Когда Мадлен вышла из полупустого самолета в Монтедоре, в лицо ей ударил порыв жаркого влажного ветра. Жмурясь от ослепительно яркого солнца, она шла по раскаленному асфальту от взлетной полосы к зданию аэропорта вместе с остальными пассажирами, большинство из которых являлись гражданами этой страны. Рэнсом догнал ее, когда она уже подходила к отделению иммиграционной службы в аэропорту.

– Пожалуйста, ваш паспорт, – сказал по-испански хмурый служащий аэропорта.

Рэнсом протянул ему паспорт Мадлен вместе со своим собственным.

Деловая поездка или туристская?

– Деловая, – ответил Рэнсом.

Хотя она и выглядела вполне прилично, была хорошо одета и особо ничем не выделялась из толпы, в прошлый свой визит в Монтедору Мадлен добрых десять минут объясняла цель своей поездки. Ее ужасный испанский, конечно, сильно замедлял процедуру оформления соответствующих документов; по-английски же в аэропорту почти никто не говорил. Она помнила, как угрюмые люди в военной форме пристально разглядывали каждую страничку ее ничем не примечательного паспорта, задавая по нескольку раз одни и те же вопросы и гладя на нее так, будто она была террористкой. Она уже приготовилась вынести подобную процедуру еще раз, однако Рэнсом неожиданно протянул служащим какие- то бумажки и с несвойственным ему высокомерием сказал по-испански:

– Мы гости президента Монтедоры Хуана де ла Веракруса. Он лично уверил меня в том, что в его стране с нами будут обращаться надлежащим образом…

Сердитый служащий растерянно заморгал, взял у Рэнсома бумаги и проводил их к другому чиновнику, по-видимому, его непосредственному начальнику. Тот в свою очередь протянул бумаги Рэнсома еще кому-то.

– Что это за документы? – поинтересовалась у Рэнсома Мадлен.

– Письмо-приглашение от Веракруса, его личные рекомендации и специальное разрешение на провоз оружия, подписанное…

– Веракрусом?

– Ага.

Буквально через полминуты Рэнсома и Мадлен отвели в главный корпус аэропорта, где они должны были получить багаж и пройти таможенный досмотр. Мадлен поразило, что ее нижнее белье тщательно осмотрели, а на оружие, которое провозил Рэнсом, совсем не обратили внимания, словно он вез старые, драные башмаки.

Иногда вовсе не мешает иметь высокопоставленных друзей.

– Сеньор, вы не проводите меня в туалет? – обратился Рэнсом к одному из служащих аэропорта.

– Разумеется.

– А меня, пожалуйста, туда, где я могла бы немного освежиться! – попросила Мадлен.

Рэнсом изумленно взглянул на нее:

– Освежиться? Да на твоей льняной юбке не появилось и морщинки, после того как ты перелетела на другой континент… – В его голосе, как ей показалось, звучало раздражение.

– Я хочу пройти в дамскую комнату. Тебе непонятно? – спокойно отпарировала она.

Сопровождавший их круглолицый служащий аэропорта улыбнулся и сказал на ломаном английском:

– Обычная ссора любовников, надо полагать?

– Мадлен посмотрела на него так, что от его улыбки в одно мгновение не осталось и следа.

– Вы заблуждаетесь, – холодно ответила она.

– Но, когда Мадлен снова обернулась к Рэнсому, тот еле слышно пробормотал:

– Почему же он заблуждается.

Мадлен густо покраснела – они были любовниками! Всего один раз.

Когда ее наконец отвели в грязную, противно пахнущую ванную комнату в аэропорту, Мадлен смочила платок в холодной воде и прижала его к затылку. Жара, напряжение и постоянное волнение сделали в конце концов свое дело: у нее разболелась голова.

