Они лежали в темноте в одном из выбранных ими для ночлега маленьких кирпичных строений, прислушиваясь к шуму дождя. Крыша протекала, и, когда пошел сильный дождь, Мадлен и Рэнсому пришлось встать и искать хотя бы небольшой сухой островок. Но куда бы они ни пробовали приткнуться, через несколько минут сверху на них снова начинали падать холодные капли, и они, смеясь, словно дети, перебирались куда-нибудь еще. Вечером им посчастливилось обнаружить в домике несколько старых свечей, и теперь одна из них горела, так что они видели друг друга в темноте. Расстелив на полу одно пончо, которое купил Рэнсом, они накрылись другим и крепко прижались друг к другу.
– Как странно, – тихо рассмеялся он в темноте, – ты ведь такая богатая, да и я зарабатываю неплохие деньги, а любовью мы с тобой все время занимаемся в каких-то лачугах.
Мадлен улыбнулась и прижалась к нему еще сильнее. Ей нравилось выражение «занимаемся любовью» в его устах – она не могла понять почему. Просто здорово звучало – как раз про них.
– Ну, я бы не назвала отель «У тигра» жалкой лачугой.
– Правда? Хотите сказать, леди Мадлен, что вам там пришлось по вкусу?
– Ладно, пусть будет лачуга, – согласилась она, не имея ни малейшего желания с ним спорить.
Помолчав, Рэнсом вдруг тихо сказал:
– Прости меня за сегодняшнее утро.
– Что именно ты имеешь в виду?
– То, что я позволил тебе идти за водой одной, а сам спокойно поехал заправляться…
– А, это… – лениво протянула Мадлен, закрывая глаза.
Он шутя легонько пихнул ее в бок:
– Да, именно об этом. Тебя ведь могли обидеть эти двое.
– Но ты, как всегда, подоспел вовремя и заступился за меня.
– Видишь ли, иногда каких-то драк лучше избежать, чем даже победить в них. Но дело в том…
– Я прекрасно понимаю: ты был не в настроении. Сердился на что-то, – пробовала успокоить его Мадлен.
– Честно говоря, я думал только о сексе, – сухо проронил Рэнсом.
– И поэтому…
– …совершил глупейшую ошибку. Тебе пришлось рисковать. – Он немного помолчал и тихо добавил, будто обращаясь к самому себе: – В следующий раз надо быть более хладнокровным.
Мадлен, чуть приподнявшись на локте, посмотрела Рэнсому прямо в лицо:
– Но теперь-то все будет хорошо… – Она легонько поцеловала его в губы. – Теперь, когда ты… – снова поцеловала, – да, когда ты… можешь заниматься со мной любовью в любое время.
Он ничего не сказал, но его реакция показалась Мадлен замечательной…
– Тебе нужно побриться, – заметила она немного погодя.
Рэнсом провел ладонью по заросшей скуле:
– Да, точно. Просто необходимо.
Лениво потянувшись, Мадлен прижалась щекой к его плечу. Кончиками пальцев Рэнсом нежно поглаживал ее шею.
– А у тебя есть семья? – спросила она. – Мама, которая заботится и волнуется о тебе?
– Моя мама умерла много лет назад, – сказал он тихо.
Мадлен обняла его за талию и еле слышно прошептала:
– Когда?
– Когда я был еще совсем маленьким.
– Ты ее помнишь?
– Почти нет, – с тяжелым вздохом признался Рэнсом. – Помню только, что мой отец обожал ее и после ее смерти больше не женился.
– Значит, вся твоя семья – ты да твой отец?
– И еще мой младший братишка. Он журналист; спортивный комментатор.
– А это откуда? – поинтересовалась Мадлен, осторожно прикасаясь к старому шраму на животе у Рэнсома, – она помнила его еще со времени их встречи в отеле «У тигра».
Рэнсом пожал плечами:
– В меня как-то стреляли.
– Стреляли? В тебя?! – Мадлен так и подскочила на месте.
Рэнсом рассмеялся:
– Ничего страшного. Слава Богу, я остался жив…
– Но когда же это случилось? – Мадлен не могла скрыть своего изумления. – Кто осмелился поднять на тебя руку?
– В самый первый день, когда я пришел работать в Секретную службу. И сразу поставил рекорд.
