Элейн позвонила Джейн из Ванкувера узнать, не звонил ли Чили. Джейн ответила, что о нем ни слуху ни духу. Элейн попросила разыскать его. Джейн позвонила во «Времена года» – безрезультатно, потом на студию «БНБ». Там Хью Гордон ответил, что Чили в Сан-Диего, и пообещал разыскать его и передать, чтобы тот позвонил Джейн. «Домой», – уточнила Джейн и сообщила номер. Хью передал этот номер Тиффани. Та позвонила Вите в «Хилтон», по существу, не в Сан-Диего, а в Дель-Маре, и поручила ей сообщить этот номер Чили, чтобы он мог связаться с Джейн. Вита увидела Чили выходящим из 168-го номера, где Линда, стоя в дверях, почесывала ему спину или поглаживала его? Во всяком случае, делала нечто подобное. Вита исполнила поручение – сообщила Чили номер и просьбу позвонить. Линда поинтересовалась, кто такая Джейн. Одна из его пассий? Чили объяснил ей, кто это, и Линда вернулась в номер за сотовым. Вита спросила Чили, неужели он не имеет собственного сотового телефона? Чили сказал, что не имеет – не хочет, чтобы ему звонили кто ни попадя.

Раджи позвонил Нику Кару домой и, вытащив того с теннисного корта, спросил, как там дела с диском Линды Ник сказал:

– Господи ты боже, у меня сейчас разгар матча с рекламным директором студии «Мейврик». Именно сейчас перелом в игре – я начинаю выигрывать: пять геймов против его четырех. Счет сорок – тридцать в мою пользу. Я вот-вот разгромлю его, а ты звонишь, чтобы узнать, как там диск! Я думал, это важный звонок.

– Если в ближайшем будущем мне повезет, – сказал Раджи, – то я и сам стану важным, и звонки мои станут для тебя важными, и тогда я не позволю тебе так со мной разговаривать.

– Диск начали крутить два дня назад – здесь, в Лос-Анджелесе, и на побережье, сегодня его презентация в Сан-Диего. Успех больший, чем можно было ожидать. Мы выходим на общенациональный уровень. По-видимому, диск войдет в число хитов, попомни мое слово, и ты на нем кое-что заработаешь.

– Хорошо бы, – сказал Раджи.

Он позвонил Хью Гордону и сказал, что Ник ищет Чили Палмера, и не знает ли Хью, где тот находится. Хью сказал, что Вита сообщила Тиффани, что Чили сейчас в Дель-Маре, в «Хилтоне», но отправляется с группой на звуковую репетицию. Скажите Нику, что в Лос-Анджелес он вернется к девяти. Вот спасибо, сказал Раджи. Он сразу же перезвонил Элиоту.

– Знаешь, где был этот тип, Чили Палмер? В Дель-Маре, баклуши бил. Плевать ему на твою карьеру, на которую ты так настроился. Бьюсь об заклад, что не откажешься повидаться с ним сразу же после его приезда?

Элиот сказал, что повидаться, конечно, не прочь. И Раджи сказал:

– Будь готов к восьми часам. Я с тобой встречусь. И знаешь что еще, Элиот? Надень свой костюм!

– Кончено дело, – сказала Элейн. – Я его уволила.

– И надо было обязательно туда ехать? Почему ты не могла сделать это по телефону? Я не понимал, где ты.

– Завтра все тебе расскажу. Сейчас мне надо вернуться на совещание.

– Знаешь, Элейн, диск-жокей проиграл ей новую запись.

– И что?

– Ей очень понравилось.

– Шутишь!

– Нет, правда. Новый вариант ей понравился. Но как будет со сценой – не знаю. Может, понадобится еще поработать.

– Говоришь, что не знал, где я? Но ведь я оставила для тебя в отеле два сообщения, вчера оставила.

– Я с четверга не был в отеле.

– Значит, ты не звонил Элиоту?

– Я не знал, что должен был звонить.

– Я спешила, забыла ему позвонить. Может быть, ты позвонишь? Скажешь, что я обещала назначить пробу на следующей неделе в любой день.

– Позвоню, – сказал Чили, – как только вернусь.

Раджи знал, что во «Временах года» можно встретить кучу всякого народа – актеров и шоуменов, которых все знают в лицо, а также тех, кого не знают. В двери отеля входили разного рода пижоны в поношенных кожаных куртках с рюкзаками через плечо, корчившие из себя режиссеров или людей, так или иначе причастных к искусству. Другие пижоны подъезжали туда в открытых машинах, с ними были длинноногие красотки в мини-юбках. Арабы шли косяком – целое племя арабов, большинство с длинноногими красотками, некоторые с женами, поэтому кто обратит внимание на входящего в отель великана-самоанца? А если даже и обратят – гляди-ка, какой гигант-самоанец! – то уж на спутника его вряд ли кто посмотрит – пусть спутник этот и шуршит черным шелком, имеет на голове щегольскую кепочку, надетую так, как надо, и модные светло-бежевые сапожки с лакированными вставками.

