(1814 – 1841)

Он носил «в душе предчувствие будущего идеала »

Лермонтов был уверен в своей правоте поднять меч Геракла – страстный призыв души к деяниям во имя жизни, страстный поиск обновления человека в могучей земной жизни.

В уста героя Печорина он вложил эту экспрессивную мятежную силу, проверяющую человека на прочность: «Нет, я бы не ужился с этой долею! Я как матрос, рожденный и выросший на палубе разбойного брига: его душа сжилась с бурями и битвами, и, выброшенный на берег, он скучает и томится».

И сам поэт, и его поэтические образы – энергия бунта, протеста, титанической тоски и порыва. Он искал могучего проявления воли, приобщения к широким интересам времени. В его природе было что – то особенное, ему одному свойственное, что – то гордое и таинственное, сильное и подлинное без которых жизнь скучна и однообразна.

И. С. Тургенев так описал свое впечатление от встречи с Лермонтовым:

«В наружности Л. было что – то зловещее и трагическое; какой – то сумрачной и недоброй силой, задумчивой презрительностью и страстью веяло от его смуглого лица, от его больших и неподвижно – темных глаз».

Печорин скажет о себе, а значит – о Лермонтове: «…Глупец я или злодей, не знаю; но то верно, что я так же очень достоин сожаления…»

Он был поэтом, говорившим резко и определенно, и в котором выразился исторический момент русского общества: протест против гнусных его порождений и «сочувствие ко всему человеческому». И потому не случайно современники назвали Лермонтова «поэтом русским, народным».

Он писал стихи буквально кровью:

Его стихи шли буквального из глубины мятежного и прометеевского духа. Это был стон, даже вопль человека, который считал злом отсутствие стыда и совести, то есть внутренней жизни, « чувствительной души»: «Мой идеал – совесть и… могила Оссиана» – так Лермонтов произнес однажды.

Глубокая и острая как наконечник копья мысль, роскошные поэтические образы, испепеляющая полнота жизни, увлекательное, неотразимое по силе воздействия лирическое обаяние, бьющая огненным фонтаном действительность – классический поэт по эстетическим и нравственным чувствам.

Образы поэты – Демон, Печорин, Арбенин – это трагическая, сумрачная и недобрая сила. И в то же время потрясающая энергия в этих исполинских образах – энергия бунта, протеста, титанической тоски и порыва. Поэт вложил в эти страстные полутемные фигуры такую силу скорби, неприятия лжи и лицемерия, что просто пленил нас своими жестокими героями, заставил склониться перед их болью, злой болью, перед их холодным, бунтующим отчаянием.

Но в стихе «Она не гордою красотой» Лермонтов сентиментален, возникает образ девушки, чуждой тщеславной суеты света, полной жизни, вдохновенья, чудной простоты. Это стихотворение было обращено к девушке пленительной красоты, к Вареньке Лопухиной, чей образ навек вошел в душу молодого поэта:

А потом Лермонтов всю жизнь искал в любви бури, искал могучего проявления воли, имея «С небом гордую вражду».

И в уста Печорина он вложил свою душевную боль: «Моя любовь никому не принесла счастья, потому что я ничем не жертвовал для тех, кого люблю: я любил для себя, для собственного удовольствия»

Муза поэта была бунтующей, гневной, разрушающей и сокрушающей обман, беспощадно разделывающейся с возникающими иллюзиями:

Мятежный талант Лермонтова упрямо не поддается хрестоматийному приглаживанию. Как и столетия назад, продолжает он тревожить сердца, увлекать бунтующей силой. Силой трагической красоты, пленяющей сознание, обжигающей сердца.

По утверждению Белинского, Лермонтов был выше Пушкина не только силой своего таланта; более важно, что своим творчеством Лермонтов выразил более высокое время. История свидетельствует, что Лермонтов пользовался высокой симпатией Некрасова, Чернышевского, Добролюбова: их сближала неукротимая сила отрицания гнусной действительности.

«Безумный сердца разговор» пушкинской Татьяны, презревшей девичью робость и гордость, породил лермонтовскую Веру и княжну Мери:

Княжна Мери повторяет решимость пушкинской Татьяны. Вслед Татьяне она признается первой в любви к герою – Печорину. Но во имя чего?

