С Женей Беловым Лешка познакомился в сентябре. Всего через месяц после того, как отправил мать и дочь Самохиных в будущее. Снова позвонил Мишка и сообщил, что в лесу возле зоны какой-то чокнутый студент-медик поселился в туристической палатке. На вопросы местной милиции — то есть на Мишкины вопросы — ответил, что просто решил продлить каникулы и подышать свежим воздухом в таком чудесном месте. С готовностью показал документы. Задерживать и изгонять его было не за что. Но ведь явно же не просто так он надумал там поселиться!

— Ни о каких исчезновениях студентов в наших местах слухов не было. И наверняка ведь он ждет, когда зона активируется. Откуда он мог о ней узнать? Или он из ваших, из аномальщиков, то есть сталкеров… Или — побывал тут, прошел сквозь зону куда-то, потом вернулся, а теперь обратно хочет. Как та тетка с девчонкой. Но я чего боюсь: как бы зона сама не открылась и оттуда не выскочил бы какой-нибудь древний зверюга. И хана студенту…

— Ладно, я приеду, — пообещал Лешка.

Срываться с занятий в самом начале семестра было не слишком-то хорошо, но повод того стоил, и в Краснозорино Леша поехал с удовольствием. Ему тоже хотелось продлить каникулы, хоть на несколько дней. Тем более что погода стояла чудесная, а он никогда прежде не был в деревне в это время года, когда небо такое ослепительно голубое, а воздух кристально-прозрачный. Знакомый лес замер в зелено-золотом убранстве, тишину нарушал только шелест опадающих листьев и отчаянный стрекот кузнечиков, пытавшихся допеть свои песни перед неизбежной зимой. Леша с удовольствием прогулялся и к палатке студента вышел в прекрасном настроении.

— Эй, живые есть? — весело спросил Леша, склоняясь у входа в палатку.

Студент тут же высунул лохматую голову и взглянул на гостя в высшей степени неприязненно. Леша видел этого парня впервые. Значит, он не из коллег, интересующихся аномальными зонами. Но все-таки Леша решил убедиться и спросил:

— Ты АЗ приехал зондировать?

— Чего?

— Аномальную зону. Нет?

— А здесь что… Аномальная зона?

Студент выполз из палатки и поднялся на ноги. Одежда на нем была мятая и несвежая, волосы он явно давно не мыл, да и не брился несколько дней. Похоже, походная жизнь не доставляла ему особого удовольствия.

— Привет. Меня Лешей зовут, — Лешка решил, что инициативу в общении надо брать на себя.

— А меня — Женя.

— Чего ты тут поселился-то? Только не говори, что просто воздухом дышишь, не поверю. Ты ждешь ведь чего-то, да? Что только в этом месте и случается…

Женя кивнул.

— Знаешь, я эту зону всю свою жизнь изучаю. Без преувеличений — всю жизнь. Так что давай без долгих вступлений. Ты отсюда куда попал? И как?

— А у тебя бригада санитаров со смирительной рубашкой в кустах не припрятана? — усмехнулся Женя.

— Нет. Зато у меня есть аппарат, который может эту зону активировать. Но пока ты мне все не расскажешь, я тебе этот аппарат не покажу.

— Хорошо, — покладисто ответил Женя, уселся на пенечек, закурил, приготовившись к долгому и степенному рассказу. — За грибами поехали с ребятами. И шашлыков пожарить. Я заблудился. А тут вдруг увидел странное явление: радуга между деревьями висит. Я подошел поближе, а она раскрылась, и… И я попал в прошлое.

— Насколько далекое прошлое? — поинтересовался Леша, пристраиваясь спиной к стволу березы, на свернутой куртке.

— Тысяча восемьсот сорок седьмой год.

— Ни фига себе!

— Что, так далеко отсюда никто не залетал?

— Нет. Как раз зона открывалась в основном в куда более древние времена. Или в недавнее прошлое. А в девятнадцатый век — никогда. И что, тебе там понравилось так, что ты обратно захотел?

— Да. Именно что очень понравилось, — грустно сказал Женя. — Вернее, сначала не очень: плутал по лесу, даже не понимал, что попал в другое время. Потом вышел к деревне — а она совсем такая, как в фильмах-сказках! И мужики страшные, дикие, с бородами все. И у всех на ногах лапти. Я и не знал, что правда все лапти носили. В общем, они меня схватили. Побили. Не очень сильно, но обидно. И заперли в погребе. Где я чуть дуба не дал от холода. Но, к счастью, они сразу барину побежали рассказывать. А барин оказался очень передовым человеком.

— Ты здесь же оказался после перемещения? В районе Краснозорино?

— Нет. Деревня называлась Ворожейкино.

— Старое название Краснозорина. И что барин? Как его звали, кстати?

