программой русской социал-демократии. Суть дела в том, что отношение революционного пролетариата к тяжбе между крестьянами и помещиками не может быть во всех случаях и при всех условиях одинаковым при различных перипетиях русской революции. При одних условиях, при известных конъюнктурах это отношение должно быть отношением не только сочувствия, но и прямой поддержки, и не только поддержки, но и «натравливания». При других условиях это отношение может и должно быть нейтральным. Каутский, судя по его приведенным замечаниям, верно схватил эту двоякую сторону нашей задачи, – в отличие не только от наших «социалистов-революционеров», целиком погрязших в вульгарных иллюзиях революционной демократии, но и от многих социал-демократов, которые, подобно Рязанову или Иксу, отыскивали «простое», для всех комбинаций одинаковое решение задачи. Основная ошибка таких соц.-демократов (и всех соц.-рев.) состоит в том, что они не выдерживают классовой точки зрения и, отыскивая одинаковое для всяких комбинаций решение задачи, забывают о двойственной природе зажиточного и среднего крестьянства. В своих расчетах они оперируют, в сущности, с двумя только классами: либо с помещиками и «крестьянско-рабочим классом», либо с собственниками и пролетариями. На деле же перед нами три различных, по своим ближайшим и конечным целям, класса: помещики, зажиточное и частью среднее крестьянство и, наконец, пролетариат. На деле задача пролетариата, при таком положении вещей, не может не быть двусторонней, и вся трудность социал-демократической аграрной программы и аграрной тактики в России состоит в определении, возможно более ясном и точном, того, при каких условиях обязателен для пролетариата нейтралитет и при каких поддержка и «натравливание».

Решение этой задачи может быть только одно: вместе с крестьянской буржуазией против всякого крепостничества и против крепостников-помещиков, вместе с городским пролетариатом против крестьянской и всякой другой буржуазии, такова «линия» сельского пролетария и его идеолога социал-демократа. Другими словами: поддерживать и подталкивать крестьянство вплоть до всяких отнятий какой угодно «священной» барской «собственности», поскольку это крестьянство выступает революционно-демократическим. Относиться недоверчиво к крестьянству, организоваться отдельно от него, быть готовым к борьбе с ним, поскольку это крестьянство выступает реакционным или противопролетарским. Еще иначе: содействие крестьянину, когда борьба его с помещиком приносит пользу развитию и укреплению демократии; нейтралитет по отношению к крестьянину, когда борьба его с помещиком является исключительно сведением безразличных для пролетариата и для демократии счетов между двумя фракциями землевладельческого класса.

Разумеется, такой ответ не удовлетворит людей, которые подходят к крестьянскому вопросу без продуманных теоретических воззрений, которые гонятся за ходким и эффектным «революционным» (на словах) лозунгом, которые не понимают громадной и серьезной опасности революционного авантюризма именно в области крестьянского вопроса. По отношению к таким людям, – а их сейчас уже не мало среди нас, к числу их принадлежат социалисты-революционеры, и развитие революции вместе с крестьянским движением ручается за увеличение их рядов, – по отношению к таким людям социал-демократы должны непреклонно отстаивать точку зрения классовой борьбы против всякой революционной расплывчатости, трезвый учет разнородных элементов крестьянства против революционной фразы. Говоря практически и конкретно, можно подойти всего ближе к истине таким утверждением: все противники социал-демократии в аграрном вопросе не считаются с тем фактом, что у нас в собственно европейской России есть целый слой (11/2–2 миллиона дворов из всего числа около 10 миллионов дворов) зажиточных крестьян. В руках этого слоя не меньше половины всех орудий производства и всей собственности, которой располагает крестьянство. Этот слой не может существовать без найма батраков и поденщиков. Этот слой, несомненно, враждебен крепостничеству, помещикам, чиновничеству, он способен стать демократом, но еще более несомненна его враждебность по отношению к сельскому пролетариату. Всякая попытка затушевать, обойти эту классовую враждебность в аграрной программе и тактике есть сознательное или бессознательное оставление социалистической точки зрения.

Между сельским пролетариатом и крестьянской буржуазией находится слой среднего крестьянства, в положении которого есть черты и того и другого из двух антиподов. Общие черты в положении всех этих слоев, всего крестьянства в целом, делают, несомненно, демократическим и все его движение, как бы велики ни были те или иные проявления несознательности и реакционности. Наша задача – никогда не сходить с классовой точки зрения и организовать теснейший союз городского и сельского пролетариата. Наша задача – уяснение себе и народу действительного демократического и революционного содержания, которое кроется за всеобщим, но туманным стремлением к «земле и воле». Наша задача поэтому – самая энергичная поддержка и подталкивание вперед этого стремления, наряду с подготовкой элементов социалистической борьбы и в деревне.

Чтобы точно определить отношение социал-демократической рабочей партии на практике к крестьянскому движению, третий съезд нашей партии должен принять резолюцию о поддержке крестьянского движения. Вот проект такой резолюции, которая формулирует вышеизложенные и неоднократно развивавшиеся в соц.-демократической литературе взгляды и которая должна быть обсуждена теперь возможно более широким кругом партийных работников:

«Российская социал-демократическая рабочая партия, как партия сознательного пролетариата, стремится к полному избавлению всех трудящихся от всякой эксплуатации и поддерживает всякое революционное движение против современного общественного и политического строя. Поэтому РСДРП самым энергичным образом поддерживает и современное крестьянское движение, отстаивая все революционные меры, способные улучшить положение крестьянства, и не останавливаясь в этих целях перед экспроприацией помещичьей земли. При этом РСДРП, будучи классовой партией пролетариата, неуклонно стремится к самостоятельной классовой организации сельского пролетариата, ни на минуту не забывая о задаче разъяснять ему враждебную противоположность его интересов и интересов крестьянской буржуазии, разъяснять ему, что только совместная борьба сельского и городского пролетариата против всего буржуазного общества может привести к социалистической революции, которая одна способна действительно избавить от нищеты и эксплуатации всю массу деревенской бедноты.

Как практический лозунг агитации среди крестьянства и как средство внесения наибольшей сознательности в это движение, РСДРП выставляет немедленное образование революционных крестьянских комитетов для всесторонней поддержки всех демократических преобразований и осуществления их в частностях. И в таких комитетах РСДРП будет стремиться к самостоятельной организации сельских пролетариев в целях, с одной стороны, поддержки всего крестьянства во всех его революционно-демократических выступлениях, а с другой стороны, в целях охраны истинных интересов сельского пролетариата в его борьбе с крестьянской буржуазией».

«Вперед» №11, 23 (10) марта 1905 г.

Печатается по тексту газеты «Вперед»

Об уличной борьбе (советы генерала коммуны)

{113}

От редакции. Предлагаемая статья есть перевод одного из мемуаров знаменитого деятеля Парижской Коммуны, Клюзере. Он основывал свои соображения, как видно из приводимых ниже кратких биографических сведений, главным образом, хотя не исключительно, на опыте парижских уличных восстаний. Кроме того, он имел в виду специально революцию пролетариата против всех имущих классов, тогда как мы в России переживаем теперь революцию в значительной степени общенародную против правительственной шайки. Само собою разумеется поэтому, что оригинальные мысли Клюзере должны послужить для русского пролетария лишь материалом для самостоятельной, применительно к нашим условиям, переработки опыта западноевропейских товарищей. Считаем нелишним познакомить читателя вкратце с небезынтересной биографией автора.

