Картины прошлого.

Какое главное чувство одолевает человека, который находиться в больнице? Правильно. Скука. Ну не хрен здесь делать. Особенно когда дежурная медсестра, женщина преклонных лет, и злая, как тысяча чертей.

Все разговоры между пациентами травматологического отделения уже переговорены, ничего нового уже не скажешь. Скука!!! Особенно вечером, когда уже многие спать ложатся, а к тебе Морфей все не идет.

А на улице весна, девчонки скоро будут бегать в коротких платьях. А ты здесь, среди запахов лекарств.

Я прошкандыбал до туалета. Проклятые костыли! Как же вы мне надоели! Зашел в тамбур перед, собственно, дверями в сортир. Здесь была курилка.

Дверь в одну из кабинок было открыта и оттуда торчала нога в гипсе. Я встал на одну ногу, оперся на костыли и сел.

— Жень, — послышался заговорщицкий шепот из кабинки. — Закурить есть?

Петрович. Врач ему запретил много курить, сказал, что из-за этого у него плохо заживает. Поэтому ему выдавали полпачки его «Примы» на день. Которую он благополучно приканчивал к обеду, а потом стрелял сигареты у «сокамерников».

— Держи! — улыбаясь, протянул я пачку.

Дед выехал из туалета на своем кресле, взял сигарету, отломив фильтр, сунул ее под усы и заехал обратно. Конспиратор, блин.

— Мегера где, не видел? — послышался его голос.

— Ушла куда-то, — ответил я. — Сам видел, как из отделения выходила.

— Це гарно, — ответил дед.

Я почти уже докурил, как с другого конца коридора (туалет был в другом конце от входа), послышались голоса, скрипнули колеса каталки.

— Кажись, привезли кого, — прокомментировал Петрович, выезжая из укрытия.

— Ага, — ответил я, беря костыли.

Дед, тем временем, ловко выехал в коридор, открыв дверь тростью. Рыцарь, блин, с копьем.

По позднему времени, пациентов в коридоре шарилось немного. Мы с Петровичем, да Витя, парень из пятой палаты, так «удачно» прогулявшийся пьяный по стройке, что сломал руку, ключицу и проломивший башку.

Допрыгав до дивана, на котором Витя и сидел, наблюдая за прибытием новенького клиента, я плюхнулся рядом с ним. Петрович в такой мебели не нуждающийся, по причине того, что своя всегда с собой, пристроился рядом с диваном.

— Ты бы дед, шлагбаум-то убрал, — заметил Витя, имея в виду дедову ногу. — А то зацепят ненароком, еще раз сломают.

Я усмехнулся. Так себе, конечно шутка, но и такой рад, когда проведешь здесь больше недели. Петрович же, вняв таки совету, переехал на другую сторону дивана, встав так, что спинка его кресла упиралась в подлокотник дивана, а нога находилась вдоль стены.

На каталке лежал индивидуум определенно мужеского пола. Судя по отсутствию груди, наличию бугра там, где у женщин было гладко, и по щетине на роже.

Скрипнула дверь и из нашей, четвертой, «ходячей» палаты вышел еще один чел. Тоже, как и я, на костылях. Николаем звали.

— Что, новенького привезли? — спросил он, падая рядом (именно падая, по другому сесть на одной ноге трудновато).

— Ага, — ответил Витя.

Собралась, короче, почти вся полуночная братва. У всех нас проблемы со сном. Дед, видимо, уже выспался за всю свою жизнь (да и за два месяца здесь). Витя недавно поступил, еще не может спать, сломанное видно болит. Николаю уже спать надоело, он уже три недели здесь, на выписку скоро. А я…

Не знаю, что со мной. Нет, со сном у меня все в порядке. Со сновидениями вот, что-то не то…

— Вера Ивановна, в какую его? — громко спросил у сидящей за стойкой медсестры Витя.

Та подняла голову, нашла взглядом нас, будто только что увидела. И опять склонилась над какой-то писаниной.

— Вот мегера, — пробурчал Виктор.

В это время, пришли дюжие санитары и, спросив что-то у нее, схватили каталку и покатили по коридору.

— В шестую закатывают, — зачем-то прокомментировал, то, что мы и так видели, Петрович.

— Что, настолько тяжелый? — удивился Коля. — А по нему не скажешь.

Медсестра вышла из-за своей стойки, и прошла в ту же палату. Вскоре санитары вышли, укатив с собой и каталку.

— Давайте по палатам, — грозно сказала женщина, выйдя из палаты. — Не нарушайте режим…

Утром, после завтрака, я сидел в курилке, шлифуя калории дымом. Опять какая-то хрень снилась. Что это, блин, за люди? Никогда их не видел, но во сне они казались такими знакомыми. Я бы даже сказал, родными. Но я! Их! Никогда! Не видел! Какого черта они мне сняться?!

Вот из-за этого и не люблю в последнее время спать. И такие яркие эти сны, я даже не всегда понимаю, что проснулся. Мне иногда даже казаться начинает, что я другой человек. Как бы не это… Я мысленно покрутил у виска. Видать, крепко все же башкой приложился. И раньше-то, сам себе доверия не внушал, но сейчас уже перебор…

Дверь скрипнула, в курилку въехал дед. Закурил, еще свою, сигарету.

— Новенького-то к вам ложат, — сказал он.

— А что так? — поинтересовался я.

— Так Колю выписали, место освободилось, — ответил дед. — А в шестую-то его так, на ночь только определили.

— Жаль, — вздохнул я. — Один игрок выбыл.

Ночью мы, бывало, в карты резались. В «Тыщщу», как говаривал дед. Частенько нас медсестры ругали. Зайдут, бывало в курилку, а там туман. Сигаретный. Да кто-то из нас отчаянно спорит. Правда, выгоняла оттуда только вчерашняя медсестра, «Мегера» между нами. Остальные просто просили не орать.

— Максимом зовут, — добавил дед. — Ногу поломал.

— Ага, — ответил я, чтобы хоть что-нибудь сказать.

Сегодня Олечка дежурит. Хоть чем-то заняться можно будет. Замужем правда она, но пофлиртовать-то никто не запрещает. Тем более, что она не против. Ладно.

— Пойду, — сказал я, бросая окурок в урну. — Знакомиться с новым членом нашей дружной компании.

— Давай, — откликнулся дед, поплевав на пальцы.

Докуривает он всегда до конца. А в конце сигареты без фильтра жгут-с пальцы-то. Ну, что, пора подыматься.

— Эх! — я рывком поднялся, и держась за стену, пристроил костыли на место. Под мышки то есть.

Когда я зашел в палату, новенький спал. Завидую. Время десять, а у человека столько сна, что он еще днем добирает. Хотя.

— Он после наркоза что ли? — спросил я у соседей, кивнув на парня.

Мне кивнули в ответ. Понятное дело, небось в ноге ковырялись. На правой ноге у новенького красовался свежий гипс. Ну, не так и серьезно у него видать, всего-то по колено наложен «цемент».

Я уселся на свою койку, соседняя кстати с вновь прибывшим. Лег, уставившись в потолок.

— Во, слушайте, — сказал Мишаня, самый молодой участник нашей «сборной».

Он постоянно лазил на своем новеньком телефоне по инету, что-то читал, ржал иногда.

— У меня есть сомнения! — зачитал парень. — Я думаю, что моя девушка мне изменила! Это реально проверить? Если её к гинекологу сводить?

Миша сделал паузу и продолжил:

— И что он там увидит? Счетчик входящих?

Палата грохнула хохотом. Григорий, мужик лет сорока, смеялся и морщился одновременно. Ребра поломал, потому как. Смотря на него, становилось еще смешнее.

— Счетчик входящих! — буквально прорыдал мой тезка, Евгений Саныч, пенсионер, нашедший свою яму (и перелом стопы) на своем же садовом участке.

Когда я отсмеялся, то увидел что этот новенький, Максим, смотрит на меня. Взгляд его был еще не совсем осмысленный, сонный.

