Самым страшным оказался тот момент, когда рассудок вновь вернулся к киммерийцу, и Конан обнаружил себя с окровавленным мечом в руках у трупа своего друга. Судир Шах лежал в луже собственной крови, вытекающей из рассеченного левого бока, в глазах вендийца застыли удивление и обида. Правая рука вайшьи все еще сжимала пузырек с лекарством, видимо, предназначенным для варвара.
Получилось так, что Конан не сумел вернуть ощущение реальности после очередного кошмара и, скорее всего, принял своего друга за одно из чудовищ, терзавших его мозг. Хозяин дворца имел неосторожность войти в комнату киммерийца без предупреждения, за что и поплатился жизнью.
За дверью Судир Шаха ждали двое слуг. Услышав последний предсмертный крик своего господина, стражники вбежали в комнату Конана и набросились на киммерийца. Взбешенному нелепостью и ужасом происшедшего северянину уже было все равно, кто погибнет следующим. Одного охранника он разрубил едва ли не напополам вместе с выставленным для защиты мечом. Другому стражнику варвар распорол живот, и человек умер спустя несколько минут.
Потом дворец заполнили солдаты-кшатрии городского патруля, вызванного кем-то из слуг. Вендийцы окружили северянина со всех сторон, но никто долго не решался приблизиться к Конану, страшась огромного меча, которым киммериец размахивал подобно воинственному Кфурусу, богоподобному слуге Асуры. Кшатрии потеряли троих, когда варвар пытался прорваться сквозь плотное кольцо солдат, но так и не дали северянину выскользнуть из окружения. Подоспело подкрепление, около двух десятков солдат раджи Юсефа, и вендийцы набросились на Конана всей кучей. Позолоченный пол дворца забрызгала горячая кровь, киммериец зарубил еще двоих солдат и покалечил четверых, отхватив им кисти рук вместе с мечами. Наконец, разъяренного варвара скрутили и туго связали толстой веревкой. Двумя минутами позже Конана, похожего на чудовищный извивающийся кокон, с крепко перевязанными руками и ногами, утащили в темницу раджи Юсефа.
Мудрый правитель Юсеф понимал, что варвар находится во власти безумия, и потому не может нести наказание за содеянное, согласно вендийским законам. Но в то же время он понимал, что народ потребует справедливой кары, одинаковой и для безумца, то есть смерти. Юсеф приказал заточить киммерийца в глубокую темницу, подальше от глаз и ушей снедаемых жаждой возмездия граждан. Там, он надеялся, Конан сможет переждать бурю гнева, захлестнувшую полгорода, и только потом держать ответ за свои поступки по справедливости. Надежда раджи не оправдалась — через час посыльный передал ему решение о казни киммерийца от совета состоятельных вайшьей. Конечно, он мог пойти против воли совета, но тогда этот год правления Юсеф мог считать последним — слишком много у него накопилось недоброжелателей, которые только и ждали повода, чтобы скинуть его с трона. Юсеф решил не искушать судьбу и назначил срок казни на утро. Киммерийцу оставалось жить не больше шести часов.
* * *
Конан долго блуждал в темной бездне среди клубков червей и мерзких слизистых созданий. Варвар был готов убить еще хоть сотню вендийских солдат, часами махать клинком и получать раны. По крайней мере, все это было наяву. Но только не спать, не гнить в черном провале безумия и кошмаров!
Чьи-то челюсти с мелкими зубами грызли его ноги, серые призраки кружили вокруг его головы, а скользкие змеи обвивали его тело гадкими плетями.
Отовсюду и из ниоткуда неслось эхо победного смеха кхитайского колдуна. Чародей торжествовал. Скоро, кричал он, скоро придет время, и тогда душа Конана навеки попадет в невидимый склеп. А тело киммерийца останется во власти чернокнижника, и отмерший мозг станет послушен только приказам кхитайского мага.
Неожиданно настойчивый тихий шепот стих. Тени прянули от варвара, мерзкие гады расползлись в разные стороны. Сумрак бездны разорвал луч яркого света.
