Отжимания по-прежнему давались с трудом, однако Нейтан присутствия духа не терял. Добро должно быть с кулаками. Да, что ни говори, а добру с ним повезло. Если учитывать массу, общий вес добра в Блэткоче изрядно увеличился с тех пор, как Нейтан перешел на светлую сторону. И даже вырос на пару килограммов с прошлой недели.

Он тренировался ежедневно. Одну стену спальни занимали клинки – катана, пара вакидзаси и танто. Еще на стене висел кухонный нож. Он выглядел так себе (если сравнивать с великолепными клинками, что выковали древние умельцы много веков назад, высоко в горах, а после по случаю купила бабушка на сезонной распродаже в Глинберри), зато его было не жалко. Нейтан частенько пускал ножик в ход, когда расправлялся на заднем дворе с глиняными горшками и старыми ящиками. Так он постигал стиль страшных убийц – черных ниндзя, – способных укокошить противника движением мизинца.

Освоил Нейтан и технику бесшумного передвижения. Во всяком случае, сам он не слышал, как передвигается: из-за свистящих хрипов, что вырывались из груди через десяток-другой шагов.

Нейтан все еще пытался оторвать живот от пола, когда грохнул взрыв, да так, что стекла задрожали. Город в мгновение ока облетела весть: началась война.

Потом сказали, что проснулось древнее чудище. Вылезло из глубин ада и направилось прямиком в Блэткоч.

Разумеется, это было неправдой. Ни одно чудище, если ему дорога шкура, не подойдет к Блэткочу и на пушечный выстрел. Слух про войну тоже не подтвердился, хотя жители успели поймать трех шпионов. Скоро выяснилось, что неподалеку от Блэткоча упал метеорит. «Шпионов» отпустили, хотя те по-прежнему клялись, будто были отправлены в город с секретной миссией, о которой с удовольствием расскажут, если им дадут немного времени поразмыслить.

Стены Нейтановой спальни были обклеены портретами Генри Блэткоча – первого и последнего мэра города. Рыжебородый, похожий на лесоруба, в сапогах из крокодиловой кожи, Генри внушал уважение и трепет одним своим видом. По крайней мере – Нейтану.

Отъявленный плут и завзятый картежник, Генри основал Блэткоч много лет назад, а потом смылся подобру-поздорову. Говорили, он был чрезвычайно тонким троллем, ниндзя-убийцей, по желанию мог становиться невидимым, а еще разговаривал на ста языках. Ходили слухи, что бреется он топором, умывается кислотой и ест раскаленное железо на завтрак.

Нейтан хотел во всем походить на Генри. Вот почему он день за днем истязал тело кувырками и отжиманиями. Тренировал и прищуренный взгляд, которым, по легенде, первый мэр обращал врагов в бегство. Нейтан часами корчил рожи зеркалу, но все, чего добился, это мастерски изображать приступ паники у больного эпилепсией, которого пытаются защекотать до смерти.

Еще Нейтан был неплохим детективом. Сейчас он расследовал одно перспективное дело: в урне возле дома вчера обнаружился пепел. Много пепла. За этим определенно скрывалась тайна.

Нейтан подошел к окну.

«Этот город, – подумал он, – словно… словно что-то нехорошее. И здешние люди… плохо себя ведут. Вот».

Город и впрямь выглядел так себе. Оставалось загадкой, почему мистер Блэткоч, личность, судя по описаниям, весьма неординарная, сделал его столь непритязательным. Все здесь было тусклым, выцветшим, помятым на вид: покатые крыши домов, узкие улочки и даже небо.

Хмурые горожане спешили по делам.

Падал мокрый снег.

В подворотне за мусорными баками валялся парень в изрядно поношенном костюме-тройке и криво сделанной маске. Несколько человек усердно били его ногами.

Обычный день в Блэткоче шел своим чередом.

Внутренний голос настойчиво советовал Нейтану отойти от окна и еще поотжиматься. Что он и сделал. В прищуренном взгляде Генри появилось неодобрение. Нейтан отвернулся. Не тут-то было – с каждой стены не менее пяти Блэткочей сверлили Нейтана нарисованными глазками.

Но разве он не ждал с замиранием сердца, когда судьба бросит ему вызов? Он так усердно тренировался и столько раз бил злодеев в мечтах, что наверняка справится с десятком-другим в реальности.

– Ну, хорошо, – сдался Нейтан. – Но, если меня там убьют, виноваты будете вы!

Ни один портрет не ответил, но взгляд Генри потеплел. Со всем почтением, на какое был способен, Нейтан снял со стены катану, выглянул в коридор, опасливо повертел головой – не видно ли где бабушки? – и вышел на улицу.

* * *

Над письменным столом склонились две фигуры в черных балахонах. Чудовищный грохот, от которого, кажется, содрогнулась сама земля, их ничуть не впечатлил. Кем бы ни были люди в балахонах, выдержки и спокойствия им хватало с избытком. Или, что больше походило на правду, за несколько месяцев в Блэткоче они привыкли и не к такому.

Фигуры увлеченно рассматривали карту города. Пыльное окно за их спинами нехотя впускало в комнату солнечный свет.

– Так, где ты говоришь, она была? – спросила фигура № 1.

– Вот здесь, здесь и еще тут, – откликнулась фигура № 2, водя пальцем по карте. – Вчера ее видели у кондитерской, на Цветочной. В прошлый вторник стояла на Счастливой: втиснулась меж домов.

– Как эта штуковина работает? Должны быть какие-то колеса, а?

– Никаких колес никто никогда не видел, сэр.

– Или, может быть, она привязана к аэростату?

– Не думаю, сэр.

– Но что тогда?!

– Кот его знает, сэр.

– И ты нахватался этих словечек? – укорила фигура № 1.

– Виноват. Черт его знает, сэр.

– Так-то лучше.

* * *

N жил в башне, увенчанной огромным циферблатом без стрелок. Вероятно, это должно было что-то означать или символизировать. К примеру: над владельцем необычного дома не властно само время. Или являться намеком на пустую, небогатую событиями жизнь. Но правда заключалась в том, что жители Блэткоча могут украсть любую вещь, если она хорошенько не приколочена.

Сейчас Башня имела весьма потрепанный вид: кое-где выбиты стекла, флюгер погнут, на крыше местами отсутствует черепица. Человек в сером деловом костюме и в белой маске стоял на стремянке и прибивал молотком наполовину оторванный ставень. Закончив работу, человек подхватил лестницу и скрылся в Башне.

Из подворотни выбежала дворняга неопределенной серо-бурой окраски – самой популярной породы в Блэткоче. Пес несколько раз гавкнул на Башню, будто увидел ее впервые. Обнюхал водосточную трубу, еще раз гавкнул и решил пометить крылечко. Но стоило псу задрать лапу, как Башня тут же растаяла в воздухе без следа.

* * *

Сегодня Белинда была настроена крайне решительно. Председатель Департамента профпригодности Теадеус Фрок откашлялся. Снял очки, протер платком и вновь водрузил на нос. Ничего не изменилось: Белинда по-прежнему сидела напротив и кипела от злости. И папка с отчетом, все такая же угрожающе толстая, лежала на столе, не думая никуда исчезать.

Поверить в то, что он прочел, Теадеус отказывался. Пока перелистывал отчет, председатель четыре раза протирал очки и шесть – кашлял, так что в конце концов Белинда ядовито поинтересовалась, не заболел ли он.

