Дрейк ждал прихода матери, поэтому просто убивал время, рассматривая потолок. Но сказать, что он ни о чем не думал, было бы неправильно. В его голове пчелиным ульем роились сотни мыслей обо всем на свете, но вместе они создавали лишь хаос в сознании, и никакого четкого ответа на вопросы.

Жестокость по отношению к Амине тяготила его, но и приносила извращенное удовольствие. Чертовски сложно жить, сочетая в себе качества ангела и демона одновременно. Он никогда не испытывал наслаждения от насилия, а от насилия над женщинами тем более, но с этой сучкой все было иначе. С ней ему не хотелось быть нежным и ласковым, если только для того, чтобы усыпить бдительность и нанести удар по ее душе сильнее. За это Дрейк ненавидел себя, за то, что стал чудовищем.

Нужно было остановиться, чтобы не зайти слишком далеко, не сделать роковой шаг за черту, за точку невозврата, когда человеческая сущность полностью превратит его в монстра. Необходимо было сделать шаг назад и взять себя в руки, мыслить трезво, а не только смотреть на мир сквозь кровавую пелену на глазах. Эта женщина сделала его монстром, даже ее любовь была фальшивой и грязной, он ей не верил. Порой любовь может низвергнуть тебя в бездну отчаяния, а не подарить крылья и абонемент в рай.

Снаружи раздался шум, мать пришла. Дрейк открыл ей дверь, снова выслушав о том, в какую крепость он превратил свой дом.

— Не хочу никого видеть, мам, — пояснил он, открывая дверь и пропуская женщину вперед. — Больше у меня нет здесь друзей, кроме Картера.

— Сынок, ты категорически не прав в своем желании отрезать себя от мира. Дай им еще один шанс, они оступились, но я уверена, что все поняли и теперь раскаиваются.

— В тебе слишком много веры в людей, мама.

— Ты прав, Дрейк, но без веры мы превращаемся в холодные камни, без чувств, без эмоций, даже без боли. И поверь, жить бесчувственным камнем — пытка. Тебе вскоре захочется выть в этом доме, ты будешь мечтать снова испытать эмоции, пусть даже боль. Ведь она в первую очередь доказывает, что ты все еще жив.

— Если так судить, то поверь, мама, я жив, — сказал Дрейк так, что сердце матери сжалось. — Не будем об этом, покажи мне скорее фото отца.

— Я волнуюсь, — вздохнула она, теребя пальцы.

Женщина села за стол и открыла сумку. Вот и пришел момент познакомить сына с отцом. Момент, которого она так боялась.

— Не волнуйся, — мужчина сжал ее руку, — я смогу с этим справиться.

— Тогда смотри.

Перед Дрейком появились три фотографии, и он начал сомневаться в том, что не обманул мать. Сможет ли он с этим справиться?.. Оранжевые глаза Дрейка сверлили фотографию отца в немой истерике. Этого не может быть, невозможно…

— Скажи, что это ошибка, мам, — пробормотал Дрейк, не в силах оторвать взгляд от фото. — Скажи, что свои оранжевые глаза я унаследовал не от отца, просто скажи это.

— Нет, Дрейк, цвет твоих глаз — заслуга его и моих генов вместе. Ты же видишь, в стае у всех глаза такого цвета. Я коренная волчица этой стаи, во мне течет общая с другими волками кровь. С твоим отцом все сложно… Как я и говорила, есть подозрение, что его вырвали из стаи, когда она был ребенком, но найти этому доказательства уже невозможно. Сам Айден как ни старался, но вспомнить свое происхождение не смог. Однако его серая шерсть заставляет усомниться в том, что он коренной волк. Скорее всего, твой отец был кочевником с оранжевыми глазами. Кто только среди них не встречается. Но его гены не смогли стать сильнее моих, он дал тебе твою окраску.

— Окраску изгоя, — прошипел он, сжимая фотографию в ладони.

Мать вздохнула. Всю жизнь она придумывала сказки о его окраске, но больше лгать не было смысла.

— Да, твоя окраска — это смесь моей ДНК и ДНК твоего отца. Черт разберет все эти процессы, сынок, но факт есть факт: цвет глаз тебе достался, благо, правильный, а все остальное в тебе мы с отцом поделили поровну. И это хорошо.

— И чем же?

— Тем, что Райн убил бы тебя или выгнал из стаи, будь ты совершенно не похож на других волков. Меня бы тоже не похвалили за связь с чужаком. Но твои глаза позволили тебе остаться здесь.