– …Вы, может быть, хотите, чтобы я первая вам сказала, что я вас люблю?

Далее следует беспощадный вопрос – ответ Печорина:

– Зачем?

А ведь и пушкинский Онегин, тронутый «души доверчивой признаньем», пренебрег чувством юной мечтательницы:

Но Печорин походя, тоскуя, испытывая жизнь, все же обманул «доверчивость души невинной». Его жестокость была двойственная, он казнил не только тех, кто соприкасался с ним, но в большей степени – самого себя.

Княжна Мери, обаятельная в чистоте своих чувств, полая потребности любви и нежности, чуть не отдала свою любовь Грушницкому, мнимому герою, чья наигранность и пошлость открылись ей при появлении Печорина. Почувствовав в Печорине нечто бесконечно возвышающееся над миром грушницких, она всем сердцем рванулась к этому необычному человеку.

Но Печорин глух к любви женщины. Для него, сильного человека, счастья нет и быть не может, жизнь враждебна счастью. И потому уделом княжны Мери остается только страдание.

 

***

Лермонтов вскрыл трагическую двойственность человека последекабристской мертвой поры, его силу и слабость. Гордое и пассивное неприятие николаевского строя порождало жестокое одиночество, а расплатой являлось душевное ожесточение индивидуалиста.

В этом – изумительная жизненность образа Печорина, его загадочная привлекательность. Белинский недаром сказал, что в самих пороках его проблескивает что – то великое.

Да, герой не склоняется перед жестокой подлостью времени, во имя ненависти к этой жизни он жертвует всем – своими чувствами, своей потребностью любви. В одиноком бунте – крах человека, его неминуемое обездушивание. Лермонтов этого понимал, но иного не желал.

Герцен говорил, что был нужен особый закал, чтобы вынести воздух мрачной николаевской эпохи, надо было ненавидеть из любви, презирать из гуманности, уметь высоко держать голову, имея цепи на руках и ногах.

Тема социального неравенства, тема нищеты, тем оскорбленного человеческого достоинства, жгучая и благороднейшая тема русской литературы с неотразимой силой предстала в Лермонтове. Какую силу самоотрицания, самоотречения от наслаждения жизнью вложил художник в образ Печорина. Столько личного, столько пылкой внутренней симпатии (хотя, очевидно не просматриваемой в романе)! Столько гордого неприятия действительности.

Описание петербургских трущоб, мира нищеты, с которым художник столкнул Печорина (роман «Княгиня Лиговская»), жалкой чиновной «гостиной», украшенной «единственным столом, покрытым клеенкой, перед которым стоял старый диван и три стула» – все настолько глубоко врезалось в моральное сознание Толстого, что многое он перенял и вложил в описание нравственных мук Нехлюдова.

Характерно, что важнейший мотив романа – уязвленное самолюбие необеспеченного человека – есть и в автобиографическом образе самого Лермонтова, нарисованном пристрастной мемуаристской Екатериной Сушковой (его страстной любви). Добившись от Екатерины признания в любви, зная, что ее руки домогается домогается богатый и влиятельный полковник Лопухин, Лермонтов спрашивал: «Но, однако ж, обдумайте все хорошо, не пожалеете ли вы когда – нибудь о Лопухине? Он – добр, я – зол, он богат – я беден; я не прощу вам ни сожаления, ни сравнения, а теперь еще время не ушло»

Лермонтову было суждено стать поэтом этой эпохи. В железном строе его стихов позванивали кандалы нерчинских узников.

 

***

Лермонтовское стихотворение «Бородино» Лев Толстой признал зерном своей народной эпопеи «Война и мир».

 

***

В стихотворении «На смерть поэта» Лермонтов сблизил Пушкина с Ленским:

Романтический герой Пушкина, привезший «из Германии туманной… вольнолюбивые мечты», на короткий миг пленил воображение Лермонтова. Поэтический образ молодого мечтателя, – «ко благу чистая любовь», «порывы девственной мечты», – сраженного «безжалостной рукой» во всем разочарованного Онегина, в душе Лермонтова воспринимался как отрицание «хладного разврата света». Порождали веру в девственность этого романтического героя, в его способность силою вольнолюбивых страстей воспламенить мир.

