Картины прошлого

Аня стояла на балконе, задумчиво глядя вдаль. На столе стояла, бутылка. С вином. Аня сказала, что сегодня подходит только вино. Я замер на пороге комнаты, держа в руке бокалы. Заходящее солнце очерчивало ее фигуру, казалось, что она такая… Неземная…

Дух захватывало… По телу пробежала дрожь, я, чуть дыша, смотрел на это чудо, не в силах сдвинутся с места, завороженный и изумленный. В груди сладко заныло и голова пошла кругом. На деревянных ногах, я зашел в комнату и слова сами слетели с губ:

Это что, я что-ли?! Вслух?! Лицо загорелось, наливаясь кровью. Аня, удивленная обернулась. Лицо ее было растерянным.

— Это чьи? — тихо сказала она.

— Мои, — как в бреду, тихо, сипло, ответил я.

Она подошла, положила руки на плечи. Ее лицо было так близко, а глаза… в них была такая теплота. Она молча смотрела на меня, а по ее щекам вдруг покатились слезы.

— Хорошие стихи, — прошептала она. — И ты хороший. Мне еще никогда такого не говорили.

Наши губы встретились, мои веки сами поползли вниз. Ее тело близко-близко прижалось к моему.

— Почитай еще? — попросила она оторвавшись.

— Я не… могу…, - с трудом ответил я. Оказывается, все это время я не дышал.

Она лишь улыбнулась, сверкая своими черными глазами. Они как провалы, куда-то утягивали меня, я не мог оторваться.

— Можешь, — ее голос, казалось, входил прямо в мозг. — Ты можешь. Ради прекрасной дамы, рыцарь может все.

Когда она погасила свет? Когда налила вино? Тот вечер остался в моей памяти какими-то урывками. Помню, как она смотрит на меня, сквозь алое вино, а ее губы шепчут: «еще».

Я читал ей свои стихи. Они были многие корявы, многие не до конца. Не знаю, почему я это делал, я никому, никогда бы не признался, что пишу стихи, это просто была моя отдушина, когда мне было плохо. Они были лишь для меня и только для меня. Но она просила, а я не в силах был ей отказать. Как мы оказались на диване? Я очнулся оттого, что она целует мой живот, а рубашка уже расстегнута. На улице уже стояла ночь, ее глаза блестели в лунном свете. Она вновь прижалась к моим губам, лежа сверху.

— Только не вздумай в меня влюбляться, — прошептала она, отрываясь.

Она встала и потянула меня следом. Рубашка полетела на пол. Звякнула пряжка брюк. Рухнул от ее толчка обратно на диван, я совершенно голый. В неверном свете я увидел, как с ее плеч, скользнуло вниз серой тенью платье. В висках застучал пульс, а сердце вообще забыло о правильной работе. Она передернула плечами и освобожденная грудь предстала моему взору. Во рту пересохло, я тяжело дышал, как после изрядной пробежки. Она переступила ногами, стягивая вниз черную, кружевную ткань и замерла на мгновение, давая полюбоваться собой…

Скользнула по мне, каким-то уверенным, хищным движением. Провела языком от пупка до подбородка и буквально впилась в губы.

— Сегодня ты мой! — шепот, сверкнула в темноте улыбка, больше напоминающая оскал. — Ты в моей власти!..

День сегодняшний

Щелкнула дверь, вырывая меня из воспоминаний. В коридоре послышались голоса. Визгливый голос тетки, заставил поморщиться. Следом запищала ее дочь. Вот две пираньи. Поминки кончились. Хотя для них это скорее было, что-то вроде торжества. Они видимо увидели мою куртку, висящую на вешалке, и громкость разговора значительно снизилась.

— Ну что, ты поговоришь? — писклявый голос Светки.

Они вошли в комнату, и нерешительно замялись, увидев меня. Я вздохнул и повернул к ним голову.

— Жень, — неуверенно начала тетка.

Понятно, Светочке, наверно, пожить надо. После того, как я четко и недвусмысленно дал понять, что квартира им никак и никоим образом не светит, они заметно растерялись. А планы-то наверно уже, какие были…

— Тут такое дело. Вот Света…

— Нет, — оборвал я ее.

Она оторопела от такого резкого отказа. До сих пор не поняла, что-ли, что я терплю-то их с трудом? Гнилые люди.

— Но, ты понимаешь…, - вновь сделала она попытку.

— Нет, — повторил я, глядя уже в глаза.

Та совсем растерялась и поспешно переглянулась с дочерью. У той на лице четко прорисовалась маска, еле сдерживаемой злости. Это вам не с мамой разговаривать.

Эти хищницы, шакалихи, привыкли все получать. Но я хищник побольше и поопытнее.

— Но что же пустовать будет? — плаксиво протянула тетка. — А Свете жить негде.

Ага, этап второй. Слезы. На многих мужчин действует этот приемчик безотказно. Сам сколько раз попадал. Ненависть полыхнула с новой силой, и мой ответ уже больше походил на рычание:

— Нет, я сказал!

