– Признаюсь честно, я ужасно обеспокоен твоим решением снова поехать в Монтедору, – сказал Мадлен Престон Хавершем. Они вместе обедали в уютном французском ресторанчике в самом центре шумного Манхэттена. – Ситуация там очень нестабильна, и все может измениться буквально в одно мгновение… Кроме того, ты ведь была там всего полгода назад. Может, пошлешь кого-нибудь вместо себя?

– К сожалению, не могу, – вежливо возразила Мадлен, кипя от раздражения. Для человека, который недавно сделал ей предложение и с которым она не была даже помолвлена, Престон вел себя порой чересчур собственнически. – А то, что я там уже была, – продолжила Мадлен, – так это к лучшему. Я прекрасно знаю все детали и тонкости предстоящей сделки. Предложение немецкой компании – первое начиная с того времени, как мы выставили ранчо на продажу. Я хочу продать землю в этом году.

– Я понимаю, дорогая, и все же… Подумай сама, разве у тебя нет людей в Монтедоре, которые могли бы оформить эту сделку?

– К сожалению, нет, Престон. – Ее реплика прозвучала довольно резко, но, увидев удивление на его лице, Мадлен тотчас почувствовала стыд. Ведь он беспокоится о ней, что же в этом плохого? Он любит ее, а в Монтедоре и впрямь очень неспокойно. Честно говоря, Мадлен и сама не была в восторге от того, что ей снова придется вернуться. Все эти полгода она изо всех сил пыталась забыть о том, что приключилось с ней там уже перед самым отъездом, – но безуспешно.

– Прости, Престон, я не хотела быть грубой. Поверь, я очень ценю твое внимание и заботу и сама не рада, что нужно ехать. Однако мой менеджер в Монтедоре оказался некомпетентным, да и нечестным. Нет, я не доверю ему продажу ранчо немцам.

Что бы она ни испытывала к этой стране, дело прежде всего. Пусть чувства уйдут на второй план…

– Конечно, я понимаю, – вежливо ответил Престон, слишком хорошо воспитанный для того чтобы продолжать спор.

– А за мою безопасность не волнуйся – я буду, что называется, в хороших руках. Отец беспокоится обо мне точно так же, как ты, если не больше. Поэтому он специально нанял профессионала, чтобы тот сопровождал меня.

Престон нахмурился:

– Телохранителя?

– Да, пожалуй, именно так его можно назвать. Разумеется, этот человек хорошо знает Монтедору, имеет важные для меня знакомства. Он первоклассный специалист по безопасности, работал у президента Монтедоры.

– У Веракруса? Этого диктатора?

– В той стране его лучше так не называть. Если я невзначай скажу что-то подобное, теоретически мне вполне может угрожать арест. – Хотя Мадлен не представляла, чтобы кто-то решился на арест члена семьи Баррингтонов. И в особенности на арест Мадлен Баррингтон…

– Господи! – воскликнул Престон. – Арест! Я совершенно согласен с твоим отцом – мне будет намного легче, если я буду знать, что рядом с тобой надежный и хороший защитник. Я имею в виду телохранителя, который способен защитить, оградить тебя от всех неприятностей. А если этот парень лично знаком с Веракрусом, то, думаю, и ты встретишься с президентом. И познакомишься. Не будет же он арестовывать своих знакомых!

«Еще как будет!» – подумала Мадлен, но, разумеется, не произнесла этого вслух, а лишь заметила:

– По словам отца, Веракрус пригласил нас пожить у него во дворце, пока я буду заниматься в Монтедоре своими делами. Правда, я еще не решила, стоит ли принимать приглашение.

Мадлен не хотела оказаться в роли гостьи ненавистного народу мелкого тирана – вне всякой зависимости от прочих его титулов. Но с другой стороны, она не могла представить, что вернется в отель «У тигра». Слишком уж много воспоминаний связано с этим местом, и довольно постыдных. К сожалению, другого жилья в неспокойной Монтедоре у нее нет.

Мадлен не знала, как лучше поступить, – обычно была очень смелой и решительной.