Когда Мадлен вышла из ванной, Рэнсом уже стоял поблизости, ожидая ее. До этого он успел встретиться и переговорить с их личным водителем, который грузил вещи в машину, стоявшую на специальной стоянке. Аэропорт, от которого у Мадлен сохранились самые отвратительные воспоминания со времени ее последнего визита, остался таким же грязным и убогим. Правда, сейчас в нем было гораздо больше народу, чем полгода назад. Огромные чемоданы, узлы, тюки, которые тащили на себе или волочили по полу люди, говорили о том, что их владельцы уезжают из страны надолго, может быть, навсегда. Скрип и визг громкоговорителей действовал Мадлен на нервы, какая-то толстушка чуть не сбила ее с ног, кто-то наступил на ногу. Рядом громко плакал маленький ребенок. В довершение всего какой-то мужчина, стоявший неподалеку, осмотрел Мадлен сверху вниз и толкнул локтем стоящего рядом. Когда тот повернулся, мужчина кивнул ему на Мадлен и что-то сказал. Судя по выражению его лица – что-то непристойное. Оба мерзко осклабились. Мадлен смерила этих двоих презрительным взглядом.

Осторожно взяв Мадлен за локоть, Рэнсом уверенно провел ее через толпу. В его прикосновении было что-то удивительно успокаивающее – как раз когда Мадлен так необходима поддержка! Возможно, Рэнсом в глубине души догадывался, что даже уверенная в себе, смелая женщина время от времени нуждается в поддержке и защите, будучи не в силах выносить отвратительное хихиканье и сальные взгляды. Разумеется, Мадлен вполне владела собой и оставалась внешне спокойной но поддержка Рэнсома оказалась как нельзя кстати.

Их ждал роскошный белый лимузин. Подведя Мадлен к машине, Рэнсом представил ее шоферу, одетому в военную форму:

– Мигель Арройо – Мадлен Баррингтон. Изволь обращаться с этой женщиной очень бережно, Мигель.

Мигель – красивый юноша – с улыбкой посмотрел на Мадлен и приподнял шляпу, чуть кланяясь ей. У него была замечательная улыбка, излучающая задор и юношескую жизнерадостность. Мадлен обнаружила, что и сама широко улыбается ему в ответ.

– Мистер Рэнсом обеспокоен тем, как я вожу машину, – обратился Мигель к Мадлен. – Но с тех пор как мы виделись в последний раз, я стал водить значительно лучше.

– Рад слышать, – сухо ответил Рэнсом. – И тем не менее мы сядем сзади. И не забудем пристегнуться ремнями.

Сняв шляпу, Мигель открыл дверь для Мадлен.

– Рэнсом научил меня всему, что я знаю, – объявил он ни с того ни с сего.

– Не пытайся списать свое неумение водить на меня, – предупредил Рэнсом.

– Нет, я имею в виду – как уходить от погони, как сражаться с террористами и как защитить себя в случае необходимости.

– Понимаю, – кивнула Мадлен, садясь в машину.

Рэнсом шлепнулся на сиденье рядом с ней:

– К счастью, нам не пришлось проверить на практике, насколько хороший был из меня учитель.

– Нет, что ты, ты обучил меня этому прекрасно! – начал Мигель с жаром. – Ты просто…

– По-моему, нам пора ехать, Мигель. – После того как Мигель закрыл за ними дверь, Рэнсом шепнул Мадлен: – Он неплохой мальчик, но очень уж болтливый…

– Мне он понравился.

– Я это заметил, – сухо ответил Рэнсом. – Но если его не остановить, он так и будет болтать целый день и мы вообще никогда не тронемся с места.

– Теперь я понимаю, почему ты предпочел сидеть на заднем сиденье, – заметила Мадлен.

Легкий пиджак Рэнсома чуть распахнулся, когда тот садился в машину, и она увидела револьвер, висящий у него сбоку. В кожаной сумочке, пристегнутой к поясу, очевидно, находились патроны к нему.

Мадлен нахмурилась:

– Неужели ты считаешь, неприятности могут начаться еще до того, как мы приедем во дворец Веракруса?

– Предвидеть неприятности – это моя работа, Мадлен. Работать я начал с того самого момента, когда заехал за тобой сегодня утром в Нью-Йорке. – И Рэнсом бросил на нее слегка насмешливый взгляд. – Если что-то случится, пока мы будем ехать к дворцу Веракруса, а мои револьверы будут спрятаны в багажнике, то тебя сто раз успеют убить или ранить, пока я их достану – Он вздохнул и покачал головой. – В общем, неприятности лучше предвидеть заранее, чем потом расхлебывать их последствия.

Мадлен посмотрела на его револьвер.

– А почему ты говоришь «револьверы» – у тебя их что, несколько?

