– Устроим праздник, где будут музыка и хорошая еда, – громко сказал я, обращаясь к Арине. Дремавший под столом Дымок тут же встрепенулся, вылез и начал озираться: « Кто – то сказал о вкусной еде?»

– Ура! – не удержалась от радостного восклицания Арина. – Мы пригласим гостей, всех наших друзей сюда, в наш сад. Пусть они вместе с нами разделять радость, когда я повяжу сегодня вечером на Дереве Спасения триста шестьдесят четвертую розовую ленту, и моя бабушка станет совсем здоровой. А я умею готовить вкусно, меня бабушка этом научила.

Дымок глубоко, почти по – человечески, потянул теплым носом воздух. Он уже чувствовал аромат вкусной еды, его морда весело морщилась от предстоящего удовольствия, а хвост покачивался по сторонам, свидетельствуя о хорошем расположении пса: « Что, мой мальчик, а это впечатляет! Угощать надо на славу. А про меня не забудят?» – глаза собаки с ноткой напряжения смотрели на меня.

Я рассмеялся. Ласково потрепал пса, давая понять, что опасения его не имеют оснований – я скорее сам откажусь от еды, чем оставлю голодным Дымка.

– Почему ты такой веселый? – недоуменно спросила Арина.

– А ты посмотри на Дымка, – показал я на собаку. – У нас появился взыскательный контролер.

– Что ж, не ударим лицом в грязь, – улыбнулась девочка, – доставим удовольствие нашим гостям и Дымку.

Время праздника назначили вечернее, в шесть часов, когда уже прохлада тонкой невидимой пленкой накрывает сад.

Мы с Ариной делали все весело, озорно, просто играюче. Арина предложила готовить гренки с маслом, сыром и солеными огурцами. Это когда тонкие кусочки хлеба обжаривают на разогретом сливочном масле, а затем сверху кладут ломтик сыра и кусочек огурца.

Кухня у нас была простенькая, на свежем воздухе, недалеко от стола. Я соорудил из нескольких кирпичей и камней, собранных в саду, печку. Сверху на кирпичи положил решетку. Собрал сухие ветки, разбросанные под деревьями.

Дымок и здесь выказал себя отменным помощником. Видимо, осознав всю важность дела, он, пригнув морду к земле, только ему понятным собачьим способом, то есть собачьим нюхом, отыскивал сухие ветки, выгребая их крепкими плотными лапами с острыми когтями из – под листьев. Затем хватал добытое в крепкие желтые зубы и лохматой пулей летел ко мне, к очагу. Подбежав, выпускал ветки из пасти и так горделиво поднимал голову вверх, смотря на меня, хозяина, с выражением подлинной собачьей преданности: « Ну что, мой мальчик, а работничек из меня то, что надо. Так и знай: со мной не пропадешь. Я такой же человек, только лохматый и не могу говорить».

Увидев мою улыбку, читая в ней и одобрение и восхищение, разворачивался на месте, как трактор, круто, так что из – под лап летела земля – и вот только вращающийся короткий хвост мелькал уже вдали, Дымок мчался на новый сбор веток.

Арина принесла из дома сковородку. Буханку черного хлеба, банку с огурцами и масло сливочное, сбитое мною вручную из молока моей коровы Маша на деревянной маслобойке, захватил из дома я. И я же разжег огонь в нашей печи, и следил, чтобы он не погас, подбрасывая время от времени поленья – если, конечно, можно так назвать сухие ветки, собранные мною и моей дворнягой. Арина резала хлеб на тонкие кусочки, выкладывала на сковородку кусочки масла, и, когда оно начинало потрескивать, искусно, как взрослая домохозяйка, опускала в разогретую сковородку хлебные ломтики.

Поджаренный хлеб ароматно пахнул, покрываясь золотистой поджаренной корочкой на сковородке, которой ловко управлялась Арина. Дымок сидел неподвижно, не сводя глаз с девочки, вернее, с кусочков обжаренного хлеба, которые она перекладывала со сковородки в тарелки.