— Барина зовут, то есть звали Дмитрий Ерофеевич Ворожейкин. Он велел меня из погреба выпустить и в дом к нему доставить. Выслушал мой рассказ. И поверил мне. Он сказал, что в этих местах часто всякие чудеса случаются. Потому и называют деревню Ворожейкино, что раньше думали — ворожит тут кто-то. В общем, Дмитрий Ерофеевич принял меня как дорогого гостя. А я ведь военный врач, я в Сеченовской академии учусь на военном отделении, сейчас на шестой курс перешел. Словом, кое-что умею. И хотя там у них лекарств вообще нет, ты не поверишь, насколько у них все плохо обстоит с медициной, все равно я умел куда больше, чем тамошние врачи. Которых к тому же целая история из города привезти и обратно отправить. Так что меня там сразу зауважали. Здорово было.

— А как ты назад вывалился?

— По глупости. Просто увидел эту самую радугу и решил вернуться. В свое время чтобы. Соскучился я там по всему, что здесь… А когда вернулся — понял, что зря. Потому что тут жизнь неправильная. Грязная жизнь. Люди очень с тех пор испортились. Ты не поверишь, насколько. Тогда лучше были. Хоть и не знали многого. И потом, главное — девушку я там оставил. Оленька Ворожейкина. Она… Она совсем не такая, как нынешние девушки. Она меня полюбила и доверилась мне, как сейчас вообще не могут! Она такая красавица и такая тихая, и так слушает, и так смотрит… Ангел во плоти.

Леша хмыкнул: уж очень странно это старомодное выражение прозвучало из уст лохматого небритого парня в современной и очень измятой одежде. Женя взглянул на него обиженно. А потом полез за ворот футболки и вытащил большой овальный медальон на толстой золотой цепи.

— Вот, посмотри!

Леша подошел к нему, склонился над плечом…

На крышке медальона были выгравированы переплетающиеся буквы «О» и «В», украшенные россыпью мелких бриллиантов. Женя поддел грязным ногтем крышечку, и медальон со щелчком открылся. В нем хранились миниатюрный портрет круглолицей ангелоподобной блондинки с локонами по сторонам лица и свернутый белокурый локон за стеклышком.

— Это она мне подарила.

— На прощание?

— Нет. В знак любви. Я ж не собирался с ней прощаться. Просто в лес пошел с местной знахаркой. Она целебные травы собирала, но у них все названия тогда другие были, видимо, ни одного знакомого. А я хотел на них посмотреть, надеялся узнать хоть какие-то из современных аптечных трав. А когда увидел радугу — просто голову потерял… Ни о чем не подумал, сразу ринулся туда, болван. Потом опомнился, да поздно было. Чего я здесь забыл, спрашивается?

— Ну, родители, друзья, потом уровень жизни сейчас другой совсем… Комфорт. Техника.

— Родители развелись давно, у них у каждого новые семьи. Им на меня начхать. А друзья… Нету тут никого, кто бы меня считал единственным и незаменимым. Вот там, в прошлом, я по-настоящему нужен. Всем. И как врач, и как человек. Тут я средненький профессионал, а там на меня смотрят как на всесильного мага: просто потому, что я знаю, где какой орган находится, и не считаю кровопускание панацеей от всех бед.

— Очень вернуться хочется, да?

— Да.

— Можно попробовать. Жди меня здесь, сейчас я приду с другом и аппаратом.

— Ты… серьезно?

— Абсолютно. Только не обещаю, что результат будет. Но один раз уже получилось…

С Мишкой и активатором Лешка вернулся не сейчас, а ближе к вечеру. Женя весь извелся в ожидании. Ему явно не хотелось расставаться с медальоном, но он послушно положил его на медную подставочку, соединенную с аппаратом. Волны от старинной драгоценности исходили не то что слабые, но какие-то очень неровные. Настроить аппарат оказалось далеко не так просто, как в случае с Самохиными. Пока Леша возился с настройками, Мишка достал блокнот и потребовал, чтобы Женя указал ему все свои данные — фамилию, имя, отчество, дату и место рождения.

— Зачем? — удивился Женя.

— Для учета. Я теперь всех, кого Лешка через АЗ куда-либо отправит, буду учитывать. Особенно интересно, кого, как тебя, в прошлое. Потому что может быть, какие-нибудь следы твоей жизни там мы обнаружим…

— Так революция была и две войны: Гражданская и Отечественная. Какие уж тут могут быть следы, — усомнился Женя, но все о себе рассказал.

Звали его Белов Евгений Петрович, родом он был из Тулы, два месяца назад ему исполнилось двадцать три года.

Леша смог настроить излучение, только когда уже стемнело, и подозревал, что вызвать радугу уже не получится: ведь явление объясняется преломлением лучей света! К тому же похолодало резко, как всегда и бывает осенней ночью. В своей легкой куртке Леша озяб до дрожи.

— Если сейчас не получится, ночевать пойдешь к нам, — сказал Мишка Жене. — Холодно в лесу жить. А завтра с утра вернемся и снова попробуем.

Но, видимо, радуга в аномальной зоне объяснялась какими-то другими явлениями. Потому что она вдруг возникла, расцвела среди деревьев, замерцала подобно северному сиянию в кромешной полярной ночи. Это было зрелище красоты невероятной. Во всяком случае, куда красивее, чем бывало днем.

