ГОРЫ
Гора над горой громоздится,
Венчанная тенью орлиной.
Рожденные в хлябях потопа,
Оделись в снега исполины.
То солнце глядит, как в бойницу,
То туч набегает отара,
На рык недобитого барса
Грома откликаются яро…
Рогами сшибаются туры
Под грохот упавшей лавины,
А холод надоблачных высей
Сплавляет разбитые льдины.
* * *
Здесь выросло бойцов немало,
Свободой клявшихся навек.
Здесь в чаше омывал десницу
Отчизне верный человек.
Стервятников сгонял с собратьев —
Кто сам лежал меж них без сил.
Над павшими кружился ворон
И кровь мужей погибших пил.
И если конь ретивый мчался.
Бойца не вынеся из сеч,
В знак рокового поединка
Висел на потной шее меч.
* * *
Здесь силой гордились тигриной
И шашкой, внушающей страх,
Здесь с давних времен прославляли
Клинок, поражавший в боях.
Его и пред смертью вручали
Отважным и славным сынам,
Чтоб смерть отступила от ложа,
Чтоб солнце светило очам.
Священным заветом звучала
Воителей песня в пути:
«Нам день для рожденья назначен
И день, чтоб навек отойти!»
У тех, кто рубеж наш нарушил,
В сраженье ломался кинжал,
А тело погибшего труса
И ворон в полях не клевал.
* * *
Здесь приковали Амирана
К взнесенным в облако скалам.
Уж лучше скованным остаться,
Чем волю подчинить богам!
Он для людей огонь похитил,
Предвидя света торжество,
Учил людей не покоряться
И ненавидеть божество.
Здесь люди поняли у горна,
Что тяжкий молот сталь мягчит,
И, солнце захватив клещами,
Его копали, словно щит.
* * *
В горах затаилась мятежность
Героев, почивших навек…
И часто огонь извергали
Во гневе Эльбрус и Казбек.
Здесь ждали родители сына,
Чтоб им облегчил он удел
И сердцем своим светоносным
Всю землю в сиянье одел.
И гор появился питомец,
Кто мощь Амирана явил,
Кто в узниках жажду свободы,
Оковы разбив, утолил.
Вся свежесть картлийского мая
Его овевала волной,
Чтоб родину он осчастливил
Невиданной вечной весной.
* * *
Здесь первый стан разбил на скатах
Народ, спасавшийся от бед,
Покинув на конях крылатых
Пределы, где владычил хетт.
В пути — невзгоды и увечья,
Смерчи, взметая прах, неслись.
Остались позади Двуречье,
Каппадокия и Галис.
Народ не спасся б от упадка,
Когда бы устрашился гроз.
Но он, как дзелква, мертвой хваткой
Корнями в эту землю врос.
Вот место битв бойцов бывалых,
Подземный ход и свод ворот,
И город, высеченный в скалах,
Где буря зимняя ревет.
* * *
Враг налетал из грозной дали,
И меч долины покорял.
Здесь землю копьями пахали,
Громили каменный Дарьял.
Кровавый град всекался в скалы,
На них — следы до наших дней.
Что в этом крае привлекало
Султанов, шахов и царей?!
Избегнувши уничтоженья,
Свободы дух в стране живет.
От кандалов и заточенья
В ущелья уходил народ.
Хребтов могучие отроги!
Когда вам недруги грозят,
Готовы вы рычать в тревоге,
Как львы, спасающие львят.
СУДЬБА КАРТЛИ
Кто скорбел о нашей жизни
С вековечною борьбой?
Вражью злобу в нашей Картли
Разве видел глаз чужой?
На богатства наши зарясь,
Кто не шел на нас войной?
Гибли мы у врат Европы,
Ордам путь закрыв собой.
Кто скорбел о нашем крае,
Беспощадно разоренном?
Кто в те дни пришел с подмогой,
Вняв хоть раз несчетным стонам?
Наша кровь текла Курою,
Нестихающим Рионом,
И страна в огне тонула,
Как в потоке разъяренном.
Шли враги. Откуда? Сколько?
Как измерить океан?
Мнилось, все смывают ливни,
Села рушит ураган.
А сады уничтожались
Саранчой из дальних стран —
То ватагами османов,
То ордою половчан.
Враг безумствовал, пустыню
Оставляя за собою.
