Картины прошлого

«28 июня 1994 г.» — прочел Женя внизу аттестата. Ну вот, позади зеленые стены школы. И как-то язык не поворачивается назвать ее родной.

Он спустился в холл и, не раздумывая, двинул к дверям. Настроение было легкое, радостное. Не надо будет снова перебарывать себя, заставляя по осени, идти сюда, не надо будет смотреть на эти рожи.

Он вышел на крыльцо и вздохнул полной грудью. Два выходных, потом отнести документы в техникум. Интересно когда там экзамены?

— Евген! — прервал ход его мыслей голос.

Так его называл в школе только один человек. Остальные ограничивались «Эй».

Он обернулся. Ну, точно, Серега.

— Привет, — остановился он рядом.

— Привет, — ответил Женя.

— Ну что получил? — сказал Сергей, кивая на аттестат.

— Да.

— Слушай, тут дело такое, — прищурился парень, зачем-то оглядываясь. — Пойдем, по дороге расскажу.

Они спустились с крыльца, и пошли по тротуару. Легкий теплый ветер, казалось нежно касался лица.

— Я тут одну работу… нашел, — говорил Сергей. — Так, буклетики раздавать…

Сергей помолчал, пока Женя нажимал кнопку на светофоре.

… - Так вот, — продолжил он. — Одному идти неохота. А никто не хочет. Ты что до осени делать собираешься?

Загорелся зеленый и они пошли через дорогу. Женя задумался, морща лоб.

— Не знаю. Не думал еще, — сказал он, наконец.

— Давай со мной, а? Деньжат забьем, — похлопал по плечу Сергей.

— Я не знаю, — неуверенно протянул Женя.

— Да ладно, что ты! Пойдем! — улыбнулся парень.

— Ну, мне еще же готовиться надо, поступать… — медленно сказал Евгений.

— Да ладно тебе! Ты же — башка! Поступишь. А работа не пыльная!

«Что же делать?», — подумал Женя, идя рядом с Сергеем. Они уже спустились к давешнему мосту, где стояли два рыбака.

Увидев его (мост) Женя сразу вспомнил выпускной и его финал. Даже щека зачесалась. И тут он ощутил, что все это осталось в прошлом, мальчик Женя, неудачник, которому не повезло со статусом в классе. Просто не повезло, что мать не смогла никуда устроиться, кроме той же школы, где учится ее сын. С отцом не повезло, который жил своей жизнью. С характером, слабость, которого не позволяла в ответ на ядовитые подколы одноклассников, не менее ядовито отвечать и бить рожи в ответ на издевательства.

Пришла какая-то уверенность, что предложение Сергея, это то, что надо. К тому же деньги действительно были нужны. На мамину получку не разгуляешься.

— А где работать то? — спросил Женя.

— Магазин «Семерка» знаешь? — пояснил Сергей, ткнув куда-то за спину.

— Да.

— Ну вот, надо будет ходить там, раздавать листки с рекламой, — Сергей остановился смотря на Женю. — И все.

— И все? — недоверчиво спросил тот.

— Ага. Платят полтинник за день, — быстро заговорил Сергей. — Ну, так что, идешь?

— Знаешь, а давай! — быстро пока не пришла другая мысль, выдохнул Женя.

— Ну вот и хорошо! — обрадовался Сергей. — Тогда я к тебе завтра захожу?

— А что уже завтра?

— Ну да.

— Так мне же… это… я же поступать то, — озадаченно сказал Евгений.

— Да ты не трухай. Там работа такая, — Сергей покрутил в воздухе рукой. — Хочешь, выходишь. Нет, ну и ладно…

…Женя немного смущенный, стоял в кабинете у хозяина магазина, рядом с Сергеем. В первый раз он вот так в магазине, зашел, как говориться, за прилавок.

— Ну, все понятно? — прогундосил опять хозяин магазина, сверля их взглядом.

— Да, понятно, завтра в восемь! — ответил за обоих Сергей.

— Тогда все, — подвел итого мужчина.

Он еще раз окинул подростков взглядом и зачем-то кивнул.

— Ну, что такое? — Спросил Сергей у Жени, когда они вышли из магазина.

— Что прямо в этом ходить? — растерянно пробормотал тот, имея в виду майки, что показал им хозяин.

— И в чем проблемы? — махнул рукой Сергей. — Ты ведь не один такой будешь. Втроем.

— А третий кто? — с замиранием сердца спросил Женя.

— Откуда я знаю? — пожал плечами Сергей. — Хозяин сказал, втроем будем и все. Да ты не стремайся.

Они вышли из перехода, поднявшись по выщербленным ступенькам.

— Ну, тогда до завтра! — громко сказал Сергей, перекрикивая шум машин за спиной. — Я зайду к тебе, вместе двинем!

Он улыбнулся и пошел в сторону вокзала, оставив Женю одного.

«Блин, зачем я согласился?» — в который раз уже подумал он, и тяжело вздохнув, побрел домой…

…К обеду жара была уже почти нестерпимой. А они в двух получается футболках, (точнее футболке и красной майке) постоянно на улице, уже крепко уморились. Даже асфальт размяк и прогибался под ногами.

— Ну что, мальчики, поедим? — сказала Аня, обмахиваясь буклетами, как веером. — А то солнышко, тук по голове!

Третий раздавальщик, оказался третьей. В смысле девушкой. Звали ее Аня, и она уже не первый раз здесь подрабатывала. До обеда она сумела раздать всю свою пачку, а они с Сергеем и половину не осилили.

Мальчики заморено кивнули, в ответ на предложение девушки. Она вытянула руку, показывая куда-то через дорогу:

— Вон, через дорогу, в скверике, в теньке посидим.

— А как же? — Сергей показал буклеты и на майку.

— А, — она махнула рукой. — Хозяину все равно, хоть совсем уйди. Только майку вечером верни. Но если долго ходить будем, может и не заплатить…

… Потягивая холодный сок, Женя отходил от пекла. Сергей уже вовсю болтал с Аней, впрочем, она и сама не прочь поговорить:

— Только здесь буклеты не выбрасывайте, — она сделала круговые движения рукой. — Хозяин пропалить может.