Теадеус изо всех сил откладывал неприятный разговор, но дальше отступать было некуда. Мог ли он представить, что окажется в таком положении? С тех пор как лотоматон выдал ему профессию юриста, минуло больше сорока лет. И председатель ни разу не усомнился в верности выбора аппарата. Теадеус обожал возиться с документами, цифрами, законами и поправками к ним. Ему нравились обстоятельность и точность. Цифры успокаивали, казались безопасными. Кто другой на подобной работе давно бы зачах, но только не Теадеус! И когда он сделался председателем Департамента, искренне верил, что получил работу мечты. Как, впрочем, и все.

Департамент ведал лотоматонами и отвечал за их безопасность. В особых случаях во власти Департамента было удалить с ладони человека печать, да только на памяти Теадеуса деактивацию никогда не проводили. И на тебе.

Мало того что заставляют принимать столь значимое решение, так от него еще и судьба человека зависит! С цифрами куда проще. Всегда знаешь, каков ответ, сложив два и два. А с людьми? Не ясно, как оно потом обернется, ведь невозможно учесть все!

И Белинду можно понять: в последнее время она стала совсем дерганой, вздрагивала от каждого звука, то и дело принимала успокоительное… Да и парня жаль, хоть и доставил хлопот! Ему бы сидеть тихо, так он почем зря завалил жалобами Департамент и Министерство труда, а вдобавок ко всему подал в суд на лотоматон. Слыханное ли дело!

Сейчас Ульрик был в Блэткоче, прескверном, надо сказать, городишке. Об этом городе Теадеус слышал лишь то, что по нему измеряют уровень благополучия. Чем дальше вы живете от Блэткоча – тем лучше. Еще говаривали, мол, в Блэткоче никто не услышит ваш крик. А если и услышит – тем хуже для вас.

– Вы предлагаете снять печать с этого, гм, Ульрика? – как можно ироничнее осведомился Теадеус.

– В докладных записках ясно сказано, что я предлагаю, – сухо ответила Белинда.

– Я вообще не уверен, что с таких должностей можно увольнять, это… нонсенс!

– Он мошенник и должен понести наказание.

– Да как он может жульничать, будучи брайаном?!

– Три дня назад Ульрик угодил в пещеру к марлофам. Я не успела включить это в отчет. Вы, должно быть, не знаете, кто такие марлофы? Я вам расскажу. Это рептилии. Чертовски большие. Их укус ядовит и смертельно опасен, а когти по прочности не уступают железу. Но в один прекрасный день к марлофам заявился Ульрик, и теперь по их пещере можно экскурсии водить.

– Он проделал это в одиночку?!

– Разумеется, нет, – поморщилась Белинда. – А сегодня, в Блэткоче, Ульрика собирались повесить. Он как раз болтался в петле, когда на него упал метеорит.

Теадеус закашлялся.

– Вернее, не совсем упал, а взорвался, – поправилась Белинда. – В воздухе. И не рядом с ним, а в окрестностях города. Но все равно близко от места казни! Настолько близко, чтобы взрывом разрушило виселицу, но не настолько, чтобы пострадал Его Неуязвимость Ульрик!

– И тем не менее за это нельзя лишать печати, – перебил Теадеус. – Мне очень жаль.

– Можно! Если доказать, что он все подстроил, можно! Я создала специальную комиссию, она оценит компетентность Ульрика. И…

– Да вы с ума сошли! – не выдержал Теадеус. – У него и работы толком нет! Как то, чем занимается этот парень и ему подобные, можно оценивать?!

– С юридической точки зрения разницы между его должностью и любой другой нет, а это самое главное, – пожала плечами Белинда. К разговору она подготовилась основательно. – Пусть теперь докажет, что убийство марлофов и раскачивание в петле в то время, как сверху на тебя несется апокалиптическая каменная глыба, обычное дело! А комиссия оценит. Вот увидите, Ульрик не сможет натворить ничего, что сравнится с марлофами или метеоритом. Даже близко. Я ручаюсь за это.

* * *

– Не хотите купить отменный осколок метеорита, мистер? – спросил торговец.

Ульрик взглянул на камень – кусок гранита, с вкраплениями кварца. Один его знакомый оценивал книги так: чем толще – тем лучше. Наибольший восторг вызывали у него фолианты, которыми с легкостью можно было кого-нибудь убить. В таком случае булыжник был что надо.

Он стоял на площади, окруженный галдящей толпой. Судя по радостному возбуждению, что охватило горожан, все предвкушали нечто очень-очень важное. Немного зная нравы здешних обитателей, Ульрик предполагал, что этим «очень-очень важным» могла быть чья-то публичная казнь. Он уже спешил уйти, когда на пути вырос торговец – круглолицый, пузатый, с деревянным коробом на шее и в смешных очках. Среди многочисленных товаров были камни всех мастей. Большинство булыжников, Ульрик был в этом уверен, некогда являлось частью весьма запутанных улочек Блэткоча.

Входя в город, Ульрик ожидал увидеть панику. Или хотя бы смутное беспокойство на лицах отдельно взятых граждан. Ничего подобного. Над городом разверз врата сам ад, а людям было наплевать. Впрочем, нет – каждый пытался заработать. Ульрика несколько раз останавливали и предлагали купить куски метеорита, способные исцелить от всех болезней.

На разноцветных полотнищах, что висели поперек улиц, было намалевано:

Блэткоч – Столица Метеоритов

Неприятностиметр грустно молчал.

Снег сменился дождем – погода в «Столице Метеоритов» была под стать жителям: совершенно непредсказуемая. Снег летом и дождь зимой здесь давно никого не удивляли. Если верить слухам – а Ульрик верил, – люди, способные поражаться таким мелочам, в Блэткоче обычно не задерживались и сразу переезжали на местное кладбище.

– С каких пор ваш город – Столица Метеоритов? – полюбопытствовал Ульрик.

Торговец сделал вид, будто ему нанесли смертельное оскорбление.

– Так было всегда. С незапамятных времен, сэр. Не хотите метеориты – купите веревку. У меня имеется парочка, прочные. Когда снова будете вешаться, ни за что не порвутся, обещаю.

– По-вашему, я похож на туриста? – спросил Ульрик, поправив узел висельной петли.

– Еще как. Вас кое-что выдает, сэр. Вы улыбаетесь.

Ульрик устало вздохнул – то, что все принимали за улыбку, на самом деле ею не было.

– Ну и вид, конечно. Я во фраках только покойников видал. Да и то один раз. Лет пять назад мой двоюродный дядюшка помер, я ему фрак напрокат и взял. Шуму было. Не понимаю, что тут такого: фрак я вернул, дядюшка в нем совсем недолго полежать успел. И потом…

– У вас есть талисманы? Те, что приносят несчастье? – на всякий случай спросил Ульрик.

– Могу посоветовать футляр из-под скрипки. Скрипачей здесь не жалуют.

– Дайте пару. Городские власти всегда столь беспечно относятся к падению метеоритов? По-моему, это не слишком законно.

– У нас нет законов, – легкомысленно махнул торговец рукой. – Только правила. Например, правило первое и самое главное – «Не корми тролля».

– Я и не собирался, – опешил Ульрик.

– Тогда вам здесь понравится.

Они немного помолчали, затем Ульрик спросил:

– В городе есть достопримечательности?

– О да, сэр! Много всего! «Музей метеоритов», кафе «Метеоритный дождь» и гостиница «У кратера».

– И с каких пор открыты все эти заведения? – невинно поинтересовался Ульрик.

– С незапамятных, сэр. Еще имеется Блуждающая Башня.

– Ого! А как ее найти?

– Когда понадобится, Башня сама вас найдет. Вы приехали на Турнир Самоубийц?

Турнир Самоубийц? Звучало заманчиво.

– Хотите билетик? – предложил торговец. – Отличное место, первый ряд.

– Спасибо, я лучше поучаствую.