Одна только мысль о том, что придется вернуться Монтедору – туда, где она совершила самую большую ошибку в жизни, – лишала ее обычной рассудительности и благоразумия. В прошлый раз она вернулась из Монтедоры совершенно другим человеком. Конечно, все эти перемены в себе она тщательно скрывала и вряд ли кто-нибудь заметил их, однако ни о каком душевном равновесии говорить больше не приходилось. Она стала менее терпимой, часто переживала моменты дурного настроения или даже депрессии, иногда ей было трудно сосредоточиться на работе. С каждым днем настроение у нее портилось, несмотря на усилия оставаться такой, какой она была всегда.

– Ты уже встретилась со своим телохранителем? – услышала она вдруг голос Престона.

– М-м-м? Нет, пока нет. С ним говорил только мой отец. Это ведь была его идея…

– Но ты улетаешь уже послезавтра, дорогая, – напомнил Престон. – Думаю, тебе следует повидаться с ним и поговорить. Конечно, я полностью доверяю твоему отцу, но все же…

– Да, ты совершенно прав. – Мадлен раздражало, когда он называл ее «дорогая», – слишком уж чопорно это звучало. – К сожалению, до сих пор я была слишком занята работой. Но у этого человека прекрасные рекомендации. Мистер Рэнсом – так его зовут, один из ведущих работников корпорации «Марино секьюрити интернэшнл».

– Хороших рекомендаций недостаточно, – не сдавался Престон.

– Я планирую встретиться с ним сегодня, в офисе отца, – Мадлен уже второй раз перебивала Престона. Где только ее приличные манеры?… Посмотрев на часы, она добавила: – Кстати, через десять минут я должна быть там. Пора идти.

Лицо Престона, казалось, не выражало никаких эмоций – Мадлен уже знала, что так бывает всегда, когда он не хочет вступать в спор или отвечать на не слишком тактичное замечание. Однако он ничего не сказал и махнул официанту, прося его принести счет. Мадлен порой спрашивала себя, не передумал ли он жениться на ней. В последнее время она была не очень приятным собеседником. Мадлен и сама не знала, почему до сих пор раздумывает над его предложением. Лучше всего вежливо ему отказать – и забыть. Она ведь не любила его и знала, что не полюбит никогда. Мадлен вдруг виновато подумала, что держится за него только потому, что со времени ее возвращения из Монтедоры одиночество стало непереносимым. Если она все равно не сможет никого никогда полюбить – почему бы не выйти замуж за Престона? Он неплохой человек, принадлежит к богатой и респектабельной семье. Он любит ее, и их дети родились бы красивыми и здоровыми…

Но, как всегда, когда Мадлен начинала думать о предложении Престона, она почему-то тотчас вспоминала о той единственной, безумной ночи в Монтедоре. Воспоминания были яркими, точно вызванные антималярийными препаратами, которые она принимала там. Сейчас все это выглядело фантастическим, нереальным… Неужели она могла так поступить? Но на ее нежной коже оставались какое-то время следы прикосновений незнакомца, знаки его страсти… Нет, это был не сон!

Мадлен до сих пор помнила голос того человека, как будто оставила его спящим всего несколько минут назад, помнила его ленивую, слегка поддразнивающую улыбку, взгляд его ярко-зеленых глаз. Почти каждую ночь ей снилось, что они снова вместе и он обнимает ее… Она очень боялась – боялась, что однажды снова встретится с этим человеком. Как посмотреть ему в глаза? Как заговорить с ним? Слава Богу, слишком уж ничтожна вероятность встретить его.

Однако если Мадлен и не могла вообразить, что переспала однажды с первым встречным, то представить себя в одной постели с Престоном было еще труднее. Конечно, Престон красив, хорошо сложен и элегантен. Он умело целовал и обнимал ее, но она никак не могла вообразить, что занимается с ним любовью. И, выйди она замуж за Престона, она никогда бы не вела себя с ним так, как с незнакомцем в Монтедоре.

Так думала Мадлен, пока шла вместе с Престоном в офис Баррингтонов на Пятой авеню. Случись у нее Престоном нечто подобное тому, что произошло с незнакомцем… Она не смогла бы смотреть ему в глаза! Но к счастью, Престон не казался ей человеком, который, забыв правила приличия, забыв вообще обо всем на свете, подарил ей в постели незабываемые минуты, что она пережила полгода назад в отеле «У тигра».

«Зато я, наверное, создана для такого», – грустно подумала Мадлен. Отрицать это бессмысленно.