— Конан… — позвал мягкий голос из мерцающей бреши.
Киммериец приблизился к сияющей щели. Оттуда исходил едва уловимый сладкий аромат надежды, несущий утешение и комфорт. То же самое почувствовал бы Конан в детстве, если вдохнул полной грудью чистый горный воздух. Спокойствие и безмятежность…
Перед взором варвара поплыли просторы родной Киммерии. Тяжелые фиолетовые тучи, нависшие над снежными равнинами, высокие пики гор, подпирающие небо и тонкий шлейф дыма, разрываемого в клочья холодным ветром…
Киммерия.
Варвару вспомнился добрый и сильный голос вождя их племени, обращающегося к нему, юнцу, едва выбравшемуся из пеленок.
«Запомни, мальчик, простую истину, — сказал тогда Адир Канах, — для киммерийца страшна не смерть. Хуже всего потерять свободу. Что бы ты ни делал, какие бы испытания тебе ни готовила судьба, никогда не позволяй другим лишать тебя воли, ибо воля — ценнейший из всех подарков, которыми Кром наградил человека». Конан зарычал.
Черный колдун хочет лишить его самого главного — свободы! — заперев душу северянина в магическую клетку.
Не бывать этому! Никогда!
Он доберется до чародея, где бы тот ни находился, даже в подземном царстве. Тогда проклятый колдун узнает, что значит покушаться на свободу у сына Киммерии. Он никогда не станет рабом кхитайского чернокнижника.
Пора выбираться из плена сна…
* * *
Кесея потерла виски, чувствуя, как голову заполняет ужасная головная боль.
Алекса и Таллок с тревогой взглянули на верховную жрицу, очнувшуюся от транса. Вало стоял неподалеку, следя за тем, чтобы никто не побеспокоил деву-брамин во время медитации.
— Хорошие новости? — спросил Таллок главу общества брахманов Сна.
— Конан до сих пор не попал под власть Шао Луна. Это обнадеживает. Похоже, чернокнижник недооценил выносливость воина. И, вообще, очень странно, что варвар еще жив — зная всю ужасающую мощь магии Столикого, могу сказать, что люди, которых Шао-дракон пытал кошмарами, умирали всего за несколько часов. У Конана поразительная невосприимчивость к колдовству и чарам.
— Ты помогла ему, наставница? — спросила Кесею Алекса.
— Я вытащила его из ямы видений, в которую его заключил Столикий, вернее, он выбрался сам, я лишь подсказала ему выход. Но, думаю, это ненадолго — Шао Лун возобновит свои попытки исторгнуть душу из тела воина.
На площади появилась новая фигура, которая направилась в сторон группы. Убийца Вало было насторожился, но, разглядев идущего, приветствовал другого члена общества Сна легким поклоном. Диаса, еще одна ученица Кесеи, принесла тревожные вести.
— Наставница, Юсеф назначил казнь Конана на утро, — сообщила блондинка с карими глазами. — С восходом солнца киммерийца повесят за убийство Судир Шаха и городских солдат.
Кесея закусила губу.
— Этого нельзя допустить. Если Конан умрет, он непременно попадет под власть Шао Луна. Тогда всем нам конец.
— Но что может сделать мертвое тело? — спросил Таллок. Юноша, слышал, что некоторые кхитайские мистики могли возвращать к жизни трупы, однако редко прибегали к магии некромантии, страшась навлечь проклятье демонов на себя и свою семью. Шао Лун, должно быть, отъявленный мерзавец, раз решается тревожить покойников.
— Такой сильный воин как Конан может обернуться страшным оружием в руках могущественного чародея после смерти, — пояснила верховная жрица. — Когда душа убитого человека находится в руках колдуна, тело не находит покоя. Ни меч, ни стрела не оборвут жизнь того, кто уже мертв. Остановить его можно будет лишь одним способом — выкрав душу из колдовского плена и захоронив тело.
Алекса судорожно сглотнула.
— А если не успеть?
— Что не успеть?