– Расскажи, я хочу знать… – потребовала Мадлен.
– Я должен был прибыть в один полевой штаб. Однако ребята, которые встречали меня в аэропорту, решили мне устроить что-то вроде боевого крещения и сразу втянули меня в какую-то разборку. Я не был тогда таким расторопным, каким стал теперь.
Рэнсом чувствовал себя сейчас прекрасно, лежа с ней в обнимку. Ему ужасно нравилось с ней разговаривать. И слушать ее. Или неподвижно лежать в тишине… Смотреть на нее и знать, что она рядом.
Шел дождь, и под его легкий шум Рэнсом рассказывал Мадлен о таких вещах, о которых не говорил никому на свете вот уже много лет. Рассказал ей все, что помнил о своей матери, о бурных юношеских годах, не забыв при этом упомянуть о нескольких арестах за годы обучения в колледже – арестах, которые он сумел скрыть даже от Секретной службы. Рассказал, почему он решил идти на работу именно туда.
– Видишь ли, для меня это была своего рода миссия, в которую я свято верил. Я хотел защищать не только президента Соединенных Штатов, но и его оппонентов. Для меня это значило защищать саму американскую политическую систему, которая дает возможность каждому излагать свою точку зрения, не умаляя при этом интересов других. Как крайне левые, так и крайне правые кандидаты имеют право свободно высказываться по любым вопросам, и я был частью той команды, которая обеспечивала это.
Разумеется, Мадлен спросила, почему, после девяти лет работы в Секретной службе, Рэнсом вдруг решил уйти оттуда. Его ответ оказался неожиданно простым и в то же время очень понятным: он устал, смертельно устал.
– Девять лет у меня практически не оставалось времени на жизнь, – признался он. – На самого себя. Ты только представь – каждые три недели менять режим, перелетая из одного часового пояса в другой. Постоянные, чуть ли не ежедневные, перелеты. Просыпаешься и не можешь понять, где ты, и сколько времени, и пора ли вставать или нужно, наоборот, еще спать, и что вообще с тобой происходит.
Я тогда совсем не участвовал ни в каких семейных вечеринках или сборищах. Бывал дома так редко, что однажды у меня отключили телефон, а я не знал об этом в течение двух месяцев. Ну, о женщинах я и не говорю… Вообрази только: я встречался с женщиной в течение года и за этот год мы виделись с ней не больше десяти раз.
Нет, я не жалуюсь. Мог бы выбрать для себя работу поспокойнее, но мне ужасно нравилось самому защищать американского президента! Знать, что ты охраняешь чуть ли не государство!
Рэнсом крепче обнял Мадлен и вздохнул.
– В конце концов, я почувствовал себя совершенно истощенным. Выжатым, как лимон. И тогда, помню, приехал к отцу – в наш загородный домик – и просто сидел с удочкой по десять часов в день. Смотрел на поплавок, и больше ничего. А остальное время спал. Так продолжалось три месяца.
Потом он рассказал, что не выдержал и начал отвечать на телефонные звонки своего друга Джозефа Марино, который в течение этих трех месяцев донимал его предложениями работы. Рэнсом снова почувствовал, что может вернуться в большой, шумный мир, и с тех пор стал работать в «Марино секьюрити», и эта работа ему очень нравилась.
– Если бы не история с Доби Дьюном.
– Остается надеяться, что юристы «Марино секьюрити» сумеют как-нибудь ее замять.
– Надеюсь… – вздохнул Рэнсом.
А потом настал его черед спрашивать. Он хотел знать о ней абсолютно все – о ее прошлом, работе и планах на будущее. Услышав от нее довольно обстоятельный рассказ, он больше не удивлялся, почему она чувствовала себя в ту ночь такой одинокой в баре отеля.
– Знаешь, – сказал он, когда Мадлен рассказала ему о своей семье, – ты можешь разочаровать их однажды – и, честное слово, ничего страшного не случится, все останутся в живых.
– Они-то, может, и останутся, а я? – тяжело вздохнула Мадлен. – Как я буду жить дальше, если они узнают, что я…
– …не совершенство? – помог ей договорить Рэнсом.
– Да…
– Ну и что? – искренне изумился Рэнсом. – Я отлично знаю, что ты не совершенство, однако это не мешает мне относиться к тебе… очень хорошо.