— Он что, пойдет мусорки проверять? — вставил Серега удивленно.

— Зачем? — сказала девушка и показала она на буклеты. — Просто будет странно, если ты придешь без них, а уходил с ними. Тогда обязательно сюда сходит.

Она стянула через голову магазинскую майку, и бросила ее на спинку лавки. При этом под ее короткой, серой майкой, обнажился плоский живот. Парни чуть не синхронно сглотнули.

— Фуф. Жарко. Правда, зимой было хуже, — девушка слегка улыбнулась. — Греться хозяин сильно не дает, в другие магазины заходить, идти от места далеко.

— А ты и зимой здесь работала? — немного хрипловатым голосом спросил Сергей.

— Да, — ответила Анна, поправив волосы. — Постоянно с девчонками здесь подрабатываем. Хочется-то не только хавать, но и еще чего-нибудь. А на степуху не разбежишься, вот и зарабатываем, где можем.

Аня села поудобнее, вытянув ноги и откинувшись на спинку лавки.

— А где ты учишься? — продолжал спрашивать Сергей, невольно косясь на приятные выпуклости под серой тканью «гражданской» майки.

— Да здесь, в Железке, в технаре, — показала она рукой куда-то в сторону.

— О! Так вот Женька, туда же рванул, — Сергей махнул в сторону напарника.

— Учиться надо, — согласилась девушка. — На кого?

— На кого, Жень? — Переадресовал вопрос Сергей.

Тот от неожиданности чуть не подпрыгнул.

— На свя… — от неожиданности голос засипел. — На связь.

— А-а. А я на движенца, — девушка полуприкрыла глаза.

— Ну и как оно, учиться? — не успокаивался Сергей.

— Нормально, только денег не хватает. Ты сам-то куда? — поинтересовалась девушка.

— Я в десятый пойду. В УПИ хочу потом, — с неким чувством превосходства ответил парень.

— Ага, — Аня некоторое время помолчала. — А ты уже сдал экзамены?

Женя не сразу понял, что говорят ему. Судорожно проглотив полупережеванный кусок булочки, торопливо ответил:

— Нет еще. Первый через две недели.

Беседа как-то затухла. Аня предпочла полулежать с закрытыми глазами, а Сергей, наверно, просто не знал о чем спрашивать.

Женя тоже сел поудобнее на лавке, глядя на суету людей на тротуаре. Скверик был чуть на горке, разгоряченное тело приятно обдувал легкий теплые ветерок. По примеру девушки он тоже снял красную майку. Сергей вообще разделся по пояс. Женя невольно позавидовал ему. Сам он так сделать не решался.

— Ну ладно, — сказала Аня минут через двадцать блаженного отдыха, и, потянувшись, добавила. — Пойдем деньгу зарабатывать.

* * *

«Вот почему так? — думал Женя, смотря, как Сергей, что-то говорит Ане. — Почему он может, а я нет?»

Прохожие обходили его, как столб. Буклеты брали неохотно, предпочитая обогнуть его по дуге. Но это не так сильно раздражало, как-то, что в очередной раз на его глазах, более успешный, чем он, парень убалтывает понравившуюся и ему девушку.

Между тем Аня уже раздавала вторую пачку. Она буквально подбегала к прохожим, курсируя по ширине тротуара, тыкала буклетами в руки людей. Тем приходилось брать. Она мило улыбалась, говорила: «Заходите» — и бежала к следующему. Глядя на нее, Женя тоже начал ходить от края к краю, правда, так лихо совать листки он как-то стеснялся. Но и так получалось получше. К вечеру они уставшие выходили из магазина. В карманах лежали по сотне у парней и полторы у Ани.

— Ну что, до завтра, — подвела черту девушка, улыбнувшись, намереваясь отделиться от парней. — Здесь же, те же…

* * *

На четвертый день Сергей не пришел. Я простоял минут двадцать возле его подъезда, но потом подумал, что он может, уже ушел, но в магазине его тоже не было.

— А третий где? — спросил Виктор Олегович, выдавая майки и буклеты.

— Не знаю, — ответил я, невольно оглядываясь на дверь.

— Ладно, — сказал он, убирая одну майку из стопки. — Идите.

Аня тоже промолчала, и взяв майку двинула к выходу. Раньше Сергей для нее буклеты брал, теперь видимо мне их тащить. Натянув майку, я тоже вышел из магазина.

— Давай, — девушка протянула руку.

Я положил, в протянутую ладонь, стопку яркой бумаги.

Она, молча взяла ее и пошла туда, где обычно стояла. М-да кажется, что-то случилось.

В выходной народу бродило больше и мои буклеты, из первой пачки, разошлись быстро.

— Чего тебе? — бросил Виктор Олегович, считая что-то на калькуляторе.

— Мне бы еще, — сказал я.

— А-а! Это всегда, пожалуйста, — он открыл стол и положил еще одну пачку. — Держи! Работай!

К обеду и от второй пачки осталась половина. Было уже двенадцать, и обычно в это время Аня звала обедать. Я поминутно оглядывался туда, к другому концу магазина. Наконец она подошла.

— Пойдем, обедать, — она протянула свои буклеты. — Пойду куплю булок.

Немного необычно было сидеть вдвоем, до кучи еще и с девушкой (в первый раз!). Я не решался с ней заговорить, как-то тему найти не мог. Они же с Сергеем обычно болтали.

— Что, Сергей сегодня не пошел? — спросила она вдруг.

Я поспешно проглотил откушенный от булочки кусок и мотнул отрицательно головой.

— Обиделся, значит, — тихо сказала она.

Она помолчала, рисуя носком кроссовки, узоры в пыли.

— Ну, ладно, пойдем работать.

Вечером, выходя из магазина, я радовался лишней заработанной сотне. Сойдя с крыльца, я постоял, думая о том, что может купить чего, маме в подарок?