С ними в лифте оказался лифтер. Он спросил: «Этаж?» Раджи назвал десятый этаж и вытащил ключ, оставленный Чили Палмером в номере; он не стал совать этот ключ лифтеру в лицо, но сделал так, чтобы тот этот ключ увидел и принял их за постояльцев. Раджи собрался даже сказать: «Сначала зайдем к тебе, а потом ко мне». Пусть лифтер не считает, что они живут в одном номере. Но на шестом этаже парень этот сошел, и Раджи не удалось его просветить.

Они тихонько подошли к двойному номеру и, войдя, обнаружили, что номер убран и готов к возвращению его обитателя: ваза наполнена свежими фруктами, расставлены цветы, а на подушке разобранной широченной постели лежит шоколадка в золоченой обертке, из приглушенного радио неслась тихая музыка. Раджи увидел, что Элиот озирается по сторонам, по-видимому находясь под впечатлением, потом тот раздвинул шторы на окнах, действуя прицепленными к ним палочками, открыл балконную дверь и вышел полюбоваться видом на Вест-Голливуд и дальше, до самых холмов с карабкающимися на них огоньками. Когда Элиот вернулся в номер, все лампы в обеих комнатах были погашены, и Элиот спросил:

– А почему бы нам не посмотреть телевизор? Фигуру самоанца освещал только свет из ванной.

– Ты считаешь, что на глупые вопросы мне следует отвечать? – сказал Раджи.

– Но будет телевизор включен или не будет, он же все равно вернется в номер, правда? – сказал Элиот.

Потушив свет в ванной, Раджи уселся в кресло лицом к входной двери. Элиот сел в отдалении на диванчике напротив телевизора.

Он спросил:

– Вы знаете, каким образом вы это сделаете?

– Тебе понравится, – сказал Раджи.

– Точно так же, как и Джо Лаза?

– Подожди, увидишь.

Чили пришлось задержаться у конторки, чтобы взять ключ.

В номере он зажег первую попавшуюся лампу на тумбе телевизора, туда же он положил ключ, бумажник, коробку сигар и темные очки. Он хотел было снять пиджак, когда услышал: «Чили Палмер» – и, обернувшись, увидел сначала Раджи, державшего на коленях пистолет, а потом сидящего на диванчике Элиота.

– Матт и Джефф, – сказал он, кинув пиджак на спинку стула, – чем могу быть вам полезен?

– Хочу напомнить тебе кое-что, – сказал Раджи, – как ты заладил тогда одно повторять, что Линда больше со мной не работает. Лез на меня с этим, помнишь? Я вежливо так осведомился, кто ты такой, что пристаешь ко мне, черт тебя дери! А ты сказал, что ты ее новый директор. И лезешь так, наступаешь… А в следующий раз ты спросил Ника, где Джо Лаз. Хочешь знать, куда он делся?

– Думаю, ты его шлепнул, – сказал Чили и покосился на Элиота. – Или он его шлепнул. Зная, кто такой Джо, удивляешься только, как этого раньше не произошло.

– Ты когда-нибудь ел с этим подонком? – спросил Раджи. – А я вот ел. И хотелось либо избить его до потери сознания, либо шлепнуть. Я и шлепнул. Но ведь ты не спросил об этом меня, а спросил Ника, который ни черта не знает обо всей этой истории. И тогда же в офисе ты сказал ему, не мне, а ему: «Ты больше не представляешь Линду Мун». А он и не представлял ее никогда. Это я ее представлял, был ее директором и сейчас им являюсь.

– Чего ты хочешь от меня? – спросил Чили. – Чтобы я извинился?

– Я хочу, чтобы ты вышел на балкон, – сказал Раджи, поднимая пистолет, показавшийся Чили «береттой-9».

– Не из этой ли штуки ты шлепнул Джо Лаза?

– Из нее я тебя шлепну, если не выйдешь на балкон!

– Какая тебе разница, где это сделать – в номере или на балконе? Ты что, ковер запачкать боишься?

