Ровно в четыре часа дня такси свернуло на подъездную дорожку к дому Мартина. Узорчатые чугунные ворота были открыты, и за ними виднелись ряды берез, дубов и сосен, ветви которых были покрыты пушистым снегом, – настоящий небольшой лес посреди города. Энн перевела взгляд на видневшийся впереди фасад дома.

Той ночью, поглощенная переговорами, она ничего вокруг себя не видела, поэтому теперь внимательно осматривалась. Дом, имевший подковообразную форму, был очень красив. Нижний этаж был построен из серого камня, а верхний облицован кедром. Кусты азалий и рододендронов были тщательно укрыты на зиму. Безукоризненно белый снег лежал на широкой лужайке, окруженной высокими соснами. В густых ветвях клена примостился шалаш, а поверхность маленького пруда была расчищена для катания на коньках. Для Тори, догадалась Энн, любуясь отраженным в окнах оранжевым и золотистым сиянием заходящего солнца.

Очень уютный дом. Совсем не соответствующий тому, что она знает о Мартине Крейне.

Энн расплатилась с таксистом, поднялась по ступенькам и позвонила. Дверь открылась почти сразу же.

– Входи, пожалуйста, – официально проговорил Мартин. – Я предупредил Тори о твоем приезде.

На нем были темные брюки и блекло-голубой свитер. Красивее мужчины я в жизни не встречала, подумала Энн. Это несправедливо. Черты его лица были четкими, словно высеченными из камня, поэтому слово «красивый» казалось не очень уместным. Они дышали силой и мужественностью. Стараясь, чтобы в голосе не прозвучало даже намека на теплоту, Энн сказала:

– Привет, Мартин, рада тебя видеть. – И проследовала за ним в дом.

Холл с дубовым паркетом был декорирован в солнечно-желтых тонах. Взгляд Энн последовал за изгибом изящной винтовой лестницы вверх, к развешанным без видимого порядка современным картинам, поражающим богатством красок и выразительностью композиций. У высоких окон тонкие ветви фигового дерева изящно нависали над амариллисами в глиняных горшках.

Сочные цвета. Тепло. Уют. Смущенная и обезоруженная Энн пробормотала:

– Как здесь славно.

– А чего ты ожидала? Средневековых доспехов и отравленных стрел?

На щеках Энн выступили красные пятна. Она посмотрела Мартину в глаза.

– Где Тори?

– Она с Плашем в детской, – усмехнулся он, – устраивают прием для кукол. – Мартин нахмурился. – Помнишь, той ночью она сжимала в руках плюшевого медвежонка… Тори ни на минуту не расстается е ним, хотя он постоянно напоминает ей о случившемся.

– Плаш, – повторила Энн. – Может быть, она видит в нем своего единственного защитника?

В глазах Мартина на мгновение отразилась мука.

– С ней была приходящая няня. Услышав шум, она потеряла голову и почему-то бросилась к экономке и ее мужу – они живут во флигеле за домом, – те и позвонили в полицию. Тори действительно осталась наедине с Плашем. Так что если бы не ты, Энн…

Энн невыносимо было смотреть на его лицо. Лишь огромным усилием воли она продолжала держать руки вытянутыми вдоль тела, тогда как ей хотелось разгладить горькие морщинки у его рта.

– Если бы не я, это сделал бы Брюс или кто-то другой, – легко сказала она. – Почему ты не ведешь меня в детскую?

– Да… – Он вынул руки из карманов. – Позволь, я помогу тебе снять пальто.

Мартин потянулся к ее плечам, но Энн ускользнула, не желая, чтобы он прикасался к ней.

– Значит, ты не забыла, – проговорил он.

Энн не стала притворяться, что не поняла его.

– Это больше не повторится.

– Не здесь. Не сейчас.

– Нигде. Никогда.

Он поднял бровь.

– Похоже, ты опять бросаешь мне вызов?

– Тори, Мартин.

– Я бы ничего не достиг в этой жизни, если бы пару раз не пошел на риск… ты должна помнить об этом.

Энн мило прощебетала:

– О, мне тоже приходилось рисковать. Но я предпочитаю собственные риски.

– Энн, – невыразительным тоном спросил он, – между тобой и Брюсом что-то есть?

Она могла бы солгать, сказать, что у них с Брюсом роман. И тогда Мартин наверняка оставил бы ее в покое. Но ей никогда не удавалось вранье, и пауза затянулась.

– Мне трудно ответить на твой вопрос. И да, и нет. Никто из нас не форсирует событий.

– Уж ты-то наверняка, – протянул Мартин. – Учитывая то, как ты целовала меня.

– А со сколькими женщинами связан ты, Мартин?

– Платонически с несколькими. Но у меня нет любовницы, если ты это хочешь узнать. И довольно давно.

Глаза Мартина были прикованы к ее лицу, должно быть, он почувствовал, как участилось ее дыхание.

– Хочешь чтобы я этому поверила?

– Да, – твердо произнес он, – Я действительно этого хочу.

– В таком случае тебе не повезло.

– Журналисты готовы состряпать роман из простого рукопожатия – они этим зарабатывают себе на жизнь, не забывай.

Энн холодно заметила:

– Дыма без огня не бывает.

Он усмехнулся.

– Но и огня не бывает без горючих веществ. До тех пор пока ты не появилась, я был абсолютно огнеупорным.

Перед глазами Энн отчетливо вспыхнул образ, которого она никак не могла забыть. Мартин и Келли в дальнем уголке сада, сжимающие друг друга в объятиях и целующиеся так, что это потрясло ее наивное, детское воображение.

– Вы с Келли были горючими веществами.

– Поначалу – да.

– Значит, все это ненадолго?

– Пламя гаснет, если не подбрасывать в него поленья.

– Особенно если один из партнеров относит их в другой костер.

