Мужчина сжал губы.

— Здесь я задаю вопросы. Ради Бога, скажите, кто вы?

— Меня зовут Брайди Малколм. Я живу в Стилбее, на побережье в пятидесяти милях отсюда. — Он смотрел на нее не мигая, но Брайди заставила себя задать вопрос: — А вы Патрик Корнби?

— Откуда вы знаете мое имя? — свистящим шепотом спросил он.

Брайди без сил откинулась на спинку сиденья. Так он и в самом деле Патрик Корнби. Это тот человек, что тринадцать лет прожил рядом с ее дочерью. Этого человека ее дочь зовет отцом. Так ее дочь существует. И действительно живет здесь.

Слезы подступили к глазам Брайди. Она силой воли удерживала их. За свои тридцать лет она научилась держать себя в руках. Глядя на струящиеся по переднему стеклу потоки дождя, она проглотила комок в горле и заставила себя задать третий вопрос:

— Вы удочерили девочку тринадцать лет назад? Она родилась двадцать второго июня.

Мужчина со свистом выпустил воздух сквозь зубы. Брайди он снова показался опасным и внушающим страх.

— Откуда вы узнали мое имя? — процедил он. — Документы по удочерению могут быть доступны только ребенку, и то по достижении им совершеннолетия.

— Какое это имеет значение? — бесцветным голосом проговорила Брайди. — Все произошло случайно.

— И вы хотите, чтобы я поверил этому? Бросьте, кто этому поверит? Что вы хотите?

Несмотря на боль и волнение, Брайди почувствовала возмущение. Проведя по мокрым щекам салфетками, которые она, как оказалось, все время держала в руке, Брайди выпрямилась и посмотрела мужчине в глаза.

— Я не собираюсь судиться с вами.

— Зачем же вы здесь? — с убийственным спокойствием парировал он.

Как ответить ему на этот вопрос, если она и себе не может на него ответить? Если ее самые дерзкие планы не заходили дальше того, чтобы проехать мимо дома Корнби и задать пару невинных вопросов посторонним людям, которые никакого отношения не имеют к удочеренной тринадцать лет назад девочке? И вдруг в голову ей пришел самый простой и очевидный ответ:

— Она… она похожа на меня, — запинаясь пробормотала она. — Моя дочь… похожа на меня. — У нее словно камень с души свалился, и радостная улыбка осветила ее лицо. Ее дочь похожа на нее, она всем своим видом свидетельствует о своей матери по плоти.

— Очень трогательно, — резко бросил он. — Вы актриса, Брайди Малколм? Или насмотрелись мыльных опер?

Брайди с нескрываемой враждебностью проговорила:

— Вы и с моей дочерью так обращаетесь? Не верите ни единому слову? С насмешкой реагируете на любое проявление чувств? Если так, то вы не достойны быть ее отцом.

— Она не ваша дочь! Вы отказались от этого права много лет назад.

— Она всегда будет моей дочерью! — крикнула Брайди. — Никому на свете не убедить меня в обратном. А тем более вам.

— А как насчет ее отца? — резко спросил он. — Где он? Или вы припасаете его на лучшие времена?

— Это вас не касается.

— Вернитесь на землю. Зачем вы явились в Гринвуд через тринадцать лет? Что вам нужно? Деньги? За этим вы явились?

Неожиданно для себя Брайди рассмеялась. Может, это и был смех сквозь слезы, но лучше, чем слезы сквозь смех.

— Вы попали в самую точку. Конечно, деньги. Гоните миллион баксов, не то я переверну здесь все вверх дном и житья вам не дам! Да как вы смеете?! Вы ровным счетом ничего обо мне не знаете, а беретесь судить…

— Я знаю, что вы отказались от своей дочери тринадцать лет назад. Похоже, я знаю о вас предостаточно.

Брайди зашла слишком далеко, чтобы отступать.

