— Ты принес мне подарок.

Это было первое, что сказала Джеки, глядя на черный фирменный пакет; пытаясь догадаться, что́ в нем лежит, и явно не слишком-то радуясь, во всяком случае на этот, глядя на него без блеска в глазах. Макс покачал головой, протягивая ей пакет.

— Возьми.

Сумку она у него не взяла, а вместо этого убрала обе руки за спину, засовывая ладони в задние карманы тесных джинсов, и тогда он улыбнулся.

— Бери-бери. Это твое. Это тот же самый пакет, который ты передала девчонке за столиком, а та после твоего ухода, обернулась, и всучила это другой мадам, которая — готов спорить на что угодно — никоим образом не вписывалась в твои планы. Эта самая мадам оказалась подружкой одного весьма примечательного господина, Луиса Гара, в прошлом грабителя, который одно время работал на меня, а теперь, судя по всему, работает на Орделла. Так может быть ты все же пригласишь меня войти и предложишь выпить или нет?

Он видел, как ещё некоторое время она озадаченно разглядывала пакет с надписью «Сакс», словно желая понять что-то для себя, а затем развернулась и прошла в кухню. Макс закрыл за собой дверь и проследовал за ней; в кухне он водрузил пакет на стол. Она не спросила его ни о чем: ни пока доставала лед из холодильника, ни пока смешивала коктейль, так что он начал свой рассказ по собственной инициативе: о том, как он узнал имя той женщины и её адрес, как приехал туда, как повстречал там Луиса Гара, который несколькими днями раньше украл пистолеты у него из конторы… Джеки подала ему бокал. Она слушала, не перебивая, но в то же время и не выказывая особого интереса. Сделав небольшой глоток, Макс продолжал рассказывать ей о том, как он обыскал весь дом в поиске своего собственного оружия, и в стенном шкафу спальни нашел вот этот пакет с десятью тысячами долларов. Теперь Джеки пристально разглядывала его. Сунув руку в пакет, он достал оттуда десять стодолларовых банкнот и разложил их на столе, сказав, что все они меченные — вот в этом месте.

Теперь она, казалось, была заинтригована.

— Ты забрал у него деньги.

Это была вторая фраза, произнесенная ею.

— Он задолжал мне, — сказал Макс и подробно объяснил ей, что это и есть его комиссионное вознаграждение за её десятитысячное поручительство, и что остальные десять тысяч и золотые часы он оставил этой женщине.

— Но тысячу-то ты забрал.

— Я знал, что это его…

— Просто так взял и все?

— Хочешь сказать, не возникнет ли у меня в этой связи проблем?

Она жестом позвала его за собой, и он пошел, глядя сзади на её белую футболку, на то, как покачиваются её бедра, обтянутые голубыми джинсами, проследовав за ней через освещенную электрическим светом лампы гостиную и выходя на балкон, чтобы постоять здесь в темноте рядом с ней, облокотившись о металлические перила.

— Я хочу сказать, неужели это было так просто: взял деньги и ушел?

— Я взял только то, что он был мне должен. И ничего сверх того.

— Ты уверен, что это его деньги?

— Я знаю наверняка, что это те самые, которые ты привезла. Они все помечены.

— Значит, в том, что ты забрал их из чужого дома нет ничего особенного.

Джеки тихо заигрывала с ним, здесь, тремя этажами выше чернеющих внизу очертаний деревьев и зарослей кустарника, растущего во дворе, оранжевых огоньков фонарей, которыми была освещена дорожка, достаточно высоко для того, чтобы этой ночью Макс смог наконец почувствовать себя наедине с ней. Он знал, что она делает.

— Вообще-то не имею такого обыкновения.

— Но сегодня решил попробовать.

— Принимая во внимание, что́ это за человек.

— И то, как он зарабатывает эти деньги?

— Об этом я как-то не думал.

— Ты уверен, что он не станет звонить в полицию.

— Признаться, у меня промелькнула подобная мысль.

— Это уже радует.

— До некоторой степени.

— И от угрызений совести ты не страдаешь.

Она была совсем рядом. Стоило только протянуть руку и он смог бы прикоснуться к ней.

— Это несколько другой случай, — сказал Макс. Она выжидающе молчала, и тогда он продолжил: — Я не увидел бы в этом ничего особенного, даже если мне пришлось забрать у них полмиллиона и преспокойненько удалиться.