Уже несколько раз Дымок жадно втягивал воздух, быстро помахивая хвостом – признак беспокойства. Глаза были широко открыты, в них светились одновременно и радость и мольба: « Ну когда же мне перепадет кусочек? Я же заслужил, вон сколько дров вам натаскал. Ведь без меня вам бы туго пришлось! И вообще, я просто голоден».

– Дымок убежден, что бутерброды мы делаем только для него, – весело произнесла Арина, отправляя очередную партию гренок на тарелку.

От таких слов пес просиял, как хорошо начищенный самовар, издал клич радости, обнажив оба ряда зубов: «Хорошо жить, когда тебя понимают. Конечно, я не против отведать это гастрономическое чудо. Что – то чувствую пустоту в своем животе».

– Нет, нет Дымок, – отреагировал я, видя приподнятое настроение пса. – Гренки не для тебя. То есть, не только для тебя. Надо ждать гостей.

Дымок застыл. Детская обида проглянула в глазах: « Ну вот, как всегда! Работай, трудись, а как вкусненько покушать, то не для тебя!»

Арина не могла удержаться, видя такую грустную фигуру дворняги, прыснула от смеха, и озорно подмигнула собаке: хозяин пошутил, отведаешь непременно гренок.

Затем девочка посмотрела на меня, словно говоря: ну что ты стоишь, соображай, что надо делать. Конечно, я сообразил – все – таки почти десять лет мальчугану.

– Пойду закрою калитку, – ответил я на немой вопрос Арины. – Кажется, ветер открыл ее.

Когда я вернулся, гренок на тарелке поубавилось. Пес тихо посапывал, положив морду на лапы, и долизывая во сне остатки хлеба с губ. Хвост неподвижно лежал – свидетельство покоя и сытого дрема.

Арина, как будто и ничего не произошло, продолжала жарить хлеб, весело припевала: «После вкусного обеда по закону Архимеда надо отдохнуть». Потрескивало масло на сковородке, аппетитно пахло поджаренным хлебом.

А еще Арина попросила меня собрать смородину в саду, она хотела приготовить напиток. Я взял кастрюлю, посмотрел на собаку – хотел позвать ее с собой. Но Дымок мирно дремал, тихо посвистывая через неплотно прикрытые губы. Картина была настолько трогательной, пес сейчас напомнил мне ребенка, который после долгих игр на свежем воздухе заснул беззаботно.

Принесенные мною ягоды, Арина переложила в другую кастрюлю, добавила сахар. Попросила меня крепенько потолочь ягоды, а затем залила смесь водой и поставила на печку. Когда вода закипела, я снял кастрюлю, поставил ее на стол, на деревянную подставку, а Арина накрыла плотной тканью.

– Чтобы настоялось, – пояснила девочка, – вкус и аромат тогда будут такие, что не оторвешься.

Солнце клонилось к закату. Спадали духота и жара. Посвежело.

На столе – несколько тарелок с гренками, прикрытых короткими полотенцами. В середине – кастрюля со смородиновым напитком, возвышалась как колодец журавлиный.

Все спорилось у нас с Ариной. Мы ощущали, как нам приятно, ну просто замечательно быть вместе, готовить этот праздничный стол. Арина все время напевала песенки, они звучали так мелодично, что казалось, в моем сердце поют птицы.

Дымок открыл глаза, внимательно, с прищуром веселых глаз, посмотрел на нас, словно спрашивая: «Мой мальчик, я не пропустил самого главного?». Увидел наши задорные лица, накрытые на столе тарелки, успокоено вздохнул, поднялся на ноги, потянув свое плотное тело, отчего его контуры плавно изгибались, а шерсть двигалась волнами. Сбросив таким способом остатки сна, пес широко заулыбался, говоря: «Все – таки вы настоящие друзья, и я люблю вас больше, чем самого себя. Как вам повезло, что у вас есть я».

– А давай украсим наш сад, – неожиданно предложила Арина, – пусть праздничным выглядит не только стол, но и двор.

– Как ты хочешь это сделать? – идея мне понравилась. – Может быть, развесим на деревьях гирлянды, они остались у нас после нового года.

– Вот и чудесно! Просто классно! – обрадованно ответила Арина. – Беги домой и неси украшения.