Лицо торговца вытянулось.

– Э-э-э, – только и сказал он.

Ульрик купил футляры для скрипок, но торговец уходить не спешил.

– Хорошая сегодня погода, не правда ли? Не желаете прикупить зонт? Или плащ-накидку?

Дождь перестал накрапывать и теперь уверенно моросил. «Так и простудиться недолго, – подумал Ульрик. – Интересно, воспаление легких Белинду устроит?»

– Может быть, кофе? – с надеждой спросил торговец. Он словно опасался, что Ульрик вот-вот протянет ноги и на нем не удастся как следует нажиться.

– У вас есть кофе?

– Разумеется.

Торговец протянул Ульрику чашку, полную кофейных зерен.

– Что это?

– Кофе.

Ульрик прищурился. Торговец был невозмутим.

– Без воды? – уточнил Ульрик.

– Ну конечно! Тщательно пережевать его – это все, что нужно для начала хорошего дня.

Ульрик решил, что если «выпьет» этот кофе, то не сможет уснуть и после смерти.

– Не порекомендуете наемного убийцу? – спросил он, чтобы поддержать разговор.

– В Блэткоче они редкость, сэр.

– Неужели?

– Именно так. Люди верят: если любимое дело станет профессией, то перестанет приносить удовольствие. Но советую посетить бар «Веселый метеорит». Не прогадаете.

Что ж, бар так бар. Мог бы и сам догадаться. Ульрик наконец увидел, что привлекло внимание горожан: на сцене в мягком кресле сидел кот и вылизывал шерстку. Вот он потянулся, толпа затаила дыхание, и до Ульрика донеслось едва различимое «мяу». Послышался вздох умиления. Из толпы вышли несколько горожан, они что-то несли.

«Ага», – подумал Ульрик. Больше он ничего подумать не успел. Люди положили на помост корзины с цветами и удалились. Ульрик был поражен. Что за чертовщина творится в этом городе?

Неприятностиметр хранил траурное безмолвие.

* * *

Ульрик шел тесными улочками Блэткоча навстречу неизбежной беде. Здравый рассудок – отличная штука, которой Ульрик никак не мог разучиться пользоваться, – настойчиво советовал покинуть Блэткоч подобру-поздорову. Профессиональное чутье предложило рассудку заткнуться и сосредоточило внимание на ближайшей подворотне. Там четверо живописно одетых господ слегка неумело, но зато старательно и упорно пытались кого-то убить. Вырядились они до странности одинаково: в сдвинутые на затылки – не иначе как от усердия – зеленые котелки, длиннополые фиолетовые сюртуки, что едва сходились на могучих плечах, клетчатые брюки и тяжелые ботинки с круглыми носами. Неприятностиметр на всякий случай пару раз пискнул, не веря своему счастью.

По слухам, чтобы попасть в Блэткоче в переплет, достаточно задеть плечом случайного прохожего.

Ульрик подобрал камень, до которого еще не успели добраться охотники за метеоритами, и огляделся. Поблизости обнаружилась старинного вида башня с ажурными перилами крылечка и огромными часами без стрелок над витражным окном. За край циферблата уцепилась когтями уродливая химера. Тускло блестела пластинка с названием улицы и номером дома: Счастливая, 404. Ульрику подумалось, что, если где-то в Блэткоче и жили люди, способные радоваться данному обстоятельству, на этой улице их не было и в помине.

На скрипучем флюгере сидела жирная ворона. Пожелав себе удачи, Ульрик бросил в нее камнем.

После серии замысловатых рикошетов булыжник, как и задумывалось, угодил в затылок молодчика в зеленом котелке. Со стороны это должно было выглядеть как случайность. По крайней мере, Ульрик на это надеялся. «Зеленый котелок» охнул и упал на колени. Компания в подворотне как по команде обернулась, перестав бить ногами господина в сером костюме.

– Привет, – поздоровался Ульрик в надежде, что аттестационная комиссия рядом и все записывает.

Он на всякий случай повертел головой, рассчитывая увидеть людей из Департамента профпригодности. Никого похожего не нашлось, разве что толстый мим с блестящим мечом крался вдоль стены. Неприятностиметр почему-то умолк.

Хмурые господа не спешили рвать Ульрика на части. Пора было импровизировать.

– Я камень потерял, – беспечно начал он. – Вы, ребята, не видели его случайно?

В какой-то другой Вселенной он наверняка был бы уже избит до полусмерти. Но в этой ничего подобного не произошло. Ульрик запаниковал.

– Слышали о ребятах, что носят оружие в футлярах для скрипок? – шепотом спросил один «котелок». – Наверняка он из них.

– О мой кот, да у него целых два футляра!

– К такому только сунься. Смотри, как улыбается.

Ульрик не мог не улыбаться, даже если б захотел. Он всегда улыбался, когда нервничал, а сейчас поводов для паники было хоть отбавляй.

Примерно год назад Ульрик обзавелся одним навязчивым мимическим расстройством.

Улыбкой.

Профессия, подобранная лотоматоном, со временем оставила свою нестираемую печать: нервный тик.

Люди, что часто испытывают душевные муки, обзаводятся дергающимися веками, дрожащими пальцами или навязчивым покашливанием. А Ульрик, когда был очень расстроен или сильно взбешен, начинал улыбаться. Он улыбался психопатам, уголовникам и марлофам. Фанатикам, оккультистам, шаманам и просто идиотам. И они принимали Ульрика за своего.

Прошла минута.

Неприятностиметр хмуро молчал, Ульрик был по-прежнему жив, здоров и до отвращения хорошо себя чувствовал.

Черт знает что.

Человек в костюме силился встать на ноги. С пятой попытки ему это удалось. Он оперся рукой о стену и, покачиваясь, промычал нечто неразборчивое. Тип с мечом притаился за мусорным баком – будто слона спрятали за фонарным столбом.

Ульрик застонал. Кошмар. Только сто двадцать седьмого предупреждения и не хватало. Бежать, срочно! Он заспешил дальше по улице, мимо изумленных «котелков», чудака с мечом, странного субъекта в маске, навстречу вменяемому, адекватному несчастью.

За спиной раздались торопливые шаги. Ульрик с надеждой обернулся. Нетвердой походкой его догонял «зеленый котелок». Одной рукой здоровяк держался за голову.

– Ваш камень, – сказал мужчина, протягивая Ульрику булыжник с пятнами крови. – Вы, кажется, искали его.

И, немного подумав, прибавил:

– Сэр.

* * *

Виктор скучал, вырезая на столешнице имя последней жертвы, когда вошел клиент.

В последнее время дела шли особенно неважно. Особенно, потому как быть наемным убийцей в Блэткоче всегда было не очень-то выгодным занятием. Оплачивать смерть врага глупо: чаще всего достаточно немного подождать, и недруг умрет естественной смертью. Естественной по меркам Блэткоча – ему проломят голову на добровольных началах, совершенно бесплатно.

Клиентами Виктора становились обиженные дамы, темные личности в балахонах с капюшонами или юнцы, у которых не хватало силы и мужества самостоятельно разобраться с обидчиком. Новенький, в черном фраке и цилиндре, со странным галстуком на шее, не походил ни на третьих, ни на вторых, ни тем более на первых.

– Доброе утро, – сказал молодой человек и достал из саквояжа ворох конвертов. Некоторое время он их перебирал, беззвучно шевеля губами. Наконец, пробормотав что-то вроде: «кажетсяэтот», протянул конверт Виктору.

– Ваш новый клиент, – парень улыбнулся чуть шире. – Проучите его как следует. Плачу вперед.

