Квестура и размышления об убитом, с которым он никогда не встречался, отправились домой вместе с Брунетти. Паола заметила их присутствие еще во время ужина, когда муж сначала не похвалил, а потом и вовсе не доел coda di rospo с креветками и помидорами, а затем ушел в гостиную читать, не допив треть бутылки грамине.

Мытье посуды отняло у Паолы немало времени, и, когда она пришла в гостиную, муж уже стоял у окна и изучал взглядом ангела, украшающего колокольню Сан-Марко на юго-востоке города. Паола поставила чашки с кофе на журнальный столик перед диваном.

— Тебе граппы к кофе принести, Гвидо? — спросила она.

Он молча покачал головой. Паола подошла к мужу и встала рядом. Когда через пару минут он так и не обнял ее за талию, Паола легонько пихнула его ногой.

— Что с тобой такое? — спросила она.

— Не хочу втягивать тебя в это, — наконец ответил он.

Отвернувшись от мужа, Паола пошла к дивану и, усевшись, пригубила кофе.

— Заметь, я могла бы и не спрашивать.

— Но спросила ведь, — вздохнул Брунетти и устроился рядом с женой.

— Так в чем дело?

— Да все это убийство в Тессере, — ответил Брунетти.

— Ну, что там было убийство, я и так знаю — из газет, — заметила Паола.

Брунетти поднял чашку кофе.

— Знаешь, — сделал он глоток, — я, наверное, и впрямь выпью граппы. Что у нас там осталось? Гайя? Бароло?

— Что-то такое есть, — кивнула Паола, устраиваясь поудобнее на диване. — Захвати и мне бокальчик, хорошо?

Вскоре Брунетти вернулся с бутылкой и двумя бокалами. Пока они потягивали граппу, он рассказал Паоле все то, что передал ему Гуарино, и заодно объяснил, что за фото придет ей завтра на почту. Он попытался описать смешанные чувства, которые испытывал по поводу этого расследования. Строго говоря, это дело карабинерии, и он тут совершенно ни при чем. Возможно, ему просто льстит, что Гуарино обратился к нему за помощью. Такое же тщеславие, как и у Патты, который любит всем напоминать, что именно он — начальник и босс. А может, Брунетти просто захотелось переплюнуть карабинеров и добиться успеха там, где у них ничего не получилось.

— Но даже фото не поможет синьорине Элеттре найти этого загадочного мужчину, — признал Брунетти. — Я хотел заставить Гуарино сделать хоть что-нибудь — для начала признаться, что он мне врал.

— Утаивал от тебя сведения, — поправила его Паола.

— Если настаиваешь, — с улыбкой согласился Брунетти.

— Значит, он хотел, чтобы ты выяснил, кто из живущих близ Сан-Маркуолы способен… на что, собственно?

— Думаю, в первую очередь его интересуют серьезные преступления. Судя по всему, мужчина на этой фотографии и есть убийца. Ну или он напрямую замешан в убийстве.

— И ты так думаешь?

— У меня пока слишком мало информации, чтобы делать какие-либо выводы. Я только знаю, что убитый Ранцато занимался нелегальными перевозками по требованию этого мужчины, что тот хорошо одевается и однажды договаривался о встрече с неизвестной личностью в Сан-Маркуоле.

— Погоди, я думала, ты сказал, что он там живет?

— Ну, не совсем.

Прикрыв глаза, Паола изобразила страдальческую гримасу.

— У тебя никогда не поймешь, где да, а где нет.

— В этом деле я только предполагаю, — улыбнулся ей Брунетти.

— Почему?

— Он сказал своему собеседнику, что встретится с ним вечером. Это логично — если к нам приезжают гости из другого города, мы встречаем их у imbarcadero рядом со своим домом.

— Верно, — кивнула Паола и добавила: — Профессор.

— Ну не издевайся, Паола. Это же и впрямь очевидно.

Наклонившись, жена схватила его за подбородок и осторожно повернула лицом к себе.

— А знаешь, что еще очевидно? Что под словами «хорошо одетый» скрывается очень много всего.

— Как так? — Рука Брунетти, тянущаяся к бутылке граппы, повисла в воздухе. — Не понимаю, о чем ты. Кроме того, он еще сказал, что тот мужчина — «шикарный», что бы это ни значило.

Паола смотрела на мужа так, словно видела его впервые.

— Ты осознаешь, что каждый понимает слово «шикарный» или даже «хорошо одетый» по-разному, в зависимости от того, как одевается сам?

— Все равно не понимаю, — покачал головой Брунетти, дотянувшись наконец до бутылки.

Предложил подлить Паоле, но та нетерпеливо отмахнулась.