— Ты куда сейчас? — прозвучал сзади голос Ани, вместе с хлопком двери.

Я растерялся как-то и ляпнул:

— Д-домой, — ответил, с трудом ворочая, враз окостеневшим языком.

— Пойдем, погуляем, — то ли спросила, то ли приказала она, глянув в глаза. Меня хватило лишь на судорожный кивок. Мы перешли дорогу, и пошли к парку возле УрГАПСа.

— Ну что готовишься к экзаменам? — спросила она.

— Так, это, нет, еще, — как-то отрывисто получился ответ.

— Сегодня хорошо, не очень жарко, — продолжила Аня.

Я опять лишь кивнул.

— Так, — она остановилась. — Ты со мной разговаривать будешь?

Я, честно говоря, опешил. А она стояла, уперев руки в бока и сердито на меня смотрела. Потом улыбнулась.

— Ты пошел гулять с девушкой. Нужно предложить руку, — она согнула руку колесом, показывая пример.

А я вдруг разом вспыхнул и почувствовал, что неудержимо краснею.

Аня тихо рассмеялась. Я согнул левую руку, и она вложила в сгиб локтя свою ладошку. Мое тело при этом будто одеревенело, я шел на негнущихся ногах, ощущая рукой тепло ее ладони.

— Давай пойдем, погуляем возле реки, — предложила она.

— Давай, — охрипшим голосом ответил я.

— Конечно Аня, пойдем, — со смехом поправила она.

— Конечно, пойдем, — повторил я, еще больше краснея.

— Аня.

— Аня, — я с таким трудом, почему-то, выговорил ее имя.

— Ты боишься меня что ли? — в ее словах вновь скользил смех.

Я не нашел, что ответить.

— Знаешь, ты как будто даже в росте уменьшился, — она повернула меня к себе. — Бу-у! Боишься?

Я невольно улыбнулся.

— Ну! Вот! Я тебя есть, не буду! — со смехом сказала она.

— Я обычно по выходным юношами не питаюсь, — продолжила Аня. — Только по будням и только вечером. Давай пошли!

Меня понемногу начало отпускать. Я украдкой посматривал на девушку, стараясь идти так, чтобы ей было удобно.

— Я тебе нравлюсь? — вдруг спросила она. — Не кивай, скажи.

— Да, — еле вытолкнул я, из пересохшего горла.

— Хорошо. Хорошо, что ты говорящий. Я думала немой. Давай поговори со мной.

— О чем? — тупо спросил я.

— Вот, блин, кавалеры. Кого-то не заткнешь, из кого-то слова не допросишься.

Я судорожно перебирал темы.

— Значит, давай я буду тебя спрашивать, а ты отвечай, — сказала девушка и уточнила. — Только подробно.

Я опять почувствовал, как тело начинает реагировать на это. Опять суставы будто замерзли. Вместе с мозгом.

— Какое время дня тебе нравится?

— Осень, — невпопад выдал я, и торопливо поправился. — В смысле вечер.

— Ты ответил сразу на два вопроса. Прогресс, — от улыбки ее мое сердце рухнуло куда-то в пятки.

— Ну, давай, объясняй почему, — потребовала она.

— Не знаю почему. Наверно, что людей мало, — ответил я.

— А осень? — допытывала она.

— Просто нравится, красиво вокруг, — я вдруг понял, что практически не дышу.

— А мне вот больше лето нравится. Тепло, хорошо, — мечтательно произнесла Аня. — Одежды много не надо. Лето для меня — свобода.

Их шаги гулко отдавались по доскам моста. На перилах, как-то сиротливо смотрелись сегодня, повешенные молодоженами замки. Когда под ногами вновь захрустели камешки, Анна решительно потянула меня влево, на тропинку, идущую по берегу.

— А что для тебя свобода? — очередной ее вопрос застал меня врасплох.

Я задумался. Свобода. Не надо идти, куда не хочется, разговаривать с кем не хочешь. А лучше всего, когда рядом никого и никуда не надо. И слушать тишину, звенящую в ушах. Между тем меня торопят с ответом, дергая за руку:

— Ну, что ты так задумался? — улыбнулась Аня.

— Я как-то… может… короче когда один. — выдавил все-таки.

— Один? — чуть удивилась она.

— Да, — тихо пояснил я.

— Совсем? — ее брови немного приподнялись.

— Да. И тихо когда еще, — голос мой стремительно терял громкость.

— Да ты просто философ, — хохотнула девушка. — Размышлять в одиночестве.

— Как-то вот так, да, — косноязычно пояснил я.

— Я не могу долго одна, — покачала головой Аня. — Мне быстро захочется с кем-нибудь поговорить. Я одна не знаю, куда себя деть.

Она задумчиво посмотрела на гладь пруда. На том берегу виднелись белые фигуры. Купающиеся. Рядом с ними стояла черная девятка и доносилась музыка.

— Вот кстати, — махнула она рукой. — Какую ты музыку слушаешь?

— Да… как-то… всякую, — не нашелся я с ответом.

— Вот эта, как тебе? — показала она в сторону отдыхающих.

— Нормально, — пожал я плечами.

— А чем тебе нравится заниматься?

— В смысле? — не понял я.

— Ну, хобби, там. В свободное время? — уточнила Анна.

— Книги читаю, — ответил я, почему-то разозлившись на себя.

— Какие? — склонила голову Аня.

— Какие попадутся, — не стал вдаваться я в подробности.

— А какие нравятся? — девушка не отставала.

— Больше фантастика, приключения.

— А сейчас что читаешь?

— Джека Лондона. «Мартин Иден».

— О, что-то знакомое. Расскажи, — заинтересовалась девушка.

— Ну это… Там парень короче, Мартин. Он моряк, матрос. Захотел стать писателем. Пытается написать и продать, чтоб денег заработать. Еще полюбил девушку из богатой семьи… Но у него не получается все как-то, он там ходит, деньги занимает, потом на работу всякую устраивается, потом бросает, потому что писать из-за нее не может. Вот. — нда, ну и рассказал.