— Лучше бы я стал кочевником, чем жил в этой гребаной стае! — взорвался Дрейк. — Лучше бы я стал официальным изгоем с изгнанием из стаи, чем существовал здесь все свои тридцать лет, терпя их плохо скрываемые насмешки и презрение в глазах! Мы с Картером выживали, как могли, эта борьба за жизнь когда-то связала нас крепче, чем кровное родство.

— Сынок, я очень…

— Не надо говорить, как ты сожалеешь, только не это. Я благодарен вам с отцом за свою жизнь, иначе и быть не может. Мам, на этих фото глаза отца черные, зрачок почти полностью закрывает радужку. Это глупо, но мне так хочется верить, что его глаза были любого другого цвета, только не оранжевые.

— Глаза? — задумалась мать. — Почему тебе этого хочется?

Дрейк молчал, поджав губы. Сейчас в нем проходили взрывные волны шока, ненависти, страха. Он боялся своих мыслей, точнее, его пугало то, что эти мысли быть правдой и, скорее всего, ею и были…

— Дрейк, что случилось? — она коснулась его плеча, приводя сына в чувство.

— У того ублюдка, который держал меня в плену и который подстроил неведомым образом мое похищение, глаза были карие…

— И что из этого следует, сынок?

—…с примесью оранжевого.

Из женщины вырвался сдавленный стон, и она всплеснула руками.

— Ты же не хочешь сказать, что…

— Я бы очень не хотел этого говорить, мама. Видит Бог, не хотел бы, но закрывать глаза на правду не буду. Способ похищения настолько странный, что я никак не мог понять, что же они сделали.

— Как они заманили тебя вглубь леса, Дрейк?

— Запахом. Я думал, что ты каким-то образом оказалась в лесу, и шел на запах. А затем уже пришел в себя в карцере. Но их вторая главная сука опровергла мои мысли о том, что они причинили вред тебе, и я вижу, что ты жива и здорова. Расскажи подробнее, как он исчез?

— Если бы мне было, что рассказывать, сынок. Просто однажды он сорвался с места и ушел, сказав, что обязательно вернется, когда покончит с делами в Лунных Землях окончательно.

— То есть его не насильно выкрали?

— Нет, он ушел сам, но ушел в спешке, сильно нервничая, будто ему сообщили что-то страшное. Я думаю, ему звонили из этих земель перед его уходом. И больше Айден никогда не вернулся и не увидел своего сына.

На глаза матери навернулись слезы, и Дрейк притянул ее в свои объятия.

— Не вини его и себя ни в чем, мама, — прошептал он и сжал ее еще крепче. — Ты — все, что у меня есть. И отца я всегда буду помнить. Уверен, его вырвало отсюда что-то действительно важное. Не плачь, мама, я люблю тебя.

Женщина расплакалась сильнее, чувствуя, как тяжелый груз упал с плеч, и стало легче дышать. Дрейк обнимал ее, а про себя только и думал, как бы быстрее отправить маму домой, а самому спуститься в подвал и задать сучке, томящейся там, пару интересных вопросов. И на этот раз он получит ответы. Или ей не жить.

— Ты мне не расскажешь об этой девушке, которую привез с собой? — спросила мать, поднимая на него взгляд.

— Я… как раз хотел ее навестить. А потом тебе все о ней расскажу, идет, мам?

— Хорошо, — ответила женщина и вытерла платком слезы. — Я пойду, сынок, а ты заходи в гости, и не сиди в четырех стенах. Ты не изгой, слышишь? Ты мой сын!

Дрейк обнял маму в последний раз и выпустил ее из объятий. Проводив мать до выхода с территории своего двора, он вернулся домой. Теперь стоял вопрос о том, что делать с Аминой. Он бы соврал, сказав, что ему не хочется ничего с ней сделать. Как минимум — схватить за волосы и отыметь, показывая ей, что она безродная, паршивая сука, выместить на ней всю злость и ярость, убить ее гордость уже точно, растоптать все мечты, теплившиеся в ее поганом сердечке.

Злость и гнев, появившиеся после откровений матери толкали его в сторону подвала. Дрейк не чувствовал себя прежним, он знал, что сейчас это был не он, а рассерженная, кипящая от негодования копия, которая может не остановиться в нужный момент, и окропит его руки кровью. В этот раз его приход встретила лишь тишина. Сучка решила промолчать, и это было правильное решение, оно выиграет для нее пару лишних минут спокойствия.