Именно так… Она ведь кусала его и целовала самые интимные участки его тела, и этого ей было мало – она требовала все большего и большего… А потом она подошла к нему, когда он стоял у окна, поцеловала в губы, грудь, живот, и опустилась перед ним на колени… И ей это безумно нравилось! И когда он прижал ее к стене и взял – грубо, нетерпеливо, – она кричала от наслаждения! И ей было плевать, слышит ее кто-нибудь или нет… А теперь она хочет его снова и снова, днем и ночью… Окажись он рядом, она бы точно так же…

– О Господи! – в ужасе застонала Мадлен. Краска стыда залила щеки, но внезапно вспыхнувший огонь желания охватил ее тело. Как отогнать безумные видения?

– Дорогая, с тобой все в порядке? – заволновался Престон.

– М-м-м? – только и выдавила в ответ Мадлен. – А, да-да. Все в полном порядке, спасибо.

– Ты сильно раскраснелась. Уж не лихорадит ли тебя?

– Нет-нет. Я просто… Думаю, за обедом съела слишком много.

– Но ведь ты едва прикоснулась к еде!

– Да… Потому что у меня уже тогда болел желудок. Пойду-ка я в офис к отцу прямо сейчас. Не буду ждать, пока за мной зайдет этот Рэнсом.

– Я пойду с тобой, – решительно сказал Престон, взяв ее под локоть.

– Но… – начала Мадлен, но он не дал ей договорить и повел к лифту.

Они вышли на последнем этаже здания и направились в офис отца Мадлен.

– Я не только беспокоюсь за твое здоровье, Мадлен, но и хотел бы повидать человека, который будет отвечать за твою безопасность в течение поездки. Ты ведь моя невеста.

– Но мы же не помолвлены официально, – слабо возразила она.

– Да, конечно. Прости, я позволил себе лишнее…

Однако Мадлен едва слышала, что он говорит, всеми силами пытаясь избавиться от эротических видений: вот он ласкает ее нежными пальцами, проводит широкой ладонью по спине…

Нет, это просто ужасно – знать о ком-нибудь такие интимные вещи! Тогда, в Монтедоре, на следующее утро, Мадлен проснулась и поняла, что не осмелится посмотреть в глаза незнакомцу при свете дня. Что можно сказать мужчине утром, если ночью пробовала на вкус каждый сантиметр его тела, кричала и задыхалась от вожделения в его объятиях? О чем будешь говорить за завтраком с человеком, которому всю ночь шептала непристойности?

Сначала Мадлен всерьез боялась, что он установит ее личность, узнает, что бесстыдную незнакомку зовут Мадлен Баррингтон. Хотя, казалось бы, чего бояться? Того, что он узнает ее имя? Но ведь это ничто по сравнению с тем, что он уже знал о ней. Он сумел открыть в ней такие стороны личности, о которых она сама не подозревала до встречи с ним, а теперь отдала бы все на свете, только бы о них забыть…

Она отлично осознавала, что, выскользнув из его комнаты, когда он спал, поступила трусливо, но наверняка не выдержала бы утром его взгляда.

Рэнсом шагал по роскошному, со вкусом обставленному коридору офиса Баррингтонов, чувствуя себя не лучше смертельно раненного тигра. Теккери Баррингтон, элегантно одетый, подтянутый мужчина лет шестидесяти, смотрел на Рэнсома с нескрываемым любопытством. Рэнсом не хотел этой работы и не собирался притворяться, что счастлив ее получить. К тому же сегодня он чувствовал себя паршиво, как, впрочем, почти всегда с тех пор, как вернулся из Монтедоры полгода назад. А теперь его шеф, Джозеф Марино, посылал его снова в эту дыру – туда, где остались его воспоминания…

Баррингтон взглянул на наручные часы, стоившие, как решил Рэнсом, тысяч двенадцать:

– Мадлен запаздывает. Странно, это на нее не похоже.

– Я не собираюсь ждать ее целый день, – предупредил Рэнсом.

– А почему бы и нет? – спокойно улыбнулся Баррингтон. – Мы ведь оплачиваем ваше время, не так ли?

– Все вы, богачи, одинаковы, – пробормотал Рэнсом с отвращением. – Уж не думаете ли вы, сэр, что если я на вас работаю, то уже принадлежу вам целиком и полностью?