Я бросился по аллее к калитке. Дымка и звать не надо было – он уже мощными скачками мчался впереди меня, весело повизгивая, высунув свой длинный розовый язык. Ему было хорошо: прытко пробежаться после вкусной трапезы и крепкого сна.

Дома в шкафу я отыскал коробку с разноцветными гирляндами и серебряными дождиками. Дымок вопросительно посмотрел на меня – часто один взгляд собаки заменяет миллионы пустых человеческих слов – поднял вверх свой короткий хвост. Это означало: « Давай – ка, мой мальчик, понесу я. Это для меня приятное дело – всякий раз оказывать тебе, хозяину, полезную услугу. Такова моя собачья доля – я твой друг, твой товарищ, твой защитник. Ты, мой мальчик – вся моя жизнь, моя любовь, ты лидер. Я буду служить тебе преданно и верно до последнего своего вздоха. С тобой, хоть на край света!».

Дымок лизнул мою руку, потерся мохнатой мордой о ногу, и я, мальчик из далекой глубинки, понял: моя дворняга – это мой друг, который не покинет меня никогда. И я в долгу перед ним за счастье быть удостоенным так. Неважно, какой породы твоя собака. Главное, что она твоя. И что она с тобой.

И еще я понял, что в собаках как бы отражается дух, который царит в сердце хозяина. У добрых людей добрые собаки, не злобный хозяин – не опасен и пес. А если люди злобные, то и собака злая, опасен хозяин – опасен и пес.

Конечно, я не мог отказать такой очаровательной дворняге в просьбе: как – никак, а это помощь. А помогать мне Дымок ой как любил!

Вот так мы и возвращались обратно: быстрым шагом я и рядом, трусцой, поблескивая в лучах уходящего солнца отполированной кожей и гладкой пепельно – серой шерстью, с коробкой, перевязанной крепкой нитью, в зубах мой пес.

Со стороны картина вызывала добродушную улыбку: такая идиллия, сказочная гармония отношений между мальчиком и собакой, любовь к которой навсегда поселилась у меня в сердце. Наверное, понимал и Дымок, что его собачье счастье не только в том, что его любят; оно в том, что без него не могут обойтись: ведь, собаки, пусть хранит их Творец, считают, что человек – существо слабое, беззащитное, нуждается в постоянной заботе и ласке. И что быть собакой, это не такое уж большое оскорбление для собачьей породы

В саду я и Арина развешали на ветках деревьев гирлянды из красной, синей, оранжевой и желтой бумаги. Между ними пропустили длинные серебряные дождевые ленты. Сад словно засиял, надел на себя сказочные яркие одежды, как звезды одевают ночное небо в сверкающий саван.

Дымок присел в стороне на задние лапы. Так и застыл в позе управителя, строго и внимательно бегая глазами по нам, поднимая их к верху за очередной подвешиваемой гирляндой – на той ли высоте и крепко ли держится!

Собака святая. Она по природе своей непосредственна и честна. Она чувствует, когда не до неё, и может часами неподвижно стоять или лежать, пока её кумир занят: хозяин для собаки – Бог.

Своим собачьим природным умом он понимал, что не стоит путаться под ногами детей, занятых серьезным делом, глядь еще кто впопыхах споткнется о него, и не приведи бог, еще упадет – а там шишки, царапины, крики…

Все – таки Дымок, по – моему мнению, был очень умным псом, он заранее выбирал удобную, если не сказать, мудрую позицию.

Когда мы закончили с приятным делом, гирлянды на ветках напоминали фонарики. Пока еще держались на земле солнечные лучи, они блестели. А когда наступить вечер и придет ночь, они же потеряют свое сияние?

– Как мы вечером будем сидеть за столом без света? – спохватилась Арина. – Надо что – то придумать.

Не успел я еще взять в работу свою голову, как Дымок ткнулся лохматой мордашкой в печь, а лапой начал подгребать к ней остатки наших дров. Ее собачьи глаза были похожи на солнце, шоколад, мороженое и все то, что так приятно детям. Собака знала, что счастье – это когда что – то делаешь для других. Собаки делают всё, что в силах, лишь бы угодить своему двуногому другу, и счастливы, если это им удаётся. И ты еще и еще раз понимаешь, что друг – это самое лучшее, что у тебя может быть, и самое лучшее, точно – точно, кем можешь ты.

