Коле Олиференко было семнадцать, когда умер его учитель, Иван Сергеевич Ким: от меланосаркомы, сожравшей его абсолютно здоровый организм всего за три месяца. Коля горевал отчаянно. Чуть руки на себя не наложил. Нет, конечно, он не бросил бы маму на произвол судьбы. Но жить не хотелось совершенно, а хотелось как можно скорее уйти из мира, где больше не было Кима. Из мира, снова сделавшегося враждебным и неуютным.

Когда Ким умер, Коля почему-то вновь ощутил себя беззащитным, как в детстве, он ожидал, что теперь его снова все начнут обижать, и уже приготовился защищаться, ощерился на весь мир, как загнанный зверь… Хотя не подросток уже, взрослый был парень, самый старший в их классе, в январе 1995 года ему восемнадцать исполнилось. А все равно психовал, как тринадцатилетний.

Но обижать его никто не собирался. Ему даже сочувствовали — все уважали Кима и знали, как тепло Ким и Коля друг к другу относились. И даже те ребята, с которыми Коля учился, те, кто обижал его в детстве, — даже они выражали совершенно искреннее сожаление о смерти Кима и делали робкие попытки с Колей подружиться, и даже приглашали его в гости, на дни рождения, где были девочки, музыка и сухое вино… Но Коля согласился всего два раза, когда ему это было в новинку. Потом отказывался. Уж очень дискомфортно он себя на этих вечеринках чувствовал. Не знал, как себя вести, что говорить. Вина не пил — питал врожденное отвращение к спиртному. Девочек стеснялся. А они хихикали, лезли к нему на колени, щупали бицепсы, ворковали: «Ты и правда стальной!»

Хотелось ему, конечно… Молодой был — как же не хотеть? Тем более когда такие вот, доступные. Бери за руку — и веди в другую комнату.

Но вот только Коля мечтал, чтобы не так просто, а по любви. Чтобы красиво. Чтобы сердце трепетало. Правда, признаться в этом тоже стеснялся. Боялся — засмеют. Тоже мне — Олигофренко, сын алкоголички, безотцовщина, и вдруг любви захотел! Бери, что дают, пока дают…

Но он решил дождаться настоящего.

Однако любви ему так и не встретилось.

Так и ушел в армию — девственником.

В институт после десятого он не поступил, хотя собирался — в Институт физкультуры. Но не получилось: в июне мать в больницу попала, отравилась какой-то дешевой гадостью, и Коля провел напряженное лето, подрабатывая грузчиком на рынке и ухаживая за матерью в больнице. Слава богу, в сентябре вышла, обновленная, помолодевшая, даже пить стала меньше. Но когда в осенний призыв Колю забрали, снова запила. Со страху. Но в армии с Колей ничего плохого не случилось, ему даже понравилось. Единственно — голодновато было. Но потом привык. Служил в дивизии имени Дзержинского, взяли его за рост и стать: к восемнадцати годам он вырос до метра восьмидесяти семи сантиметров, при этом был широкоплеч и мускулист. В этой дивизии вообще все ребята подобрались крепкие, отборные, да и некогда было глупостями заниматься, поэтому с дедовщиной в худших ее проявлениях не столкнулся, а те ее «ритуалы», которых избежать не удалось, не показались ему чем-то оскорбительным или несправедливым. Не на нем началось — не на нем закончится. Все так служат.

В армии Коля тоже ходил ночами и видел свои странные сны. Вставал среди ночи, шел в санузел, где над раковинами висели пятнистые, помутневшие от времени зеркала… И стоял там, босиком на холодном кафельном полу, беседуя со своими зазеркальными родственниками. Рассказывал им про армию. Зазеркальный отец гордился: он ведь посвятил сына Богу Войны, он хотел, чтобы Коля стал великим воином!

Коле предлагали остаться на военной службе: он ведь был одним из лучших и в стрельбе, и в рукопашной — но Коля отказался. Он хотел домой, к маме.

О своем возвращении Коля заблаговременно предупредил телеграммой, и мама к его приходу постаралась хоть немного прибрать в квартире, приготовить какой-никакой, а праздничный обед, и даже поставила в бутылку с водой букет из ярких кленовых листьев, и сама принарядилась в лучшее свое платье — голубое мини еще времен ее молодости, и подвела глаза, и подкрасила губы. Она хотела выглядеть как можно лучше для своего мальчика, но… Лучше бы она этого не делала. За два года Коля поотвык от ее внешнего вида — она ведь не ездила его навещать, не хотела позорить. И теперь, взглянув на маму, Коля сразу же понял: ее надо спасать. Лечить. И лечить серьезно. Иначе он потеряет ее очень скоро. Чего никак нельзя допустить, потому что жизнь без мамы сразу утратит весь смысл. Если вообще в жизни есть смысл… В общем, надо лечить, а на лечение нужны деньги. Значит, надо устраиваться на работу. Но как, куда? Коля ведь ничего не умел.