– Разумеется, вы правы, мистер Рэнсом. Однако не думаю, что вам помешало бы встретиться с человеком, ради которого вас пригласили на эту работу.

Рэнсом почувствовал нарастающее раздражение. Он что, обидел старика? Или тот подумал, что Рэнсом может затеять с ним ссору сейчас, и тогда у него будут все основания, чтобы его уволить?

Он посмотрел прямо в голубые глаза Баррингтона и немного смутился. По-видимому, старик прекрасно понимал, что происходит в душе Рэнсома, и нисколько на него не обижался. Скорее, удивлялся: высокопрофессиональный специалист, которого ему рекомендовали, ведет себя как последний идиот, хотя за работу ему обещают довольно приличные деньги. Рэнсом тяжело вздохнул. Да, что ни говори, а Баррингтон во всех отношениях приятнее этого Доби Дьюна, из-за которого ему и следовало сейчас уехать из страны.

Однако одно дело – просто уехать и совсем другое – уехать в эту дурацкую Монтедору… Нет, туда ехать Рэнсом не хотел и решил поговорить с Баррингтоном начистоту.

– Послушайте, мистер Баррингтон, честно говоря, я не думаю, что моя скромная кандидатура подходит для того, чтобы нянчиться с вашей дочерью во время ее деловой поездки.

– Почему?

– Вы, наверное, слышали, что у меня были неприятности по работе?

– Эта рок-звезда…

– Доби Дьюн.

– Да, – поморщился Баррингтон, – кажется, он собирается подавать на вас в суд – на вас лично и на компанию «Марино секьюрити». Насколько понимаю, вы публично оскорбили его и, когда он ударил вас за это, нанесли ответный удар?

– Вот именно. Я полагаю, вам лучше поискать кого-нибудь другого, чтобы охранять вашу дочь, не так ли?

– Ну, во-первых, я сомневаюсь, чтобы моя Мадлен могла впутать вас в какой-нибудь скандал, мистер Рэнсом. И насколько я ее знаю, в драки она тоже не вступает. – Баррингтон помолчал и добавил: – К тому же мой старый друг Джозеф Марино лично рекомендовал вас. Он надеется, ему удастся замять историю с Доби Дьюном, если вы на какое-то время уедете из страны.

– С глаз долой, из сердца вон, – мрачно улыбнулся Рэнсом. Он не любил эту поговорку: по личному опыту знал, что на самом деле все обстоит не так просто. Он сомневался в том, что Джозефу удастся успокоить злобного и мстительного Доби Дьюна. Рэнсом тяжело вздохнул: – Мистер Баррингтон, я прекрасно понимаю, что вся эта история – вина не одного Дьюна. Огромная часть ответственности за происшедшее лежит лично на мне. Я грубый, невоспитанный тип, которого довольно легко вывести из себя.

– Это я заметил, – сухо произнес Баррингтон. – Тем не менее я вам вполне доверяю, а чутье меня редко обманывает. Империю Баррингтонов создал мой отец, однако именно я сохранял ее на протяжении по меньшей мере трех десятилетий – во времена политических, экономических и социальных кризисов. Поверьте, я достаточно хорошо разбираюсь в людях и вижу, что вы способный, честный и умный молодой человек.

– М-м-м. – Рэнсом опустился в кресло за письменным столом напротив Баррингтона. Надо отдать старику должное: он прав. Хотя Рэнсом в последние несколько месяцев и стал жутко ворчливым и брюзжащим типом, он и впрямь был способным, честным и умным. – Ну…

– Кроме того, я не сомневаюсь, что моя дочь Мадлен справится с таким вот «грубым и невоспитанным типом, которого довольно легко вывести из себя».

– Да? – с любопытством произнес Рэнсом, а про себя подумал: «Если она такая же рассудительная, как папаша, у меня будет та еще работенка…»

– Да, – спокойно подтвердил Баррингтон. – В жизни еще не встречал человека, с которым она не могла бы справиться.

– Борец сумо? – кисло спросил Рэнсом.

