– Ты видела это? – взволнованно спросила Нина, бросая груду журналов и газет на крышку фортепиано Елены.

– Что? «Связь принца Уэльского с внеземными цивилизациями», – прочла Елена громко. – Нина, ну как ты можешь верить в такую чушь?

– Да не это. Вот! – Нина показала на фотографию. Она и Люк стоят возле кафе. Подпись гласила: «Новая любовь Люка. Как долго она продлится?» – И вот! И вот!

Один журнал опубликовал снимок, сделанный на церемонии награждения, где они встретились. Фото сопровождалось небольшой статьей, в которой «заслуживающие доверия источники» поведали об их романе. Другой журнал опубликовал старую фотографию Нины, ее биографические данные, включая знак зодиака.

– Где ты все это набрала?

– В супермаркете.

– Он уже знает?

– Не имею понятия. Его все еще нет в Нью-Йорке. Думаю, что он позвонит мне сегодня или завтра. О-о-о! Я ему тогда скажу, что думаю по этому поводу.

– Нина, опомнись. Как он мог…

– Он должен, должен был знать. С ним это случается постоянно. Но он ничего мне не сказал, потому что знал, что мне это не понравится. Подожди, когда я доберусь до него… – Она была в ярости.

Одно дело, когда в прессе сообщают, что ты хорошо или плохо спела или вообще отказалась петь, и совсем другое, когда тебя позорят в бульварной газетенке, где полусумасшедшие писаки, которым больше нечего делать, лезут в твою личную жизнь.

– Нина, ты действительно сказала: «Он дает мне больше счастья, чем любой из моих европейских любовников»?

– Да нет же, – чуть не заплакала Нина. – Не говорила я этого! В том-то и дело. Все вранье!

Елена старалась успокоить ее. Но Нина и слышать ничего не хотела. Через полчаса, отказавшись спокойно выслушать доводы подруги, Нина пулей вылетела на улицу и понеслась домой.

Возле дома ее поджидал репортер.

– Мисс Гаггарелли! – окликнул он.

– Ньяньярелли, идиот чертов. Ньяньярелли. Если ты подойдешь ко мне, я позову полицейского.

Она вошла в квартиру.

Люк позвонил через два дня.

– Нина? Ты видела газеты? Как ты себя чувствуешь? – спросил он с тревогой.

– Прекрасно! Я забаррикадировала дверь, я меняю имя, я крашу волосы. Я вообще больше нигде не появлюсь. И я даже не хочу тебя больше видеть!

– Нина…

– Ты ведь знал, что так будет. Знал? Сам-то ты решил отсидеться в Кливленде…

– В Чикаго.

– Все равно. Где бы то ни было. Я уже прошла через всю эту грязь, когда разводилась с Филиппом, и не хочу повторения.

– Нина, возьми себя в руки.

– Именно это я сейчас и делаю. Надо было быть сумасшедшей, чтобы связаться с тобой.

Оба замолчали. У нее раскалывалась голова. Нине вдруг захотелось, чтобы он был рядом.

– Люк. – Ее голос звучал жалобно.

– Я буду дома через четыре дня. Мы все уладим.

Следующие дни были просто сумасшедшими. Ей пришлось отключить телефон: она была единственной Ниной Ньяньярелли в телефонной книге и ей без конца звонили самые разные люди. Она подала заявление, чтобы ее фамилию из книги изъяли.

Кто-то в Чикаго раздобыл счет Люка в отеле. Три междугородних звонка в ее квартиру из его гостиницы подтвердили слухи. Репортеры скандальной хроники провожали Нину до служебного подъезда оперы и поджидали там. Однако, как отметила Нина, невежи покупкой билетов себя не затрудняли. Ее фотографировали в самых неожиданных местах: в овощном магазине, когда она ловила такси, в парикмахерской и, конечно, когда она шла в квартиру Люка кормить его злосчастную рыбку.

Какой-то молодой человек приятной наружности, казалось, просто поселился на тротуаре возле ее дома.