Выпрямив ногу, Рэнсом задрал штанину цвета хаки до колена. Пока он делал это, Мадлен увидела на его правой руке неброское кольцо. Раньше она не обращала на него внимания. Похоже на обручальное. Посмотрев вниз, Мадлен увидела маленький револьвер с гравировкой, прикрепленный к лодыжке.

– Запасное оружие, – пояснил Рэнсом.

– М-м-м, – протянула Мадлен и перевела взгляд на револьвер. – А почему этот спрятан так плохо?

– Для этой работы мне не нужно его как следует прятать. Хотя в принципе ты права: телохранителю никогда не следует обращать на себя внимание. Лучше всего, если он будет выглядеть как коллега, попутчик того человека, которого он охраняет.

– А что, сейчас особый случай? Почему же ты не спрятал оружие от посторонних глаз? – удивилась Мадлен.

Рэнсом внимательно посмотрел на нее.

– Видишь ли, мы будем привлекать к себе внимание одним своим появлением в этой стране, – объяснил он. – Очаровательная голубоглазая блондинка, иностранка – да еще и с попутчиком, который, очевидно, тоже иностранец… Даже если не обращать внимания на твою прекрасную одежду и на то, что ездить мы будем в довольно хорошей машине, сразу ясно: деньги у нас есть. Все иностранцы автоматически считаются здесь богачами. Ну а так как политический статус у нас, сама понимаешь, не слишком выгодный, то лучше не скрывать тот факт, что у тебя есть оружие: это отпугнет многих потенциальных грабителей.

– Своеобразная мера предосторожности?

– Именно. По крайней мере бандитов, насильников и воров можно не бояться.

– Ну а как насчет мятежников и террористов? – спокойно поинтересовалась Мадлен.

– Сложно сказать, – признался Рэнсом. – Они, как правило, в большинстве своем фанатики, и потерять собственную жизнь для них не слишком-то жалко.

Да Мадлен и сама так считала. С законами и правосудием в Монтедоре не все обстояло благополучно, значит, неприятностей можно ожидать отовсюду.

– Послушай, ты думаешь, мне находиться в этой стране небезопасно? – спросила Мадлен.

– Честно говоря, я считаю, что твое пребывание в Монтедоре гораздо более опасно, чем ты представляешь. Именно поэтому… – Рэнсом вдруг замолчал. Казалось, что-то неприятно удивило его.

– В чем дело? – удивленно посмотрела на Мадлен.

– В общем, думаю, твой отец совершенно правильно настоял на том, чтобы я поехал с тобой как телохранитель, – ответил ей Рэнсом, хотя, как показалось Мадлен, мысли его были заняты чем-то иным.

– Понимаю. – Она хотела задать Рэнсому и другие вопросы, но ей не хотелось казаться испуганной. К тому же она ведь уже была здесь, и тогда никто ей не угрожал и не терроризировал ее. По-видимому, Рэнсом несколько преувеличивает опасность, подстерегающую их в Монтедоре. Это же его работа.

Мадлен непонимающе посмотрела на него, когда он опустил стеклянную перегородку, отделявшую их от водителя, и обратился к Мигелю:

– Где это мы едем? Это ведь не дорога к…

– Приходится объезжать, Рэнсом, – бросил в ответ Мигель.

– Почему?

– Главная дорога оцеплена полицией. Движение там временно прекращено.

Рэнсом нахмурился:

– В чем дело, Мигель?

– Попытка покушения на президента…

– Что?!

– Фэ-эн-о, – последовал ответ.

– Что это обозначает? – спросила Мадлен.

– Фронт национального, или народного, освобождении, – объяснил Рэнсом.

– Никогда о таком не слышала, – призналась Мадлен.

– Неудивительно: эта группа мятежников численно намного уступает дористам.

– Но растет не по дням, а по часам, – проворчал Мигель.

– Они что-то взорвали? – снова спросил Мигеля Рэнсом.

– Они подвозили снаряды и прятали их во дворе одного магазинчика. А он случайно взорвался два дня назад.

– А как узнали, что к этому теракту причастен именно Фронт национального освобождения? – удивился Рэнсом.

– Сегуридоры допросили владельца магазина. В конце концов тот раскололся и рассказал, что фронт планировал покушение на президента…

Мадлен уже знала, что сегуридоры – это секретная полиция, возглавляемая генералом Эскалантом, самое жестокое и беспощадное военное подразделение в стране. Она постаралась не думать о том, каким мог быть этот «допрос»…

– Этот Фронт освобождения – подонки! – возмущался Мигель. – Ведь я езжу по этой дороге почти каждый день! А они тут взрывы затевают.