– Напротив! Она очень красива. – С явным выражением отцовской гордости на лице Баррингтон повернул к Рэнсому фотографию в изящной серебряной рамке, которая стояла на столе. – Вот, пожалуйста, мои дочери: Кэролайн, Шарлотта и Мадлен. Фотография прошлого года…

Рэнсом лениво посмотрел на фотографию. То, что он увидел, в одно мгновение переменило его настроение: от расслабленности и злости не осталось и следа. С фотографии на него глядела улыбчивая троица: девчонка-хиппи лет восемнадцати-девятнадцати, полненькая женщина лет тридцати и… спокойная красивая блондинка. Это была она.

Он прекрасно помнил эти синие глаза, длинные золотистые ресницы, взгляд, полный нежности и страсти. Помнил запах ее светлых волос, бархатистость алебастровой кожи, мягкие прикосновения нежных пальцев… На фотографии губы ее были ярко накрашены, но он-то помнил, какие они розовые и мягкие. А поцелуи, когда она, склонившись, прикоснулась к его лбу, потом, опускаясь все ниже, коснулась губ, шеи, груди… Горячая и бесстыдная, она стояла перед ним на коленях в темноте, у окна…

– О Господи.

– Простите?

Рэнсом с трудом проглотил слюну.

– Эта блондинка… Это – Мадлен? – выдавил он из себя.

– Да. – Баррингтон внимательно посмотрел на него. – Вы встречались раньше?

– Мы… м-м-м… – В голове у Рэнсома был какой-то туман, он не соображал, что происходит с ним сейчас, не знал, что ответить старику. Ведь он выделывал с его дочерью такое, за что любой отец вполне мог бы пристрелить…

Господи, так, значит, женщина в отеле «У тигра», Мадлен Баррингтон? Наследница многомиллиардной империи Баррингтонов? Продукты питания, сеть отелей чуть ли не по всему миру, огромные земляные владения, акции – сказочное богатство! Среди Баррингтонов есть и сенатор, и официальные лица из государственного департамента юстиции. Ничего себе семейка!… Рэнсом знал, насколько они богаты и влиятельны, – недаром он основательно потрудился, изучая папку материалов, которую подсунул ему Джо Марино, предлагая эту работу.

Нет, вот теперь он уже точно ничего не понимал! Как могла Мадлен Баррингтон оказаться той грустной, одинокой женщиной, убивающей время в дешевом баре? У нее не было ни комплекта белья, чтобы переодеться, ни номера, ни имени… «Давай обойдемся без имен», – сказала она тогда.

Рэнсом с глухим стуком опустил фотографию на стол, не обращая внимания на удивленный взгляд Баррингтона. Она не назвала ему тогда своего имени из страха, что, позанимавшись с ней сексом, он начнет ее шантажировать? И именно поэтому убежала от него, даже не простившись, пока он спал? Господи, да неужели она могла так о нем думать после всего того, что они пережили вместе?

Скверное настроение, от которого Рэнсом тщетно пытался отделаться полгода, не шло ни в какое сравнение с яростью, вдруг охватившей его. Она решила, что если она из рода Баррингтонов, так ей все позволено?! Что она может играть с людьми, а потом просто выбрасывать их, когда надоедят?

– Мистер Рэнсом, простите, но я обеспокоен вашей реакцией на обычную фотографию моих дочерей… – прервал его мысли Баррингтон.

– Ну, как сказать… – пробормотал Рэнсом. – Если честно, я просто в шоке.

– Могу поинтересоваться, почему?

– Интересуйтесь сколько угодно, я все равно ничего не скажу, – решительно отпарировал Рэнсом. Кроме него и Мадлен, все происшедшее между ними никого не касается. Даже ее отца.

– Понимаю, – пробормотал Баррингтон, бросая беглый взгляд на фотографию. – Так вы собираетесь отказаться от этой работы?

– Отказаться? Напротив, я сгораю от нетерпения взяться за нее, и как можно скорее…

Теперь Рэнсом знал точно: он сделает все от него зависящее, чтобы она не полетела в Монтедору без него. Хотя и сам не мог понять, откуда взялось вдруг в нем столько решимости.

Ничего, он покажет этой сучке из высшего общества, как нужно обращаться с людьми! Он ни на минуту не вспомнит о собственных чувствах к этой дряни и в Монтедоре будет опекать ее так, чтобы с ее головы не упал ни единый волосок. В следующий раз она будет знать, что после того как провела с человеком ночь, можно хотя бы попрощаться…

– Мистер Рэнсом, простите, не могли бы вы пообещать мне…

– Разумеется, – не дал ему договорить Рэнсом. – Я профессионал, и со мной она будет в полной безопасности.