Амина сидела у стены, голая и грязная, словно не она была некогда жестокой правительницей Лунных Земель, сиявшей и искрящейся от роскоши и богатства. Он не оставил от нее ничего, вывалял в грязи, в прямом и переносном смыслах.

— Ты сегодня молчишь? — поинтересовался Дрейк. — Это протест, бунт?

— Это значит «иди ты к черту, ублюдок», — устало сказала девушка, даже не поворачивая в его сторону голову.

— Не-ет, моя дорогая, я к нему не пойду. А вот ты сейчас совершишь интересную прогулку, — он сделал паузу, — в ад. Но если будешь отвечать на мои вопросы честно, может, количество кругов я для тебя сокращу.

Она хрипло рассмеялась и замолкла. Пошел он к Дьяволу! Амина уже поняла, что отсюда ей не выбраться и не спастись, ничего не изменить. Судьбу невозможно исправить. Судьба решила, что она должна закончить свою жизнь здесь, в этом подвале, будучи куклой Дрейка для истязаний, для вымещения его злости и обиды, значит, пусть так и будет.

— Задавай свои проклятые вопросы и насилуй меня, соскучилась по боли. Может, умру поскорее.

— Ну что ты, солнышко, — ласково произнес мужчина и коротко поцеловал ее в сухие губы, — умереть поскорее тебе никто не даст, даже не мечтай.

Амина старалась не показывать ему своего страха, но ее коленки тряслись. Она старалась держать маску безразличия и холодности, но на деле ее вены плавились от напряжения и ожидания нового изуверства от него. Дрейк оказался изобретательным Палачом, мог заставить ее сердце биться в своих руках, истекая кровью.

— Я не буду тебя насиловать, даже не прикоснусь к твоему прекрасному, но такому изможденному телу, — говорил Дрейк, проводя по ее коже пальцем. — Обещаю, что ничего тебе не сделаю, но взамен прошу правду.

— Хорошо, — голос Амины дрожал, как бы она не старалась придать ему твердость. Предатель!

— Что ты знаешь о моем отце?

Она странно на него посмотрела. Неожиданный вопрос. И, к сожалению, ответ ей был неизвестен.

— Я ничего о нем не знаю. А почему я должна вообще что-то знать о твоей семье? Мы уже вроде говорили о твоем похищении и запахе, я сказала правду.

— Малышка, ты не поняла правила игры, — начал выходить из себя Дрейк. — Мы договорились, что ты будешь говорить правду, а ты врешь.

— Я не вру! Я даже не имею ни малейшего понятия о том, как твой отец выглядит!

— Тогда задам вопрос повторно: почему именно меня выкрали? Какой интерес может быть у сукиного сына Вергилия? — прокричал он и схватил ее за волосы.

— Я не знаю, — заплакала Амина. — Клянусь всем, что есть, не знаю! Он просто зациклился на тебе, днями говорил о Дрейке Тернере и о том, что совсем скоро ты заплатишь по счетам. Господи, я не знаю, что это за счета!

— Да-а? Также ты, наверное, не знаешь о том, что мой отец был рабом в ваших гребаных землях?! Не знаешь, что он сбежал оттуда, но потом снова вернулся, чтобы что-то закончить, и пропал навсегда?

Лицо Амины перекосилось, когда она услышала о его отце. Дрейк дернул ее за волосы, ему не понравился взгляд, которым эта сучка смотрела на него, словно нащупала его слабое место. Он сам ей на него указал.

— Твой папаша был нашим рабом?! — рассмеялась в голос она, отчетливо осознавая, что может не выжить.

— Не смей, тварь, говорить ничего о моем отце, — прошипел Дрейк и притянул ее лицо к себе.

— Можешь бить меня и насиловать, но теперь понятно, почему ты так озлоблен на весь мир. Папаша был рабом, ты сам носишь метки раба. Ваша семейка проклята! — продолжала ходить по лезвию девушка, желая отомстить ему и причинить боль, как делал это он.

Дрейк буквально отпрыгнул от нее, тяжело дыша. Его ноздри раздувались, а шестеренки мозгов сейчас работали, как никогда быстро, придумывая способы наказания для этой дряни. Она и не думала прекращать смеяться и оскорблять его семью. Голова мужчины начала кружиться. Картины насилия и крови смешивались с картинками рабства его отца, с воспоминаниями о том, как Амина прижигала его запястья, озвученные ее едким, даже ядовитым, смехом. Идея нового унижения пришла в голову моментально.