— Здорово! — сказал я…

… Серьезно познакомиться удалось только на следующий день. В первый день парню было совсем плохо, на все вопросы он отвечал односложно, постоянно проваливаясь в дрему. Мы от него и отстали.

— Ну и как ты так? — спросил Евгений Саныч Макса, когда мы пришли после завтрака, показывая на гипс.

— Не поверите! — улыбнулся тот. — Это на меня свалилось. Буквально. В автобусе, сумкой. Вот сразу с вокзала, сюда и привезли.

— Оригинально, — отметил Григорий. — Таких до тебя еще не было.

— Что врач говорит? — спросил из своего угла Саныч.

— Да, говорит что на неделю — другую я здесь, — Максим постучал по ноге. — А это на два месяца.

— Стало быть, ничего страшного, — заметил Григорий.

— Ага, — Макс поморщился. — Только все равно хреново.

— Это точно, — Григорий тоже поморщился, прижав руку к груди. — Но это еще ничего. Вон дед уже третий месяц тут. Одичал почти.

— Дед? — Макс недоуменно поднял брови, оглядывая присутствующих.

Никого, видимо, кто на это звание тянет, он не увидел.

— На коляске который гоняет, — пояснил Миша.

— И стреляет постоянно сигареты, — добавил Саныч.

— Ага, — Макс кивнул. — Понял.

— Ты где работаешь? — спросил его Саныч.

— Я? — видно Макс не ожидал такого вопроса. — Журналист я. В журнале работаю. «Странник». Не слышали?

— В этом? — Григорий достал из тумбочки журнал.

На его обложке был изображен какой-то мужик, в полевом прикиде. Максим кивнул.

— Часто ездишь везде? — с какой-то завистью спросил Миша.

— Приходиться, — опять кивнул Макс.

— Отдохнешь теперь! — улыбнулся Саныч.

Я все молчал, пытаясь кое-что понять. Я привык уже, что научился определять и характер людей и кем примерно работают. Так вот с Максом я не мог никак разобраться. Для меня показалось странным, что он сказал, что журналист. Никакой нагловатости, мнения свысока.

Вообще, его жесты были удивительно мало информативны. Скупы. Говорили только то, что он и так говорил словами. Это было необычно. А еще его взгляд.

Иногда, особенно в начале, я ловил его на том, что он внимательно, оценивающе так, меня рассматривает. Как сканирует, такое было ощущение.

Еще заметил одну фишку за ним. Он умудрялся разговаривать со всеми. Буквально, с любым человеком. Даже с нашей «мегерой». Я раз увидел, как он, стоит и слушает ее, а та что-то рассказывает, активно при этом жестикулируя…

… - Плохой сон? — спросил Макс, зайдя вслед за мной в курилку.

Я лишь кивнул, затягиваясь сигаретой. Он тоже присел рядом (как-то плавно у него это получается, с костылями-то, будто они ему совсем не мешают). Тоже закурил. Мы сидели одни, была глубокая ночь, все спали.

— Я заметил, ты спишь плохо, — сказал Максим, затягиваясь. — Болит?

— Да не особо уже, — ответил я.

— Душа, я имею в виду, — Макс внимательно посмотрел на меня.

Я нахмурился. То, что мы лежим в одной палате, даже на соседних койках, еще не дает…

— Ты женат? — спросил он.

— Нет, — коротко ответил я.

— А я вот, собираюсь, — мечтательно произнес он. — От девушки своей и ехал. Вот и приехал. Сюда.

Мы помолчали.

— Она ко мне переезжать не хочет, — Максим поморщился и пощупал ногу в гипсе. — Дергает, зараза.

— Хотели тут на днях в лес сходить, — он усмехнулся. — Сходили.

Он замолчал, видно погрузившись в воспоминания.

— А ведь она говорила, не езди, останься, — он помотал головой. — Все говорило об этом. Замок на куртке не застегивался, автобус опоздал.

Я покивал головой, показывая, что слушаю.

— А ты, перед тем как разбился, ничего не замечал такого? — перевел Макс разговор на меня.

— Не-а, — ответил я.

Говорить мне не сильно хотелось. Было даже несколько досадно, что он пришел. Хотелось отойти от этого долбанного сна в одиночестве.

— Я чего спросил-то про жену, — снова решил задать мне вопрос Макс. — Ты постоянно во сне имя одно и тоже повторяешь.

— Да? — удивился я. — Какое?

— Ирина, — ответил парень, снова потирая ногу. — Из-за этого я и спросил.

Я прогнал в голове имена знакомых женщин. Нет, Ирина одна есть, но мы не настолько близки, чтоб я ее имя повторял.

— Ладно, — Макс выбросил окурок, оперся на лавку и встал. — Пойду, может, еще посплю.

— Давай, — напутствовал я его.

Парень встал, взял костыли. Я не сразу и понял, как так получилось. Он как-то странно посмотрел на меня и показалось, что мне на грудь, будто камень опустили, хотя дышать было также легко.

— Не страшно было? — спросил Макс, каким-то гулким шепотом.

— После, было, — будто сами вылетели у меня слова. — А до, только интересно…

* * *

Вечерняя дорога была пустынна. Одинокий всадник летел на железном коне, прочь от города…

… Рев мотора отражался от деревьев, но не бил в уши, а рокотал, будто сытый зверь. Поворот за поворотом, мягко ложиться под колеса асфальт. Алый круг закатного солнца бликнет иногда в зеркалах. Мы одно целое, стелемся над дорогой, дышим вместе. В унисон бьются два сердца — человеческое и железное.

И вот она снова. Проклятая черта, граница. Мотоцикл, будто тоже почуяв ее, стал сбавлять обороты. А, нет. Это моя рука, тело опять предает меня. Все как всегда, но теперь я готов.

Мотор вновь взревел, под сердцем полыхнула боль, будто всадили иглу, незримая грань уже почти осязаема, будто прорываюсь сквозь кисель.

Вспышка! Замелькали какие-то образы перед глазами. Чьи-то голоса. Кто-то зовет меня… Чей-то плач. Женщина плачет, горько, завывая. Вой собаки. Удар…

Еще один. И еще. Глухой треск. Свист над ухом, уходящий в ультразвук. Хлестанул резкий звук, будто выстрел…

… Женщина. Высокая какая. Будто я на коленях стою. Ласково гладит меня по голове. Вид у нее очень усталый. Сильно хочу есть…

… Рыба бьется на леске, разбрызгивая прозрачные капли. Рядом лица. Мальчишеские. Радостные. Вдалеке, на том берегу реки, темнеет лес…

… Девушка. В легком летнем платьице. Идет ко мне навстречу, по тенистой аллее. Почти бежит. Ловлю ее в объятия. Горячие губы тыкаются в мои. Букет цветов. Пахнет весной. Свет солнца, отражаясь от брызг воды в фонтане, разлетается веселыми зайчиками вокруг…

…На ее голове белая кружевная ткань. Смущенно улыбаясь, она одевает мне на руку кольцо….

…Вот она смеется, смотря на меня. А в моих (в моих?) руках ребенок. Мальчик лет трех. Тоже заливисто хохочет. И я улыбаюсь. Подкидываю карапуза, ловлю. А он снова тянет руки вверх, к синему летнему небу. А на глади реки, за спиной у женщины, отражается мост…

… Этот же мальчик. Серьезный с цветами в руках. В школьной синей форме. Кивнув, повернулся и пошел к зданию, видимо школы. Я улыбаюсь. Рядом со мной та же женщина. Что-то говорит мне, поглаживая большой, как арбуз, живот…

… Свадьба. В женихе узнаю того мальчугана. Его невеста, смущенно улыбаясь, сидит рядом с ним, во главе стола. Люди вокруг что-то кричат. Они встают, целуются…

… Девочка, удивительно похожая на женщину рядом с ней. Женщина заплетает ей косы. Что-то говорит при этом. Девочка кивает…

… Опять у меня на руках ребенок. Смешной, совсем маленький, морщит нос. А тот парень, которого я первого держал на руках, стоит рядом с той девушкой, с которой сидел на свадьбе и улыбается. А у девушки улыбка усталая.