– Ты можешь хотя бы минуту послушать меня?! Я очень богатый человек – а деньги в нашем обществе равнозначны силе, а сила завораживает. Да, женщины вьются вокруг меня. Но я, как и ты, предпочитаю делать собственный выбор. А то, что доступно, не всегда желанно.

– Я не играю в игры типа «а ну-ка, отними»!

– А я и не считаю, что ты играешь. – Мартин коротко прикоснулся к ее щеке, убрав руку прежде, чем Энн успела отпрянуть. – У меня такое ощущение, что ты всегда остаешься самой собой.

– А кем же мне еще быть? – с некоторой резкостью спросила она.

– Когда речь идет о таких деньгах, как у меня… Ты удивилась бы, узнав, какие трюки способны проделывать люди. – Он нетерпеливо повел плечами. – Пойдем поищем Тори.

Энн шла за ним вверх по лестнице, гадая, случался ли у нее когда-нибудь еще такой волнующий и такой бессодержательный разговор. Было ли это определением боевых позиций, констатацией двух несовместимых точек зрения? Или объявлением о намерении Мартина преследовать ее независимо от ее желаний?

Лестница привела их в очередной роскошный холл, пол которого был устлан персидским ковром блеклых красных и голубых тонов. Две картины, висящие на стенах, если Энн не ошибалась, принадлежали кистям Сезанна и Моне. Мне слег ора, иронично подумала Энн. Мешковатые джинсы, оранжевый свитер и хвостик на затылке здесь явно не к месту. Мартин открыл одну из дверей.

– Тори, – позвал он. – Пришла Энн.

Энн последовала за ним в комнату, окрашенную в матово-голубой цвет, с детской кроватью под балдахином из белого муслина. Ноги тонули в густом ворсе ковра.

– Привет, Тори, – сказала она.

На Тори был домашний комбинезон, ее прямые черные волосы блестели в низких солнечных лучах. Синие глаза – глаза Келли, с замиранием сердца подумала Энн, – не отрывались от медвежонка, которого она держала в руках. Плаш. Ее единственный защитник.

Энн заранее не обдумывала своих действий, надеясь, что поймет на месте, как себя вести. Мартин подошел к Тори и присел перед ней на корточки.

– Папа говорит, что по ночам тебе снятся страшные сны, – начала Энн.

– Ммм… – Тори так и не подняла глаз.

– Тот разбойник… Знаешь, я смотрела на его лицо… Он тоже был ужасно перепуган. Мне показалось, что ты вела себя намного храбрее его.

Тори заморгала.

– Ведь у вас в школе наверняка есть задиристые мальчишки? Которые дергают девочек за косички, вырывают из рук сумки, ставят подножки?

Тори, по-прежнему не поднимая взгляда, кивнула:

– Этот парень, он был вроде них… – Девочка удивленно посмотрела на Энн. – Просто он учинил намного большую шалость и сам до смерти перепугался… Знаешь, если оставаться спокойной и делать вид, что не боишься, то все кончится хорошо. А ты держалась молодцом. И потом, у тебя был Плаш, это, наверное, очень храбрый медведь.

– Дороти хочет, чтобы я отдала Плаша ее знакомому бедному мальчику, – быстро сказала Тори. – Но я с ним никогда не расстаюсь. Поэтому он и был тогда со мной.

– Нет, – улыбаясь сказала Энн. – Разве можно разлучать старых друзей? Вы так храбро поддерживали друг друга. За это он заслужил горшочек-другой меду – если хоть чуть-чуть похож на Винни-Пуха.

Тори коротко хихикнула.

– Да, ему не мешало бы немножечко подкрепиться, – застенчиво проговорила девочка. Затем взглянула на Плаша, и лицо ее посерьезнело.

Энн вдруг почувствовала, что Тори снова, и весьма ощутимо, отдалилась от нее. Удалось ли ей убедить девочку? Поможет ли их разговор хоть на какое-то время?

В дверь постучали, и на пороге появилась пожилая женщина в цветастом домашнем платье, с подносом, на котором стояли чай и печенье. Мартин представил Энн Дороти, экономке, которая окинула ее быстрым проницательным взглядом, прежде чем поставить поднос и закрыть дверь.

Тори выпила стакан молока и съела одно овсяное печенье, отвечая на незамысловатые вопросы Энн с безукоризненной вежливостью, но без всякого тепла. По служебным обязанностям Энн часто приходилось посещать школы, и она гордилась своим умением общаться с детьми. Но какими бы способностями я ни обладала, сегодня я потерпела фиаско, с грустью думала Энн, спрашивая себя, почему для нее так много значит доверие этой синеглазой девочки.

– Я отвезу Энн домой, Тори, – сказал он. – Дороти в кухне, а я вернусь через несколько минут. Скажи «до свидания».

– До свидания, – проговорила девочка, глядя на туфли Энн. – Спасибо за то, что пришли.

– Пожалуйста. Рада была познакомиться с тобой, Тори, – с искренней теплотой сказала Энн.

Тори подчеркнуто промолчала. Энн спустилась по лестнице вслед за Мартином. В нижнем холле она остановилась и спросила:

– Как думаешь, мне удалось чего-нибудь достичь?

Мартин с печалью ответил:

– Трудно сказать, о чем думает моя дочь, но, по-моему, что-то сдвинулось. Ты прекрасно справилась, Энн, большое тебе спасибо… А сейчас я отвезу тебя домой.

Энн не хотелось, чтобы Мартин даже приближался к ее квартире. Только не после того, что произошло днем!

– Мне нужно еще заскочить в пару мест. Я лучше возьму такси. К тому же Тори нуждается в тебе больше, чем я. Пожалуйста, старайся не оставлять ее одну.

– Думаешь, я сам себя не виню? – с болью произнес Мартин. – Не сыпь мне соль на раны.