Густав-Павел Клюзере (Cluseret) родился в Париже 13-го июня 1823 года. Учился в военной школе Сен-Сир и вышел из нее в 1843 г. подпоручиком (sous-lieutenant). В 1848 году в чине поручика принимал самое энергичное участие в подавлении рабочего восстания в Париже (июньские дни). В течение 6 часов взял 11 баррикад и 3 знамени. Получил за этот «подвиг» орден почетного легиона. В 1855 г. в чине капитана участвовал в крымской кампании. Затем вышел в отставку. Участвовал в армии Гарибальди в войне за итальянское освобождение. В 1861 году уехал в Америку и участвовал в междоусобной войне против рабовладельческих штатов. Получил титул генерала и (после победы при Croskeys) права американского гражданства. Вернулся во Францию. В 1868 году попал в тюрьму за статьи в газете «L'Art». В тюрьме Сен-Пелажи завязал связи с деятелями Интернационала. За резкую военную критику в газетах выслан из Франции, как американский гражданин. После провозглашения республики (4 сент. 1870 г.) вернулся в Париж, участвовал в попытках вызвать восстание в Лионе и в Марселе. 3 апреля 1871 года назначен военным министром Коммуны. 16-го апреля выбран членом Коммуны. За сдачу форта Исси смещен Коммуной и арестован, но судом товарищей оправдан. После падения Коммуны бежал из Франции. Версальским судом 30 августа 1872 г. приговорен к смертной казни. После амнистии в 1881 г. вернулся во Францию, писал в газетах «Коммуна» и «Марсельеза». За возбуждение армии к неповиновению приговорен к двум годам тюрьмы. Бежал из Франции. В 1888 г. на выборах в палату депутатов выступал как кандидат революционной партии, громил парламентаризм и радикальную, «клемансистскую» партию. В 1889 г. выбран во 2-ом округе Тулона в палату депутатов. Принадлежал к социалистической рабочей группе. Написал книгу «Армия и демократия» (1869) и два тома «Мемуаров» (1887), посвященных Коммуне.

«Вперед» №11, 23 (10) марта 1905 г.

Печатается по тексту газеты «Вперед»

Первый шаг

Толцыте и отверзется – сказали мы, прочитав в № 91 «Искры» постановление Совета партии от 10 марта 1905 г. Не успели дойти до России вести о постановлении Совета от 8-го марта 1905 года и наш ответ в № 10 «Вперед», как приходится уже отметить новый и замечательный поворот Совета, поворот, за который мы можем только от души приветствовать товарищей новоискровцев и от души пожелать им сделать дальнейший шаг в этом направлении.

Постановление Совета от 10 марта 1905 г. есть обращение к членам III партийного съезда, созываемого русским Бюро, с предложением съезду принять посредничество германской партии и Бебеля для восстановления единства партии и с выражением согласия прислать на съезд от Совета двух представителей для переговоров об осуществлении идеи третейского разбирательства.

Делая первый шаг «на новый путь», Совет не мог, разумеется, обойтись без некоторых своих старых приемов, не мог не повторить неправды, внутреннюю нелепость которой мы уже показали в № 10 «Вперед», – именно будто съезд, созываемый большинством русских комитетов, не есть партийный съезд, будто «незначительная группа членов партии» хочет «навязать свои решения действительному большинству партии». Эти увертки были бы жалки, когда бы не были смешны, и останавливаться еще раз на них нам не хотелось бы. Тем более не хотелось бы, что все внимание естественно привлекает к себе новый шаг Совета, который наконец-то (наконец-то!) понял значение партийного съезда в деле улажения партийного кризиса, наконец-то сделал первую, хотя и маленькую, робкую, непоследовательную, но все же какую ни на есть попытку взглянуть на вещи просто, назвать их настоящими именами и попробовать путь – «новый путь» восстановления единства партии при помощи непосредственных переговоров между двумя, создавшимися после второго съезда, частями партии.

В добрый час! Давно бы так, – месяцы и месяцы мучительного, нелепого, затяжного кризиса и тайного раскола были бы сбережены для партии пролетариата. Немножко более серьезного и искреннего желания считаться прямо и открыто с волей действующих в России партийных работников, – и российская социал-демократия вышла бы из временного своего распадения уже год тому назад. Да, год тому назад, даже более года.

Это было в конце января 1904 г. Совет партии первый раз собрался для обсуждения нового партийного положения и партийного кризиса в составе Плеханова, Аксельрода, Мартова, Васильева и Ленина. Двое последних, члены ЦК и сторонники большинства, ясно видели, что партия фактически расколота уже меньшинством и что тайный характер этого раскола вносит бесконечный разврат в партию, деморализуя ее совершенно, развязывая руки одной стороне для самых бесшабашных приемов «свалки», связывая другую сторону долгом соблюдения общих решений. Тайный раскол партии относится к открытому расколу (по своему морально-политическому значению и по своим морально-политическим последствиям) приблизительно так же, как тайный адюльтер относится к открытой свободной любви.

И вот указанные члены Совета вносят поэтому резолюцию (28 янв. 1904 г.), которая напечатана полностью Шаховым («Борьба за съезд», стр. 81) ив которой большевики, несмотря на преобладание их противников и в редакции и в Совете, т. е. в высшем учреждении партии, первые заговаривают о необходимости мира в партии ввиду серьезнейших задач исторического момента. Большевики проводят там резкое различие между необходимой и неизбежной идейной борьбой, с одной стороны, и «недостойной свалкой», дезорганизацией, местническими счетами, бойкотом и т. п. Большевики приглашают Совет партии призвать всех членов партии, чтобы они «отбросили скорее все взаимные мелкие счеты и поставили раз навсегда идейную борьбу в такие рамки, чтобы она не вела к нарушениям устава, не тормозила практической деятельности и положительной работы». У нас так много забывчивых членов партии, любящих говорить о партийной самодеятельности, но предпочитающих досужие сплетни изучению документов партийного раскола, что мы настоятельно рекомендуем всем товарищам, желающим разобраться в партийных делах, заглянуть на стр. 81 брошюры «Борьба за съезд».

Меньшевики конечно отвергли резолюцию Ленина и Васильева и приняли (Плеханов, Мартов и Аксельрод) резолюцию, приглашающую ЦК «кооптировать» меньшевиков. Так как ЦК 26 ноября 1903 г. выразил согласие кооптировать двоих меньшевиков по его, ЦК, выбору, то эта резолюция Совета означала не что иное, как навязывание Ц. К-ту трех определенных персонажей. Теперь уже вся партия документально осведомлена (из «Заявления» Ленина) относительно того, что именно из-за «трех» сочинялись принципиальные разногласия и велась «недостойная свалка» по ноябрь 1904 г. В ответ на резолюцию о кооптации Ленин и Васильев подали особое мнение (Шахов, стр. 84), которое мы тоже рекомендуем перечитать для поучения несведущих или забывчивых и в котором заявляется, что «иного способа честного и правильного выхода из настоящих партийных раздоров, иного способа прекратить эту недопустимую борьбу из-за состава центров, кроме созыва немедленно партийного съезда», эти члены ЦК «решительно и безусловно не видят».

Меньшевики, разумеется, проваливают съезд. Никакие увещания, что на съезде допустимы всякие сделки, что иначе борьба принимает такие же гнусные формы, как тайная и продажная любовь, на них не действуют. Кстати сказать, если со стороны меньшевиков, раз они решили не стесняться насчет «продажной любви», эта тактика естественна и понятна, то со стороны примиренца Плеханова она явилась громадной ошибкой, очевидность которой показал дальнейший ход кризиса. Теперь все и каждый видят, знают из фактов (именно из фактов последующего поведения Глебова и его компании), что если бы Плеханов подал голос в январе 1904 года за съезд, то съезд был бы созван очень скоро и на съезде образовалась бы такая внушительная примиренская партия, которая ни в каком случае не дала бы преобладания ни большинству, ни меньшинству в отдельности. Тогда съезд не только мог бы быть, но и непременно был бы действительно примиренским съездом. Повторяем: это не пустая догадка, а соображение, безусловно доказанное фактическим ходом последующих событий. Но Плеханов тоже предпочел «продажную любовь», т. е. тайный раскол, попытке прямо и открыто объясниться и договориться до конца.

И что же мы видим теперь? Меньшевики вынуждены прийти, хотя и робко, непоследовательно, хотя и поздно, к исходу, предложенному большевиками. Большевики настояли на своем и добились созыва съезда, справедливо говоря, что если обеим «дражайшим половинам» не суждено более «сожительствовать», то надо разойтись открыто, а не прятаться подобно подленьким трусишкам.