Однако Лермонтов, создавший образ трагически обреченного в безысходности Печорина, и так беспощадно его разоблачавший, требовавший для излечения пороков своего времени горьких истин, редких (народных!) лекарств, не мог долго обольщать себя верой в наивно – восторженного героя (Ленского). С поразительным мужеством, испепеляющей беспощадностью Лермонтов разделается с возникшей иллюзией – в «Герое нашего времени» он развенчает образ юного певца, «сраженного безжалостной рукой»

Лермонтов создал уникальный образ Печорина, когда соединил в нем двух пушкинских героев – антиподов – Онегина и Ленского, а образ Грушницкого – очевидная пародия, едкая и жестокая, на Печорина, а тем самым – и на Ленского.

 

***

Лермонтов заставил нас почувствовать внутреннее изящество Печорина. Он не назовет его «самолюбивым и сухим», как назвал Пушкин своего Онегина. Не назовет его опустошенным и надломленным, каким проявляется Онегин. Художник обнаруживает в своем герое скованные душевные сила, страсти, томление которых не находит своего применения.

В поединке Печорина и Грушницкого, как бы повторив столкновение Онегина с Ленским, Лермонтов приходит к неожиданному развороту, к противоположному эффекту: в гибели Ленского – осуждение Онегина, в вынужденной дуэли Печорина с Грушницким – нравственное оправдание Печорина.

Упорно возвращаясь к пушкинским образам, Лермонтов беспощадно дискредитировал образом Грушницкого романтическую выспренность Ленского (чем возвеличивал образ Печорина!).

Грушницкий – это мнимая романтическая разочарованность. Тогда как многогранный образ Печорина – это трагическая расплата сильного характера, вынужденного откликаться на мелочные интересы среды. Отсюда – непреходящее обаяние этого образа.

Без преувеличения можно сказать, образом Печорина Лермонтов полонил сердца дальнего и чуждого ему поколения – наших сегодняшних школьников, нашу молодежь 21 века. Это означает лишь то, что непревзойденную притягательную силу вложил писатель в своего героя, дворянина и аристократа, хмурого гвардейского офицера, так жестоко игравшему женскими сердцами, так равнодушно презревшего душевный порыв Максима Максимыча.

Это означает, что мятежный талант Лермонтова не поддается хрестоматийному приглаживанию. Потому, и спустя столетия, он тревожит сердца, пленяет бунтующей силой, силой Прометея. Юноши и девушки разглядели в Печорине человека, призванного к подвигу и обреченного жестокими обстоятельствами времени на бездействие. В этом подлинная и трагическая красота Печорина: силы необъятные – и одно лишь мучительно и тщетное усилие их применить. Герой, лишенный возможности быть героем, – герой трагичен, он будоражит сознание, привлекает сознание.

Молодежь сочувствует трагической скованности его неукротимых, неуемных сил. Но еще сильнее действует на них – пламень и энергия сердца Печорина. Она просто обжигает. Просто взрывает своей необузданностью и вместе с тем – некой фатальной предопределенностью, бессмысленной игрой жизнью (эпизод – незаряженный пистолет в дуэли с Грушницким).

Борьба Печорина со своим застывшим, как маска, обществом – это действительно борьба, в которой никогда не будет примирения. И Печорин для нас – палач этого общества и одновременно его жертва (роковая зависимость героя от ненавистного ему окружения). Вот почему поэт и смог назвать его «героем нашего времени».

 

***

Лермонтов видел в своих современниках равнодушное поколение. Недаром признавал от с такой тоской:

И носил в себе, точнее, вынашивал, высокую зрелость времени. Вот его поразительной силы бунтующего гнева строки:

«Голубые мундиры» жандармов и послушный им народ – вот что видел Лермонтов в глухие годы, последовавшие после разгрома декабристов.

«Страна рабов», – скажет он и в этом увидит «дух всеобщего» – объективный ход колесницы времени. Но такую объективную реальность Лермонтов не принимал – и тогда оставался лишь путь одинокого дерзания, путь гордого неприятия мира; путь как антитеза Пушкина (наслаждению жизнью) – путь Прометея.