В конверте лежала фотография юноши. Ничего особенного: темные волосы, правильные черты лица. Молодой человек на портрете вполне мог сойти за студента. Фокусника. Художника. Непременно из приличной семьи. Если бы не одна мелочь. Хищная улыбочка, что разом портила приятное впечатление. Еще в конверте лежало письмо, начинавшееся словами: «Дорогая матушка, у меня все хорошо…»

Видимо, юноша решил свести счеты с жизнью, нарочно выбрав способ поэкстравагантнее. Ох уж эти декаденты! Хотя чего еще можно ожидать от человека, что расхаживает почем зря в цилиндре и фраке? Наверное, хочет, чтобы его травили белладонной или вонзали стилет в сердце. Стоило Виктору так подумать, и карман странного господина разразился пронзительным писком.

– Я хочу, – тут клиент улыбнулся шире прежнего, – чтобы вы только проучили объект, не переусердствовав при этом, ясно?

Куда уж яснее. Кажется, парень – профессионал, боится, что их могут подслушать. Да только полиция в Блэткоче никогда не отличалась особым рвением. Мягко говоря.

Писк как будто стал громче.

– Не. Вздумайте. Его. Убивать. Понятно?

«Вот ведь какая штука, – подумал Виктор. – Говорит парень одно, а по лицу совершенно ясно, что хочет он кровавой и мучительной смерти. И ведь потом не подкопаешься – формально клиент ни о чем таком не просил. Уважаю».

* * *

Огден был трусом. Когда Огдену бывало страшно – то есть всегда, – ему хотелось сжаться в комок и заползти в какую-нибудь щель, тогда как на его лице появлялось выражение, увидев которое в щель забивался обидчик.

Огден был огромен, обладал невероятной силой, а его лицо выражало всего две эмоции: ярость и злость. Тогда как сам Огден испытывал в основном страх и ужас при виде незнакомых людей, любых собак, запертых дверей, открытых дверей, лестниц, подвалов, чердаков, шкафов и вообще всех мест, попав в которые можно оказаться в темноте. Вздрагивал от резких звуков и на дух не переносил грозу. Если записать все, чего боялся Огден, включая его собственную тень, получился бы «Большой словарь».

О том, что Огден трус, не знал никто. Жители Блэткоча опасались и уважали Огдена. Крик страха «АГРГРГХ» был способен напугать до чертиков кого угодно. Друзей, которым Огден мог по глупости проболтаться о своих переживаниях, у него не имелось. Незнакомцев он обычно встречал возгласом «АГРГРГХ», что по шкале вежливости от одного до десяти равняется примерно минус двумстам пятидесяти восьми.

Огден хотел заниматься живописью и коллекционировать бабочек, полагая, что тяга к прекрасному главное свойство его натуры и как нельзя лучше подчеркнет индивидуальный склад личности. Тогда как любой, кто имел несчастье испугать Огдена, мог поклясться: как нельзя лучше индивидуальность его личности подчеркнет двухнедельная щетина, ржавый тесак и приветствие: «Кошелек или жизнь?»

Огден частенько бывал в баре, с некоторых, а вернее с незапамятных, пор обзаведшемся названием «Веселый метеорит». Бар – само собой, в плохом районе и с ужасной репутацией – был единственным местом, в котором Огден смотрелся естественно и не привлекал к себе лишнего внимания. Обычно Огден стоял у стойки, стараясь не упасть в обморок при виде новых посетителей. Даже завсегдатаи считали его вышибалой. Заставлял так себя думать и хозяин заведения, потому что не брал с Огдена денег за еду: не мог набраться смелости выписать «вышибале» счет.

Самый трусливый житель Столицы Метеоритов был занят перевариванием двух порций свиных отбивных, когда за рукав куртки его кто-то схватил и бесцеремонно потянул. Гора мускулов на ватных ногах обернулась к нежданному визитеру.

– АГРГРГХ? – спросил Огден.

* * *

Редакция газеты «Время Блэткоча» располагалась по адресу: ул. Леденцовая, д. 8. На массивной двери не имелось вывески, зато красовалось несколько табличек следующего вида: «Троллям вход воспрещен!», «Никаких троллей!» и «Троллям здесь не рады!». Раздумывая, где рады троллям, Ульрик позвонил.

– Добрый день, – спустя минуту откликнулся голос сквозь щель для писем и газет. – Что вам угодно?

– Я пришел подать объявление, – сказал Ульрик.

Повисла пауза.

– Вы, случаем, не тролль? – подозрительно спросил голос.

– Нет, – честно ответил Ульрик.

– Вы в этом уверены?

– Э-э-э… более чем.

Послышалось щелканье замков, и дверь распахнулась. На пороге стоял коротышка с всклокоченной седой шевелюрой, темными кругами под глазами и в очках: одни были подняты на лоб, другие, с толстенными линзами, болтались на цепочке под подбородком, третьи, с разноцветными стеклами – красным и желтым – скособоченно восседали на носу-пуговке. На шее субъекта висела желтая измерительная лента, в руках он держал кофейник, за ухом торчал огрызок красного карандаша, из кармана смятой рубашки выглядывали блокнот и лупа, а на груди, подвешенный за бечевку, болтался внушительных размеров булыжник.

На стенах тесной прихожей в рамках под стеклом висели газетные передовицы с портретами котов.

– Это «Мистер Сентябрь», Блэткочская полосатая, – поймав удивленный взгляд Ульрика, пояснил незнакомец. – Вон там – «Мисс Октябрь», Блэткочская длиннохвостая, здесь у нас «Мистер Июль», Блэткочская короткошерстная, далее, а-а, – тут коротышка широко зевнул, – «Мистер Декабрь», Блэткочская остроухая и «Мисс Февраль», Блэткочская дымчатая.

Заляпанный чернилами палец указывал с портрета на портрет. Со стен прихожей на Ульрика глядели многочисленные кошачьи разной полосатости, хвостатости, цветности и длинношерстности.

– Позвольте представиться – Мортимер Семьперсон. Некогда успешный предприниматель, а теперь – единоличный владелец газеты «Время Блэткоча». Нигде так не любят кошек, как в Столице Метеоритов. Если бы не тролли, жить здесь было бы одно удовольствие. А-а, – зевнул Семьперсон. – Совершенно некогда спать!

– Тролли? Здесь водятся тролли?

– О, еще бы! Вы с ними не встречались? Вам несказанно повезло, молодой человек! Осторожно, не споткнитесь.

Следом за мистером Семьперсон Ульрик оказался в комнате с двумя прожекторами, креслом и громоздким фотоаппаратом-ящиком на штативе. Из студии вели четыре двери, за одной Ульрик заметил железный шкаф – линотип – и несколько станков. На фотоаппарате стоял поднос с горой металлических букв и кофейником сверху.

Под ногами в изобилии валялись тряпичные мышки, мячики и клубки пряжи. В углу стояла шикарнейшая когтеточка из всех, что только встречались Ульрику. На изодранных бордовых портьерах, у самого потолка, раскачивался здоровенный рыжий кот и рассерженно мяукал. Чувствовался стойкий запах валерьянки.

– Я вас жду! – позвал Семьперсон из соседнего кабинета. – У меня полно работы, и совершенно некогда спать!

Аккуратно переступая через мотки пряжи, Ульрик вошел в тесную комнатку. Стенной шкаф ломился от документов. Мистер Семьперсон устроился за столиком, заваленным квитанциями и счетами-фактурами. Посреди всего этого бедлама на краешке примостился серебряный кофейник.

– Какого характера объявление? – Мистер Семьперсон водрузил на нос очки с толстыми шестиугольными линзами, взамен разноцветных.

– «Состоятельный джентльмен остановился в гостинице «У кратера», в тринадцатом номере», – продиктовал Ульрик.