– За что вы меня мучаете? – взмолилась она.

– Это всего лишь моя работа, – ответил он и нажал кнопку фотоаппарата.

Нина разбила его камеру.

Вернувшись в Нью-Йорк, Люк сразу приехал к ней. Она бросилась в его объятия, стремясь найти в них покой и защиту.

– Привет, – других слов у нее не нашлось.

Люк крепко обнял ее и какое-то время не отпускал.

– Ты поверишь мне, если я пообещаю, что через несколько дней это все утихнет? – спросил он. – Они бросаются лишь на горяченькое. Через неделю-две новость остынет, и они от нас отвяжутся.

– Что ж. По крайней мере ты честен, – грустно сказала она, отодвинувшись от него и проводя рукой по своим волосам.

– Я не думал, что тебя это так взволнует. Твой развод был настолько тяжелым?

– Ты не знал? – Люк отрицательно покачал головой. – Он был чудовищным. Наши жизни препарировали во всех колонках светских сплетен. В том числе сексуальную жизнь, точнее, отсутствие таковой у меня и весьма экстравагантную у Филиппа. Он выглядел суперсексуальным французским Ромео, а я фригидной трудоголичкой, на которой он, бедненький, имел несчастье жениться. Это было ужасно. – Ее передернуло от воспоминаний.

Люк снова обнял Нину и положил ее голову к себе на грудь.

– Я не знал, – пробормотал он.

У Люка был усталый вид, да и она была совсем разбитой: сказалось напряжение последних дней.

– Послушай, ты ведь не поешь на следующей неделе, – сказал Люк. – Почему бы нам не уехать на какое-то время? У Джесса есть небольшая дача на севере штата, и мы можем ею воспользоваться. Если мы поедем завтра утром, то к обеду будем там.

Нина с готовностью согласилась. Ей нужно было уехать. «И это было бы хорошо для наших отношений», – подумала она. Они так редко оставались наедине.

Как же она по нему соскучилась! Нина продемонстрировала ему это, забыв на время все беды.

Джесс с удовольствием предоставил им свою дачу, хотя шумно удивлялся: что нашла такая утонченная дама, как Нина, в таком неотесанном деревенском мужлане, как Люк?

Они уехали рано после небольшой перепалки Нины с дежурившим на тротуаре парнем.

Поездка была великолепной. Осень затягивалась, деревья еще не сбросили золотую листву. Они заехали в маленький магазинчик за продуктами, потом поехали прямо на дачу.

– О, Люк, посмотри, как красиво, – воскликнула Нина, когда они въехали на частную территорию – в залитую солнцем долину. В центре ее стояла небольшая крепенькая дачка Джесса.

Они отнесли продукты на кухню. Нина протерла пыль и застелила кровати.

– Не самое последнее место в доме, – сказала она.

Люк занялся водой, отоплением, электричеством.

Пообедав, они долго гуляли, взявшись за руки. Чистый воздух, тишина. Именно это было нужно Нине. К ней вновь вернулись сила духа и покой.

На следующее утро она проснулась раньше Люка. Пока он спал, приняла душ, вымыла голову и, завернувшись в полотенце, разбудила его поцелуем.

Люк тут же выразил готовность развивать события дальше, но Нина устояла.

– Иди готовь завтрак, – приказала она. – Я голодна. Должно быть, от свежего воздуха.

– Или от ночных упражнений, – лукаво добавил Люк.

Нина уже оделась и сушила волосы, когда Люк принес ей апельсиновый сок. Она водила феном по влажным кудрям, но он взял его из ее рук и взъерошил ей волосы.

– Эй! Можешь ты оставить их в покое? Тут нет никого, кроме меня, а я и так знаю, что ты не абсолютно совершенна.

– Но мне нравится, когда волосы прямые.

Запустив обе руки в ее кудри, Люк опрокинул ее на кровать. Через минуту они катались по постели, раздевая друг друга и совершенно забыв о завтраке.