– Келли всегда жаловалась, что тебя почти не бывает дома.

– Ну еще бы! – процедил он сквозь зубы.

– Где здесь телефон? Я хочу вызвать такси.

– Тебе так не терпится уйти отсюда?

Да, ей не терпелось. Она ужасно боялась, что он снова прикоснется к ней – и начнется алхимический процесс, превращающий ее в совершенно другую женщину. Мартин взял ее руку, и Энн замерла. Он натянуто проговорил:

– Выслушай меня, прежде чем что-нибудь скажешь. Тори несколько дней не будет ходить в школу, у нее весенние каникулы. Я хочу увезти ее подальше отсюда, чтобы она поскорее забыла о происшедшем. Мы едем на Эльютеру – у меня есть там дом. Я хочу, чтобы ты поехала с нами.

– Я?! – вскричала Энн. – Ты с ума сошел?

– Я в трезвом уме и здравой памяти, – резко ответил Мартин. – Во-первых, я хочу, чтобы ты была поблизости, на случай если кошмары Тори повторятся. Во-вторых, это самое меньшее, чем я могу отблагодарить тебя за спасение жизни дочери. И в-третьих, ты сейчас на больничном и тебе явно нечем заняться. Могу добавить и четвертую причину: март в Бостоне не самое лучшее время года и намного приятнее провести его на пляже в Вест-Индии.

Энн никогда не бывала на юге. Никогда не валялась на тропическом пляже, не плавала в бирюзовом море. На мгновение горячее желание совершить что-нибудь столь безрассудное, столь далекое от обыденной жизни, вскружило ей голову. Пальмовые деревья. Папайи и манго. Отдых. Настоящий отдых от ночных вызовов, погонь и трагедий, которые неизменно сопутствуют ее работе. Подальше от рыдающих ограбленных старушек, пьяниц, избивающих своих жен, пустоглазых наркоманов. Подальше от некоторых мужчин из ее участка, которые никогда не признают, что она не хуже их может выполнять свою работу, как бы она ни старалась. Энн так устала от всего этого! И усталость эта копилась целых десять лет.

Отпуск с Мартином… Как она может даже обдумывать такую возможность? Да это не онг а она сошла с ума. Попытавшись вырвать руку, Энн прерывающимся голосом сказала:

– Я не могу. Это дурацкая идея.

– Назови мне хотя бы одну причину, по которой ты не можешь поехать.

Энн судорожно пыталась придумать и не могла. Наконец выпалила:

– Тори не хочет, чтобы я была рядом!

– Это у нее пройдет.

– Я буду для тебя обузой.

– Позволь мне судить об этом.

– Мартин, я не могу поехать! Ни разу в жизни я никуда не ездила с незнакомцем и не собираюсь начинать.

– Брось, мы познакомились много лет назад, так что меня нельзя назвать незнакомцем.

Энн уставилась на него. Он улыбался с таким рассчитанным обаянием, что сердце Энн забило тревогу. Мартин явно был уверен в ее капитуляции. В том числе и в постели? – спросила себя Энн и услышала собственный голос: – Кроме того, есть Брюс.

– А еще есть горючие вещества, Энн. Ты и я. И неизбежность пожара.

Стараясь унять дрожь в коленях, Энн свирепо взглянула на него.

– Давай проясним кое-что, Мартин Крейн. Для тебя произнесу по буквам. Ты – парень хоть куда. Высокий, темноволосый и невероятно красивый. Ты сексуален, богат и могуществен, твоя улыбка – чистый динамит, а твое тело сведет с ума любую женщину в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет. Как я могла не ответить на твой поцелуй? Нужно быть мертвой, чтобы не сделать этого. Но это ровным счетом ничего не значит – ты мне даже не симпатичен! Поэтому не тешь себя надеждой, что я упаду в твои объятия, ничего…

– Сколько слов – и ни единому не верю, – ровным голосом прервал ее Мартин.

– Самовлюбленный эгоист!

– Проклятье, Энн! – взорвался он. – В тебе есть что-то совершенно особенное. Обычно я не приглашаю женщин, с которыми провел не больше трех часов, поехать куда-нибудь со мной и моей дочерью. В особенности с моей дочерью. Хотя бы в этом ты должна мне верить.

– Неважно, верю ли я хоть единому твоему слову. Я не поеду с тобой на Эльютеру. С тобой я не пойду даже в булочную. А теперь, будь любезен, вызови мне такси.

Мартин стоял не шевелясь и смотрел на нее. Глаза Энн были словно сверкающие изумруды, а лицо выражало горячую убежденность. Она не играет, Мартин нутром чувствовал это. Но она ошибается. Жестоко ошибается.

Что для нее Брюс? И что наговорила ей Келли четыре года назад? Он не мог ответить на эти вопросы. Он мог только добавить к ним еще пару. Когда в последний раз женщина говорила ему «нет»? Или отказывалась от бесплатной поездки в тропический рай? Никогда. Это ему совсем не нравилось. Тогда к чему все эти усилия? Может быть, Энн права, и дело только в его ущемленной гордости? Нет, здесь, должно быть, что-то большее. Что-то больше, нежели напряжение в паху и это страстное желание обладать ею? Он резко оборвал ход своих мыслей и твердо произнес:

– Я вызову такси. Если у Тори повторятся кошмары, ты приедешь?

– Если вы будете на Эльютере, как я смогу это сделать? – сказала Энн, тряхнув головой.

Последний луч света, упавший в окно, превратил ее волосы из меди в золото. Его тело помимо воли напряглось, и Мартин с нетерпеливым восклицанием отвернулся, подошел к телефону и позвонил в ближайший таксопарк. Через четыре минуты, заверили его. Значит, у него есть четыре минуты, чтобы переубедить упрямую рыжеволосую женщину. Мартин небрежной походкой вернулся к ней.