Сзади, на крыльце здания стоят люди в белых халатах…

… Та девочка, с косичками, но старше, и уже без косичек. Морща лоб, читает какую-то толстую книгу, что-то записывая, время от времени, в лежащую перед ней толстую тетрадь…

… Эта же девочка, но еще постарше. Протягивает мне книжку. Красного цвета. Открываю. Диплом. И радость, пополам с гордостью перехлестывают через край…

… Машина. Стоит, сверкая лакированными белыми боками под солнцем. Весна. Еще кое-где лежат ноздреватые, серые туши бывших сугробов. Что-то говорю той женщине, которой дарил цветы. Так давно. На ее лице уже видны морщины. Она улыбается, проводит по щеке ладошкой…

… Огромные цеха. Суетятся люди в спецовках. Работа кипит, но мне почему-то так грустно. Так плохо, что слеза подступает. И ненависть. К лощеному мальчику, лет двадцати пяти, который с презрением смотрит на меня…

… Желтые листья шуршат под ногами. Ноги будто ватные. Оборачиваюсь. Вижу застекленное двухэтажное здание проходной. Лица людей, стоящих на крыльце. Они все хмурые. Улыбаюсь им через силу…

… Подхожу к дому. Не серой коробке многоквартирного муравейника, а собственному дому. Усадьба, как, шутя, говорила та женщина, которая девушкой бежала ко мне теплым весенним днем.

Слабая гордость, все же пробивается через поток уныния и грусти. Он красив, этот дом. Высокий, большой. Светлый, подсказывает память. Наличники резные, крашеные в разные цвета. На воротах целая картина. Три богатыря. Немного коряво, но это же не холст.

Подойдя, я сел на лавку возле забора. Даже не сел, а рухнул на нее. Трясущейся рукой стащил с головы кепку.

В груди сильно закололо. Вдруг перестало хватать воздуха, в глазах все расплылось.

Земля жестко ударила в бок. Сквозь туман услышал торопливые шаги, встревоженный голос. Крик. Женщина кричит…

… Белые халаты. Почему-то я смотрю на них сверху, на людей в белых халатах. Они суетятся, кричат что-то друг-другу. И вдруг его дернуло. Сильно. Потащило вниз, мгновенное ощущение падения…

… Лес. На другой стороне реки. Тени от туч пятнами ходили по лугу, который тянется от реки до деревьев. Он сидел на пригорке. За спиной стена из досок. В руках клюка. Руки лежащие на ней, будто пергаментные.

Женщина, та самая девушка, что бежала к нему по аллее. Уже совсем старая. Улыбаясь что-то говорит ему. Садиться рядом, показывает фотографии.

Он узнает людей на них. Вот тот младенец, которого он, кажется, еще недавно держал в руках, смотрит на него на фоне самолета. На плечах молодого парня, с красивым волевым лицом, четыре маленькие звездочки.

Девочка с косичками. Такая деловая. А на другой карточке, под руку с каким-то мужчиной. Вся в белом. Явно свадебное фото.

Тот мальчуган, которого он подкидывал в небо. С той девушкой, своей женой. А перед ними стоят еще три человека. Уже виденный в форме юноша, только сейчас в гражданке, девушка, чуть помоложе его, но с такими же пронзительными голубыми глазами. И мальчик, лет десяти. И такой же взгляд, но не голубых, а серых, как у матери, глаз.

Последнее фото. Девочка с косичками держит на руках ребенка. Почему-то одна. Я чувствую и жалость к ней, и злость на того, кого рядом с ней нет…

… Светлый сад. Я иду по нему, без осточертевшей палки. В теле воздушная легкость, как в детстве. Меня встречает женщина в таких светлых одеждах, что даже кажется, что они светятся. Я узнаю ее. Это она гладила маленького меня по голове. Она улыбается мне, я ей. Мне так хорошо. Ушла из груди привычная тяжесть, взгляд остр, без мутных пятен по бокам, не дрожат от усталости ноги. А какой воздух! И вдруг кольнула грусть. Кажется, будто зовет кто-то. Он так далеко, что еле слышно. Я будто что-то забыл сделать.

В растерянности останавливаюсь. Женщина кивает мне, все также улыбаясь, бесконечно доброй улыбкой…

… Люди. Сидят за столом. Черные одежды. Не слышно смеха. Та женщина, что показывала мне фотографии, сидит во главе стола. Она периодически поглаживает ладонью по скатерти, и время от времени бросает взгляд на чье-то фото, стоящее в шкафу с посудой.

Все те, кого я видел на фотографиях, сидят здесь. Та девочка с косичками, уже взрослая женщина. Рядом с ней девочка лет пяти, очень похожая на…

… На ту, что сидит во главе стола…

… Вспышка. Все скрывается в ослепительном свете…

… Под ухом шуршит. С трудом открываю глаза и вижу, не спеша крутящееся колесо. Об него трутся сухие стебли прошлогодней травы.

Откидывать стекло на шлеме нет нужды, так как стекла нет. Звук подъехавшей машины, голоса.

Кто-то трогает меня за плечо. Пытаюсь приподняться, резкая боль в ноге, чуть не выбивает только что вернувшееся сознание. Стон все же вырывается сквозь стиснутые зубы.

Правый глаз щиплет. Будто мыло в него попало. Я никого не вижу, только силуэты…

… Рывком сажусь на кровати. Окно. В нем звезды. Сквозь щелку в неплотно прикрытой двери, падает лучик света.

Опять этот сон. Вытерев рукой выступивший на лбу пот, чувствую как бешено бьется сердце. На возмущение уже нет сил. Каждую ночь одно и тоже. Когда же это закончиться…

В темноте не сразу нахожу костыли. Правый чуть поскрипывает, когда я иду по коридору. Навстречу попадается Света, дежурит сегодня.

— Что, голова опять болит? — спрашивает она.

— Да нет, просто покурить захотелось, — отвечаю улыбаясь.

— Герой! — отвечает она, укоризненно. — На тебе же лица нет, белый весь.

— Как нет? — притворно пугаюсь я, хватаясь за свой фейс. — Украли!!

— Может все-таки таблетку дать? — интересуется, улыбнувшись, девушка.

— Спасибо, Свет, — я тоже улыбаюсь. — Не надо. Сейчас, покурим, само пройдет.

В тишине ночи, слышно даже, как потрескивает табак в сигарете. И уж тем более слышно шаги. Да еще когда человек идет на костылях. Поэтому появление Макса для меня неожиданностью не стало.

— Хреново выглядишь, — сказал он, садясь рядом.

— Потому и в больнице, — ответил я.

— Опять сон? — спросил он.

Просто киваю. Помолчали, пыхая иногда сигаретами.

Макс докурил, бросил окурок в урну и зашел в туалет, точнее допрыгал, держась рукой за стену. Моя сигарета тоже закончилась. Надо пойти, прилечь, вдруг опять удастся, как позавчера, просто поспать.

Сердце замерло, когда я услышал тот сухой треск. Костыль! Второй бесполезно проехал по плитке, и я с ужасом понял, что лечу спиной вперед.

— Держу! — послышался голос и в спину уперлись руки.

И тут я инстинктивно оперся на больную ногу.

— А, дьявол! — буквально зарычал я, от боли, которая прошила тело, будто спицу воткнули.

Перед глазами поплыло…

… - Ну, как он? — послышался голос откуда-то издалека. Мужской голос.

— Да как. Не очень! — ответила уже женщина. — А он все хорохориться. Герой.

Я открыл глаза. Курилка. Надо мной склонилась Света, сзади нее стоял со встревоженным выражением лица Макс.

— Я в порядке, — пробормотал я, садясь.

— Вот, — указала на меня Максу девушка, сдвинув брови. — Сотрясение мозга, а мы по ночам бродим. И курим, как паровоз.