Конечно, лучше поздно, чем никогда, и даже робкий шаг Совета, готовность послать двоих его «представителей», мы от души приветствуем. Но мы безусловно протестуем против робости и непоследовательности этого шага. Почему же вы хотите послать на съезд только двух представителей заграничного Совета, господа? Почему не представителей всех партийных организаций? Ведь члены российского Бюро Комитетов Большинства пригласили на съезд всех и в частности послали заказные письма и в редакцию, и в Совет, и в Лигу! Почему это такое странное и непостижимое противоречие: с одной стороны, для лицемерного мира с тремя рыцарями из ЦК (заведомо против воли комитетов большинства) вы не ограничились посылкой «двух своих представителей» от Совета, а опросили все комитеты и организации меньшинства, как об этом прямо было заявлено в № 83 «Искры». А, с другой стороны, для настоящего мира со всей партией вы посылаете для «непосредственных переговоров» только двоих представителей одного заграничного Совета. Где же тут русские меньшевики, с которыми нам во сто раз важнее спеться, чем с компанией литераторов? Где же тут рабочие, члены и представители организаций, те рабочие, которых вы науськивали против второго съезда и о самодеятельности которых вы так много кричали?? Где же тут товарищи Акимов и Брукэр, Махов и Егоров (или их друзья и единомышленники), которые совершенно последовательно с их точки зрения поддерживали меньшевиков, не компрометируя, однако, себя, т. е. не участвуя в дрязге из-за кооптации? Где же тут товарищ Кричевский и другие бывшие «экономисты», с которыми вы якобы помирились, как уверял в новой «Искре» Плеханов и мн. др.? Где тут товарищ Рязанов, с которым ваша солидарность во многом нам тоже понятна и который, однако же, отказался войти в Лигу, как организацию меньшевистскую?

Или вы скажете, что все эти товарищи не имеют мандатов? Но вы ведь пишете письмо съезду, «отбросив всякие формальные соображения»!!

Нет, господа, полумерами нас не удовлетворишь и красными словечками не накормишь. Если вы действительно хотите – будем говорить прямо и без «формальных соображений» – работать вместе, в рядах одной организации, тогда являйтесь на съезд все и зовите также всех товарищей, которых от нас отделяют одни только идейные, а не кооптационные соображения. Тогда считайтесь с «доброй волей революционера», на которую вы так неумно ссылались, таясь от съезда, и которая одна только всецело и безусловно может решать судьбы всей партии, представленной на съезде. Тогда ищите посредников, способных повлиять на эту «добрую волю» всех членов съезда. Мы будем от души приветствовать всякого такого посредника.

Толцыте и отверзется… Большевики добились своей открытой борьбой того, что мы подошли теперь вплотную к возможному прямому, недвусмысленному выходу из кризиса. Мы добились съезда. Мы добились поворота меньшевиков от бурбонских окриков оставшегося без партии Совета партии к прямому и открытому предложению непосредственных переговоров. Хватит или не хватит у Совета ума и честности сделать второй шаг по «новому пути», – мы убеждены, что во всяком случае добьемся полной победы партийности над кружковщиной.

«Вперед» №11, 23 (10) марта 1905 г.

Печатается по тексту газеты «Вперед»

К истории партийной программы

{116}

Этим подчеркиванием того, что проект программы писан не мной, Плеханов первый выносит на публику, в виде намека, попрека и упрека, наши споры о проекте программы. К сожалению, он не рассказывает об этих спорах, а ограничивается сплетней, т. е. утверждением пикантным, но неясным и непроверимым. Я должен поэтому добавить к статье моего коллеги против Плеханова, что у меня есть документальные данные о спорах наших при обсуждении проекта программы, и эти данные я при случае опубликую. Читатели увидят тогда: 1) что совершенная неправда утверждение Плеханова, будто охлаждение отношений у нас было из-за «Что делать?». Оно было из-за деления шестерки пополам при спорах о программе; 2) что я отстаивал и отстоял включение в программу тезиса о вытеснении мелкого производства крупным. Плеханов хотел ограничиться расплывчатым выражением в духе знаменитого «более или менее»; 3) что я отстаивал и отстоял замену термина «трудящаяся и эксплуатируемая масса» термином: «пролетариат» в том месте, где речь шла о классовом характере нашей партии; 4) что Плеханов, когда я и мои сторонники в шестерке упрекали его за недостаточно выраженный пролетарский характер партии в его проекте программы, защищался контробвинением, что я понимаю пролетарский характер партии по-мартыновски.

«Вперед» №11, 23 (10) марта 1905 г.

Печатается по тексту газеты «Вперед»

О нашей аграрной программе (письмо III съезду)

Новое крестьянское движение, с каждым днем растущее и усиливающееся, выдвигает опять на первый план вопрос о нашей аграрной программе. Основной принцип этой программы, конечно, не может вызвать разногласий и споров. Партия пролетариата должна поддерживать движение крестьянства. Она никогда не станет защищать современное помещичье землевладение от революционного натиска крестьян, но наряду с этим она всегда будет стремиться к развитию классовой борьбы в деревне и к внесению сознательности в эту борьбу. Эти принципы, мне кажется, разделяются всеми социал-демократами. Разногласие начинается лишь тогда, когда эти принципы приходится прилагать к действительности, когда их приходится формулировать в программе применительно к задачам момента.

Действительность лучше всего разрешает всевозможные теоретические разногласия, и я уверен, что быстрый ход революционных событий устранит и эти разногласия по аграрному вопросу среди социал-демократии. Вряд ли станет отрицать кто-нибудь, что не наше дело прожектерствовать насчет всевозможных земельных реформ, что мы должны укреплять связи с пролетариатом, поддерживать крестьянское движение, не упуская при этом из виду собственнические тенденции крестьянина-хозяина, тенденции, враждебность которых пролетариату тем скорее и резче будет проявляться, чем быстрее пойдет вперед революция.

Но, с другой стороны, ясно, что переживаемый революционный момент требует вполне определенного конкретного лозунга. Таким лозунгом должно стать образование революционных крестьянских комитетов, и наша партийная аграрная программа очень правильно выдвинула его. В крестьянском движении масса темноты, бессознательности, и было бы крайне опасно строить себе на этот счет какие-либо иллюзии. Темнота мужика выражается прежде всего в непонимании политической стороны движения, – в непонимании, например, того, что без коренных демократических преобразований во всем политическом строе всего государства совершенно невозможны никакие прочные шаги по пути расширения землевладения. Крестьянину нужна земля, и его революционное чувство, его инстинктивный, первобытный демократизм не может выразиться иначе, как в наложении руки на помещичью землю. Этого, конечно, никто не станет отрицать. Социалисты-революционеры останавливаются на этом положении вместо того, чтобы подойти к этому туманному стремлению крестьянства с классовым анализом. Социал-демократы на основании такого анализа утверждают, что все крестьянство вряд ли может солидарно идти дальше требования возвращения отрезных земель, так как за пределами такого аграрного преобразования неизбежно выступит ярко антагонизм сельского пролетариата и «хозяйственных мужичков». Социал-демократы, конечно, ничего не могут иметь против того, чтобы восставший мужик «добил до конца помещика», отнял у него всю землю, но они не могут вдаваться в авантюризм в пролетарской программе, не могут заслонять классовой борьбы против собственников розовыми перспективами таких перестроек землевладения (хотя бы и демократических перестроек), которые окажутся лишь передвижением классов или разрядов собственников.

До сих пор у нас в программе было выдвинуто требование возвращения отрезков, а в разных комментариях к программе указывалось, что отрезки вовсе не загородка, а «дверь, чтобы идти дальше», что пролетариат охотно поддержит крестьянство на этом дальнейшем пути, но непременно оглядываясь и присматривая за своим временным союзником, крестьянином-хозяином, не выпускает ли он свои хозяйские коготки. Теперь, перед лицом революционных событий, невольно возникает вопрос: не целесообразнее ли перенести такое положение нашей тактики из комментариев в самую программу? Ведь как-никак программа является официальным общепартийным выражением взглядов социал-демократии, а всякий комментарий по необходимости представляется более или менее личным воззрением того или другого социал-демократа. Неразумнее ли поэтому внести в программу более общее положение нашей политики по этому вопросу, а в комментариях развивать частные мероприятия, отдельные требования, вроде, например, отрезков?

Чтобы конкретнее выяснить мою мысль, я приведу здесь ту формулировку, которую приняло бы соответствующее место в нашей программе: (РСДРП требует прежде всего)… «4) учреждения революционных крестьянских комитетов для устранения всех остатков крепостничества, для демократического преобразования всех вообще деревенских отношений и для принятия революционных мер к улучшению положения крестьянства, не останавливающихся перед отнятием земли у помещиков. Социал-демократия будет поддерживать крестьянство во всех его революционно-демократических предприятиях, отстаивая самостоятельные интересы и самостоятельную организацию сельского пролетариата».