— Моя мать… Она обманула меня. Я думала, мне придется выйти замуж за моего кузена Келвина и мы будем жить втроем — я, Келвин и мой ребенок. О Боже, это такая долгая история… Словом, я была несмышленышем, совсем девчонкой и поверила ей…

— Что верно, то верно. История долгая. Вы могли явиться с ней и раньше, не правда ли? Только, нравится вам или нет, меня ваша история не волнует. Почему вы явились именно сегодня? Вот в чем вопрос!

— Знаете, что я вам скажу, Патрик Корнби, — бросила Брайди, покраснев от охватившего ее гнева. Грудь ее вздымалась и опускалась под мокрым свитером. — Вы мне не нравитесь!

— А с какой стати я должен вам нравиться. К тому же меня обычно зовут Падди.

— Ах да, — язвительным голосом подхватила Брайди. — Мы уже на «ты» и зовем друг друга уменьшительными именами. С какой стати такая фамильярность?

— Ну что ж, теперь я хотя бы знаю, откуда у моей дочери такой вспыльчивый характер. И рыжие волосы.

— У меня не рыжие волосы, — ребячливо фыркнула Брайди. — Они темно-красные. Что не одно и то же. Зарубите себе на носу. — Буря в ее груди немного успокоилась. Она исподлобья поглядела на сидящего рядом с ней человека. — Вы это нарочно, я знаю, потому что не хотите мне говорить о ней. Так ведь, мистер Корнби?

— Ничего я вам не собираюсь говорить, — резко ответил он. — Но вот в вас я кое-что понял: вы можете и мертвого достать. А хотите знать, что еще я открыл за последние минуты? Она будет красавица, моя дочь. Она будет потрясающе красива.

Брайди не так легко было ошеломить, но она буквально лишилась дара речи и, к своему стыду, почувствовала, как лицо заливает краска. Ей комплимент — а как прикажете понимать его слова? — понравился. Очень понравился.

Падди с силой треснул кулаком по рулевому колесу.

— Ушам своим не верю! Это я такое выдал?!

Дар речи вернулся к Брайди.

— Вашей жене это особенно понравилось бы, — съязвила она и постаралась тут же выкинуть из головы и его жену, и его профиль, от которого трудно отвести глаза. Нос у него был с горбинкой, а подбородок под стать носу: четко очерченный, надменный и… очень мужественный. И сексуальный.

Это челюсть сексуальная? Что это с ней? Брайди?

К тому же он женатый человек. И по иронии судьбы — еще и отец ее ребенка.

Челюсть, которую она с интересом рассматривала, сурово сжалась.

— Оставим мою жену в покое и вернемся к делу. Зачем вы приехали? Что хотите от меня?

— О, — мягко проговорила Брайди, — то, чего я хочу, неосуществимо. Это ясно.

— Объясните, и я пойму. О чем вы?

— О сочувствии, Падди. О простом человеческом сочувствии. Вот и все.

Она явно застала его врасплох. Она не знала Падди Корнби, но по его виду можно было догадаться, что выбить его из колеи не так-то просто. Тем более женщине.

— Сочувствие надо заслужить, — тихо ответил он.

— Тогда я вам скажу, зачем я здесь. Я хотела хоть одним глазком глянуть на дом, в котором живет моя дочь. Еще задать пару вопросов кому-нибудь из местных, разузнать, что вы за люди. Вы и ваша жена. Чтобы… — голос у нее дрогнул, — узнать, счастлива ли моя девочка.

— И все?

Она ненавидела его за это недоверие.

— Неужели вы и в самом деле полагаете, что я переступила бы ваш порог, не предупредив? — Она даже покраснела от негодования. — Здрасте, я биологическая мама вашей дочки, я тут проходила мимо, дай, думаю, зайду. Так, что ли? Помилуйте, я даже не знаю, известно ли ей, что она приемная дочь! Да за кого вы меня принимаете?