— Да я просто поскользнулся, — попытался оправдаться я. — Кто же знал-то, что эта деревяха сломается!

— На ногу наступил? — спросила девушка, нахмурясь.

Я кивнул.

— Так, — она присела, осмотрела гипс. — Болит сейчас?

— Да не сильно, — покачал я головой. — Дергает немного.

— Завтра Петру Алексеичу скажи на обходе, — Света поднялась.

Я кивнул. Девушка внимательно посмотрела мне в глаза.

— Слушай, Свет, ты, когда серьезная, еще красивее, — клянусь, на автомате выдал я. Правда, голос оказался не совсем бодрый. Сиплый голосок такой.

Девушка покачала головой. Но улыбнулась.

— Сиди уж, герой, — сказала она. — Сейчас другие костыли принесу.

Скрипнула дверь.

— Спасибо, — сказал я Максу, про присутствие которого я, честно говоря, позабыл.

— Да не за что, — ответил тот, садясь на лавку напротив.

Я похлопал по карманам, достал сигареты. Перед глазами еще немного плыло. Руки слегка подрагивали, когда я прикуривал.

— Когда нибудь меня рядом не окажется, — сказал вдруг Макс. — И все может кончиться хуже.

Я с удивлением посмотрел на него. Он что, еще на благодарность нарывается?

— Случайности, это результат наших желаний изменить что-то, — продолжил он, как-то странно смотря на меня.

Он глядел одновременно и на меня, и куда-то, вроде как, сквозь меня, что ли. При этом глаза его, казались… Будто стеклянные, неживые. Бр-р-р. Какой страшный взгляд.

Дверь скрипнула, зашла Света.

— Держи, — протянула она мне костыли.

— Ага, — ответил я, с трудом оторвав взгляд от Макса. — Спасибо, Светочка.

— Ладно, уж, — ответила она, улыбаясь. — Не падай больше.

— Постараюсь, — тоже улыбнулся я.

Когда девушка ушла, я вновь посмотрел на сидящего напротив Максима.

— Что ты имел в виду? — спросил я у него.

Он вздохнул, затянулся сигаретой.

— Почему я здесь? — ответил он. — Потому, что я никак не могу определиться. Пытаюсь быть сразу везде. А Путь только один.

Он явно выделил интонацией слово «путь». В секте он что-ли какой?

— Теперь я понял, — он смотрел куда-то в потолок. — Но для этого пришлось упрятать меня сюда.

— Упрятать? — спросил я его.

Странный у нас разговор. А казался нормальным. А теперь говорит, словно пациент дома скорби.

— То есть, ты считаешь нормой, каждую ночь орать Ирина? — спросил меня Макс.

Я удивленно глянул на него. Не понял?

— Твои мысли у тебя на лице написаны, — с улыбкой произнес Макс. — Нет, я не псих.

— Я такого не говорил, — произнес я, досадуя, что мои эмоции прорвались наружу. Блин, крепко все-таки меня приложило, давно я уже так не открывался.

— А еще я думаю, что я попал сюда, чтобы поговорить с тобой, — сказал Макс. — Ты последнее дело, что у меня осталось в этом городе.

— Чего? — не понял я.

— Ты веришь в судьбу? — спросил он в ответ.

— Ну, так, — пошевелил я пальцами в воздухе.

— Один человек, с которым я недавно познакомился, сказал мне однажды, — Макс затушил сигарету о край урны и выбросил окурок. — Судьба это не раз и навсегда прочерченный путь. Это скорее контрольные точки, какие-то люди, события, через которые мы обязаны пройти.

Максим внимательно посмотрел на меня.

— Вот только в каком качестве мы их будем проходить, зависит он нас, — завершил он мысль.

— Оригинальная теория, — сказал я, подумав.

— Да, — согласился Макс. — Я ведь случайно оказался здесь. Случайно пошел ночью в туалет. И случайно поймал падающего человека, у которого случайно сломался костыль.

И он, не вставая, взял свой костыль и, подняв, положил на край железяки, что торчала из стены. Видимо она осталась от старой батареи. В смысле на ней батарея и висела. Сейчас трубы были заглушены, батарея убрана, но железяку, так никто и не убрал. Только чего это Макс, на нее внимание обратил?

Сердце у меня вдруг сжалось. По спине пробежал холодок. Я без труда вспомнил свое положение, когда падал. Словно кто-то включил проектор у меня в голове. Дверь, взлетает вверх второй костыль, я лечу назад…

— Забавно, — хрипло произнес я.

— Ага, — ответил Макс. — Мне, в свое время, тоже это таким казалось.

Он убрал костыль, достал новую сигарету, прикурил.

— Ты ведь не просто так погнал тогда? — спросил он.

Я качнул головой. Я находился в какой-то прострации. Воображение рисовало, что могло произойти. Мне казалось, что я даже услышал хруст кости… Глухой стук тела, падающего на пол…

— Ты едва не получил, то, что хотел, — донесся до меня голос парня.

— Убиться я вряд-ли хотел, — пробормотал я.

— Именно этого ты и хотел, — как-то буднично произнес Макс. — Точнее не ты сам.

— А кто? — озадаченно произнес я.

— Сила, не имеющая точки приложения, цели, уничтожит своего носителя, — сказал, будто процитировал Максим.

— Сила? — мне показалось это каким-то пафосным.

— Скоро подъем, — вместо объяснения сказал Макс. — Завтра поговорим, хорошо?.

Он поднялся, взял костыли.

— Пойдем, еще пару часов подушку подавим, — произнес он.

* * *

— Прямо как у Булгакова, — произнес Макс, осматриваясь.

— Только больница другого профиля, — откликнулся я.

Я сидел в курилке, когда он пришел. Не любил я находиться в палате, когда все засыпают. Я вообще в ней не любил находиться. Оставалось лишь одно, ждать пока все уснут.

В этот раз шаги и стук костылей об пол я услышал. Макс зашел, сел напротив, закурил. Мы помолчали, а потом он и выдал про Булгакова…

… - Знаешь, теперь я понимаю Игоря, — сказал Макс после паузы.

Я молча ждал объяснений.

— Мой без преувеличения, учитель, — пояснил Максим. — Он сказал, что самое трудное, это начать.

Он затушил сигарету о край урны, выбросил окурок.

— Как ты относишься к интуиции? — спросил Макс, внимательно глядя на меня.

— Полезная штука, — ответил я, немного удивившись такому вопросу.

— Я тоже так считаю, — парень вздохнул. — Поэтому, когда мне вчера захотелось прогуляться до туалета, я пошел.

Я опять предпочел отмолчаться.

— Я жил обычной жизнью, — Макс потер виски. — Кажется, это началось так давно. Я будто целую жизнь прожил с той поры.

Он вдруг как-то странно посмотрел на меня. Не тем стеклянным взглядом, другим. У меня внезапно возникло чувство, как будто по мне пробежали мягкие, почти невесомые лапки. Я прищурил левый глаз (его чуть защипало, видно от сигаретного дыма).

— Хотя сейчас я понимаю, я только и начал жить, — Макс отвел взгляд. — А до того лишь пытался не утонуть в болоте.

Он устремил взор куда-то вверх, в угол.

— Дни шли за днями, а я все пытался жить получше, — голос парня изменился. Он стал каким-то отстраненным что ли. — Но с каждым днем становилось все хуже. Я не жил, я существовал, как во сне. Работа, дом, работа. Пьянки по выходным.

Он вздохнул.

— А иногда проснешься ночью, и лежишь. В голове ни одной мысли, только какое-то непонятное, чертово хотение. Ожидание чего-то.

Макс достал пачку, взял сигарету.

— Медленное умирание, вот на что это похоже было. Хотелось в жизни чего-то другого, чем пописывать статейки, вытаскивая грязные трусы тех, кто наверху всего этого дерьма. Или высасывая из пальца сенсацию из того, как кто-то по-пьяни, что-то сделал.