В предлагаемой формулировке в программу внесено то, что до сих пор обыкновенно развивалось в комментариях, «отрезки» же из программы переносятся в комментарии. Такое изменение имеет то преимущество, что в программе яснее указывается особность пролетарской позиции, а ясность в таком важном вопросе перевешивает все редакционные неудобства (таким неудобством является включение в программу вместо определенного требования – разъяснения, обыкновенно относимого в комментарий. Надо заметить, впрочем, что в нашей программе уже имеются такие разъяснения: сравни, напр., пункт о борьбе с реформами, связанными с упрочением полицейско-чиновничьей опеки. Преимуществом является также и то, что программа раз навсегда устраняет нелепую мысль, будто социал-демократия говорит крестьянину, что дальше отрезков он не может и не должен идти. Мысль эту необходимо устранить ясной формулировкой программы, а не ограничиваться разъяснением ее в комментариях. Недостатком предлагаемой мною формулировки может показаться то, что в ней не указывается никаких определенных способов экспроприации земли. Но есть ли это, собственно говоря, недостаток?

Социал-демократы, писавшие по аграрному вопросу, неоднократно показывали, насколько неуместно нам пускаться на этот счет в прожектерство, ибо самая главная мера земельной реформы – национализация земли – в полицейском государстве по необходимости будет извращена и послужит для затемнения классового характера движения. А между тем все другие меры к преобразованию земельных отношений будут при капиталистическом строе лишь приближением к национализации, лишь частными мерами, лишь некоторыми из возможных мер, т. е. такими, которыми ограничивать себя социал-демократия вовсе не намерена. В настоящее время социал-демократы против национализации, и даже социалисты-революционеры под влиянием нашей критики стали гораздо осторожнее относиться к этой национализации (сравни проект их программы с их прежним «удальством»).

Но дело в том, что революционное движение ведет нас к демократической республике, представляющей одно из наших ближайших требований, наряду с уничтожением постоянной армии и т. п.

При демократической же республике, при вооружении народа, при осуществлении других подобных же республиканских мер социал-демократия не может зарекаться и связывать себе руки по отношению к национализации земли. Итак, недостаток предлагаемой мною формулировки только кажущийся. В действительности же она дает выдержанный классовый лозунг для данной минуты, – притом лозунг вполне конкретный, – оставляя вместе с тем полный простор для тех «революционно-демократических» шагов, которые могут оказаться необходимыми или желательными, в случае благоприятного развития нашей революции. В настоящее время, а также и далее до полной победы крестьянского восстания, революционный лозунг необходимо должен учитывать антагонизм мужика и помещика; и пункт об отрезках совершенно верно подчеркивал это обстоятельство; между тем, всевозможные «национализации», «передачи ренты», «социализации» и т. п. – ив этом как раз их недостаток – игнорируют и затемняют характерный антагонизм.

Предлагаемая мною формулировка вместе с тем расширяет задачу революционных крестьянских комитетов до «демократического преобразования всех вообще деревенских отношений». В нашей программе крестьянские комитеты выдвинуты, как лозунг, причем совершенно правильно они характеризованы, как крестьянские, т. е. сословные, ибо сословный гнет может быть уничтожен только всем низшим угнетенным сословием. Но есть ли основание ограничивать задачи этих комитетов одними аграрными реформами? Неужели же для других преобразований, например, административных и т. д., нужно создавать другие комитеты? Ведь вся беда крестьян, как я уже указывал, в полном непонимании политической стороны движения. Если бы удалось связать хотя бы в отдельных случаях успешные революционные мероприятия крестьян в деле улучшения их положения (конфискация хлеба, скота, земли) с учреждением и деятельностью крестьянских комитетов и с полной санкцией этих комитетов революционными партиями (а при особо благоприятных условиях временным революционным правительством), тогда можно было бы считать выигранной борьбу за привлечение крестьян на сторону демократической республики. Без такого же привлечения все революционные шаги крестьянства будут очень непрочны, и все их завоевания будут легко отобраны стоящими у власти общественными классами.

Наконец, говоря о поддержке «революционно-демократических» мероприятий, предлагаемая формулировка ясно проводит грань между обманчивой, якобы социалистической, внешностью таких мер, как захват земли крестьянами, и их действительным демократическим содержанием. Чтобы видеть, насколько важно для социал-демократа проведение такой грани, довольно вспомнить отношение Маркса и Энгельса к аграрному движению, например, в Америке (Маркс в 1848 году о Криге, Энгельс в 1885 о Генри Джордже). Теперь, конечно, никто не станет отрицать крестьянскую войну из-за земли, погоню за землей (в полу крепостных странах или в колониях). Мы вполне признаем ее законность и прогрессивность, но вместе с тем мы разоблачаем ее демократическое, т. е. в конечном счете буржуазно-демократическое содержание, а потому, поддерживая это содержание, мы с своей стороны вносим особые «оговорки», указываем на «самостоятельную» роль пролетарской демократии, на особые цели социал-демократии, как классовой партии, стремящейся к социалистической революции.

Вот те соображения, вследствие которых я предлагаю товарищам обсудить на предстоящем съезде мое предложение и расширить соответственный пункт программы в указанном мною духе.

«Вперед» №12, 29 (16) марта 1905 г. Подпись: – ъ

Печатается по тексту газеты «Вперед»

Проделки бонапартистов

Женева, 29 (16) марта.

Нами только что получено из Твери следующее сообщение: 9 марта на собрании периферии совместно с комитетом в присутствии представителя от ЦК обсуждался вопрос об отношении к III партийному съезду, созываемому ЦК (воззвание к партии от 4 марта 1905 года). Прочитана резолюция Тверского комитета: «Приветствуя призыв ЦК РСДРП готовиться к III партийному съезду (резолюция ЦК от 4 марта 1905 г.), Тверской комитет в заседании своем постановил: принять участие в этом съезде посылкой делегата. Ввиду же заявления Тверского комитета представителю Организационного бюро об его участии в организуемом этим Бюро съезде, Тверской комитет считает долгом указать, что заявление это было им сделано ввиду ссылки представителя Бюро на постановление ЦК сделать организуемый съезд очередным».

Собрание периферии не присоединилось к резолюции Тверского комитета. Большинством семи голосов против одного при одном воздержавшемся принята следующая резолюция: «Дождавшись, наконец, призыва ЦК готовиться к немедленному созыву III съезда и приветствуя этот акт ЦК, мы заявляем, что мы уже приняли участие в партийном съезде, созываемом Организационным бюро. Воспользоваться же предложениями, сделанными ЦК в его воззвании «К партии» от 4 марта, мы считаем возможным только лишь при условии формального соглашения между ЦК и Организационным бюро» (за – 6, против – 3). Чтобы охарактеризовать настроение остальных трех, голосовавших против, приведу другую резолюцию, предложенную двумя товарищами, голосовавшими против: «Приветствуя решение ЦК о созыве III партийного съезда, местная организация настоятельно рекомендует ему и Организационному бюро войти в соглашение между собою. Если же соглашение не состоится, местная организация оставляет за собой свободу действия».

Из этого сообщения вытекает следующее: 1) Тверской комитет вместе с периферией заявил, по признанию самого комитета, о согласии участвовать в организуемом Бюро Комитетов Большинства съезде; 2) затем впоследствии Тверской комитет, под влиянием новых обещаний ЦК созвать III съезд, взял свое согласие обратно. Периферия, однако, не пошла за комитетом и не отказалась от участия на съезде, уже созванном Бюро; 3) новые обещания ЦК о созыве III съезда даны им в неопубликованном до сих пор и неизвестном нам «воззвании к партии от 4-го марта 1905 года».

Чтобы оценить по достоинству образ действий нашего знаменитого ЦК, напомним товарищам, во-1-х, партийный устав, а во-2-х, некоторые факты. По уставу съезд созывается Советом, а не Центральным Комитетом. Следовательно, ЦК дает обещания, за которые он не отвечает. Центральный Комитет обещает сделать то, чего он, ЦК, по уставу сделать не может. Центральный Комитет обещает или предполагает, а Совет располагает. Члены же партии, имеющие наивность слушать обещания ЦК и плохо знающие устав, оказываются одураченными. Как «располагает» Совет, об этом говорят факты, В постановлении 8 марта (н. ст.) Совет заявляет (№ 89 «Искры»), что он «в согласии с большинством партийных работников» (может быть, и с Тверским комитетом в том числе?) «признает нецелесообразным созывать партийный съезд в такой момент». Неужели это еще неясно? Неужели из этого еще не видно, что Совет паки и паки бесстыдно обманывает партию, ибо никакого «согласия» от «большинства партийных работников» он не получал?