– Ты права, – сказал он, – это была безумная идея. Я позволил тревоге за Тори победить здравый смысл. Прости. К тому же ты, наверное, бывала на юге, и не раз.

– Нет. Скоро приедет такси?

– Через пару минут. Да брось, Энн, наверняка ты отдыхала на Бермудах или на Багамах. Или по крайней мере во Флориде.

– Самая южная точка, где мне довелось побывать, это Нью-Йорк. Да и кто, как ты думаешь, мог бы устроить мне романтический отдых в тропиках?

Почему бы не Брюс?

– Вряд ли тебе нужно говорить, что ты красивая женщина. Поэтому не уверяй меня, что в твоей жизни не было мужчин, – сурово сказал Мартин.

– Конечно, были. Они не давали мне проходу до первого срочного вызова, с которого я возвращалась часов через шесть. Или до серии ночных дежурств, после которых я приползала домой на рассвете и потом отсыпалась целый день. Или до тех пор, пока они не начинали ревновать меня к мужчинам, с которыми я работаю. Будь честным, Мартин, – тебе это понравилось бы не больше, чем остальным.

Ее рабочий график ничуть не смутил Мартина – он мог бы противопоставить ему не менее напряженный собственный. Только опасность, которой она подвергала себя, заставляла кровь холодеть в его жилах. Но говорить об этом он не собирался.

– Брюсу известны условия игры, – сказал Мартин. – Он твой напарник. Неужели ты не могла поехать на юг с ним?

– Он никогда не приглашал меня, – небрежно ответила Энн. – А вот и такси. Всего доброго, Мартин.

– Мы еще встретимся.

Открывая дверцу, она одарила его ослепительной улыбкой.

– Желаю вам приятно провести время на Эльютере.

Мартин привлек ее к себе и быстро поцеловал в губы.

– Увидимся, – сказал он.

Ее ноздри затрепетали, щеки запылали.

– Только на моем смертном одре! – зло бросила Энн, без обычной фации забираясь на заднее сиденье и захлопывая за собой дверцу.

Такси исчезло за поворотом подъездной дорожки, обсаженной деревьями.

Обычно следующим шагом Мартина в подобной ситуации был бы экстравагантный букет орхидей. Или бутылка «Вдовы Клико» с огромней коробкой дорогого шоколада. Или и то, и другое, и третье. Но сейчас он почему-то сомневался, что все это, и даже большее, заставит лед тронуться. Так что же ему делать? Позволить полицейскому положить его на обе лопатки? Смириться с поражением и забыть о том, что знаком с Энн?

Недавно, в комнате Тори, он увидел ее в ином свете – к уже известной ему смеси храбрости и вспыльчивости добавились чувствительность, теплота и юмор. Она даже заставила Тори улыбнуться. Возможно, с болью подумал Мартин, Тори нуждается в Энн так же, как я, а может быть, даже больше.

Нуждается в ней? Он, Мартин Крейн, нуждается в женщине?! Единственное, что ему нужно, – тело Энн. И лучше не забывать об этом. Едва он проведет с ней ночь, как тут же выбросит ее из головы, как это бывало со всеми женщинами, кроме Келли.

После того как ушла Келли, он поклялся себе, что никогда не влюбится вновь, и не собирался нарушать данной клятвы. Еще не родилась та женщина, которая изменит его мнение на сей счет.

Энн откинула голову на спинку сиденья. Она явно преувеличивала, говоря Мартину, что у нее есть дела. Ей совершенно нечем было заняться. В том-то и беда. Она провела по губам тыльной стороной ладони, стараясь стереть воспоминание о неистовой силе его поцелуя, о том, как стучало сердце в ее груди, как каждая клеточка тела стремилась ответить на поцелуй.

На Эльютеру? С Мартином? Да она лучше войдет в дом, начиненный взрывчаткой!

Энн назвала таксисту адрес своей квартиры, однако что ей там делать? Отскребать пол кухни единственной здоровой рукой? В пятый раз перечитывать надоевший триллер? Энн выпрямилась. Она ведь может навестить Нину, бывшую тещу Мартина. Решено, она едет к Нине.

Много лет прошло с тех пор, как она несчастной и напуганной семилетней девочкой переселилась к тете Нине и кузине Келли в большой кирпичный дом неподалеку от Фенн-холла. За все эти годы Нина ни разу не обняла ее сердечно, не поцеловала в порыве чувств, ни разу не утешила во время ночных кошмаров, которые преследовали Энн после гибели родителей.

Ничего удивительного в том, что Энн не смогла отказать Мартину в просьбе попытаться излечить от кошмаров Тори. Разве могла она поступить иначе?

Сколько Энн ее помнила, все чувства Нины была отданы потрясающей красоты дочери, Келли. В конце концов, когда обида стала невыносимой, Энн сказала себе, что любви для приблудной племянницы у нее просто не осталось. И все же из чувства долга она продолжала навещать тетю, которая жила с целым штатом прислуги в том же уродливом доме в старом аристократическом квартале. Однако другого дома у Энн не было, ведь она прожила там двадцать один год из своих двадцати восьми.

Полчаса спустя Энн звонила в дверь Нины. Служанка проводила ее в гостиную, где Нина сидела, освещенная уютным светом настольной лампы, и писала письмо. На ней были черная шерстяная юбка и безукоризненная блузка в тон бледно-голубым глазам. Наряд прекрасно дополняли жемчуга, а седые волосы были туго завиты.

– Привет, тетя, – дружелюбно поздоровалась Энн. – Я вам не помешала?

Нина подставила ей напудренную прохладную щеку для поцелуя и предусмотрительно сложила письмо.

– Конечно нет, – сказала она. – Ты ведь знаешь, время для меня теперь тянется медленно.

