У ворот Фламиния

Пико подъехал к воротам Фламиния, когда на внушительные стены города начали опускаться первые вечерние тени. Неспешной рысью он миновал толпу крестьян, в ожидании таможенного досмотра запрудивших пространство перед каменной аркой. Проворные руки солдат уже обшаривали корзины и вьюки, закрепленные на спинах осликов.

Не спешиваясь, он остановил коня у барьера, наклонился к одному из вооруженных стражников, только что получившему пошлину с какого-то купца.

— Мое имя граф Пико делла Мирандола. Я прибыл не в коммерческих целях, а чтобы посетить священные базилики и исполнить обет. Прошу проезда.

Стражник оглядел его с головы до ног.

— Граф? А почему ты едешь вместе с крестьянами?

Он критически покосился на испачканное платье Пико и принялся ощупывать коня. Потом, развязав котомки, бесцеремонно их обыскал и с недовольным видом уставился на юношу.

— Ну и?..

— Два последних года я провел в университете в Падуе. А теперь пришло время, когда мне надо укрепить дух, истощенный слабостями плоти. Я еду просить милости и прощения.

— Уж не знаю, что вы там вытворяете у себя в университетах, чтобы каяться в базиликах. Что-то много вас едет просить прощения в эти дни.

— Много? Ходят слухи, что готовится наступление на короля Неаполя. И я, очистив душу, готов предложить свою шпагу Папе.

— Вот не знал, что в Болонье обучают владеть оружием. Но святой Сикст всегда нуждается в лишнем клинке. Как очистишься, ступай в канцелярию. Войско вербуют там.

Увидев, что перед ним кандидат в однополчане, стражник подобрел. Быстро завязав котомки Пико, он хлопнул коня по холке.

Юноша подъехал ближе к воротам и вдруг увидел, как к тому самому солдату подошел другой, что-то шепнул ему на ухо и кивнул в его сторону. Тот тоже внимательно уставился на Джованни. Пико вдруг испугался, что его сейчас вернут, пришпорил коня и оставил стражу у себя за спиной.

За таможенным постом, между двух пригорков, располагалась просторная площадь. Более пологий из них выходил направо к Тибру, а тот, что слева, круто поднимался к верхушке холма Пинчо. Ветер донес до Пико волну звуков и запахов, среди которых сильнее других ощущался запах цветов, ладана и полуразложившейся плоти, какой обычно царит в криптах.

Он так хорошо запомнил схему, начерченную Маттео Корно, словно и сейчас видел ее перед собой. Оглядевшись, он попытался сориентироваться.

Слева возвышался портал какой-то маленькой церкви, прямо перед ним расстилалась мощеная дорога к Капитолийскому холму, видневшемуся вдали. За черепичными крышами убогих домишек, теснившихся напротив городских ворот, виднелись макушки новых роскошных зданий. Должно быть, это и есть виа Лата, которую папы переименовали в виа Корсо, та самая ведущая к центру города срединная ось, что обозначил тогда Маттео на песчаном чертеже. Когда-то по ее сторонам высились огромные храмы, от которых остались еще ряды колонн, торчащие перед вновь построенными домами или обрамленные стенами.

Пико направился прямо к Марсову полю. Чуть дальше виднелась ротонда Пантеона с прилегающими к ней зданиями, которые приспособили под пристанища для студентов и пилигримов. Выехав на площадку перед храмом, он увидел слева от себя дверь небольшого палаццо, зажатого между двумя соседними постройками. Сверху красовалась вывеска с грубо намалеванным бараном, а довершала картину выведенная той же небрежной рукой надпись: «Гостиница». За двумя арками рядом с входом виднелось множество стреноженных лошадей.

Пико спешился и обратился к мальчугану, чистившему скребницей одного из коней:

— Это конюшни «Овна»?

Паренек кивнул.

— Возьми моего жеребца и накорми. Аккуратнее с седлом. Я вернусь и проверю! — сказал Пико, отвязывая котомки и закидывая их за плечо.