– Я предлагаю по – ярче разжечь огонь в нашей печке, – спокойно ответил я, ответил как мужчина, знающий свое дело, – и тогда гирлянды, стол и сад буду освещены.

Арина захлопала радостно в ладоши, так ей понравилось мое предложение. Я скосил глаза в сторону Дымка: мол не вздумай выдать, что эту идею подсказал ты; я бы, конечно, и сам догадался, но позже… а ты хорош!

Увидев такое прелестное состояние девочки, пес уже не мог держать позу управителя. Он разинул неожиданно пасть, на мгновение она застыла в таком положении, а затем пес громко чихнул и метнулся к Арине с радостным повизгиванием. Девочка подхватила пса за передние лапы, и они пустились в пляс. Ну прямо загляденье: дама – девочка и кавалер – дворняга, пес, подобранный где – то на улице, забытый, заброшенный, беззащитный в то время. А теперь – лоснящийся, отполированный, отмытый, сытый и благоухающий свежестю.

Арина плавно шла по круг, а Дымок, от усердия положив язык набок, потешно перебирал задними лапами, короткими и плотными, выдерживая интервал, приспосабливался к движению ног Арины. Пес шумно дышал и покачивал головой, ушки вытянулись как побеги молодого деревца. Шерсть поднялась, превращая пса в громадное животное, наподобие медведя.

Доверие, верность, любовь – все в одной собаке. Не один друг не радуется вам так искренне, как ваша собака. И никто так искренне не грустит, когда вас нет рядом.

И я вспомнил стихотворение, которое выучил еще до того, как у меня не было Дымка:

– Ой, ну все, я устала – громко дыша, воскликнула Арина. – Мой кавалер просто заморил меня. Я хочу отдохнуть.

И она прямо – таки плюхнулась на стул. Дымок безмолвно опустился около ее ног, положил мордашку на колени девочки, словно благодарил, как истинный воспитанный кавалер, за предоставленное счастье, за нахлынувшее наслаждение:

«Помни девочка, у тебя есть собака, которая тебя всегда выслушает, поймёт, потанцует… и лизнёт тебя». Арина ласково потрепала уши пса. Дымок засопел от удовольствия.

«Если бы только люди могли любить как собаки, мир бы стал раем» – подумал я.

– Кажется, у нас все выглядит неплохо, – произнесла она. – Гости будут рады!

И на самом деле было очень прелестно, очень красиво, так чудесно, что сердце у меня сразу стало большим и теплым. И мне очень захотелось узнать, где моя мама. Я поднял голову к Голубому Небу: « Мама, посмотри, как у нас хорошо, какие мы радостные. У нас вечером будет праздник. Я обязательно позову тебя на него, ты же так любишь веселье. Любишь песни, игры, потанцевать».

Вот хлопнула калитка. Первой появилась бабушка Люба в красивом сине – голубом платье, которое при ходьбе переливалось и издавало легкое шуршанье. Вместо стареньких галош она надела туфли на каблуках и, видимо с непривычки, сильно покачивалась при ходьбе. Даже когда она остановилась, ее все равно вело из стороны в сторону, точь – в – точь, как будто она находилась на палубе корабля.

Подойдя к столу, старушка всплеснула руками:

– Это вы так потрудились, ай да молодцы, – сказала она, – давайте – ка я вас всех расцелую.

Она обняла меня, Арину и, конечно, Дымка, который уже успел подсуетиться и оказаться рядом – ну какое же веселье без него!

Гирлянды на деревьях привели бабушку Любу в состояние, близкое к восторгу. Подняв глаза на ветки и увидел такое яркое зрелище, старушка застыла. Язык словно прикусила, а глаза расширились и сами стали излучать свет, как наши гирлянды.

Наконец, придя в себя, она тихонько, по – детски трогательно – нежно произнесла:

– Я впервые увидела такие чудеса, у меня сердце словно в пятки ушло. Так все напомнило мне детство, когда я помогала маме наряжать елку.

