Она вздрогнула, боясь поверить собственным ощущениям.

Машина? Здесь?

«Дорога!» – прошептала Мадлен, вскакивая на ноги.

Она не замечала, куда бежит, не замечала жестких веток, хлещущих ее по лицу, не замечала абсолютно ничего… Только бежала не переводя дух…

– Помогите! – закричала она, боясь, что машина проедет мимо. – Помогите!

Мадлен чуть не сбил старенький грузовик. Она даже не заметила, как выбежала на дорогу, вернее, тропинку. Не отскочи она вовремя, в следующее мгновение попала бы под колеса.

– Помогите! Пожалуйста, помогите мне!

Машина остановилась, и водитель – пожилой седой мужчина, – приоткрыв дверь, посмотрел на нее с откровенным страхом. Сидевший с ним рядом молодой парень выскочил из машины и недоверчиво уставился на Мадлен.

Та поняла, что должна вставить хоть слово по-испански:

– Ayudame! Роr favor, ayudame!

Внимательно оглядев Мадлен с головы до ног, юноша сказал что-то старику, тот кивнул, и только тогда парень спросил, кто она такая.

– Americana, – объяснила она ему и закивала, когда он спросил, бежала ли она от бандитов.

Двое мужчин обменялись какими-то репликами. Мадлен поняла, что это отец и сын. Упоминание о бандитах напугало их, и они предложили Мадлен немедленно садиться в грузовик и ехать с ними.

– No, по, mi esposo! – запротестовала Мадлен. – Мой муж… – Она легко соврала: какая кому сейчас разница.

Мадлен махнула рукой, указывая в джунгли. Двое мужчин посмотрели на нее с явным сомнением и нерешительностью. Испугавшись, что они откажутся ей помочь, Мадлен вынула из кармана деньги – около пятидесяти долларов в монтедорианских песо – и протянула им. Сказав что-то отцу, юноша пошел в джунгли вслед за Мадлен, а старик взял ружье, чтобы в случае необходимости прикрыть их.

Мадлен пыталась вспомнить, какое же расстояние она пробежала, торопясь успеть к машине. Сотню ярдов? Больше? Она ведь бежала как безумная, даже не замечая дороги… Где она оставила Рэнсома? Все деревья показались ей вдруг одинаковыми. Она побежала вперед и стала звать Рэнсома.

К счастью, он откликнулся – застонал. Подобрав Рэнсома, Мадлен и юноша отнесли его в кузов грузовика. Там ужасно пахло – похоже, до этого в машине перевозили какую-то домашнюю птицу, но Мадлен понимала, что сама она в данный момент пахнет, очевидно, не лучше. Она поудобнее устроила Рэнсома в кузове – положила его голову к себе на колени, и они тронулись в путь.

Они проехали часа два, когда Мадлен увидела первых беженцев. Постепенно их поток становился все гуще, в него постоянно вливались новые люди. Многие ехали на телегах, на которые был свален в беспорядке их нехитрый скарб, однако большинство шли пешком, женщины тащили на руках грудных младенцев, дети постарше шли рядом.

Все, кого видела Мадлен, держались очень мужественно. Она поняла, что сейчас ничем не отличается от этих людей: грязная, измученная, до смерти уставшая. Даже ее золотистые волосы поблекли от дорожной пыли и потемнели.

Она познакомилась со своими спасителями. Как она и предполагала, это были отец и сын: Тито и Педро. Они жили в Сан-Ремо, куда сейчас и направлялись. У них были какие-то дела в столице, однако, как поняла Мадлен, не очень удачные. Поэтому они обрадовались деньгам, полученным от Мадлен, хотя, как уверил ее Педро, они бы, конечно, помогли ей и просто так.

Мадлен кивнула и улыбнулась. Хорошо, что в лифчике у нее лежало около тысячи американских долларов – огромные деньги в этой стране.

Мадлен кое-как сумела рассказать Педро, что она сопровождала своего мужа в деловой поездке по Монтедоре. Сейчас он ранен, и ему нужна помощь.