— Сделать все необходимое, чтобы пленник чернокнижника упокоился с миром?
— Проще предотвратить смерть воина, чем устранить ужасные последствия, вызванные черным колдовством. Я не сомневаюсь, что если Конан погибнет, умрем и все мы.
— Вернее, вы, — поправил жрицу Таллок. — Я-то ничего Шао Луну не сделал и не касаюсь вашей распри. Но… поверьте, я также не хочу, чтобы с вами что-то случилось. Если потребуется моя помощь — я в вашем распоряжении.
— Но почему? — удивленный взгляд Алексы коснулся лица странника. — Еще пару часов назад ты больше всего на свете хотел скрыться из города.
Таллок раскрыл рот, чтобы ответить, но, встретившись со светлым взглядом девушки, осекся и опустил глаза.
— Потому что… Потому что… — юноша не находил слов. — Потому что я пересмотрел свои позиции.
После этого Таллок надолго замолчал.
— Я предлагаю созвать всех дев-браминов нашего общества и потребовать от лица брахманов свободы для Конана, — сказала Диаса.
— Это не поможет, — сказала верховная жрица. — Юсеф уже назначил час казни, да и как ты собираешься просить о помиловании для чужеземца, обращаясь к толпе разъяренных и требующих крови граждан? Когда взойдет солнце, Конан будет уже мертв.
Внезапно Кесея поднялась.
— Нужно вытащить киммерийца из темницы Юсефа до восхода.
— Власти этого не одобрят.
— Мы покинем Айодхью. Когда речь идет о жизни и смерти, затягивать с решением нельзя.
Алекса и Таллок тоже поднялись.
— Призови только Исиру и Алиэль, браминов сонных чар, — обратилась Кесея к Диасе. — Как только они будут готовы, мы проникнем во дворец Юсафа. Вало!
Гигант быстрым шагом подошел к жрице.
— Да, госпожа?
— Нужно освободить одного человека из темницы.
— Всегда готов, госпожа. Я войду хоть в чертоги Асуры по одному вашему слову.
Легкая улыбка озарила лицо великана. Таллок деликатно кашлянул.
— Кажется, мне придется вспомнить, чему меня учили кхитайские чародеи. Я ведь, признаться, не только пергаменты читал.
И странник извлек из складок одежды темную склянку, припасенную им на крайний случай.
— Через полчаса в Квартале Жасмина, — удовлетворенно кивнула Кесея.
* * *
Конан оглядел сырую камеру темницы.
Из заточения сна он уже выбрался, осталось сбежать из городской тюрьмы. Варвар не раз вырывался из плена, когда вел жизнь вора. Он сбегал из темниц Турана, Заморы, Коринфии и даже Гипербореи. Чем вендийская тюрьма отличалась от казематов Шадизара? Те же цепи, сковывающие руки и ноги, вонь, сырость и серые тени снующих во тьме грызунов.
Кто-то из солдат-кшатриев оставил его клинок прямо в камере. Наверное, вендийцы, склонные к предрассудкам, не решились унести с собой проклятое оружие. Вот только до меча было невозможно дотянуться — узника приковали к стене толстыми цепями. Но не всякие оковы способны удержать киммерийца.
Конан внимательно осмотрел цепи — такие разорвать не получится.
Варвар пробежал пальцами по ржавым звеньям вплоть до массивного железного кольца, вмурованного в стену. Кольцо держалось не так уж крепко. Конан подергал цепь у самого основания. Если сильно потянуть на себя, используя вес тела, кольцо, возможно, выйдет из стены.
Попробовать стоит.
Киммериец напряг руки и изо всех сил потащил цепь. Звенья лязгнули, но не поддались. Проклятое кольцо осталось в стене.
Варвар повторил попытку.
Плечи мышц вздулись двумя огромными горами, из которых должна брызнуть жаркая кровь-лава. Широкая грудь Конана натянулась, подобно парусу, раздуваемому сильным ветром.
Что-то звякнуло, раздался лязгающий скрежет, и из того места, где кольцо крепилось к стене, посыпалась каменная крошка.
