(1820 – 1892)

…первый житель рая

Афанасий Афанасьевич Фет – русский поэт с немецкими корнями, переводчик, лирик, автор мемуаров. Член – корреспондент Академии наук Петербурга.

Поэт, практик значительно глубокий, мощный, жизненный. Он не верил в смерть, он верил, что жизнь вечна («что жизни нет конца»). Преодолевал трагедии, сублимировал их в радость, в драматическую радость, гармонию. Для него «прошлое», настоящее и будущее – это «теперь». Обращаясь к будущему поколению, он говорит, что в этот самый миг: « …И ты и я – мы встретимся, – теперь».

Образы поэта подчас удивительно смелы, лирически дерзновенны и иррациональны – не смысловое сообщение, а внушение настроения, когда чувство абсолютно гнет логику:

«Хотя не вечен человек, то что вечно, человечно»

Основная тем поэзии Фета – любовь, чувственность. Языческий культ Прекрасной Дамы. Его поэзия покоится на эстетике красоты – на принципах гармонии, четкости, пластичности и ясности.

«Откуда у этого добродушного, толстого офицера такая лирическая дерзость, свойство великих поэтов?» — писал Лев Толстой.

Стихотворение (появилось оно в июле 1843 года в «Отечественных записках»), которое являло собой как бы «лирический автопортрет» нового поэта:

Я пришел к тебе с приветом, Рассказать, что солнце встало, Что оно горячим светом По листам затрепетало; Рассказать, что лес проснулся, Весь проснулся, веткой каждой, Каждой птицей встрепенулся И весенней полон жаждой; Рассказать, что с той же страстью. Как вчера, пришел я снова, Что душа все так же счастью И тебе служить готова; Рассказать, что отовсюду На меня весельем веет, Что не знаю сам, что буду Петь, – но только песня зреет.

Стихотворение «Я пришел к тебе с приветом» не только «лирический автопортрет» и «поэтическая декларация» молодого Фета; это одна из самых ранних его «весенних песней» – того рода стихотворений, которые составляют сердцевину фетовского творчества.

За их «благоуханной свежестью» стояло подлинное духовное откровение, пережитое поэтом в молодости, – откровение непостижимой бессмертной стихии жизни, которая олицетворялась для него в образе вечно юной Весны. Вот одно из самых «программных» стихотворений фетовской «весенней сюиты»:

Ты пронеслась, ты победила, О тайнах шепчет божество, Цветет недавняя могила И бессознательная сила Свое ликует торжество.

«Бессмертной Весне», этому величайшему своему божеству, Фет будет приносить поэтические дары до последнего дыхания; каждую весну его будет вдохновлять чувство «весеннего возрождения»:

Но возрожденья весть живая Уж есть в пролетных журавлях…

«Торжество весны» приносит поэту веру, что «как мир, бесконечна любовь»:

Снова птицы летят издалека К берегам, расторгающим лед, Солнце теплое ходит высоко И душистого ландыша ждет. Снова в сердце ничем не умеришь До ланит восходящую кровь. И душою подкупленной веришь, Что, как мир, бесконечна любовь.

«Любовь» и «кровь» – вечная пара , и поэт не смущается «банальностью» рифмы, ибо чувствует это сердцем. Фетовские весенние стихотворения поражали читателя стихийной силой любовного влечения: «Смело можно сказать, что на русском языке еще не бывало подобного изображения весенней неги, доходящей до болезненности». Так сказал критик Дружинин о стихотворении «Пчелы», в котором поэт буквально не находит себе места от сжигающего его «весеннего огня»:

Сердце пышет все боле и боле, Точно уголь в груди я несу.

Музыка «сердечного огня» звенит пчелиной песнью: «В каждый гвоздик душистой сирени, // Распевая, вползает пчела» — и сам поэт как будто превращается в пчелу.

Пчела у Фета (во многих случаях) несет в себе «радость земли», она символизирует как раз ту «страстную чувственность», которую отмечается в фетовской поэзии среди других характерных черт.

Однако в этой поэзии живет и другой крылатый вестник весны – соловей. Если пчела поет днем, то царство соловья – весенняя ночь:

Какая ночь! На всем какая нега! Благодарю, родной полночный край! Из царства льдов, из царства вьюг и снега Как свеж и чист твой вылетает май! Какая ночь! Все звезды до единой Тепло и кротко в душу смотрят вновь, И в воздухе за песнью соловьиной Разносится тревога и любовь.