Твердо решив не чувствовать себя виноватой, Энн весело сказала:

– Несмотря на холод, на улице замечательно, уже пахнет весной. Вы пишете Келли?

– Уже недели две от нее нет никаких вестей, – раздраженно сказала Нина. – А звонить в палаццо бесполезно: она то в отъезде, то не может подойти к телефону. Впрочем, я ее не виню: Келли ведет напряженную светскую жизнь, общается с самыми лучшими людьми, насколько тебе известно. На прошлой неделе, например, совершила круиз по Средиземному морю с графом и графиней…

Нина оседлала любимого конька. Энн уселась и слушала ее, время от времени задавая приличествующие случаю вопросы. Келли исполнилось уже тридцать пять, и ей все реже предлагали роли, поэтому она с головой погрузилась в великосветскую тусовку. Прошло, наверное, – Энн быстро подсчитала в уме, – четыре года, с тех пор как Келли в один из своих стремительных наездов в Бостон выкроила время, чтобы позвонить кузине. Как раз тогда решался вопрос об опеке над Тори. Энн помнила тот разговор так, словно он состоялся вчера.

– Тори останется с Мартином, – сказала Келли, и ее прекрасно поставленный голос сорвался.

– Не с тобой? – в ужасе спросила Энн.

– Она будет навещать меня время от времени.

– Но, Келли, разве место ребенка не рядом с матерью?

– Ей будет хорошо с Мартином, я уверена.

Энн нисколько не сомневалась в том, что Келли плачет.

– Просто не могу поверить, что он забрал ее у тебя.

– Мне остается только надеяться, что это к лучшему, – прошептала Келли.

– У него нет сердца! – воскликнула Энн. – Он ужасный человек.

– Я не хочу бороться с ним – это получило бы широкую огласку и могло бы навредить Тори.

– Ты такая великодушная! – восхитилась Энн. – Бедная малышка Тори.

– Пожалуйста, Энн, давай поговорим о чем-нибудь другом, – дрожащим голосом попросила Келли. – Ты видела последнюю коллекцию Джесс Ланди? Я заказала несколько вещей – совершенно сказочные сочетания линий и цвета.

– И еще ты очень храбрая, – откровенно сказала Энн. – Да, я видела статью в журнале об этой коллекции; все от нее в восторге…

Вздрогнув, Энн вернулась в настоящее, к сердитому восклицанию Нины:

– Ты слышала хотя бы слово из того, что я произнесла?

– Я думала о Келли, – сказала правду Энн. – О том, как отважно она вела себя, когда Мартин забрал у нее Тори.

– Мартин! – словно выплюнула Нина. – Он использовал все свои связи в юридических кругах и тот факт, что Келли переезжала в Италию. Как будто для трехлетнего ребенка это имеет какое-нибудь значение!

– Я виделась с Тори… У нее глаза Келли, – сказала Энн. – Вы, наверное, знаете, какая ужасная история случилась три дня назад в доме Мартина… Меня как раз послали на тот вызов.

Нина вцепилась обезображенными артритом и унизанными бриллиантами пальцами в ручки кресла.

– Мартин Крейн разрушил жизнь моей дочери. Девочка приходит по воскресеньям ко мне на ланч и этим ограничиваются все наши контакты.

Еще один довод против позиции Мартина: он не дает дочери общаться не только с матерью, но и с бабушкой.

– Вы не находите, что Тори немного застенчива? – дипломатично спросила Энн.

– От этого ребенка слова не дождешься. Мартин настраивает ее против меня, я это точно знаю.

– А как давно не виделась с ней Келли?

– Ей больно встречаться с девочкой, – ответила Нина. – Келли всегда была такой чувствительной! Столь же чувствительной, сколь и красивой. – Она снисходительным взором окинула небрежный наряд и рыжие кудри Энн. – Как жаль, что ты не унаследовала внешности отца. Твою мать трудно было назвать красавицей.

Энн внутренне напряглась. Уничижительное сопоставление ее и кузины – не в пользу первой – было одной из любимых тем Нины. Тем не менее она весело проговорила:

– Не всем же быть известными актрисами, тетя.

– Я собиралась на Пасху поехать в Италию. Но Келли отменила визит. Планы Уго переменились. – Рот Нины вытянулся в недовольную тонкую линию.

– Может быть, они приедут сюда? – предположила Энн.

– Дочь не упоминала о такой возможности. Правда, она была очень занята… Три недели назад Келли ездила в Монако на свадьбу… У меня есть фотографии из журнала.

– Нина увлеченно собирала все вырезки, касающиеся дочери, и Энн покорно повосхищалась кучкой аристократов в нарядах «от кутюр». Келли, стоящая об руку с немецким газетным магнатом, как всегда, выглядела блистательно.

– Уго был занят в городском совете, – фыркнула Нина. – Впрочем, Келли никогда не знала недостатка в эскорте… что Мартин превратно истолковывал как ветреность. – Она впилась ногтями в вышивку на ручках кресла. – Можно подумать, что Келли нарушала свои клятвы. Или что он был безгрешен в этом отношении. Ты даже не представляешь, что пришлось пережить моей бедной девочке с этим человеком!

Мартин, без сомнения, не пропускает ни одной женщины. Живет так, словно завтрашнего дня не существует, с болью подумала Энн. Сегодня он пытался убедить ее в том, что она особенная, но его слова ничего не значат.

– Он очень привлекательный, – нейтральным тоном заметила Энн.

– Келли была совсем юной, когда познакомилась с ним. Юной и впечатлительной. Если бы тогда я знала то, что знаю сейчас, ни за что не позволила бы этому случиться.

Энн в этом очень сомневалась. Нина давала дочери все, чего бы та ни пожелала, а тогда не было никаких сомнений в том, что Келли желает Мартина. Даже для тринадцатилетней Энн это было очевидно.