Но Коле везло на хороших людей. Очередным благодетелем стал, как ни странно, бывший враг и обидчик, бывший одноклассник Костя Дроздов, который когда-то в детстве больше других дразнил и задирал «Олигофренко»… И вдруг проникся теплыми чувствами. Встретив Колю во дворе через неделю после его возвращения из армии, радостно его приветствовал, хлопал по спине и плечам, восхищался тем, какой Коля стал здоровенный и крепкий, — действительно подрос в армии еще на семь сантиметров и окреп, стал еще шире в груди, так что производил впечатление. Костя восторженно сказал: «Да ты не только стальной, ты еще и великан!» — и буквально силой затянул Колю в гости, пить пиво в компании еще двоих одноклассников и трех размалеванных визгливых девок. Сам Костя, надо сказать, выглядел не лучшим образом: стал каким-то худым и желтым, и даже волосы поредели… И даже как-то состарился. То есть выглядел никак не на свои двадцать. Плохо выглядел. И дерганый был какой-то, нервный… Зато одет хорошо, квартира набита дорогой техникой, и с деньгами явно проблем не имелось. А ведь родители у него были далеко не из самых обеспеченных. Значит, сам? Это здорово, когда сам… Сам на себя зарабатываешь, и других кормишь, и даже лишку остается! Коля сразу же проникся уважением к бывшему однокласснику. И, разумеется, сразу согласился, когда Костя предложил ему работу в той же охранной фирме, где сам работал менеджером.

— Образования, специальности у тебя нет, да в наше время это и не нужно, помеха только к зарабатыванию денег… Зато молодой, здоровый, сильный, драться хорошо умеешь, стрелять.

— А там нужно драться и стрелять?

— Да нет, просто подразумевается, что нужно уметь драться и стрелять, а на деле за все время существования «Вольги» — у шефа нашего такое погонялово, Вольга, в честь сказочного богатыря, и фирму так же назвал, чтобы имечко, значит, счастливое, он суеверный, наш шеф, — так вот, за все время существования фирмы ни разу не было, чтобы какая-то пиковая ситуация, настоящий риск… Так, по мелочи. Если кто-нибудь наедет на тех, кто у нас под крышей. Или потрясти какого-нибудь нехорошего человека на предмет задолженностей… Ерунда, в общем.

Костя не обманул: действительно оказалось — не работа, а ерунда. Сначала сшили форму, выдали оружие и поставили у стеклянных дверей свежеотремонтированного двухэтажного старинного особнячка, где располагалась фирма. Коля должен был никого не пускать внутрь и никого не выпускать обратно без особого пропуска — который выдавал, кстати, Костя Дроздов, спускаясь сверху по звонку. Еще Коля очень внимательно оглядывал улицу — сначала через видеокамеры, затем лично, выйдя на крыльцо — перед тем, как должен был прибыть или отбыть хозяин фирмы. То есть сначала Коля смотрел по сторонам и докладывал, а потом подавали машину. Хозяин был невысокого роста, абсолютно лысый, с пронзительными и цепкими глазами, всегда в длинном-длинном пальто — хотя пальто бывали разные, но всегда длинные, и никогда Коля не видел его в дубленке или в куртке, — а на пальце правой руки у хозяина был огромный перстень с огромным, ярко сверкающим камнем, от которого в солнечные зимние дни цветные зайчики так и скакали по сугробам… Коля как-то спросил у Кости — что же это за камень? Оказалось — настоящий алмаз! Такой здоровый! И вообще — хозяин до смешного напоминал мафиози из иностранного фильма. Платили в конторе неплохо, и первой крупной покупкой стал цветной телевизор, так что, придя домой, Коля сразу садился к волшебному экрану и просвещался, и мафиози он по телевизору повидал немало. Хозяин был точно как они, да еще ходили за ним двое таких… Не амбалистых, но очень внушительных парней. Тоже смотрели цепко, и в движениях их Коля видел ту особенную звериную ловкость, которая отличает профессиональных бойцов. Телохранители, в общем. Точно как у мафиози!