Мадлен непроизвольно вздрогнула. Сколько людей пострадало от взрыва? А сколько еще могли получить увечья, если бы план мятежников удался и они взорвали бы машину президента, а заодно и многие другие!

– Непонятно, почему об этом ничего не написали в газетах, – искренне удивилась Мадлен.

– Сеньор президент предпочел не разглашать это происшествие.

– Точнее, умолчать о нем, – заметил Рэнсом.

– Вот именно, – согласился Мигель. – Он не хочет злить фронт еще больше.

– Но существует же международная пресса, – возразила Мадлен. – Почему даже там не было никаких сообщений?

– Не могут же иностранные корреспонденты уследить сразу за всем, – объяснил ей Рэнсом. – Сегуридоры решили умолчать о случившемся, а остальные слишком напуганы.

– Да, люди ужасно запуганы, – подтвердил Мигель. – Даже я боюсь, если честно. Ведь если кто-то захочет подстрелить президента Веракруса, он вполне может промахнуться, и тогда…

– Стой! – заорал Рэнсом. – Ты что, не видишь – красный свет!

Раздался визг тормозов, и их лимузин затормозил на середине перекрестка. Машина блокировала движение в течение нескольких минут, пока наконец Мигель, слушая спокойные команды Рэнсома, не сумел поставить ее в нужный ряд. Все это происходило под отчаянный рев автомобильных сирен и гудков. Справившись с ситуацией, Мигель начал извиняться, но Рэнсом прервал его:

– Это моя вина, не следовало отвлекать тебя разговорами. Смотри за дорогой!

Снова подняв стеклянную перегородку, Рэнсом откинулся на спинку сиденья.

– Когда я был здесь в последний раз, этот парень умудрился снести кому-то ворота.

– Тогда почему ему доверяют возить президента? – удивилась Мадлен.

Рэнсом пожал плечами:

– Печально, но факт: большинство жителей Монтедоры водят машины именно так. А Мигель – очень талантливый, говорит на четырех языках и… Я совершенно уверен, что он спит с первой леди Монтедоры. Он скорее ее шофер, а не личный водитель Веракруса.

– М-м-м, – неопределенно произнесла Мадлен, не зная, что и ответить на последнее замечание.

В это время Рэнсом открыл маленький холодильник, встроенный в машину, и протянул Мадлен небольшой пластмассовый стаканчик и бутылку с минеральной водой.

– Говорит на четырех языках? – переспросила она вдруг, удивленная.

Рэнсом кивнул:

– Самоучка. Конечно, водитель из Мигеля отвратительный, но зато мальчик он очень славный и способный.

– Почему «мальчик»? Скорее уж молодой человек… Он, по-моему, ровесник моей младшей сестры Кэролайн. Очень симпатичный.

– Слишком маленький для тебя, – огрызнулся Рэнсом.

– Но я вовсе не об этом…

– Ага.

Мадлен с изумлением обнаружила, что Рэнсом слегка поддразнивает ее, – но решила не спорить с ним.

– Родись он в Америке или в Канаде, – с горечью произнесла она, – его ждало бы блестящее будущее, но…

– Блестящее будущее для жителя Монтедоры – это фикция, – закончил за нее Рэнсом.

– Почему же он не эмигрирует?

– Ты говоришь об этом так, как будто уехать из Монтедоры и вернуться назад так же легко, как переехать жить из центра Нью-Йорка на окраину и наоборот…

– Не знаю. Никогда не жила на окраинах.

– Зато я жил.

– Я догадалась…

Рэнсом улыбнулся, а Мадлен с удивлением обнаружила, что, оказывается, и его раздразнить довольно несложно.

– У Мигеля нет денег, чтобы уехать отсюда? – вернулась к прежней теме Мадлен.

– Именно. Потом, он единственная надежда и опора своей матери и двух младших сестер. И к тому же Монтедора – его родина. Думаешь, так легко – навсегда покинуть родину?

– Будь я на его месте, я бы смогла, – честно ответила Мадлен. – И, судя по толпам в аэропорту, многие так делают.

