Кармен заперла дверь ванной и стала под душ, лицом к струям, закрыв глаза и пытаясь ни о чем не думать. Где-то она прочла, что впасть в нирвану можно только тогда, когда удастся освободить мозг от роящихся вокруг картинок и предметов и сконцентрироваться на чем-то аморфном. Поэтому она попыталась сосредоточиться на воде, мурлыча себе под нос. И сразу же вспомнила фильм с Джеком Николсоном, действие которого начинается в Северной Африке, в каком-то арабском поселке, в местной гостинице, где Николсон меняется документами с мужчиной, который умирает в соседнем номере от сердечного приступа. Кармен вспомнила название фильма. «Пассажир»… Николсон, то есть тот, кого он играет, пытается убежать от самого себя и начинает жить жизнью человека, которого уже нет в живых. Он попадает в Англию, потом в Германию, затем в Испанию, где в Барселоне знакомится с девушкой, мечтой всей своей жизни, не подозревая, что его ждет дальше. Кармен подумала, что если сюжет захватывает, когда просто смотришь фильм, то наверняка захватывает дух, когда ты не тот, за кого тебя принимают хотя бы какое-то время. Но что-то странное происходит в этом фильме. Николсон вспоминает, что прежде видел эту девушку в Лондоне, хотя и не находит странным, когда та появляется в Барселоне. Даже не упоминает об этом до самого последнего момента. Живя под чужим именем, он обнаруживает, что втянут в опасный бизнес и что его преследуют какие-то люди. Но ему вроде как на это плевать, он озабочен лишь тем, чтобы убежать от своего прошлого. Поэтому плывет по реке своей новой жизни, как пассажир на корабле, до самого конца, и конец захватывает. По крайней мере, этот фильм ее захватил намного сильнее, чем какой-либо другой. Фильм в каком-то смысле показался ей настолько реальным, что она интуитивно угадывала, что должно произойти. И даже теперь она ощущала жалость к Николсону. Бедняга, вечный пассажир…

Закутавшись в махровый халат, Кармен терпеливо накручивала волосы на электрические бигуди, опустив голову вниз. Потом подняла глаза, глядя на себя в зеркало и размышляя о том, что на месте Джека Николсона попыталась бы как-нибудь выпутаться из всего этого, вернулась бы обратно к прежней жизни и нашла бы выход из сложившейся ситуации. Жена Николсона оказалась на высоте, искала его. Но даже если бы не искала, а преступники не гонялись бы за ним и он мог бы уехать, куда вздумается, как долго он смог бы проторчать в Барселоне или колесить по Испании в автомобиле с откидным верхом? А как долго придется ей проезжать мимо риелторского агентства в Кейп-Джирардо в «катлассе» или прогуливаться по торговым рядам «Вест-Парк-Молл». Милые люди вокруг, хотя никто ни разу не остановил и не сказал, что она именно та, с кем хочется познакомиться. Потом она возвращается в их временное пристанище, то и дело выглядывает в окно, не подкатил ли к дому кремовый «плимут». Затем она готовит ужин, дожидается Уэйна, с головой ушедшего в новую работу. Что ей остается? Она должна слушать, как он с вдохновением говорит о том, что переквалифицировался из монтажника в речника, удивляться услышанному. Никаких больше монтировок и кувалд… Теперь толь – ко канаты, тросы, такелажная цепь, какие-то храповики – словом, все, чем крепят баржу к буксиру, учитывая и то, что барже приходится проходить через шлюзы…

Она вышла из ванной в халате и бигуди и застыла на месте. У дверей кухни стоял мужчина, которого она раньше никогда не видела. Коренастый, в желтом спортивном пиджаке, с короткими руками и ногами… Он поднял руки, повернув их к ней ладонями, и сказал:

– Не бойтесь, хорошо? Я не сделаю вам ничего плохого. Я звонил… Послушайте, я не собирался входить без разрешения, тем более – напугать вас, простите.

– Я начинаю к этому привыкать, – ответила Кармен.

Она нисколько не сомневалась, что этот мужчина прежний жилец, свидетель, связанный с мафией, откуда-то с востока. Ростовщик из штата Нью-Джерси. На вид ему было около шестидесяти. Тоненькие, как у жиголо, усики и шапка волос, темных и густых… Наверняка не свои волосы, а парик…

– Вы мистер Молина, я права? Выражение у него лишь слегка изменилось.