— Эй, куда ты, раб по крови? — крикнула ему в спину Амина, когда он пошел в сторону двери.

Мужчина вышел и вернулся через пять минут, принеся ей одежду.

— Надевай мои вещи, на улице не жарко, — ничего не пояснив, сказал Дрейк, и снова вышел.

Она сделала то, что он сказал, не веря своей удаче. Ее выпустят на свежий воздух! Наконец-то можно будет вдохнуть полной грудью, а не задыхаться в этой сырости и грязи.

— Почему ты решил вывести меня наружу? — поинтересовалась она, следуя за ним. — Откуда эта доброта? Или хочешь закопать меня во дворе?

— Лучше заткнись, сука, — злобно выплюнул Дрейк, и Амина съежилась.

Во дворе дома он толкнул девушку, и она упала на колени, не в силах удержаться из-за связанных рук. Поравнявшись с ней, мужчина схватил Амину за волосы и притянул ее голову к себе. В его руках находился ошейник. Глаза девушки испуганно расширились.

— А тебе идет собачий ошейник, солнышко, — безумно сказал он, застегивая его на шее девушки. — А вот и главный сюрприз.

Наружная дверь, ведущая ко входу на территорию дома Дрейка, открылась, и в нее забежали несколько ребят.

— Дядя Дрейк, наконец-то можно тебя увидеть! — радостно воскликнул Рей и обнял его. — Будем тренироваться?

Мальчишка резко замолчал, когда скосил взгляд на Амину. Волчата смотрели на девушку в ошейнике круглыми от удивления глазами и пытались понять, что все это значит.

— А кто это, тренер? — спросил второй мальчик.

— Представление для вас. Эта девушка из варварских земель, и ее надо обязательно держать в ошейнике, а то она может укусить, как бешеная собака.

Амина тихо плакала, с трудом снося это унижение. Подобной изобретательности она от него не ожидала, садист превзошел все ее ожидания! Выставил ее напоказ, как игрушку, варварскую дикарку на потеху детям!

— Можете ее рассматривать, только руками не трогайте, а я пока позанимаюсь своими делами, — дал им карт-бланш делать все что угодно, Дрейк.

— Нам ничего за это не будет?

— Нет, конечно, я же вам разрешаю с ней играть. Она почти как живая: говорит, двигает руками, видите, даже плачет. Но, — взгляд мужчины впился в желтые глаза Амины, — у нее нет сердца, она ничего не чувствует.

— Совсем ничего? — удивлялись дети. — Можно даже кидать в нее камни?

Дрейк посмотрел на них с опаской. Дети пошли, однако, агрессивно настроенные.

— Если только совсем маленькие. Мы же не можем портить игрушку, ее потом другим показывать.

Он удалился к дому под крики мальчишек о том, какие варвары жестокие, как они похищают хороших волков и убивают их. Также до его слуха доносился плач Амины и ее мольбы прекратить это издевательство, но он остался безразличен к ее просьбам.

Как бы он ни старался отвлечься дома делами, ничего не получалось. В сознании была только ОНА, везде она, во всем Амина! Дрейк старался держаться из последних сил, но его сердце разрывалось на части от мыслей, что она чувствует и как ей больно. В первую очередь больно было ему. Поэтому, сорвавшись с места, он выбежал во двор и отогнал от девушки мальчишек, которые кидались в нее травой и мелкими камешками.

— По домам все, живо! — прорычал Дрейк.

— Но, дядя Дрейк…

— Рей, я сказал, домой!

Дети убежали, оглядываясь на странную варварскую игрушку и дядю Дрейка, который поднимал ее с земли.

Мужчина втащил девушку внутрь, обратно в темный подвал дома. По ее щекам катились слезы, но он был глух к горьким всхлипываниям. Пришла его очередь наслаждаться ее болью и унижением.

— Больше не надо, — замотала головой она. — Не надо!

— Надо, — оскалился он и кинул ее в угол, который стал вторым и последним домом девушки.

В руках Дрейка появилась цепь, и он пристегнул ее к ошейнику. Слезы потекли бурными ручьями по лицу пленницы. От ошейника болела шея, он мешал дышать, а цепь не позволяла двигаться, громко звеня при малейшем движении. Как же она устала… Устала от режущего металлического звука цепи, от сковывающего шею ошейника и от ядовитой ненависти мужчины. Да, она заслужила все это, но ведь она принесла ему свои извинения! Они же пытались построить новое будущее!

— Ты говорил, что любишь, — прошептала Амина, с трудом открывая слипшиеся от слез глаза.