— Интересно? — спросила Аня.

— Да, — ответил я искренне. — Но еще не дочитал.

— Ладно, — она посмотрела на часы, повернутые на тыльную сторону запястья. — Пойдем, проводишь меня.

День сегодняшний

Да, вот это я ботаником был. Потом я понял, что Ане большого труда стоило меня разговорить. Спасибо ей, большое, конечно. Что она нашла во мне тогдашнем? Довольно-таки скучная личность. Куча комплексов, разговаривать не умеет, тупит постоянно. Хотя наверно ее это и прикололо. Слава богу, что мне попалась она. Серега, тогда, кстати, так и не пришел больше. Я не выяснял, но, похоже, Анька тогда его крепко бортанула.

Эта девушка вообще уникум. Лично мне, больше такие не встречались. Может такое вывезти, хоть стой, хоть падай. Абсолютно без комплексов человек. Может и матом бабахнуть (правда, редко) и сочувствие выказать. И еще она сильно не любила прелюдий, к чему-бы то ни было. Сразу, с ходу, все у нее прямолинейно. Еще сильно врать не любит. Предпочитает горькую, но правду. Вот с кем бы я сейчас с удовольствием встретился. Хотя и она могла измениться. Тупо выйти замуж могла. Представляю, вот он я весь в белом, хочу с тобой побеседовать. А у нее детишек куча, орут, мужик там. Я думаю, вряд ли какой мужчина будет терпеть, что с его женой какой-то незнакомый мужик беседует. Тем более, из ее прошлого.

За книгой, возле самой стенки шкафа что-то блеснуло, парень потянулся, под пальцами хрустнуло.

Опа. Что это? Нифига себе.

В руках у Евгения оказалась упаковка из-под презерватива. Так вот значит куда она тогда подевалась. Да-а…

* * *

— Ну что, сдал? — Анька стояла на крыльце техникума.

Блин, как-же классно она выглядит! Легкая, бежевая, полупрозрачная майка натянута грудью, в черном лифчике. Короткая юбка. Вот нафиг я ей нужен?

— Да, сдал. На пять, — ответил я.

— Молоток, — похвалила она, улыбнувшись. — Какая сегодня работа? Гуляем!

Кстати под ручку гулять, она на самом деле не любила. Как и за руки. «Как в детском саду» — фыркнула она тогда на вопрос.

— Сейчас зайдем в общежитие. Я возьму деньги и идем.

— Так это, может на мои? Я же сдал, — вставил я.

— О! Джентльмен угощает! Принимается, — Ну где посидим?

— Я думал мы…

— Что, просто опять туда-сюда по парку? — она улыбнулась. — Нет, по пивку и в школу не пойдем…

-

…Мы шли по тропинке, и она опять подкалывала меня. В руках я нес пакет, в нем полторашка «Дракона».

— Что же все занято, — она покусала нижнюю губу.

— Пятница. Все отдыхают, — заметил я.

— И в общагу тоже не резон. Угощай всех, ага. Слушай, а что у тебя, как предки-то?

— Так мамы нету. Она в деревню уехала на выходные, — ответил я, досадуя, что вовремя не вспомнил.

— Что же ты молчишь! — стукнула она меня по плечу. — Идем!

Они прошли мимо серых зданий УрГАПСа, перешли дорогу, и когда проходили мимо аптеки, она вдруг сказала:

— Стой. Я сейчас.

Ее красивые ноги скрылись за дверью. Блин, я не верю, это сон.

Через пару минут она выбежала обратно.

— Погнали! — весело бросила она.

Пива еще была половина, а в меня уже не лезло. Не лезло и все тут.

— Да-а, — протянула Аня, сидя рядом на диване. — Выпивоха из тебя никакой. Как и из меня, впрочем.

Она хохотнула.

— Ну что? — она хлопнула по моей коленке и сощурившись глянула на меня. — Приступим?

У меня все внутри оборвалось. Сердце ухнуло куда-то в пятки, губы пересохли.

— К чему? — выдавил еле-еле.

Аня, вместо ответа, потянулась ко мне и ее губы коснулись моих. Хо! Как удар под дых.

— Ну как? — отстранилась немного она, глядя в глаза.

Я честно не мог вымолвить ни слова. Она положила руки мне на плечи и поцеловала еще раз. В голове зашумел шторм и по телу пробежала дрожь. Ее грудь уперлась в меня, о-о, а эти губы! Я почувствовал, как по моей губе скользнул язык. Она снова отстранилась.

— Открой ротик, не бойся, — ее улыбка показалась мне какой-то неземной.

Я не помню сколько времени прошло. Но вдруг за окном стало темно.

— Поздно, — сказала она, отстранившись и посмотрев на часы. — В общагу уже не пускают. Придется мне у тебя ночевать!

* * *

Тот раз ничего, кроме поцелуев, не было. Анька погнала меня искать белье с фразой: «У всех хозяек есть гостевое белье».

Когда я его обнаружил, она заставила меня разложить диван и застелила его.

— Спать будем вместе, — улыбалась она. — Вдруг я замерзну!

Я пол-ночи не спал, переживая случившееся. Аня еле слышно сопела, положив во сне мне руку на грудь. Я же боялся пошевелиться, и вскоре все тело затекло. Я терпел, сколько мог, а потом аккуратно повернулся на бок и мы оказались лицом к лицу.

Она чему-то улыбалась, а у меня в груди играла какая-то щенячья радость…

Утром я проснулся от поцелуя. Вздрогнув, я открыл глаза. Нет, не сон. На столе стояло так и недопитое пиво, и девушка была вполне реальна.

— Ты такой смешной, когда спишь, — улыбнулась она и добавила деловито. — Но не храпишь, это главное.

Я же просто молчал, тихо сходя с ума от радости. Аня все улыбалась, глядя на меня.

— Давай вставай, — пихнула она меня в бок.