— Надо иметь мозги Эйнштейна, чтобы ответить на этот вопрос.

— Так она знает, что вы ей не настоящие родители? — прошептала Брайди, до хруста сжав сплетенные на коленях пальцы. Она вся подалась вперед, ожидая ответа.

— Послушайте, Брайди. — В его голосе появились какие-то новые нотки. Она быстро подняла голову и увидела в его лице что-то такое, что можно было принять за сочувствие. — Да, она знает, что мы ее удочерили. Мы с самого начала решили ничего от нее не скрывать. Мы считали, что так будет лучше.

Брайди прикусила губу, чтобы снова не разрыдаться.

— Вы понимаете, что это значит? — выпалила она. — Это значит, что по крайней мере она может догадываться о моем существовании.

— Да, и о человеке, который был ее отцом. Две слезинки капнули на ее стиснутые пальцы.

Брайди даже не пыталась смахнуть их.

— Понятно, — прошептала она.

Падди негромко произнес:

— Вы не спросили меня об одной вещи.

— Она счастлива?

— Я не о том. Вы не спросили, как ее зовут. Как мы назвали свою дочь.

У Брайди на глаза снова навернулись слезы.

— Так как вы ее назвали, Падди?

— Кристин. Кристин Мэри. Все зовут ее Крис.

Это явилось последней каплей. Брайди надо было побыть одной. Она лихорадочно искала пальцами ручку дверцы. Ее душили слезы, она хотела только одного — выскочить из машины. Падди схватил ее за плечо. Она резко сбросила его руку.

— Пустите! Я больше не могу!

Дверца открылась, она высунула ногу и тут же попала в лужу. Она с силой захлопнула дверцу, бросилась к своей машине и села за руль, инстинктивно нажав кнопку блокировки дверей (у нее был двухдверный автомобиль). Теперь она почувствовала себя в безопасности. Наклонив голову к рулю, она наконец дала волю слезам.

Сквозь рыдания Брайди услышала, как кто-то стучит в стекло. До нее дошло, что стук раздается давно. Она подняла голову. Дождь был уже не проливной, но ручейки стекали по ветровому стеклу. Падди кулаком колотил по боковому стеклу. Он был насквозь мокрый. Должно быть, он давно стоит здесь и смотрит, как она плачет.

Кто его просил?

Брайди опустила стекло и резко бросила:

— Я не собираюсь обивать ваш порог. Сейчас заправлюсь и поеду домой. Кланяйтесь миссис Корнби.

— Ну уж нет, — отчеканил Падди. — Больно все просто. А я хочу, чтобы, перед тем как уехать, вы дали мне слово, что не будете пытаться вступить в контакт с Крис.

— Вы считаете, что я настолько безответственный человек?

— Поклянитесь, Брайди!

Если бы взглядом убивали, он уже лежал бы бездыханным на асфальте. Брайди сердито отбросила волосы со лба и отвернулась от него.

— Я не сделаю ничего такого, что могло бы повредить моей дочери. Прошу этим довольствоваться, потому что никакие клятвы я давать не собираюсь.

Она повернула ключ зажигания, и на этот раз мотор завелся исправно. Но, пока она пристегивалась, Падди сунул руку в приоткрытое окно, поднял кнопку и открыл дверцу.

— Здесь я командую парадом, а не вы. Я отец Крис, — рявкнул он. — Вы говорите о заправке. Вы думаете, там ослы работают? Вы же вылитая Крис Корнби. Вы ходячая бомба замедленного действия, Брайди, и я требую, чтобы вы убрались из Гринвуда немедленно и обещали никогда не возвращаться сюда. Слышите? — Он повысил голос к концу своей речи.

— Хорошо, заправлюсь где-нибудь подальше! А теперь не изволите ли закрыть дверцу и дать мне уехать, пока меня кто-нибудь не увидел? Вам самому нет смысла задерживать меня. Что как нелегкая принесет кого-нибудь из знакомых?