— Помнишь то дело, которое ты вел лет десять назад? Когда на протяжении недели каждый вечер ездил в Фаваро допрашивать подозреваемого?

Напрягшись, Брунетти припомнил то расследование — и бесконечную ложь, и поражение, которое он потерпел в конце.

— Помню.

— А помнишь, как карабинеры довозили тебя до Пьяццале Рома, а там ты садился на катер первого маршрута?

— Да, — ответил Брунетти, недоумевая, с чего бы это жене вздумалось вытаскивать на свет божий это старье. Может, она считает, что и это дело обернется полным провалом, неуловимый аромат которого Брунетти и сам уже начал чуять?

— А помнишь, как ты мне рассказывал про людей, которых встречал на этом катере каждый вечер? Подозрительных типчиков в сопровождении крашеных блондинок? Мужчин в кожаных пиджаках и девиц в кожаных мини-юбках?

— О господи! — воскликнул Брунетти и хлопнул себя по лбу, да так сильно, что ударился затылком о спинку дивана. — Имеет глаза, да не видит!

— Гвидо, пожалуйста, не начинай цитировать Библию.

— Прости. Это я от потрясения, — широко улыбнулся Брунетти. — Ты гений, Паола. Но я давно это знал. Конечно, как я сам не догадался! Казино! Они встречались у Сан-Маркуолы и вместе шли в казино! Куда же еще! Гениально. Совершенно гениально.

Паола скромно замахала рукой, неубедительно отметая комплименты.

— Гвидо, еще не факт, что все так и было — это всего лишь предположение.

— Да, всего лишь, — согласился Брунетти. — Зато в нем есть смысл, да и вообще, теперь я хоть что-то смогу предпринять.

— Что-то предпринять? — заинтересовалась Паола.

— Да.

— Например, сводить меня в казино? — предложила она.

— Тебя?

— Меня.

— Но почему?

Паола поднесла мужу пустой бокал, и он наполнил его граппой. Сделав глоток, она одобрительно покачала головой, оценив крепость напитка.

— Потому что ничто не привлечет к себе больше внимания, чем одинокий мужчина в казино.

Брунетти начал было возражать, но Паола загородилась от него бокалом и отказалась выслушивать его аргументы.

— Ты только представь себе, — сказала она. — Посетитель, тем более одинокий, не может просто бродить туда-сюда, пялиться на посетителей и при этом ни во что не играть! Его мигом вычислят. А если он начнет играть, то что тогда? Проведет вечерок, проигрывая в карты нашу квартиру? — Заметив, что лицо мужа прояснилось, она добавила: — В конце концов, это-то синьорине Элеттре не удастся вписать в статью расходов на канцелярские товары?

— Думаю, нет, — признал Брунетти, — более ясного признания своей неправоты от мужчины ждать не приходится.

— Я серьезно, Гвидо, — сказала Паола, поставив бокал на стол. — Тебе там нужно будет действовать спокойно и уверенно, а если ты пойдешь один, то будешь выглядеть как полицейский на охоте, в крайнем случае — как холостяк на охоте. А если с тобой буду я, мы сможем разговаривать, смеяться и вообще делать вид, будто нам весело.

— А это значит, что на самом деле нам весело вовсе не будет?

— А чего веселого в том, чтобы смотреть, как люди проигрывают свои деньги?

— Ну, не все же там проигрывают, — неуверенно возразил Брунетти.

— Ага. И не все прыгающие с крыш ломают себе ноги, — парировала Паола.

— Это еще что значит?

— То, что казино зарабатывает деньги — а зарабатывает оно деньги лишь потому, что люди их теряют. Проигрывают. Может, они проигрывают и не каждый раз, но в конечном счете — проигрывают всегда.

Брунетти побаловался мыслью налить себе еще граппы, но по зрелом размышлении мужественно от нее отказался.

— Ладно, согласен. Но мы все-таки попробуем повеселиться, ладно?

— Не раньше завтрашнего вечера, — ответила на это Паола.

Брунетти решил испытать удачу и посмотреть, не узнает ли кто в казино молодого человека с фотографии, которую Паола принесла домой с работы. Правда, вряд ли госпожа Фортуна будет к нему благосклонна, учитывая обстоятельства — в казино ей и так покоя не дают, постоянно взывая к ее милости. Понимал Брунетти и то, что, даже если ему удастся выяснить личность незнакомца, сделать он с этим ничего не сможет — разве что пробьет его по базе, а потом передаст всю информацию Гуарино. Впрочем, даже несмотря на то, что к власти сейчас пришли правые, фотографироваться пока закон не запрещал.

Хотя Брунетти и говорил себе, что он — всего лишь обычный гражданин, решивший вместе с супругой посетить казино, он знал, что его появление в этом заведении не пройдет незамеченным. Как-никак за последние годы именно он возглавлял два расследования, имевших прямое отношение к игорному бизнесу.