— Так сегодня же не надо? — спросил я, имея в виду нашу работу.

— Да. Но у меня еще есть, что поделать, — усмехнулась девушка.

Мы нашли в холодильнике пять яиц и Аня их пожарила. Никогда не думал, что буду так радоваться тому, как ест другой человек.

— Ну все, я побежала, — сказала она, глядя на часы.

— Нет, нет. Я сама дойду, — осадила она меня, видя, что я встаю. — Лучше приберись тут после вчерашнего, а то я это терпеть не могу.

— В смысле? — не понял я.

— В смысле, прибираться, — пояснила она.

— Так я в магазин хочу сходить, — сказал я.

— А, ну ладно. Только давай в темпе, а то мне еще нужно в общагу забежать, — распорядилась она.

* * *

В состоянии эйфории я шел к дому, перебирая в памяти картины вчерашнего вечера. Время от времени мои губы сами растягивались в улыбке, и я ничего не мог с ними поделать.

Подходя к подъезду, я увидел Серегу, сидящего на спинке лавки. Он хмуро глядел на меня, играя желваками. Мне очень сильно захотелось быстро пройти мимо.

— Привет, — бросил я, проходя как можно дальше от него.

— Стой! — резанул слух его голос.

Он спрыгнул на землю с лавки, оставив на сидении грязные следы. С пол минуты он оглядывал меня, презрительно оттопырив губу.

— Что, трахнул ее? — вдруг спросил он, и в его глазах блеснула ненависть.

— Что? — опешил я.

— Я говорю, что чпокнул Аньку, а? — сквозь зубы выдавил он.

Мне в голову ударила волна гнева, руки сами собой сжались в кулаки.

— И что она нашла в тебе? — он пошел вокруг меня, бросая ядовитые реплики. — ботан, заучка хренов, лошара!

Я не мог, от удивления, выдавить ни слова. Челюсти свело судорогой.

— Наверное, она тебя просто пожалела. Ты же сам-то так бы и был лет до тридцати, если не до смерти, колокольчиком, — долетало сзади сквозь пелену его голос.

Он резко пихнул меня в спину, в сторону скамейки. Я от неожиданности перелетел через нее и рухнул в траву. Из глаз вдруг хлынули слезы обиды.

— Ой! Наше чмо упало! — издевался Сергей. — Что, больно?

Я поднялся и в какой-то заторможенности начал отряхивать одежду. Горячие слезы слетали со щеки.

— Ты что, урод, ревешь, что-ли? — он издевательски заржал.

— И ты с ней! — продолжал он. — Ну, впрочем, блядям-то по херу, ага?!

Его ржач стал еще больше.

— Сколько, хоть берет? — подошел он и толкнул в плечо. — Ты что, оглох?

Я не знаю, как это случилось, но я увидел как его зрачки, удивленно расширяются и мой кулак врезается ему в щеку. Его голову отнесло в сторону, а я не соображая ничего, ударил еще. Как раз в это время он поворачивал голову обратно (слаб был удар!) и получил точно в нос. Из ноздрей, как в замедленном кино, не спеша, потекла кровь.

Он взревел и, отбив, следующий удар, сам вмазал в ответ. Попав в плечо, он выругался и дал со второй. Как раз тогда, когда я пнул его по яйцам.

Не точно! Он охнул и, зарычав, кинулся на меня, сбивая с ног. Пакет с едой, итак уже изрядно порванный, полетел в сторону, и мы рухнули на землю.

Он извернулся и мне в грудь прилетело два удара. Дыхание пережалось, тут же посыпались удары по лицу. Сквозь туман я увидел летящий мне в лицо ботинок, уже стоящего на ногах противника, и только успел закрыться руками. Пнув еще пару раз по телу, он успокоился, и я слышал его тяжелое дыхание.

— Вот, урод. Курточку порвал, — он сплюнул несколько раз. — Вот гондон, твою мать.

Прилетело еще несколько сильных пинков, снова вышибая, только было восстановившуюся дыхалку.

— Слышь ты! — он несильно пнул меня еще раз в бок. — Чтоб больше со своей шлюхой мне на глаза не попадались! Вообще убью!

Ругаясь и сплевывая, он ушел. Я с трудом сел (да и то не сразу), схватился за лавку и попытался встать. Бок пронзила резкая боль, я со стоном рухнул обратно.

Посидев некоторое время на земле, я перебрался на лавку и перевел дух. Скрючившись, я отыскал пакет и побрел домой. Подъем по ступенькам оказался невероятно труден, как будто на Эверест забирался. Ключи от квартиры чудом остались в кармане, проверить их наличие там внизу я забыл. Трясущимися руками я еле открыл дверь и буквально ввалился в квартиру. Из зеркала в прихожей на него глянул избитый, весь в грязи незнакомец. Фингалов видно не было (пока не видно), но скула изрядно подпухла, нос болел, и кажется, шатался зуб. Из рассеченной брови на глаз стекала кровь, из-за чего глаз щипало немилосердно, и он отказывался видеть.

Но самое поганое — одежда. Джинсовка, только год ношеная, была изрядно вымазана в грязи, а из прорехи на рукаве выглядывал локоть.

* * *

Тогда, наверное, и перемкнуло что-то в голове. Нет, он не побежал с ломиком догонять обидчика. Он вдруг понял, что большинство людей, такое же дерьмо.

Вспомнился отец, его лицемерное «Прости». Вид плачущей матери и выражение его, отца, лица, — нетерпение, досада и брезгливость. Хлопок двери и все. Отец даже не попрощался с ним, его сыном. Торопился…

И обеспеченная жизнь Жени кончилась, не начавшись. Ладно, хоть отец оставил эту квартиру, двушку, и им не пришлось мыкаться по родне и съемным квартирам.

Потом я узнавал, отец выбился в люди и уехал в Москву. Он был журналистом. И видно неплохим, но для меня, все равно, что мертвым. Никогда не прощу!