Киммериец перевел дух.
Несмотря на титанические усилия, кольцо не вышло ни на ноготь.
Варвар отдохнул и вновь потянул цепь на себя, стараясь нагрузить на нее весь свой немалый вес.
Лязг, доносившийся из камеры, привлек внимание стражи. В коридоре заплясали красноватые пятна света, и прямо за решеткой возник худощавый тюремщик в старой чалме, с дымным факелом, высоко поднятым над головой. Подслеповато щурясь, вендиец вгляделся в сумрак камеры и, поняв, чем занимается узник, велел Конану прекратить упражнения с цепью. Северянин даже не оглянулся на голос — он чувствовал, что времени у него остается мало. Нередко вендийские власти оказывались очень скоры на расправу с нарушителями закона. Если им нужна его голова, то пусть зайдут в эту камеру и получат ее немедленно. Терпеливо ожидать своей участи было не в привычках Конана.
В одиночку остановить северянина щуплый тюремщик не решился. Вместо этого он пошел за подмогой. Свет в коридоре постепенно исчез.
Конан сплюнул на грязный пол, где не было даже соломы, отдохнул и снова навалился на цепь. Еще пара минут бесплодных попыток, — кольцо сидело в стене, точно заговоренное.
Пот струился по спине варвара липким потоком. Лицо горело нестерпимым жаром, словно сам Митра вдохнул в него пылающий огонь.
По коридору разнеслось эхо шагов обеспокоенных стражников. Судя по звуку, их было около десяти.
— Трусы, — проворчал Конан, несколько раз попытавшись вырвать кольцо резкими рывками.
Охранники принесли пики — так они надеялись успокоить северянина, держась от него на безопасном расстоянии.
Скрипучую дверь отперли ключом, и в камеру ввалились четверо темнокожих вендийцев. Кто-то из солдат посмелее выкрикнул последнее предупреждение. Конан велел ему убираться в пасть к Таугу, после чего продолжил терзать цепь, уперевшись ногой в каменную стену.
Стражники окружили варвара полукольцом и вытянули вперед пики.
Один из них не удержался и чихнул — трое других, вздрогнув, мгновенно отскочили назад. Поворчав друг на друга, они стали приближаться к киммерийцу.
Бах-х-х-х!
С диким криком и целой тонной пыли, неожиданно для себя Конан отлетел от стены, вырвав вместе с кольцом и цепями целый каменный блок, и растянулся на сыром полу как раз возле своего меча.
Испуганные стражники завопили так, словно сам мрачный Азах вырвался на свободу из подземного царства. Тем не менее, пика одно из вендийцев нырнула вниз и клюнула распростертое тело варвара в левое плечо. Взревев, Конан вскочил — и неудачливый стражник рухнул с черепом, размозженным тяжелым камнем. Свой клинок киммериец не стал поднимать с земли, потому что проку от него было немного — толстые цепи и болтающийся на них блок сильно стесняли движения. Вместо этого Конан размахнулся и нанес новый удар необычным оружием. Другой вендиец отлетел к решетке, у третьего переломилась пика. Четвертый стражник резко выбросил руки с зажатым в них оружием, однако, страх не позволил тюремщику варвара сделать молниеносный выпад. Конан, обладавший поразительной реакцией и ловкостью, пропустил острие мимо себя, потом сокрушил пах противника согнутым коленом и добил скорчившегося вендийца сверху локтем. Тот солдат, у которого северянин сломал оружие, не мешкая, бросился из камеры, забыв запереть дверь. Четверо других стражников оказались настолько парализованы ужасом происходящего, что даже не воспрепятствовали варвару выбраться из железной клетки.
Лязгая цепями, словно настоящий властелин подземного царства, Конан отогнал растерявшихся охранников, и те понеслись вслед за товарищем.
Впрочем, киммериец знал, что подкрепление не замедлится с появлением. Убедившись, что в коридоре никого не осталось, варвар перекинул через плечо цепи, сковывающие руки, с висящим на них камнем, так, чтобы было удобнее идти. Затем он вернулся в камеру темницы, подобрал свой меч, а в коридоре поднял брошенный кем-то из стражников факел.
