Хотя Брунетти не был лично знаком с комиссаром, возглавлявшим расследование дела в Тревизо, он хорошо запомнил комиссара Джанпьеро Ламу, ответственного за следственные мероприятия, проводимые в венецианском управлении полиции. Лама, уроженец Рима, который еще у себя в Тревизо прославился благодаря тому, что арестовал и отправил за решетку одного известного мафиози, прибыл в Венецию ровно за два года до своего повышения. Потом, получив должность вице-квесторе, он был переведен в Милан, где, как надеялся Брунетти, и пребывал до сих пор.

И хотя они с Брунетти работали вместе, впечатления друг от друга остались не самые радужные. Лама находил, что его коллега слишком нерешителен в том, что касается поимки преступников; в этом деле нужен риск, а он не способен рисковать. К тому же Лама был твердо уверен, что закон зачастую можно обойти, а иногда и нарушить, если это необходимо в интересах следствия. И не раз так бывало, что арестованные им лица были впоследствии отпущены в связи с нарушением следственного протокола, выявленного в магистратуре. Но, как это часто бывает, после того, как Лама взялся за это дело, никто и не думал обвинять его в нарушении закона, повлекшем за собой ложное обвинение непричастного к делу лица. Наоборот, его подчас напускная отвага, его бесстрашие только способствовали его карьере, помогая ему подниматься все выше и выше по служебной лестнице.

Брунетти вспомнил, что Лама допрашивал подругу Роберто, а значит, именно он проигнорировал ее предположение (а также предположение его отца) о чьей-то злой шутке. А если даже и поинтересовался этим, то позабыл занести их слова в протокол допроса.

Брунетти снова принялся делать пометки на конверте. На этот раз он составлял список людей, которые могли бы сообщить ему что-то новое; пусть даже не о самом похищении, но хотя бы о семье Лоренцони. Список возглавлял его тесть, граф Орацио Фальер. Если кто-нибудь в Венеции когда-либо и достигал заоблачных высот, используя благородное происхождение, богатство и деловые связи, это был не кто иной, как граф Орацио.

Появление синьорины Элеттры прервало ход его мыслей.

– Я только что позвонила Чезаре, – сообщила она, кладя на стол увесистую папку, – он заглянул в компьютер и нашел все, что нужно, так что, по его словам, раздобыть копию выступления не составит труда. Он пришлет ее с курьером сегодня, во второй половине дня. – Прежде чем Брунетти удалось вставить слово, она добавила: – Это вовсе не моя заслуга, Dottore. Он сказал, что приедет в Венецию через месяц, и я подозреваю, что он решил использовать наш разговор как предлог, чтобы повидаться с Барбарой.

– А курьер? – спросил Брунетти.

– Сказал, что доставит ее вместе с репортажем об этой злосчастной автостраде, который подготовила их съемочная группа, – сказала она, напомнив Брунетти о недавнем скандале.

Миллиарды лир были выплачены так называемым «друзьям» правительственных чиновников, которые затеяли строительство совершенно бесполезной автострады, соединившей Венецию с крохотным аэропортом. Некоторых впоследствии обвинили в растрате государственных средств, но, как это часто случается, дело «зависло» из-за бесконечных апелляций, в то время как бывший премьер-министр, который неплохо нагрел руки, провернув эту авантюру, не только продолжал получать от государства пенсию, но и, по слухам, переехал в Гонконг, чтобы преумножить там свое состояние.

С трудом оторвавшись от своих мыслей, Брунетти посмотрел на синьорину:

– Пожалуйста, поблагодарите его от моего имени.

– Нет-нет, Dottore, пусть лучше думает, что это не он, а мы делаем ему одолжение: даем ему шанс наладить отношения с Барбарой. Я даже сказала ему, что намекну ей о нашем разговоре, так что у него появится повод ей позвонить.

– А зачем вам это нужно? – спросил Брунетти.

– На тот случай, если он опять нам понадобится. Никто ведь не знает, когда нам снова потребуется помощь телевизионщиков, верно? – похоже, она искренне удивилась наивности Брунетти.

Брунетти, вспомнив о том, какой кавардак творился на телевидении во время недавней предвыборной кампании, когда владелец трех самых крупных телеканалов без зазрения совести использовал их для продвижения своих кандидатов, проницательно взглянул на синьорину. Он ждал, что еще она скажет по этому поводу.

– Думаю, что это неплохая возможность для них послужить на благо общества… В лице правоохранительных органов.

Брунетти, который старался по мере сил избегать дискуссий на политические темы, счел нужным прервать разговор, придвинув к себе папку с досье и поблагодарив синьорину, когда она уходила.

