Кира очнулась в тесной влажной темноте. Пахло морем и рвотой, и во рту ощущался её кислый привкус. Затылок на малейшее движение отзывался гулкой болью, словно туда иглу вонзили, а руки и ноги казались мешками, набитыми неподъёмными камнями.
Залитые водой холодные доски под босыми ступнями натужно скрипели.
Непроглядный мрак вокруг. Ни бледного лучика, ни капли света. Будто нет в этой темнице ни единой щелки, куда он мог бы проникнуть. Или же проникать просто нечему.
«В коробе со жрецом, — отстранённо вспоминала Кира свои множественные обмороки. — На земле после прикосновения Дэша. После разговора со странниками. И после падения, выбравшись на берег…»
Кажется, ничего не забыла.
Пять раз за четыре дня.
И вот снова.
Как же она попалась?
Мозг услужливо подбросил картинки прошлой ночи…
Прошлой ли?..
Дэшшил. Колючая щетина. Не по-мужски мягкие губы. Мозолистые, но нежные руки.
Хвоя и ветер. Соль на щеках.
И вересковый мёд.
А потом только удушающе сладкий незнакомый аромат. Горечь и металл на языке. И испуганное лицо Йары исчезает в алом тумане.
Точно. Служанка.
Кира искала её. Сама. Хотела… чего-то.
«Воды», — вспышка.
Да, жутко хотелось пить. Вентили в ванной крутились вхолостую, краны так и остались сухими. А Дэшшил спал.
Сильный. Суровый. Даже во сне брови сдвинуты.
И подушки все заграбастал, подмял под себя, но она не жаловалась. Могла бы, принесла бы ему ещё из соседних комнат — сколько нужно.
За окном уже зажглись фонари. Ещё не ночь, но вечер поздний. И Йара так удачно проходила мимо по коридору.
— Кухня закрыта…
— Мне бы просто воды, там с кранами что-то…
— Идём.
Нужно было заметить изменившийся взгляд. Напряжённую, прямую как доска спину. Дрожащую руку, когда открывала заднюю дверь на улицу.
— Погоди здесь, я сейчас.
Йара исчезла в полумраке так быстро, что Кира и ответить ничего не успела.
И вышла следом. Воздуха глотнуть. А ещё по двору зверь как-то гулял, на кота похожий. Забавный. Думала присмотреться поближе — ну как и вправду кот? Может, погладить. Дэшу показать, мол, гляди, у меня был почти такой, только рыжее, больше, толще, ленивее. Где положишь, там и останется лежать неподъемной тушей. Расплывётся — лапы в стороны, пузо навыкат. Так и звали — Паштет.
И тогда бы пришлось пояснять, что такое паштет. Хотя, возможно…
От разбившейся под ногами склянки поднялся фиолетовый дымок. Будто в фильме про магов с дешёвыми спецэффектами или на шоу иллюзиониста. Только тут струйка вышла слабенькая, куцая, в такой не исчезнешь бесследно, не растворишься.
И вот тогда в нос ударил запах. Сладкий. Приторный. И в голове загудело.
«Дура, ты ж не в средневековье, чтоб служанка на улицу за водой пошла».
Последняя связная мысль.
Лицо Йары, слёзы в глазах, но кто-то оттаскивает её прочь.
Киру не трогают, ждут, когда она сама упадёт. На крыльцо, на осколки.
Уже не больно. Грустно только. Так глупо…
А стошнило её не там. Позже.
Здесь.
Это ведь не первое пробуждение, было другое.
Всё те же стоны ветра в отдалении, скрипящие доски, холод. И хлесткая пощёчина, которую Кира, наверное, даже и не заметила бы, если б от силы удара не запрокинулась голова.
Светящиеся глаза в темноте.
И голос. Знакомый, но мысль, юркая зараза, не даётся в руки. И слов не разобрать. Он говорит, говорит, говорит. И Кира слышит, но только голос — не слова.
Её вырвало после второго удара. А потом тело окатили водой, и стало не просто холодно — нестерпимо. Озноб походил скорее на приступ эпилепсии или ещё какой припадок. Интересно, наблюдатель испугался?
