Дорога

2204 год Откровения. 1 год Свершения. ОРТА

Торжественная мелодия «Плача» с утра гремела над площадью у Дворца Совета. Со всех концов Города сюда стягивались жители столицы. На площади уже скопились десятки тысяч грассиан, но все новые и новые толпы выходили из прилегающих улиц и переулков. Многие стояли на площади с рассвета. По старой полузабытой традиции наиболее важные решения Совета объявлялись с балкона Дворца. Во всех домах Грассы стояли информеры, и Ведущий мог обратиться непосредственно к каждому, но было в этой отживающей традиции что-то, что не позволяло ей уйти совсем.

Кон Ропур наблюдал за толпой в щелку портьеры, и по спине его пробегал озноб. Главный Ведущий все же решился! В этом была немалая заслуга Ропура, его бесила осторожность кона Мука, подготавливавшего переход методично, медленно и осторожно. В Совете царили разброд и шатания. Кон Аман с гвардией Идущих вырастал в серьезную опасность. Он усиленно вовлекал в свои ряды новых и новых фанатиков. Чем дольше молчал Совет, тем больше грассиане прислушивались к Учителю. Все чаще и сильнее обрушивался он на науку. Стройные ряды неофитов с «посохами Болла» и знаком Дороги — двумя параллельными прямыми на рукавах маршировали из города в город. Мрачным ужасом веяло от вида одинаковых рядов с неразличимыми лицами, глухо гудящих «Песнь неофита»:

Кон Мук один не чувствовал угрозы. Он был неутомим. По всей Грассе вырастали научные центры, во главе которых вставали сотрудники из бывшей группы Мала. Среди народа ползли слухи один страшнее другого, и новые сотни вливались в ряды неофитов. Кон Ропур упорно твердил о необходимости объявить, наконец, Грассе близкое Свершение, но Ведущие были напуганы. Многие столетия Грасса жила Дорогой, многие столетия Свершение мыслилось далекой мечтой… Только он, кон Ропур, и главный Ведущий бестрепетно смотрели в грядущее, но и они разошлись в понимании очередности неотложных задач. Воля и энергия кона Мука полностью подавили Совет. Главный Ведущий объявил, что откроет грассианам все, только когда планета будет готова к Свершению, и Совет безропотно принял это, оставив Ропура в одиночестве. А ведь именно на его, Ропура, плечи упало строительство. И если бы не случай в IV центре…

Колонна неофитов, движущаяся мимо него, была остановлена двумя юными учеными. Один из них начал рассказывать о могуществе науки и близком Свершении. Утомленные долгим путем и монотонно распеваемой песней, неофиты слушали, пока один из них вдруг не закричал: «Змей, черный змей Рука!» Все произошло настолько быстро, что второй ученый не успел ничего понять. Взметнулись посохи, и колонна прошла по говорившему. Впервые за многие столетия на Дорогу пришла насильственная смерть. Ужаснувшись, неофиты разбежались — самое удивительное, что ни одного из них не удалось найти!

Весть об убийстве повергла было кона Мука в глубокую растерянность, но она быстро прошла. Мук приказал объявить о своем выступлении перед народом и исчез из Дворца. Как наутро узнал Ропур, Главный Ведущий вернулся с группой ученых и разместил их в правом крыле Дворца. Утром же в правое крыло стали поступать ящики с оборудованием. Сам кон Мук приказал вызвать кона Амана, заперся в личных апартаментах, запретил себя беспокоить и отключил связь.

Кон Ропур волновался. Площадь заполнилась до отказа и пора было начинать, но никто не осмеливался потревожить Главного. Наконец, двери распахнулись, и по длинному коридору к балкону пошел Мук. Кон Ропур замер. По коридору шел не старец, хотя и обретший последнее время энергию — по коридору торжественно шествовал одетый в парадную мантию, рассыпающий золотые блики живой Болл!

Кон Ропур услышал, как приветственным тысячеголосым воплем взорвалась площадь, а потом застыла и перестала дышать. С этого мига кон Ропур ничего не видел вокруг, только слышал звучный, глубокий голос Ведущего:

— Ровной Дороги, братья! Ровной Дороги, говорю я вам! Ровной Дороги тебе, юный Идущий, вступающий на тысячелетний путь грассиан! Ровной Дороги тебе, конна, бережно несущая жизнь среди скал и ущелий Рука! Ровной Дороги и тебе, сходящий с пути, так и не увидевший Свершения! Ровной, ровной Дороги вам всем! Изо дня в день, из века в век спокойного, верного движения к далекой цели — Ровной Дороги!

Но что видим мы, братья, оглянувшись? Кости. Страшные груды костей — вот наш единственный след, вот наш прощальный Дар Дороге, начало которой затерялось в легендах, а конец все так же далек. Посохом Болла клянусь, говорим мы — посохом мудрого Болла, узнавшего тайну Свершенья. И там, где земли он коснулся, стало начало Дороги. Но где этот след? В вечном смятении и в вечном ожидании конца — это ли твой путь, грассианин? Не ведаем мы причины утраты Дара, не ведаем, только верим. Верим и уходим. Это ли путь твой, грассианин? Да, братья, да. Это наш путь, и каждый из живущих до нас прошел его, и каждого будущего ждет он, и нет нам иного.

Верьте, говорят нам Учителя, — и многие верят. Верьте, говорят ученые, — и верят те, кто не верят Учителям. Ибо нет грассианина, не верящего в возвращение Дара.

— А-о-ой, — ритуальным воплем откликнулась площадь, но неуверенно и смятенно.

Голос кона Мука упал почти до шепота требующего и умоляющего:

— Да, вечная жизнь! Завещанная и предсказанная. Вечная жизнь, говорите вы? Вечная смерть — вот она, вечная жизнь!

Кон Ропур услышал тысячеустый вздох и наступившую тишину. Эта тишина грозила взрывом, способным разнести не только Дворец и даже не только Орту. Эта тишина могла разнести всю Грассу. Кон Ропур сделал шаг вперед, но Ведущий возвысил голос:

— Да! Ты, юная конна, не уступишь места своему ребенку, а он своему. Через сколько поколений на Грассе не хватит места твоим потомкам? Ты, добрый кон, встречающий людей напитком орры, через сколько поколений вырубят орру, потому что ей негде будет расти? Не будет полей, не будет лесов, не будет морей. Только мы, бессмертные и несчастные, задыхаясь и проклиная детей, собственных детей, будем толкать их локтями на вытоптанной, страшной земле! Это ли Дар, братья?