Волосы Нины так и оставались в полном беспорядке до конца недели.

В этот вечер, когда Нина попросила приготовить ужин, Люк заявил, что теперь ее очередь.

– Но я не умею готовить.

– Не умеешь готовить? – удивленно переспросил он.

– Правда, Люк. Пока я была девочкой, готовила мама. У Филиппа был повар-француз. Ну когда я могла научиться?

– Да, но сейчас-то ты живешь одна. Что же ты ешь?

– Главным образом салаты. Готовые бутерброды. И конечно, – добавила она с надеждой, – джентльмены приглашают меня в ресторан.

– Нет, мы не пойдем.

– Ну что ты! Идем. Вот увидишь, все будет здорово. Я угощаю, – добавила она.

– Нина, поверь мне, в таком маленьком городке этого не стоит делать.

– Ты слишком привередлив. Наверное, здесь найдется хоть одно место, где можно прилично поесть.

– Я не об этом. Дело в том…

– Доставай ключи от машины, – настаивала она, надевая жакет.

– Не пожалей, – предупредил он.

Они зашли в маленький уютный ресторанчик с домашней кухней и льняными скатертями на столах. Горели свечи. Тихо играл джаз.

– Как в старом фильме, – весело сказала Нина. – Перестань хмуриться, Люк. Чего ты боишься?

Взявшись за руки и склонившись друг другу, Нина и Люк сидели и наслаждались общением и спокойным отдыхом. Обычная влюбленная парочка.

– Вы случайно не Люк Свейн?

Люк поднял голову. Покидавшая ресторан молодая пара остановилась перед ними. Люк и Нина переглянулись.

– Да, – признался он.

– Я так и думала, – воскликнула молодая женщина. – О, Люк, пожалуйста, дайте нам автограф. – Она стала рыться в сумочке в поисках карандаша и клочка бумаги.

– С удовольствием, – вежливо сказал Люк.

– Простите, что мы прервали ваш обед, но для нас это такое событие! У меня есть все ваши альбомы. «Загадочное имя» – самый лучший альбом за последние десять лет.

– Спасибо. – Люк, улыбнувшись, расписался на протянутом листке бумаги. Женщина прижала листок к груди и продолжала стоять рядом, не спуская с Люка глаз.

– Спасибо, огромное спасибо, Люк. Здорово! – сказал молодой человек. Пара попрощалась и ушла.

Люк мрачно посмотрел на Нину.

– Все в порядке, – сказала она, слегка забавляясь. – Девушка ведь тебя не съела? Ну, узнали тебя, Люк. Ну и что? Куда от этого денешься? Ребята были очень вежливы. Меня ведь тоже как-то узнали на улице в тот день, когда мы шли к тебе первый раз. Помнишь? Я не должна жаловаться. Не так ли?

– Боюсь, тебе придется убедиться, что на этот раз все будет иначе, – предупредил Люк.

– Нас раздерут на части, как тогда, после твоего концерта? – недоверчиво спросила Нина. – Здесь, в этом ресторанчике?

– Нет… Но я засветился. И потом, это не поклонники оперы.

– Да, но…

– Люк Свейн? Люк Свейн? Скажите, вы правда Люк Свейн? Тот самый Люк Свейн?

– Да, – мрачно ответил Люк хорошенькой девушке, за минуту до этого спокойно стоявшей за стойкой бара.

– Люк Свейн! Я так и понял, – вернулся к их столу официант.

Теперь они уже были в центре внимания всего ресторана. Буквально каждый под каким-либо предлогом старался пройти мимо их столика, пока они безуспешно пытались заняться едой и друг другом. Самые нахальные просили автограф или пытались заговорить с Люком. Другие просто не спускали с него глаз. Аппетит у Нины пропал, что само по себе было редкостью.

Толпа у дверей все увеличивалась. Шум в зале нарастал. Тихий романтический ресторанчик стал походить на футбольный стадион. По-видимому, новость о том, что здесь обедает Люк Свейн, распространилась по всему городку.