Беспамятство порой и правда спасает. Странно, а в кино и книгах от такого душа обычно, наоборот, приходят в себя.
С возвращением воспоминаний и разум начал проясняться. Медленно, постепенно, но всё же. К примеру, Кира поняла, что сидит привязанная к стулу по рукам и ногам, стул раскачивается из стороны в сторону вместе с комнатой, кряхтит, но не падает.
Привинчен к полу.
Она на корабле? В море, судя по воде, булькающей меж досок под ногами.
Судно кренится как пьяное, трещит по швам под ударами волн — того и гляди развалится.
Кира ни разу не видела в этом мире обычных деревянных кораблей, но знала, что они есть. Древние, раритетные, выставленные на потеху публике в одном из сарнийских портов, откуда отчаливает современный транспорт — коробы и отрытые грузовые платформы.
Она же была там. Сарния, потоп, восьмой отряд парящих. И хотела тогда посмотреть, сравнить, похожи ли местные суда на с детства знакомые ей по приключенческим историям фрегаты, джонки и галеоны. Мечтала полюбоваться парусами и флагами, может, даже взобраться на палубу, а то и на верхушку мачты — в воронье гнездо, если у здешних кораблей такие были…
Но летуны прибыли в город на задание. А пустышке вообще не положено пялиться по сторонам.
Корабельный трюм… надо же.
Тело по-прежнему сотрясал озноб, но волосы и одежда подсохли — значит, времени после ледяного душа прошло немало. Что подтверждал и сжавшийся в тугой ком желудок, и тошнота, что подкатывала к горлу теперь уже не от мерзких запахов, а от голода.
Хотя запахи тоже никуда не делись.
Связанные конечности кололи тысячи иголок, лицо пульсировало, гул в затылке усиливался.
А деревянные стены темницы стонали всё громче, поддакивая ветру снаружи.
— Забавно, — вдруг раздалось у самого уха, и Кира бы дёрнулось, да в теле не осталось ни капли силы.
Сила… сила!
— Ты меня не видишь, — продолжил голос, — а я вижу каждую жалкую мыслишку на твоём лице.
Откуда она его знает? Ведь знает же наверняка. Причём обстоятельства явно были не самые приятные.
«Не время гадать, нужно призвать магию, освободиться».
— Ну давай, попробуй, — усмехнулся незримый надсмотрщик. — А то я уже заскучал.
«Не слушай его, не слушай, ты сможешь».
Сосредоточиться.
Кира же уже не раз это делала — и в ситуациях похуже.
Внутреннее зрение, сияющие нити, бьющиеся сердца. Энергия жизни, энергия моря, что-нибудь…
Тьма оставалась тьмой.
Ни одна искра не вспыхнула, ни одна нить не отозвалась. Кира не чувствовала даже собственной энергии.
Как такое возможно?
— А самое весёлое, — вновь заговорил знакомый незнакомец, — что именно на тебе первой мы испытали нашу чудесную заглушку. Но ты этого, верно, не помнишь. Тогда ты была другой. Вела себя по-другому. Выглядела иначе. Милая пустая куколка.
По щеке провели пальцем, и Кира поморщилась.
— Такой ты мне нравишься больше, пусть и стала элоргом.
И во мраке вновь тускло засветились серебром глаза.
Глаза…
Эсарни. Знакомый эсарни.
Голос… высоковат, но мужской.
Вечно поджатые губы, недовольное, презрительное выражение лица, морщины на лбу. Глупое имя, от которого хочется смеяться, но нельзя.
Покус!
Кира растерянно моргнула.
— Вижу, дошло. Хорошо. А то в прошлый раз разговора не получилось.
Прикосновение холодного метала к запястьям и лодыжкам, упавшие путы.
Кира не сразу поняла, что свободна. И когда комната в очередной раз накренилась, не удержалась и полетела со стула на пол.
Всплеск. И острая боль, пронзившая затёкшие ноги. Будто лезвиями по плоти, до самой кости.