— Не смей говорить о любви, дрянь, — прошипел Дрейк, наклоняясь к ней и беря ее лицо за подбородок. — Я любил тебя, когда мне нужно было сбежать из Лунных Земель. Тогда, стремясь к свободе и своей семье, я полюбил бы даже Сатану!

—Но я… я полюбила тебя…

Он прожигал ее неадекватным взглядом, оранжевый свет его глаз окутывал девушку презрением и жгучей ненавистью. Никакой любви больше в его жизни не будет! Никогда!

— Когда же ты успела полюбить меня, лгунья? Не в те ли моменты, когда покрывала мое тело шрамами? Или, может, тогда, когда использовала меня в качестве секс-игрушки? — судорожно говорил он, стирая с ее щек слезы. Воспоминания о рабстве в чужих землях заставили кровь кипеть и взрываться. — Признаюсь, в последние перед побегом дни секс с тобой приносил удовольствие. Но отныне я не в кандалах и не в четырех чужих стенах. Любви и наслаждения ты не испытаешь больше никогда в своей жизни.

— Дрейк…

— Замолчи! — крикнул он, отступая подальше от нее. — Не смей обращаться ко мне по имени. Для тебя я — Палач.

Дрейк вышел из подвала и запер дверь. Прислонился к тяжелой, холодной двери, покрытой ржавчиной, и глубоко задышал. Ладонь коснулась неприветливого металла, и его волчье сердце забилось быстрее. Она лгала про любовь, и он лгал ей тогда, в Лунных Землях. Не бывает любви, рожденной из боли. Не говорят три заветных слова, будучи закованными в раскаленные цепи и сгорая в агонии боли, когда волчья регенерация усыплена лекарством, а человеческий разум чувствует боль до последней частички, во всем ее ужасающем объеме. Но почему же тогда так сильно хотелось открыть дверь и выпустить ее на белый свет? Дать ей, им, еще один шанс? Нет, нет, нет…

Выбежав из подвала на свежий воздух, Дрейк никого не встретил во дворе. Малышня, только что наблюдавшая за выставкой экспонатов из варварских земель, испарилась. Со стороны дома послышался звонок в дверь, и он побрел в сторону входа в свое жилище. Картер и Эмилия. Только их ему не хватало!

— Что за дерьмо, брат? — воскликнул друг. — Видеодомофон, ограждение метров пять высотой. Ты бы еще железную проволоку повесил по периметру!

— Что хочу, то и делаю, — огрызнулся Дрейк. — Говори, зачем пришел, я занят.

— Расскажи мне, что происходит. К нам сейчас прибежали волчата и рассказали какой-то фантастический бред о том, что ты им показывал дикарку из Лунных Земель! И позволил кидаться в нее небольшими камешками! Ты с ума сошел, Дрейк?!

— Тебя это не касается.

— Касается, мать твою! — Картер толкнул его в плечо. — Среди волчат был мой старший сын! Ты совсем охренел, втягиваешь в свое безумие моих детей?! Да, я закрыл глаза на то, что ты привез с собой эту девушку, но я был уверен, что ты… — он не мог подобрать слов.

— …полюбишь ее, — встряла Эмилия. — Любовь — великое чувство, Дрейк. Позволь ему взять верх над злостью, и ты увидишь, как изменится твоя жизнь. Ты же явно не просто так привез ее сюда, забрал с собой.

Лицо Дрейка скривилось. Что за чушь она несла?!

— Не говори мне о любви, поняла? Что ты знаешь о моей жизни?! — накинулся он на Эмилию. — Живешь счастливо, вот и радуйся! Не суй свой чертов нос в мои дела, женщина!

Эмилия шокированно уставилась на него, не узнавая бывшего друга. Что с ним сделали в этих землях? Он вернулся уже не человеком и не волком, он стал жестоким и безжалостным зверем, словно его сердце выжгли раскаленным железом и забрали душу.

— Я не позволял тебе так общаться с моей женой. Не забывай, с кем ты говоришь, — прорычал Картер, припечатывая Дрейка к дереву.

— Да, да, Альфа и его пара, — усмехнулся мужчина.

— Нет, — друг понизил голос, — не пара. Моя любовь. Женщина, которая родила моих детей. И за которую я сверну шею даже лучшему другу.