Потрясенный Ропур услышал, как на площади раздались истерические вскрики. Какая-то конна с воплем упала на ступеньки Дворца. Ему самому захотелось упасть и заплакать. Мук заговорил еще громче:

— Нет, конечно же, нет! Не мог светоносный Ур пожелать такой судьбы своему народу. Нам, только нам завещан Дар, мы, только мы будем жить вечно, на вечно юной Грассе. И зелень ее лесов — для нас, и синь ее морей — для нас, и ясность неба, и чернота ночи, и ласковое дыхание ветра — для нас, для нас, для нас! Этого мы хотим?

— Да, да, хотим, — прокатилось по площади.

— Это завещал Болл-провозвестник?

— Да, да, верим! — бесновалась толпа.

Кон Мук попятился и выставил вперед руки, словно прикрываясь ими от толпы.

— Убийцы! — закричал он. — Убийцы все вы! Убийцы всех еще не рожденных, убийцы всех еще не зачатых. Это ли Дар твой, о Ур светоносный? Страшной ценою, убийством других поколений, можно ль платить за бессмертье?

На площади творилось нечто невообразимое. Нет на Грассе веры, сильнее веры в Дар, и нет проклятья, сильнее проклятия «убийца!». Кон Ропур закрыл глаза. «Зачем, зачем он так? — вертелось в голове вместе с обрывками каких-то древних текстов. — Зачем?» А Ведущий молчал, словно нагнетая отчаяние.

— Что же нам делать, братья? — наконец заговорил он просто, будто размышляя вслух. И, наверное, не было на Грассе человека, ни здесь, на площади, ни у экранов информеров, не потянувшегося к нему, спокойному, знающему, что делать.

— Отвергнуть ли Дар, как наследье коварного Рука? Нет. Потому, что единым мы живы. Значит, принять по завету учения Болла? Нет, потому что бессмертие — гибель планеты. Только скажите, бессмертна ли наша природа? День умирает, но завтра приходит с рассветом. Дождь высыхает и вновь собирается в тучах, лист опадает, чтоб вырос такой же. Природа бессмертна! Вот в чем разгадка учения Болла. Вспомните, братья, что дети не просто потомки. В них мы частицей идем по Дороге вторично. Тайна же Дара в подобьи. И пусть невозможно бессмертье без смерти. Вновь возродиться — как день, как листва, как вода. Снова и снова, и так бесконечно, рождая не просто подобье, а возрождаясь и вновь повторяя себя!

Оттого, что ритм речи Ведущего был ритмом сказаний, слова воспринимались легко, и Ропур чувствовал, как растерянность и тоска заменяются уверенностью. В голосе Мука нарастало ликование:

— Болл завещал, и наука раскрыла завесу. Здравствуй, Свершенье, пришедшее ныне на Грассу. Вечна Дорога и вечно на ней возрожденье. Дар возвратился, примите его, грассиане! Ровной Дороги, бессмертные ныне…

Кон Ропур попятился по коридору. Он знал, что теперь начнется главное, а центры еще не в силах перестроить каждого. Но ликование площади было таким бурным, что он пятился, смешно подпрыгивая, готовый запеть во все горло и обнять любого.

 

Дорога

2204 год Откровения. 1 год Свершения. РЕАНДА

Уход был замыслен давно. И не его, кона Амана, в том вина. Это Морт, Смотритель Морт подсказал идею отбора неофитов, марширующих ныне по дорогам Грассы. Он, Аман, посохом Болла может поклясться, что только черные козни Рука виной происходящему. Ведущие первыми свернули с Дороги! Все больше людей выстраивается в очереди у центров. Черная печать ложится на их лица! Но целые колонны неофитов двигались к центрам, плечом к плечу, и уже не могли остановиться, если кто-нибудь вставал на пути. Кон Аман поднял глаза к куполу храма. Слабым светом сияла колонна с посохом Болла. Разве он, Учитель, первым сказал: «Убьем!»? Насильственная смерть запретна, но ведь Ур убил змея! А эти очереди у центров разве не туловище змея, а распахнутые ворота — не его пасть? Как, как это могло случиться? Но не ему, кону Аману, приводить в мир смерть. Он должен уйти и увести верных с собой. Увести и тем остановить движение колонн.

Кон Аман почувствовал облегчение. С каждым новым известием о чьей-то гибели он все сильнее ощущал вину и все активней подгонял тысячи строящих убежища Идущих. Уже немного оставалось до дня, когда они сольются в единую по всей Грассе сеть.

Нет, не во тьму уведет он верных, не в холод подземных тупиков. Тьма и холод придут на Грассу из проклятых центров, ибо ложен их путь. Кон Аман снова вспомнил последнюю встречу с Муком. Его машина не могла пробиться ко Дворцу. Ведущий уже ушел с балкона, а жаждущие хотя бы из вторых уст услышать его речь продолжали стекаться к площади. Зловещим предзнаменованием показалось Аману остановленная толпой колонна Идущих. Остановленная не собственной волей, а волей толпы! Давно уже пути Учителя и Ведущего не пересекались. Вся Грасса была Идущей — им нечего было делить. И только здесь, у площади, Аман понял, насколько велик раскол. Ему рассказывали о слабости Ведущего, его постепенном отходе от дел, и кон Аман с удовольствием ощущал свое сильное и полное энергии тело. Но то, что он увидел, поразило Учителя больше ликующей на улицах Орты толпы. Не сгорбленного старца увидел он, а энергичного, властного Ведущего.

— Ровной Дороги тебе, Учитель!

Нет, он, кон Аман, не собирался сдаваться. Долг Учителя повелевал Аманом.

— Какой Дороги, Ведущий? Отныне их две! Дороги Ура или Дороги Рука желаешь ты мне?

Не ответить на приветствие — оскорбить. Аману ли этого не знать?

— Не забывайтесь, кон! Дело Учителя — учить, дело Ведущего — вести Грассу!

— Но туда, куда учат вести. — За Аманом невидимо стояли колонны Идущих. — А чему должно учить идущих не туда?

К удивлению кона Амана, Мук жестом посадил его в низкое кресло и протянул несколько листов бумаги. Кон Аман с первого взгляда узнал текст.

— Он не сделал открытия, этот Кин, — промолвил Аман и с удовольствием увидел, как поползли вверх брови Мука. — Среди сказаний есть и об этом…

— Я не знаю такого сказания.

— Есть, но не для всех.

— Вы знаете, что физическое бессмертие — гибель?

Аман кивнул.

— Знаете, и возводите храмы? Знаете — и отправляете колонны неофитов? Знаете — и поете «Плач»?

На каждый вопрос Ведущего Аман кивал. Предшественник, как величайшую тайну Учения, передал ему «Сказание Змея». Кон Аман не раз мысленно спорил с мрачными строфами, гласящими, что именно Рук спас Грассу, похитив Дар.

— Но зачем?