Женя Белов подошел к радуге, посмотрел на нее, потом повернулся к Лешке и Мишке.

— Спасибо вам, ребята. Век не забуду.

Быстрым движением он схватил медальон с подставки — Лешка и крикнуть не успел, чтобы он этого не делал, что это может нарушить излучение! — и ринулся в радугу, как пловец в воду. Мелькнула его спина в синей спортивной куртке, и раньше, чем радужная зыбь ее закрыла, аппарат вдруг сам собой отключился, а радуга просто исчезла.

Несколько мгновений Лешка и Мишка ошеломленно молчали. Потом Мишка достал из кармана фонарик и включил. Внимательно обследовал траву в том месте, где исчез Женя.

— Ты чего ищешь?

— Следы. Но их нет. Интересно, он успел перейти или как-то… расчленился во времени? Из-за того, что все кончилось быстрее, чем полагается? Он мог развалиться на куски: часть там и часть здесь.

— Но нет же кусков!

— Вроде, нет. Будем надеяться, что успел. И что попал туда, куда надо.

Доказательство того, что Женя Белов действительно попал туда, куда надо, Леша получил только два года спустя и совершенно случайно. Как-то вечером он сидел в Интернете, проверял обновления на сайте своего сообщества, а за его спиной работал телевизор: сестра вязала и смотрела какую-то передачу о Крымской войне. Леша почти и не слушал… Но все-таки знакомое имя привлекло его внимание.

«Евгений Петрович Белов».

Женя резко крутанулся на стуле.

— Кто это? О чем речь идет?

— Ой, испугал меня прям! Петлю пропустила, — пискнула Лариска.

— Белов… Он кто?

— Врач. Погиб в Севастопольском сражении. А что?

Лешка отмахнулся от нее и вперился в экран. Там показывали какие-то картинки, изображающие эпизоды боев. Врач. Погиб… Может, это не тот? Уйти в желанное прошлое и погибнуть на войне. Глупо как-то.

И тут, словно в ответ на его размышление, на экране появилась старинная фотография. Лешка сразу узнал Женю Белова, хотя тот повзрослел на несколько лет и возмужал, и отрастил усы с бородою. Но глаза остались те же. И вообще… Он это был. Женька. Несмотря на размытость фотографии, Лешка сразу узнал его. Женя был в красивой военной форме, а рядом с ним сидели еще трое военных: все очень прямые, очень важные, один Женя слегка улыбался в усы.

За кадром начали читать текст:

«С обороною Севастополя неразлучно связаны воспоминания о многих достойнейших ее деятелях, имена коих должны быть известны каждому гражданину и патриоту. С глубоким благоговением вспоминаем мы павших за честь Государя и славу Отечества, надеясь донести до потомков осиянную лаврами весть о доблестных их деяньях. Примером истинно русского самоотвержения служит рассказ отставного полковника Николая Семеновича Абрамова, бывшаго в 1855 г. командиром штурмовой батареи на Малаховом кургане. При войсках, составлявших гарнизон кургана, безотлучно находился молодой хирург Евгений Петрович Белов, приписанный к Модлинскому резервному полку. Тринадцатого августа, в последний день ужасного бомбардирования, за которым воспоследовал роковой для русской Трои штурм, он в числе прочих занимался доставкой раненых на перевязочные пункты. Внезапно услыхал он, что за дальним траверсом кто-то громко стонет и молится; он догадался, что это должен быть раненый, один из тысячи страждущих наших товарищей, и немедленно поспешил на помощь. Напрасно кричали ему не ходить — француз порядочно пристрелялся по нашим веркам из пушек и мортир, огонь которых был весьма ощутителен. Зайдя за траверс, нашел он молодца матроса с одною оторванною, а другою раненою ногою и, взвалив его на себя, пустился снова к своим; но, не успев пройти и нескольких шагов, был смертельно ранен прилетевшею гренадою: осколками ударило его в грудь и в лицо. Товарищи, видя это, бросились вытащить обоих из-под огня, и, подбежав, нашли его еще в сознании. Последнею просьбой героя было не оставить вдову и малолетних сирот, проживающих ныне в…»

— Леша, Лара, ужинать идите! — закричала из кухни мама.

И Леша не услышал, где же проживают жена и малолетние сироты доктора Евгения Белова. Только окончание фразы: «…на иждивении помещика Дмитрия Ерофеевича Ворожейкина».

Дмитрий Ерофеевич Ворожейкин. Тот самый передовой помещик, живший в середине девятнадцатого века в будущем Краснозорине, и так гостеприимно принявший путешественника во времени. Отец Оленьки Ворожейкиной, ради которой Женя Белов вернулся в прошлое, чтобы погибнуть в Севастопольском сражении. Значит, Женя женился на своей Оленьке. И погиб, прожив в своей желанной эпохе всего каких-то восемь лет. Интересно, были ли они счастливыми, эти годы. Уже не узнать. Никак не узнать.

Но, по крайней мере, и этот эксперимент можно считать удавшимся. Женя попал именно туда, куда мечтал попасть. Лешка пошел звонить Мишке: рассказать, что получил доказательства очередного успеха.