Около столиков в ожидании, когда они освободятся, толпились мужчины и женщины самого разного возраста.

Наконец Нина сдалась и отодвинула тарелку. Она посмотрела на Люка. Он до еды вообще не дотронулся. Ужин пропал, и все потому, что она была с рок-идолом.

Хозяин подошел к столику и извинился.

– Я думал, вы привыкли к этому, – добавил он.

– В общем, да, – ответил Люк обреченно.

– Все за наш счет, прошу вас.

– Да нет, не нужно, – сказал Люк.

– Пожалуйста, доставьте нам удовольствие. К нам не часто заглядывают такие знаменитости. А кто ваша дама?

Нина глазами молила Люка молчать. Она совсем не хотела, чтобы во всем этом фигурировало ее имя.

– Дама, – сказал медленно Люк, – иностранный дипломат. Захотела познакомиться с прекрасными видами Америки. Я надеюсь, вы понимаете, что нам надо соблюдать осторожность.

– Конечно, конечно. Мой рот на замке.

Хозяин отошел от столика. Хотя все продолжали с интересом их рассматривать и шептаться, некоторое время к ним никто не подходил.

– Ну наконец-то, – облегченно вздохнул Люк.

– Только не говори, пожалуйста: «Я тебя предупреждал».

– Я думал, ты действительно голодна, – сказал он, глядя на ее нетронутую тарелку.

– Тут не до еды. И как животные в зоопарке это выносят?

– Эй! Здесь Люк Свейн! Скорее! – прокричал кто-то на улице.

Нина застонала.

Люк бросил на стол чаевые:

– Идем отсюда.

Он схватил Нину за руку, втащил ее в машину и отъехал так быстро, что никто не успел сориентироваться…

Дни для Нины бежали с бешеной скоростью. Долина была похожа на маленький увядающий рай. Каждый день после обеда они с Люком расходились по разным комнатам. Он репетировал с гитарой или писал тексты своих песен, она пела вокализы, пользуясь портативной электрической клавиатурой. Оба достигли вершины в своем деле, где конкуренция была очень велика; ни один из них не мог позволить себе почивать на лаврах. Люка это огорчало не более, чем ее. Для Нины очень много значило то, что он любил свою работу и от занятий на даче получал такое же удовольствие, как она сама.

Все остальное время они проводили вместе: гуляли, беседовали, ели, спали, занимались любовью, и Нина была счастлива. Они любили друг друга на огромной кровати, резвились, как дети, на медвежьей шкуре перед камином, обнимались на крыльце. Она чувствовала себя с Люком легко и просто и, к своему удивлению, обнаружила, что они вполне могут уживаться друг с другом, обходиться без ссор и споров.

Нина лежала в гамаке, повешенном между двумя старыми деревьями, и смотрела в хрустальное голубое небо. Люк в доме все еще играл на гитаре. Пробежал ветерок, срывая с деревьев листья. Несколько упало на Нину. Ночи были уже холодные, но днем солнце еще хорошо пригревало. Она сняла жакет, оставшись в теплой фланелевой рубашке Люка, и закрыла глаза, наслаждаясь солнцем.

Гамак слегка покачивался, губы Нины тронула улыбка. Их занятия любовью в гамаке накануне кончились шишками и синяками. Люк уверял, что его надо отправить в госпиталь. Нина проигнорировала его жалобы.

– Мечтаешь?

Она открыла глаза. Он улыбался ей. Теплота его глаз согревала. Неужели она когда-то собиралась уйти от этого человека, даже не оглянувшись?

Она потянулась к нему:

– Ложись со мной.

– О нет.

– Да мы просто спокойно полежим, – пообещала она.

– Ты это и вчера говорила.

– Если мне не изменяет память, в том, что случилось вчера, была не только моя вина.

Вспомнив вчерашнее, оба засмеялись.

Он вытащил ее из гамака:

– Все равно я никогда в жизни больше сюда не лягу.

Нина подала ему руку, и они полчаса молча гуляли по лесу.