– Ты считаешь, что так, как с тобой, я веду себя со всеми?
– Нет, конечно, – усмехнулся Рэнсом.
– А тогда как можно сравнивать?
Рэнсом вдруг перевернул Мадлен на спину и, склонившись над ней, серьезно посмотрел в лицо.
– Запомни раз и навсегда, Мэдди: ты не должна быть совершенством. Ни для кого. Будь такой, какая ты есть.
Мадлен молча смотрела на него – сейчас, при свете свечи, она показалась ему еще красивее.
– Мадлен, я восхищаюсь тобой, и это несмотря на то, что со мной ты иногда обращаешься… сама знаешь как. Ты обладаешь умом, редким, добрым сердцем и всегда поможешь, попади я в беду. Хотя ты умеешь выходить из себя, совершать ужасные глупости, бояться и ошибаться. Но это вовсе не умаляет твоей прелести.
Он посмотрел на нее так, что никакие слова стали не нужны.
Утро было влажным и прохладным, пахло дождем и свежестью. Проснувшись, Рэнсом еще долго лежал с закрытыми глазами, лениво потягиваясь и прислушиваясь к тому, что происходит снаружи. Он поморщился – все-таки синяки и ссадины давали о себе знать – и потянулся к Мадлен, будто привык просыпаться вместе с ней каждое утро…
Но рядом никого не было!
Рэнсом широко раскрыл глаза и так и подскочил: она ушла! Исчезла, как тогда…
– Мэдди! – хрипло позвал он.
– Я здесь! – раздалось в ответ откуда-то снаружи.
Рэнсом вздохнул с облегчением, но сердце его все еще взволнованно билось. Мадлен показалась в дверном проеме, полностью одетая и улыбающаяся.
– Я решила не будить тебя рано, – пояснила она.
– Ч-черт, – только и смог выдавить из себя Рэнсом.
– Скажи, тебе уже кто-нибудь говорил, каким милым ты бываешь по утрам, когда только проснешься? – насмешливо спросила Мадлен.
– Мы ведь хотели, чтобы хоть один из нас не спал ночью, – на нас ведь могли в любой момент напасть бандиты.
– Ну, – пожала плечами Мадлен, – ничего ведь не случилось, мы живы, как видишь.
Рэнсом, быстро отбросив пончо, которым укрывался, встал и, обнаженный, пошел к двери.
– Ты куда? – спросила Мадлен, когда он проходил мимо нее.
– В кустики, – небрежно ответил он.
– А одеться не хочешь?
– Зачем? У нас гости?
– Хорошо бы выпить кофе, – пробормотала Мадлен себе под нос.
Возвращаясь к домику, Рэнсом закурил сигарету и тотчас почувствовал себя намного лучше. Одевшись, он вышел наружу и умылся дождевой водой. На завтрак Мадлен предложила ему кусочек хлеба, оставшийся от вчерашних запасов, и апельсин.
Пока он ел, она разбросала оставшиеся хлебные крошки по школьному двору, предлагая их красавцу попугаю. Сидя на ветке высокого дерева, птица с любопытством следила за действиями Мадлен, а потом решила-таки принять предложение и, спустившись вниз, принялась клевать угощение.
Запив скудную еду водой, Рэнсом достал приемник и поймал какую-то англоязычную станцию. Мадлен не сводила глаз с попугая.
Наконец до них донеслось слово «восстание». По сведениям Би-би-си, власть в Дорагве захватили дористы после целого дня кровопролитных сражений.
– Остается только надеяться, что с семьей Гутиерре все в порядке… – вздохнула Мадлен.
– Ну, они ведь не армия, не члены правительства, не сегуридоры, не торговцы наркотиками, – ответил ей Рэнсом. – Поэтому, надеюсь, дористы их не тронут.
Они услышали также, что генерал Эскалант накануне захватил власть в столице практически без единого выстрела. Распущенная Эскалантом президентская гвардия пробовала атаковать ночью дворец, но безуспешно – сегуридоры оказались намного сильнее. Однако верные президенту войска не сдавались, и сражение продолжалось до сих пор. О самом Веракрусе и его семье ничего не сообщалось.
– О Господи, – только и пробормотал Рэнсом.
– Даже не верится, что все это может происходить в наши дни, – призналась Мадлен. – И людей, которых мы с тобой видели всего пару дней назад, может, уже нет в живых.