– Рэнсом с любопытством взглянул на нее:

– Кому же может приглянуться ваше ранчо здесь? Учитывая политическую нестабильность…

Мадлен отпила минеральной воды и пояснила:

– Это не ранчо, а ферма, хотя и называется «Ранчо Баррингтонов». Даже, скорее, плантация. Это неплохая земля, и продаю я ее сейчас довольно дешево. Некоторые любят рисковать. Мои покупатели – потенциальные покупатели, я имею в виду, – могут просто заключить с кем-нибудь пари, что они сумеют в любом случае оправдать все расходы на покупку.

– Но ведь есть большой риск потерять землю во время очередной революции. Национализация и все такое…

– Ты всерьез думаешь, что в Монтедоре в ближайшее время возможна революций – удивилась Мадлен.

– Боюсь, что да. Видишь ли, люди становятся опасными, когда им нечего терять.

– Нечего, кроме собственной жизни, – уточнила Мадлен.

– Вообще-то в Монтедоре сейчас больше гражданского населения, чем военных.

– Но кто знает, сколько у этого гражданского населения оружия?

– Ты права. Наверное, на порядок больше, чем об этом кто-нибудь в Монтедоре догадывается. – Рэнсом, перешарив весь холодильник и так и не найдя того, что искал, закрыл его и закурил. – Если здесь произойдет революция, то ранчо будет потеряно для его владельца…

– Некоторые не прочь его и потерять.

– С них тут же спишутся налоги?

– Хотя бы, – пожала плечами Мадлен. – Впрочем, это меня уже не касается. Моя задача – только продать ранчо.

– А что ты будешь делать, если немцы откажутся его покупать?

– Найду другого покупателя, – спокойно ответила Мадлен. И добавила с ироничной улыбкой: – Хочется на это надеяться.

– И сколько времени у тебя все это займет? Я имею в виду переговоры, – поинтересовался Рэнсом.

– Четыре дня. На завтра у меня на весь день запланированы деловые переговоры. Послезавтра мы едем на ранчо. Еще день может уйти на всякие бумажные дела и оформление сделки, если она все-таки состоится. Но немцы пока не прилетели, я прибыла первой, чтобы посмотреть, как тут идут дела.

Рэнсом кивнул и посмотрел в окно. Около банка, мимо которого они проезжали, собралась толпа человек в тридцать. Каменная стена, вдоль которой они ехали, была вдоль и поперек испещрена революционными лозунгами. Босоногие мальчишки подбегали к машинам, стоящим в долгих пробках, и предлагали водителям купить у них цветы, свежие газеты, жидкость для мытья автомобильных стекол, кока-колу. Рэнсом знал, что если кто-то и решался купить у бедняков мальчишек воду, то должен был выпить ее прямо на месте, а бутылку отдать обратно – стеклянная посуда в Монтедоре стоила очень дорого, чтобы ее могли просто подарить покупателю. А юный продавец, разумеется, использовал бы ту же самую бутылку снова и снова – и у него не было бы времени, чтобы вымыть ее… А когда настанет вечер, к босоногим продавцам присоединятся проститутки, будут бродить по пыльным улицам, приставая к пешеходам и водителям машин. Большинство из них – еще совсем девочки, однако нищета лишила их нормального, здорового детства.

– Вообще-то главная дорога к президентскому дворцу гораздо красивее, чем эта… – сказал Рэнсом. – Там находятся посольства, старое кладбище, наконец, огромная церковь, на сооружение которой потрачено около семи миллионов долларов. Последний президент хотел выстроить ее в память о своей умершей матери, однако она так и не была достроена.

– Мои сестры были очень недовольны, когда узнали, что я снова собираюсь сюда, – призналась вдруг Мадлен.

– Ну, если бы у меня была сестра, я бы тоже не хотел…

– Нет, я говорю не о Монтедоре. Они не хотели, чтобы я принимала приглашение от президента Веракруса. Особенно младшая сестра. Она сказала… – Мадлен поежилась. – Ну, в общем, ты понимаешь.

– Еще бы… Но по крайней мере ты будешь в безопасности.

– Именно это я им и сказала.

– Ну а уж коль скоро ты не хочешь возвращаться в отель «У тигра»…

– Нет. Не хочу.