Он миновал узкий коридор, за которым крутая каменная лестница вела на верхний этаж. На площадке его чуть не сбил с ног какой-то толстый коротышка. Его почти не было видно за свернутым матрасом, который он тащил.

— Чем могу служить, чужестранец? — спросил толстяк, прижимая ношу к животу на манер щита.

— Я ищу ночлег и чего-нибудь поесть.

— Вы пришли как раз вовремя. Только что освободилась одна из кроватей. Я собирался позвать братьев из ордена Святого Духа, чтобы они ее привели в порядок.

Пико заглянул в коридор, где валялось нечто, напоминавшее кучу грязного тряпья. Очертаниями оно походило на человека. Странная фигура была завернута в подобие простыни, выпачканной желтоватыми пятнами. Рука и часть головы, не закрытые тканью, слабо пошевелились. Раздался жалобный стон.

— Что с этим бедолагой?

— У него язвы, в основном вокруг пупка. Даже мои девчонки не хотят иметь с ним дела. К тому же он не платит за ночлег. Ему нужна другая помощь, не моя. Но не пугайтесь, я почищу постель, а его сосед — человек порядочный и спокойный. Он не станет тревожить вас ночью.

— Я ищу отдельную комнату.

Толстяк присвистнул и сбросил свою ношу, с сомнением оглядев юношу с головы до ног.

— Отдельную комнату? Не часто попадаются такие требовательные постояльцы. Мой «Овен» способен принять и князя, и бедняка, в зависимости от их возможностей. Хорошо ли вы обеспечены?

— Будьте спокойны. Я ломбардский студент, в Рим приехал, чтобы исполнить обет. Семья обеспечила меня достаточными средствами.

— Ломбардец? Ломбардцы — люди с деньгами, платят исправно, хоть и спесивые. Если хотите отдельную комнату, то я вам ее предоставлю. Дайте только время, чтобы все приготовить.

Он нагнулся поднять матрас, но тут на лестнице послышался топот, и появились трое монахов. Не говоря ни слова, хозяин гостиницы указал им на распростертое тело. Монахи, тоже молча, взяли больного за ноги и под мышки и потащили прочь. Пико вжался в стенку, чтобы грязная простыня не коснулась его. Человек, казалось, ожил и застонал громче, а его рука вытянулась, что-то ища рядом с собой, наверное другую ладонь, за которую можно было бы ухватиться. Но находила только пустоту. Монахи быстро спустились с лестницы, таща свой груз по дороге к смерти.

— Что бы я делал без этих милосердных братьев! — воскликнул довольный хозяин. — Пойдемте, я покажу, что у меня есть для вас.

Через несколько шагов коридор расширился, и они вошли в просторную комнату, освещенную широкими окнами. Все пространство в ней было занято подстилками, брошенными на козлы. Почти на всех постелях кто-нибудь спал. Некоторые постояльцы уже достали свои глиняные миски и завтракали, остальные еще не проснулись.

— Видите, мессер? Все вполне приличные люди, — не унимался хозяин, ведя Пико за собой.

Пройдя еще один короткий коридор за общей спальней, они оказались перед двумя дверями. Хозяин открыл одну из них и пригласил юношу войти.

За порогом его ожидала маленькая каморка со скудным ложем. У окна на полу стояли кувшин и тазик с водой, которая выглядела так, словно ею уже несколько раз пользовались.

— Королевские апартаменты! — удовлетворенно отрекомендовал комнату хозяин. — Как раз рядом с моей спальней. Здесь вы прекрасно устроитесь. Вы надолго хотите задержаться в Святом городе?

— Ровно столько, сколько понадобится, чтобы исполнить мой обет, — сухо отозвался Пико. — Я должен обойти сорок базилик.

— А, полный путь очищения! Похоже, вы хотите основательно наладить отношения со Всевышним. Дорогое удовольствие, учитывая траты на молитвы и пожертвования. Обычно паломники довольствуются четырьмя святыми и уезжают счастливые.