Сколько жалоб мы исторгли,
Обессилены борьбою!
«Меж потоком и пожаром
Мы покинуты судьбою.
Нас пожрать грозится пламя,
А поток — залить водою!»
Но, повергнутый нещадно,
Каждый боль свою скрывал,
В горных дебрях и пещерах
Он убежища искал,
Сберегал и дух, и волю,
Находя приют меж скал,
Но у раненого барса
Слез никто не исторгал!
Скован, но с могучей волей,
Наш народ с седых времен
Дерзновенным Амираном
Был на подвиг вдохновлен.
Гордый мыслью и делами,
С древних гор взирает он,
Дух его в громадах башен
На века запечатлен.
Вот хребет, где турьи тропы,
В высь уйдя, от взоров скрыты,
Стены с каменной резьбою,
Город, выбитый в граните,
Цепью вьющийся орнамент,
Лани, врезанные в плиты,
Тигр с грифоном в поединке,
Тяжкий свод, лозой увитый.
О, седые фолианты,
Где причудлив птиц узор,
Вязь письма и переплетов
Позолоченный убор,
Меч с насечкой золотою,
Круглый щит, слепящий взор,
Циклопические стены
И развалины меж гор!..
Сколько их, чья мысль не меркнет,
Четко врезанная в камень,
Сколько мастеров бессмертных
С чудотворными руками!
Те, чей труд живет поныне
В башне, хронике иль храме,
Отошли, своих творений
Не отметив именами!
Где их кости истлевают, —
Чей поведает рассказ?
Где гробница Руставели,
Возвеличившего нас?!
Кто оплакал прах Бесики?
Где Саба-Сулхан угас?
Вспомним видевших Арагву
Лишь в мечтах, в бессонный час!
Кто исчислит всех, чьи взоры
Грозным мужеством горели, —
Ратоборцев Саакадзе,
С кем враги сойтись не смели,
Зезву — льва в смертельной схватке,
И Шалву Ахалцихели,
И арагвинцев, проливших
Кровь свою в крцанисском деле!
Этот мир неумолимый
Храбрецов беде обрек,
И в залитых кровью свитках
Сколько слез и горьких строк…
Вспомним тех, кто был отравлен
И врагу отмстить не смог,
И сломавшийся со стоном
Саакадзевский клинок!
У народов непреклонных
Не приметишь седины,
Как бы ни были бедою
Их года отягчены!
Веря в солнце, как пристало
Детям солнечной страны,
Шли в бои, как сталь упорны,
Нашей родины сыны!
КРЕПОСТЬ ГОРИ
Стоит твердыня, грозная, седая,
Как ветеран, держащий древний стяг.
Здесь на скале ограда крепостная
Воздвигнута на крови и костях.
Седой оплот несломленной защиты,
Как некий остров, из пучин возрос;
Руины стен и вековые плиты
Взгромождены на сумрачный утес.
Была твердыня огненною торней,
Где с кровью хлеб спекался среди скал.
Здесь Амиран, мятежник непокорный,
Прикован был, но воли все алкал!
* * *
Картлийцев прародитель Уплос
С костями известь тут смешал,
А ныне ящерицы дремлют —
Где кровью обагрялся вал.
Здесь Искандер разбил ворота
И мир потряс, как ветви ив.
Рубили панцири монголы,
Холмы из черепов сложив.
Здесь Митридат с войсками римлян
Тягался, чтобы мертвым лечь.
Здесь на валу в руке араба
Сверкал калифа грозный меч.
Здесь кизилбаши и хазары
Летели на степных конях,
Топтали тяжко нашу землю,
Домчав до нас азийский прах.
Цветы не знали здесь цветенья,
А птицы — гнезд, в тоске крича;
Здесь камни обросли стрелами
И нивы стригла саранча.
Но кто б оставил поле боя,
Клинком врага не поразив,
Не обагрив своею кровью
Истоптанных несжатых нив!
И знамя Картли не склонялось,
Страну спасая от невзгод.
Здесь утвердил свою свободу
Непокорившийся народ.
* * *
Земля сокрыла у стены замшелой
Клинки и стяг страны неборимой.
Воителей немало здесь истлело,
Войска водивших Азии и Рима.
Гибка лоза, и гроздья рдеют, зрея,
И неумолчны рек вспененных вздохи.