Телефон зазвонил прежде, чем Брунетти успел о чем-либо подумать; а он как раз собирался позвонить. Ответив на звонок, он услышал знакомый голос. Это был его брат.

– Гвидо, привет, come stai?

– Bene, – ответил Брунетти, недоумевая, с чего это Серджио вдруг вздумалось звонить в квестуру. И сразу же подумал о матери. – Что-нибудь случилось?

– Нет-нет, ничего особенного. С мамой все в порядке. Я по другому поводу звоню. – И, как это не раз бывало в детстве, его тон успокоил Брунетти, заставив его поверить в то, что все хорошо или будет хорошо. – Ну…

Брунетти промолчал.

– Гвидо, я знаю, ты навещал маму последние два воскресенья. Нет, подожди, дай мне сказать, пожалуйста. Я поеду к ней в это воскресенье. Но не мог бы ты съездить к ней в следующие два выходных?

– Разумеется, – сказал Брунетти.

– …Это очень важно, Гвидо. Иначе я не стал бы тебя просить. – Казалось, что Серджио не слышит его.

– Понимаю, Серджио. Нет проблем. Я поеду. – Брунетти сознавал, что почему-то стесняется спросить, что произошло.

– Сегодня я получил письмо, – продолжал Серджио, – три недели оно шло из Рима, представляешь? Puttana Eva! Да я за три недели оттуда пешком быстрее дойду! У них есть номер факса нашей лаборатории, так что ты думаешь, эти умники им воспользовались? Они послали письмо, черт возьми!

Зная характер Серджио, Брунетти понимал, что как только речь заходит о плохой работе в сфере обслуживания, его не остановить.

– Так что же было в письме, Серджио?

– Приглашение, разумеется. Потому-то я тебе и звоню.

– На конференцию по проблеме Чернобыля?

– Да, они попросили нас выступить с докладом о результатах наших исследований. По правде говоря, выступать будет Баттестини, поскольку он возглавлял это дело, но он попросил меня дать необходимые пояснения, а потом ответить на вопросы. Я и не думал, что придется ехать, пока не получил это приглашение. Вот почему я только сейчас смог тебе позвонить.

Серджио проводил исследования в медицинской радиологической лаборатории. Он, как казалось Брунетти, уже несколько лет твердил об этой конференции, хотя речь шла всего о нескольких месяцах. Когда колоссальный урон, нанесенный другой стране из-за некомпетентности ее властей, уже нельзя было больше скрывать, начались бесконечные конференции, посвященные последствиям взрыва на Чернобыльской АЭС, в частности выпадению радиоактивных осадков. И вот последняя должна была состояться в Риме, на будущей неделе. И ведь никто, ни одна живая душа, думал Брунетти, не осмелится выдвинуть предложение не строить больше ядерных реакторов, не проводить ненужных исследований – все в итоге выльется в бесконечные конференции, на которых участники, предварительно исписав груды бумаги, обмениваются леденящей душу информацией.

– Очень рад за тебя, Серджио. Поздравляю. Мария Грация тоже поедет?

– Пока не знаю. Она почти закончила работу на канале Джудекка, но тут кто-то попросил ее составить смету полной реконструкции четырехэтажного палаццо в Гетто, и если она не успеет разобраться с этим к моему отъезду, сомневаюсь, что она сможет поехать.

– А она тебя одного отпустит? – спросил Брунетти, сознавая, как глупо, должно быть, прозвучал его вопрос. Во многом похожие, они с братом очень любили своих жен, что было предметом постоянных насмешек со стороны их друзей.

– Если ей удастся заключить контракт, то я смогу запросто отправиться на Луну, а она даже и не заметит.

– Так о чем, говоришь, ваш доклад?

– Да так, в основном технические подробности, об изменениях в составе крови в течение первых двух-трех недель после сильного облучения. В Окленде, как мы выяснили, некоторые ученые проводят подобные исследования. Мы связались с ними и выяснили, что, похоже, пришли к одним и тем же результатам. Вот почему, в частности, я так хотел поехать на конференцию – Баттестини все равно поехал бы, но теперь нам оплатят все расходы, и мы сможем встретиться с этими ребятами и сопоставить наши результаты.

– Отлично, рад за тебя. Как долго ты там пробудешь?

– Конференция продлится шесть дней, с воскресенья по пятницу. Потом я планирую задержаться в Риме еще на пару дней; так что вернусь не раньше понедельника. Подожди минутку, сейчас я точно тебе скажу. – В трубке послышалось шуршание, – с восьмого по шестнадцатое. Я вернусь шестнадцатого утром. Гвидо, обещаю тебе, что следующие два выходных за мной.