Что-то в тоне хозяина навело юношу на мысль, что он сильно вырос в его глазах. Толстяк бросил на подстилку чистое покрывало, стараясь не особенно ее шевелить.

— Немного предусмотрительности, и блохи не станут вас одолевать. Могу я угостить вас добрым ужином и кувшином вина?

Пико только теперь вспомнил, что не ел со вчерашнего дня. Голод навалился на него вместе с накопившейся усталостью. Он опустился на постель и кивнул.

— Я мигом, — подхватился хозяин. — Приготовлю в лучшем виде. Вам понравится.

Он направился к двери, но на пороге обернулся, словно его одолело сомнение, и внимательно посмотрел на Пико.

— Вы в теле и прекрасно сложены… Думаю, вы не отказались бы от дырочки, предусмотренной самой природой! — хохотнул он. — Или нет? Во всяком случае, дайте только знать…

Как только толстяк вышел, Пико схватил тазик и выплеснул содержимое в окно. В воде на миг отразилось его лицо. Оно было так грязно, что сливалось с темнотой, и только блеск в глазах придавал ему человеческий вид.

Он лежал, растянувшись и уставив глаза в низкий потолок, откуда временами доносился еле уловимый шум. Либо кто-то не желал, чтобы его услышали, и передвигался очень осторожно, либо под потолочным перекрытием возился выводок мышей.

С трудом верилось, что этот грязный угол служил местом встречи колдунов. Должно быть, заведение пришло в сильный упадок или бедолаги, которые валялись в коридоре, и были те самые легендарные личности, в существование которых верил даже такой мудрец, как Марсилио Фичино. А может, они устраивали спектакль с переодеваниями, чтобы скрыть от посторонних глаз собственное коварство?

Тут кто-то постучал в дверь и открыл ее, не дожидаясь ответа. На пороге стояла молодая женщина. Густо набеленное лицо светилось в темноте, как у призрака. В руках у нее была миска и каравай хлеба. За ней шла совсем юная девушка.

Она остановилась у порога, а старшая вошла в комнату и шагнула к кровати.

— Я принесла вам ужин, мессер.

Пико сел на постели и взял суп и хлеб. Увидев, что девушка не уходит, он решил, что она ждет платы за ужин, и потянулся к кошельку, но тут почувствовал ее руку у себя на бедре.

Лицо ее озарила зазывная улыбка, под слоем белил смотревшаяся как гротескная гримаса.

— Я устал, девочка. В другой раз, — помотал головой Пико.

Но она, видимо, привыкла к отказам, а потому, не сдаваясь, продолжала его ласкать, и рука ее медленно, но решительно продвинулась уже до самого паха. Ее товарка тоже вошла в комнату. Она была совсем еще девочка, и ее нежное личико вполне могло бы послужить моделью для головки ангела в какой-нибудь алтарной нише. На худеньком тельце странно выпирал живот, поднимая платье почти до колен.

— Мы с сестрой мастерицы, — сказала старшая, не отрываясь от своего занятия. — Вы не пожалеете. За скудо мы сделаем все, что только захотите.

Пико еще решительнее замотал головой.

— Дайте поесть спокойно. Я устал.

Вторая тоже подошла и принялась его ласкать, приоткрыв губы в улыбке. Ей, наверное, казалось, что улыбка неотразимо соблазнительна, на самом же деле она только еще больше выдавала совсем юный возраст девушки. Вдруг она закусила губу, застонала и поднесла руку к животу.

Юноша содрогнулся и отодвинулся к самой стенке. Девчушка была беременна. Видимо, старшая поняла, что он догадался, и сердито встряхнула сестру:

— Молчи, дура! А вы, синьор, не обращайте внимания на ее положение. Эта дурочка беременна, но будьте уверены, от этого она ничуть не стала хуже, чем раньше. Попробуйте, синьор, прежде чем она пойдет освобождаться… Говорят, у той, что в ожидании, плоть слаще меда…

— Ты что такое несешь? Она что, рожать собралась?