– Стало быть, частное.

Семьперсон что-то нацарапал на листке, пощелкал костяшками счетов и подвел итог:

– С вас десять лэков. Если можно, без сдачи. Не желаете кофе?

– Не откажусь, – сказал Ульрик, доставая кошелек.

Семьперсон насыпал две чашки кофейных зерен с горкой.

– Вам с сахаром или без?

– Э-э-э… – Ульрику начало казаться, что над ним все издеваются.

– Вы правда решили участвовать в Турнире Самоубийц? – спросил Семьперсон, заметив бирку.

Здесь следует кое-что пояснить.

Когда он избавился от не оправдавших надежд футляров для скрипок, то наткнулся на пестрый шатер, вроде тех, в каких устанавливают лотоматоны. Очереди видно не было.

Зайдя внутрь, Ульрик лотоматона не обнаружил, но внакладе не остался: после бомбардировки вопросами, суть которых сводилась к тому, тролль Ульрик или просто сумасшедший, его записали участником на «Турнир Самоубийц» и выдали картонную бирку, какую обычно вешают на покойников, чтобы те случайно не перепутались. На одной стороне были имя и фамилия, а на другой – расписание:

29 марта, 11:00 – испытание № 1

31 марта, 12:00 – испытание № 2

1 апреля, 10:00 – испытание № 3

3 апреля, 21:00 – испытание № 4

Место: стадион имени Генри Блэткоча. Да хранит вас кот!

– Вы правда не тролль? – нахмурился Семьперсон. – Тогда я обязан взять у вас интервью, читатели будут в восторге. Отлично подойдет для третьей полосы, сразу за «Хвостатыми новостями», «Полосатым гороскопом» и фотографией, а-а, совершенно некогда спать, «Мистера Апрель». Идемте.

Бумаг на столе в кабинете напротив было не меньше. Сверху, на кипе исписанных листов, устроилась печатная машинка, на ней стоял кофейник. Всюду валялись смятые черновики. Семьперсон вытащил из-за уха карандаш, достал блокнот и не мигая уставился на Ульрика. Тот понял, что газетчик ждет каких-то слов.

– Э-э-э, – только и сумел выдавить он.

Семьперсон энергично застрочил в блокноте.

– Вы впервые в Блэткоче?

– Да.

– Превосходно, – Семьперсон исписал одну страницу и принялся за следующую. – Что бы вы хотели сказать жителям?

– М-м-м, даже не знаю… А что обычно говорят?

Семьперсон покрывал мелкими закорючками страницу за страницей, не уставая повторять «Превосходно».

– Ну-с, теперь сделаем фотографию. А-а, некогда спать! Не желаете капучино?

Ульрика с чашкой «кофе» усадили в кресло, все в клочках рыжей и серой шерсти. «Мистер Апрель», широко открыв пасть, зашипел с портьеры, почуяв соперника.

– Это будет интереснейший номер, – бормотал «бывший успешный предприниматель». – Только бы тролли его не испортили. Поганцы неустанно изводят меня, проберутся, уж не знаю как, в типографию, перемешают буквы на свой лад или внесут правку в статью, а мне потом красней. И это несмотря на принятые меры предосторожности. Вот, полюбуйтесь, новейшее изобретение – антитроллий свисток, – мистер Семьперсон вытащил из кармана сахарную трубочку и что есть силы дунул. – Слышите?

– Нет.

– И немудрено – свист могут услышать только тролли. Еще есть противотролльи беруши, правда, у них побочный эффект: не слышу не только троллей, но и всех остальных.

Семьперсон схватил поднос с буквами и кофейником.

– А камень зачем? – полюбопытствовал Ульрик.

Семьперсон не ответил. Он стоял, с подносом в руках, чуть покачиваясь из стороны в сторону. Ульрик присмотрелся и понял: «успешный предприниматель» спит.

– …Осколок метеорита? – как ни в чем не бывало продолжил разговор Семьперсон через минуту. – На счастье, конечно. Жаль, некогда спать! Вы правда не тролль?

* * *

Джен с ужасом смотрела, как Ульрик пытается покончить с собой, потянув Огдена за рукав.

* * *

Несуразный фрак, помятый цилиндр… Едва долговязый юноша переступил порог бара, как голоса разом смолкли, так что в тишине стал отчетливо слышен назойливый писк. А потом грянул хохот. И стоял до тех пор, пока завсегдатаи не заметили на шее молодого человека висельную петлю, пятна грязи на фраке и не решили, что к ним на огонек заглянул мертвец.

Смех смолк, и писк вместе с ним.

Незнакомец в нерешительности потоптался на пороге. Шагнул было в одну сторону, но быстро передумал и вернулся к двери. Затем направился прямо, но спустя пару секунд вновь остановился. Видимо, сумасшедший. В третий раз полоумный взял круто влево, и Джен почудилось, что сквозь гул голосов вновь пробивается странный писк. Больше возвращаться юноша не стал и теперь шел уверенно, будто знал дорогу. На время он пропал из виду, только писк зазвучал как будто громче и чаще.

Когда незнакомец появился вновь, писк уже смолк. Но стоило фрачному сумасшедшему поравняться со столом Джен, пронзительное «пип», «пип», «пип» раздалось опять. Молодой человек с интересом взглянул на Джен, а в следующий миг выкинул фокус: наклонился и поцеловал в губы. Будь на месте незнакомца кто-то другой, он бы уже лежал на полу с дыркой в черепе. Но, вместо того чтобы рассердиться, Джен оторопела. А юноша, до того мило улыбавшийся, вдруг помрачнел. Сел рядом с Джен, положил цилиндр на колени и со скукой начал рассматривать посетителей.

– Джен, – представилась Джен. – Обычно я знакомлюсь перед тем, как начать целоваться, – сказала она, стараясь, чтобы вышло грозно, однако голос подвел: вместо праведного гнева – недоумение и растерянность.

Джен не понимала, почему этот парень до сих пор жив.

Молодой человек к замечанию остался глух. Взгляд его переходил от столика к столику, а на лице застыло задумчивое выражение. Негодование Джен сменилось злостью, злость переросла в любопытство.

– Я к тебе обращаюсь. Последний раз по-хорошему спрашиваю.

Молодой человек удостоил ее вниманием.

– Не думаю, что вы опасны для меня. А жаль.

И улыбнулся.

Джен думала, как поступить. Бить незнакомца она не хотела, но знать ему об этом было нельзя.

– Вот как?

Джен вытащила из кармана внушительных размеров гаечный ключ. Чуть прищурилась, наклонилась вперед и произнесла спокойным, ласковым голосом, что действовал на приставучих поклонников лучше удара по голове:

– А ты в этом уверен, дорогуша?

– Абсолютно.

Юноша вновь улыбнулся, но эта улыбка понравилась Джен еще меньше первой. Что-то за ней скрывалось. Джен решила: день, когда уголки ее губ так же будут ползти вверх, а в глазах поселится сумасшедший блеск и безмерная тоска одновременно, станет худшим в жизни. Молодой человек продолжил изучать посетителей, потеряв к Джен всякий интерес.

– Кто ты, кот тебя дери, такой?! – не выдержала она.

– Я приехал на Турнир Самоубийц, – соизволил ответить противный мальчишка.

– Ты из тех полоумных туристов, что обожают поглазеть на чужую смерть? Жаль тебя расстраивать, но Турнира не будет.

– Я из тех полоумных, что приехали поучаствовать, – молодой человек помахал рукой с биркой.

Джен потеряла дар речи.

– Признайся, ты тролль? – наконец спросила она.

– Разве я похож на тролля? – неподдельно удивился тип.

– Еще как.