А мои одноклассники, тупое ненавистное стадо, как узнали, что моя мать — уборщица в этой же школе, так и насели скопом, обидно и унизительно подшучивая при каждом удобном случае. Еще, наверное, их злило, что он, несмотря на это, все же учился. И неплохо…

* * *

…Под теплой водой отозвались жжением рассеченная бровь, губа, и содранные при падении ладони. Руки еще слегка дрожали, и это почему-то привело его в бешенство.

Почему, собственно, он считал, что Сергей относится к нему как-то по другому, чем остальные?

Женя вспоминал. Да, наедине он вел себя нормально. Но стоило появиться кому-то, и он в лучшем случае замолкал. Память беспощадно вытаскивала картины школьных будней.

Когда его закрыли в кладовке, в кабинете физики и исчеркали тетради всякими обзывательствами, он, где был, этот «дрюг Сережа»? Гоготал вместе со всеми. И шутил он больнее всего, так как знал больше. А прошлым летом, когда их класс ремонтировал спортзал, кто красил стену в раздевалке? Женя и Сергей, а точнее один Женя.

Как контрольная, то Сережа сразу за его парту. Обычно, кто сидел со мной? Никто. Зачем сидеть с тем, кого считают…

Да лохом считают, что себе-то врать!

Из глаз полились слезы. В сердце горела обида. Скрипя зубами, он отстирывал от грязи джинсовку, а в глазах стояла мутная пелена. Пролетали перед взором школьные годы, череда унижений, злых шуток, презрительных смешков.

«Марков — ботан», — как точка, пролетела строка из Светкиного дневника.

В горле стоял тугой комок. Вывешав куртку на балконе, он оперся на перила. Разгорался во всю день. Прошло часа три, как Аня ушла, а кажется так давно, как в другой жизни. Он замер вдруг.

В другой жизни.

Той жизни. Больше ему не надо шагать по осени в школу, и не будет больше ныть в груди утром второго сентября. Вчера он сдал русский в техникуме. Точнее вчера он узнал результат экзамена и увидел, что зачислен.

В душе как-то просветлело. Он больше не увидит своих одноклассников. Женя Марков, ботан и лох, сегодня умер. УМЕР.

Обида, сжимавшая горло, вдруг отпустила. Впереди август, потом техникум. Новая жизнь. И пусть эта сволочь Сережа, сука, идет на хрен. Он уже в прошлом. А кто мне куртку порвал? Никто, сам упал. Неудачно. Судьба, блин. Но я, без рук что-ли? Зашью.

Он обернулся в комнату. На столе лежало несколько книг по математике и русскому, листки, исписанные его не очень хорошим почерком. Как готовился к экзаменам, так и лежит все. «Убрать, все убрать», — толкнулась мысль, а ноги уже несли в комнату.

Так он еще наверно никогда не работал. Задавив чувство жалости, он сгребал и убирал в коробки все, что напоминало о школе. Старые тетради, пару грамот, ручки, линейки. Даже карандаши цветные, лежавшие в столе класса с третьего. Без отдыха и раздумий, в каком-то, как-будто в припадке, он маниакально стирал все признаки прошлого. Когда усталость все же начала брать свое, часы показывали уже пятый час вечера.

Комната казалась как будто нежилой, никаких признаков, что тут кто-то живет. Устало, бросив на кухне в угол тряпку, он вышел вновь на балкон. Казалось, вместе с его комнатой изменился весь мир вокруг. Как-будто он уезжал надолго и все хоть и также, как раньше, но кое-что изменилось…

Щелкнула входная дверь, в коридоре послышались шаги. На столик у зеркала звякнула связка ключей. Мама.

— Ты дома? — послышался родной голос.

— Да, мам, — ответил я.

Она вошла в его комнату и замерла.

— Я тут немного прибрался, — пояснил я изменение в обстановке.

— Я вижу. Кровать переставил? — огляделась она.

— Ага, к окну поближе.

— И диван. Как ты его сдвинул? — удивилась мама.

Улыбнувшись, я пожал плечами.

— Молодец, — она помолчала, немного удивленная. — Ты голодный?

При этом вопросе желудок, напуганный днем, сбесившимся мозгом, голодным зверем кинулся на ребра.

— Ага. Очень! — закивал я.

— Я сейчас что-нибудь сделаю.

Тут она обратила внимание на мое лицо.

— Ой, что с тобой?! — ее глаза округлились.

— Да так, упал я тут на лесенке, — попытался играть я крутого мэна.

— Как? — она решительно двинулась ко мне.

— Ну шнурок развязался, я и полетел, — ответил я, чувствуя, что начинаю краснеть.

— Как ты так, а? Совсем оставить нельзя, — мама всплеснула руками и подойдя ближе, взялась руками за лицо, осматривая.

— Я куртку еще немного порвал, — повинился я вслед.

— Ладно с курткой. Ушибся сильно? — она с тревогой смотрела в глаза.

— Да нет. Ступенек — то немного было, — слегка пошутил.

— Ну как ты так? — покачала она головой.

— Да ладно, мам. С кем не бывает. Пойдем лучше поедим, а? — кивнул я в сторону кухни.

— Ну, пойдем, — мама тяжело вздохнула. — Сильно больно?

— Уже нет. Больше обидно, — улыбка, чтобы развеять сомнения.

Мама покачала головой…

День сегодняшний

Как это давно было. Дайте-ка подумать. Пятнадцать лет! Упаковка из-под презерватива хрустнула в кулаке. Сейчас это все вызывает лишь грустную улыбку.

Вот уже и мамы нет, а он до сих пор помнит ту тревогу в глазах, при виде его побитого лица.

Под ногой привычно скрипнула доска, когда он пошел на балкон. Перила облупились, железо покрылось пятнами ржавчины. Доски настила кое-где сгнили до трухи, и ощутимо прогибались под ногами.

Давно не виденный, но знакомый до боли пейзаж. Вот лавочка стоит, сломанная уже. На нее он вставал, и встречал маму, когда она возвращалась с работы.