Из сбивчивого рассказа юноши Мадлен поняла, что армия Веракруса раскололась на две части, из которых одна по-прежнему оставалась преданной президенту и сражалась за него. Остальные же почти немедленно перешли на сторону Эскаланта.

– Есть ли в Сан-Ремо госпиталь? – спросила Мадлен.

Педро объяснил, что они отвезут Рэнсома в приют католической миссии, а на вопрос, когда же они доберутся до него, кивнул на толпы беженцев, запрудивших дорогу, и сказал, что они направляются туда же. Мадлен вздохнула.

Солнце уже садилось, когда они наконец приехали в Сан-Ремо. Педро оказался прав – большинство беженцев, которых они встретили по дороге, направлялись в католическую миссию – у стен крохотной больницы лагерем расположилось больше сотни человек. Въехать внутрь им не позволили – двое молодых солдат остановили их у самых ворот миссии. К счастью, один их них говорил по-английски, и Мадлен объяснила ему, что в кузове грузовика – раненый, которому нужна срочная помощь.

– Я попробую… Попробую поговорить с сестрой Маргарет, – пообещал солдат и предложил Мадлен следовать за ним.

Во дворе она увидела несчастных больных. Некоторые были ранены так же серьезно, как Рэнсом. Мадлен со страхом подумала, что, возможно, помощи им еще придется ждать долго. Выдержит ли Рэнсом?

– На сколько больных рассчитана больница? – обратилась она к своему попутчику.

– Примерно на двадцать. Только это не больница, а приют для сирот. Здесь же принимают рожениц, помогают, чтобы роды прошли успешно.

Они долго искали нужную им женщину. Куда бы ни приходили, всюду оказывалось, что она там была только что, но успела уйти куда-то в другое место. Под конец, когда Мадлен совсем отчаялась найти неуловимую сестру Маргарет, ее спутник подвел ее к миниатюрной женщине, похожей на куклу. Ее седые вьющиеся волосы были аккуратно заправлены под косынку. Огромные глаза смотрели строго и доброжелательно. Она вправляла вывихнутое плечо огромному мужчине – раза в три больше ее. Один взмах рукой – и с лица великана пропало выражение боли, а осталось только удивление.

Сестра Маргарет повернулась к ним.

– Эта леди нуждается в вашей помощи, она американка, – объявил молодой солдат, представляя Мадлен сестре Маргарет.

Мадлен кратко и сбивчиво рассказала ей, что ее муж тяжело ранен и ему срочно нужна помощь. Сестра Маргарет тут же приказала спутнику Мадлен принести Рэнсома в больницу.

– Вы хотели добраться до границы с Аргентиной? – удивленно переспросила сестра Маргарет. – Сейчас это совершенно невозможно.

Пока они разговаривали, сестра утешала плачущего малыша.

– Знаю, – тяжело вздохнула Мадлен. – А могу я позвонить в американское посольство?

– К сожалению, нет. Связь со столицей прервана. И в Соединенные Штаты позвонить вы тоже не сможете. По крайней мере сейчас. Кроме того, боюсь, мы вам мало чем сможем помочь – у нас почти не осталось медикаментов. Остается только ждать, когда привезут новые. К сожалению, ваш муж здесь один из многих, кому требуется срочная помощь. Поэтому вам придется подождать…

– Но я могу заплатить! – в отчаянии воскликнула Мадлен.

Сестра Маргарет покачала головой:

– Конечно, нам нужны пожертвования, но только я не могу за деньги продать вам право получить медицинскую помощь первой.

Совершенно забыв о своей гордости, Мадлен схватила сестру Маргарет за руку и со слезами на глазах прошептала:

– Прошу вас, сестра, умоляю, спасите его… Я его люблю…

Сестра Маргарет посмотрела на нее с грустью и негромко сказала:

– Я вижу, что это так. Вижу, вы его любите. Но посмотрите вокруг, сколько здесь больных людей – и детей. Поверьте, я бы отдала жизнь ради того, чтобы хоть как-то облегчить их участь, но что я могу сделать?