– Когда ты начинал, ты знал, что твоя жизнь будет такой? – спросила она через какое-то время.

– Какой?

– Что тебя будут оккупировать толпы фанатов, преследовать влюбленные девчонки, за тобой по пятам станут ходить фотографы…

– Ну, в общем-то знал, что такое бывает с теми, кто добился уж очень большого успеха, но не знал, что попаду в их число. Хотя попытаться хотел.

– Как же ты все это выносишь?

– Но эта жизнь и вознаграждает. Как здорово записать альбом с собственными песнями, а потом продать миллион копий. Знать, что твоя музыка настолько понравилась множеству незнакомых тебе людей, что они захотели слушать ее у себя дома. А разве не приятно петь свои песни перед тысячами и слышать, как они поют их вместе с тобой, чувствовать, что они нужны им? Ты понимаешь? Это означает успех. Это утверждает тебя в мысли, что твое дело нужно. Неужели ты не чувствуешь нечто подобное, Нина? Когда люди подходят к тебе на улице и говорят, какое удовольствие доставило им твое пение, как ты растрогала или вдохновила их… Это ведь так важно.

– Да, – согласилась она. – Но пока я тебя не встретила, никто не бросался на меня на улице, не мешал мне обедать и не шел за мной с фотоаппаратом в бакалею. Воздать должное исполнителю – это одно, а разрушать его личную жизнь и жизнь его близких – другое.

– А почему твой развод привлек такое внимание? – спросил он с любопытством.

– Потому что Филипп был тоже своего рода рок-звездой. Из-за его голубой крови и богатства. Его хорошо знали в Париже, Монте-Карло, Милане, в Беверли-Хиллз и Сан-Франциско. В итальянских кругах он был центром всего самого блестящего и родовитого. А наш развод был достаточно грязным, и на нем можно было спекулировать, – добавила она с отвращением в голосе.

Они остановились на зеленой поляне, и Люк предложил ей посидеть на солнышке. Нина некоторое время грустно молчала, и Люк понимал, что она думает о последних событиях и о том, что еще предстоит.

– Все это означает, что мы вообще не можем появляться на людях как нормальная пара? – спросила она наконец.

– Нет, – сказал твердо Люк. – Но в маленьких местечках и даже в маленьких городках, где не часто видят знаменитостей, всегда будет происходить нечто подобное. Поэтому-то, честно говоря, я и люблю Нью-Йорк. Кроме обычных фотографов и моих фанатов меня редко кто замечает. Жители Нью-Йорка привыкли к знаменитостям. Я могу там ходить по улицам, обедать в ресторанах, ходить за покупками. Здорово!

– Лелеешь мечту о такой свободе? – печально спросила Нина, лежа на траве и глядя в небо.

Люк помолчал, подыскивая слова для ответа.

– Я берегу и лелею и другое, Нина. Моих друзей, мою семью, работу – и теперь тебя. Я хочу быть с тобой. Какие-то вещи я могу изменить, другие не в моей власти.

Глаза Люка обдали теплом лежащую на траве Нину. Она почувствовала желание. Оно становилось все более сильным и властным, наполняя ее сладким ожиданием.

– Может быть, мне надо ближе познакомиться с твоей жизнью. Как ты думаешь?

Задыхающийся голос выдал ее. Его глаза потемнели, правая бровь шевельнулась.

– А мне с твоей, – сказал он. – Я хочу знать о тебе все. – Он отодвинул с ее лица прядь волос и, легко погладив по щеке, обвел пальцем контур подбородка, стройную шею.

Нина взяла руку Люка, сунула ее под рубашку и положила на свою грудь. Люк начал возиться с пуговицами. Они оба лежали спокойно, лишь глаза их ласкали друг друга.

– Я никогда не занималась любовью на траве, – пробормотала она, наблюдая за ним сквозь опущенные ресницы.

– Все когда-то случается впервые, – сказал Люк охрипшим голосом и наклонился, чтобы поцеловать ее в губы.