Его любовь… Сердце Дрейка сжалось от боли. Он свою любовь потерял, когда его выкрали ублюдки-варвары. Амина говорила позже о своей любви, но он не настолько глуп, чтобы поверить свирепой правительнице Лунных Земель. Все, что осталось в его некогда светлой и беззаботной жизни — это сжигающая душу дотла месть. Теперь у него были свои представления о любви. И Амина прольет еще немало слез, прежде чем сможет смириться со своей долей, так же, как когда-то это сделал он в ее жестоких руках.

— В кого ты превратился, дружище? Я не узнаю этого постоянно пьющего парня, который целыми днями запивает боль и окружает себя все новыми стенами. Что ты себе напридумывал? Что тебя кто-то презирает? — почти срывался на крик Картер. — Ты мой лучший друг, черт бы тебя, придурка, побрал! Ткни пальцем в того, кто тебя бесит, и я выкину его из стаи. Ты знаешь, это не в моих правилах, я за справедливость. Но ради тебя я пошлю все принципы к чертям!

Дрейк молчал, он уже совсем запутался. Никто не был ни в чем виноват, а если и был, то уже получил сполна. Сколько бы он не истязал Амину, время не повернуть вспять и шрамы с его тела не стереть. Так был ли смысл сходить с ума и убивать свою душу этим ядом, сочащимся из каждой поры его кожи? Имело ли смысл сжигать себя в адском огне, который снова и снова возвращает тебя на те же круги боли и сумасшествия, лишь выжигая все человеческое в тебе?

— Ты прав, Картер, — тихо сказал мужчина, придя к внутреннему согласию с собой. — Я все понял.

— И я понял, что мне пора, — ответил друг. — Не сходи с ума, Дрейк, держи себя в руках.

Картер развернулся, чтобы уйти, но замедлил ход, когда Эмилия резко остановилась и подошла к Дрейку сзади, кладя руки ему на плечи.

— Я не пара твоего Альфы и не какая-то там женщина, — тепло произнесла девушка, — я твой друг, несносный каратист. Дрейк, открой свое сердце, все засовы души, и стань снова тем парнем, которого я люблю не меньше своих сыновей и мужа. Любовь окрыляет, вот увидишь, я знаю, о чем говорю. Не будет другой жизни для любви, Дрейк, если ты эту потратишь на ненависть и боль. Будь смелым, ладно? Распорядись с умом данной тебе возможностью жить.

Сказав это, Эмилия быстро направилась к выходу, подхватывая под руку Картера. Когда Дрейк обернулся, их уже и след простыл. Какие-то невидимые засовы действительно спали с его сердца, оно снова стало легким и поющим, а не играющим только лишь мелодию похоронного марша.

Дрейк вошел в дом и спустился в подвал. Отпер дверь, впуская внутрь свежий воздух, и подошел к Амине. Она безжизненным взглядом смотрела куда-то в пустоту, будто находилась сейчас совсем в другом месте. Он сломал ее, свою жестокую, но любимую правительницу.

— Зачем? — спросила девушка тоном, лишенным всяческих эмоций, когда он снял с нее ошейник и освободил руки.

— Затем, что… — Дрейк собрался с силами, — я мужчина, и мне больно от того, что я причиняю тебе боль.

— Какой благородный поступок — освободить варварскую шлюшку.

— Нет, — сказал он, заглядывая ей в глаза, — не варварскую шлюшку. А любимую женщину, которая доставила мне немало боли, но чертово сердце сделало свой идиотский выбор, и я не могу спорить с ним. Так же, как не могу больше рвать душу в клочья, издеваясь над тобой. — Дрейк встал и повернулся к ней спиной. — Ты свободна, можешь уходить туда, где будешь счастлива.

Амина на дрожащих ногах поднялась и оперлась о стенку. По ее щекам катились слезы, а губы дрожали.

— Я уже тут, — прошептала она, чувствуя на губах соль собственных слез. — Я остаюсь с тобой.

Дрейк приблизился к ней и взял ее лицо ладонями с обеих сторон, касаясь ее лба своим. Два больных человека, зараженных странной, ненормальной любовью, причинивших друг другу столько боли, что ее не смоют даже года. Но все равно стрелки их магнитов сходились в одной точке, точке невозврата, безумия и полнейшего хаоса.

— Ты уверена, Амина? Я даю шанс уйти, но если ты останешься, больше такого шанса у тебя не будет, — максимально тихо сказал Дрейк, его дыхание щекотало ее губы.

— Уверена. Я хочу остаться здесь, с тобой, навсегда, — ответила она и припала к его губам в жадном, сжигающем нервные клетки поцелуе. — Нам, психам, уже нет пути назад, и по отдельности жить не получится.