— Так за чем же дело стало, — проговорила Джеки. — Мы же знаем, что он не станет звонить в полицию…

— Нет, он самолично явится за тобой.

— Он будет в тюрьме.

Макс следил за тем, как она поднесла к губам бокал, а затем бросила взгляд в сторону гостиной, и на мгновение в её зеленых глазах отразился яркий свет лампы. Ему хотелось прикоснуться к её лицу.

— Думай об этом, как о деньгах, которые вообще здесь никогда не должны были бы появиться. Я имею в виду то, каким образом они ему достались, — сказала Джеки. — Я хочу сказать, разве кто-то может законно претендовать на них?

— Федералы, — отозвался Макс, — для них это доказательство.

— Доказательством это может стать лишь тогда, когда это попадет к ним в руки. А пока что это просто деньги. Им нужен Орделл. А деньги их не интересуют, потому что для того, чтобы засадить его за решетку им нужны другие доказательства. Конечно, они и деньги станут искать — а их уже нет, пропали… Так что и не видать им денежек, как своих ушей.

— Ты мыслишь очень рационально.

— Ничего не поделаешь, без этого не обойтись, если уж взялся за дело и хочешь довести его до конца. Потому что нельзя допустить, чтобы в твои мысли закрались хотя бы малейшие сомнения, из-за которых все может пойти наперекосяк. Ты ведь ищешь работу, правда? — её голос звучал очень тихо. — Я знаю, ты ищешь нечто, чего прежде у тебя, кажется, не было никогда.

Его пальцы коснулись её лица. Он заглянул ей в глаза.

Он поцеловал её, проводя рукой по волосам, и затем снова посмотрел ей в лицо, казавшееся поразительно бледным в темноте. Не сводя с него глаз, она отвела в сторону руку и разжала пальцы, и её хрустальный бокал полетел вниз, в ночную темень двора. Звона разбитого стекла он так и не услышал. Он почувствовал, как её руки скользнули ему под пиджак, обнимая его, как её пальцы коснулись его тела. Макс тоже протянул руку через перила балкона и выпустил свой недопитый бокал.

* * *

Еще мгновение она смотрела на него и проговорила: «Ты забрал его деньги», — и он уже не сомневался, что сейчас они окажутся в постели, и что его жизнь начинает круто меняться.

Они занимались любовью в темноте, отбросив в сторону покрывало. Просто разделись и занялись любовью. Она ненадолго ушла и вернулась, по-прежнему оставаясь обнаженной, с сигаретами и выпивкой. Он так много хотел ей сказать, но она молчала, и он тоже молчал. Потом, попозже, он обязательно посоветует ей рассказать в полиции и о Луисе Гара; это будет лишь на пользу. Она обняла его.

Они снова занялись любовью, на этот раз не выключая света, и Макс уже положительно знал, что теперь его жизнь уже изменилась раз и навсегда.

— У нас с тобой очень много общего, — сказала она. — Раньше ты старался этого не показывать, но теперь я знаю, что мы с тобой очень похожи. Ты и я. — И, немного помолчав, добавила: — Вот ты бы стал бы ходить с подносом и раздавать пластмассовые стаканчики с тропическим пуншем? Такова моя альтернатива, и для меня она неприемлема.

Он глядел на то, как она лежит, обнаженная, прислонившись к изголовью кровати, держа в одной руке бокал с выпивкой, а в другой — сигарету.

— Значит, деньги — это решение всех проблем.

Она взглянула в его сторону, сверкнув глазами.

— Кстати, они тоже не помешают.

Он, казалось, задумался над её словами, а затем сказал:

— Или ещё можно считать, что мы забираем их себе только для того, чтобы они не попали в руки к плохим ребятам.

— Если тебе так больше нравится, — согласилась Джеки, — то пусть будет так.

Он задумчиво кивнул.

— Придержать деньги и посмотреть, что из этого выйдет. Попадать в тюрьму, конечно, было бы нежелательно. Но если «федералам», как ты говоришь, наплевать на них… Я хочу сказать, что если, не получив денег, они не слишком-то станут расстраиваться по этому поводу… Или же у них не будет достаточно времени, чтобы пересчитать их в аэропорту, когда ты прилетишь, и они получат лишь некоторую часть…

— Но далеко не все, — сказала Джеки.

Она глядела на него смеющимися глазами, глубоко затягиваясь сигаретой, и тогда он сказал:

— Подкинь мне пачку, я тоже хочу закурить.