— А любите ли вы Грассу? Такую, какая она есть, — прекрасную, ласковую? А любите ли вы грассиан — единых и доброжелательных? И что стало бы со всем этим без веры в Дорогу? Едины идущие к общей цели и разбредутся просто живущие. Разве вы хотите принести на Грассу вражду? Вера только выражает себя в обрядах, только формирует себя в сказаниях. Суть веры в ином. Веками народ вырабатывал правила совместной жизни, и за спокойствием наших домов, тишиной наших улиц нет ничего, кроме общего движения к общей цели. Общего и равного. Уберите это единственное, кон, и вы увидите, как рухнет порядок.

В глазах Мука появилось изумление: — Клянусь посохом Болла, Учитель. Да верите ли вы в Свершение?

Кону Аману не хотелось отвечать. Он и сам задавал себе этот вопрос. Он верил, как верят родители, что их дети, а скорее, даже внуки, будут жить лучше. Но кон Аман не сомневался, что лично ему Свершения не увидеть.

— Вы Учитель, за вами идут эти несчастные. Куда вы их ведете?

— Я, конечно, верю в Свершение…

— Нет, кон Аман, вы не верите! Это я верю, хотя должны были бы вы! Ученых все больше, а значит, все больше сомнений. До каких пор вы надеетесь поддерживать порядок обманом? И кто, наконец, вам сказал, что грассиане откажутся от правил совместного бытия? Почему вы так не верите своему народу? Потому, что Свершение пришло помимо Учения?

— Не помимо. Вопреки.

— Но разве не вековую мечту я осуществляю? Где в Учении сказано, что бессмертным становится именно этот организм? В каком возрасте? Стареет ли бессмертный? И до каких пор? Нет ответа, а значит, не в этом дело. Разве вечное возрождение — не бессмертие?

Кон Аман чувствовал, как в нем нарастает желание увидеть себя второго, молодого, полного сил. Увидеть и испугаться. Собственно, он уже испугался.

— Суть движения в движении! То, что выделаете — остановка. Остановка, а потом застой. Застой, а потом — умирание. Это вы понимаете? — И радостно вздрогнул, увидев, как сразу постарело лицо Ведущего.

— Да, — медленно сказал Мук, — я думал об этом. Опасность велика, но только опасность. И я не могу лишить народ Грассы исполнения вековой мечты. Не могу сам и не позволю никому.

Последнюю фразу Мук уже отчеканил. Аман понял, что разговор окончен, и, медленно встав, направился к двери.

— Остановите колонны, Учитель, иначе это сделаю я, — лязгнуло ему в спину. У порога кон Аман обернулся.

— Я не остановлю колонны, Ведущий. Я уведу их за собой.

 

Рай-на-задворках

2276 год по земному летоисчислению. ПОДЗЕМЕЛЬЕ

Из дневника Сержа Арно (катушка III)

У предков существовал обычай закапывать умерших в землю. Это место называлось «кладбище». Я не видел его снаружи на Земле, здесь увидел изнутри. Они были так похожи на нас! Туннелю нет конца, вправо и влево уходят ответвления и везде скелеты, скелеты, скелеты. Похоже, здесь размещался целый город: масса комнат и залов — жилых и мастерских. Не тут ли сокрыта тайна гибели жителей? Почему они ушли в подземелья? Странная уверенность в том, что какое-то открытие здесь могу сделать только я, не покидает меня. Остатки занавеса чуть шевелятся — дует ветер. Интересно — это работает вентиляция или подземелье имеет второй выход? Что еще? Скелеты, скелеты… Страшна эта бесконечная дорога и груды костей. Прямо мороз по коже. В скафандре особой защиты я неуязвим, даже оживи они все разом. Я могу взорвать этот туннель со всем содержимым, — а все же мороз по коже. Что могло уничтожить тысячи жизней?

Комнаты отходят от тоннеля во все стороны. Жилые помещения отделяются от него занавесями, обрывки их еще висят. Комнаты обставлены мебелью, покрытой пушистой зеленой плесенью. Вот здесь, очевидно, жила семья — два больших скелета и два маленьких. Нет, это не семья. Семью я видел наверху, на этой планете дети неразличимо походили на родителей. А здесь даже без реконструкции останков видно, что маленькие черепа иной формы. А почему так перемешаны кости? Так перемешаны…

Есть же в конце концов предел!.. Это не инопланетные чудовища и не стихия. Этот не следствия силового удара, перемешавшего кости. Это мать упала и накрыла собой детей! Что же здесь было? Пусто. Если бы не ощущение, что я иду правильно, хоть поворачивай назад. Должен же быть конец у этого туннеля? Там что-то наверняка узнается. Включаю двигатель, назад не оглядываюсь, только представляю, как реактивная струя с ревом разметает в стороны кости. Простите, мне необходимо вперед. Неожиданно туннель раздваивается. Я едва успеваю погасить скорость и на мгновение слепну: плотным облаком повисает пыль. Сонар четко обрисовывает впереди стену, направо и налево — проходы. Пыль медленно садится, открывая стену с уже знакомым знаком — двумя параллельными прямыми. Они здесь повсюду. Наконец открываются оба прохода. Они абсолютно одинаковые, однако идти надо в правый.

Откуда я знаю, что идти надо в правый? Я пришел сюда по своей воле, двигаюсь по своей воле и вполне могу туда не идти. Почему бы не свернуть налево? Но надо идти вправо. И я иду направо. Лампы в проходе тускло освещают потолок. Включаю головной прожектор. В его свете туннель становится еще более жутким. Он уже центрального, но так же уходит вдаль. На полу толстым слоем лежит пыль. На пыли… не может быть!

Я спокоен, спокоен, спокоен… Я защищен, за моей спиной мощь космолета. «Тигр» на связи и будет через несколько минут. Я не сделал зла этой планете. Я спокоен. Чему удивляться? Обычная цепочка следов, цепочка с характерным узором подошвы скафандра. Пыль лежит плотно, края следов оплыли давно. Много лет назад на планете был только один землянин. Отец?..

 

Рай-на-задворках

2276 год по земному летоисчислению. ДОЛИНА ЭДЕМ

Все-таки великое дело, когда есть координатор! Через полчаса универсальная спасательная машина неслась к Городу. Собрав людей и объявив уже готовое решение, Стас обрадовано вздохнул: не поступило ни одного возражения. Он перестал улыбаться, когда дело дошло до записи добровольцев. По мнению Комарова, с этой задачей справились бы и разведчики, но Стас поддался на уговоры Светланы Стен. Стройная зеленоглазая руководительница психологов действовала на него особенно сильно. Станислав объяснял это ее зелеными глазами: в древности они считались признаком ведьмы. А ведьмы были прирожденными психологами. Глаза Светланы на пол-лица, в сочетании с копной рыжих волос, действовали неотразимо. Она быстро доказала ему, что экипаж уже звереет от сидения на корабле и участие в спасательной экспедиции не только даст возможность обойти запрет «Быка», но и сплотит коллектив. Вызвались все, и Станиславу пришлось выслушать столько уговоров и самовосхвалений, что он поневоле вспомнил такую функцию ведьм, как внесение раздора. В порядке мести он отклонил кандидатуру Светланы.