Падди сжал челюсти так, что заиграли желваки.

— В следующий раз, собираясь в торговый центр за молоком в субботу, я дважды подумаю, — фыркнул он. — Но помните, что я сказал, Брайди Малколм. Убирайтесь из Гринвуда и держитесь от него подальше. И не вздумайте даже пытаться вступить в контакт с Крис! — Он с грохотом захлопнул дверцу.

Брайди выжала первую скорость, включила дворники и тронулась, не оглядываясь назад. Пальцы ее сжимали руль с такой силой, будто это горло Падди. На выезде с автостоянки она повернула направо. На шоссе, ведущее прочь из города.

Прочь от Кристин Мэри Корнби. В миру Крис. Прочь от Падди и Пегги Корнби, супружеской пары, вот уже почти тринадцать лет считающейся ее родителями.

С этим Падди может жить только незаурядная женщина. Что представляет собой Маргарет Корнби? И хорошая ли она мать?

Красива ли она? Едва ли Падди женился бы на некрасивой женщине. С другой стороны, он назвал ее, Брайди, красивой… Что бы это значило?

Отъехав с милю от Гринвуда, проезжая мимо отделанной пластиком баптистской церкви и ярких бутиков, пытающихся привлечь внимание туристов, Брайди остановилась. Было уже полвторого. Она ничего не ела с утра, а двойное мороженое смыло дождем с капота Патрикова вездехода. Надо бы купить сандвич. А потом немного подумать.

Сандвич она решила съесть на площадке для пикников на побережье. Она нашла местечко в конце ряда столов. Там она чувствовала себя в большей безопасности. Присев на влажную скамейку, она принялась за еду. Падди не имел права приказывать ей. Она всегда лезла на дыбы, когда кто-нибудь пытался командовать ею. Ее мать вечно командовала ею, а любви от нее было не дождаться. Брайди и сама считала, что ее дочка — плод мятежа.

Сандвич оказался вкусным. По веткам деревьев скакали неугомонные гаички, оглашая площадку несмолкаемым стрекотом. Брайди потихоньку пришла в себя, и то, что она сегодня узнала, уже не будоражило ее так, как час назад. Итак, ее дочь зовут Крис. Крис так похожа на Брайди, что Падди велел Брайди немедленно покинуть город. Он боялся, что кто-нибудь увидит ее и поймет, что она мать Крис. Он как огня боялся встречи Брайди с Крис. Отчего сердце у нее разрывалось. И она испытывала чудовищную муку.

Брайди с содроганием вспомнила вопрос, на который Падди так и не пожелал ответить. Вопрос исключительно важный. Может, самый важный. Счастлива ли Крис?

Он уклонился от ответа, переведя разговор на имя ее дочери. Умышленно ли он это сделал или нет? А если умышленно, то почему? Чтобы ввести ее в заблуждение? Или здесь что-то еще, более темное?

Брайди задумчиво жевала сандвич. Перед глазами у нее всплыл образ Падди. Она вдруг поняла, что там, на автостоянке, и даже тогда, когда их разговор принял неприятный оборот, она все пыталась найти слово, которое охарактеризовало бы его. Она перебрала несколько определений — «самонадеянный», «сексуальный самец», — и все они по-своему отражали какую-то сторону его личности. Сюда же можно присоединить эпитет «опасный».

Это вовсе не означало, что она приняла Падди за потенциального убийцу. Не в этом дело. Но лично для нее он особо опасен на каком-то глубинном уровне.

Что это? Его сила? Да, эта его непробиваемая целеустремленность унижала ее. Чего стоит одно его презрительное к ней отношение.

Пожалуй, вот где собака зарыта. Сила, вернее властность, — вот то слово. От этого человека так и исходит сила. Во всем его облике, в движениях, жестах дает себя знать скрытая в нем сила; это человек, привыкший властвовать.