Земная ночь, пронизанная весенней любовной тревогой, – это частица мирового гармонического целого; поэтому так интимно – родственны отношения души поэта с космической бесконечностью – со звездами.

Из фетовских стихотворений можно было бы составить целый «звездный цикл»: так много писал он о звездах (как никто в русской поэзии), снова и снова находя в звездном небе вдохновение для своего «космического чувства». Одна из вершин «звездной лирики» Фета – стихотворение, которое Чайковский ставил «наравне с самым высшим, что только есть высокого в искусстве»:

На стоге сена ночью южной Лицом ко тверди я лежал, И хор светил, живой и дружный, Кругом раскинувшись, дрожал…

На этот раз поэт не передает своих «диалогов со звездами» (как в некоторых стихотворениях этого рода) и не просто чувствует свое родство с космической жизнью – он переживает необычайное состояние погружения в космическую глубину:

Я ль несся к бездне полуночной, Иль сонмы звезд ко мне неслись? Казалось, будто в длани мощной Над этой бездной я повис.

Как оценивал сам поэт свою открытость столь уникальным переживаниям? В этом же стихотворении Фет дает исключительно важное для понимания его творческого дара самоопределение: он говорит о себе —

…я, как первый житель рая…

Этим мифологическим уподоблением Фет как бы указывает на первозданную полноту, силу и чистоту своего «человеческого естества», всех изначальных чувств, данных природой человеку (эту фетовскую «первобытную природность» отмечала н критика).

Если продолжить мифологему «первого человека», то надо будет сказать, что в фетовской поэзии рассказано столько же о «первом человеке» (мужчине), сколько и о «втором» (женщине), а более всего – о них обоих, об их любви в «райском саду».

«Свидание в саду» – самый частый сюжет его любовной поэзии; как, например, в замечательном стихотворении начала 1850 годов:

Люди спят; мой друг, пойдем в тенистый сад, Люди спят; одни лишь звезды к нам глядят. Да и те не видят нас среди ветвей И не слышат – слышит только соловей… Да и тот не слышит, – песнь его громка; Разве слышит только сердце да рука: Слышит сердце, сколько радостей земли, Сколько счастия сюда мы принесли…

Но, конечно, самое знаменитое стихотворение этого рода – то, с которого и началась громкая слава Фета и которое навсегда стало для многих русских читателей символом всей фетовской поэзии:

Шепот сердца, уст дыханье, Трели соловья, Серебро и колыханье Сонного ручья, Свет ночной, ночные тени, Тени без конца, Ряд волшебных изменений Милого лица, Бледный блеск и пурпур розы, Речь не говоря, И лобзания, и слезы, И заря, заря!..

Здесь любовное свидание окутано какой – то «полупрозрачной завесой», каким – то таинственным полумраком. Однако можно догадаться, что в этом воздушнейшем стихотворении скрыты «радость земли», огонь страсти, что это один из тех случаев (по словам самого Фета), когда «поэт сам не подымает окончательно завесы перед зрителем, предоставляя последнему глядеть сквозь дымку, как, например, пред изображением вчерашней наивной девушки, взглянувшей наконец в действительную жизнь с ее высшими дарами». Да, «первый житель рая» умел рассказать о первозданном человеческом естестве, о вечных «радостях земли» не только с поэтическим целомудрием, но и с ошеломляющей лирической новизной; он нашел лирический способ выразить дрожь сердца, огонь крови, волнение и нарастание страсти: его речь музыкально – экстатическая.

Главная тема поэтического творчества Фета – поклонение красоте.

Нельзя пред вечной красотой Не петь, не славить, не молиться.

Он весь в беспредельной сфере неумирающей красоты. Роль красоты в общей структуре земного существования у него простирается далеко за пределы случайного и преходящего, сливаясь с понятием Вечного и Божественного.

«Лирическая дерзость» – очень точное определение основной доминанты фетовской поэзии.

Именно так: через все творчество Фета проходит одна рыдающая нота, звонкая трагическая струна – поэт напряженный, динамичный, «дерзкий». Все остальные мотивы находятся на периферии его творчества, на окраине: все идиллики, безмятежные сельские радости.