Рэнсом взял ее за руку, пытаясь успокоить, и она прижалась к нему.
Видимо, теперь, пытаясь воспользоваться хаосом, творящимся в стране, дористы попытаются захватить власть.
– Ну и неразбериха! – воскликнул Рэнсом, выключая радио.
– Интересно, где сейчас Мартине, – вздохнула Мадлен.
Рэнсом припомнил их недавний разговор с министром:
– Наверное, приближается к Вайомингу, если, конечно, успел вовремя подсуетиться. Ладно, вставай, пора идти. Сегодня нам предстоит большой путь, а дороги здесь ужасные.
– Тоже мне, истину открыл.
Рэнсом улыбнулся и, протянув ей руку, помог подняться.
– Пистолет не забыла?
Мадлен чуть приподняла пончо, в которое укуталась с самого утра:
– Если так дальше пойдет, то я скоро к нему привыкну.
– Что делать… – Рэнсом, свернув второе пончо, положил его на сиденье мотоцикла, чтобы удобнее было ехать. – Жаль, что мы не можем забрать с собой попугая, – добавил он. – По-моему, вы влюбились друг в друга с первого взгляда.
Рэнсом начал уже заводить мотоцикл, как вдруг увидел, что Мадлен направляется куда-то в сторону.
– Эй, ты куда? – удивился он.
– В кустики!
Рэнсом расхохотался: еще совсем недавно он и не представлял, что аристократка мисс Мадлен Баррингтон может сказать такое.
– На, держи. – Он протянул ей туалетную бумагу. – Смотри не забудь потом закопать в землю.
Мадлен кивнула и исчезла в кустах.
Разумеется, Рэнсом мечтал сейчас об утреннем кофе, о вкусной еде… Все тело ныло. И все же… он чувствовал себя великолепно! И прекрасно понимал почему. Рядом была Мадлен – и больше ему ничего не нужно.
Впрочем, нужно только как можно быстрее добраться до границы. Пока Эскалант будет разбираться с дористами, ему будет не до них. Но потом? Кто знает, не пустит ли этот сумасшедший в ход все свои силы для того, чтобы отомстить за оскорбления, которые, как ему казалось, нанес Рэнсом? Нет, пока они не добрались до Аргентины, с ними может произойти все, что угодно. И ни о какой безопасности для Мадлен говорить не приходится. Рэнсому была до отвращения неприятна мысль о том, что Мадлен может угрожать хоть какая-то опасность. Значит, нужно не мешкая садиться на мотоцикл и на максимальной скорости мчаться к границе.
Вдруг Рэнсом услышал пронзительный крик Мадлен. Не помня себя, он бросился к кустам и увидел, как она яростно сражается с каким-то волосатым парнем.
Быстро выхватив револьвер, Рэнсом направил его на мерзавца:
– Немедленно оставь ее в покое!
Что-то сильно ударило его сзади по голове. Какой же он идиот! Никогда нельзя бросаться вперед, не проверив… Он упал и потерял сознание.
Когда Рэнсом очнулся, его голова лежала на коленях Мадлен. По-видимому, он пробыл без сознания всего несколько минут. Слава Богу, подумал он, с ней, кажется, все в порядке. Мадлен встревоженно смотрела на него: все то недолгое время, пока он был без сознания, она боялась, не случилось ли с ним чего-нибудь ужасного. На сей раз Рэнсом не истекал кровью, но Мадлен прекрасно понимала, что это ровным счетом ничего не значит.
Открыв глаза, он увидел склоненное над ним милое лицо Мадлен:
– Моя голова…
В тот же миг кто-то грубо ткнул его в бок прикладом.
– Как ты себя чувствуешь? – с беспокойством спросила его Мадлен.
– Пожалуйста, помоги мне сесть.
Оглядевшись по сторонам, Рэнсом понял, что они находятся все на том же школьном дворике. Рядом стояли двое молодых мужчин. Рэнсом пригляделся – они держали в руках автоматы Калашникова!
– Этого еще только не хватало, – пробормотал Рэнсом, на какую-то секунду пожалев о том, что пришел в себя.
– По-моему, они ждут какую-то важную персону, своего главаря, что ли… – тихо пробормотала Мадлен.
– Кого это, интересно?