Элизабет Малколм тоже любила власть. Брайди приложила немало сил, чтобы не позволить этой властной силе погубить ее жизнь, чтобы не стать такой же неприкаянной и нелюбимой, как ее мать.

Брайди доела остатки сандвича, запила его яблочным соком и пошла к машине. Покопавшись в рюкзаке, она достала шарфик и накрутила его на голову наподобие чалмы, чтобы спрятать под ним волосы. Потом достала из бардачка темные очки и красную губную помаду. Надев очки и накрасив губы, она взглянула на себя в зеркальце и удовлетворительно усмехнулась. Она ни капли не походила на ту женщину, что покупала мороженое под проливным дождем.

Свернув с площадки для пикников, она повела машину обратно в Гринвуд. На этот раз у нее в голове созрел четкий план.

Она проехала через весь город, высматривая темно-синий «лендровер». Подъехав к бензоколонке, она попросила налить полный бак, сказав как бы между делом, что ищет Падди Корнби.

— Не подскажете часом, как его найти?

— Чего проще, — ответил заправщик. — Как доедете до развилки, поверните налево, на Уитни-стрит. Его дом в километре от развилки. Большой одноэтажный дом над бухтой, крытый кедровым гонтом. Дивное местечко. Проверить масло, мисс?

— Нет, спасибо. — Помолчав, она проговорила: — Я знавала его еще, когда мы учились в колледже. Давно не видела его.

— Да, такое несчастье с его женой, правда?

Рука Брайди, державшая кошелек, дрогнула.

— Я… я ничего не знаю… А что случилось? Я здесь проезжала и думала, что увижу их.

— Как же, она скончалась уже как два года. Рак. Буквально сожрал ее в два счета. Может, оно и к лучшему, кто знает.

— О, — только и произнесла Брайди. — Простите. Я ничего не знала.

— Жалко девочку. Это для нее такой удар. Да и для Падди тоже. С вас ровно семь долларов, мисс.

Брайди сунула в руки бензозаправщика деньги и сказала:

— Пожалуй, лучше позвонить сначала. А то свалилась бы как снег на голову. Спасибо, что сказали.

— Не за что. Желаю удачи. Денек хороший.

— Славный, — пробормотала Брайди, хотя не могла согласиться с этим замечанием. Денек удачным и хорошим не назовешь.

Повернув от бензоколонки к городу, она спросила первого встречного, где средняя школа. Минут через десять она составила план городка и прикинула, каким маршрутом Крис Корнби ходит из дома в школу. Только после этого Брайди поехала домой.

Темно-синий «лендровер» ей на глаза не попался. А проехаться мимо крытого кедровым гонтом бунгало на берегу бухты ей не хватило мужества.

Падди Корнби вдовец. Уже два года. А это означает — если, конечно, у него нет подруги, — что Крис без матери.

И хотя интуиция подсказывала Брайди, что Падди не из тех мужчин, которые заводят на стороне любовниц, уж во всяком случае не при малолетней дочери, та же интуиция подсказывала ей, что многие женщины не прочь бы занять его пустующее супружеское ложе. Чтобы утешить его. В постели и вне постели.

В постели? Брайди, о чем это ты? Побойся Бога. Падди и постель — это сочетание для тебя опасно. Ты дала зарок обходить мужчин стороной много лет тому назад, и даже думать о Падди в таком плане чистое безумие. Тебя интересует Крис, и только Крис.

Он не сказал ей правды. Он оставил ее при мысли, что у Крис есть родители — и отец и мать. Что все у них нормально, все как у людей. Мать, отец, дочь — и нет места Брайди.

Помимо острой печали при мысли о безвременно ушедшей молодой женщине Брайди чувствовала, как в ней растет гнев. Крис осталась одна, без матери. А Падди всеми силами пытается воспрепятствовать видеться с Крис той, кто ее родил и кто вправе притязать и на свою долю.

Притязать на Крис.