– Я читал про них. Тролли огромны, покрыты зеленой кожей и едят людей.

– Большей чуши в жизни не слышала.

– Даю вам честное слово, мисс, что не имею к этим тварям никакого отношения, – заверил молодой человек.

– Ну еще бы, – фыркнула Джен.

Юноша устало вздохнул. Улыбка исчезла, видно, понял, что его раскусили.

– Давайте сыграем в игру, – вдруг оживился юноша. – Вы укажете на самого свирепого парня в баре, а я разобью бутылку об его голову. Идет?

Джен задумалась: если это шутка, то в чем соль? Незнакомец договорился с кем-то из посетителей? Но как странный тип может знать, кого она выберет? Джен огляделась.

Бар был наглядным пособием по теории естественного отбора. Каждый, кто занимал столик или место у стойки, имел на то право, подкрепленное парой-тройкой проломленных черепов, вспоротых животов или перерезанных глоток. Джен могла указать на любого посетителя, но парня вдруг стало жаль. Может, выбрать кого-нибудь, кто не убьет его? А лишь изобьет до полусмерти?

Кандидатуру Огдена Джен отмела сразу: слишком жестоко. С Огденом боялись связываться все. Даже ненормальные грэмы ни разу не сделали ему замечания и сквозь пальцы смотрели на то, как Огден сыплет словечками вроде «ихний», «ехай», «ОМК» и пишет «ябкупил» в одно слово.

Джен насчитала двадцать человек, способных шутя отправить юношу на тот свет. И еще парочку, что была в состоянии отправить туда же первую двадцатку. В одиночку.

Она никак не могла решить, кто меньше покалечит парня с петлей на шее, когда заметила, что тот вновь улыбается. Все-таки тролль.

– Этот, – Джен ткнула пальцем в Огдена.

Юноша поднялся из-за стола, улыбнулся чуть шире, напялил дурацкий цилиндр и вдруг подался вперед. Джен вздрогнула, решив, что молодой человек хочет поцеловать ее перед смертью. Но юноша лишь сказал:

– Прошу прощения, я не представился. Меня зовут Ульрик Вайтфокс.

И зашагал навстречу неминуемой гибели.

* * *

Джен с ужасом смотрела, как Ульрик пытается покончить с собой, потянув Огдена за рукав. То, что молодого человека зовут Ульрик, Джен узнала пару секунд назад, но вряд ли ей стоило запоминать это имя. Еще немного, и Ульрик – труп. Зачем она выбрала Огдена?!

* * *

Огден выглядел подобно промежуточному эволюционному звену между снежным человеком и скалой средних размеров. С той разницей, что он был страшнее первого и тяжелее последней. Вот он сфокусировал взгляд на Ульрике и что-то пророкотал. От голоса Огдена многие вздрогнули и поежились. На Ульрика же рык человека-горы не произвел должного впечатления, наоборот, он улыбнулся шире прежнего и гневно спросил:

– Как ты меня назвал?!

Затем поставил рядом с Огденом табурет, шагнул к барной стойке и заказал бутылку «чего-нибудь покрепче».

– Джин, ром, виски? – предложил бармен.

– На ваш вкус.

– Вы участник Турнира Самоубийц? – Бармен указал на бирку. – Тогда выпивка за счет заведения.

– Большое спасибо, – поблагодарил Ульрик, схватил бутылку и забрался на табурет.

Джен закрыла глаза. Бутылка со звоном разлетелась на сотню осколков, встретив на пути нечто очень-очень твердое.

Например, средних размеров скалу.

Некоторое время стояла оглушительная тишина, какой не было со дня открытия бара.

Тишина бывает предрассветной и сонной, когда новый день готовится обрушить на город поток, сотканный из шума моторов авто, щебета птиц, воя ветра, стука дождевых капель по крышам и мостовым, людского многоголосья… Так вот – это была не она.

Тишина, что встречает путника в лесу, маняще громкая, полная комариного писка, стрекота цикад, треска сухих веток под ногами, тоже на нее не походила ни капли.

Это была тишина, что наступала после неудачной шутки, произнесенной в обществе малознакомых людей. С той разницей, что она была во много, много раз хуже. Эта тишина относилась к разряду гнетуще… беззвучных и имела наглость обосноваться в месте, где тихо быть не должно никогда. Слушать ее с каждой секундой было все неприятнее.

Раздался жуткий грохот, и Джен храбро открыла один глаз. Огден куда-то пропал, тогда как Ульрик – целый и невредимый – слезал с табурета. В правой руке молодой человек сжимал горлышко разбитой бутылки. Джен открыла второй глаз, повертела головой и поняла, что Огден, убегая, выломал входную дверь.

Ульрик попросил у бармена кофе. Получив желаемое, с сомнением уставился в чашку. Ни один посетитель не проронил ни слова, и только странный писк осмелился нарушить гробовую тишину.

* * *

Ей бы ни за что не отыскать молодого человека в лабиринте тесных улочек, но он нашелся сам: Джен услыхала знакомый голос в сквере за ломбардом. Ульрик как ни в чем не бывало болтал с огромным зеркалом. В темной раме и на трех ножках, оно было в добрый человеческий рост, а от стекла исходило серебристое сияние. Поверхность зеркала время от времени туманилась, и по нему шла странная рябь, как по воде. Но не это было самым удивительным: в чудо-зеркале вместо Ульрика отражалась какая-то дама. Она кричала на юношу почем зря, а он лишь оправдывался, пряча улыбку за фальшивым покашливанием.

Слышался надрывный писк.

Из-под земли вырос красный почтовый ящик на ножке; сквозь щель для писем один за другим выскочили пять или шесть конвертов и стукнули молодого человека в грудь. «Зеркало» несколько раз мигнуло и пропало. Исчез и ящик, только письма остались лежать на талом снегу. Ульрик улыбнулся чуть шире, довольный разговором.

Писк смолк.

– Кто это был? – напустилась Джен на Ульрика. – Твоя невеста? А почему она кричала? Только не надо закатывать глаза, это не я вырядилась во фрак! Ты со свадьбы сбежал? Или с похорон? Кто ты, кот тебя дери?! И что это за штука все время пищит?!

– Это неприятностиметр. – Ульрик вытащил из кармана жилетки плоскую коробку размером с ладонь. – Вот, взгляните.

Джен повертела увесистый «неприятностиметр» в руках. Выглядел он совершенно обыкновенно: ни циферблата, ни кнопок, ни колесиков завода – ничего. Только гладкая белая поверхность.

– Не бойтесь, вы не сумеете его сломать, даже если захотите – это невозможно, – ободрил Ульрик. – Он побывал в желудке марлофа, но глядите – все равно как новенький.

– Что?!

– Чертова рептилия ухитрилась сожрать неприятностиметр, – охотно пояснил Ульрик. – Сначала попыталась разгрызть, а когда не вышло, проглотила целиком.

Джен отшвырнула неприятностиметр, будто нелепая штуковина обожгла ей пальцы.

– Он реагирует на опасность, – сказал Ульрик, подбирая устройство. – Если владельцу что-то или кто-то угрожает, неприятностиметр пищит. Чем сильнее опасность – тем громче писк.

– Неплохо. Но лучше б он предупреждал молча.

– О, вовсе нет, прибор не должен беречь хозяина от опасности, – улыбнулся Ульрик.

– А для чего он тогда нужен?

– Чтобы найти неприятности.

– Ты серьезно? – нахмурилась Джен.

– Еще как. Страховые агенты меня ненавидят.

– Страховые агенты?

– Эти люди платят, если с тобой случилась беда.

– В Блэткоче они бы не процветали, – задумчиво сказала Джен. – Знаешь, кое-где по нашему городу измеряют уровень благополучия. Чем дальше вы живете от Блэткоча – тем лучше.