– Обещаете? – И Баррингтон протянул Рэнсому руку.

Тот ни колебался ни единой минуты:

– Что бы Баррингтоны ни думали об обычных людях, мое слово чего-то стоит.

Пожав ему руку, Баррингтон улыбнулся:

– Я верю вам, мистер Рэнсом…

Раздался приглушенный щелчок, и они услышали голос секретарши Баррингтона по селекторной связи:

– Мисс Баррингтон, сэр. С ней мистер Престон Хавершем.

– Я жду их, – ответил Баррингтон и направился к двери.

Через несколько мгновений двери орехового дерева распахнулись. Рэнсом, сидя к ним спиной, услышал, как Мадлен и ее спутник вошли и поздоровались со стариком Баррингтоном. Однако он не встал, чтобы их поприветствовать. Более того, даже не обернулся. Теперь, когда она была рядом с ним, в одной комнате, воспоминания и желания, мучившие его долгие шесть месяцев, вернулись вновь. Он боялся посмотреть на нее. Она все такая же красавица? Как ему хотелось упасть перед ней на колени и поклоняться ей как божеству!

– Простите, сэр, я немного опоздала, – произнесла Мадлен, обращаясь к нему.

Голос ее дрожью отозвался во всем его теле, и он почувствовал, как напрягся каждый его мускул. Он вспомнил ее шепот, стоны, вздохи, крики…

– Все в порядке, Мадлен, – ответил за Рэнсома Баррингтон. – Как поживаете, Престон?

Знают ли эти двое, как волнующе звучит ее голос после ночи любви! И как нежно говорит она, становясь вдруг застенчивой и нерешительной…

– Хорошо, мистер Баррингтон, благодарю вас, – услышал Рэнсом голос спутника Мадлен. – Боюсь только, что Мадлен чувствует себя неважно…

– Что такое? Ты больна, дорогая? – забеспокоился Баррингтон.

Рэнсом заволновался: как больна, почему?

– Нет, все в порядке, – слабо возразила Мадлен.

– У нее вдруг сильно закружилась голова, – пояснил Престон.

Закружилась голова? Но она ведь не беременна… Конечно, нет! Он был очень осторожен…

– Тебя немного тошнило, правда, Мадлен? – продолжал Престон. – Думаю, обед был слишком тяжелым, сэр…

Головокружение, тошнота… Прошло уже шесть месяцев. Если она беременна, это будет заметно. И сейчас, когда он на нее посмотрит, он уже будет знать…

– Все нормально, – снова услышал он ее толос. – Я пришла познакомиться с мистером Рэнсомом.

– Да-да, конечно, – откликнулся Теккери Баррингтон и внимательно посмотрел на Рэнсома.

Тот, поняв, что дольше тянуть нельзя, поднялся и повернулся к Мадлен Баррингтон.

– Рэнсом – это я, – сказал он, пристально глядя на нее.

Она застыла в немом изумлении. Оказывается, она даже красивее, чем он помнил. Как же он забыл, что уголки ее губ чуть загибаются кверху, даже когда она не улыбается? Забыл, какая она женственная, утонченная.

Разумеется, ни о какой беременности и речи не было. У Рэнсома отлегло от сердца.

Глаза ее широко раскрылись от удивления, и на лице возникло выражение ужаса, словно под ней закачался пол. Она побелела как полотно и пошатнулась.

– Дорогая. – Человек, с которым она пришла, Престон, обнял ее за плечи и повел к креслу.

Она шла спотыкаясь – от былой грации, казалось, не осталось и следа.

Усадив ее в кресло, Престон опустился перед ней на колени:

– Ты чуть не упала в обморок. Ты больна, дорогая? Что с тобой?

– Я… просто… – И она закрыла глаза, будучи не в силах произнести ни единого слова.

Престон без конца теребил ее руку. Рэнсом, ухмыльнувшись при виде такой заботы и нежности, повернулся к Теккери Баррингтону:

– Дайте ей стакан воды!

– Хорошо.

Рэнсом склонился над сидящей в кресле Мадлен и начал расстегивать высокий жесткий воротник ее костюма из бледного шелка.