Бабушка Люба достала из небольшой сумки, потертой местами из – за частого использования, банку клубничного варенья

– Это на сладкое, – сказала она, отдавая мне банку.

– Спасибо вам, бабушка.

Затем она вынула из сетки, которую также принесла с собой, кастрюлю, завернутую в плотную бумагу.

– А это, тыква тушеная, с сахаром и яблоками, – торжественно произнесла старушка. – Мое любимое блюдо. Правда, в последнее время я готовлю его редко, но по – такому случаю вот встала пораньше, поколдовала над печкой; слазила в погреб, где у меня тыква и яблоки в прохладе томятся.

И даже через плотную бумагу пробивалась дразнящая сладость. Мы невольно потянули носами.

А Дымок… вытянув, казалось, к самому горизонту, лохматую мордашку, приглушенно всхлипывая, подполз на животе к бабушке Любе, и так печально, грустно опустил голову на ее туфли, что на высоком каблуке, и заскулил жалобно, едва ли не скорбно. Сквозь стиснутые зубы вытекали розовые слюни.

– Ах ты, прекрасное хвостовое создание, – весело молвила старушка. – Да разве устоишь против твоего смиренного поведения, любую душу, даже каменную растопишь своими собачьими жалобами!

Она развязала нитки, которыми бумага была привязана к кастрюле, ловким движением достала из нее кусок тыквы: желто – коричневый, маслянистый, сладко пахнущий.

Дымок мгновенно поднялся на лапы, судоржно глотнул, яростно и резко крутнул хвостом: «Ой, как мне приятен этот кусочек. Прямо так и просится сам в рот».

Бабушка Люба держала такой лакомый кусок тыквы в руке, рассчитывая на прыжок пса. Она и не думала, что Дымок поведет себя не так, как ведут обыкновенные невоспитанные дворняги.

Дымок застыл. Замер. Только желваки ходили по всему телу.

– Ну что ты, Дымок, прыгай, – начала уговаривать старушка, – это же чепуха для тебя, такой маленький прыжок.

Дымок не реагировал. Интригующе все уставились на него. И только я внутреннее торжествовал, понимая, почему собака не двигается – Дымок ждал моей команды. Я не торопился ее подавать – пес должен посмотреть на меня, своего кумира, своего лидера. Выделить меня среди всех. Подчеркнуть, что у него только один хозяин.

И вот Дымок, как полагается преданному псу, выждав благоприятную паузу, повернул голову ко мне. Взгляд молящий, просящий: «Мой мальчик, поторопись. Мой живот весь в бурях, там один голод гуляет. И такой буйный». Конечно, я не стал ждать. Я не был самовлюбленным эгоистом. Я был сострадателен к чужим печалям и просьбам. Понимал, спасение одной собаки от голода не изменит мир. Но мир несомненно изменится для этой одной собаки, моей любимой собаки, моего Дымка – еще больше поверит мне.

– Дымок! Возьми! – слова я произнес медленно, растягивая внутренне удовольствие от своей минутной славы. – Только медленно!

Дымок прыгнул легко, пружинисто взлетело тело, сверкнув в лучах оседавшего солнца тонкой серой тенью. Быстрым, но мягким движением губ, он захватил в пасть кусок тыквы и опустился на землю. Одним крупным глотком отправил кусок в рот. Затем с наслаждение провел языком по губам, подбирая остаток.

И, будучи благодарным псом, несколько раз провел носом по ногам старушки. Все присутствующие в саду оживленно захлопали в ладоши.

Приняв от бабушки Любы стеклянную банку с клубничным вареньем и кастрюлю с тушеной тыквой, я поставил их на стол рядом с напитком. Стол преобразился – стал более торжественным, праздничным.

– Всем привет! – голос неожиданно появившейся Настюшко – брюшко заставил всех вздрогнуть. – А вот я и моя мама.

Она познакомила свою маму Зину с гостями. Особенно было отдано предпочтение собаке. Настюшко – брюшко и ее мама наклонились к нему, ласково играюче потрепали его за уши и угостили, как им показалось незаметно от меня, карамелью «Дунькина радость».