В Городе дело пошло не так быстро. Универсальная машина долго топталась вокруг провала, производя глубинную съемку. Перекрытия частично поглощали импульсы, и снимки выходили мутными. Наконец установили, что силовая пробка занимает все пространство туннеля вплоть до первых зданий на поверхности. Это означало, что придется снести по крайней мере один дом, а повреждать искусственные объекты категорически запрещалось инструкцией. Будь точно известно, что Арно под угрозой, Комаров не сомневался бы. Однако этого известно не было, провал мирно сиял огнями. И Серж, очевидно, не ждал опасности, поскольку покинул «Тигр». Но с другой стороны — ждал, поскольку взял скафандр особой защиты. Силовая пробка свидетельствовала… О чем? То, что до сих пор на планете не отмечено ни одного опасного фактора, говорило само за себя, и поэтому закрытый вход не давал Комарову покоя. Если будет разрушено здание, а механик выйдет как ни в чем не бывало, придется отвечать. Ну а если нет? Опасная штука — гипноз безопасности. Да если есть хоть один процент, что Сержу угрожает опасность, о чем можно думать? Стас отдал команду, и все дружно ринулись в первый от провала дом: вынести все, что можно, а остальное зафотографировать. Сам координатор взгромоздился на купол боевой машины и отсюда наблюдал за поднявшейся суетой. Одетые в легкие скафандры члены спасательной экспедиции двигались быстро, и скоро к машине вереницей потянулись самоходные тележки. Вывозить пришлось недолго. Это оказался странный дом, состоящий их крохотных комнаток-пеналов с однообразной обстановкой. Кресло, маленький столик грибообразной формы — вот и все. На столе или на полу валялись серые кубики из пористого, мягкого материала. Даже скелетов почти не было.

Станислав проводил взглядом последнюю тележку и приготовился дать команду на излучатель, но в наушники ударил крик — у штабеля столов и кресел медленно падала фигура в скафандре. Комарову бросился в глаза даже не человек, а выпадающий из его руки серый кубик. Станислав кубарем скатился с машины и побежал на площадь. На полпути его догнала ослепительная вспышка. Оператор самостоятельно дал залп. Гигантский смерч света вспыхнул на месте здания, резко высветил лежавшего, застывших вокруг и откатившийся кубик.

Зеленый шеврон на левой стороне скафандра упавшего светился — жив. Пока Станислав радовался, пострадавшего уже понесли. По дороге кто-то задел ногой валяющийся серый кубик и ничего не произошло. Тем не менее все кубики манипуляторами перенесли в отдельный транспортник. Один из врачей, сопровождавших группу, тихо развернул вездеход с кубиками, и они унеслись к «Алене». После пережитого страха Комаров заспешил: планета, наконец, показала когти.

Универсальная машина издали походила на гибрид слона и жирафа. Она закинула назад длинную решетчатую ферму, из прямоугольной башни показалась кишка гидравлической лопаты. Изгибаясь, она быстро гребла оплавленную землю и резко дергалась, отбрасывая ее. Через двадцать минут в глубоком котловане заблестело дно — покрытие туннеля. Машина еще потопталась вокруг, расширяя площадку, и втянута гидравлику. Дрогнула земля — короткими ударами лазера машина пробивала отверстия в перекрытии по периметру котлована. Пробив последнее, она затихла. В одно из отверстий спустили световод: под этим местом не было ни Сержа, ни каких-либо предметов. Бур снова вытянул гидравлическую лапу и нанес удар по перекрытию. Свод обломился и кусок, площадью метров в десять, рухнул внутрь. К отверстию ринулись все. Станиславу пришлось прикрикнуть. Наконец первая поисковая группа скрылась в проходе, операторы разошлись по своим местам, остальные расселись вокруг котлована. Станислав снова взгромоздился на купол машины, хотя понимал, что скорее получит информацию по связи, чем что-либо увидит. Он не сводил глаз с котлована и потому не сразу заметил одиноко идущую через площадь фигуру в скафандре особой защиты. А заметив — не узнал. Его только возмутило, что кто-то прогуливается. Комаров уже собирался рявкнуть на подходящего, но тот опередил: — Привет, координатор. Вы не меня случайно ищете?

 

Дорога

31 год Свершения. ОРТА

Главный Ведущий кон Ропур никак не мог заснуть. Сегодняшний день выдался тяжелым. С утра ему пришлось лететь в Реанду на открытие памятника Фиеру. Не там, ох, не там они его поставили! Если бы не конна Мина, он бы никогда не разрешил установку памятника на месте проклятого входа. Такие уж времена, что Грассой правят не Ведущие, а конна Мина, «Шагнувшая первой», чуть ли прямой потомок Болла. Да и ее власть только днем. А по ночам — неофиты Амана. Как все-таки несправедливо! Ведущий Мук, сын Болла, первым разглядевший возвращенный Дар, сошел с Дороги, так и не оставив себя-второго, а этот дряхлый старик, Аман, еще сидит где-то под Реандой и властвует. Впрочем, слава Уру. Было бы хуже, возглавь неофитов Морт. Этот не ограничился бы ночными бродягами. Радостно ли Уру видеть планету расколотой на дневных и ночных грассиан? О Боллпровозвестник, что тебя ждет, Грасса? Нет, сегодня кону Ропуру уже не заснуть.

Он нажал кнопку и заказал двойную орру. Змей с ним, с Аманом и его слепцами. Есть вещи поважнее. Когда-то, на заре Свершения, Мук привез во Дворец группу ученых и с тех пор никто из Ведущих, кроме Главного, не переступал порога отведенных им помещений. Когда Совет единогласно избрал его, Ропура, новым Главным, первым шагом было объявление Мука сыном Болла, а потом он пошел к этим ученым. Вечная Дорога, все Ропур мог предположить, только не это! Есть же святые запреты. Веками сохранялась неприкосновенность жизни, а эти выдумывали смерть! Ропур слушал объяснения, и у него подкашивались ноги. Если бы не вера в Мука! И все же Ропур запретил создание способного принести смерть, распустил конов-ученых и почувствовал облегчение. Только одно из придуманного ими он приказал оставить. Вот этот серый кубик. К счастью, он не предназначен обрывать жизнь, он дает только сон. Так убеждал себя Ропур, хотя знал, что из этого сна человек не выйдет без другого кубика — белого — и постепенно умрет от истощения. Вот он, чуть поблескивает на столике в изголовье, но все же это не орудие убийства! Долгие годы, до гибели Фиера, Ропур собирался выкинуть и кубик и самую память о нем. Какой страшный миг пережила Грасса!