К счастью, в этот момент в комнату вошла служанка с чаем и прервала течение мыслей гостьи. Беседа увяла, и полчаса спустя Энн поднялась, чтобы уйти. Нина снова подставила ей щеку, и с огромным облегчением Энн отправилась домой.

Ей необходим был этот разговор, но еще больше хотелось поскорее удрать от хронического недовольства Нины. Все, что Энн удалось сегодня узнать, лишь подтверждало уже известное: Мартин безжалостно обошелся со своей женой. Энн и так хватало в жизни забот, чтобы влюбиться в него. Больше этого не случится!

Она поскользнулась на обледеневшей дорожке. Впрочем, Мартин не так уж плох. Она могла бы поклясться, что он любит Тори. Если только он не великолепный актер, то боль и беспомощность, отражавшиеся на лице, когда Мартин говорил о преследующих девочку кошмарах, были неподдельными.

Прекрати думать о нем, нахмурившись приказала себе Энн. Ты никогда больше не увидишься с ним! Так что продолжай жить своей жизнью и реши, что делать дальше. Оставить работу? Устроиться продавщицей в книжный магазин? Пойти на курсы медсестер? Или потратить все сбережения на то, чтобы поваляться на карибском пляже, подставив лицо ласковому солнышку?

Ни за что. Она не могла себе этого позволить.

Когда Энн наконец свернула на свою улицу, первое, что она увидела, был потрепанный «форд» Брюса, припаркованный у ее подъезда. Она вошла в холл как раз в тот момент, когда он нажимал на кнопки домофона.

– Привет, – сердечно сказала Энн, обрадованная его приходом; после Мартина Брюс казался таким простым и понятным.

Брюс улыбнулся ей, но Энн с некоторой неловкостью почувствовала в нем напряженность.

– Я была у тети, – добавила она, – и решила прогуляться до дома пешком.

– Хочешь пойти куда-нибудь перекусить?

– С удовольствием.

Но когда они сидели друг против друга, наматывая сыр из лукового супа на ложки, Энн резко спросила:

– Что случилось? Ты сам на себя не похож.

– Да нет, все в порядке. Просто я хотел кое о чем спросить тебя.

Карие глаза простодушно смотрели на нее, но пальцы Брюса сжимали ложку так, словно та была ломом, которым он собирался взломать дверь.

– Продолжай, – медленно проговорила она.

– Мы много времени проводим вместе, Энн. Ходим в кино и на вечеринки, обедаем. – Он взглянул на непочатую пшеничную булочку так, словно впервые видел этот предмет. – Я целую тебя на прощание. Иногда мы держимся за руки. Но это все. Что-то всегда мешало мне…

– Брюс, я…

– Нет, позволь мне закончить. – Он посмотрел ей в глаза. – В ближайшие несколько дней ты не будешь ходить на работу, а у меня есть неиспользованный пятидневный отпуск. Давай проведем это время вместе, Энн. В какой-нибудь хижине на Великих озерах, в шикарном отеле в Филадельфии. Все равно где. Я просто хочу быть с тобой. – Брюс накрыл ее руку своей. – Я хочу лечь с тобой в постель.

Она опустила ресницы, скрывая выражение глаз. Второй раз за день, с грустью подумала Энн и пожалела, что Брюс из всех вечеров выбрал именно этот, чтобы нарушить многолетнее молчание. Энн взглянула на его руку. Она ощущала ее вес, тепло – конечно, ощущала. Но не испытывала желания прижать ее к своей щеке, провести пальцем по линиям ладони. Если бы это была рука Мартина…

Смущенной скороговоркой Энн пробормотала:

– Это очень мило с твоей стороны. Но…

– Я все сделал не так, – заявил Брюс.

Он встал, обогнув стол, подошел к ней и поднял на ноги. Затем поцеловал – осторожно и с явным удовольствием.

Энн неподвижно стояла в его объятиях, испытывая огромное желание заплакать. Потому что она ничего не чувствовала. Абсолютно ничего. Затем Брюс освободил ее и, отступив, с мольбой произнес:

– Скажи «да», Энн. Пожалуйста, скажи «да».

– Не могу, Брюс, – прошептала она. – Просто не могу.

– Почему? Мы уедем вместе и посмотрим, что из этого получится. Никакого давления, просто проведем друг с другом время.

– Я не люблю тебя, – с отчаянием проговорила Энн. – Ни капельки. Поэтому никуда не поеду с тобой, это будет нечестно по отношению к нам обоим – я никогда не смогу дать тебе то, чего ты хочешь. – Она почувствовала, как окаменело его тело, и добавила со слабой улыбкой: – Твой суп остывает.

– Ты уверена в том, что сказала? – спросил он и, когда Энн с несчастным видом кивнула, требовательно спросил: – У тебя кто-то есть?

– Нет! – Разве может она сказать ему, что с ней творится, стоит ей оказаться в десяти футах от человека, которого презирает? – Мне действительно жаль, – пробормотала Энн. – Но я знаю, что поступаю правильно. Ты мой друг, Брюс. И я очень дорожу этим.

Брюс уронил руки, вернулся на свое место и машинально продолжил есть. Энн тоже села. Плечо болело, и казалось, что этот день никогда не кончится. Но она не могла просто так уйти – Брюс заслуживал лучшего. Она пыталась говорить с ним о работе, о приближающейся снежной буре и, когда официант наконец принес счет, готова была закричать от облегчения. Брюс отвез ее домой. Подъезжая к подъезду, он деревянным голосом сказал:

– Лучше нам некоторое время не встречаться. Если ты не возражаешь.

– Значит, мы больше не будем друзьями?

– Когда-нибудь. Только не сейчас.

– Все равно я подумываю о том, чтобы уволиться.

Она не собиралась говорить об этом Брюсу.

Он недоверчиво переспросил:

– Уволиться? С какой стати? Чем ты будешь заниматься?