– Мы с мамой тоже принесли угощенье, – радостно проговорила девочка, – вот здесь тушеная с грибами курица, а это – мамин любимый пирог с яблоками.

Тетя Зина в светло – зеленом платье с завязанным на голове тугим узлом русого волоса выглядела высокой и стройной. Неторопливым движением она поставила на середину стола стеклянную кастрюлю с курицей и поднос, на котором плотной бумагой был прикрыт яблочный пирог.

Дымок слегка потянул воздух. По его вялому туловищу было видно, что никакие гастрономические изыски не заставят его поднятья.

– Еще мы с мамой сделали бумажных собак, – проговорила Настюшко – брюшко. Их можно повесить на дереве, как вы повесили гирлянды. Мы к ним приделали завязки, так что повесить их легко.

Мы с Ариной начали развешивать картинки с собаками на деревья, вперемешку с гирляндами. Картинки были яркие, цветные с милыми и добродушными псами разных мастей.

– Стойте! – громко сказала Настюшко – брюшко. – Вот эту картинку я особенно тщательно вырезала. Посмотрите как собака, тоже дворняжка, так похожа на Дымка.

Она протянула нам картинку. И, действительно, собака с картинки здорово была похоже на Дымка.

– А знаете что, – произнес заговорщически я, – давайте повесим ее на Дерево Дружбы. Пусть Дымок знает, что это и его дерево.

Арина и Настюшко – брюшко в знак согласия кивнули головами. Все втроем мы по садовой аллее прибежали к Дереву Дружбы. На нем вовсю зеленым огнем полыхали листья.

– Арина и Володя, – с грустью произнесла Настюшко – брюшко, – вот вам картинка. Это же ваше Дерево Дружбы, и вам выходит вешать картинку, а я посмотрю со стороны.

Мы переглянулись с Ариной. Поняли, что думаем одинаково. Арина взяла девочку за руку, вместе они приблизились ко мне, положили свои ладони в мою руку.

– Теперь Настюшко, – медленно и вдумчиво произнесла Арина, – это дерево будет и твоим Деревом Дружбы. Так что давайте все втроем и повесим эту картинку. И пусть также дерево станет Деревом Дружбы для Дымка, для всех нас четверых.

Так мы и поступили. Повесили на ветку картинку с дворняжкой, так напоминающей Дымка. Была картинка сине – красного цвета и потому заметно выделялась издалека. Пробежал легкий ветерок и нам показалось, что ветка с картинкой приветливо махнула.

Когда шли обратно к столу, Настюшко – брюшко спросила Арину, сколько времени еще ждать, когда она повесит последнюю ленту.

– Я должна завязать эту волшебную триста шестьдесят четвертую ленту в девять часов вечера. – ответила Арина. – А сейчас шесть часов вечера, значит, нам ждать еще три часа.

– Тогда давайте попросим мою маму рассказать историю о девочке – Солнышке, – нараспев весело произнесла Настюшко – брюшко. – Это интересная сказка, а моя мама ну просто чудесная сказательница.

Гости сидели за столом и о чем – то тихо говорили. Дымок дремал под столом, только изредка шевелился его мохнатый хвост.

– Мама, мама, расскажи нам историю твоего прадедушки, – с ходу заговорила Настюшко – брюшко. – Мы очень хотим послушать.

Дымок притих, свист под столом прекратился, хвост перестал шевелиться. Что – что, а истории он просто обожал, как сладкие пончики! И, как вывод, старался не пропускать. И на этот раз он, пусть и с кряхтеньем, как старенький человек, выполз из – под стола. Его смешные полусонные глаза уже светились желанием слушать. Подошел к маме Настюшки, лизнул ей ладонь: «Давай рассказывай. Не стесняйся. Я люблю разные там забавные истории слушать – они приободряют меня».

– Пусть будем по – вашему, – сказала тетя Зина. – Рассаживайтесь поудобнее на стульях, история эта или сказка – вам решать – не короткая.

Мы разместились на стульях возле стола. Затихли. Замер у ног рассказчицы Дымок, его лохматая морда лежала на вытянутых лапах.