Портье узнал их немедленно, стоило им переступить порог. Но, видимо, администрация не держала на Брунетти зла, так как его не только пропустили, но и провели как почетного гостя. От бесплатных fiches, прилагавшихся к этому статусу, Брунетти отказался. Вместо этого приобрел в кассе фишек на пятьдесят евро и половину отдал Паоле.

Брунетти давно тут не был — с того самого времени, когда несколько лет назад арестовал директора казино. С тех пор мало что изменилось — он узнал нескольких крупье, двое из которых тоже проходили по тому давнему делу. Их обвиняли в разработке и применении мошеннической схемы, благодаря которой казино удавалось завладеть огромными, не поддающимися точному подсчету суммами в сотни тысяч, если не в миллионы евро. Обвиняемые пошли под суд, получили сроки, отсидели свое и… вернулись к своей работе. Брунетти начал подозревать, что даже Паола, вышагивающая рядом, не спасет этот вечер от полного провала.

Они подошли к столам с рулеткой — единственной игрой, в которую мог играть Брунетти: там не надо ни запоминать карты, ни высчитывать вероятности чего бы то ни было. Кладешь деньги на стол. Выигрываешь. Проигрываешь.

Пока они шли, Брунетти разглядывал людей за одним из игральных столиков, ища того самого мужчину, который на фотографии был виден лишь в профиль, да и то не целиком. Качество фото, присланного по почте сегодня утром, оставляло желать лучшего. Кроме прикрепленного файла в письме ничего не было — никаких объяснений, где это снято, когда или кем. Снимали, судя по всему, мобильным телефоном. В объектив попал чисто выбритый мужчина чуть за тридцать. Он стоял в баре, держа в одной руке чашку кофе, и разговаривал с кем-то не попавшим в кадр. Волосы у него были короткие и темные — то ли черные, то ли каштановые — из-за низкого разрешения трудно было судить наверняка. Четко видно было немного: одна скула да бровь, резко изогнутая, как обычно рисуют в мультиках. Телосложения мужчина был среднего, а вот его рост Брунетти определить не решился бы, как поостерегся бы давать оценку качеству одежды: галстуку, пиджаку, светлой рубашке.

Брунетти с Паолой пристроились с краю толпы, привлеченной магией вращающегося колеса. Щелк-щелк-щелк — шарик скакал по полю, и зеваки как завороженные следили за ним. Затем шарик с приглушенным стуком занимал одну из ячеек, и наступала тишина — проигравшие не испускали тяжких вздохов, выигравшие не выражали бурной радости. Какие безразличные, поразился Брунетти, какие безрадостные и равнодушные.

Неумолимый поток игры увлек нескольких проигравших прочь от стола; их места тут же заняли другие игроки, в том числе и Паола с Брунетти. Даже не взглянув на стол, Брунетти кинул одну фишку. Он ждал и смотрел на лица игроков напротив — вначале все их внимание было обращено на крупье, а затем, как только он выпустил шарик из рук, на колесо рулетки.

Паола стояла рядом, сжав его руку. Она следила за шариком, который остановился на седьмом номере, отправив тем самым фишку Брунетти, как и фишки большинства других игроков, в небытие длинной щели, куда их ссыпали горстями. Паола расстроилась так, будто они проиграли не десять евро, а десять тысяч. Они постояли у рулетки еще немного, пока их не оттеснили сзади другие игроки, жаждущие просадить свои деньги.

Брунетти с женой отошли к другому столу, где провели еще двадцать минут, наблюдая за постоянно сменяющимся потоком игроков. Брунетти обратил внимание на одного из них — юношу, наверное, не старше Раффи, который стоял у рулетки напротив. Каждый раз, стоило только крупье объявить последние ставки, он двигал стопку фишек на двенадцатый номер, и каждый раз крупье забирал их себе.

Брунетти взглянул на его лицо, по-юношески мягкое, с полными блестящими губами, как у святых с полотен Караваджо. А вот глаза, в которых Брунетти ожидал увидеть блеск азарта или хотя бы боль поражения, были отрешенными и непроницаемыми, как у статуи. Он даже не смотрел на стопки фишек, которые без всякой системы ставил на стол: красные, желтые, голубые. Ставки, стопками примерно по десять фишек, каждый раз получались на разные суммы.

Юноша постоянно проигрывал, и, когда запас фишек перед ним иссяк, он залез в карман и, вытащив оттуда еще одну горсть, небрежно швырнул ее на стол, не глядя и даже не пытаясь рассортировать фишки по стоимости.