– Но…

– Нам остается только молиться. Молиться не о чуде, а о том, чтобы нам доставили медикаменты как можно скорее…

– Скажите, но кто-нибудь знает, что вам нужны медикаменты? – с надеждой спросила ее Мадлен.

Сестра Маргарет опустила голову:

– К сожалению, нет. Связь прервалась раньше, чем я успела попросить о помощи,

Рэнсома положили в углу в классной комнате. Мадлен с удивлением заметила, что эта комната оказалась довольно симпатичной. Большие окна, детские рисунки на стенах, чисто и просторно. Тяжелые шторы защищали комнату от прямых солнечных лучей.

Записавшись в конце длинного списка желающих получить антибиотики, Мадлен пошла набрать чистой воды, чтобы промыть Рэнсому рану. Когда же она сняла с него одежду и увидела, что происходит с его ногой, ей чуть не сделалось дурно – рана была хуже, чем вчера, бедро распухло. Мадлен стала осторожно промывать ее чистыми тряпками.

Уже заканчивая, она услышала вдруг голос сестры Маргарет у себя за спиной:

– Что это у вас под рубашкой?

– Пистолет, – ответила она.

Сестра Маргарет протянула руку.

– Будет лучше, если вы отдадите его мне.

– Да, но он… – Мадлен кивнула на Рэнсома, он бы это не одобрил.

– Ну, сейчас он ему пока не понадобится. Представьте, что случится, если пистолет случайно попадет в руки какому-нибудь ребенку. Когда вы уснете, например.

Понимая, что сестра права, Мадлен протянула ей пистолет.

Та ловко разрядила его, будто имела дело с оружием каждый день, и посмотрела на Рэнсома. Осторожно, легкими движениями она ощупала кожу вокруг раны.

Вдруг Рэнсом широко раскрыл глаза и в изумлении уставился на сестру Маргарет.

– Ч-черт вас всех дери, что здесь происходит? – недовольно буркнул он, но, заметив строгий, хотя и доброжелательный взгляд сестры, тотчас изменил интонацию: – То есть я хотел узнать…

– Это сестра Маргарет, Рэнсом, – пролепетала Мадлен.

– Как вы себя чувствуете? – спросила сестра, продолжая внимательно осматривать рану.

– Я… – Он так и подскочил. – Мэдди, я же почти голый. Что происходит, в конце концов? И кто все эти люди?

Сестра Маргарет достала из кармана высушенные листья какого-то растения и, дав их Мадлен, пояснила:

– Прокипятите их в течение двадцати минут. Потом заверните в марлю и приложите в ране,

– Припарка? – догадалась Мадлен.

– Она вытянет инфекцию из раны. Простите, но это все, чем я могу вам помочь в данный момент.

Она дала Мадлен еще какие-то указания и предупредила, что у Рэнсома может начаться бред, если не удастся сбить температуру.

Когда сестра отошла от них, Рэнсом спросил у Мадлен, где они находятся. Она рассказала ему обо всем, что произошло, и о проблемах, которые стояли перед ними теперь.

– По крайней мере здесь нас никто не убьет, – улыбнулась она.

– Да, если, конечно, не нагрянет армия какого-нибудь кретина Эскаланта и не потребует, чтобы… А, ч-черт… – выругался он. – Как же я хочу пить, Мэдди.

Мадлен дала ему напиться из бутылочки, в которую набрала питьевой воды.

– А есть не хочешь?

– Нет. Мне бы сигаретку.

– Сейчас пойду поспрашиваю.

Но Рэнсом уже снова провалился в сон. Попросив девочку лет двенадцати посидеть с ним, Мадлен решила выйти в город за едой. Конечно, она могла бы брать продукты в миссии, но она подумала, что, уж коль скоро у нее есть деньги, лучше оставить еду беднякам.

Несмотря на то что солнце уже зашло, в городе было оживленнее, чем в какое-нибудь субботнее утро, и все магазины были открыты. Мадлен купила хлеба, бульонных кубиков, чаю и меду. Посчастливилось раздобыть и бутылку фруктового сока, правда, последнюю. Потом она отправилась в аптеку. Конечно, антибиотиков для Рэнсома не оказалось, но зато она нашла там аспирин и антисептическое средство для полоскания горла – пригодится для обработки ее ссадин и царапин.