А потом, где-то месяца четыре спустя, Колю повысили. Похожий на мафиози хозяин вдруг пригласил его в свой роскошный кабинет, прошарил пронзительными, рентгеновскими прямо-таки глазами, угостил коньяком (Коля очень вежливо отказался, рассказал про Кима, который пить не рекомендовал, что почему-то хозяина насмешило) и предложил стать одним из сопровождающих охранников. С повышением оклада втрое! Коля на всякий случай уточнил, что ему нужно будет делать. Хозяин снова рассмеялся, вскочил с кресла, похлопал Колю по груди и по спине и сказал:

— Производить впечатление будешь. Неизгладимое. На дурачков.

Коля не до конца понял, но согласился. В конце концов, хозяин — Антон Андреевич Кораблев по прозвищу Вольга — наверняка лучше знал, какое применение найти своему охраннику. Скажет стоять у дверей — Коля будет стоять. Скажет сопровождать — Коля будет сопровождать.

Кстати, те двое телохранителей, Вадик и Дима, очень ревновали к той чести, которую хозяин оказал Коле, уровняв его — простого охранника, с ними — профессионалами. И говорили гадости. Например: «Если что, если заварушка какая, то тебя первого завалят, в тебя, такую тушу, слепой попадет, ты только и нужен, чтобы дураков пугать, которые не понимают ничего».

Но Коля не спорил с ними и не сердился. Зачем? Все равно ведь придется вместе работать, так лучше дружить. Или хотя бы остаться в хороших отношениях. Так они перекипят и успокоятся. А если он огрызаться начнет… Ничего хорошего не получится. В конце концов, они все правильно говорят. Коля не был профессионалом. Все, что у него было, — это рост, физическая мощь и угрожающая внешность.

Миролюбивая тактика оправдала себя. Со временем телохранители перестали злиться, а потом и вовсе расположились к Коле. Начали учить его всяким премудростям работы. Истории поучительные рассказывали. Почти за своего уже считали. Договорились, что в случае нападения на хозяина Коля просто не должен им мешать. А они уж его прикроют. Что до работы — она была по-прежнему проста: Коля просто стоял у кресла Вольги и мрачно-мрачно смотрел на тех, с кем тот беседовал. Таким образом он одновременно «производил впечатление» — и отвлекал внимание от настоящих телохранителей, скромно стоявших на шаг сзади. Если нужно было слегка повытрясти должника или поговорить сурово с какими-нибудь нехорошими людьми, которые наезжали на хороших людей, плативших Вольге за защиту, — Колю также брали с собой, чтобы «производить впечатление». И называли в присутствии должника или другого нехорошего человека сугубо по кличке: «Стальной». И грозились: «Смотри, Стальной за тебя возьмется». Коля очень боялся, что когда-нибудь кто-нибудь не испугается угроз и ему, Коле, придется реально «взяться» за какого-нибудь недостаточно пугливого «клиента». А он, Коля, совершенно не представлял себе, как это делать. Бить? Да у него рука не поднимется ударить человека, который сам на него не нападает и никак лично его не обидел. Он и без того ужасно боялся, что в его присутствии кого-нибудь станут пытать утюгом, как в бандитских романах, или — того хуже! — заставят его, Колю, участвовать в киднеппинге, то есть в похищении ребенка! Коля не выдержал бы зрелища пыток. Не стал бы похищать детей. И не смог бы бить незнакомого человека только потому, что этот человек кому-то задолжал. Коля знал, что ему, наверное, придется уволиться в тот самый день, когда его внешность покажется хоть кому-то недостаточно угрожающей. Но, к счастью, до сих пор ему не приходилось ничего делать. Он просто стоял, хмурился, напрягал мышцы, сжимал кулаки. А Дима с Вадиком беседовали с «клиентом», угрожали, ругались, могли по морде дать, а в самом крайнем случае пугали «Стальным». И это, как правило, срабатывало безотказно.

В общем, жизнь хорошо у Коли складывалась. Было за что благодарить Костю Дроздова.

Только в очередном его сне явился из зазеркалья мужчина с четырьмя косами и заплетенной бородой и с печалью сказал: «Я хотел, чтобы ты стал воином, сын мой. А ты зря тратишь свои дни…»

Во сне Коля остро раскаивался.

Проснувшись, разозлился.

Воином! В Чечню, что ли, ехать? Деньги там неплохие контрактникам платят, но маму ведь оставить нельзя: сразу запьет по-черному. Так что вовсе не зря он тратит свои дни. Он маму опекает и лечит. Что может быть важнее?