Щелкнула зажигалка, зажегся огонек, отбросив пляшущие тени за его спиной. Синеватый дымок от сигареты заструился вверх.

— Друзей у меня не было. Собутыльники не в счет. Все свободное время, — он усмехнулся. — Свободное от «важных» дел, я пропадал в Инете. Общался. Тогда мне это казалось нормальным, иметь друзей там. Можно говорить, что хочешь, а не хочешь, просто не пишешь тому человеку, который надоел. Наверно, такое общение специально придумали, чтобы человек никогда не вылезал из всего этого. Чтобы не дай бог, не задумался, что он уже почти растение. Какими офигенно умными мы себе кажемся там, на всех этих долбанных форумах, чатах и в другой хрени. А поговоришь с таким «интересным» в реале, тошнит тянет. Куча дерьма и пафоса.

Макс в сердцах сплюнул в урну.

— И ведь я был таким же. Умнее всех, млять, — мрачно проговорил он.

Он несколько раз яростно затянулся. Мне (почему-то?) не захотелось вставлять в этот момент что-то свое. Я просто сидел и ждал продолжения.

— Кто знает, как бы я закончил, — голос парня зазвучал глухо, так как он опустил голову. — Стал бы очередным куском говна или просто сдох. Мне сейчас того Макса нисколько не жаль. Одни «хочу» в голове. Ну и что?

Он, казалось, уже сам с собой разговаривал.

— Ну и что? Да, нас обрабатывают, каждый день, каждую минуту, чтобы мы не забывали своего места. Чтобы гребли свое дерьмо и не лезли наверх. А кто забывает, того просто на обочину! И все грехи на него! Там он и загибается…

Он замолчал, но казалось, эти слова еще висят в воздухе. Я даже боялся вздохнуть погромче.

— Даже музыку и ту слушаем такую, чтоб не дай бог, не напрячь мозги. Два притопа, три прихлопа и пиздец. Нужно проще жить! Куда уж проще и так как скотина. Пожрать, потрахаться, да поспать. И плевать, кто доит! Лишь бы все это давали.

Он посмотрел на меня. Я даже поежился, такой яростный был этот взгляд.

— И ты это понял, так? — слова упали, будто булыжники. — И хотел это закончить?

Я хотел, было, возразить. Во мне вдруг проснулось желание поспорить. И вовсе не так! И неожиданно я понял, что…

Я лишь молча кивнул, нахмурясь.

— Но другой путь есть, — продолжил Макс, уже спокойным тоном. — У каждого. Нужно лишь просто увидеть его. И найти смелость пойти по нему. Поэтому, полагаю, я и очутился здесь. Я твоя ключевая точка…

* * *

Я сидел на скамейке в парке. Было совсем по-летнему тепло. Прогуливались другие пациенты. И даже девчонки красивые попадались…

Что нового сказал Макс. Ничего. Я это и так все знал. Знал…

Но мирился с этим, наверно, в этом дело. Видел, слышал, морщился от пафосных речей произносимых с трибун, от жизнерадостных рекламных уговоров, но терпел.

Что произошло со мной в то утро? Честно говоря, я не решался до сих пор разматывать этот клубок. Зачем я поехал тогда? Зачем…

Я просто поехал. Я встал утром, побрился, долго стоял, смотрел на свое отражение в зеркале. Накануне мы закончили проект для одной сети строительных магазинов. Отметили. Не сильно, в меру.

И вдруг тогда я понял, что теперь, даже если меня не станет, наша с Олегом фирма будет и дальше работать. Ребят мы набрали грамотных, с фантазией. Способных потянуть любой проект, хоть «быстрожрачку» сделать, хоть выборы.

Мы веселились. Все было хорошо. А утром я впервые за долгое время встал без необходимости о чем-то думать, искать новые пути, новых клиентов.

И понял, что я никто.

В смысле, что я и есть работа. Еще немного всякой хрени, типа памяти, опыта. А так, я лишь винтик. Хитро сделанный, с оригинальной резьбой, но лишь винтик. Может даже и важный, но при необходимости, легко заменяемый.

Я смотрел на себя в зеркало, видел еще молодого парня, не красавца, но и не урода. По сравнению с тем, что я видел лет в тринадцать, небо и земля. Что же случилось дальше?

Я пошел на кухню. Сделал себе кофе. Вышел на балкон. Долго стоял, курил. Смотрел, как нехотя просыпается город в субботнее утро. Как красит в малиновый цвет окна напротив, восходящее солнце.

И не видел дальнейшей жизни.

Я не видел, что еще покорять. Жизнь наладилась, несколько лет упорного труда, на износ, бессонные ночи. Я даже за завтраком уже работал, листая страницы в инете. А сегодня впервые за много дней, я даже не включил комп.

А что потом?

А потом я увидел проезжающий мотоцикл. И вспомнил одну из баек Бороды…

* * *

… Костер потрескивал сырыми ветками. Вокруг костра сидели люди, одетые в кожаные куртки. А один из них держал в руках гитару. Люди молчали.

А в тишину леса неслись гитарные переборы. «Беспечный ангел», Арии. Наконец, гитара смолкла, последняя нота вонзилась в серое небо.

— Всегда, когда эту песню слушаю, Седого вспоминаю, — произнес, наконец, после долгой паузы Борода, самый старший на вид мужчина. — Прям как про него писана.

Он замолчал, уйдя в себя. В его глазах отражалось пламя костра.

— Нам тогда лет по шестнадцать было, — неожиданно продолжил он. — Кому больше, кому меньше. Был Советский Союз, нас гоняли за длинные волосы, за то, что мы рок слушаем. Тогда нас так и называли — рокеры.

Зашевелившийся было народ, снова притих. История от Бороды! Они никогда неинтересными не были! Более того, его постоянно просили, что-нибудь рассказать. Вот только он делал это не всегда.

— Седой, тогда еще его звали просто Серега, любил два дела в жизни, — Борода улыбнулся. — Девчонок кадрить и мотоциклы. Причем последнее больше. Он мог сутками ковыряться во всяких Ижах, Уралах, Минсках. Тогда только такая техника была.

Борода глубоко вдохнул.

— Выглядел он здорово. Высокий, мощный, длинноволосый. Я ему тогда завидовал отчаянно. Стоило ему в компании появиться, всё, все девки его. Да и было за что его любить. Он был образец. Рыцарь. Сколько рож набил, за нас и за девчонок. Его из технаря, где он учился, выгоняли раза три. Не любил он ни перед кем лебезить. Всегда говорил напрямую. Правду.

— И однажды, он пропал. Мы, поначалу, не сильно волновались. У него уже такие моменты были. Частенько на все выходные мог умотать куда-нибудь.

— А тут он вечером приехал, — Борода помотал головой. — И нам всем жутко стало. Он был полностью седой. После этого кличка к нему и прилипла.

Мужчина замолчал, вновь переживая те моменты.

— А отчего он поседел? — тихо спросила сидящая рядом с ним девушка.

Борода помолчал, глядя на костер.

— Он ничего не говорил поначалу, — мужчина покивал своим мыслям. — Он будто вообще другим человеком стал. Все больше стал молчать. Закроется в своем гараже, и сидит там, только ключи звякают, да музыка играет.

— А как-то раз, мы пришли к нему, — Борода помрачнел. — А он сидит возле гаража, просто сидит и все. И смотрит в небо. Спросил, не хотим ли мы по пивку жахнуть.

Мужчина снова замолчал.

— Вот за пивом, он и рассказал нам все, — тихо произнес он после длинной паузы.

* * *

История Седого.

В тот день, я решил прокатиться, проверить Урала, только движок ночью перебрал. Выехал с утра пораньше. Поехал в сторону Алапаевска, там движение поменьше.

Мотор работал, как часы. Что не могло не радовать. Было в нем одно сомнение. Поршня я не очень хорошие воткнул, других не было просто. Но ничего, нигде, и я успокоился. И, правда, чего гоняться и хуже ставили.