– Нет, мы вот что собираемся сделать, – сказал Раджи. – Посмотреть, как ты сам себя прикончишь. Совершишь самоубийство, потому что лучшего трюка для кино тебе не придумать. А от пули ты помрешь только в том случае, если не спрыгнешь с балкона. Я нажму на курок – и ты покойник! А если прыгнешь – может быть, еще поживешь… пока на землю не грохнешься.

– Если мне предоставляется выбор, – сказал Чили, – то не дадите ли времени подумать?

– К черту! – отрезал Раджи. – Элиот, бери этого сукиного сына и волоки на балкон!

– Скоро кинопроба, – сказал Чили двинувшемуся к нему Элиоту.

Элиот взял его за руку.

– Ага, она обещала позвонить, но так и не позвонила.

– Элиот, – с некоторым волнением в голосе произнес Чили, – ей пришлось на время уехать. Только поэтому она не позвонила. Она оставила мне сообщение, попросила, чтобы позвонил я, но я тоже уезжал. Подойди к телефону и нажми кнопку. Услышишь, как Элейн просит меня позвонить тебе.

– Элиот, заткни его, – сказал Раджи, тоже поднимаясь на ноги. Подойдя к письменному столу, он покачал головой. – Огонек не горит – никакого сообщения там нет.

– Если Элейн передала мне, что оставила сообщение, – сказал Чили, – значит, она его оставила. Подними трубку, нажми кнопку.

Раджи сделал это – нажал кнопку, послушал, потом протянул трубку Элиоту:

– Нет там сообщения. Приятный женский голос говорит, что на этот час сообщений нет. Схватишь ты его наконец, Элиот, и сбросишь с балкона? Ведь ты так любишь это проделывать.

Элиот железной рукой ухватил Чили за шею и – вот оно! – вытащил на балкон и, притиснув к перилам, отпустил. Чили выпрямился, повертел головой.

– Чуть шею мне не сломал!

– Это он может, – сказал Раджи, выходя на балкон. – Сломать тебе шею и перекинуть тебя через перила. Или же ты можешь повести себя как мужчина и сделать это сам. Влезть на перила и спрыгнуть.

Чили поднял глаза на Элиота.

– Я несколько часов назад говорил с Элейн. Она сказала, что звонила сюда и оставила сообщение. Позвонить должен был я, потому что ей срочно понадобилось вылететь в Ванкувер, чтобы уволить этого кретина Александра Монета. Она, ей-богу, очень торопилась. Она сказала: «Позвони за меня Элиоту. Скажи ему, что проба будет на той неделе в любой день, какой он только пожелает».

– Она так сказала?

– Он врет, Элиот, – тут же встрепенулся Раджи, – плетет тебе басни, чтобы спасти свою говенную задницу. Будь ты на его месте, делал бы точно то же самое, как и я, как и все другие.

– Если сообщения там нет, – сказал Чили, – значит, его кто-то стер. Или же оно сохранено. Как для того, так и для другого кто-то должен был быть в комнате из тех, кому быть здесь не полагалось.

Элиот взглянул на Раджи.

– Вы поднимались в номер. Отсюда и ключ.

– Я так и сказал тебе. Но никакого сообщения на телефоне не было.

– Откуда вы знаете? Вы что, проверяли?

– Не было огонька сообщения. Вот погляди на телефон. Есть там огонек, мигает?

Элиот повернулся, подошел к столу. Чили наблюдал за ним.

– Возьмите трубку, нажмите кнопку сообщений. Поглядите, сохранено ли что-нибудь.

– Ничего там нет, – сказал Раджи. Он стоял так близко к Чили, что дуло его «беретты» упиралось Чили в бок. – Ничего, чтобы спасти твою задницу. Давай, махни через перила, голубчик А хочешь, здесь пулю прими, мне все равно. – Он повернул голову вслед за Чили, смотревшим, как Элиот держит у уха трубку. Они увидели, как он положил трубку и направился к ним.

Раджи сказал:

– Говорил я тебе? Говорил? Женщина говорит, что сообщений нет!

Элиот покачал головой.

– Она говорит: наберите номер.

– Ну да, придумали это идиотство с номерами, – сказал Раджи, – вместо того чтобы просто говорить то, что следует. Набери и услышишь, что сообщений нет.

– Я набрал, – сказал Элиот, – и услышал голос Элейн.

Чили увидел, как Раджи решительно покачал головой, всем своим видом отвергая подобную возможность: «Нет». Казалось, он говорил Элиоту: «Не могло этого быть, никак не могло! Никакого сообщения там нет. Ни единого словечка ты не слышал!» Он резко повернулся к Чили, вперив в него взгляд, глаза в глаза, сквозь темные стекла очков: «Ты знаешь, что ничего там нет!»