– Ладно тебе, Серджио. Всякое бывает. Я присмотрю за мамой, пока ты будешь в отъезде, а потом ты поедешь к ней в ближайшее воскресенье. Потом – снова я. Не сомневаюсь, ты бы на моем месте поступил так же.

– Я просто не хочу, чтобы ты подумал, что мне неохота к ней ехать, Гвидо.

– Давай не будем об этом, ладно?

Брунетти был поражен, что брат до сих пор принимает так близко к сердцу все, что касается матери. В течение прошлого года он тщетно пытался, без малейшей надежды на успех, смириться с тем, что их мать, энергичная, жизнерадостная женщина, которая вырастила их, вложила в них душу, теперь не с ними. Но где? Где-то далеко-далеко, в сокрытом от посторонних глаз мире. В ожидании, когда наконец эта пустая безжизненная оболочка, бывшая когда-то ее телом, соединится с ней, дав ей возможность, покинув этот мир, обрести вечный покой у Престола Всевышнего.

– Не хотел я просить тебя об этом, Гвидо, – сказал брат, в очередной раз, по обыкновению, напомнив ему о своем старшинстве, о том, как он всегда боялся им злоупотребить, и об ответственности, которая вследствие этого была на него возложена.

Брунетти припомнил словечко stonewall, которое частенько употребляли его американские коллеги, когда разговор заходил в тупик и нужно было срочно сменить тему. Вот и сейчас он попытался прибегнуть к тому же маневру:

– Как дела у ребят, Серджио?

Серджио рассмеялся в ответ: он, как всегда, считал необходимым оправдаться, а Гвидо казалось, что это вовсе не нужно.

– У Марко уже заканчивается срок службы в армии; в конце месяца приедет домой на четыре дня. А Мария Луиза болтает теперь исключительно по-английски. Так что этой осенью отправим ее в Лондон, любоваться картинами Куртолда. Это какое-то безумие, Гвидо, ехать в Англию, чтобы изучать там технику реставрации!

Паола, супруга Брунетти, преподавала английскую литературу в университете Ка'Фоскари. Так что Серджио вряд ли удалось бы удивить Брунетти рассказами о несуразностях системы высшего образования в Италии.

– А она достаточно хорошо владеет языком?

– Куда уж лучше! Если бы это было не так, мы бы отправили ее к вам с Паолой на лето.

– И чем бы мы, по-твоему, с ней занимались? Болтали по-английски с утра до вечера?

– Ну да.

– Знаешь, Серджио, мы переходим на английский, только когда хотим, чтобы дети нас не поняли. Но теперь им так хорошо преподают его в школе, что они практически всё понимают, и мы и этого больше не можем делать.

– А ты попробуй перейти на латынь, – сказал Серджио со смешком, – она всегда тебе давалась.

– Боюсь, что я все позабыл. Сколько лет прошло… – отозвался Брунетти.

Ему стало грустно.

Серджио каким-то чудом уловил его настроение. Это ему всегда удавалось.

– Я еще позвоню тебе перед отъездом, Гвидо.

– Хорошо. Stammi bene.

– Чао. – И Серджио положил трубку.

В течение своей жизни Брунетти не раз слышал подобное: «только благодаря ему…», и всякий раз не мог не вспомнить о Серджио. Когда Брунетти, который всегда хорошо учился, исполнилось восемнадцать, было решено, что на обучение в университете у семьи нет денег; что он должен сначала встать на ноги и начать вносить свой вклад в семейный бюджет. Брунетти желал учиться так же страстно, как другие в его возрасте желают близости с женщиной. Но что ему оставалось делать? Смириться и начать искать работу. И тогда Серджио, в то время только получивший должность техника-лаборанта, настоял на том, чтобы брат не прерывал учебу, при условии, что он сам будет оказывать семье посильную материальную помощь. Уже тогда Брунетти был уверен, что хочет изучать право, и не столько современное законодательство, сколько историю права, его эволюцию, и причины, по которым оно развивалось именно так, а не иначе.

Поскольку в университете Ка'Фоскари не было юридического факультета, Брунетти пришлось уехать в Падую, что прибавило Серджио новых расходов; ему даже пришлось отложить женитьбу на три года, в течение которых Брунетти стал одним из самых успевающих студентов на факультете. Он даже начал подрабатывать, давая уроки студентам младших курсов.

Не поступи он в университет, он никогда не встретил бы Паолу, с которой познакомился в студенческой библиотеке; и, разумеется, никогда не стал бы полицейским. Иногда он задавал себе вопрос: если бы обстоятельства сложились по-другому и он стал, к примеру, страховым агентом или обычным городским чиновником, изменился бы его внутренний взгляд на мир, на окружающие его вещи? Чувствуя, что праздные раздумья затянулись, Брунетти решительно протянул руку к телефону и снял трубку.