Мадлен купила себе пирожок, похожий на подошву, и съела его прямо посреди улицы. Наверняка никто из родных не узнал бы ее сейчас, улыбнулась она, и вдруг почувствовала страшную тоску по дому, по любимым американским ресторанчикам в Нью-Йорке, по Шато-Камилль, по своему офису. Вспомнив глупую ссору с сестрами накануне отъезда в Монтедору, Мадлен испугалась: а если она не вернется? Бедный отец… Наверное, места себе не находит, переживая за нее. А мать, разумеется, не упустит случая лишний раз обвинить его.

Нет, решила Мадлен, если ей суждено будет вернуться домой, она начнет другую жизнь. И после событий в Монтедоре сделает соответствующие выводы…

А Рэнсом? Предположим, судьба окажется к ним благосклонна и они вдвоем вернутся в Штаты. И что тогда? Зачем она ему? Для занятий любовью, посреди напряженного рабочего графика? Но теперь Мадлен этого мало, она хочет быть с ним все время. Теперь она любила его и зависела от него: любой его неосторожный поступок, необдуманное слово могли ранить ее душу навсегда. И все же Мадлен не собиралась никак от него «защищаться» – слишком долго в своей жизни держала она близких людей на расстоянии, не позволяя лишний раз приблизиться к себе.

Вернувшись в больницу, Мадлен решила прокипятить листья и сделать Рэнсому припарку. Ей вызвалась помогать девочка, которая сидела с Рэнсомом, пока Мадлен ходила за покупками. Она прокипятила листья и начала осторожно прикладывать их к ране Рэнсома.

Тот тут же очнулся.

– Ты собираешься меня сварить? – грозным голосом поинтересовался он.

Напуганная его тоном, девочка спряталась за Мадлен.

– Перестань, ты же пугаешь ребенка! – воскликнула Мадлен.

Увидев, что он испугал девочку, Рэнсом сказал ей несколько слов по-испански. Мадлен не поняла из них ровным счетом ничего, однако девочка улыбнулась и с удивлением посмотрела на Мадлен.

Когда та поинтересовалась, что же такое он сказал девочке, Рэнсом спокойно ответил:

– Что ты мегера и колдунья.

– О Господи, – вздохнула Мадлен и протянула Рэнсому бутылку. – На, выпей!

– Что это?

– Фруктовый сок.

– Но я не хочу…

– Пей, тебе нужно набираться сил! – повторила Мадлен.

Когда девочка ушла, Рэнсом схватил Мадлен за руку:

– Прости меня за «колдунью», Мэдди…

– Я не возражаю. Лишь бы тебе было лучше.

– Мне?! Да я чувствую себя прекрасно – особенно теперь, когда мы никуда не идем и я спокойно лежу.

Конечно, он лгал ей и оба это понимали, но Мадлен ничего не стала ему говорить.

К утру Рэнсому сделалось совсем плохо. Мадлен снова промыла ему рану, но это уже не помогало – ему требовалась более серьезная медицинская помощь. Рэнсома бил озноб – несмотря на сильный жар. Он бредил: что-то кричал, говорил. Мадлен разбирала отдельные слова, но смысла не понимала.

Между тем, по слухам, ситуация в стране становилась все более напряженной: бои велись совсем близко от Сан-Ремо и сотни беженцев, переночевав у ворот католической миссии, снова пускались в путь.

– Мэдди… – стонал Рэнсом.

– Я здесь, Рэнсом, здесь.

Широко раскрыв глаза, Рэнсом уставился прямо на нее:

– Я, кажется, умираю, Мэдди…

– Ш-ш-ш-ш… – Она положила ему на лоб холодную тряпку.

– Пожалуйста, спаси меня…

– Все хорошо, Рэнсом, успокойся.

Когда он снова провалился в забытье, Мадлен не выдержала и разрыдалась.