Вспомнив мягкое выражение ее лица перед их сегодняшним рейсом, Рэнсом наконец решился задать вопрос, который не давал ему покоя вот уже несколько месяцев:

– Твоего имени не оказалось тогда в списке постояльцев отеля «У тигра», я проверил все бумаги. Ну, тогда, на следующее утро… – Рэнсом увидел, как Мадлен стискивает зубы, но тем не менее продолжил: – Что же ты делала там в такое время? Ты, Мадлен Баррингтон, у которой не было ни багажа, ни даже отдельной комнаты…

Мадлен аккуратно поправила юбку, не глядя на Рэнсома. Когда она наконец заговорила, голос ее звучал глухо и отстраненно.

– Накануне я провела весь день в аэропорту в ожидании своего рейса. А когда его отменили, то обнаружилось, что мой багаж по ошибке погрузили в другой самолет. – Мадлен нахмурилась и добавила как бы невзначай: – Мне так и не вернули вещи… – Она прокашлялась: – Ну, я и напилась от отчаяния. Сразу несколько бокалов… В тот самый момент, когда ты подошел ко мне, я собиралась пойти взять на ночь номер…

– Но тут подошел я… – задумчиво повторил Рэнсом и внимательно посмотрел на Мадлен. Солнечные лучи золотили ее светлые волосы. Она была слишком дисциплинированной и собранной, чтобы выдавать свое напряжение, – однако он почувствовал его. Он, кажется, научился уже разбираться в малейших нюансах ее поведения. – Тогда понятно, почему никто толком не мог ответить ни на один мой вопрос утром. Все считали, что тебя давно уже нет в стране.

Мадлен ничего не ответила.

– И все же, – задумчиво произнес Рэнсом, – я уверен, что такую женщину, как ты, они обязательно должны запомнить – даже если и не знали твоего имени… – Видя ее удивленный взгляд, он объяснил: – Я описал подробно твою внешность дежурному на следующее утро. Мне показалось, он или не захотел вмешиваться, или и правда тебя ни разу в жизни не видел…

– А-а-а – протянула Мадлен и снова уставилась в окно.

Рэнсом ужасно хотел задать ей самый главный вопрос: почему она убежала от него утром, даже не простившись? Однако он боялся, что ответ может оказаться для него не слишком приятным. А для чего ей было с ним оставаться? – спросила бы она его. Только для того, чтобы после завтрака они обменялись телефонами?

Рэнсом промолчал и внимательно посмотрел на Мадлен. Она, казалось, полностью была поглощена тем, что происходило за окном.

Однако теперь Рэнсом точно знал, почему он решил вернуться в Монтедору. Он понял, почему не отказался и не позволил Мадлен уволить его. Разумеется, причины эти не имели ничего общего ни с Доби Дьюном, ни с «Марино секьюрити», ни даже с обещанием, которое он дал ее отцу, Теккери Баррингтону. В тот момент, когда он увидел ее фотографию на столе, Рэнсом решил, что полетит с ней – полетит хоть на край света. Он просто не осознавал этого до сих пор, а когда понял, всего мгновение назад, то едва не признался ей. Он согласился стать ее телохранителем потому – как бы глупо это ни звучало, – что не мог доверить ее безопасность, ее жизнь кому-то другому. Если она должна лететь в Монтедору – значит, он полетит вместе с ней. И будет охранять ее, чтобы ничего с ней не случилось. Все, оказывается, очень просто.

Нет, Рэнсом не обрадовался своим мыслям. Ну что такого она сделала, чтобы заслужить от него эту поистине собачью преданность? Он даже немного обиделся на Мадлен за то, что она считает, будто обойдется здесь без него.

Как мерзко смотрели на нее те двое в аэропорту… Он хотел врезать им что было силы, но подумал, что лучше всего увести Мадлен как можно скорее. Он не хотел, чтобы на нее смотрели так. Он хотел охранять ее, защищать, если понадобится.

Глубоко вздохнув, он откинулся на мягкое сиденье. Господи, хорошо бы взять отпуск – не сейчас, конечно, а когда все это закончится. Как он устал…

Минут через двадцать они подъехали к первому контрольно-пропускному пункту. Признав Мигеля и личный автомобиль президента Веракруса, человек в военной форме махнул рукой – и их пропустили дальше.

До президентского дворца им пришлось пройти еще через два таких пункта. Там дежурили люди из личной охраны президента. У ворот, ведущих во дворец, Мадлен и Рэнсому приказали выйти из машины и со всей тщательностью осмотрели ее.