Мертв Чингис-хан, и вечен сон Помпея.
Спит Александр. Не встанут диадохи!
ГОРИ — ПРЕДВОДИТЕЛЬ КАРТЛИ
О, город, где зыблются тени
Под зеленью шумных раин,
Колеблемых ветром весенним,
Слетевшим со снежных вершин!
Повисли балконы с резьбою,
Обвитые тонкой лозой;
Дома — с черепицей простою,
С щербатою, дряхлой стеной.
Над городом ломанной глыбой
Твердыня стоит у воды,
А дальше, на рынке — и рыба,
И в грузных корзинах — плоды.
Мужали в труде палаваны,
По праздникам игры вели,
И в Индию шли караваны,
Как к югу летят журавли.
* * *
Отсюда жемчуг шел в палаты Рима,
А в Азию — паласы и шелка.
На масляной кулак неутомимый
Сшибался грозно с мощью кулака.
Скрипит арба, сверкают фаэтоны,
Мацонщики теснятся, как всегда.
С утра у лавок не смолкает гомон,
А ввечеру в пыли бредут стада.
От века здесь щедры земные блага,
Здесь на плоту поет ущелий сын,
И дремлет город, освеженный влагой,
Одетый в тень трепещущих раин.
* * *
Но он не спит, вскипеть готовый, —
Котел над пышущим костром;
Он разорвет свои оковы,
Едва с нагорий грянет гром.
Как отзвук неуемной боли,
Сердца разящий вдовий крик:
— Зураб, тебе страдать доколе?!
— О, мать, все ближе смертный миг!
И словно груз неся столетий,
О сыновьях скорбит она:
Один — в хрустальном Базалети,
Другого погребла стена.
Ужели даль не прояснится,
Чтоб журавли могли лететь?
Пусть станет вновь крепка десница,
Чтоб строить, и писать, и петь!
Давно кирка лежит без дела,
Ржавеет в поле праздный плуг,
Забыт клинок, в пыли кольчуга,
Умолк чонгури нежный звук,
А древний край простерт в бессилье,
Пронзен копьем нещадных мук.
Ответа нет! С ярмом скрипучим
Звучит «Урмули» в лунный час,
И ночь неодолимый сумрак
На башни льет из черных глаз.
И тьмы не сдвинуть ураганам
Иль трубам, что к боям зовут.
Лишь базалетские свирели
Об уповании поют.
Вершин седые веретена
Мотают клочья дымных туч,
Тая грома и пряжу молний
Меж истомленных жаждой туч.
* * *
Издавна был опорой жизни
Картлийский крепкий земледел,
Но он забыл, с дороги согнан,
Как в люди выбиться хотел.
Он может дуб взвалить на плечи,
С нагорий сбросить валуны,
Но свергнуть не решится князя —
Душителя его страны.
Он слышит: «Мужичье — как свиньи!
Лентяй валяется в грязи.
Возьмешь за шиворот — заплачет,
А волю дашь — уже грозит!
Оборван весь, в лохмотьях жалких, —
Но спорить он готов с тобой,
А мы ведь с розовою кровью
И даже с кровью голубой!»
Его пинают беспощадно,
Бьют по зубам — кому не лень.
Под свист кнута несется ропот:
«Как тяжек, господи, мой день!»
* * *
Над пыльным верстаком склоненный,
Измучен люд палящим жаром,
И ветер с гор не льнет прохладой
К изнемогающим амкарам.
Проходят дни в труде всегдашнем,
Чтоб без забот гуляли баре;
В дому — ни лишней корки хлеба,
В деревне — ни зерна в амбаре.
Хоть тяжко, быть покорным надо,
Строгать и шить рукой усталой.
Ручьи должны вливаться в море,
Чтоб море вечно грохотало.
Когда ж рассвет раскроет двери?
Когда весна дохнет прохладой,
Чтобы спасти людей из пекла
Неугасаемого ада?!
* * *
Богатей прибрал умело,
Льстиво княжий нрав хваля,
И господские поместья,
И дворянские поля.
Он прижал к прилавку пузо,
Ястребиный косит глаз,
Очаги крушит и губит,
А спросить — спасает вас.
Златоуст — послушать только!
На прицел карман берет.