Пико был окончательно выбит из колеи.

— Нет, синьор! Не пугайтесь, время еще не подошло!

Он уже собрался позвать трактирщика, чтобы тот избавил его от девчонок, но у него зародилось подозрение, что тот сам их подослал. Если вдобавок не был их отцом. Ему в голову запало вскользь сказанное слово. Освобождаться… Он прекрасно знал, что оно означает. Его часто шептали солдаты в замке Мирандола, когда какая-нибудь из женщин, сопровождавших войско, беременела. Некоторые шли «освобождаться» под нож хирурга, иные в ярости пытались сами «вытравить» нежеланное дитя. И почти все умирали в страшных мучениях, при полном равнодушии окружающих.

А были и такие, что исчезали из поля зрения, а через несколько дней, измученные и бескровные, возвращались. Живые. Люди говорили, что они доверялись ведьме. В каждой деревне имелась женщина, знавшая тайны тел и трав. Она готовила загадочное зелье, способное вызвать бурную и смертельно опасную реакцию организма, но изгоняющее плод. Никто не знал, что это за зелье. Каждая знахарка ревностно оберегала свои рецепты. Ходили слухи, что они пользовались составами трав, перенятыми у лесных колдунов, или следовали древнему знанию, следы которого терялись в глубине веков.

Пико внимательно оглядел бедняжку. Может, она станет посредником между ним и таинственным миром колдунов?

— К кому ты собираешься повести сестру? Кто должен ее освободить? Я хочу это знать, — решительно произнес он.

Старшая сестра прекратила ласку и в испуге отпрянула, быстрым взглядом приказав младшей молчать. Потом повернулась к Пико.

— Ни к кому. Дети — дар Божий, — смущенно пробормотала она.

А Джованни вдруг осенило.

— Ты ведь знаешь какую-то ведьму, верно? — прошептал он.

Сама судьба владела им сейчас, вложив в его руки живой ключ от двери, за которой прячутся тени. О них говорил Марсилио.

Сестры отчаянно замотали головами.

— Ведьму? Нет, клянусь вам, синьор… — закричала младшая, часто крестясь.

Обе были очень напуганы. Они бросились к двери, но Пико быстрым прыжком успел преградить им дорогу. Зажатые в угол, они дрожали, как пойманные в капкан лисицы. Младшая снова начала стонать от боли, и обе повалились на землю, моля о пощаде.

— Не знаем мы никакой ведьмы, не знаем! — завывали они, хватая юношу за ноги.

Пико наклонился к бедным, дрожащим от страха девчонкам и погладил их по головам, приговаривая что-то ласковое и утешительное. Те понемногу успокоились, и поток слез, превративший набеленное лицо старшей в уродливую маску, иссяк.

Шепча слова утешения, Пико вытащил из кошелька серебряную монету и протянул ее старшей. Та, жадно сверкнув глазами, схватила ее и быстро спрятала под одеждой.

— Я не позову инквизиторов. Мне надо увидеться с ведьмой.

— И вы, синьор?.. — спросила младшая, и на ее лице появилась заговорщическая улыбка. — У вас тоже нужда?

— Нет. Мне известно, что здесь есть место, где собираются служители темных божеств. Ваша ведьма, скорее всего, знает это место.

— А вы… один из них? — прошептала девочка, а старшая сестра вздрогнула. — Вы пойдете на шабаш?

— Я хочу видеть ведьму, — нетерпеливо повторил юноша. — Мне надо.

Девушка пыталась слабо возражать, но под его напором сдалась.

— Ладно, будь по-вашему. Старуха скрывается, найти ее нелегко. Днем она ходит по окрестностям города и собирает свои травы. Но, если хотите, нынче ночью можете с ней встретиться.

— Буду ждать тебя, — сказал Пико, вытаскивая из кошелька вторую монету.

Девушка протянула руку, но он быстро сжал ладонь.

— Потом. Когда сведешь меня с ведьмой.