Далее, 10 марта (н. ст.), т. е. через день, Совет принимает другое постановление (№ 91 «Искры»), в котором выражает согласие послать на съезд, созванный русским Бюро Комитетов Большинства, двух представителей, но ни слова не говорит о согласии на созыв съезда.

Добавим, что Совет не только выступает официально против «целесообразности» созыва съезда, но в то же время подделывает голоса к съезду, увеличивая число якобы полноправных комитетов и отказываясь сообщить партии, когда и какие новые комитеты он признает утвержденными. В постановлении Совета от 8 марта (разобранном в № 10 «Вперед») правоспособными к 1 января 1905 г. названы комитеты Полесский, Северо-Западный, Кубанский и Казанский, тогда как последние два комитета вовсе не были утверждены ЦК a первые получают полноправие с 1 апреля 1905 года.

Мы спрашиваем членов партии, которые хотят не только числиться, но быть на деле членами партии: неужели хотят они допускать эту игру? Совет подделывает голоса и высказывается против съезда, а ЦК дает «обещания» насчет съезда, пользуясь наивностью людей, не знающих, что по уставу эти обещания не могут иметь формального значения! Не подтверждают ли факты целиком того, что мы уже написали в № 8 «Вперед», 28 (15) февраля, по поводу первых сообщений, что ЦК «согласился» на съезд? Заметим, что с тех пор прошел месяц, что «Искра» выпустила с тех пор номера 88, 89, 90, 91 и 92-й (помеченный 10 марта ст. ст.), не обмолвившись ни словечком об этом «щекотливом» вопросе насчет «согласия» ЦК на съезд! Нам остается только повторить сказанное в № 8 «Вперед»:

«Мы только что получили сообщение, которое можно понять в смысле согласия ЦК на немедленный съезд. Ни в каком случае не ручаясь пока за достоверность этого известия, мы, однако, считаем его правдоподобным. Центральный Комитет многие месяцы боролся против съезда, раскассировывая организации, бойкотируя и дезорганизуя комитеты, высказывавшиеся за съезд. Такая тактика потерпела крушение. Теперь, руководствуясь своим правилом «целесообразность все, формальность ничто», – ЦК ради «целесообразности» (то есть ради недопущения съезда) готов хоть сотню раз заявлять формально, что он стоит за немедленный созыв съезда. Надеемся, что ни Бюро, ни местные комитеты не дадут обморочить себя фокусами партийной «комиссии Шидловского»» {120} .

Постскриптум. Женева, 30 (17) марта. Приходится вести настоящий дневник проделок Центрального Комитета. Нам доставлено следующее письмо ЦК присланное им в Бюро Комитетов Большинства:

«4 марта ЦК постановил обратиться к комитетам партии с призывом готовиться к III партийному съезду, и с своей стороны решил принять меры к созыву съезда по возможности в самом непродолжительном времени.

Так как успех общепартийного съезда и скорейшее осуществление его созыва находятся в зависимости от дружной работы по возможности всех товарищей и организаций, высказывающихся теперь за съезд, то ЦК обращается к Организационному бюро комитетов так называемого «большинства» с предложением взаимного соглашения в этом деле и совместной работы в целях скорейшего созыва съезда и осуществления наиболее полного представительства на нем всей партии.

6 марта 1905 г.

Поистине, бесконечно долготерпение русских комитетов и их доверчивость! Почему не публикует ЦК свое воззвание от 4 марта? К чему говорит он лживые фразы о «соглашении» с Бюро? Бюро пригласило на съезд всех без исключения, всю партию, оно сделало это более месяца тому назад открыто, публично. Бюро давно уже ответило ЦК, что никакие отсрочки теперь невозможны. Кто не на словах лишь хочет общепартийного съезда, тот пусть пожалует, только и всего. И, наконец, какое значение могло бы иметь соглашение Бюро с ЦК когда созывает съезд по уставу не ЦК a Совет, высказавшийся против съезда?

Позволительно надеяться, что теперь уже все увидят двойную игру Совета и Центрального Комитета. А Бюро, мы уверены, ни на шаг не отступит от работы созыва съезда в назначенный им уже и сообщенный Центральному Комитету срок.

Напечатано в конце марта 1905 г. отдельным оттиском из № 13 газеты «Вперед»

Печатается по тексту отдельного оттиска

Второй шаг

В № 11 «Вперед» мы приветствовали первый шаг оставшегося без партии Совета партии. Мы спрашивали себя: хватит или не хватит у Совета ума и честности сделать второй шаг по новому пути? Теперь нами только что получено из России известие, что второй шаг сделал Центральный Комитет. Вот те документы по этому делу, которые могут быть опубликованы немедленно.

1) Воззвание ЦК к партии от 4-го марта 1905 года.

К партии

Товарищи! Революция в России началась! Пролог ее непоколебимым образом доказал, что самой главной и решающей исход ее силой является городской пролетариат. Однако ускорение исхода революции, внесение планомерности в революционную борьбу народных масс и, особенно, максимальный учет результатов революции в пользу пролетариата находятся в громадной зависимости от фактического состояния сил и организации нашей партии. История возлагает на нашу партию политическую и моральную ответственность перед российским пролетариатом, перед всем нашим народом, наконец, перед пролетариатом всего мира. В современном состоянии наша партия не способна выполнить своих обязанностей в той мере, как это необходимо и возможно по состоянию сил, которыми потенциально располагает российская социал-демократия. Считая в настоящий момент несвоевременным и бесплодным выяснять с документами в руках, в какой степени руководились в своей внутренней партийной деятельности глубокими политическими мотивами или интеллигентской накипью отдельные видные члены партии, влиятельные группы и целые партийные учреждения – словом, оставляя в стороне вопрос, кто и в какой степени виноват в глубокой дезорганизации партии, ЦК, сознавая всю тяжесть лежащей на нем ответственности, заявляет перед лицом всей партии о своем твердом решении употребить все от него зависящее к тому, чтобы обеспечить партии необходимое единство и предотвратить окончательный раскол. Целый ряд новых вопросов выдвигается перед российской социал-демократией чуть не ежедневно развитием революции. Многие из этих вопросов едва намечены нашей тактикой, так как она разрабатывалась по преимуществу применительно к «мирному» времени. Ряд других совсем не находит себе ответа в предыдущем партийном опыте, так как они выдвинуты новыми, только что появившимися причинами. Партийная литература, конечно, приходит на помощь, но ее ответы не всегда удовлетворяют местных работников в смысле полноты, единства, всеобще признанной авторитетности. В самое последнее время значительное число комитетов, объединившихся после частных конференций, приняло политику недоверия к центральным учреждениям партии, существующим на основании партийного устава, принятого II съездом партии, и довели ее до образования своего органа, своего центра, а в настоящее время работают над созывом своего съезда. Наконец, летом этого года наступает время, определенное уставом партии для созыва III очередного съезда. – При таких обстоятельствах ЦК видит единственное и последнее средство к предотвращению раскола в созыве общепартийного съезда в самом ближайшем будущем.

Убежденный, что плодотворность работы съезда, как в смысле разработки выдвинутых переживаемым политическим моментом перед партией серьезнейших задач, так и в смысле достижения действительного прочного единства партии, будет всецело зависеть от всестороннего и полного представительства на съезде всех значительных и влиятельных течений, ЦК, на основании устава, решил для обеспечения полноты представительства широко воспользоваться своим правом приглашать на съезд товарищей с совещательным голосом. Имея в виду, что разъедающая партию распря привела в некоторых местах к прямому откалыванию от комитетов значительных групп, а в некоторых – к резкому антагонизму между комитетами и перифериями, ЦК предлагает послать своих представителей на съезд с правом совещательного голоса: 1) всем группам, отделившимся от комитетов до 1 марта с. г., 2) всем перифериям крупных промышленных центров, где в районе деятельности комитета находится не менее 20 000 рабочих и где больше половины членов периферии выразят недоверие местному комитету в вопросе о выборе делегата на съезд.