Пусть святым Христом клянется,
Пусть хоть братом назовет, —
Он петлю накинет ловко,
Присосется, как паук,
В паутину селянина
Завлекает, будто друг.
«День иной дороже года,
Год иной лишь дню подстать».
Хочет он, — мертвеет город,
Хочет, — оживёт опять.
Дань повсюду собирает,
Простодушие хваля,
Как пожар, он пожирает
Вместе с лозами поля.
* * *
Призрак ночи тает в поле,
Уступает свету мгла,
А с горийских колоколен
Уж звонят колокола.
И гремят, готовясь к строю,
У казарм ряды солдат,
И над древнею землею
На заре штыки блестят.
В грудь бия со скорбью ложной,
Негодует «патриот»,
Озирается тревожно
И в душе шпика клянет.
Тьма еще объемлет землю,
И легко ли света ждать?!
Задыхаясь, время дремлет,
Обращая взоры вспять.
Где желанная свобода?
Царь в ночи нам не дал дня;
Спас от льва, но волкам отдал,
Крестным знаменьем маня.
Мы, закованные, пляшем,
На лице — тоски печать:
Угрожают стягом нашим
Балаганы увенчать.
Нас лишив родного слова,
Сыт захваченной землей,
Торжествует царь, готовый
Всех живых душить петлей.
Но во тьме сквозит пыланье,
Разгораясь горячей;
На клинках у нас сиянье
От прадедовских мечей.
Свет с гробниц восходит к выси, —
То взывает предков прах:
И Аспиндза, и Крцаниси
Оживают вновь в боях.
* * *
В час утра тиховейный
Народ дома покинет,
Цветком оранжерейным
Проследует княгиня.
И семеня вослед ей,
В лечаке, с новой сплетней,
Стремится в городок —
Не женщина, понятно,
Скорей скоропечатня
И уличный листок.
* * *
Крик князя: «Прочь с дороги!»
Такого вы видали?
Грядет помещик строгий
При шашке и кинжале.
То — ураган всесильный,
Чья злоба всем страшна,
Коль нет еды обильной
И рогами — вина.
Дед отражал когда-то
Азийский ятаган,
А этот — завсегдатай
Духанов, бич крестьян.
Заносчивый вития,
Он — «соль» своей страны.
На деньги ль трудовые
Он пьет под визг зурны?
С зурначами он непрочь
Прокутить и день, и ночь.
Угрожает он расправой,
Поклонись не так хоть раз,
Даже конь с холеной гривой
На дыбы встает тотчас.
Со стрекозьим тонким станом
Дворянин спешит, пыля,
С князем свой досуг деля,
И кичится буйным нравом,
Месть кровавую хваля.
Витязь сей с пустым карманом
И с пустою головой
Дом давно уж пропил свой.
Сей любитель полной чаши
И не сеял, и не жал,
Но вгонял до рукояти
В тело ближнего кинжал.
Пусть судьба его слиняла,
Пусть кафтан его не нов, —
Проколоть и муху может
Острием своих усов.
— Налей! Я пью до дна!
Налей еще вина!
Ликуй, наш кров!
Сразим врагов!
* * *
Проходит переулком
Народник космоглавый,
Глася: «Осилив козни,
Восторжествует право!»
Твердит: «В былое канут
И цепи, и заботы,
Как учат по брошюрам
Нас Бюхнер с Молешотом».
У них друзей немало,
Кому в ночах не спится,
В чьих бородах и космах
Гнездо свила бы птица.
О жизни селянина
Они толкуют много
И слезы льют над хатой,
А хата — как берлога.
Оплакивают нивы
И к грозным дням боев
Цырюльников готовят
И франтов-поваров!
Ночами строят планы,
Что совершат свой суд;
Депешу Гарибальди
Восторженную шлют:
«С победой, лев! Целуем!
И мы хотим восстать!»
Ему же и Лиахвы
На карте не сыскать!
* * *
Народ в библиотеке,
А шпик дозор несет.
Не закоулок Гори —
Он Картли в бой ведет!
Опасную крамолу
Таят страницы книг;
Готовит новь к посеву
Таинственный сошник.
И вот раздался голос,
И слушает народ:
— Всю мразь и грязь эпохи
Лиахва унесет!
Уж порохом запахло…
«Как ласточка средь нив,
Весна, весна мелькнула,
Надежды разбудив!» [1]