Лицо Светы полыхнуло алым, но она опять сдержалась. Ничего, сейчас дожмем, скажете то, что мне надо.

— Ну, зачем ты так, — заканючила тетка. — Мы ведь не чужие. Если хочешь, можешь сдавать ее нам. Мы заплатим.

Ага. Первые два месяца. А потом: «Ты понимаешь, с деньгами трудно. Можно я потом отдам?».

— Нет. Я сдавать квартиру не буду. Мне деньги нужны. Кредит за свою платить, — отрезал я.

Их лица немного просветлели. Ну, конечно, разговор на их волне пошел. Наивные чукотские дети.

— Продавать будешь? А за сколько?

Да-да. Родственникам со скидкой. Ща-з-з, разбежались! А потом еще и в рассрочку попросят. Рано радуетесь!

— Буду, — прищурился я. — Я уже и агентство нашел. Хотите, там узнавайте. Мне некогда этим заниматься.

Те ошарашено замерли, будто узнали о дате своей смерти. Первой опомнилась Света, ее лицо, имевшее до того цвет свеклы, стало белым, как мел. Она судорожно дышала, как рыба, выкинутая на берег.

— Ну и пошел ты, козел! — выкрикнула она. — Вместе со своей квартирой! Подумаешь!

Мать пыталась урезонить дочь, поняв, что, что-то тут не так. Поняла, с — с… самка собаки, что жареным запахло!

— Что тише?! — выкрикнула доченька матери в лицо. — Я поехала на эти гребаные похороны, ходила в этом дурацком платье. Венок купила, а он! Да если бы не эта корова!..

Она осеклась на половине фразы, и метнула, затравленный взгляд, поняв, что ляпнула не то. Наконец — то, а то я уже уставать начал от общения с ними.

— Ты не слушай ее, — сбивчиво, торопясь, сказала тетка. — Она же просто злится…

Но я уже вставал. Во всем черном, в полумраке (специально сел туда), я должен был внушать. Они были обе ниже меня и заметно меньше. Я буквально навис над ними, буравя взглядом. Самая лучшая позиция для спора. Физическая сила, плюс естественная боязнь темноты, плюс чужая территория, плюс повод для применения силы. Шансов нет.

— Я думаю, — голос спокойный, но веет холодом, как из Арктики. — Вам лучше покинуть эту квартиру.

Правильно, вежливость в такие моменты просто убивает.

— Я больше не вижу причин, по которым мы можем продолжать наше общение, — побольше умных слов, сейчас они действуют, похлеще любой угрозы. — А также и причин дальнейшего Вашего пребывания здесь.

Они съежились, на их лицах отразился страх. Стервы, стервами, но понимают, что и отхватить можно сейчас. И вполне конкретно, в бубен.

— Сейчас собираете вещи, — от моего голоса, мне и самому стало жутковато. — И быстро уматываете.

Последние слова максимально жестко и грубо.

Вот так. Переход от вежливости к грубости, даст впечатление, что я уже еле сдерживаюсь от применения насилия. А верхняя губа, вздернутая в оскале, полностью это подтвердит.

Они бочком, бочком, пряча взгляд, ретировались в гостиную. Ну, Светке собирать нечего, да и матери ее не особо. Я, намеренно не включая свет, встал в тень, отбрасываемую дверью, и, наклонив голову, чтобы лицо не белело в темноте, стал наблюдать за ними.

Тетка вряд ли что-то сделает, а вот доченька может попытаться. Жизнь ее еще сдерживаться не научила. Ну, точно, пульт от телевизора сперла. Так, на выход, проводим их. Что за уроды, все время хотят, чтоб последнее слово осталось за ними!

Они молча вышли из комнаты и стали одеваться. На лице Светланы мелькнуло мстительное торжество. Я молча наклонился и расстегнул ее сумку.

— Ты куда лезешь?! — взвизгнула Света.

— Я думаю, это вам ни к чему, — сказал я, доставая пульт. — Это конечно случайно?

Я приблизил свое лицо к ее. Она смертельно побледнела, в глазах мелькнул животный страх.

— Ключи, — продолжил я в том же духе, обращаясь к тетке, но глядя на Светлану.

Тетка дрожащими руками вытянула связку.

— На тумбочку, — процедил я.

Связка звякнула о полировку.

— Вон, пошли! — блин, мне самому уже страшно.

Они, не глядя на меня, вышли, тихонько прикрыв дверь. Щелкнул замок. Так.

Я стянул с возвращенной связки два ключа и бросил их в ящик тумбочки. Взамен прицепил два других со своей связки, которые я перецепил перед тем, как отдать ключи тетке. Мера предосторожности. Хрен его знает, а вдруг скопировали?

Ладно. Поздно уже. Здесь останусь. Нафиг ночью по городу шататься…

* * *

…Успею, нет? — билась в голове мысль, а побелевшие пальцы стиснули баранку. Машина металась из ряда в ряд, мотор ревел на высоких оборотах.