Примечание. Входящими в состав периферии ЦК предлагает в данном случае считать лишь тех товарищей, которые, входя в одну из подкомитетских организаций, занимаются под руководством и контролем комитета активной революционной работой, выражающейся в пропаганде, агитации, организации, писании, печатании и распространении литературы. Далее, так как по уставу общепартийный съезд созывается Советом партии, то ЦК, приглашая местные комитеты партии высказываться за созыв III съезда, как единственное теперь средство обеспечить единство партии, с своей стороны, будет через своих представителей в Совете партии поддерживать свое решение о немедленном созыве съезда и теперь же примет ряд практических подготовительных мер. Кроме того, ЦК заявляет, что он сделает все от него зависящее для привлечения к делу осуществления созыва съезда возникшего для этой цели, по инициативе нескольких комитетов, «Организационного бюро», подготовительные работы которого могут послужить к ускорению и облегчению созыва съезда.

Примечание. Подробности привлечения «Организационного бюро» комитетов так называемого «большинства» к подготовке созыва съезда должны быть выработаны по взаимному соглашению. Видя в созыве немедленного общепартийного съезда последнее средство предотвратить раскол и создать фактическое единство партии, которое одно только может дать нам необходимую силу для выполнения великих, стоящих перед российской социал-демократией задач, ЦК призывает всех членов партии к самой энергичной подготовке немедленного съезда.

4 марта 1905 г.

2) Письмо ЦК к Бюро Комитетов Большинства от 6 марта 1905 года.

4 марта ЦК постановил обратиться к комитетам партии с призывом готовиться к III партийному съезду и с своей стороны решил принять меры к созыву съезда по возможности в самом непродолжительном времени.

Так как успех общепартийного съезда и скорейшее осуществление его созыва находятся в зависимости от дружной работы по возможности всех товарищей и организаций, высказывающихся теперь за съезд, то ЦК обращается к Организационному бюро комитетов так называемого «большинства» с предложением взаимного соглашения в этом деле и совместной работы в целях скорейшего созыва съезда и осуществления наиболее полного представительства на нем всей партии.

6 марта 1905 г.

3) Воззвание к партии от имени ЦК и Бюро Комитетов Большинства совместно от 12 марта 1905 года.

К партии

Центральный Комитет и БКБ, взявши на себя инициативу по созыву III партийного съезда, объявляют всем партийным организациям, что, исходя из насущной необходимости немедленного созыва III партийного съезда для установления общей партийной тактики и организационного единства партии, они пришли к соглашению относительно совместной организации съезда на следующих основаниях:

1) Съезд созывается на основании изложенных в декларациях ЦК и БКБ программ, из которых вытекает следующий порядок дня:

а) конституирование съезда, b) вопросы партийной тактики, с) вопросы партийной организации: 1) организация центров, 2) организация комитетов, 3) взаимоотношение между различными партийными учреждениями и их частями, d) отчеты, е) выборы.

2) На съезд приглашаются все партийные организации, имеющие право участия в нем с решающим голосом по уставу II съезда (т. е. 4 Кавказских комитета, Московский, Петербургский, Тверской, Тульский, Нижегородский, Северный, Киевский, Одесский, Екатеринославский, Харьковский, Донской, Воронежский, Николаевский, Саратовский, Самарский, Северо-Западный, Полесский, Астраханский, Лига; союзы: Донецкий, Крымский, Уральский и Сибирский [106] , а все остальные – с правом совещательного голоса.

3) Санкционируется организационная работа по созыву III партийного съезда, выполненная до сих пор Бюро Комитетов Большинства.

4) Дальнейшая работа по созыву съезда выполняется совместно БКБ и ЦК, которые образуют Организационный комитет.

5) Опубликованную в № 89 «Искры» резолюцию Совета партии против созыва III партийного съезда ЦК и БКБ не признают основанием для приостановки работы по организации съезда.

12 марта 1905 г.

Договор ЦК с Бюро Комитетов Большинства от того же 12 марта 1905 года пока опубликованию не подлежит.

* * *

Итак, мы можем торжествовать полную моральную победу! Россия взяла верх над заграничниками. Партийность победила кружковщину. В последнюю минуту ЦК увидел, что созываемый БКБ съезд есть действительно партийный съезд, и примкнул к нему. Центральный Комитет нашел в себе в последнюю минуту достаточно гражданского мужества, чтобы отказаться от антипартийной политики и восстать против заграничного Совета. По уставу нашей партии съезд созывается Советом, а не Центральным Комитетом. Следовательно, говоря юридически, никакие заявления и соглашения ЦК по этому вопросу никакой силы не имеют. Но, когда Совет нарушил устав и уклонился от отчета перед съездом, – комитеты не только могли, а даже должны были взять на себя инициативу съезда, и ЦК, признав выбранное комитетами Бюро, отказался этим следовать несчастному примеру оставшегося без партии Совета партии.

Мы не можем теперь высказаться о конкретных вопросах соглашения ЦК и Бюро Комитетов Большинства. Все эти вопросы, а равно и вопрос о порядке дня съезда, о составе его и т. д., может решить, конечно, лишь сам съезд. Мы поэтому ограничимся лишь пожеланием успеха съезду и призывом ко всем товарищам: немедленно и самым энергичным образом взяться за работу всесторонней подготовки съезда. Нам остается в заключение повторить сказанное нами в № 11 «Вперед»: «…мы подошли теперь вплотную к возможному прямому, недвусмысленному выходу из кризиса».

«Вперед» №13, 6 апреля (23 марта) 1905 г.

Печатается по тексту газеты «Вперед»

Европейский капитал и самодержавие

Социал-демократическая печать указывала уже неоднократно, что европейский капитал спасает русское самодержавие. Без иностранных займов оно не могло бы держаться. Французской буржуазии было выгодно поддерживать своего военного союзника, особенно пока платежи по займам поступали исправно. И французские буржуа ссудили самодержавному правительству маленькую сумму миллиардов в десять франков (до 4000 миллионов рублей).

Но… ничто не вечно под луной! Война с Японией, разоблачив всю гнилость самодержавия, подорвала наконец и его кредит даже у «дружественной и союзной» французской буржуазии. Во-первых, война показала военную слабость России; во-вторых, непрерывный ряд поражений, одно другого тяжеле, показал безнадежность войны и неминуемость полного краха всей правительственной системы самодержавия; в-третьих, внушительный рост революционного движения в России вызвал у европейской буржуазии смертельный страх перед таким взрывом, который может зажечь и Европу. Горючего материала накоплено за последние десятилетия горы. И вот, все эти обстоятельства, вместе взятые, привели наконец к отказу в дальнейших ссудах. Недавняя попытка самодержавного правительства занять, по-старому, у Франции не удалась: с одной стороны, капитал уже не верит самодержавию; с другой стороны, боясь революции, капитал хочет оказать давление на самодержавие в целях заключения мира с Японией и мира с либеральной русской буржуазией.

Европейский капитал спекулирует на мир. Буржуазия не только в России, но и в Европе начала понимать связь войны с революцией, начала бояться действительно народного и победоносного движения против царизма. Буржуазия хочет сохранить «общественный порядок» основанного на эксплуатации общества от чрезмерных потрясений, хочет сохранить русскую монархию в виде конституционной, или якобы конституционной, монархии, и поэтому буржуазия спекулирует на мир в интересах противопролетарских и антиреволюционных. Этот несомненный факт наглядно показывает нам, как даже такой «простой» и ясный вопрос, как вопрос о войне и мире, не может быть правильно поставлен, если упускается из виду классовый антагонизм современного общества, если упускается из виду, что буржуазия при всех и всяких ее выступлениях, как бы демократичны и гуманитарны они ни казались, оберегает прежде всего и больше всего интересы своего класса, интересы «социального мира», т. е. интересы подавления и обезоружения всех угнетенных классов. Пролетарская постановка вопроса о мире так же неизбежно поэтому отличается и должна отличаться от буржуазно-демократической постановки этого вопроса, как это имеет место и по отношению к свободной торговле, к антиклерикализму и т. п. Пролетариат борется и всегда будет неуклонно бороться против войны, не забывая, однако, ни на минуту, что уничтожение войн возможно лишь наряду с полным уничтожением деления общества на классы, что при сохранении классового господства нельзя оценивать войны с одной только демократически сентиментальной точки зрения, что при войне между эксплуататорскими нациями необходимо различать роль прогрессивной и реакционной буржуазии той или иной нации. Русской социал-демократии пришлось применить на деле эти общие положения марксизма к японской войне. Когда мы рассматривали ее значение (№ 2 «Вперед», статья: «Падение Порт-Артура»), мы указали, как сбились на ошибочную, буржуазно-демократическую точку зрения не только наши социалисты-революционеры (порицавшие Геда и Гайндмана за сочувствие Японии), но и новоискровцы. У последних это выразилось в рассуждениях, во-первых, о «мире во что бы то ни стало», и, во-вторых, о непозволительности «спекуляции на победу японской буржуазии». И те и другие рассуждения были достойны лишь буржуазного демократа, ставящего политические вопросы на сентиментальную почву. Теперь действительность показала, что «мир во что бы то ни стало» стал лозунгом европейских биржевиков и русских реакционеров (кн. Мещерский в «Гражданине» ясно указывает уже теперь на необходимость мира для спасения самодержавия). Спекуляция на мир в целях подавления революции выступила перед нами воочию, как спекуляция реакционера в противоположность спекуляции прогрессивной буржуазии на победу японской буржуазии. Новоискровские фразы против «спекуляции» вообще оказались именно сентиментальными фразами, чуждыми классовой точки зрения и учета различных сил.