– Да, я раньше здесь жил.

– Однако больше не живете. Что вам нужно?

– Моя жена полагает, что могла забыть здесь одно из своих колец, которое не может найти.

– Вы хотите обыскать дом, в котором теперь живу я?

– Ну что вы! Я не собираюсь причинять вам беспокойство.

– Знаете, что я вам скажу? Я вычистила этот дом до последней щели и не нашла ничего, кроме пыли и грязи. Если только оно не там. – Она кивнула в сторону спальни. – О господи! – Она вспомнила о халате и бигуди на голове, перехватив пристальный взгляд мистера Молина. – Я не трогала те коробки.

– Да нет, там всякий хлам. Старая одежда, которую я собирался выбросить или кому-то отдать. Послушайте, мне очень стыдно за то, в каком состоянии был оставлен дом.

Кармен взглянула на него. Похоже, ему и вправду стыдно.

– Моя жена уехала раньше, а когда уезжал я… Одним словом, я бросил все как было.

– Как долго вы прожили здесь?

– Почти пять лет.

– Похоже, долгий срок.

– Вы шутите? Эти пять лет показались бы вам вечностью, знай вы, в какой ситуации я оказался. Раз уж вам известна моя фамилия, полагаю, вы знаете, откуда я и какова моя история.

Он подошел к ней, и она увидела, что одет он в обноски. Вещи, модные и пользующиеся спросом у многих звезд, но все же обноски. Что ж, если его не тревожит собственный внешний вид, то ей тоже нечего переживать из-за своих бигуди. Она вдруг почувствовала себя с ним свободно.

– Наверное, вам рассказал обо мне помощник маршала? Этот пацан Бриттон?

– Мы зовем его Феррис, так что не будем считать его нашим опекуном, – сказала Кармен, протянув неожиданному гостю руку. – Мистер Молина, мы с вами как бы из одного клуба.

Последний раз, направляясь в порт Гурон, они пересекали мост через Голубую реку в Сарнии, где в больнице Ричи зашили подбородок, а он сидел в голубом «кадиллаке» и думал, что делать дальше. Когда это было? Кажется, что прошел целый год. На сей раз они прикатили с визитом к теще монтажника, и Арман, как и тогда, ломал голову, что делать дальше, после этого путешествия, которое, казалось, никогда не закончится.

Они заехали к Донне, пока она отсутствовала, развозя ребятишек по домам на школьном автобусе.

Надо было переодеться в нормальную одежду. Теперь на Армане был костюм, а на Ричи его любимая футболка «Хорошо быть хорошим», а сверху серебристая куртка, которую он прихватил из шкафа монтажника.

– Покажусь его теще в этой куртке. Мол, вот он я, тоже монтажник, очень даже симпатичный парень.

Куртка оказалась слишком большой для него, но какая разница? Ричи решил и дальше изображать парня из строительной компании, который говорил с ней по телефону.

– Птица, ты можешь подождать меня в машине. Зачем идти обоим?

Идея эта Арману не понравилась. Он собирался кое-что сказать Ричи, но молчал, пока Ричи вел машину. Если сказать раньше времени, его слова в два счета вылетят из дырявой башки этого панка. Поэтому он позволил Ричи слушать радио, хлопать ладонью по рулю в такт музыке, пока они не миновали порт Гурон и не увидели озеро Гурон, серое и непривычное.

– Давай подумаем, что эта женщина знает, а что нет, – сказал Арман, вырубив радио.

Панк наградил его сердитым взглядом.

– Как раз это я и собираюсь выяснить. Надо заставить ее сообщить то, что нам нужно.

– Да, но не думаю, что она знает, где они.

– Думаешь, она скажет, что не знает?

– Думаю, она знает, что они уехали во Флориду, но не знает ни их адреса, ни причины, по которой они уехали. Она, похоже, считает, что ненадолго, поэтому ей нет надобности писать им письма. Вариант, что она знает их адрес, но не хочет говорить, исключается. Когда ты у нее спросил, знает ли она номер их телефона, она не ответила. Но когда ты спросил, есть ли у нее их адрес, она ответила, что нет.

– Но она могла и соврать, разве нет?