– Что вы делаете? – Она тотчас пришла в себя, отводя прочь его руки.

– Ты в этом костюме как какая-нибудь викторианская девственница, – проворчал Рэнсом. – Выбирай: либо мы втроем будем стоять в стороне и спокойно наблюдать, как ты теряешь сознание, – или постараемся тебе помочь. Выбор за вами, мисс Баррингтон.

Мадлен открыла рот от изумления: подумать только, он посмел обратиться к ней на «ты»!

– Послушайте, мне кажется, ваш тон… – не выдержал Престон, но Мадлен оборвала его:

– Нет-нет, Престон, пожалуйста, прошу тебя, не надо его провоцировать…

– О да, это сущая правда – меня провоцировать не надо, иначе никто не знает, что я выкину в следующий момент, – усмехнулся Рэнсом, отводя руки Престона от Мадлен. – Я становлюсь просто сволочью: насилие, непристойный язык, вандализм и все такое… – Он помолчал и выразительно добавил: – Шантаж, наконец…

– Пожалуйста… – почти простонала Мадлен.

– Вот вода, Мадлен. – Теккери Баррингтон протянул ей стакан.

– Спасибо, папа, – в бессилии прошептала Мадлен. Она сделала несколько глотков и протянула руку, чтобы поставить стакан на стол.

Однако Рэнсом не дал ей этого сделать – выхватив нее воду, он смочил пальцы и щедро обрызгал лицо Мадлен.

– Что вы делаете? – возмутился Престон.

– Небольшой холодный душ ей явно не повредит.

– Не думаю, чтобы… – снова заговорил Престон, но Рэнсом не дал ему закончить фразу:

– Не думаете? Это уж точно. Кстати, кто вы такой, чтобы встревать в беседу? – Только тут Рэнсом вспомнил, что этот Престон назвал Мадлен «дорогая».

– Я – жених мисс Мадлен Баррингтон, и я должен сказать…

– Да ну? – изумился Рэнсом, снова не дослушав несчастного Престона. Он пожал плечами, чтобы скрыть боль, которую причинило ему это заявление. В довершение всего она еще и помолвлена?

– Престон… – слабо запротестовала Мадлен.

– Ну, точнее говоря, почти жених, – поправился Престон.

– Вижу, вижу. И что, она может быть беременной от вас?

Мадлен задохнулась от ярости. Теккери Баррингтон деликатно кашлянул.

Престон покраснел и ответил:

– Конечно, нет! Что за вопросы?

– Вопрос вполне разумный, – спокойно объяснил Рэнсом. – Головокружение, тошнота… – Он снова пожал плечами. – Хотя, может быть, это обыкновенная простуда. Или она вообще не слишком крепкого здоровья? А с нервами у нее все в порядке?

– Довольно! – на этот раз Рэнсому ответила Мадлен, причем довольно громко: она начинала понемногу приходить в себя.

Разумеется, этот человек мог довести ее до обморока, мог обращаться с ней грубо, воспользовавшись ее растерянностью, мог облить холодной водой, рискуя испортить дорогой костюм, – но оскорблять себя она ему никогда не позволит. Мадлен отстранила Престона и поднялась на ноги. Пристально посмотрев на Рэнсома, она заявила:

– Послушайте, вы не доктор и не психолог, поэтому лучше держите свои вопросы и замечания при себе.

– Мадлен, – мягко вмешался Престон, – честно говоря, сходить к врачу тебе не повредит.

– Со мной все в порядке! – Она гордо вскинула голову.

– Но ты ведь едва не потеряла сознание!

– Вовсе нет!

– Однако, – не сдавался Престон, – слабость, головокружение, внезапная бледность… И, дорогая, согласись, ты ведешь себя… несколько странно…

Мадлен внимательно посмотрела на Престона и не сразу нашлась что ответить. Престон и отец смотрели на нее так, как будто у нее вдруг выросла вторая голова. Она ведь никогда не падала в обморок на деловых встречах и уж тем более не выходила из себя подобным образом. Да, надо следить за своим поведением. Иначе отец и Престон, чего доброго, еще догадаются, что они с Рэнсомом уже где-то встречались. Она глубоко вздохнула и прокашлялась.