– Поверьте, – я знаю, – ответил молодой человек и вновь улыбнулся.

– Так кто же ты? И кем работаешь?

– Я, э-э-э, бухгалтер. Да. Именно.

Неприятностиметр в кармане Ульрика дважды пискнул. Как показалось Джен – иронично. Молодой человек залился краской.

Джен осмотрела помятый фрак, цилиндр и висельную петлю на шее.

– Не похож ты на бухгалтера, – заключила она.

– Да? Чего это вдруг?

– Очень плохо врешь.

– А ты кем работаешь? – спросил Ульрик.

– А я не работаю. Я – королева Виктория. Вот – это на самом деле не гаечный ключ, а скипетр.

Неприятностиметр предупредительно пискнул, но было поздно: Джен успела стукнуть Ульрика ключом в живот.

– Ай! За что?!

– За вранье. Идем, поможешь ящик с инструментами таскать. Бухгалтер.

* * *

Джен была электриком и следила за исправностью уличных фонарей. По иронии судьбы она жила на улице Светлая, где не имелось ни одного фонаря. Ирония судьбы была частой гостьей в Блэткоче, равно как и ее спутники: Сарказм фортуны, Насмешка случая и Сказочный крах, – который был сам по себе и приходил, когда вздумается.

Городские власти искренне верили: вместо того чтобы ремонтировать дороги, разбираться с преступностью и приводить в порядок дома, достаточно назвать улицу Приятная или Красивая и дела сразу пойдут на лад. Стоит ли говорить, что лучше вам не оказываться в заведении «Дешево и вкусно», не купаться в пруду Кристально чистый и даже близко не подходить к переулку Гостеприимный?

Засыпая, Джен подумала об Ульрике: «Странный парень. Есть в нем что-то…» В большинстве случаев, когда вы имеете дело со странно одетыми и странно говорящими личностями, это «что-то» именуется «психическим расстройством». Но Джен не считала, будто Ульрик болен по-настоящему и взаправду нуждается в услугах психиатра. К слову, в Блэткоче эта помощь сводилась к следующему: больного связывали и начинали показывать картинки с кляксами до тех пор, пока он не выздоравливал.

Ульрик лишь немного ненормальный. Как и все люди вокруг.

Утром Джен обнаружила расклеенные по городу плакаты:

Разыскивается!

Вознаграждение гарантировано.

На портретах был изображен Ульрик собственной персоной. В помятом фраке и с петлей на шее, он скромно улыбался с каждого столба и забора. Джен сняла плакат и повесила над кроватью в спальне. На память.

…Она поставила плафон на место, и фонарь погас. Тогда Джен легонько стукнула по стеклу гаечным ключом. Свет мигнул и вспыхнул. Ульрик стоял на тротуаре, легко удерживая тяжеленный ящик с инструментами одной рукой. Джен спрыгнула на землю и отцепила кошки. На свет прилетела пара мотыльков. Они бились о стекло фонаря, желая попасть внутрь. В небе, будто соревнуясь со светом фонарей, ярко сияли звезды.

Ульрик больше не улыбался, и только дурацкий неприятностиметр время от времени пищал, когда их руки невзначай соприкасались, предупреждая о неизвестной опасности.

* * *

Джен налила себе чаю и взялась за номер еженедельной газеты «Время Блэткоча». Напротив, сонно зевая, сосредоточенно ковырял в носу брат – Питер.

Для большинства жителей существование газеты было загадкой. И вовсе не потому, что обитатели Столицы Метеоритов не любили читать. Они попросту не умели этого делать. А тот, кто мог, пренебрегал навыком по причине, как-то связанной с индивидуальной непереносимостью литературных произведений, в которых больше трех строчек текста, и считал вершиной писательского мастерства поздравления с Днем рождения, Котовством, а выше всего ценил умение придумать к картинке удачную подпись.

В городке вроде Блэткоча определенно не должно быть газеты – где типография, где штат сотрудников, откуда взять на все это средства? Потому, вне всяких сомнений, газеты в Столице Метеоритов не имелось и иметься не могло. Если не обращать внимания на тот факт, что каждую пятницу свежий номер «Времени Блэткоча» неизменно появлялся в продаже.

«Я родился и вырос в Готтлибе», – вдруг вспомнила Джен слова Ульрика.

В окрестностях Столицы Метеоритов лучше всего росла ромашка лугоцветная. Именно росла, цвести ромашка отказывалась наотрез и отчаянно тратила все ресурсы на то, чтобы подняться над землей как можно выше, в попытке увеличить хоть на пару сантиметров расстояние, что отделяло ее соцветие от Блэткоча.

Первым делом Джен изучила некрологи. Она очень боялась наткнуться на строчку вроде: «Тело одетого во фрак юноши было обнаружено у …», но обошлось. В колонке «Происшествия» сообщение о без вести пропавшем мужчине с Веселой. Рядом размытая фотография Механического Человека. Требовалась изрядная фантазия, чтобы среди теней и переплетения веток разглядеть сутулую долговязую фигуру с длиннющими руками.

Джен поморщилась, увидев репортаж с ежегодного праздника в честь падения метеорита. Конечно, говорить всем, будто Блэткоч – Столица Метеоритов, не так уж плохо, но вот утверждать, что так было всегда, пожалуй, слишком. Черное пятно грязи на флаге у мэрии люди теперь называли метеоритом, символом города. И клялись, что так было С Незапамятных Времен.

Жителей Блэткоча можно понять: у них наконец-то появился законный повод для гордости. Обычно Блэткоч не баловал горожан такими поводами. Достопримечательностей никаких, Блуждающая Башня разве что. В сравнении с остальными городами, такими как Берсмут, Довач или Глинберри, Блэткоч откровенно проигрывал. Зато теперь, стоит какому-нибудь заносчивому жителю Вильтауна заикнуться о качественной медицинской помощи, высоких зарплатах или стометровой бесполезной груде металлолома, на фоне которой все фотографируются, можно будет гордо воскликнуть:

– А на Блэткоч упал метеорит!

Соседи вмиг побелеют от зависти и начнут кусать локти в приступе отчаяния, моля небеса о цунами или хотя бы о паршивеньком землетрясении.

Медицинская помощь, ха! В Блэткоче практиковался один вид медицинской помощи: больного милосердно добивали, отчего некоторые предпочитали не болеть никогда. А еще, благодаря метеориту, теперь было на что списывать разбитые окна, дома-развалюхи, ямы на дорогах, преступность и грязь на улицах. Если посмотреть на Блэткоч с высоты птичьего полета, можно было лично удостовериться в том, как давно и как часто на город падали метеориты.

К слову, сверху Блэткоч не напоминал ни муравейник, ни осиное гнездо. Блэткоч, хвала котам, оставался единственным и неповторимым в своем роде. Второго такого города Вселенная не выдержала бы. Тем немногим, с чем можно сравнить Столицу Метеоритов, было чувство жесточайшего похмелья у человека, одержимого морской болезнью, плывущего на корабле в шторм. Иными словами, метеорит следовало считать подарком небес в прямом и переносном смыслах.

Как и Ульрика.

Он был еще тем подарочком.

Джен перевернула страницу, ожидая увидеть репортаж с празднования Всемирного дня метеоритов или чего-нибудь в том же духе, и помрачнела. В глаза бросился заголовок, набранный, наверное, самым большим шрифтом, какой только имелся в типографии:

ТУРНИР САМОУБИЙЦ СОСТОИТСЯ

И под ним:

Возрождение старой доброй традиции в Столице Метеоритов. Интервью с единственным участником читайте на стр. 3.