– Я устала. Я делаю эту работу уже десять лет, и с меня достаточно. Мне нужен перерыв. Отдых.

– Как хорошо, что другим такие мысли в голову не приходят.

С большей твердостью она произнесла:

– Не обвиняй меня во всех смертных грехах, Брюс, пожалуйста. Все, я пошла. Береги себя, ладно? И мне действительно очень жаль, что так получилось.

Прежде чем он успел ответить, Энн выскочила из машины и поспешила к дому. Она еще не успела открыть дверь подъезда, как машина Брюса отъехала. Энн бегом поднялась по лестнице, открыла дверь квартиры, захлопнула ее за собой и прислонилась к ней спиной.

Она обидела Брюса. Очень сильно, судя по выражению его лица. Что с ней творится? Она не может ответить взаимностью хорошему человеку, храброму и достойному. А мужчина, который манипулирует своими близкими, словно фигурами на шахматной доске, пробуждает в ней страсть и желание. Это безумие. Полное безумие.

Когда на следующее утро Энн проснулась, небо было свинцовым и предвещало ледяной дождь со снегом. В отрезвляющем утреннем свете один факт оставался неопровержимым: вчера вечером она потеряла дружбу с Брюсом. И это печально. Очень печально.

Еще одна причина, для того чтобы оставить работу, решила Энн. Единственным светлым пятном было то, что плечо болело меньше. Нужно позвонить двум-трем друзьям и узнать, не разделят ли они с ней ланч, а затем отправиться по магазинам. В трудную минуту это лучшее лекарство.

Приняв душ, Энн натянула длинное яркое меланжевое платье и занялась волосами. Меланж – это вещь, думала Энн, усмехаясь своему отражению в зеркале. Хотя и не очень модная. Во всяком случае, Келли вряд ли одобрила бы ее. Подсохшие волосы облаком окружали голову. Нужно купить газету и просмотреть объявления о работе, а еще позвонить в Гарвардскую медицинскую школу. Вот уж чего она не собиралась делать – так это сидеть и оплакивать потерю Брюса… или представлять себе Мартина, летящего с Тори на юг. Все это совершенно не имело будущего.

Энн отрезала себе дыни на завтрак, когда раздался звонок в дверь. Нож выскользнул, порезав ей указательный палец. Она выругалась в сердцах. Может быть, это Брюс, пришедший в надежде, что она передумала? Обернув кровоточащий палец салфеткой, она подошла к двери и, отодвинув защелку, начала:

– Брюс, я… О, это ты.

– Да, – сказал Мартин, – это я. Что ты сделала с пальцем?

– Всего лишь порезала.

Через две секунды он был уже внутри, поставил на пол принесенный чемодан и приложил к пальцу Энн белоснежный носовой платок. Она пыталась сопротивляться.

– Ты испортил свой платок… К чему этот переполох?

– Ступай в ванную, – приказал Мартин – теперь моя очередь спасать тебя.

– Меня не нужно спасать, – сквозь стиснутые зубы проскрежетала Энн. – И вообще, что ты здесь делаешь?

Он ответил с неожиданной широчайшей улыбкой:

– О, а ты не догадываешься? Я похищаю тебя. Или, чтобы быть более точным, мы с Тори похищаем тебя. Она ждет внизу, в лимузине, – мы заехали по пути в аэропорт.

– Богатые люди не занимаются киднепингом – обычно похищают их, – огрызнулась Энн, но позволила увлечь себя в ванную, где Мартин быстро промыл и перевязал ей палец, причем сделал это очень деловито.

– Готово, – сказал он, затем оглядел ее с головы до ног. – Ты явно предпочитаешь яркие цвета.

Энн поморщилась.

– В детстве я всегда донашивала вещи Келли. Пастельные тона, которые волшебно смотрятся на ней, делают меня похожей на больного щенка.

С внезапной страстью Мартин погрузил пальцы в мягкую спутанную массу ее волос.

– Похоже, мы обречены все время возвращаться к Келли, – пробормотал он. – Скажу тебе одну вещь: ты так же отличаешься от нее, как яркий меланж от бледно-розового шелка. – Мартин склонился и поцеловал ее, пытаясь языком раздвинуть губы.

Энн стояла неподвижно, как столб, и думала о Келли, и о Тори, которую некому было защитить, кроме плюшевого медвежонка. Внезапно она изо всех сил оттолкнула Мартина. Как он смеет думать, что она поднесет ему себя на блюдечке с голубой каемочкой?

– Лети на свою Эльютеру, Мартин Крейн, – прошипела она. – Или в ад. Мне все равно, лишь бы через две секунды ноги твоей не было в моей квартире!

– Ступай переоденься, Энн, – возразил он, и с возрастающим негодованием Энн заметила, что Мартин смеется ей в лицо. – Во что-нибудь более подходящее. И не забудь солнечные очки.

– Ты не понял, не так ли? Ты просто не понял. Я не собираюсь с тобой на Эльютеру!

– Тебе придется поехать. Тори ждет тебя.

– Тори совершенно безразлично, как я поступлю.

– Я спросил у нее, хочет ли она, чтобы ты поехала.

– И что она ответила?

Мартин помедлил, припоминая разговор дословно.

– Ты была бы рада, если бы Энн поехала с нами, Тори? – спросил он.

– Если хочешь.

– Я спрашиваю, чего хочешь ты.

Тори уклончиво ответила:

– У нее красивые волосы.

– Да, не правда ли? У нее очень тяжелая работа, Тори, и я уверен, она заслужила отпуск.

– Она лучше, чем Соня.

Мартин поморщился. Он встречался с Соней достаточно долго, чтобы понять, что в жилах у нее течет холодная водица и она терпеть не может детей.

– Мне кажется, ты нравишься Энн, – предположил он и получил в ответ один из непроницаемых взглядов.