Пролетела мимо стеклянная громада ДЦУПа; светофор уже мигает! На желтом проскакиваю, лечу к следующему, на том еще под мигающий, резко влево!

Машина пикнула сигналкой и бегом! Вихрем под табло, сердце бешено колотится.

Поезд уже готов, проводники стоят в тамбурах, гудок! Что же так медленно! Поезд дернулся, поехал, вылетаю на перрон, отчаянный прыжок! Круглые глаза проводницы, мелькнули слева. Бегом! Дыхание тяжелое, я запрыгнул в последний вагон. Что же такой длинный! Бегу! Мелькают лица, хлопают двери. Рву на себя дверцу, вот и кабина!

— Что же ты так долго? — спрашивает какой-то парень, стоящий в кабине — Чуть без тебя не уехали.

И молча кивает на кресло. С облегчением плюхаюсь. В носу засвербело…

…Чихаю, и с недоумением смотрю в потолок. Фу ты черт, уснул. Однако, что за сон, даже поверил!

За окном уже забрезжил рассвет. Рано еще. Скинув одежду на диван (вчера так и не разделся), шлепаю в душ. Понежившись с полчаса под теплыми струями, зевая, оделся и побрел на кухню.

Пока на сковороде шкворчали три яйца с колбасой, лениво прогонял в голове, приснившееся. Блин, как все натурально было. «Надо же, в кабину!» — хохотнул внутри, снимая с плиты сковороду.

* * *

Вася поставил на пол системник и огляделся. Я ввалился в комнату следом, волоча в одной руке монитор, в другой сумку.

— Ну? Ты чего, на проходе-то встал? — беззлобно поругался я.

— Откуда я знаю, куда его, — Вася кивнул на системник у ног.

— Давай в комнату, вон туда, — показал я подбородком.

Вася кивнул, снял туфли и, подхватив ношу, шагнул, куда я показал.

— Вау. Я уже и забыл, какой здесь вид, — послышался его голос через некоторое время.

Я, пыхтя, втащил свою поклажу, аккуратно положил моник на диван и бросил на пол сумку.

Вася стоял на балконе. Его веснушчатое, добродушное лицо, было задумчивым. Уже низкое солнце блеснуло на очках, когда он повернулся ко мне.

— Классный вид, — прокомментировал он.

Хмыкнув, я достал из коробки монитор и поставил его на стол. Вася зашел в комнату и уселся на диван, наблюдая, как я запихиваю под стол системник.

— Ты точно решил пока здесь пожить? — уже в который раз спросил он.

— Слушай, Вася, ты уже достал, ты бы лучше сходил, все остальное принес, — ответил я, скрючившись под столом.

— Ладно, ладно, — примирительно поднял он ладони и встал с дивана…

… — Нет, скажи, все-таки, — продолжил он, когда мы сидели за пивом. — Почему?

Он все пытался меня вразумить, по поводу того, что я продал ему (в рассрочку конечно и дешевле) свою квартиру.

— Вась, — я забросил в рот кусок вяленой рыбы, запив глотком пива. — Ну что ты пристал? Что тебя не устраивает?

— Ну, как. Я ведь тебе не скоро отдам, — Вася немного нахмурился.

— Вась, — я обвел рукой вокруг. — Мне, что жить негде?

— Ну, вообще-то, конечно есть, но…

— Вася, я сейчас подумаю, что ты меня кинуть собрался. Ты что решил мне деньги не отдавать? — притворно возмутился я.

— Почему?! Ты ж меня знаешь! — возмутился уже он.

— Вот. И не хрен это больше обсасывать, — рубанул я рукой. — Просто живи.

— Но эта-то квартира, намного больше стоит, — не сдавался он.

Я посмотрел ему в глаза.

— Блин, не люблю, когда ты на меня так смотришь — поежился он под моим взглядом. — Как рентген, честное слово. И все — таки?

— Не могу я эту квартиру продать, — честно признался я. — Слишком многое для меня здесь дорого.

— А-а. Ну тогда другое дело, — вроде успокоился он. — Слушай, а тачку-то не того?

— Да не. Здесь многие во дворе ставят, — ответил я на такой типичный вопрос от Васи.

Свою Нексию он очень любил и трясся с ней, как с ребенком.

— Ну, вообще-то эта квартира получше, — продолжал успокаивать свою совесть Вася. — Комнаты больше.

— Да и две их. Комнаты, — ехидненько добавил я.

— Ну да, — он помолчал. — И вид отличный.

— А помнишь? — покрутил Вася кружку на столе. — Как мы тут сидели?

— Ну, еще бы. Хрен забудешь, — усмехнулся я, вспоминая Васю на полу возле унитаза, и характерные звуки, которыми он пытался напугать жителей этого славного места.

— Не, ну че ты! Я же тогда первый раз выпил много! — понял он, о чем я вспомнил.

— Ну и еще кое-что вспоминается, что у тебя в первый раз было, — добавил я, отпивая их кружки.

— А ты про что? — типа не понял Вася.

— Про Юльку с Машкой, — пояснил я.

— О! — улыбнулся он. — Эт, да…