Город проехал быстро, уже через полчаса на трассу выскочил. День-то выходной, машин практически не было. Проехал километров двадцать и мне показалось, что клапан застучал. Тормознул послушал. Нет, показалось. Ну и заодно покурить решил. Курю, рядом Урал молотит. А мне все кажется, будто рядом, такое ощущение, еще один движок работает. Фигня в общем какая-то.

Но это ладно. Поехал дальше. Еду, а мне все равно кажется, будто рядом еще один мотоцикл едет. Я даже нет, нет, в зеркала гляну.

Ехал, ехал и вдруг, такое желание остановиться накатило. Вот не хочу дальше ехать и все тут! Остановился. Закурил.

Стою, пачку «Космоса» кручу в руке. И тут снова, движок услыхал. Только теперь, будто кто-то за поворотом дороги едет, в мою сторону. И тоже на Урале. И, блин, движок так классно работает! Прям как мой!

Ну решил подождать, посмотреть, кто это гонит. Вдруг кто-то из наших. Но звук приближался, приближался и стих. Что за хрень?

Когда обратно сел опять такая же фигня. Вот неохота ехать вперед и все! Тянет назад, как будто из дома год назад выехал. Плюнул я тогда на эти чертовы мысли и решил ехать дальше.

Еду, ощущение это прошло, а потом вдруг опять звук мотора. Да так реально, будто этот мотоцикл рядом едет! Все думаю, пора заканчивать с ночным ремонтом. Всякая хрень мерещиться!

А потом я не понял, что произошло. Кажется, вот только же, по трассе ехал. Очухиваюсь, я по обочине лечу, деревца маленькие да кусты собираю. Еле успел вывернуть, прямо в дерево летел!

Заснул я, похоже, после почти бессонной ночи-то. Вот и съехал с дороги. С «Урала» слез, еле пачку открыл, чтоб сигарету достать. Буквально рядом со смертью пролетел!

Стою, курю, а какое-то ощущение покоя не дает. И тут я вспомнил, что перед тем как на трассу обратно выехать, я успел заметить, буквально краем глаза, будто кто-то мимо меня проехал. А может, почудилось, я в таком состоянии был…

Постоял я покурил, а потом обратно поехал. А домой приехал, и вот такая фигня с волосами…

* * *

На поляне повисла тишина. Борода замолчал, сидел и глядел в костер.

— А дальше что было? — спросила наконец Юлька.

— А на следующее утро он уехал, — Борода нахмурился. — Я его последний и видел. Я еще спросил его, куда он. А он ничего не сказал, только улыбнулся, как прежде, своей светлой такой улыбкой. И уехал. Больше мы его и не видели. Его потом и родители, и с работы, и менты искали. Но он пропал. А я все вспоминал, что он говорил. Он сказал, что это точка невозврата. Предел, за который если заедешь, обратно не вернешься. Он часто вообще, любил поговорить о смысле жизни, и другом таком же.

Борода взглянул на небо.

— А потом я сам также попал. Все как он описывал. Дорога без машин, звук движка. Я все хотел понять, куда он тогда делся, ездил по этой дороге. И вот однажды чуть не приехал.

Мужчина вздохнул.

— Мне потом рассказали, что мотоцикл мой буквально в комок железа превратился. Доктора все говорили, что я везунчик, если бы из седла не вылетел, то не лечили, а хоронили бы меня. А так только ключица, да сотрясение.

Борода устремил взгляд куда-то вдаль.

— А мне вот до сих пор кажется, что увидел я его. Седого. Увидел стоящий на обочине Урал. А рядом с ним его. Вот так…

* * *

— Ты веришь своей интуиции? — спросил Макс.

Я удивленно посмотрел на него, но кивнул. Чего это он, одно и тоже спрашивает? Забыл что ли?

— Это хорошо, — сказал парень, будто не замечая моего удивления. — Тебе будет проще.

— В чем? — не удержался я от вопроса.

— Проще поверить, — чуть усмехнулся Макс. — Когда тебе покажется, что я горожу чушь, то послушай ее.

Странное вступление. Макс, как и вчера, пришел, когда я сидел в курилке. Прямо место встречи, которое не изменить. И то, правда, куда мы денемся с подводной лодки?

— Иногда, в прошлой жизни, — Максим говорил, смотря куда-то в стену, — Я мог выйти на балкон. Стоять и смотреть, как восходит солнце. И мне было хорошо…

… - Я как будто растворялся в алом мареве, — продолжил он, после паузы. — Все становилось неважным. Жизнь, проблемы, работа, люди. Они все оставались там, где-то за полыхающим кругом… В это время, все казалось другим. Таинственным… Наполнялось каким-то иным смыслом… Мне казалось, что вот еще чуть-чуть, и я пойму что-то очень важное…

— Но всходило солнце и все становилось привычным, серым, — на лицо Макса будто упал тень, настолько оно помрачнело. — И тот голос, что я уже почти понимал, снова пропадал в шуме дня.

Он на автомате затушил сигарету, которая догорела во время его монолога. Тут же достал следующую.

— Я потом начал избегать этих моментов, — парень мял сигарету в руках. — За эти несколько мгновений блаженства, потом приходилось платить днем, а то и больше уныния. И я, по тогдашней своей привычке, вместо того чтобы задуматься, почему так, просто сбежал. Сердце так тяжело слушать.

Он все мял сигарету, глядя невидящим взором в пол.

— Мы почему-то думаем, что будем жить вечно, — зазвучал опять его голос. — Что есть еще куча времени. Но вот заходит солнце, и понимаешь, что уже ничего не успеть. И так хочется вернуть тот миг, постоять на балконе, глядя, просто глядя, без цели, на светлеющую полоску неба.

Макс прикурил, наконец, сигарету.

— И понимаешь, как много упустил. Сколько осталось ненаписанных тобой стихов, несыгранных мелодий. Так мало успел сделать того, от чего полнит душу тихий свет, от которого на глаза наворачиваются слезы. Все! Ты уходишь, и не остается от тебя ничего. Только фото на памятнике.

Макс поморщился, потер ногу, вытянул ее вперед.

— И остается только тоска. Она начинает преследовать тебя, вылазя в самый неподходящий момент. Начинаешь ненавидеть вечера, не наполненные хоть чем нибудь, все начинает надоедать и раздражать. Люди, вещи, события… Все время хочется заснуть и не просыпаться. Ненавидишь утро, которое вырывает из спасительного сна, ненавидишь день, который никак не кончиться, ненавидишь вечер, бессмысленное шарахание из угла в угол…

Макс покрутил головой, разминая шею. Откинулся на стену, поднял глаза и стал глядеть в потолок.

— Ты пытаешься это все заглушить. Всем, что попадается под руки. На время отпускает. Уже не можешь долго находиться в одиночестве, убиваешь, как можешь, свободное время, наполняя его пьяным угаром, новыми знакомыми, имена которых потом, и не помнишь. И в конце концов срываешься.

Максим вздохнул, сбил столбик пепла в урну.

— Наступает момент, когда ты уже не можешь сдерживаться. Не остается сил, терпеть. И тебе не кажутся неправильными самые радикальные методы. Тебе стает плевать и на себя, и на жизнь, и на окружающих, и на запреты. Плевать на все… Наступает такое состояние, когда издерганный мозг просто выпадает в осадок. Просто отрубается и все. И первый же попавшийся вариант, принимается к исполнению…

Макс замолчал. В уши влезла звенящая тишина…

* * *

Я никак не мог сосредоточиться на книге (Олег, по моей просьбе, их штук с десяток приволок). Картинка постоянно сбивалась и я вместо приключений главного героя, вместо горных кряжей Атлантора, воинов в доспехах, высоких стен замков, видел лишь буквы, строчки… Поймав себя на том, что я просто замираю и тупо гляжу на страницу, понял, что читать не получиться и со вздохом отложил книгу.