– Да, но ведь он слышал, – сказал Чили и, глядя на Элиота, уже вышедшего к ним на балкон, спросил: – И что она сказала?

Раджи опять затряс головой, словно вопя: «Нет-нет, кой черт, этого никак не может быть!», но сказал он лишь:

– Я должен это услышать собственными ушами.

Отпрянув от Чили, он кинулся внутрь номера, но перед ним выросла фигура Элиота. Раджи сказал:

– Дай-ка пройти, ты, медведь неуклюжий, что это ты на ноги наступаешь? Прочь с дороги! – и тут же взмыл вверх, поднятый могучими руками Элиота. Раджи извивался, пытаясь вырваться, и вопил Элиоту: – Перестань дурить, парень! Спусти меня вниз!!

Что Элиот и сделал на глазах у Чили: приподнял Раджи повыше, к самому своему лицу, смачно чмокнул в губы и со словами:

– Ну, пока, Раджи, – швырнул в темноту.

– Они всегда так кричат, – сказал Элиот.

Днем в воскресенье на террасе у Элейн они пили прохладительные напитки и нежились на солнце.

– Я вызвал персонал, предоставив им все хлопоты.

– И что ты им сказал?

– Что парень упал с балкона. Больше им знать ничего не полагалось. Они позвонили в полицию.

Я позвонил Даррилу, моему консультанту в делах, связанных с полицией. Они с женой провели целый день в приюте, куда определяли мать жены, так что Даррил до приезда в отель был в прекрасном настроении.

– Элиот арестован? – спросила Элейн.

– На самом деле ты хочешь спросить, надо ли нам все еще думать о кинопробе. Пока не знаю. Они забрали его в Уилширское отделение для беседы. Элиот признается в содеянном, но утверждает, что сделал это для спасения моей жизни. Что я и подтвердил. Мне к боку был приставлен девятимиллиметровый пистолет. Мне предстояло либо получить пулю от Раджи, пришедшего с твердым намерением меня убить, либо броситься вниз с балкона.

– Но и Элиот пришел с ним, – сказала Элейн.

– Вот это и необходимо было разъяснить полиции, с каким намерением он пришел. Элиот говорит, что думал, будто они идут обсуждать контракт Линды. Но придя, он сразу понял, что на уме у Раджи. Я сказал, что единственное, что мне известно, это то, что Элиот, черт возьми, спас мне жизнь. Даррил, наверное, с час, если не больше, глядел на меня пристальным взглядом. Это у него такой метод на допросах – уставится пристальным взглядом и ждет, когда ты расколешься и скажешь правду.

– Но ведь это правда и есть, разве не так? – сказала Элейн.

– Да, но некоторые детали мы опустили, не желая сбивать с толку следствие.

– Какие же детали, например?

– Телефонные сообщения. После того, как я позвонил Даррилу, я это проверил. Сохраненного сообщения от тебя там не было.

– Значит, Элиот солгал?

– Таким образом он показал, что верит мне, верит моим словам, что ты звонила. И это правда. Но знаешь, а что, если бы он мне не поверил? Вот этот вопрос я себе и задаю: неужели он остался бы заодно с Раджи и сбросил бы с балкона на его, а меня? Что-то подсказывает мне, что такое невозможно, и все-таки лучше в это не вникать.

– Он мог тебя убить.

– Но не убил, а, наоборот, спас мне жизнь.

– А что нового слышно о деле Джо Лаза и этих русских?

– Они расследуют это, пытаются связать воедино детали, представить общую картину. Я отдал Даррилу бейсбольную биту. Он говорит, что на ней найдена кровь Джо Лаза и найдены его отпечатки, отпечатки Раджи, отпечатки Элиота, мои и продавца в магазине… Если Элиот принес нам биту, чтобы подставить Раджи, то это у него не вышло.

– Похоже, он принес ее, – сказала Элейн, – только чтобы разбить мой телевизор.

– Не твой, а взятый тобой на время. А еще они располагают пистолетом Раджи, он так и остался у него в руке. Им пришлось разжимать ему пальцы. Они подвергнут пистолет экспертизе и решат, тот ли самый это пистолет, из которого был убит Джо Лаз. Если окажется, что да, Элиоту придется нелегко.

– Существуют свидетели, – сказала Элейн, – полуночники на своем пикнике в Гриффит-Парке.

– Это если они опознают Элиота на допросах.

– Не запомнить такого невозможно.

– Надо выждать и посмотреть, что будет. Я еще не расстался с мыслью его использовать.

– В качестве кого?

– Элейн, этот парень спас мне жизнь. Взять его в картину – ей-богу, не слишком дорогая цена за это.