События, показавшие новый облик реакционной буржуазии, били в глаза так ярко, что теперь и «Искра» начала понимать свою ошибку. Если за статью нашу в № 2 «Вперед» она сердито «огрызалась» в № 83, то теперь в № 90 мы с удовольствием читаем (передовица): «Нельзя требовать только мира, потому что мир при сохранении самодержавия будет означать гибель страны». Вот это так: нельзя требовать только мира, ибо царский мир не лучше (а иногда хуже) царской войны; нельзя ставить лозунга «мир во что бы то ни стало», а лишь мир вместе с падением самодержавия, мир, заключенный освобожденным народом, свободным учредительным собранием, т. е. мир не любой ценой, а исключительно ценой низвержения абсолютизма. Будем надеяться, что, поняв это, «Искра» поймет и неуместность своих высоконравственных тирад против спекуляции на победу японской буржуазии.

Но вернемся к европейскому капиталу и его политической «спекуляции». До какой степени трусит царская Россия этого капитала, видно, между прочим, из следующего поучительного происшествия. Орган консервативной английской буржуазии, «Times», поместил статью «Платежеспособна ли Россия?». В статье обстоятельно доказывалась «хитрая механика» финансовых проделок гг. Витте, Коковцева и компании. Они хозяйничают вечно в убыток. Они вывертываются только входя глубже и глубже в долги. При этом выручка от займов помещается, на время от одного займа до другого, в государственное казначейство, и на «золотой запас» с торжеством указывают, как на «свободную наличность». Золото, полученное взаймы, показывается всем и каждому как доказательство богатства и платежеспособности России! Неудивительно, что английский купец сравнил эту проделку со штукой знаменитых мошенников Эмберов, которые показывали занятые или мошенничеством добытые деньги (или даже шкаф якобы с деньгами) для того, чтобы заключать новые займы! «Частые появления русского правительства в качестве должника на континентальных рынках, – писал «Тайме», — вызываются не недостатком капитала, не потребностью производительных предприятий или временными и исключительными расходами, а почти исключительно нормальным дефицитом национального дохода. А это значит, что при таком положении дел Россия прямиком идет к банкротству. Ее национальный баланс с каждым годом погружает ее глубже в долги. Ее долги пред иностранцами превышают народные средства, и у нее реального обеспечения этих долгов нет. Ее золотой запас есть колоссальный эмберов шкаф, пресловутые миллионы в котором ссужены жертвами обмана и служат для дальнейшего их обманывания».

Хитро, не правда ли? Наметить себе жертву для обмана, занять у нее деньги. Затем эти же деньги показывать ей же, как доказательство богатства, и добывать от нее же новые займы!

Сравнение с известной мошеннической семьей Эмберов было до того метко и так пригвоздило к позорному столбу «суть» и смысл знаменитой «свободной наличности», что статья солидной консервативной газеты наделала шуму. Сам министр финансов Коковцев послал телеграмму в «Тайме», которую эта газета тотчас и напечатала (23 (10) марта). Обиженный Коковцев приглашал в этой телеграмме редакцию «Таймса» приехать в Питер и проверить лично размер золотого запаса. Редакция ответила благодарностью за любезное приглашение и отказом на том простом основании, что обидевшая царского слугу статья ничуть не отрицает, что золотой запас имеется налицо. Сравнение с Эмберами означало не то, что у России нет золотого запаса, на который она ссылается, а то, что этот запас есть в сущности чужие, занятые и ничем не обеспеченные деньги, которые нисколько не говорят о богатстве России и на которые ссылаться при дальнейших займах смешно!

Г-н Коковцев не понял соли остроумного и злого сравнения и насмешил своей телеграммой весь мир. Проверять запасы золота в банках не входит в обязанности журналистов, – отвечал «Тайме» министру финансов. И в самом деле, обязанностью печати было раскрыть суть проделки, совершаемой при помощи этих реально существующих, но фиктивно выставляемых в доказательство богатства страны «золотых запасов». Не в том вопрос, – поучала русского министра газета в статье по поводу этой комической телеграммы, – не в том вопрос, есть у вас этот золотой запас или нет. Мы верим, что есть. Вопрос в том, каков ваш актив и пассив? какова сумма ваших долгов и обеспечения их? или, говоря проще, ваш ли этот у вас лежащий запас или занятый в долг и подлежащий возврату, причем вернуть-то вам всего долга не из чего? И английские буржуа, высмеивая глупенького министра, разжевывали ему на все лады эту не бог весть какую хитрую штуку, добавляя поучительно: если вы ищете кого-нибудь для проверки вашего кредита и дебета, то почему бы вам не обратиться к представителям русского народа? Представители народа как раз хотят теперь собраться в земский собор или национальное собрание, – как оно у вас там называется. Они наверно не откажутся проверить, как следует, не один только пресловутый «золотой запас», а все финансовое хозяйство самодержавия. И они, наверное, сумеют произвести такую проверку досконально и с полным знанием дела.

«А может быть, – саркастически заканчивал «Тайме», — может быть уверенность в том, что представительное собрание будет настаивать на своем праве произвести такую проверку, эта уверенность и заставляет царское правительство бояться созыва такого собрания, по крайней мере в том случае, если бы это собрание обладало хоть какой-нибудь реальной властью?»

Вопрос ядовитый. И он тем более ядовит, тем более многозначителен, что задает его в сущности не газета «Тайме», а вся европейская буржуазия, — задает его не для полемической выходки, а прямо выражая этим вопросом свое недоверие самодержавию, свое нежелание ссужать ему деньги, свое стремление иметь дело с законным представительством русской буржуазии. Это не вопрос, а предостережение. Это не насмешка, а ультиматум, ультиматум европейского капитала русскому самодержавию. Если союзники Японии, англичане, формулируют этот ультиматум в виде сарказма, то союзники России, французы, в лице консервативнейшей и буржуазнейшей газеты «Temps», говорят то же самое лишь помягче, золотя пилюли, но по существу все-таки отказываясь больше давать взаймы, советуя самодержавию заключить мир и с Японией и с русскими буржуазными либералами. Вот еще голос не менее солидного английского журнала «The Economist» («Экономист»): «Правда насчет русских финансов начинает наконец сознаваться во Франции. Мы указывали уже много раз, что Россия давно живет на занятые деньги, что ее бюджеты вопреки радужным заявлениям всех министров финансов, сменяющих один другого, сводятся год за годом с крупным дефицитом, хотя эти дефициты и скрываются прехитро посредством бухгалтерских ухищрений; – что, наконец, пресловутая «свободная наличность» состоит главным образом из выручки от займов и частью из вкладов в государственный банк». И, высказавши таким образом русскому самодержавию горькую правду, этот специальный финансовый журнал считает, однако, необходимым добавить буржуазные утешения: дескать, если вы сумеете теперь немедленно заключить мир и сделать уступочки либералам, то Европа, несомненно, опять начнет давать вам взаймы миллионы да миллионы.