За окном буйствовал май. Тучи, что ходили кругами с утра, более-менее разошлись, и солнце беспрепятственно разливало свой свет. Пойти гульнуть что ли, что тут то сидеть?

Я увидел эту девушку, едва повернул за угол. Сначала что-то так, почти неуловимо. Но мозг, в условиях истощения впечатлениями, сразу ухватился за что-то новое.

Чем ближе она подходила, тем больше я понимал, то не зря, совсем не зря я обратил на нее внимание. Сначала я увидел движения. Как она шла! Не этой вихляющей походкой модной бля…, в смысле модной дамы, но и не попирала землю по манере феминисток и тому подобного «зверья».

Она просто шла. Легко и свободно, походкой человека, который привык много ходить. Но в тоже время… Мужики на нее оборачивались. Она шла не как самка. Она шла как женщина, настоящая женщина.

Боже мой, держите меня… Так она ко всему, еще и красива… Блин! Я опустил взгляд, чтоб (я не преувеличиваю!) придти в себя. Что реально у меня помутилось в глазах. Что за черт… даже сердце как-то не так забрякало. Надо же…

Я поднял снова взор, когда она уже проходила мимо меня. Ух! И почему-то не поворачивается язык, назвать ее как-нибудь «цыпочкой» или «лапочкой». Просто королева. Снежная.

Взгляд ее полоснул по мне, обдав таким холодом, что если бы я не знал, то подумал, что я, чем-то, круто ей насолил. Ее глаза буквально на секунду посмотрели в мои, и я аж поежился. Так и хотелось выставить руки, и бормотать, что я не виновен!

Девушка прошла, повернула за угол здания. И тут я с присвистом втянул воздух. Во дела, я оказывается аж дышать перестал!

Однако. Как пыльным мешком по голове. Я помотал головой. Странно, от других женщин, девушек, остается хоть какие-то впечатления о внешности. Сейчас у меня перед глазами только ее взгляд.

Да, к этой девушке, струны искать, я бы сильно подумал. Прямо потряхивает, от какого-то странного ощущения, которое уловил. Никак не разберу. Не власти, не превосходства или высокомерия…

… Ощущения, не побоюсь этого слова, величия. Силы знания. Хм, такое примерно ощущение, я уже ловил. Давно, еще в детстве… Из-за «любимых» одноклассников, я почти перестал спать. Да… И мама, поводив меня в больницу и видно разочаровавшись во врачах, привела меня к одной женщине.

Как я понимаю, на меня делали какой-то наговор. Женщина, в преклонных довольно годах (хотя, для ребенка, все взрослые кажутся старыми), когда она открыла нам дверь, произвела на меня схожее впечатление… И в ее глазах, тоже теплился огонек странного знания…

* * *

Максим, уже привычно, появился для вечернего разговора. Зашел, поставил костыли в угол, сел на скамейку напротив. Достал пачку.

— Скажи, а зачем ты это все мне рассказываешь? — решил я нарушить обычный протокол.

Максим чуть заметно улыбнулся.

— Когда-то это рассказывали мне, — ответил он. — И на мне теперь долг.

— Долг? — удивился я.

Парень кивнул.

— Тогда помогли мне. Я должен помочь следующему, — щелкнула зажигалка, он прикурил и, выпустив клуб дыма, закончил мысль. — Нас слишком мало, для естественного отбора.

— Нас? — я все больше удивлялся, так дико прозвучали для меня эти слова.

— Идущих путем Духа, — ответил Макс, так просто, буднично, будто говорил о погоде. — Или стоящих на самом пределе, чтобы пойти по нему.

Мне показалось, что на мгновение, на ничтожную долю секунды, я увидел… Или мне показалось… Что-то будто пролетело перед взором, когда Максим сказал эти слова… Будто перед глазами быстро мелькнула нитка, или дым… Исказив линии предметов…

Я мотнул головой. Что-то в последнее время, мне слишком много кажется. Так дойду до того, что я сам себе покажусь!

— А почему ты решил, — спросил я. — Почему ты думаешь, что я иду, как ты сказал? Духом?

— Несколько причин, — спокойно ответил Макс, словно не заметив ноток недоверия к его словам в моем голосе.

Я вопросительно уставился на него.

— Образ жизни, — Максим посмотрел на меня. — Нет, я не имею в виду, ту жизнь.

Он махнул рукой в сторону окна за моей спиной.

— Мне достаточно того, как ты ведешь себя здесь, — завершил он фразу.

— А что не так? — чуть прищурился я.

— Знаешь, когда переходишь предел, — Макс опять начал смотреть куда-то за меня. — Многое становиться таким очевидным, простым. Многое начинаешь замечать из того, на что раньше не обращал внимания.

Макс тормознул объяснение, о чем-то задумавшись. Я решил не торопить его, просто подождать.

— Как ты будешь жить, когда выйдешь отсюда? — спросил вдруг Максим.

Я привычно начал раскручивать в голове картины работы… И вдруг понял, что… Картинки уплывали из головы, как вода сквозь решето. Я не мог сосредоточиться ни на чем конкретно. Все было общим, смутным…

— Работать, — тем не менее, ответил я.

— Задумался бы ты раньше, как сейчас, при этом вопросе? — снова спросил Макс и не давая мне ответить, спросил еще. — У тебя есть мечта? Заветная какая-нибудь, но реальная, которую в принципе когда-нибудь можно выполнить?

— Э-э…, - протянул я, соображая.

— У тебя много друзей? С которыми ты видишься часто? — закидывал вопросами Макс.

И тут я понял (сам же иногда, такую фишку использую), что ему не очень-то и нужны мои ответы. Он наблюдает мою реакцию на эти дела. И время от вопроса до ответа отслеживает.

— Ты прав, — отрывисто бросил я, навалившись спиной на стену сзади. — У меня этого всего нет.

Почему-то раздражение ощутил.

— Поэтому здесь тебя ничего не держит, — продолжил Макс. — Но если ты все же здесь, значит, есть то, о чем ты еще не знаешь. Ты что-то должен сделать.

— Что? — спросил я.

— Пути Судьбы, в отличие от Воина, неисповедимы, — развел руками Макс.

— Воин? — заинтересовался я новым термином.

Макс вместо ответа стал вставать. Взяв костыли, повернулся ко мне.

— Надо что-то оставить и на завтра, — улыбнувшись, сказал он…

* * *

— Привет, Оль, — произнес Макс в телефон.

Он стоял чуть на отдалении, спиной ко мне. Не видел, то есть, что я вышел из палаты. Впрочем, он тут же повернул голову в мою сторону. Дверь в палату, была совсем не скрипучая.

— Как там? — продолжил он разговор, отвернувшись.

Я пошел в сторону курилки. Куда еще идти? Размеренно стукая костылями об пол, я добрался туда и, уже открывая дверь, услышал:

— Доктор сказал дня через три. Да, — парень выслушал ответ. — Не знаю только, как добираться буду.

Опять пауза.

— Это было бы неплохо! — жизнерадостно воскликнул он.

Тут я поймал себя на том, что стою, открыв двери, прислушиваясь к чужому разговору. Чертыхнувшись, шагнул, наконец, внутрь.

Сигарета уже почти кончилась, когда дверь распахнулась, и в проеме возник Макс. С секунду он просто смотрел, а потом выдал:

— Может, прогуляемся, сходим? — спросил он.

Я на мгновение задумался, а потом не найдя внутри себя отрицательной реакции на эти слова, кивнул…

Два человека, два молодых парня вышли из здания больницы. Шли они не быстро, так как оба при ходьбе использовали костыли.

— Если боль в душе не дает уснуть, если ты серьезно стал искать смысл жизни, если иногда нападает необъяснимая тоска, — торжественно, будто цитируя, произнес Макс. — Если ты устал от подлости, жажды денег, власти, от цинизма, от пародий на творение, значит, ты почувствовал его. Значит, Путь зовет тебя.

Евгений с удивлением посмотрел на него.