Все произошло в Реанде, напротив Храма. Фиера узнавали, где бы он ни появился, и всегда сбегалась толпа. Ведущий Мук, опасаясь, что неофиты могут его оскорбить, запрещал ему это, но Фиер и простым ученым не любил подчиняться, а уж теперь! Он снова и снова разъяснял грассианам сущность Дара. А зачем он стал спиной ко входу в подземелье?

Жители Реанды особенно восторженно встречали кона Фиера. Может быть, потому, что Город слыл центром Учения? Кон Ропур в тот раз сопровождал Фиера и видел все. Колонна неофитов вошла в толпу, как нож в созревшую мякоть орры. Плотно сомкнувшись плечами, тесно прижавшись, задние к передним, они шли как одно огромное неторопливое тело. Тело кого? Уж не Змея ли? И толпа расступалась, пропуская их. Но Фиер не захотел уступить. Верил ли он, что сила его правды способна превозмочь слепой фанатизм? Ему, кону Ропуру, и в голову не пришло мешать колонне. По негласному договору Мука с Аманом, власти не препятствовали неофитам, ведь они просто шли, и все…

Фиер вытянул руки:

— Стойте! Во имя Дороги, стойте!

И тогда из первой шеренги выскочил тот — вертлявый, маленький, сгорбленный. Кону Ропуру долго снилось его лицо с выкаченными глазами и разинутым в крике ртом:

— Нам ли бояться рождения Змея?

— Посохом Болла исчадие Рука! — четко откликнулись неофиты.

— Ляжем на скалы, над пропастью ляжем!

— Будет Дорога, где нету дорог! — ответила колонна, качнувшись вперед.

Ее громовой голос заглушили слова Фиера, и Ропур видел, как Фиер пятился ко входу и кричал, вскидывая руки. Еще он видел, как, сделав очередной шаг назад, Фиер сорвался и покатился вниз по лестнице, странно и неестественно размахивая руками и ногами, ударяясь ими и головой о крутые ступеньки. Внизу Фиер замер, невероятно вывернутый, поломанный, как выброшенная кукла. Колонна спустилась по лестнице, неразборчиво и грозно гудя «Песнь неофита».

Когда Ропур сообщил эту страшную новость Муку, у главного Ведущего был очередной приступ. В такие минуты кон Мук словно уходил с Дороги. Он неподвижно смотрел вперед, не реагируя ни на что. Но когда приступ проходил, оказывалось, что он все слышал и с прежней энергией принимался за дело.

— Фиер убит, — закричал Ропур с порога.

Старик, неподвижно, как статуя, сидевший в кресле, задвигался. Его лицо перекосилось, руки задергались, изо рта вырывались невнятные звуки. Ропур наблюдал за этой борьбой Ведущего и болезни, неспособный двинуться с места. Мук победил.

— Где убит, кем, когда?

Ропур рассказал до того места, когда Фиер стал падать вниз по лестнице. Мук, не дослушав, выбежал из кабинета, Ропур бросился за ним. Они пронеслись по длинной анфиладе залов и оказались перед запертой дверью левого крыла. Здесь Мук остановился, постоял, словно на что-то решаясь, бросился назад. По дороге он приказал приготовить свой стратолет.

За время полета главный Ведущий остыл и ко входу в подземелье они прибыли с подобающей торжественностью. Им пришлось ждать, пока дежуривший у входа неофит вызывал Амана. Подземная жизнь почти не сказалась на Учителе, разве что он был несколько бледнее обычного, но от этого только сильнее светились его глаза.

— Я слушаю тебя, Ведущий, — Аман поднялся до половины лестницы и стал там, глядя снизу вверх.

— Что с Фиером?

— Кон Фиер сошел с Дороги.

— Кон Фиер убит неофитами!

— Справедливая кара Ура постигла обманывающего Грассу.

— Что может оправдать насильственную смерть, Аман? И что говорят «Заветы»?

Ответ дался Аману нелегко:

— Ур поразил Змея… Змей угрожал Дару.

До сих пор Ропур не видел Мука в таком бешенстве.

— А кто еще угрожает Дару, Аман? Ведущие? Вы осмеливаетесь грозить?

Кон Аман промолчал. Он склонил голову, и Ропур не мог видеть его глаз. Ропур до сих пор спрашивал себя, что же было в его глазах? Голос Мука звенел:

— Я, Главный Ведущий, взял под свою ответственность путь Грассы! И никому не позволю мешать на этом пути. Отныне и навсегда я прерываю отношения Грассы с подземельями. Все входы будут блокированы. Продукты будут доставляться. Выход неофитов — запрещаю!

Вот теперь Аман поднял голову. Ропур содрогнулся — такая ярость и торжество горели в глазах Учителя.

— Неофиты больше не выйдут, Ведущий! Они сделали свое дело. Теперь колонны уйдут. Мы сами блокируем входы, пусть смерть останется наверху. Нет больше Дороги под солнцем. А мы подождем.

Он сдержал слово. Баррикады у входов в подземелья не были особо прочны, но неофиты не выходили. Раз в десять дней ко входам доставляли продукты, Идущие заносили их, и все замирало. А потом умер Мук, Ропура избрали Главным. Планета процветала, и все реже Ропур думал о сидящем в подземелье мрачном старике, ожидающем гибели Вечных.

 

Дорога

2234 год Откровения. РЕАНДА

Кон Морт мрачно шагал по комнате из угла в угол, делая резкие повороты. Гладкое покрытие пола слабо взвизгивало, что доставляло ему мимолетное удовольствие. Весь остальной путь он ненавидел. Ненавидел эту комнату с высокими, не в пример другим помещениям, потолками и ее искусственный свет, ненавидел самый воздух подземелья. Постоянно вентилируемые коридоры все равно отдавали сыростью и затхлостью. Он ночами просыпался от этого запаха!