– Не думаю. Она не ожидала нашего звонка, так что у нее не было заготовленного ответа. Когда она не хочет говорить, она просто молчит.

– Птица, мне плевать, чё она там знает, а чё нет. Ежели ей известно, где они, я намерен вытянуть это из нее. Затем мы сюда и прикатили.

– Но когда будешь говорить с ней, ты должен сохранять спокойствие, ясно? Как тогда, когда говорил по телефону. Послушай, если она даст нам номер их телефона, мы сможем вычислить, где они. Позвоним оператору и просто выясним, где это.

– Если она даст… – хмыкнул Ричи. – Да она будет умолять меня записать его!

– Но ты должен соблюдать рамки приличия, – повторил Арман, едва сдерживаясь, чтобы изо всей силы не врезать этому панку по сусалам. – Ты же не собираешься дерзить ей?

– Посмотрим, – оскалился Ричи, сбросив скорость и наклоняясь над рулем.

Они подъезжали. Дорога шла между деревянными гаражами и заборами. Ричи всматривался в номера домов, помеченных мелом или масляной краской на дверях гаражей.

– Нам нужно произвести на нее хорошее впечатление, – настаивал Арман. – Может быть, она нам не скажет что-то сегодня, но завтра узнает и скажет, куда можно послать чек. Понимаешь, если ты будешь хамить ей, тогда мы не сможем общаться с ней снова. Вдобавок она звякнет копам. И тогда полиция перекроет все дороги, и мы никуда не сможем сунуться. Нас сцапают, и тебя упрячут в тюрягу. Ты же этого не хочешь? Ты слышишь, что я тебе говорю?

– Вот он! – объявил Ричи.

Номер дома был выведен краской на воротах с широким забором. Ричи остановился совсем близко и распахнул дверцу.

– Не желаешь выйти и глянуть самому? Или ты не хочешь, чтобы она увидела твою физиономию?

– Помни о том, как хорошо быть хорошим, – напомнил Арман.

Он быстро окинул взглядом дом. Три этажа, считая окна на чердаке, белые рамы…

Ричи вошел в калитку и захлопнул ее за собой.

Арман сел в машину. Не надо было позволять этому придурку идти к теще монтажника с пушкой! Ладно, это уж как получится… А с панком он так или иначе разберется. Не сейчас, так позже…

Кармен и мистер Молина сидели в гостиной на диване перед кофейным столиком: Кармен в рубашке и джинсах, уже без бигуди. Молина курил, стряхивая пепел в пепельницу у него на коленях.

– Все, с чем я имел дело, а это – долговые обязательства, акции, векселя, было либо украдено, либо подделано. Я оказался, так сказать, посредником. Каждую пару месяцев ездил в Торонто и отстегивал им бабки, а они скупали собственность в городе. Так что я знаком с этими людьми. Скажите еще раз, как зовут того парня?

– Арман Дега.

– Нет, никогда о таком не слыхал. Возможно, он каким-то образом с ними связан, но я почти уверен, что он не из семьи, то есть он не мафиози. Да и вообще, что может связывать индейца с этими людьми?

– Он убивает людей.

– Но его действия в Алгонаке говорят о том, что он всего-навсего киллер. Если бы не мое положение, один звонок – и я бы это выяснил для вас, но из того, что вы мне сказали… – Молина покачал головой. – Ни за какие коврижки они не станут доить по-мелкому риелторское агентство. Им нужен солидный и постоянный доход. Как в случае со мной. У меня, к примеру, бизнес был связан с типографскими услугами. Бумага, то да се. Между прочим, за бумагу набегают огромные проценты за каждый просроченный день платежа. Ну и приходилось занимать у каких-либо пройдох. Тоже под проценты. Взял, скажем, пятнадцать тысяч баксов, а возвращать в конце года надо двадцать семь. Что делать? Не топиться же! Короче, я прогнулся под мафию, и понеслось…

Он помолчал, закуривая очередную сигарету, а Кармен глянула на его парик, резко очерчивающий лоб.

– Феррис сказал нам, что вы ростовщик из Нью-Джерси.