— А-я-яй. Опять вся мокрая. Впрочем, на палубе сейчас так заштормит — никто сухим не останется. Идём! Идём покажу!
И столько воодушевления в голосе, столько страсти. Покус явно получал от происходящего море удовольствия. Хотя прежде за ним как-то не замечалось особой эмоциональности, разве что в последний день, когда Киру отдавали жрецу…
— Это ты… — прохрипела она, безуспешно пытаясь подняться. — Ты… не знающий… ты сказал… эвертам… где…
Рука скользнула по мокрой доске, и Кира вновь плюхнулась в лужу. Лицом. Носом об пол. В кровь.
— Да-да-да. — Глаза уже не светились, но, судя по интонации, Покус их закатил. — Сказал, наказал, путь показал. Вставай уже.
— Они… не отказывались… платить… — всё сипела Кира. — Ты…
— Ну почему же. Всё как положено. Старейшины дикарей и эти подлизы инши официально послали острова в торнову бездну. Нам же не нужны лишние вопросы. А так…
Её вдруг подхватили под мышки, поставили на ватные ноги, а когда те не удержали, Покус закинул её безвольную руку себе на плечо.
— А так, — продолжил, — мы отдали оболочку жрецу, жрец не довёз, какие к нам вопросы? Жаль только, не ту куколку решили отдать. Кто ж знал…
Кто ж знал.
Это уже было. Тогда.
«Кто ж знал…»
«Такая живая и такая мёртвая…»
«Глянуть бы, что у тебя внутри…»
«Рано тебя забирают…»
Покус уже уверенно шёл вперёд и тащил с собой Киру. Она пыталась передвигать ногами хоть чуть-чуть, но в итоге скорее волочила их по полу, добавляя заноз в и без того истерзанные ступни.
— Кто ещё?.. В этом… во всём… кто?..
Покус распахнул дверь, и лицо обожгло порывом ледяного ветра.
Крутая лестница, за которую Кира цеплялась свободной рукой, лишь бы не биться о ступени лицом. Открытый квадратный проём над головой. И бесконечное хмурое небо, затянутое тяжёлыми чёрными тучами, так что не видно ни лун, ни звёзд.
Внезапно Покус оттолкнул её к высокому борту, за которым волна над волной вздымались тёмные Единые воды. Пока ещё вполсилы, словно набирая обороты, но, даже лишившись магии, Кира чувствовала — грядёт шторм.
И подчиняется он отнюдь не воле природы.
Оболочке.
Не ей, другой. Здесь… прямо здесь, посреди воды и ветра. На пустом корабле.
В окровавленное, опухшее лицо полетели брызги воды, оставляя на языке привкус соли.
Оглушённая, Кира впивалась пальцами в мокрое дерево, не слыша ничего, кроме собственного прерывистого дыхания. А потом сквозь толстый слой ваты прорвался голос летуна:
— …кому надоело плясать по указке давно пропавшего бога. Покровитель, чтоб его поглотила тьма! Он хоть раз нам помог? Да мы сами можем стать богами! Мы — единственная сила в этом проклятом мире!
Кира с трудом оторвала взгляд от чернильного моря и, повернувшись к Покусу, медленно сползла на ходящую ходуном палубу.
Скрипы, стоны, качка.
Волны врезаются в хлипкие бока.
К горлу вновь подступила тошнота, и пришлось зажать рот ладонью.
— Нам не нужны острова! — вещал Покус, перекрикивая завывания ветра. — Они как цепи на наших крыльях! Мы пленники, обязанные служить горстке слабаков! Но ещё немного… и бездарные будут подчиняться нам!
— А бездарные в курсе? — пробормотала Кира, отнимая руку от лица.
Как ни странно, он услышал.
— Эти идиоты верят, будто магия вернётся в мир! — расхохотался Покус. — Хватило одного древнего свитка с нелепым стишком про скрывшиеся под толщей воды острова, и они вперёд меня ринулись собирать армию из оболочек.
Шагнув вперёд, он присел перед Кирой на корточки, заставляя завидовать нечеловеческому равновесию — корабль шатало всё сильнее.