– Да, вы правы, я веду себя странно. Мое поведение достойно всяческого порицания. Приношу свои извинения. Я просто… слишком волнуюсь из-за предстоящей поездки в Монтедору. – Она посмотрела прямо на Рэнсома и продолжила: – По-моему, это ужасное место, где ничего хорошего с нормальным человеком произойти не может. У меня остались жуткие воспоминания от моей последней поездки туда полгода назад…

Зеленые глаза Рэнсома, которые, как она хорошо знала, могут излучать такое тепло и нежность, на сей раз были холодны как лед.

– Неужели? – поинтересовался он, с трудом сдерживая ярость.

– О да. Точно, – заверила она его.

– Но, дорогая, – обратился к Мадлен Престон, – может, ты передумаешь и пошлешь кого-нибудь вместо себя?

– Это совершенно не обязательно, – ответил ему Рэнсом. – Со мной она будет в полной безопасности.

– Думаю, вы не рассердитесь, если я вам скажу, что не слишком в этом уверен. – Престон холодно посмотрел на Рэнсома.

Тот в свою очередь глянул на него с явной неприязнью:

– Почему это я не рассержусь?

К своему ужасу, Мадлен не могла удержаться от смеха, хотя и постаралась превратить его в легкий кашель, чтобы не шокировать окружающих окончательно. Она повернулась к отцу и обратилась к нему чисто формально – так, как делала, впрочем, всегда, когда находилась в его офисе:

– Простите, сэр, я, конечно, понимаю, что вам стоило больших денег и хлопот нанять телохранителя, но, думаю, будет лучше, если я поеду в Монтедору одна.

– Я вполне уважаю твои чувства, Мадлен, – ответил ей Теккери Баррингтон, – но на сей раз полностью уверен в обратном: будет лучше, если в Монтедору тебя будет сопровождать мистер Рэнсом. В отличие от Престона я в нем совершенно уверен и точно знаю, что он сумеет как следует защитить тебя в случае необходимости. И вы, Престон, пожалуйста, поверьте моей интуиции, – добавил он, видя, что друг Мадлен собирается что-то возразить.

Рэнсом пристально посмотрел на Мадлен:

– Ваш отец совершенно прав, мисс Баррингтон. Монтедора – слишком опасная страна, чтобы молодая женщина могла поехать туда одна. Я удивляюсь, что, когда вы были там в прошлый раз, с вами не произошло никаких неприятностей…

– Почему не произошло? Еще как произошло… – с горечью ответила Мадлен.

– Дорогая! Мадлен! – почти одновременно вскрикнули Престон и Теккери Баррингтон.

– Ты никогда мне не рассказывала! – испуганно закричал Престон.

– Да что вы, мисс Баррингтон? – спокойно удивился Рэнсом. – Неужели происшедшее с вами было так уж неприятно?

– Еще как! Но все это пустяки, – ответила Мадлен, стараясь главным образом успокоить отца. – Я ведь живая вернулась, не так ли?

– И тем не менее, Мадлен, ты должна была мне рассказать, – не уступал Престон. – Что за секреты между нами?

Рэнсом фыркнул, переводя насмешливый взгляд с Мадлен на ее «почти жениха».

Потом заговорил Теккери Баррингтон – на сей раз тоном, не допускающим ни малейших возражений:

– Боюсь, что твое признание в корне меняет всю ситуацию, Мадлен. Если раньше я мог только просить тебя – как отец, – чтобы ты согласилась поехать в Монтедору с телохранителем, то теперь я настоятельно требую. Выбирай, либо ты поедешь в Монтедору с мистером Рэнсомом, либо не поедешь вообще.

– Пожалуйста, дорогая, прошу, откажись от поездки! – И Престон опасливо посмотрел на Рэнсома.

– К сожалению, ехать туда я должна, – слабо возразила Мадлен.

– Моя дочь прекрасно знает свои обязанности, – сухо вмешался Теккери Баррингтон. – Она никогда не отступала и всегда умела настоять на своем.

– По-моему, и шутить она умеет неплохо, – подал голос Рэнсом.

– Не рассчитывай на это, – чуть слышно ответила ему Мадлен.

– Когда я был в Монтедоре в последний раз, мисс Баррингтон, – учтиво ответил ей Рэнсом, – то меня научили там не рассчитывать ни на что.

Они посмотрели друг на друга и поняли, что им придется ох как нелегко…