Иногда Морт выходил на поверхность, но в кольце баррикад чувствовал себя по-прежнему под землей. Если бы не этот выживший из ума старик! Ему уже давно полагалось сойти с Дороги, а он все плелся, загораживая путь другим. Вид неохраняемых баррикад вызывал у Морта ярость до галлюцинаций. Как наяву, он видел разорванные, разбросанные валы и уходящие вдаль колонны неофитов. Но что мог Генеральный Смотритель Дороги противопоставить вдохновенному слову Учителя? А разве Аман построил эти подземелья? Осветил, обогрел? Разве Аман провел транспорт, пустил заводы? Уже дают плоды подземные плантации орры, даже курорты на огромном подземном море уже принимают Идущих, даже кроткие монты бегают по переходам… И все он, Морт, не спавший, не евший, не пивший… Но Смотрителя только приветствуют: «Ровной Дороги!», а перед Учителем склоняются до земли. Может, оттого, что Морт говорит о деле, а Аман — о мечте? Если бы не слова Амана, неофиты давно бы вышли из подземелий. И выйдут, вольются в ряды Вечных — это если без Амана. Или вернут Грассу на Дорогу — с Мортом. И так будет, будет, будет!

Вчера Аману стало плохо, несмотря на все усилия конов-ученых. Мало этих конов в подземельях, да и неофиты настроены к ним недружелюбно. Но он, кон Морт, знает, что делает. У него тоже есть немногочисленные, но удобные центры. Пока для ученых не так уж много работы, но она будет, клянусь посохом Болла, будет! Морт остановился. Тихо. У Рука были молнии, Морт видел, как молния разломала скалу. Ученые создадут Морту молнии. Подобно гневу Ура выйдут на поверхность неофиты, как только Аман сойдет с Дороги. Но когда же он сойдет?

Погруженный в размышления, Морт не сразу заметил вошедшего, а заметив — отвернулся: вдруг неофит понял, о чем он думал?

— Кон Морт, тебя зовет Учитель!

Сердце Морта сбилось и пропустило такт — раз зовет, значит, жив. Аман лежал один. Его комната ничем не отличалась от тысяч других в туннелях по всей Грассе.

Морт привык к этой комнате, но сейчас заново поразился. Вот Учитель, за которым идут сотни тысяч. Вот он, «голос Ура», повергающий толпу в трепет, вызывающий слезы горя и восторга. Вот он лежит в полутьме подземелья, которое создал сам. На простом ложе, среди сиротской простоты лежит один.

Увидев Морта, Аман с усилием приподнялся, но голос его был все тот же, прежний:

— Смотритель Морт, я призвал вас, чтобы поведать последнюю волю. «Если последнюю, значит, уже не волю», — подумал Морт, но почтительно склонил голову.

— Когда с Дороги сходит Идущий, он думает, что до Свершенья остался один шаг. Это горькая мысль. Но когда с Дороги сходит Учитель, он думает о другом. Учитель думает, правильно ли он учил? Справедливо ли, кон Морт, что я ухожу с Дороги, так и не увидев Дара? Справедливо ли, что Идущие продолжат путь, открытый мной, без меня?

— Не вы первый, Учитель, не вы последний.

— Если бы! Не заблуждайся. Я не 326 Учитель, я первый на новой Дороге. Я расколол Грассу и увел Идущих в подземелье! Разве можно придти к Дару в темноте подземелья, Смотритель?

— Дар найдет верных и во тьме!

— Нет, не будет благословения Ура в этих стенах, — голос Амана слабел. Он уже не приказывал, а жаловался и просил:

— Неужели я ошибся, кон? Неужели я увел Идущих в царство Рука? Разве нельзя было остаться наверху?

— Мало бы тогда нашлось верных, Учитель. Велика сила центров.

— Сильнее веры? А может, мы проглядели Дар?

Аман упорно ловил взгляд Морта. Смотритель отводил глаза, но все же не выдержал, их взгляды встретились, и Аман понял все. И опять Морт поразился произошедшей с Учителем перемене. В голосе Амана зазвучала сила:

— Генеральный Смотритель, кон Морт! Пригласите конов-ученых и Учителей. Я хочу обратиться к Идущим с последним словом.

Морту понадобилось страшное усилие, чтобы не броситься выполнять. Он остался на месте и покачал головой.

— Как вы смеете, кон? — Аман приподнялся на кровати, почти встал и вдруг, вскрикнув, повалился навзничь. Его сухие пальцы царапнули стену. Кон Морт подождал еще несколько минут, отдал телу Учителя ритуальный поклон и повернулся к выходу. С зеркальной стены на него глянул высокий, с длинными руками и ногами, пожилой человек с глубоко сидящими глазами, острым подбородком и тонкими губами.

— 327 Учитель, кон Морт, — сказал он себе и поклонился отражению.

— Нет, первый Учитель Морт, который вернет Грассу на Дорогу!

Сейчас на него обрушится лавина дел, и он знает, что за чем последует. Главное и первое — кон Мал. Мал выпустил на Грассу лжедар, и его долг перед Дорогой велик. Именно от этого маленького и невзрачного Идущего, возможно, зависит, когда выйдут из подземелий неофиты. Уже не с посохами Болла, а с молниями Ура! Ура… или Рука?

— Неважно, — решил кон Морт, шагнув через порог.

 

Рай-на-задворках

ДОЛИНА ЭДЕМ

Переводы машина закончила к ужину. Каждый желающий мог получить любой из полутора тысяч переведенных текстов. «Мертвые заговорили!» думал Стас. Чем больше он вчитывался в мерные строки сказаний и скороговорку чего-то вроде древних земных газет, тем труднее ему становилось. Местные жители были чрезвычайно, непозволительно похожи на землян! Они так же любили и ссорились, мечтали и работали, как предки Станислава, как он сам. Точно так же они боялись смерти и мечтали о долгой жизни. Но в текстах не было главного — причин таинственной гибели населения. Подстегиваемый надеждой обнаружить хотя бы намек, Стае просматривал один кадр за другим. Увлеченный, он забыл и запертого в каюте Арно, и серый кубик, и даже новый план исследований, которым с утра огорошила его Светлана Стен.

Комаров перещелкивал кадры, и чем дальше, вместе со всей Грассой, уходил по Дороге, тем явственней понимал, что разгадку уже проглядел, Поздним вечером, совершенно обалдевший, он наконец выключил экран и уныло пропел на мотив старинного земного похоронного марша: «А-о-ой, я отстал, потерялся…». Запрашивать информацию по кубику или что-нибудь решать с Сержем было уже поздно.

«Утро вечера мудренее», — подумалось ему. Но не тут-то было. В каюту ввалились Варнис, Чандр, Стен и Белов.

Когда все удобно расселись и были готовы к обмену мнениями, Комаров обнаружил, что ему сесть некуда. В креслах у стола расположились Варнис и Чандр. Стен сидела прямо на столе, а Белов занял Стасово место за столом. Самому же Комарову как гостеприимному хозяину пришлось просто прислониться к стене. «Алена», новейший исследовательский космолет, в смысле быта ничем не отличался от предыдущих серий. Конструкторы совершили невозможное. Почти не увеличивая объема корабля, они вдвое подняли дальность полета и на треть расширили лаборатории, сделав это единственно возможным путем за счет жилых помещений. Была, правда, попытка уменьшить спортивный зал, сад и бассейн, но психологи с биологами подняли такой крик, что руководитель конструкторов добровольно возглавил отдел беспилотных грузовозов.