— К сожалению, тебе богиней уже не стать. — Летун с притворным сочувствием потрепал её по щеке. — Я пообещал тебя брату.
— Брату?
— Знаешь, я ведь сначала глазам своим не поверил, — проигнорировал он вопрос. — Ждал тупого эверта с пустышкой, а явился он с тобой… И лицо вроде знакомое, а совсем другое. Да баба ещё эта из гостиницы поклялась, что ты совсем живая.
Пальцы Покуса двинулись ниже, к шее, раздвинули ворот туники… Кира была не в силах убежать, даже уползти, потому лишь сильнее вжималась в борт. Отвернулась.
Не смотреть, не думать.
— Фрил давно просил себе оболочку для опытов. Да только ж вы все наперечёт, все пригодитесь в бою… вот потом. Я пообещал. Думал, отдам самую старую, есть там одна, ей уже за сотню, но Фрил увидел тебя. Такой материал… ожившая стихия. Мечта.
Стиснув ей челюсть, Покус развернул Киру лицом к себе.
И снова вспомнилось их прощание на острове парящих…
«Глянуть бы, что у тебя внутри…»
— Разве мог я отказать брату? Это он отыскал свиток. Он создал снадобье, благодаря которому ты временно бессильна. Он поднял на ноги Сарнию и даже пару видящих на нашу сторону переманил. И взамен попросил тебя одну. После всего…
— А что сделал ты? — сквозь зубы процедила Кира.
Покус оскалился:
— За мной идут парящие, пусть и не все. Благодаря мне всполошились эвереты. Я…
— Облажался с Лорнией, — перебила она.
— Лорния падёт следующей после островов!
Отпихнув Киру, летун поднялся, и молния, словно специально дожидалась этого момента, разрезала небеса и озарила его мрачный силуэт на фоне корабельных снастей, дрожащих мачт, вздымающих волн, превращая бледное лицо в жуткую маску.
Всего на секунду, но сердце, словно в поисках выхода, ударилось о рёбра.
— А твой брат разве не бездарный?
Кире наконец удалось соскрести себя с палубы и даже устоять на ногах, пусть и цепляясь при этом за всё тот же скользкий борт. Оглядевшись, она поняла, что это действительно что-то вроде брига. Причём паруса были убраны, а штурвал закреплён, будто корабль специально отдавали во власть разбушевавшейся стихии. Позволяли болтаться по волнам без цели и направления.
— Ведь только ты родился с крыльями! — не унималась Кира.
Упомянутые крылья, обычно скрытые от посторонних глаз, уже подрагивали за спиной Покуса двумя прозрачными лепестками. Казалось, с каждым порывом ветра они становятся всё больше и плотнее, обретают цвет и форму, напитываются силой шторма.
— Я его крылья! — рявкнул летун и, в один шаг оказавшись подле Киры, схватил её за горло. Сдвинул пальцы, пережал трахею. Приблизился нос к носу, прошипел: — Я его мощь, а он — моя. А тебя скоро высушат до капли. Будут резать, заставлять исцеляться и снова резать. Будут разбирать по кусочкам, пока не поймут, как ты стала такой. Пока не запишут в строчку все твои внутренности.
— Сила… вернётся, — прохрипела Кира. — Сам… сказал… и тогда…
Ох, как ей не понравилась его усмешка, сверкнувшая синхронно с очередной молнией. В небесах загромыхало, словно в желудке гигантского зверя, и вода на палубу хлынула теперь ещё и сверху, заливая глаза и открытый в судорожном вздохе рот. Ослепшая, Кира захлебывалась и отчаянно молотила руками по плечам летуна.
Он разжал хватку. Отступил. Позволил ей согнуться вдвое, откашливая воду. А когда Кира выпрямилась, протянул:
— А теперь самое интересное. — И крикнул в темноту ночи: — Ишина, хватит!
Ещё никогда она не видела, чтобы шторм утихал так быстро.
Сначала, словно по щелчку пальцев, прекратился дождь. Потом, разорвав небеса надвое, с треском испарилась последняя ветвистая молния, и растворился вдали раскат ворчливого грома. И Единые воды за бортом теперь уже не пытались разнести бриг на куски, а будто убаюкивали его, нежно лаская доски под свистящую колыбельную ветра под чистым звёздным небом без единой тучи.