– Они называли какого-то Мартилло, – пояснила Мадлен.
– Час от часу не легче… – пробурчал под нос Рэнсом. – Каким, интересно, должен быть человек, чтобы носить такое прозвище .
– Да уж, – согласилась Мадлен.
Рэнсом с беспокойством оглядел ее:
– Ты как? Они тебе ничего не сделали?
– Нет, только напугали ужасно. Я даже не слышала, как этот тип подкрался сзади… Как ты думаешь, кто они такие? Бандиты?
Услышав от нее это слово, двое начали злобно ругаться по-испански. Рэнсом с трудом понял: нет, они не бандиты.
– Не бандиты… – пробормотал Рэнсом, не сводя глаз с автомата, наставленного на него. – Кажется, начинаю понимать.
– Они дористы? – предположила Мадлен.
Однако и эта ее догадка, услышанная парнями, привела тех в гнев – по-видимому, само слово «дористы» они воспринимали как грязное ругательство.
– О, простите! – вежливо обратился к ним Рэнсом. – Эй, только не вздумай наставлять это на нее!
Парень растерялся, услышав грозный тон Рэнсома.
– Прошу тебя – не провоцируй их! – взмолилась Мадлен.
– Господи, ты посмотри на него! Ему ведь всего лет шестнадцать-семнадцать, совсем ребенок. Ну и страна…
– Стало быть, они из Фронта национального освобождения? – предположила Мадлен. – Кажется, мы только так их еще не называли.
Юный мятежник ответил ей утвердительно – прежде чем его взрослый спутник довольно грубо окликнул его, приказывая заткнуться.
– Ну и что это означает для нас? – негромко поинтересовалась Мадлен у Рэнсома.
– Ну… – пожал плечами Рэнсом. – Это фанатики, но, насколько мне известно, их лидер – сегуридоры недавно его расстреляли – никогда не выказывал явной ненависти к американцам. Возможно, он просто не успел эту ненависть проявить – у него других дел хватало. Но все же я надеюсь, что, когда сюда придет этот Мартилло, мы сумеем с ним договориться и отправимся восвояси. – У Рэнсома раскалывалась голова, и он с трудом мог собраться с мыслями. – Теперь-то я понимаю…
– Что именно? – нетерпеливо перебила его Мадлен.
– Помнишь городок, где мы чуть не ввязались вчера в драку? Как враждебно относились к нам, требовали денег…
– И что же? – по-прежнему не понимала Мадлен.
– Дористы особую активность проявляют в северных районах страны, а в ее южных районах население, обнищав до крайности, поддерживает Фронт национального освобождения.
Парень постарше приказал им замолчать, а подросток, заметив красавца попугая, наставил на него ружье.
– Нет! – пронзительно закричала Мадлен и вскочила на ноги: – Пожалуйста, не надо!
– Мэдди! – испугался Рэнсом.
Мятежники что-то закричали им по-испански. Птица взмахнула крыльями и полетела над поляной – ее богатое оперение отливало на солнце всеми цветами радуги. Указывая на попугая, Мадлен взмолилась, чтобы охранники не убивали его. Подросток понял ее и, хотя уже собирался спустить курок, опустил ружье и улыбнулся. Напряжение спало, и Рэнсом воспользовался этим, чтобы усадить Мадлен на землю.
– Только попробуй еще раз сделать какую-нибудь глупость, – предупредил он, – клянусь, я сам застрелю тебя.
– Ничуть не сомневаюсь, – вздохнула Мадлен, не сводя глаз с мятежников.
Рэнсом немного повернулся и вдруг почувствовал сбоку тяжесть собственного оружия – такую знакомую и привычную, что в первое мгновение он даже не поверил этому ощущению.
– Они даже не стали меня обыскивать? – шепотом спросил он у Мадлен.
– Нет. И меня тоже…
– Так… – У Рэнсома даже дух захватило. – Ты хочешь сказать, что твой пистолет при тебе?…
– Да, – кивнула Мадлен.
Господи, такого он никак не ожидал! Понятно теперь, почему ребятам из Фронта национального освобождения так не везло все время – все у них проваливалось.