Неожиданно, как для Комарова, так и для себя, первым заговорил Белов. Разведчик был краток: команда разведчиков полностью поддерживает Светлану Стен. После этого исчерпывающего заявления гигант умолк, глядя в спину психолога такими кроткими глазами, что Стас возмутился. А заметив, какой, хотя и мимолетной, улыбкой одарила Белова Светлана, возмутился еще больше и представил слово не ей, а Варнису. Отчасти это был вынужденный акт. Мало кому удавалось не дать слово Варнису, если тот хотел его взять.

По мере того, как он говорил, все бесконечные Руки, Уры, змеи, Боллы вкупе с кубиками и Дорогой четко выстраивались в логичную и стройную систему. Информацию Варнис разделил на две группы, определив первую, как: «Что мы знаем?». Оказалось, знали они немало.

— Итак, — говорил Варнис, — планета была населена человекочрезвычайноподобными (Светлана облизнулась, словно попробовала новое слово на вкус). Второе. Они вымерли в невероятно короткий срок, исключающий естественные причины. Третье — вымерли от чего-то, действующего только на человекочрезвычайноподобных, ибо в остальном биосфера процветает, включая млекопитающих, некоторые представители которых уже бесконтрольно бегают по кораблю. Примет вторжения извне нет, если не считать следов единичной посадки. Очевидно, это следы косморазведчика Петра Арно. При этом Варнис с яростью посмотрел в бороду Чандра, а тот успокаивающе ею подвигал.

— Итак, очевидно, причина гибели населения находится на самой планете. Но болезнетворных вирусов, микробов, бацилл в активном или латентном состоянии не обнаружено, как и оружия, не считая лазера, оброненного одним разведчиком и подобранного другим.

(Варнис метнул молнию взгляда в Белова, и хотя она завязла гдето в районе солнечного сплетения Стен, прикрывающей Белова, Стас почувствовал себя отомщенным: Белов густо покраснел).

Правда, продолжал Варнис, еще неясно, можно ли считать оружием серый кубик, с которым так неосторожно поступил один из подчиненных уважаемого товарища Белова. Очевидно, требует предварительного уточнения вопрос, что именно считать оружием. Ибо, при определенных условиях, как оружие годится стол, стул или даже взгляд товарища Стен, которую он, Варнис, глубоко уважает. При этом выпаде Чандр зашевелился и прогудел что-то запутавшееся в бороде, но понятое Варнисом.

— Конечно, если усыпленного с помощью кубика нельзя своевременно пробудить и он умрет, то, с этой точки зрения, кубик, несомненно, оружие. С другой стороны, цивилизация, достигшая такого уровня, в состоянии изобрести и что-то более эффективное — достаточно вспомнить Землю. Что не позволило грассианам обзавестись оружием? Религия. Один из главных ее принципов — насильственная смерть запретна. Вместе с тем подобная смерть произошла, причем глобально. Далее — известны еще два факта. Первый — несколько поколений назад грассиане перешли на новый способ размножения.

Светлана фыркнула.

— Что вы имеете ввиду? — спросил Станислав официальным тоном, но тут же раскаялся.

Варнис дотошно объяснил, что способ размножения грассиан не отличался от земного и приводил к таким же результатам. Но с некоторых пор результаты изменились, что дает право предполагать изменение и самого способа. Пока он это говорил, Белов краснел, а Стен улыбалась. Варнис сердито взглянул на Светлану, но вдруг, поперхнувшись, умолк. Психолог была одета в короткую яркую тунику и расположилась на столе так, что ее загорелые колени оказались почти на уровне лица почтенного члена Мирового контрольного Совета. Неожиданно Варнис закричал, что здесь нет мужчин и женщин, а просто люди собрались обсудить несколько проблем… хотя никто его в этом не разубеждал. Потом наступила пауза, в которую вклинился Чандр.

Он, Чандр, не будет утомлять коллег рассказом о том, каким именно путем они пришли к своим выводам, — последовал полупоклон присутствующим. Важно следующее. Часть населения планеты, а именно те, которые жили на поверхности, каким-то, еще не вполне понятным образом, перестроили свою генетическую структуру. В результате дети стали отличаться от родителей не более, чем однояйцевые близнецы друг от друга, создавая непрерывную линию идентичных особей — клоны. Так продолжалось три-четыре поколения и завершилось вымиранием всего населения. Наиболее вероятным фактором, вызвавшим массовую гибель, является источник какого-то шокового излучения, срабатывающий от простого нажима, — пресловутый «серый кубик». Далее Чандр обстоятельно объяснил, что вывести из подобного шокового состояния сравнительно несложно, если есть кому это делать. Лично он, Чандр, видит в этой гипотезе недостаток — ненахождение излучателей типа «серый кубик», способных одновременно воздействовать на большие массы жителей планеты.

Пока Чандр обстоятельно проговаривал свои периоды, психолог ерзала по столу и, наконец, улучив паузу, ворвалась в нее с напором боевой машины. Поиски больших излучателей, — заявила она, — дело второстепенное. Гораздо важнее характеристики излучения, которыми занимается профессор Дженсон. Но что бы он ни открыл, это не будет иметь никакого значения.

После этих слов взгляд Белова стал восхищенным, а Варнис и Чандр возмутились. Светлана спокойно продолжала. Она кратко воздала должное усилиям всех групп, отметив, что пока это — здание без фундамента. Главное — понять причины следующего. Первое — разделение Грассы на под- и надземных жителей; второе — что заставило грассиан изменить основному принципу религии; третье — почему, как показывает расположение останков всех подземных и части надземных жителей, смерть застала врасплох? И, наконец, последнее. Поведение Сержа Арно.

— Как психолог я утверждаю, что он абсолютно нормален. Никаких отклонений. Но его поступки выходят далеко за рамки естественных. Причины этого Арно не может или не хочет объяснить. Если не может, то его дальнейшее поведение непредсказуемо. Возможно, существует некий фактор, воздействующий только на него одного. С точки зрения психологии это может быть вероятным, а подробный ответ — дело биологов. Во всяком случае, я прошу оставить Сержа под моим наблюдением и настаиваю на безусловном запрете ему выходить на поверхность. Я лично не вижу принципиальной разницы между угоном боевой машины и угоном всего космолета, поэтому еще раз настаиваю на тщательном наблюдении за ним и изоляции механика от экипажа.