– Феррис не имел права говорить это. Понятия не имею, как он окончил школу, если вообще учился. Семь лет я находился под программой защиты свидетелей, ездил в Вашингтон для инструктажа. Уже не помню, со сколькими маршалами США я имел дело, и все они были людьми порядочными, кроме этого засранца. Был, правда, один не слишком-то умный. Но этот Феррис не идет с ним ни в какое сравнение! Не удивлюсь, если он станет оголтелым неофашистом. Послушайте, моя жена достаточно натерпелась всего этого и уехала, а я вернулся в Скрантон, что в штате Пенсильвания, на неделю, имел там беседу с ФБР и маршалом – словом, с теми, кто направил меня сюда. Они уговорили меня явиться в комитет сената по делам исполнительной власти, и я поделился с сенаторами своим опытом свидетеля под защитой.

– Вы находились под защитой программы семь лет?

– Да, но я не просто отсиживался. Моя первая жена, на которой я был женат двадцать семь лет, развелась со мной. Я не видел своих детей – у меня трое внуков, которых я, возможно, уже и не увижу.

– Так что вы начинали не здесь?

– Нет, первое место, где мы поселились… Помните, вам говорили, что подготовят надлежащие документы для того, чтобы можно было сменить свое имя?

Кармен кивнула:

– Помню. Но мы своих не меняли.

– А мне пришлось. А вы знаете, какая это тягомотина – получать надлежащие документы? Четыре месяца ушло только на водительские права. Почти год на карту социального страхования. Попробуй-ка взять кредит, когда у тебя нет документов. На работу и то не устроишься. Этот пацан Феррис пристроил меня в компанию «Проктер энд Гэмбл», где меня поставили на линию с памперсами. В мои пятьдесят семь заниматься подгузниками? Знаете, сколько я продержался? Я рассказал комитету сената обо всем этом, они с сочувствием меня выслушали. Председатель заметил: «Однако наш опрос показывает, что тридцать три процента людей хотят остаться в программе». Я сказал: еще бы они не хотели. Стоит только выйти, и ты мертвец. Я мог бы вместо такой дерьмовой жизни отсидеть десятку в Алленвуде, в штате Пенсильвания, и уже вышел бы на свободу за примерное поведение.

– Вам не понравилось то место, куда вас отправили сначала, и вы отказались там жить? Такое возможно?

– Одно хорошо, я встретил свою нынешнюю жену, Розиэнн. Если нам удавалось ужиться хотя бы наполовину, то это уже лучше, чем ничего. Но когда меня отвезли обратно в Скрантон давать показания, маршал – тот, что был не слишком-то умным, – посадил меня на прямой самолет. – Молина выдержал паузу. – Вы понимаете, о чем я? Вы приземляетесь в Эйвоке, в местном аэропорту, а тот, кто у вас на хвосте, знает, откуда вы. Но этого мало. Мы покидаем зал после суда, вокруг люди, этот маршал объявляет другому маршалу, куда мы направляемся. Понимаете, говорит громко, любой может услышать. В здании суда еще полно людей, друзей парня, против которого я только что давал показания. Я сказал маршалу: «Вы что, сошли с ума? Я не вернусь обратно». Им пришлось тащить меня к самолету силой. Но я потом здорово разошелся… – Молина замолчал, вскинув голову. – Вы слышали, хлопнула дверца машины?

– Наверное, это Уэйн…

Молина затушил сигарету, поднялся, подошел к окну.

– Со мной такое уже девять лет. Как только слышу какой-нибудь звук, сразу вскакиваю.

– Это пикап?

Молина не ответил, и Кармен поднялась с дивана.

– Мне не хочется вас огорчать, но это наш неофашист.

– Мы не впустим его в дом.

– Лучше этого не делать. Однажды я попытался, но он вышиб дверь.

В доме матери Кармен имелось переднее крыльцо, откуда открывался вид на озеро Гурон, серое, как небо, и совершенно пустынное. Ричи постоял на крыльце, давая теще монтажника возможность разглядеть монтажную куртку ее зятя. Гостиная, куда она его пригласила, была битком набита старой мебелью и картинами с изображением птиц по стенам, цветных эстампов и карандашных рисунков, смахивавших на детские. Ричи решил, что их не меньше тридцати. В гостиной было тепло. Он уловил гудение калорифера.

– Вы любите птиц, да? Я заметил у вас во дворе кормушки.

– Я всегда любила птиц. Моя мать назвала меня в честь стихотворения о птичке. Я вообще люблю природу. А вы?