– Тогда вот что, – прошептал Рэнсом Мадлен, – слушай меня внимательно. Ты…
Его вдруг прервал чей-то окрик, раздавшийся из джунглей, и через несколько мгновений оттуда показались еще трое молодчиков с оружием в руках. Двое мятежников горячо приветствовали пришедших, будто они долго не виделись. «Как все неудачно складывается, просто отвратительно», – подумал Рэнсом.
– Смотри, похоже, они про нас совсем забыли, – удивленно протянула Мадлен, видя их радостные приветствия. – Может, они отпустят нас?…
– О, ч-черт! – выругался Рэнсом.
– В чем дело? – встревоженно спросила у него Мадлен, почувствовав, как тает зародившаяся в ее душе надежда.
– Посмотри на них повнимательнее! – мрачно изрек Рэнсом. – Никого не узнаешь?
– Рэнсом, эти трое были в гостинице сеньора Гутиерре в Дорагве, в нашу первую ночь.
– А-га…
Юный охранник, вспомнив о пленниках, указал на них рукой, объясняя, как он обнаружил Мадлен в джунглях. Достаточно было их главарю Мартилло бросить на них один-единственный взгляд, как Мадлен поняла: он узнал их. Лицо его исказила гримаса ненависти.
– Интересно, что они делали в Дорагве? – полюбопытствовала Мадлен.
– Кто их знает… – вздохнул Рэнсом. – Может, возвращались из столицы, где в очередной раз пытались состряпать покушение на президента.
– Теперь наши дела плохи?
– Боюсь, что так… – Голос Рэнсома напугал Мадлен.
Мартилло и двое его подручных подошли к Рэнсому и Мадлен. Главарь с презрением посмотрел на них, после чего объявил, что уже встречался с этими «мерзкими аристократами» раньше.
– Вы уверены? – обратился к нему по-испански Рэнсом.
– А ты думаешь, щенок, я тебя забыл? Как бы не так… – Мартилло чуть не задохнулся от гнева. – Я прекрасно помню, как какой-то молокосос, который был с вами, рассказывал о твоей дружбе с этим грязным подонком Веракрусом и о твоей работе на него.
Мартилло приставил ружье к голове Рэнсома. Однако тот не шелохнулся – и выражение его лица оставалось спокойным, как будто ничего необычного с ними не происходило.
Двое мятежников, схвативших Рэнсома и Мадлен, с изумлением выслушали подробный рассказ их главаря о встрече с американцами в гостинице Дорагвы, а также о том, что Рэнсом работал на Веракруса и даже считался его близким другом. Мартилло пересказал им все то, что в тот вечер так доверчиво выболтал сеньору Гутиерре Мигель. Мадлен ужасно испугалась. Ведь главарь поведал о том, что Рэнсом был не только близким другом «этой свиньи Веракруса», но еще и сделал невозможным для них его убийство. Ненависть всех пятерых, кажется, достигла апогея. Тотчас было решено расстрелять Рэнсома немедленно.
– О Господи… – Мадлен побелела от страха.
Один из троих, которых Мадлен и Рэнсом видели в гостинице, показал пальцем на Мадлен и сказал что-то своим приятелям, которые громко расхохотались. Он приблизился к Мадлен и стволом автомата провел по краю пончо. Она замерла – что, если он увидит пистолет?
Но в это время Рэнсом сказал по-испански что-то, по-видимому, очень грубое и непристойное – смех всей компании оборвался. Про Мадлен тотчас забыли, а парень, который подходил к ней, с силой ударил Рэнсома. Рэнсом даже не покачнулся от этого удара и добавил им еще пару слов по-испански, услышав которые Мартилло рассвирепел. Мадлен ничего не понимала. Юный охранник вдруг покраснел, подошел и со всей силы ударил Рэнсома ногой в живот. Тот упал на спину.
Громко вскрикнув, Мадлен бросилась его поднимать.
– Пожалуйста, не трогайте его! – крикнула она по-испански и обратилась к Рэнсому: – Умоляю, не выводи их из себя!
Рэнсом отстранил ее, выпрямился и снова начал ругаться, поносить трусливый, глупый, похабный Фронт национального освобождения. Все настоящие мужчины в Монтедоре – дористы, и только они. Мадлен, похолодев от ужаса, решила, что сейчас Мартилло застрелит его на месте.
Тот, сильно побледнев, обратился к своим подручным:
– Мне все это надоело. Пристрелите его!
– Нет! – истошно завопила Мадлен, изо всех сил вцепившись в Рэнсома.