Он вернулся в настоящее. Энн по-прежнему неподвижно смотрела на него. С ней дело обстояло так же, как с Тори: он понятия не имел о том, что происходит у нее в голове. Он, на пустом месте создавший многомиллионное дело, не мог придумать, что сказать женщине, которую едва знает? Мартин открыл рот и услышал собственный голос:

– Тори не выразила особого энтузиазма.

Энн сухо заметила:

– Хотя бы раз ты сказал правду.

– Ты заслуживаешь только правды, – медленно проговорил Мартин, чувствуя, что изрек нечто очень глубокомысленное.

Что, черт возьми, происходит? Он терпеть не мог выспренности, но впервые в жизни рядом с женщиной чувствовал полную неспособность даже к малейшей лжи.

– Я не еду, – просто ответила Энн, скрестив руки на груди. – Тори это не расстроит, да и тебе не составит труда найти кого-нибудь другого.

– Мне не нужен никто другой. Мне нужна ты.

– Ни за что!

Мартин постарался сдержать возмущение. Взяв Энн за руку, он повел ее по коридору к двери, где открыл новенький чемодан, который принес с собой.

– Вчера я предпринял поход по магазинам, – сообщил он. – Ради тебя.

– Хочешь сказать, что покупал мне одежду? – недоверчиво выдохнула Энн; в ее зеленых глазах застыла враждебность.

– Ну да. Решил, что в твоем гардеробе вряд ли найдутся вещи, подходящие для тропиков.

– Ты знаешь, какой у меня размер?

– Я ведь обнимал тебя, Энн.

Она отчаянно покраснела, однако, невзирая на пылающие щеки, вызывающе тряхнула головой.

– Ты намаешься, когда приедешь с Эльютеры, – возвращая все эти вещи.

– Пляжная одежда, пара ночных, шорты, блузки и вечернее платье, – равнодушно перечислил Мартин. – Но с какой стати мне возвращать их? Я просто попридержу их для другой женщины. Верно?

– Значит, ты собирался купить меня? – возмутилась Энн. – Набросаю побольше модных шмоток в чемодан – и она побежит за мной на край света? По-щенячьи помахивая хвостиком?

– Нет, – твердо сказал Мартин. – У меня не было такого намерения. Мне не купить тебя, Энн. Неужели ты думаешь, что я еще не понял этого?

– Мне не нужны твои деньги. И твоя одежда.

Она говорит правду, с восторгом подумал Мартин. Дело не в его деньгах, не в его неисчислимой собственности, не в его могуществе. Мартину оставалось только констатировать очевидное.

– В таком случае тебе нужен я.

– Может быть. Это называется вожделением. И что дальше?

– А дальше ты полетишь со мной и Тори на Эльютеру. Отдельные спальни, частный пляж – и никаких обязательств.

– Я не могу, Мартин, – с неожиданной мукой в голосе произнесла Энн. – Это будет означать, что я использую тебя. Неужели ты не понимаешь?

Она действительно так считает. Мартин готов был поспорить на половину принадлежащих ему заводов, что Энн говорит искренно. Вложив в слова всю душу, он сказал:

– Ты спасла Тори жизнь, Энн. Возможно, ты забыла об этом, но я – нет. Несколько дней на солнышке – ничтожная плата за то, что не имеет цены.

Не в силах выдержать его горящего взгляда, Энн опустила взгляд на открытый чемодан и сдавленным голосом спросила:

– А что под той желтенькой штучкой?

Желтенькая штучка была очень дорогим пляжным халатиком. Мартин опустился на колени и, сдвинув его в сторону, достал травянисто-зеленое шелковое платье.

– Я совершенно случайно заметил его… Мне показалось, что оно просто создано для тебя… Что с тобой, Энн?

Она прижала к груди стиснутые руки, в ее глазах сверкали слезы. Мартин быстро поднялся и схватил ее за плечи.

– Оно тебе не нравится? Я просто представил тебя в нем, и…

Энн торопливо и сбивчиво заговорила:

– Я тоже видела его. На прошлой неделе. Еще до встречи с тобой. Ходила по магазинам – просто так, глазела, – и увидела его в витрине. Я сразу же поняла, что оно идеально подходит мне. И еще я поняла, что не могу его себе позволить. Да и в любом случае – куда в нем ходить? На ежегодные балы полицейских? В аптеку? – Она поежилась. – Я… Это пугает меня, Мартин. То, что наши мысли так совпали.

– Энн – хрипло проговорил он, – ступай надень джинсы и рубашку. Ты едешь с нами, и я клянусь, что не прикоснусь к тебе даже пальцем за все время пребывания на Эльютере. А когда вернёмся обратно, можешь оставить платье себе – оно твое.

По ее щеке медленно скатилась слеза. Срывающимся голосом Энн сказала:

– Я никогда не плачу. Я не могу себе этого позволить. Слишком много ужасного приходится видеть на работе. И есть парни, которые отдали бы три дня жизни ради того, чтобы увидеть, что я веду себя как обычная женщина.

Ему до боли хотелось обнять ее, но он удержался.

– Несколько дней вдали от твоей работы, – тихо проговорил Мартин, – вот все, что я тебе предлагаю. Это – и платье, которое сделает твои глаза похожими на море в тропиках.

Энн вытерла щеки тыльной стороной ладони.

– Пойду соберусь, – пробормотала она. – Я быстро.

Мартин смотрел ей вслед. Он сказал, что не прикоснется к ней. Интересно, как он собирается выполнять обещание? Но он должен сдержать клятву, чего бы это ему ни стоило. Нагнувшись, Мартин с крайней осторожностью сложил платье, благодаря которому Энн капитулировала.

Ему случалось в своей жизни преодолевать трудности. Но у Мартина было такое чувство, что предстоящие несколько дней по трудности не сравнятся ни с чем.