Ричи решил, что разумнее сказать «да», так как им лучше подружиться.

– У меня даже есть друг по кличке Птица, – добавил он улыбаясь.

Чё там любить? Повсюду эта природа, где нет ничего другого…

– Мой внук Мэттью нарисовал этих птичек, когда был маленьким. – Ленор кивнула на карандашные рисунки. – А я их сохранила.

– Очень милые.

– Внук сейчас в военно-морском флоте США, на авианосце.

Ричи кивнул, удивляясь на пацана, который любил рисовать птиц, а потом взял и махнул на флот. Видать, бабуля его достала!

– А чем занимаетесь вы?

– У меня немало пристрастий…

Вишь ты, дотошная, как прокурор! Надо держать ухо востро.

Глаза тещи монтажника напомнили ему глаза Донны. Вернее, пронзительный взгляд темных глаз, обрамленных серебристой оправой очков. Вот еще одна стебанутая! Вся из красного и серебристого…

Красные губы и румяна на щеках, блондинистые, с серебристым отливом волосы до плеч. Старается казаться молодухой, а намного старше Донны. Сильно смахивает на его приемную мать, которую он называл Джеки. Та вечно надрывалась с собственными шестью детьми, и от нее всегда несло потом, как от лошади. У нее, как и у этой, были тоненькие усики над верхней губой. Джеки могла глянуть в глаза и мгновенно определить, что ты заливаешь…

– Я подумала, не работаете ли вы на строительстве в Кобо-Холле?

Эту тетку вокруг пальца не обведешь!

– На самом деле это так, – ответил он, надеясь, что она не пытается заманить его в ловушку.

Пора прекращать этот стёб, пока он что-нибудь не ляпнул.

– Короче, как я вам уже говорил, нет особой разницы, кто пошлет чек, мы или вы. Но босс настаивает на том, что это должны сделать мы. Думаю, из-за престижа компании, а вовсе не потому, что босс вам не доверяет. Я говорил ему, что вы очень милая женщина.

– А я вам говорю, что у меня нет их адреса. Дочь мне его не давала. Есть только телефонный номер.

Ричи захотелось врезать этой старой жопе по очкам. Какого хрена сразу не сказала про номер! А то вот приперлись к ней… Ему пришлось выдержать паузу, прежде чем он совершенно естественным голосом произнес:

– Кажется, вы не упоминали о том, что у вас есть их номер?

– Нет, по телефону не упоминала, – кивнула Ленор. – Я же вас в глаза не видела! У меня и без того хватает проблем с теми, кто терроризирует меня звонками, если вы понимаете, о чем я.

– Очень даже понимаю, – сказал Ричи. Охренеть! Ее, оказывается, терроризируют звонками…

– Ну я и пожаловалась в «Службу назойливых звонков», а на что она еще тогда?

– И правильно сделали, – поддержал ее Ричи, желая сдвинуть дело с мертвой точки. – В общем, думаю, мы с вами решим проблему без особых затруднений. Понимаете, мы, монтажники, как одна большая семья. Монтажники возводят Америку и держатся друг друга. Так что давайте позвоним им и узнаем адрес, чтобы выслать Уэйну его чек.

– Монтажники пьют больше, чем кто-либо другой в Америке, – поджала губы Ленор. – Вы пошлете ему чек, и знаете, где он, черт побери, оставит наличные? В ближайшем баре.

– Вы хотите сказать, что Уэйн пьет?

– А вы знаете монтажника, который не пьет?

– Я сам едва прикасаюсь к спиртному, – возразил Ричи. Ну погоди, чертова карга! – Вас беспокоит, что он потратит все деньги на выпивку?

– Да, конечно, – кивнула Ленор. – Я не вижу причины, по которой я должна усложнять жизнь моей бедной девочке, ей и так досталось.

С такой тещей, которая всюду сует свой нос, запьешь! Впрочем, монтажнику так и надо!

Ричи едва сдерживался, прямо руки чесались. Свернуть к едреням эту тонкую, обвислую шею! Он не станет ее бить. Он никогда не бил женщин. Ну, может, разок-другой. Тогда он наподдал Лори, пытаясь из нее вытянуть, трахалась ли она с Кевином. Но это совсем другое дело, они были женаты. А этой, может, старушечьи руки за спину заломить?…

– Есть только один выход, я считаю, – заявила Ленор. – Взять и позвонить им.