Брунетти вдруг пришло в голову, что он слепой — наверное, играет, ориентируясь только на осязание и слух. Обдумывая эту теорию, он какое-то время с любопытством смотрел на молодого человека, пока тот, в свою очередь, не поднял на него глаза. В них блеснула такая откровенная неприязнь, что комиссару пришлось быстро отвести взгляд, как если бы он застал кого-то за явно непристойным занятием.

— Пойдем отсюда, — шепнула ему Паола и, цепко схватив его за локоть, бесцеремонно потащила его к свободной площадке между столиков. — Не могу стоять и смотреть на этого мальчика, — озвучила она мысли мужа.

— Давай я куплю тебе выпить, — предложил Брунетти.

— Транжира, — хмыкнула Паола, но тем не менее отправилась с ним в бар, где Брунетти уговорил ее выпить виски — напиток, который она пила редко и вообще-то не любила. Передав жене тяжелый квадратный стакан, Брунетти чокнулся с ней и стал смотреть, как она делает первый глоток. Рот Паолы искривился, может, лишь чуть-чуть слишком театрально, и она, задыхаясь, сказала:

— Даже и не знаю, как это тебе каждый раз удается развести меня на эту дрянь.

— И ты каждый раз говоришь вот эту фразу, с тех самых пор, как мы девятнадцать лет назад ездили вдвоем в Лондон, — парировал Брунетти.

— А ты все еще лелеешь надежду меня перевоспитать, — ответила Паола, делая второй глоток.

— Ну, граппу-то ты пить начала? — спокойно заметил Брунетти.

— Да. Но граппа мне нравится. А вместо вот этого, — Паола покачала стаканом, — я с тем же успехом могла бы пить растворитель для краски.

Осушив стакан, Брунетти водрузил его на стойку и, заказав grappa di moscato, забрал у Паолы ее виски.

Если он и думал, что Паола начнет возражать, она его приятно удивила.

— Спасибо, — сказала она, забирая граппу у бармена и поворачиваясь лицом к залу, из которого они только что пришли. — Наблюдение за этими игроками наводит на меня страшную тоску, — заметила она. — О таких душах и писал Данте, — она пригубила граппу. — А в борделях веселее?

Брунетти поперхнулся и закашлялся, выплюнув виски обратно в стакан. Поставив стакан на стойку, он достал платок и вытер губы.

— Прошу прощения? — переспросил он.

— Я серьезно, Гвидо, — улыбаясь, сказала Паола. — Мне не доводилось бывать в борделях, вот я и думаю, может, хоть там кому-нибудь удается повеселиться?

— И ты вообразила, что я знаю? — спросил Брунетти. Так и не решив, каким тоном это произнести, он остановился на чем-то между возмущением и изумлением.

Паола молча потягивала граппу.

— Ну, я был, может, в двух-трех борделях, — наконец сказал Брунетти. Подозвав бармена, он подтолкнул к нему стакан и попросил обновить. — Впервые я попал туда, когда работал в Неаполе, — заговорил он, когда ему принесли новую порцию виски. — Я отправился туда арестовывать сына хозяйки. Он жил там, потому что рядом был его университет.

— И чему он учился? — как Брунетти и думал, Паолу это сразу заинтересовало.

— Бизнес-менеджменту.

— Чему же еще, — улыбнулась она. — Ну а остальным там как, весело было?

— В тот момент я как-то об этом не думал. Мы с тремя коллегами пришли и арестовали парня.

— За что?

— Убийство.

— Ну а остальные разы?

— Второй раз был в Удине. Мне там надо было допросить одну из… сотрудниц.

— А ты к ним заявился в рабочее время? — спросила она. При этих словах перед Брунетти возникла забавная картинка: на проходной девушки пробивают свои рабочие карточки, вытаскивают из личных шкафчиков чулки и туфли на высоком каблуке, устраивают перерывы на чай с кофе и, разумеется, на обед, который проводят за одним столом: курят, болтают и едят.

— Да, — ответил он. Если три часа утра можно считать рабочим временем.

— Ну а там народ отрывался?

— Мы слишком поздно пришли, — сказал Брунетти. — Почти все уже спали.

— Даже та, которую ты пришел допрашивать?

— Позже выяснилось, что я спутал ее с другой.

— Ну а третий раз?

— Еще было дело в Порденоне, — сухо сообщил он. — Но их кто-то предупредил, и, когда мы приехали, там уже никого не было.

— Ох, а мне так хочется узнать, каково там! — весело сказала Паола.

— Прости, ничем не могу помочь, — ответил ее муж.

Поставив пустой бокал на стойку, Паола поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.

— Если вдуматься, я даже рада, что ты не можешь, — сказала она. — Ну что, пойдем продуем оставшиеся богатства?