Когда один из военнослужащих начал рыться в чемодане Мадлен, та пробормотала:

– Как я вижу, быть гостьей президента в этой стране вовсе не означает, что с тобой будут обращаться как положено…

– Это я, – с гордостью сообщил Рэнсом, – мои распоряжения. Когда я в первый раз приехал сюда, то любой террорист мог чуть ли не бомбу пронести в президентский дворец, ему и слова не сказали бы.

Спустя пять минут пришла полная женщина-охранник в военной форме. Она отвела Мадлен за машину и тщательно обыскала ее. После того как эта неприятная процедура закончилась, Мадлен обнаружила, что у Рэнсома отобрали револьверы.

– Разве во дворце оружие тебе не понадобится? – поинтересовалась она.

– Я бы предпочел его с собой все же в взять, – признался Рэнсом. – Однако, если знаешь, что у всех отбирают оружие при въезде во дворец, становится намного легче.

– Тоже твое распоряжение?

Рэнсом кивнул:

– Никто, кроме президента и нескольких его личных охранников, не имеет права носить оружие на территории дворца. Даже сегуридоры.

– Следовательно, я в безопасности – до тех пор, пока меня не решит застрелить лично сеньор президент или кто-нибудь из его личных охранников.

– Получается, что так, – усмехнулся Рэнсом.

Они сели обратно в машину. Когда Мигель проехал через первые, главные ворота, те немедленно закрылись за ними. Вторые ворота, впереди, были еще закрыты – таким образом машина оказалась словно в ловушке. Охранник, дежуривший у вторых ворот, допросил их, переговорил с кем-то по рации и только после этого пропустил автомобиль.

У самого входа в президентский дворец стояла целая дюжина охранников. Дворец представлял собой огромный особняк из белого камня, с мраморными лестницами и колоннами, красной черепичной крышей, прекрасно вымощенными дорогами и зелеными садами вокруг. Его построил примерно пятьдесят лет назад правитель тогда еще мирного, спокойного аграрного государства. Дворец выглядел довольно скромно по сравнению с загородной виллой Веракруса в ста милях к югу, где президент отдыхал и проводил отпуска.

Мадлен с любопытством посмотрела на Рэнсома, который помог ей выйти из машины:

– Странно, почему же ты предпочел остановиться «У тигра», хотя у тебя была прекрасная возможность жить во дворце?

– Здесь слишком много званых обедов и вечеринок. К тому же я привык рано ложиться спать.

Больше он ничего не сказал, но Мадлен догадывалась, что у него были и другие причины не останавливаться в этом роскошном особняке. Странно – уж здесь-то наверняка более спокойно и безопасно, чем в любом отеле Монтедоры.

Симпатичный молодой человек вышел навстречу и приветствовал их по-английски, представившись личным секретарем президента Веракруса. Он вызвался проводить их в приготовленные для них комнаты, заверив, что багаж принесут через несколько минут.

Рэнсома и Мадлен провели в комнаты на третьем этаже дворца. Из каждой комнаты был выход на общий балкон, откуда открывался вид в сад, – там били прозрачные фонтаны и, порхая среди густой листвы, громко пели птицы. Рэнсом быстро осмотрел комнату Мадлен и показал ей специально встроенные у входа датчики. Точно такие же были вмонтированы в высокие стеклянные двери, ведущие на балкон.

– Не забудь включить их перед сном, – сказал он. – А утром отключи, прежде чем выйдешь из комнаты. Иначе поднимется тревога и сбежится около сотни охранников. Кстати, все происходящее вне дворца записывается на видеокамеры. Поэтому не выходи на балкон в нижнем белье, если не хочешь развлечь ребят у экранов.

– Постараюсь запомнить, – сухо ответила она.

Когда принесли багаж, Рэнсом вышел – однако через несколько минут снова заглянул к ней в комнату.

– Да, совсем забыл: мы приглашены на ужин сегодня вечером самим Веракрусом. До этого времени я тебе не понадоблюсь?

– Мадлен покачала головой:

– Мне нужно позвонить в несколько мест – переговорить со здешними юристами и подтвердить, что уже завтра я готова начать работу. И еще созвониться со своим секретарем в Нью-Йорке.