То-то, курва старая!

– Годится, – улыбнулся Ричи.

– Пусть решает Кармен. Если она скажет послать чек, она сможет им воспользоваться, тогда все хорошо, но я не скажу об этом Уэйну, если он возьмет трубку, и вам не дам говорить с ним.

– Годится, – кивнул Ричи.

Они подошли к стоявшему на столике телефонному аппарату. Женщина наклонилась, чтобы заглянуть в телефонную книгу, и охнула. Ричи положил ладонь на теплую ткань, обтягивающую ее спину.

– Что с вами?

– У вас прихватывает спину, а? Моя спина меня наверняка в гроб вгонит.

Ричи провел ладонью по ее пояснице:

– Где больно? Здесь?

В дверях коридора стоял Феррис. Руки в боки, без спортивного пиджака, в белой рубашке с тремя расстегнутыми верхними пуговицами, рукава, закатанные до плеч, обнажали бицепсы, на правом бедре – кобура с револьвером. Гляньте на меня, я Феррис Бриттон, помощник маршала!..

Кармен молча смотрела на него. Позер! Ни дать ни взять телезвезда – прическа, фигура, улыбочка…

– Я звонил в дверь. Кармен вскинула брови.

– Вы ведь слышали, да? Вы не можете сказать, что я вошел без стука.

– Что-то я не заметила, чтобы кто-то открыл вам дверь, – сказала Кармен.

Она стояла между окном и диваном, полуобернувшись к нему и сложив руки на груди.

– Спорю, вы даже видели, как я подъехал. Эрни, ты же слышал, как я звонил в дверь, да?

– Да, слышал, – сказал Молина и сел на диван.

– Тогда почему не подошел к двери?

– Я тут больше не хозяин.

– Думаю, ты прав, Эрни, но ведь ты мог бы открыть дверь, а?

– Мы не хотели открывать дверь по той причине, что не желали вас впускать, – вмешалась Кармен. – Вот и все.

– Почему?

– Господи, да какая разница! Шли бы вы отсюда, а? Вместе с вашими бицепсами… И с вашими кудрями.

Феррис, нахмурившись, поднял руку ко лбу.

– При чем тут мои волосы? Я бы хотел знать, что тут происходит? Я уже получил втык из-за вас, леди, после того, как вы нажаловались на меня. Обожаю наживать неприятности. Но почему-то никто не сказал мне, что Уэйн Колсон не под следствием. – Феррис глянул на Молина. – Это я про ее старика. Ты когда-нибудь слыхал о государственных свидетелях, которые были бы не замараны? Я не слыхал.

На кухне зазвонил телефон. Феррис вскинул руку.

– Я возьму трубку. Никому не двигаться. Возможно, это мне.

Телефон зазвонил снова.

– Если не меня, стало быть, ошиблись номером. Спорим?

Звонок повторился опять.

– Сколько ставите на кон, а?

Дождавшись следующего звонка, он направился в кухню.

Кармен пошла было за ним, но Молина сказал:

– Не надо.

– Это мой дом, – заметила она, возвращаясь.

– Да, но он имеет право зайти к вам и даже ответить на звонок.

Они услышали, как телефон снова зазвонил.

Кармен застыла, прислушиваясь, затем посмотрела на Молина. Он оставался невозмутимым. Должно быть, привык к тому, что маршал с ними не церемонился.

– Не принимайте все близко к сердцу, – сказал Молина. – Вы должны сохранять спокойствие, но при этом в отношении него держите ухо востро! Да и вообще вы не обязаны здесь оставаться. Поезжайте в какое-нибудь другое место, куда хотите, только никому не говорите.

Кармен обогнула кофейный столик и села на диван.

– У моего мужа здесь работа, – сказала она. – Ему здесь нравится.

– Ну и что? Вам-то не нравится. Скажите мужу, что с вас хватит всего этого, что хотите уехать. Поезжайте куда хотите, подальше отсюда. Вы ведь знаете, чего хочет этот пацан-маршал. Почему ходит вокруг да около…

– Что ж, я был прав, – произнес Феррис, входя в комнату. – Ошиблись номером. Звонили дважды. Второй раз я сказал, что таких здесь нет. – Он подошел к кофейному столику. – О чем вы тут беседуете, а? – Он перевел взгляд с Кармен на Молина. – Эрни, ты рассказываешь обо мне басни? Слушай, я считал, что от тебя избавился. А ты снова здесь объявился.