Двое молодчиков оттащили ее от него. Подросток наставил автомат на Рэнсома и прицелился.
Мадлен закрыла глаза от страха.
– Ну же, давай, давай! – услышала она вдруг спокойный голос Рэнсома: казалось, он нарочно говорил по-испански медленно, чтобы она могла понять его. – Только, пожалуйста, не на глазах у дамы. К тому же вам самим будет не очень приятно, если по ее пончо будут размазаны мои мозги.
Мадлен открыла глаза и с изумлением посмотрела на Рэнсома. Он бросил на нее долгий, выразительный взгляд, и она поняла, что Рэнсом вполне осознает, что происходит, – более того, руководит происходящим! Но что же он хочет от нее, какая именно роль отводится ей? «Господи, прошу тебя, помоги же мне понять!» – взмолилась Мадлен.
Рэнсом сидел на земле, положив руку на лодыжку – на то самое место, где был револьвер. Мадлен наконец поняла, чего он ожидал от нее. Молодчиков пятеро – он не может пристрелить всех их разом.
Тогда Мадлен испустила такой жуткий вопль, что все пятеро так и застыли на месте; один даже выронил из рук ружье. А она, изображая из себя истеричку, прыгнула на одного из мятежников, заставляя его повернуться спиной к Рэнсому.
Последовали выстрелы. Сначала два из автомата, а потом она уже не понимала какие. Она почувствовала, как тот, на котором она повисла, мягко оседает на землю, и в следующее мгновение поняла, что лежит на его уже мертвом теле. Увидев, как еще один собирается прицелиться, она вцепилась ему в волосы. Но он оказался гораздо сильнее ее. Повалив Мадлен на спину, он нащупал под пончо ее пистолет, и она услышала поток ругательств.
Вцепившись обеими руками в пистолет, Мадлен каталась по земле, пытаясь освободиться от навалившегося на нее молодчика. Вдруг он поднял кулак – и Мадлен ощутила, как что-то горячее и липкое стекает на ее шею и плечи. Кровь! Нет, она не чувствовала боли – только дикую, безумную ярость. Она со всей силы ударила своего обидчика коленом в пах и, пока тот, корчась от боли, что-то вопил, быстро откатилась в сторону и вскочила на ноги.
– В джунгли, Мадлен! Быстро!
Почти ничего не видя вокруг – глаза застилали струи пота и крови, – Мадлен бросилась бежать. Однако, оказавшись в джунглях и почувствовав себя в относительной безопасности за густой листвой, она обнаружила, что Рэнсома рядом нет. Господи, где же он, черт его побери?!
Переведя дыхание, Мадлен побежала обратно и увидела два неподвижных тела, распростертых на земле. Рэнсом отчаянно сражался с Мартилло. Мятежник, с которым она боролась, как оглушенный, сидел на земле. Достав пистолет, Мадлен выстрелила в Мартилло и, увы, промахнулась, но это отвлекло внимание главаря от Рэнсома, подарив ему несколько драгоценных секунд.
Рэнсом толкнул Мартилло на землю. Мадлен, судорожно сжимая пистолет, снова выстрелила, но опять не попала.
Вдруг она поняла, что так насторожило ее в первый момент, когда она вышла сюда: молодчиков было только четверо. «Где же пятый?» – лихорадочно подумала она, вытирая с подбородка кровь.
Рэнсом изо всех сил ударил главаря ногой по колену – тот, согнувшись, взвыл от боли.
– Рэнсом, быстрее, прошу тебя, быстрее! – закричала Мадлен.
Рэнсом кивнул и быстро побежал к ней. Неожиданно Мадлен увидела яркую вспышку из окна кирпичного домика, в котором они ночевали, и услышала звук выстрела. Так вот где пятый! Спрятался и теперь стреляет в безоружного Рэнсома, который был уже так близко от Мадлен. Она выстрелила. И потом еще раз и еще – выпуская весь заряд.
Слава Богу, Рэнсом почти добежал до нее.
– Быстрее, Мадлен, беги! – услышала она его хриплый крик.
Она побежала, но раздавшийся сзади звук выстрела заставил ее остановиться и обернуться. Холодея от ужаса, она увидела, как Рэнсом падает. Когда она подбежала к нему, он лежал на земле и не шевелился.