– В таком случае… Видишь ли, Веракрус, зная, что я сегодня приеду, оставил для меня специальное сообщение, в котором просит проверить систему охраны, которую я установил в его дворце в прошлый раз. Этим я и займусь до обеда. – Рэнсом протянул ей свой сотовый телефон: – Если я зачем-нибудь тебе понадоблюсь, сообщи. Я тут же приду.

Мадлен кивнула.

Рэнсом посмотрел на часы:

– Зайду за тобой около семи по местному времени. Отдыхай.

Через несколько минут в дверь тихонько постучали. Открыв, Мадлен увидела стоявшую на пороге девушку – приставленную к ней служанку-горничную. Та, приветливо улыбнувшись, заговорила по-испански. Мадлен плохо знала этот язык, однако девушку поняла – та предлагала свои услуги: распаковать чемоданы, помочь переодеться… Мадлен вежливо отказалась: ей не нравилось, когда кто-то чужой рылся в ее личных вещах, к тому же сегодня это уже было однажды проделано – охранниками у ворот в президентский дворец.

Мадлен выросла в очень богатой семье, однако система безопасности во дворце представлялась для нее чем-то совершенно новым: раньше она никогда ни с чем подобным не сталкивалась. Пожалуй, мимо приборов охраны, установленных Рэнсомом, не пролетел бы даже микроб, не говоря о человеке. Неужели можно здесь жить! Как же должны тебя ненавидеть, чтобы ты устроил себе такую жизнь!

Отослав горничную, Мадлен сделала несколько телефонных звонков своим деловым поверенным в Монтедоре. Потом распаковала вещи и приняла душ. Когда она сушила волосы под феном, то вспомнила об обещании, данном Престону – позвонить ему в Нью-Йорк, как только она прилетит в Монтедору. Переводя стрелки часов, Мадлен сняла трубку и, поговорив с оператором, дала ему номер Престона в Нью-Йорке.

Конечно, тот был очень рад ее слышать, однако по его тону Мадлен поняла, что кто-то сидит у него в офисе и ему не до нее. Поэтому она постаралась быть как можно более краткой. Когда же Престон выразил надежду на то, что в скором времени она снова с ним свяжется, Мадлен тактично ушла от прямого обещания. Поговорив с ним, она положила трубку. И приняла решение.

Нет, она не выйдет за него замуж! Она не любит его и даже представить себе не может, что должна провести жизнь вместе с этим человеком. Сейчас она предпочла бы остаться одинокой, чем быть с тем, которого не любила. Это решение казалось ей теперь настолько ясным и очевидным, что она не понимала, зачем раздумывала над предложением Престона. Конечно, она успела привязаться к нему и сожалела о том, что причинит ему боль своим отказом.

Честно говоря, Мадлен не нравилось, как она вела себя с Престоном в последнее время. Разумеется, легче всего было списать вину на него – однако кто заставлял ее огрызаться и постоянно ему грубить? Кто вынуждал ее лгать и приглашать его провести с ней ночь? Мадлен поежилась, вспомнив об этой последней ночи. Нет, Престон здесь совершенно ни при чем. Вся ответственность лежит только на ней.

Мадлен кивнула собственным мыслям и, посмотрев на себя в зеркало, начала укладывать волосы. Мадлен

Баррингтон умела отвечать за свои поступки. Разумеется, ей не слишком нравилось признаваться в собственных ошибках, которых, в конце-то концов, было не так уж и много. Однако на этот раз она честно признала, что вина за все происшедшее между ней и Престоном лежит исключительно на ней. Нет, ей вовсе не было сейчас легко. Кто же любит признаваться в собственных ошибках?

Когда течение жизни Мадлен нарушала какая-то неприятность, то она – за исключением случая, связанного с человеком, который в данный момент проверял систему охраны в президентском дворце, – всегда быстро принимала нужное решение.

И теперь она отчетливо осознала, что наилучшим выходом из сложившейся ситуации и для нее, и для Престона стал бы ее немедленный и решительный отказ. Мадлен уже начала мысленно подбирать слова, которые она ему скажет, постараясь причинить при этом как можно меньше боли. Она будет с ним тактична и любезна. Хотя такое поведение показалось бы ей смешным, если бы речь шла об отношениях с Рэнсомом.

Впрочем, разговор с Престоном придется отложить до возвращения в Нью-Йорк. Глупо решать такие вопросы по телефону. Она должна сказать это ему лично, с глазу на глаз.