Коле Олиференко было десять лет, когда свежей весенней ночью перед первомайским праздником приснился ему очень странный сон. Необычность этого сна была в сочетании его реалистичности и вместе с тем — волшебности. В отличие от обычных сновидений, которые после пробуждения расплывались в памяти, этот сон Коля запомнил до мелочей, будто нечто на самом деле случившееся.

Снилось ему, будто лежит он в своей кровати и… спит. Спит, но во сне слышит зов откуда-то из-за двери. И вот он, не просыпаясь, встает, идет в темноте в коридорчик, где у мамы висит большое овальное зеркало, и видит, что сияет оно ярко и нежно, словно лунный диск в ночном небе. Голос, зовущий Колю, исходит из глубины зеркала, заглянув в которую вместо своего отражения он обнаруживает троих незнакомых ему людей: мужчину, женщину и девочку чуть постарше себя.

Самое удивительное, что при виде них у Коли принимается тоскливо ныть сердце, и прямо заплакать хочется, какими они ему кажутся милыми и родными. Но при этом он совершенно точно знает, что видит их впервые. Да и выглядят они странно: Коля никогда не встречал никого, кто бы так одевался и причесывался. Все трое — в вышитых просторных рубашках и меховых безрукавках, и все трое — с косами. Ладно, женщина и девчонка, но мужчина! Огромный, могучий мужик, у которого густые седеющие волосы заплетены в четыре косы, а окладистая борода — в две.

Женщина красивая, очень красивая… Коля глаз от нее оторвать не может, так и хочется нырнуть за зеркало и упасть в ее зовущие объятья, прижаться головой к груди, прошептать «Неней… Мама!».

Но ведь у него другая мама?! Она спит тяжелым пьяным сном на своей кровати, и угол этой кровати виден через открытую дверь, если оглянуться… Только Коля не оглядывается, он ни за что на свете не хочет отворачиваться от зеркала. Он хочет смотреть на эту женщину в зазеркальном сиянии, на ее тяжелые темные косы, на ее тонкие нежные руки, в ее скорбные глаза.

Неней.

Мама.

«Нея телко, Ранаан! — говорит ему женщина на незнакомом, гортанном языке. — Ней а гора ат вее…»

И Коля понимает, что это значит. «Мой сынок, Ранаан! Я так долго искала тебя…»

И шепчет в ответ: «Неней! Неней!»

Мама, мама…

«Ранаан, толо наа, — говорит мужчина. — Абиле тавай метей?»

И Коля понимает, что это значит. «Ранаан, сын мой. Помнишь ли ты нас?»

И отвечает: «Со, тало».

Да, отец…

«Хай ховоро, Ранаан, телко! — улыбаясь сквозь слезы, говорит ему девчонка. — Додис ведис ат вее».

И Коля понимает, что это значит. «Ты так вырос, Ранаан, братец! Я бы сама не узнала тебя».

Он тоже не сразу узнал ее, но сейчас в памяти всплывает вдруг имя — Агея. Его сестра Агея.

Женщина из зазеркалья, которую Коля во сне считает своей матерью, поднимает левую руку и показывает ему свою ладонь, в центре которой — татуировка в виде круга со знаком внутри. Коля знает, что знак изображает лук со стрелой, с натянутой тетивой. Татуировка начинает светиться и вращаться, а знак оживает, и лук, с бешеной скоростью вертясь по кругу, пускает одну стрелу за другой. И Коля знает, откуда-то совершенно точно знает, что это защитный знак, символизирующий неприступность Великой Степи и Серых Холмов. А у него вдруг начинает гореть кожа ладони, и он видит у себя такую же татуировку, которая начинает светиться и вращаться.

«Нея хадас тас веа вале валу! — говорит женщина. — Додис гораас лабу ат вее, коро!»

И Коля понимает, что она говорит: «Моя защита с тобой отныне и навсегда! Я найду путь к тебе, клянусь!»

Зеркало начинает гаснуть, образы в его глубине расплываются и исчезают. Горечь разлуки с чудом обретенной семьей охватывает Колю, и он рыдает, скорчившись на полу возле зеркала, пока его стоны не будят маму — его настоящую маму.

Настоящая мама подняла Колю с пола, обняла, утешила, закутала в свое одеяло, долго качала на коленях, шепча на ухо ласковые слова, гладя по голове и дыша на него перегаром. А совсем уже проснувшийся Коля дрожал и плакал теперь уже от чувства вины: что во сне он принял за свою маму другую, незнакомую ему женщину.

Наутро уже вспомнил он про татуировку. Разумеется, на ладони левой руки у Коли никакого таинственного изображения не оказалось. Да и откуда ему взяться? Это же был просто сон… Но с тех пор поселилась в его душе тоска. Каждый вечер, ложась в постель, Коля надеялся, что ему снова приснится тот сон, что он снова увидит тех людей. И стыдился своей надежды.

Надежда оправдалась: Коля снова увидел такой сон. И снова. И снова… И всякий раз было ощущение совершенной реальности — и в то же время волшебства происходящего. Зов в ночи. Сияющее зеркало. И трое за зеркалом, казавшиеся ему самыми родными на свете.