— Сильна, да?
Похоже, Кира не сумела скрыть потрясения, что явно развеселило Покуса пуще прежнего.
— Ты так не могла и не сможешь никогда. Сколько там у тебя завитков в узоре было? Пять? У этой девять. Вот кто стал бы богиней. — Он хмыкнул: — Будь у неё хоть капля мозгов. А теперь, что касается возвращения твоей силы…
Летун вновь подошёл к Кире, и она отпрянула, но душить её никто не стал. Он просто обхватил её за плечи и, несмотря на сопротивление, крепко прижал к своему боку.
— Ну-ну, не бойся. Ишина! — рявкнул, едва не оглушив. — Веди нашу гостью, а если дёрнется — выруби.
Они явились с носовой части корабля. Оболочка — молодая, как сестра похожая на прочих — и та, кого Кира никак не ожидала здесь увидеть.
Задорные косички на голове Шасы стали ещё короче, а кое-где виднелись проплешины, словно волосы нарочно вырвали. Лицо распухло от ударов. Мокрые штаны и майка были разодраны так, что едва прикрывали тощее, почти мальчишеское тело. Кира заметила лёгкие, но явно прочные цепи на исполосованных руках и лодыжках девочки.
И непокорный огонь во взгляде.
«Нет-нет-нет, — взмолилась мысленно. — Не чуди».
— Так вот, дорогая Айрэ… — торжественно начал Покус, сильнее стискивая плечо Киры.
Она хотела поправить, но зачем? Пусть будет Айрэ. Для него…
— Когда сила вернётся, ты послушно выполнишь все мои приказы. Во-первых, потому что Ишина и пять других пустышек оборвут любую твою попытку взбунтоваться. А во-вторых, потому что иначе вот это противное создание умрёт. Как и её престарелый любовник.
Шаса дёрнулась, звякнув оковами, но летун не обратил на неё никакого внимания. И оболочка не стала её «вырубать», лишь удержала за руку.
— Ты знала, что вы, куколки, можете по желанию остановить любое сердце? Прелестно, правда? Я с удовольствием испытал этот новый приём на парочке непокорных старейшин эвертов.
— Да я сама сдохну, лишь бы вам её сила не досталась! — выкрикнула Шаса и в тот же миг оказалась на досках без сознания.
Пустышка как ни в чём ни бывало сверлила взглядом пространство перед собой.
— Ну говорю же, — вздохнул Покус. — Противный ребёнок. Пойдём.
Не разжимая хватки, он повёл Киру обратно к обитому железом люку трюма. Затем отошёл и приглашающим жестом велел ей спускаться вниз.
Кира замерла, глядя на исчезающие в темноте ступеньки.
— Какой сегодня день?
— На твоей так называемой родине марны уже сменили цвет на голубой. Скоро рассвет. К вечеру будем на северном побережье Вернии. А с первыми лучами синего дня…
Голубой.
Зелёный день застал их с Дэшшилом в постели, значит, Кира здесь уже сутки. И планы никто не поменял…
Дэш.
Вряд ли он у них. Он бы не дался…
«И тебя бы не отдал, если б был в силах…»
Нет! С ним всё в порядке. Он остался в комнате. Даже заручившись помощью служанки, они бы не рискнули поднимать шум, привлекать внимание…
Спрашивать нельзя. Нельзя давать ублюдку ещё один рычаг давления. Впрочем, притащи он незнакомца с улицы и пригрози убить его, если Кира не выполнит требуемое, она бы и тогда сломалась. А если под угрозой будет жизнь Дэша…
— Спускайся, — неожиданно грубо велел Покус. — Надоела.
Кира осторожно шагнула на первую ступеньку.
Вторая, третья. И мрак вокруг всё гуще.
— А про любовничка своего так и не спросила, — раздался наверху голос Покуса. — Тварь.
Когда она задрала голову, люк уже с грохотом захлопнулся.
Точно крышка гроба.