Перед нами происходит то, что можно назвать спекуляцией международной буржуазии на избавление России от революции и царизма от полного краха. Спекулянты оказывают давление на царя путем отказа в займе. Они пускают в ход свою силу – силу денежного мешка. Они хотят умеренного и аккуратного буржуазно-конституционного (или якобы конституционного) порядка в России. Они сплачиваются под влиянием быстро развивающихся событий все теснее в один буржуазный противореволюционный союз, вопреки различиям национальностей, французские биржевики и английские тузы, немецкие капиталисты и русские купцы. В духе этой умереннейшей буржуазной партии действует «Освобождение». В № 67, излагая «программу демократической партии», признавая даже (надолго ли?) всеобщее, прямое и равное избирательное право с тайной подачей голосов (и обходя скромным молчанием вооружение народа!), г. Струве заканчивает свое новое profession de foi таким характерным заявлением, печатаемым «для ради важности» жирным шрифтом: «В настоящий момент вне программы и над программой всякой прогрессивной партии в России должно стоять требование немедленного прекращения войны. Практически это означает, что существующее в данный момент в России правительство должно – при посредничестве Франции – начать переговоры о мире с японским правительством». Кажется, рельефнее нельзя выставить различие буржуазно-демократического и социал-демократического требования прекратить войну. Революционный пролетариат ставит это требование не «над программой», обращается с ним не к «существующему в данный момент правительству», а к свободному, действительно суверенному, народному учредительному собранию. Революционный пролетариат не «спекулирует» на посредничестве французской буржуазии, добивающейся мира заведомо в антиреволюционных и противопролетарских интересах.

Наконец, в сущности, с этой же международной партией умеренной буржуазии торгуется теперь г. Булыгин, ловко выигрывая время, утомляя противника, кормя его завтраками, не давая абсолютно ничего положительного, оставляя все, решительно все в России по-старому, начиная от посылки войск против стачечников, продолжая арестами неблагонадежных лиц и репрессиями печати, кончая подлым натравливанием крестьян на интеллигентов и зверской поркой восстающих крестьян. А либералы идут на удочку, некоторые начинают уже верить Булыгину, и г. Кузьмин-Караваев в юридическом обществе убеждает либеральное общество пожертвовать всеобщим избирательным правом ради… ради… ради прекрасных глаз г. Булыгина!

Международному союзу умеренной консервативной буржуазии может противостоять только одна сила: международный союз революционного пролетариата. Этот союз образовался уже вполне в смысле политической солидарности. Что же касается практической стороны дела и революционного почина, то в этом отношении все зависит от рабочего класса России и успеха его совместного демократического выступления на решительный бой вместе с миллионами городской и деревенской бедноты.

«Вперед» №13, 5 апреля (23 марта) 1905 г.

Печатается по тексту газеты «Вперед»

Революция типа 1789 или типа 1848 года?

Важный вопрос относительно русской революции состоит вот в чем:

I дойдет ли она до полного свержения царского правительства, до республики,

II или ограничится урезкой, ограничением царской власти, монархической конституцией?

Или иначе: суждена ли нам революция типа 1789 или типа 1848 года? (говорим: типа, чтобы устранить нелепую мысль о возможности повторения безвозвратно минувшей социально-политической и международной ситуации 1789 и 1848 годов).

Что социал-демократ должен желать и добиваться первого, в этом вряд ли возможны сомнения.

Между тем мартыновская постановка вопроса сбивается целиком на хвостистское желание революции поскромнее. При II типе «опасность» захвата власти пролетариатом и крестьянством, пугающая Мартыновых, отпадает совершенно. Оставаться «оппозиционной» далее по отношению к революции во втором случае для социал-демократии неизбежно, – Мартынов именно и хочет оставаться даже по отношению к революции в оппозиции.

Спрашивается, какой тип вероятнее?

За I говорит (1) несравненно больший запас озлобления, революционности в русских низших классах, чем в Германии 1848 г. У нас перелом круче, у нас между самодержавием и политической свободой не было и нет никаких промежуточных ступеней (земство не в счет), у нас деспотизм азиатски девственен. (2) У нас несчастная война делает еще более вероятным резкий крах, ибо она запутывает царское правительство до конца. (3) У нас международная конъюнктура выгоднее, ибо пролетарская Европа сделает помощь русской монархии со стороны монархов европейских невозможной. (4) У нас развитие сознательно-революционных партий, литературы и организации их во много раз выше, чем в 1789, 1848 и 1871 годах. (5) У нас целый ряд угнетенных царизмом народностей, поляки, финляндцы и т. д., делают натиск на самодержавие особенно энергичным. (6) У нас крестьянство особенно разорено, обнищало невероятно и ему уже абсолютно терять нечего.

Все эти соображения, конечно, далеко не абсолютны. Им можно противопоставить другие: (1) Остатков феодализма у нас очень мало. (2) Правительство опытнее и располагает большими средствами распознания революционной опасности. (3) Война осложняет непосредственность революционного взрыва посторонними по отношению к революции задачами. Война доказывает слабость русских революционных классов, которые без войны были не в силах подняться (сравнить Карл Каутский в «Социальной революции»). (4) Из других стран толчка к перевороту у нас нет. (5) Национальные движения к раздроблению России способны оторвать от нашей революции массу крупной и мелкой русской буржуазии. (6) Антагонизм пролетариата и буржуазии у нас гораздо глубже, чем в 1789, 1848, 1871 гг., поэтому буржуазия будет больше бояться пролетарской революции и скорее бросится в объятия реакции.

Учесть все эти + и – сможет, конечно, только история. Наше дело, социал-демократии, толкать буржуазную революцию как можно дальше, никогда не забывая главного нашего дела: самостоятельной организации пролетариата.

Тут вот и путается Мартынов. Полная революция есть захват власти пролетариатом и бедным крестьянством. А эти классы, находясь у власти, не могут не добиваться социалистической революции. Ergo, захват власти, будучи сначала шагом в демократическом перевороте, силой вещей, против воли (и сознания иногда) участников, перейдет в социалистический. И тут крах неизбежен. А раз неизбежен крах попыток социалистической революции, то мы (как Маркс в 1871 г., предвидевший неизбежный крах восстания в Париже) должны советовать пролетариату не восставать, выжидать, организоваться, reculer pour mieux sauter.

Такова, собственно, мысль Мартынова (и новой «Искры»), если бы он ее додумал.

Написано в марте – апреле 1905 г. Впервые напечатано в 1926 г. в Ленинском сборнике V

Печатается по рукописи

К партии

Товарищи! Вы все знаете, какой тяжелый кризис переживает уже более полутора лет наша партия. Со времени второго партийного съезда, благодаря ряду печальных событий, заграничные центральные учреждения нашей партии, редакция ЦО и Совет, оказались в руках сторонников меньшинства партийного съезда. Недовольство партийных работников все росло и вело к глухой, упорной борьбе, невероятно тормозившей всю деятельность социал-демократии и подрывавшей престиж пролетарской партии. Комитеты партии, видя весь вред тайного раскола, стали требовать созыва III съезда, как единственного партийного выхода из кризиса. Борьба за съезд заполняет с весны 1904 года всю партийную жизнь. Заграничный Совет партии всеми мерами сопротивлялся съезду. Центральный Комитет пытался удовлетворить претензии меньшинства насчет кооптации, надеясь таким путем восстановить мир в партии, но и эта надежда не оправдалась. Вместо восстановления мира получилось лишь обострение борьбы.

Наступившие великие события в развитии рабочего движения и революции в России, 9-ое января и его последствия, создали новое положение, требующее от партии еще более высокого напряжения сил и энергии. Необходимость съезда партии становилась все настоятельнее для подавляющего большинства русских работников. Сопротивление заграничного Совета вызвало выбор рядом русских комитетов особого Бюро для созыва партийного съезда. При таких обстоятельствах ЦК счел своим партийным долгом присоединиться к Бюро Комитетов Большинства для созыва общепартийного съезда немедленно.

До какой степени необходим был съезд даже с узкоформальной точки зрения, видно из следующего. Члены партии узнали из № 89 «Искры», что Совет партии считает 33 полноправных организации, кроме центральных учреждений. Следовательно, даже по этому счету (который оспаривался значительным числом партийных работников, определявших число партийных организаций в 31) для обязательного созыва съезда требовалось 38 голосов (33 × 2 = 66; 66 + 9 = 75; 75 : 2 = 371/2).

За съезд давно уже высказались тринадцать комитетов, выбравших Бюро Комитетов Большинства. К этим 13 комитетам присоединились Уральский, Тульский, Воронежский, Самарский, Северо-Западный, Смоленский, Харьковский, Казанский, т. е. 8 комитетов. Эти 21 комитет вместе с четырьмя голосами ЦК (два голоса самого ЦК и два голоса их делегатов в Совете) дают 42 + 4 = 46 голосов.

Написано в конце марта – начале апреля 1905 г.

Впервые напечатано в 1931 г. в Ленинском сборнике XVI

Печатается по рукописи