Она выходила из магазина на углу, шла медленно к дому, а он махал ей с балкона. Она улыбалась и притворно строго махала ему пальцем. Потом он посчитал, что уже взрослый и встречать перестал. Н-да.

Потом, лет в двадцать, он пришел в гости, но мамы еще не было. Он встал на балконе, и увидев ее, бредущую из магазина, как в детстве принялся размахивать руками.

Жаль, что такие идеи приходили в его голову редко. Как осветилось ее лицо, казалось, что улыбка раскрасила этот пасмурный, осенний день.

Потом они пили чай, а она сидела, оперев подбородок о ладонь, и пока он ел, по ее губам скользила легкая, грустная улыбка.

Он навсегда запомнил ее такой. Немолодая женщина, с усталым нежным взором, на фоне старых советских обоев. Она никогда не жаловалась, не ругала начальников, родственников.

В то лето, она постоянно ездила к бабушке, ту парализовало, и мама ухаживала за больной, ходила за лекарствами, убиралась в комнате, мыла ее.

Почему-то именно мама, а не ее сестра, была с бабушкой до конца. Тогда его это удивляло. Бабушка откровенно не благоволила своей старшей дочери и только перед самым концом стала с ней нормально разговаривать.

Помню, как удивился, когда мы ездили к ним погостить. Я, мальчик лет восьми, приехал с мамой, в ее родной город, к бабушке. Она рассказывала, какой их дом, большой, красивый, речка недалеко. И вот я, весь на радости, вхожу в тот дом.

А бабушка встретила нас кратким «Ну заходите», и ушла на кухню. Мама сняла с меня куртку, и при этом я увидел в ее глазах, еле сдерживаемые слезы.

Уехали мы через два дня. Дом был на две семьи и в нем жила еще семья тети, маминой младшей сестры.

Даже тогда я заметил, что с мамой разговаривают сквозь зубы. Меня вообще в упор не замечали, но самое обидное было, что дети тети Марины со мной не играли.

Поэтому меня удивляло, что мама заботилась о бабушке, после всего этого. Очень добрым человеком была, моя мама, тихим, как не от мира сего. Никогда не требовала ничего для себя, все на ней ездили.

После смерти бабушки она, как обычно, не получила ничего. Ей отдали только альбом с фотографиями. На последние деньги она купила билет до дома. Помню ее растерянное лицо, она стоит на пороге квартиры и прячет глаза. А до зарплаты еще месяца полтора. Она ведь весь отпуск (и деньги за него) потратила на эти поездки. Да, тогда заработанные мной деньги оказались весьма кстати.

Помню ее лицо, когда я достал из ящика стола, три пятисотки. Она испуганно посмотрела на меня и полушепотом спросила:

— Жень, ты где их взял? — в глазах ее стояли слезы, а голос дрожал.

Я обнял ее и погладил по голове.

— Ну, ты что подумала, мам? Я их заработал.

Далее я кратко пересказал ей всю нехитрую историю моего заработка. Она сидела на диване, возле нее лежали деньги, а она боялась, к ним прикоснутся.

— Ты же, наверно их для себя… — осеклась она.

— Мам, — я улыбнулся. — Конечно, для себя. Кушать я тоже хочу.

Мама вдруг разрыдалась, спрятав лицо в ладони. Я растерянно топтался рядом, не зная, что делать…

Я иногда не понимал ее. После всего этого, я бы этим родственникам… по крайней мере просто забыл о них, что они вообще есть.

А мама, после того, как я стал жить отдельно, поселила у себя Свету, дочь тети Марины. Та учиться приехала. Конечно, зачем утруждать ее общагой? Она оказалась той еще фифой. Сколько раз был у матери, в комнате выделенной этой Свете (она жила в гостиной, а мама в моей), был постоянный бардак. А мама еще и готовила на нее. Ладно, хоть после моих бесед с этой дамочкой, она продукты на себя сама покупала. Но вот Света закончила свой универ, а съезжать не торопилась. Мама покорно терпела. Съехать Свете все же пришлось. Однажды она явилась, как это часто с ней бывало, под утро, а ее вещи упакованы, у порога стоят. А вместо мамы дома нахожусь я…

В общем, у этой семейки халява с молоком матери передается, уж не знаю в кого моя мама уродилась.

На серванте заиграли часы, брякнув сиплым колоколом три раза. Надо же, все еще живые. Первый мой подарок маме. Это я купил с тех, первых своих заработков. С Анькой вместе выбирали…

Картины прошлого

— Пока ребята, все, — хозяин магазина «Семерка», со вздохом развел руками.

В груди, что-то болезненно сжалось. Вот, блин и поработал. Купил, блин одежду. Настроение стремительно ухнуло ниже плинтуса.

— Хотя, — хозяин задумчиво посмотрел на нас. — Есть одна работенка.

Анька, как и я, терпеливо ждала пока он «родит» информацию. Эта его особенность по началу немного бесила. Он может минут пять молчать, прежде чем «б» после «а» скажет.

— Тут я новые площади присмотрел, — сказал он, наконец. — Все бы ничего, но помыть, покрасить надо.

— Сколько? — сразу выдала Анька.

Виктор Олегович улыбнулся.

— Ну что ж, — он посмотрел на меня. — Ты согласен?

— Да, — с облегчением выдохнул я.

— Там работы приблизительно на неделю. По тысяче, — он испытующе посмотрел на Аньку.

Та и бровью не повела.

— А большой магазин-то? — спросила она в ответ.

— Примерно в половину этого.

— По полторы, тогда, — тут же заметила Анна.

Хозяин рассмеялся.

— Ладно, по полторы. Но после того, как сделаете. Значит, так — посмотрел он на часы. — Часиков в десять подходите. Я сейчас все здесь улажу и поедем.

— Хорошо, — ответила Анька с улыбкой.

— И оденьтесь попроще, там грязновато, — добавил он.

Аня по выходу, тут же убежала в общагу. Переодеться. И я, вздохнув, двинулся до дому.