Лермонтов – это образ одинокого титана, прельщенного бунтом – Демон, восставший против «Вечного». Уже в юношеском стихе «Молитва» Лермонтов признавался:

Лермонтовское неприятие действительности, лермонтовский бунт – это тема Прометея. Прометей – поэтический образ героического добра, созидающей страсти, неукротимой любви.

Прометей – символ гордого и одинокого протеста. Он не унижается до смешного. Его удел – высокая и гордая трагедия. Таким он вошел в поэзию мира. Но ему противостоит образ другого титана – ратоборца добра Геркулеса (читайте – Пушкина). Геркулес – велик и игрив, лукав и озорник. Все в нем работает на славу, на публичность, на восторг. Он и конюшни Авгиевы вычистит, и смел будет по ночам перед пятьюдесятью дочерьми Теспиоса. Он весь – в окружении, одиночество – его антиномичность.

Прометей – гордый, но одинокий протест. Стихия неограниченного субьективного дерзания. Он не унижается до смешного (не озорник и ум у него не «лукавый»). Никакой борьбы против уродливых гидр (это удел плебеев), он не работяга (пусть конюшни чистит прозаический герой). Он – трагедия самопожертвования во имя высокой цели («искры Гефестова огня»)

Трагедия самопожертвования во имя высокой цели. Таким и остался в памяти благодарных потомков Лермонтов и его Демон. Могучий Дух, растерявший свои упования, томящийся в пустынной жажде великого дела:

Прометей классический – не обозленное божество постыдно равнодушного поколения. Он пал жертвой любви к людям, во имя этой любви он восстал против Зевса. А что декларирует лермонтовский Демон?

В образе Демона проявилось противоречие, из которого Лермонтов так и не мог выйти. В Демоне он возвеличил «с небом гордую вражду», и в этом потрясающая мощь и обаяние образа: Демон великий дух, а отнюдь не мелкий, коварный бес. Однако Демон и символ, аллегория равнодушия к людям.

Почти сверстник Тургенева, он был моложе Гоголя и Гончарова, только на семь лет старше Достоевского и на четырнадцать – Льва Толстого, современника Максима Горького, когда его настигла смерть у подножья Машук.

Не случайно утверждал Достоевский, что Лермонтов мог бы стать «печальником народного горя», ибо преклонялся перед народной правдой.

По определению Белинского, «поэт русский, народный», Лермонтов протестовал против гнусных порождений имперской России и имел «сочувствие ко всему человеческому». Поэт делал крайне пессимистический вывод: «будущее иль пусто, иль темно». Он утверждал, что его поколение состарится под бременем познания и сомнений, что оно иссушило ум бесплодной наукой.

Лермонтов – поэт, неудовлетворенный жизнью и деятельностью своего поколения:

«Эти стихи писаны кровью, – говорит Белинский, – они вышли из глубины оскорбленного духа: это вопль, это стон человека, для которого отсутствие внутренней жизни есть зло, в тысячу раз ужаснейшее физической смерти!»

 

***

В семье М. Ю. Лермонтова бытовал рассказ о том, что их род, возможно, происходит от шотландского рода Лермонтов.

Этим рассказом навеяно юношеское стихотворение Лермонтова «Желание».

«Желание»

Гроб Оссиана»

Давая оценку творчества молодого поэта, Белинский писал: «По глубине мысли, роскоши поэтических образов, увлекательной, неотразимой силе поэтического обаяния, полноте жизни и типической оригинальности, по избытку силы, бьющей огненным фонтаном, его создания напоминают создания великих поэтов… ибо мы убеждены, что из него выйдет – Лермонтов…»

Список использованной литературы:

1.. Ю. Лермонтов. Полное собрание сочинений в десяти томах.2000

2. А. Марченко. Лермонтов. 2009

3. П. Щеголев. Лермонтов.1999

4. П. Щеголев. Лермонтов в жизни и смерти.2014

5. Лотман Ю. М. В школе поэтического слова: Пушкин, Лермонтов, Гоголь.