Теперь следовало отыскать путь наверх.
* * *
Раджа Юсеф был крайне рассержен. Странные посетители искали аудиенции посреди ночи. Юсеф велел бы своей страже немедленно вытолкать взашей непрошеных гостей, если бы не столь высокий социальный статус искателей правды. Отказать в приеме брахманам он не имел права, согласно вендийским законам. И удивительная вышла вещь — Юсефу приснилось, что жрицы ждут у входа во дворец, властный голос воззвал к радже, повелевая подняться и приказать слугам впустить гостей в покои дворца. Видение не рассеялось даже с пробуждением, до тех пор, пока вендиец не выполнил все, что от него требовалось.
Конечно же, это Кесея. Об этом Юсеф догадался слегка запоздало. Высшая жрица дев-браминов обладала непонятной и странной властью над снами жителей Айодхьи. Говорили, что старая чужеземная чародейка в образе привлекательной черноволосой женщины в свое время заставила мехараджуба принять ее в вендийское общество и определить, согласно рождению, ее и избранных учениц в высшую касту брахманов. Непонятно почему правитель Вендии на это согласился. Вероятно, даже мехараджуб склонялся перед мощью магии сновидений.
Общество дев-браминов существовало в Айодхье само по себе. Кесея не ввязывалась ни в какие политические игры, а религиозная знать города, в свою очередь, избегала задевать интересы воинствующих дев Сна. Лишь однажды, помнил Юсеф, советник самого мехараджуба Наджах попытался установить свою власть над независимым обществом. Бедняга сошел с ума от бессонницы. После этого случая никто не решался вставать на пути у Кесеи и ее учениц.
Поэтому и правителю Айодхьи не хотелось идти на конфликт с обществом жриц. Чего бы ни хотели брамины, их пожелания придется выслушать.
Юсеф принял посетителей в главном зале. Здесь в роскоши и богатстве интерьера он чувствовал себя уверенно. Удобно развалившись на мягких подушках, раджа приготовился к утомительной беседе, состоящей из вопросов гостей, на которые он должен был отвечать мягким «нет». Что странно, Кесея не торопилась переходить к делу — верховная жрица обсуждала с раджой планы на будущее, скромно интересовалась доходами и прибылью, полученной с торговли, и даже коснулась отвлеченных тем, вроде взаимоотношений Вендии с другими государствами. Жрица не раз подчеркивала, что пост правителя столицы требует немало усердия и терпения, и что занимать его может только очень мудрый человек. Юсеф со спокойствием беседовал с высшей девой-брамином, отвечал на все ее вопросы, хотя в душе его росла тревога. Ему совсем не нравился спокойный тон жрицы, который никак не вязался со срочностью миссии, с которой брахманы пожаловали во дворец.
Слишком поздно раджа почувствовал ловушку. Разумеется, пустая болтовня Кесеи не имела ничего общего с целью визита, по ответственность за выполнение задания лежала не на верховной чародейке. Две девушки за ее спиной! Все это время они, не отрываясь, смотрели Юсефу в глаза, пока Кесея вела пустые речи. И по мере продолжения разговора у вендийца возникало все большее желание взять тяжелую связку ключей ото всех комнат дворца, отпереть темницу и выпустить оттуда всех узников. Нет, не всех… Одного. Варвара-киммерийца по имени Конан, пойманного этим вечером и осужденного на казнь за убийство вайшьи Судир Шаха и пятерых солдат-кшатриев.
Когда Юсеф разгадал хитрый фокус, было уже слишком поздно — воля раджи отныне ему не принадлежала. Он осознавал, что должен сделать нечто предосудительное, но не сомневался в том, что он это выполнит. Точно некий невидимый добрый советчик убеждал его в том, что рекомендуемые брахманами действия принесут только пользу. Юсеф не мог противиться настоятельным советам.
Правитель Айодхьи поднялся и пошел в свою комнату за ключами.