— Существует два Пути, — продолжал между тем Макс, будто не замечая реакции собеседника. — Путь Жажды, путь ублажения тела. И путь Воина. Путь тех, кто хочет шагнуть за Предел. Познать Дух.

Максим сделал паузу, пока мимо них прошли люди, что шли по аллее навстречу.

— И когда ты поймешь, что все то, что ты видишь вокруг, — Макс сделал паузу. — То, что говорят или говорили тебе, не может объяснить того, что ты чувствуешь. Когда ты решаешь остановиться и задуматься, куда же ты идешь, вот тогда и наступает Выбор.

Макс вздохнул, глянул искоса на Евгения. Тот молчал.

— И если ты решаешь послушать свое сердце, ты выбираешь Путь Воина, — продолжил он…

Некоторое время парни шли молча.

— Тебе кажется это наивным? — спросил, наконец, Макс, уже нормальным, а не тем голосом диктора.

Он же явно пересказывал чьи-то слова. Причем, запомненные наизусть!

— Что? — не совсем понял вопроса Женя.

— О чем я рассказываю, — пояснил Макс.

— Есть немного, — признался тот и добавил. — Не все, но кое-что слух режет.

Макс вздохнул.

— Да, люди привыкли к тому, что всему нужно давать названия, — Максим покачал головой. — Знаешь, я скажу то, что говорили мне, когда я это все слышал.

Он помолчал, будто вспоминая.

— Проблема в том, — произнес он. — Что для того, чтобы это все объяснить, нужно применять слова.

Он сделал паузу, посмотрев на Евгения, видимо наблюдая за реакцией собеседника.

— Так вот, — продолжил Макс. — Человек же на простые слова не обратит внимания. Нужны слова, которые редко применяются в обычной жизни.

— Понятно, — сказал Женя, поморщившись.

Макс в ответ слегка улыбнулся.

— Да, — кивнул он. — Всякие секты, тоже так работают.

— А у вас что? — спросил Евгений.

— У нас? — Макс задумался и, улыбнувшись шире, ответил. — Незаконное воинское формирование.

Женя слегка удивленно, поглядел на него. А тот улыбался. Типа, прикол.

— На самом деле, — продолжил он уже серьезно. — В любом деле, где работают с массами, есть элементы психопринуждения. Представь спортивную школу, в которой ученики ложили на награды, места, соревнования? Или армию, в которой страну, которую она и защищает, служат те, кому она, что есть, что нет.

Женя уже было открыл рот, чтобы сказать, что одну такую армию он знает и более того, служил в ней! Как вспомнил, лекции замполита (какое В России мощное и грозное оружие), как их заставляли наизусть учить присягу (некоторые в упоре лежа даже, и ночью) и сколько человек готовы были ехать в командировку наводить порядок в Чечне! Ведь процентов девяносто «за» были! Даже он сам был готов! Только тут, дома, Женя с облегчением понял, что это очень хорошо, что их тогда не отправили! Что-то там, наверху, не срослось. А ведь поехал бы!

Максим во время размышлений собеседника молчал, давая ему возможность подумать. Он просто шел (а кстати, забавное, наверно, зрелище — два одноногих на прогулке!)

— То есть вы работаете с людьми? — спросил Евгений. — Как вам надо поворачиваете их, да?

— А с ними всегда работают, — сказал Макс. — Разве то, что считаешь своей точкой зрения, не результат воздействия на тебя?

Он с прищуром глянул в глаза напарника по прогулке и, не давая ему ответить, добавил:

— Даже ты сам регулярно убеждаешь самого себя в чем-то, — парень усмехнулся и покачал головой. — Нет, теория независимого мнения, лишь утопия.

— Но все равно, — упрямо выпятил Женя подбородок. — Промывка мозгов, всегда промывка.

— Кто спорит, — немедленно откликнулся Макс. — Только я ничего не имею против нее. Я сам ее проходил. Вся фишка в том, как ее делают.

— Есть разница? — иронично заметил Евгений.

— Есть, — Макс чуть заметно улыбнулся, одними уголками губ. — Меня много раз спрашивали моего желания на очередной этап.

— Но, по сути, — не сдавался Евгений. — Направить-то нужно лишь один раз. Дальше ты уже будешь, согласен на все.

— Заметь, — Макс остановился и поднял палец. — Я не привожу главных доводов.

— А что и такие есть? — посмотрел на него Евгений.

— Да. Есть. Но продолжим, — Макс переставил костыли для нового шага. — Так вот. Один раз говоришь. А когда тебе подробно объясняют после, что с тобой сделали?

— М-м, — Евгений задумался. — Но ты ведь считаешь это уже нормальным?

— Нет. Говорят тогда, когда ты еще весь в сомнениях, — Макс усмехнулся. — Что же, время озвучить один из основных доводов.

Парень глубоко вздохнул, будто собираясь нырять:

— Мне всегда предлагали два варианта. Вываливали все плюсы и минусы обоих и предлагали решить самому.

— Только два? — хмыкнул Женя. — Типа, правильный и неправильный?

Макс остановился. Евгений по инерции прошел несколько шагов, а потом, не слыша стука костылей рядом, обернулся. И изумился перемене с всегда таким спокойным Максом. Тот стоял с таким изумленным видом, будто только что увидел НЛО. Причем, в шаге от себя. Его рот был приоткрыт, взгляд устремлен в никуда.

— Макс? — осторожно позвал Евгений.

— На самом деле, из любой ситуации есть всего два выхода, — Макс медленно произнес эти слова, будто и сам не веря, что их говорит. — Разумный — когда меньше всего потерь. И эффективный — ведущий к цели.

— Э-э…, - Евгений настороженно глянул в глаза Максиму. — Ты в порядке?

Тот посмотрел на него невидящим взором.

— Я ведь знал эти слова, — произнес он тихо. — Но не помнил их. А ведь мне их не раз повторяли.

Он посмотрел на небо, зажмурясь, будто отходя от чего-то, что только что свалилось на него.

— Я примерно то же самое, что и ты сейчас, спросил, — сказал он, не смотря на Евгения. — И мне ответили также.

Он посмотрел на собеседника.

— Присядем? — неожиданно предложил он.

Парни присели на скамейку, которая стояла в этаком полукруге деревьев. Они, как бы, скрывали сидящих на ней, от прохожих. Макс облегченно выдохнул, вытягивая больную ногу.

Евгений, поставив костыли, глянул на него.

— А что если больше вариантов? — спросил он. — Вот больше и все?

— На самом деле это лишь вариации двух, — ответил Макс. — Всегда происходит лишь выбор между Жаждой и Духом. Но для тебя это не ответ, так?

Евгений покивал.

— Предложи пример, — сделал приглашающий жест Максим.

— Пример? — наморщил лоб Женя. — Любой?

Макс кивнул.

— Да вот хоть сейчас. Я могу пойти обратно в больницу, — хитро сощурился Евгений. — Могу сбежать домой. А могу остаться сидеть здесь. Где здесь выбор между двух вариантов?

— Так ведь ты предложил выбор между различными видами, лишь одного варианта, — усмехнулся Макс.

— А какой второй? — удивленно спросил Евгений.

— А второй, остаться здесь, — ответил Максим. — Со мной только.

— Хм. Ну ладно, — Евгений задумался.

Подумал еще. Похмыкал.

— А-а… — начал, было, он. — Ладно, хрен с ним, будем считать, что это так. Какой из этого вывод?

— Вывод? — переспросил Макс. — А нет вывода. Этот так и есть. Есть и все.

Разговор затух. Максим сидел, щурясь от яркого солнца. Еле слышно шелестела молодая листва.

— Нет, — решительно тряхнул головой, после длинной паузы Евгений. — Что-то в этом, мне не нравиться. Не нравиться, хоть убей.

— Это предложение? — мрачновато пошутил Макс.

Евгений слегка на это улыбнулся.

— Возможно, ты просто не готов к этому, — сказал Максим.

— Наверно, — кивнул снова Женя…