— То есть как — изоляции? — поразился Стас, забыв, что сам приказал Арно не выходить из каюты.

— Изолировать, — подтвердила Стен. — Засадить, законопатить. И пускать к нему только биологов и психологов. Пока мы не знаем причин, заставляющих его странно действовать, — лишить его такой возможности вообще. Если Арно начнет странно действовать в машинном отделении можете представить эффект!

Комарову предложение главы психологов понравилось. У Стаса тоже не укладывалось в голове, как, из каких побуждений Серж Арно мог такое вытворить?

Чандр неожиданно четко заявил, что биологи полностью согласны с уважаемой Стен. Лично он, Чандр, тоже склоняется к мысли о влиянии планеты на организм Арно. До сих пор это влияние проявлялось негативно, но не исключено дальнейшее его усиление. Он не берется судить насколько оно может отразиться на вверенных попечению Арно механизмах, оно может негативно отразиться на нем самом.

— Очевидно, мы единодушны? — подытожил Стас.

— Нет, — сказал Варнис. — Я против.

— Вы отрицаете возможность потенциальной опасности?

— Нет.

— Тогда, — сказал Стас, — мы принимаем предложение Светланы Стен.

— Напоминаю, что по инструкции член Совета на корабле подчиняется…

— Нет, — сказал Варнис и полез в нагрудный карман. — Нет!

Пораженный Стас увидел жетон «Высших полномочий». На занятиях по космическому праву им говорили о существовании этого жетона, делающего человека полным хозяином экспедиции, могущим отменить любые правила и инструкции. Но чтобы Совет выдал такой жетон, требовались обстоятельства поистине экстраординарные. Все как зачарованные уставились на мерно качающийся на цепочке жетон.

— Нет, — сказал Варнис. — Серж Арно будет жить, как жил, и работать, как работал.

 

Рай-на-задворках

Из дневника Сержа Арно. (катушка III, реконструкция)

…и для чего. Комаров со мной почти не говорил, просто приказал сидеть в каюте. Понятно, космоса мне больше не видать. Но меня это как-то не волнует. Есть вещи посерьезней. Что же я всетаки отвечу Комарову, Варнису, Стен?..

Просчитал алгоритм действий при аварии с первого по шестой блок, не заглядывая в справочник, — сходится. Профессионально я по-прежнему главный механик. Вспомнил тропинки около дома, лица друзей по школе, картины матери. Я тот же Серж Арно. А если я — Серж Арно, то обязательно должен понять, зачем меня туда понесло, почему именно меня и что я выяснил. Особенно — это. Я сделал нечто важное, чего-то добился, что-то узнал. Теперь бы знать, что именно. Тогда я перестану бояться встречи с экипажем.

Следы в туннеле вели прямо. Стоило преодолевать необозримые расстояния, чтобы идти по следам отца. Я всю дорогу до самой двери ярче всего вспоминал его глаза, когда он узнал о моем поступлении в школу космонавтов.

За каждой занавесью, в каждом переходе наверняка таились загадки. Загадки и ответы. А я шел вперед, значит, ждал чего-то более важного? Хотел понять отца? Узнать что-то о себе? Скорее так — понять и себя, и отца. Была подспудная уверенность, что именно идя по следам отца, я узнаю что-то важное о себе.

…Итак, дверь. Длительное время туннель медленно, но неуклонно вел вверх и окончился дверью. Перед нею — площадка. Много следов — отец искал запор. Я тоже его искал, стараясь не наступать на следы. Провозился довольно долго, но нашел. Открыл, переступил высокий порог и оказался в пещере. Пещера, скорее, зал в скале — высокий, значительно выше туннелей. Слабый свет из довольно широкой щели напротив двери — очевидно, выход на поверхность. Абсолютная пустота, только пыль. Я распахнул дверь до упора и увидел картины! Почти все стены покрыты росписью. Роспись старая, с трещинами, кое-где выпали кусочки. Я это уже видел на картинах мамы — тревожные краски, тщательная отделка деталей — рук, например, а вся фигура как бы в дымке. Картины тянутся лентой по периметру пещеры, переходя одна в другую. Да это же пиктография! Несомненно. Обхожу зал с крепнущей уверенностью, что нашел то, что искал, хотя еще не знаю, что. Наконец соображаю, что надо все это зафиксировать и разобраться на корабле. Мешает пыль.

Я толкаю пошире дверь, но она вдруг с грохотом захлопывается… От сотрясения?.. Хотя какое сотрясение в скале? Роспись покрывается сеткой трещин и медленно, потом быстрее, оползает вниз. Под ней серая, монотонная поверхность скалы.

Я бросаюсь к стене и вижу: по всему периметру у стен лежит ровный валик пыли. Не обломков, не крошек — пыли. Ошеломленный, я добираюсь до щели, вглядываюсь и… замираю. Какой отсюда открывается удивительный вид на Город с высоты птичьего полета! Он такой зеленый и радостный, что на минуту забываю и о погибших картинах, и о том, что Город мертв. Видны мельчайшие детали, вплоть до шевеления людей на площади у собора. Сразу вспоминаю про Комарова и мой «Тигр», протискиваюсь в щель, иду по еле видной тропинке вниз и все думаю по-чему я не испытываю угрызений совести? Я доволен, я увидел то, зачем шел.

А собственно, что я успел запомнить на пропавших картинах?.. Первое — длинная колонна на горной дороге. Дорога теряется в пространстве. Над колонной — лицо. Взор отрешенный, лицо аскета, худое, смуглое. Дальше — расходящиеся колонны: одна по-прежнему на дороге, другая куда-то в скалы. Там что-то таилось, вроде динозавра, но очень размытое, скорее, общие очертания. А потом четко — здание под колпаком (по-видимому, силовым) — удивительная прорисовка деталей, множество входящих и выходящих фигурок. Входящие — разные, выходящие одинаковые. Над ними нависает серый куб, скорее, даже падает. Именно падает — ощущение колоссальной тяжести, которая все раздавит. Еще… Одна из последних картин. Группа зданий, перечеркнутых жирным косым крестом. Входящие не похожи на прежних — они разнятся в росте, толщине, даже конечностей у них разное количество. Хотя почему конечностей? Рук и ног?.. В общем, это несомненно люди, хотя и странные, кое-кто даже с рогами. У всех в руках геометрические фигуры из тонких палочек с утолщениями-звездочками, похожие на ожерелья или четки. Это входящие. А выходящие? Выходящие, несомненно, жители планеты. Одинаковые, только сгорбленные и какие-то вялые. А здания энергично перечеркнуты. Все. Больше ничего не запомнил и ничего не понял. Чему же я, как дурак, радовался? Почему, черт побери, я так уверен, что узнал что-то важное о себе или об отце?..