На «стр. 3» Ульрик доверчиво улыбался читателям, поправляя узел висельной петли, что заменяла ему галстук. Джен отложила «Время Блэткоча» с тяжелым сердцем. Выходит, некролог все же был. Вернее – его анонс.

* * *

– Кто это? – спросила фигура № 1.

Балахон был беспросветно черным, капюшон надет таким образом, чтобы тень полностью скрывала лицо, но это без сомнения была фигура № 1. А еще она была в ярости.

На столе перед грэмами лежал свежий выпуск «Времени Блэткоча». С третьей полосы беззаботно глядел молодой человек в цилиндре и фраке.

– Ульрик, – ответила фигура № 2, она же Седвик.

– Что ему нужно?

– По-моему, он хочет умереть.

Седвик, он же фигура № 2, всем своим видом демонстрировал спокойствие. Если бы спокойствие носило черный балахон с капюшоном, оно бы выглядело в точности, как Седвик.

– Он портит репутацию города. Это негативно отразится на контактах с туристами.

– А именно?

– Они нагрянут сюда!

– На улицах день и ночь трубят про метеорит. Туристы все равно придут рано или поздно.

– Он ведь даже не упал! Просто взорвался. И только!

– Им этого достаточно, – снисходительно пожал плечами Седвик. – Они же туристы.

– Так что нам делать с Ульриком? Кто он такой? Зачем ему участвовать в Турнире?

– Думаю, книга у него, сэр. Пока не уверен, но все может быть, – спешно добавил Седвик, когда брови фигуры № 1 изумленно поползли вверх. Чтобы заметить это, требовался недюжинный опыт, и Седвик им обладал. По части тайных обществ он был мастером. Замысловатые рукопожатия, подмигивания, секретные словечки и все такое. А самое сложное в деятельности члена любого тайного общества – это наловчиться, не снимая балахона, ходить в туалет. – Или он знает, у кого она. Иначе зачем ему участвовать в Турнире?

– Логично.

– Как выясним, где Ульрик прячет книгу, сразу прикончим его.

– Если не опередят местные. Я слышал, кое-где измеряют уровень благополучия таким образом, – хихикнула фигура № 1. – Чем дальше вы живете от Блэткоча…

– …тем лучше. Я знаю, – терпеливо произнес Седвик. – Все знают.

* * *

N раскрыл «Время Блэткоча» и не поверил глазам. Турнир Самоубийц состоится?! N отлично знал, что это за «турнир», и даже успел побывать на одном много лет назад. В качестве зрителя, разумеется. Даже бесстрашные жители Блэткоча были бесстрашны не настолько, чтобы участвовать в Турнире Самоубийц. Но всегда были рады посмотреть, как умрет кто-нибудь другой.

Единственный участник отчего-то казался знакомым. Где-то N видел эту улыбочку. Ну да, конечно! Немногие всюду расхаживают во фраках. Он ведь повесил надменного юнца. Как тому удалось спастись? И что у него на шее? Удавка?!

N вздернул сопляка на виселице, но этого оказалось недостаточно, чтобы он оставил город в покое. Зачем Ульрику участвовать в Турнире? На кого он работает? На грэмов? Что опять задумали проклятые фанатики? Вечно лезут куда не просят.

…Человек пришел со стороны кладбища. Элегантный фрак, без единого пятнышка или складки, безупречно начищенные лакированные туфли, шелковый цилиндр. Он что-то вез на тележке, прикрыв черной тканью. Колеса скрипели, оставляя на снежной корке жирные отметины.

Как выяснилось позже, звали его Ульрик.

N проследил за молодым человеком с помощью Бесси. Ульрик миновал старую виселицу, остановился и сбросил накидку. Под ней оказалась клетка, в ней сидел волк: около метра в холке, с шерстью, отливающей сталью, и фосфорно-желтыми глазами. Сбоку на клетке висел блеклый вымпел цирка «Престо». Ульрик провел ладонью по прутьям, и волк оскалил зубы. Молодой человек чему-то улыбнулся.

Ульрик открыл замок и проворно забрался на клетку. Дверца распахнулась. Волк пружинисто спрыгнул на землю, втянул носом воздух, оскалил зубы. И бросился прочь. Юноша проводил зверя растерянным взглядом. Он даже обернулся, пытаясь понять, что так испугало волка, но за спиной был только лес.

Послышался странный писк.

…Шагая по ледяной корке, как по тротуару, Ульрик выбрался на прогалину, где обнаружил капкан на Механического Человека. Детская коляска с ребенком-куклой служила приманкой. Писк сделался нестерпимо громким. Ульрик осмотрел ржавые зубья капкана, что выглядывали из-под талого снега, снова чему-то улыбаясь.

Чуть дальше замерла девочка в линялом ситцевом платье. Она стояла, закрыв лицо ладонями. Ульрик окликнул малютку, но ответа, разумеется, не получил. Тогда он опустился на корточки, убрал ветки, и перед ним разверзлась волчья яма с кольями на дне. Новая ловушка отчего-то развеселила юношу еще больше, так что мерзкая улыбка засияла в пол-лица.

Ульрик осторожно тронул девочку за плечо. Руки безвольно повисли вдоль тела, открыв нарисованное цветными мелками лицо. Ярко-синие глаза бессмысленно таращились в пустоту.

В лесу были еще люди. Они стояли поодаль, замерев в неестественных позах. У некоторых недоставало руки или головы. Ульрик бросил в ближайшего ветку, и притаившаяся в снегу железная пасть вмиг ожила. Лязгнули зубы, по лесу прокатилось звонкое эхо. Стая ворон с громким карканьем сорвалась с места и бестолково закружила над кронами почерневших деревьев.

«Вероятно, парень сыщик, отряженный в Блэткоч расследовать дело о Механическом Человеке и таинственных исчезновениях, – подумал N. – Следует отдать должное, у него хороший вкус в одежде. Для законника. Любого, кто отважится пройтись по улицам Блэткоча в подобном наряде, ждут одни беды. Там убивали людей и за меньшие проступки».

Может, оказать парню услугу – вздернуть на старой виселице и дело с концом? Пожалуй, неплохая идея. И обставить все легче легкого. Что может пойти не так?

* * *

Дневник Нейтана.

«Сегодня произошло чудо! Грянул гром, огонь залил полнеба – то взорвалась Звезда, знаменуя пришествие Великого и Несокрушимого воина! Он расшвыривал врагов и спасал невинных, все как в книжках! Вот только одежда воина была странной: фрак, цилиндр, а на шее петля вместо галстука.

И еще он много улыбался».

* * *

«Вестник Готтлиба», номер от 30 июля 241 года по н. с.

ЛОТОМАТОНЫ ОШИБАЮТСЯ?

Беспрецедентный случай произошел неделю назад. Молодой человек, одетый ни много ни мало во фрак, выполнил несколько фигур высшего пилотажа на самодельном летательном аппарате. Заложил вираж над городом, после чего совершил аварийную посадку на крыше мэрии. Удивителен здесь не тот факт, что юноша уцелел (и даже успел скрыться!). Как выяснилось, он носит печать брайана, но выполненная им «мертвая петля» и пролет под мостом указывают на то, что из молодого человека вышел бы неплохой пилот.

Владелец угнанного аппарата, инженер Грэгори Липпс, пообещал награду любому, кто поможет найти смельчака. И вовсе не для того, чтобы передать в руки полиции. Мистер Липпс поражен, как он выразился: «Что эта штука способна летать», и хочет узнать, «как парню удалось поднять ее в воздух и заставить вытворять немыслимые трюки». Все ассистенты-добровольцы, что отважились испытать машину, разбились насмерть.