– Жена мистера Молина кое-что забыла, – вмешалась Кармен. – За этим он и приехал.

– Скажите пожалуйста! Мистер Молина… – протянул Феррис, подмигнув Кармен. – Я и забыл, какая он важная персона, свидетель мафии, и называю его просто Эрни. Эй, Эрни? Что забыла твоя Розиэнн, свою диафрагму?

Молина поморщился.

Обогнув кофейный столик, Феррис подошел к нему, кинул на него внимательный взгляд.

– Ты с ней снова сошелся?

– У нас все хорошо.

– Надо же, я удивлен, – хмыкнул Феррис. – Потому, как она себя вела, я решил, что либо она достаточно тебя поимела, либо совсем недостаточно. – Он глянул на Кармен. – Розиэнн обожает компанию. Старина Эрни подолгу засиживался в баре, а Розиэнн звонила мне. «Привет, ты чем там занят? Почему бы тебе не прийти и не выпить чего-нибудь? Мы с Битей одни». Битей по-прежнему с вами, Эрни? Никто больше не пинал эту тварь, а?

Феррис сдернул с головы Молина парик. Молина даже бровью не повел, продолжая курить.

– У тебя выпадают волосы, – сказал Феррис, разглядывая парик. – Это все от курения.

Кармен вскочила с дивана и стремительно пошла на кухню.

– Вы куда? – окликнул ее Феррис. Он оказался рядом, когда она подошла к столику и подняла телефонную трубку. – Кому вы собираетесь звонить?

– В полицию.

– Эй, прекратите. А кто я, по-вашему?

– Самый большой засранец, каких я только видела, – ответила Кармен, набирая номер.

Он схватился за провод:

– Я сейчас разобью телефон об стену.

Кармен положила трубку. Стоя спиной к Феррису, она ощущала запах его лосьона и его дыхание.

– Нехорошо так себя вести, – сказал он вкрадчивым голосом, кладя ей руки на плечи. – Хочешь, чтобы я научил тебя хорошим манерам, так я научу…

– Вы уверены, что набрали номер правильно?

– Я двадцать лет проработала телефонисткой.

– И не ошиблись, когда его записывали?

– Я хорошо запоминаю номера, – отчеканила Ленор. – Стоит мне услышать номер, как он навеки отпечатывается у меня в памяти.

Ричи глянул поверх ее плеч на листок с номером телефона.

Сказала, они где-то в штате Миссури. В Сент-Луисе, что ли? Нет, это не там. Он бывал в восточном Сент-Луисе, но это уже штат Иллинойс.

Ушлая старушенция! Сразу сообразила, что к чему.

– Там что-то стряслось, – сказала она.

– Вы говорили, что у вас были неприятности с телефоном.

– Я же вам сказала, что звонила в «Службу назойливых звонков», и они поставили определитель на мою линию.

– Вас прослушивают?

– Нет. Определитель фиксирует, с какого номера мне звонят. Таким образом можно засечь телефонных хулиганов.

– А вам такие звонят?

– К сожалению…

– И что говорят, всякие гадости?

– В жизни не повторю того, что сказал мне только что звонивший обалдуй!

– На таких людей можно только удивляться, – вздохнул Ричи.

Ленор охнула, поднимаясь со стула.

– Позвольте я вам помогу. – Ричи подхватил Ленор под руку и помог разогнуться.

– Мне нельзя делать резких движений, – пожаловалась она. – Режет так, будто в спину воткнули нож.

– Это все ваш ревматизм. Я говорил, что умею делать лечебный массаж? Этому я научился у своей приемной матери. Раньше она была кем-то вроде терапевта, работала с увечными калеками… Давайте положим вас на диван… Нет, лучше на ковер, прямо на пол. Я подложу вам под голову подушку, так вам будет удобнее.

Ленор опустилась на пол гостиной на четвереньки и подняла глаза на Ричи.

– Вы точно умеете делать лечебный массаж?

– Да, мэм, – кивнул он, стаскивая с себя куртку монтажника.

– Вы же не сделаете мне больно, а?