* * *

— Вот, — Виктор Олегович обвел рукой помещение.

— Надо все помыть. Окна, пол, стены. И кладовки всякие тоже, — обрисовал мужчина фронт работ. — Мусор выбросить. Его ко входу слаживайте, потом я приеду, заберу.

Аня прошлась по магазину, присматриваясь.

— Ну? Понятно? — нетерпеливо спросил хозяин.

— Да, — ответила она. — Тряпки, ведра где?

— Это я сейчас принесу, — он вышел на улицу…

… К обеду они выгребли мусор из кладовок и вымыли там все. Анька после послала меня в магазин за пайкой. Я вылетел было, но тут понял, что выгляжу как бомж. Но возвращаться было, как-то неловко. Сгорая от стыда, я почти бежал по улице, благо прохожих было немного. Почти успокоился. Пока не подошел к магазину. Я чертыхнулся. Черт возьми, а!

Натянув на лицо каменную маску, я, с трудом перебарывая себя, шагнул вперед. Мне казалось, что все смотрят на меня с осуждением. С отчаянно бьющимся сердцем я шагнул в магазин. Пока стоял в очереди, немного успокоился. Огляделся. Оказалось, что хоть люди и смотрели на меня, но в их взглядах скользило равнодушие. Лишь парень, где-то мой ровесник, одетый в белую футболку и белые же брюки, смотрел, презрительно оттопырив губу, как на насекомое какое-то. Мне в голову бросилась кровь. Я увидел толстую, золотую цепь на его шее, браслет часов на руке, тоже сверкающий тяжелым, желтым блеском. На туфли, тоже белые, замшевые.

«Вот сволочь богатенькая. Стоит, сука, как на выставке, губу топорщит» — я чуть не сплюнул от злости.

Почему-то вспомнились утренники в детском саду. Там тоже мамаши некоторые, шибко любили своих чад в белое наряжать. Зайчиками.

Во, точно, Зайчик. Еще бы ушки, и на утренник. Раздражение начало проходить. Он представил, как этого, белого, мама за ручку ведет вокруг елки, а он плаксиво выговаривает, что не хочет прыгать. Ё! А точно то как! Зайчик!

Злость окончательно сменилась весельем. Я даже чуть не заржал в голос: «Ага! Не, мама, я не хочу машинку!».

Я даже закусил губу, чтобы сдержаться.

— Молодой человек, — послышался сбоку голос.

Я не сразу понял, что это мне. И говорит это продавец.

— Покупать будете?

Я под настроение широко ей улыбнулся.

— Извините, мне два молока…

— Спасибо, — сказал он, и сгреб продукты в пакет, когда ему принесли заказанное. Тут ему в голову, как будто стукнуло.

— Ой, а дайте еще вон тех конфет.

Продавец, молодая девушка немного неодобрительно посмотрела на меня. Конфеты были довольно далеко. Но я был уже последний в очереди, и она ничего не сказала. Что меня подвигло на этот шаг, сам не знаю, но когда она принесла их, и деньги были уплачены, я протянул конфеты ей обратно.

— А это вам, — веселье в душе разыгралось не на шутку.

Девушка, удивленно на меня посмотрела, но конфеты взяла.

— Спасибо.

— Пожалуйста! — меня реально перло.

Я повернулся и пошел на выход. Блин, надо было и Аньке купить — подосадовал я. Так я вроде изначально, ей и хотел купить. Зачем тогда я их подарил?

На улице я увидел, как тот парень — зайчик, садится в черную затонированную машину. Он тоже увидел меня, и досада на его лице сменилась высокомерием. Вот надулся, сейчас лопнет!

Улыбка вновь раздвинула губы. Уже не сильно торопясь, я пошел обратно.

* * *

— Ну что, сегодня пьем? — Анька потянулась, доставая до дальнего конца рамы тряпкой.

Работали мы, не торопясь, так как остались только эти окна, а время еще обед.

Я задумался. Анька тем временем открыла раму и стал мыть стекло с той стороны. Блин, на деньги эти, он надеялся одежды к осени прикупить.

— Что молчишь то!? — она требовательно глядела на меня сквозь мыльные разводы на стекле.

— Я это…, - потянул, я было.

— Я это, — передразнила она меня — да или нет?

— Да, — выдохнул я.

— У тебя?

— Я не знаю, — она немного ошарашила меня. — У меня мама дома.

— Ну, так и что. Я что такая страшная?

Она смыла со стекла пену, и стала четко видна ее фигура в мокрой майке, обтянувшей грудь. Я судорожно выдохнул.

— Ну это… ну нет конечно. Просто…

— Просто ты боишься, что скажет мама, — ехидно улыбнулась Анька.

Я вздохнул.

Всю эту неделю мы, в отличие от предыдущих двух, не ходили в парк. Целовались прямо здесь, на рабочем месте. А если честно, я был все это время немного не в себе. Все боялся проснуться, наверно.

Анька могла запихнуть меня, когда мы шли вечером с работы, в кусты какие-нибудь и ткнуться горячими губами в мои. Я в эти мгновения вообще плохо понимал, где я и кто. А ее забавляло это. Только ощущал под руками теплое, упругое тело, ее грудь, прижатую ко мне, ее руки на своей шее. Да, и это я понимал время от времени. А она смеялась под моим остолбенением и тащила дальше по тропинке.

А здесь она могла подкрасться сзади, когда я на корточках мусор сгребал и поцеловать в шею, а то и слегка укусить. По причине жары, она надевала тонкие, вытянутые, старые футболки, которые, намокая, пока она моет, прилипали к телу, напрочь лишая меня всякого самообладания. Я просто стоял и пялился на нее. Она взглянет на меня хитро, да еще и развернется, нагнувшись, или наклонится вперед, сверкая в разрезе грудью.

Лично для меня неделя пролетела, как молния — ярко и быстро. На работу я бежал вприпрыжку. Никогда не думал, что уборка может быть такой интересной.