Недаром А. Блок любил цитировать Фета: «Любить есть действие – не состояние».

Исток его напряженной лирики кроется в трагической коллизии… Еще в юности он влюбился в девушку из небогатой семьи Марию Лазич. Она ответила ему взаимностью. Но жениться на ней будущий поэт не смог – как «незаконнорожденный» сын родовитого и состоятельного помещика Шеншина, Фет был лишен дворянства, права наследования и отцовского имения.

А вскоре девушка заживо сгорела – предполагают, что это было самоубийство…

До конца своих последних дней поэт не мог забыть девушку и простить себя: считал себя виновником ее смерти. Жизненная драма изнутри как подземный ключ питала его поэтический талант. Отсюда – тот напор в лирике, та острота в стихах, которую чувствовали такие тонкие ценители искусства как Толстой, Тургенев, Чайковский.

Стихи поэта – это монологи страдальца, страстные, рыдающие, обращенные к трагически ушедшей из жизни, наполненные раскаяния и смятенья (он называет себя «несчастный палач»).

Сила его чувств такова, что поэт отрицает смерть, не верит уходу любимой в «небытие», не верит вечной разлуке – как Данте, он говорит со своей Беатриче, как с живой:

«Ты отстрадала, я еще страдаю, Сомнением мне суждено дышать. И трепещу, и сердцем избегаю Искать того, что чего нельзя понять. А был рассвет! Я помню, вспоминаю Язык любви, цветов, ночных лучей — Как не цвести всевидящему маю При отблеске родном таких очей!… Скорей, скорей в твое небытие!»

«Твое небытие». Какая энергия переживания, чтобы ощутить «небытие» как реальность, как действительность, принадлежащие той, с потерей которой не смиряется сердце поэта. Болезненная четкость, нервная напряженность.

Красота в его стихах – это постоянное преодоление боли и страдания, это радость, как руда, добытая из боли; красота в его стихах питается живой жизнью, как капилляры мозга питаются кровью. Гармония – как великая истина для поэта.

«И в эту красоту невольно взор тянуло. В тот величавый блеск за темный весь предел. Ужель ничто тебе в то время не шепнуло: Так человек сгорел!»

«Напряжение»  – емкое слово, определяющее фетовский стих, «паутинку» индивидуальной гармонии, конкретную крупицу его творческого бытия, где не обновка и польстительные речи, а талант имеет вес.

Жизнь берется в стихах Фета в миг ее наивысшего напряжения, миг счастья, в момент страсти, экстатического, наивысшего подъема:

«Одежда жаркая все ниже опускалась, И молодая грудь все больше обнажалась, А страстные глаза, слезой упоены, Вращались медленно, желания полны».

В каждом его стихотворении – пружина. Его поэзия – это всегда преодоление земного притяжения, это всегда взлет, разбег, рывок подняться и заглянуть запредельно:

«Одним толчком согнать ладью живую С наглаженных отливами песков, Одной волной подняться в жизнь иную, Учуять ветр с цветущих берегов».

Для Фета жизнь всегда риск; он осознанно отказывается «от излишних запасов равновесия»; жизнь представляется ему ласточкой, обладающей молниевидным крылом. По словам поэта, он живет, чтобы стихии чуждой, запредельной… хоть каплю зачерпнуть:

«Пускай клянут, волнуяся и споря, Пусть говорят: то бред души больной; Но я иду по шаткой пене моря Отважною, нетонущей ногой».

Свое жизненное кредо Фет выразил в следующих словах: он тот, кто в состоянии броситься с седьмого этажа вниз головой с непоколебимой в верой в то, что он воспарит по воздуху.

Туго, словно пружина, раскручивается любое стихотворение поэта и бьет в конце мощными ритмическими паузами; внутренняя перекличка начала и конца, многослойность интонаций, обилие повторений и параллелей – все это и есть необычный феномен фетовской поэзии. «Стих густой, как смола» – эти слова Гоголя о пушкинском стихе можно и нужно с полноценным правом отнести и к Фету.

Густота достигается вязким, сильным напором чувств, который открывает шлюзы языка, нарастающие и затихающие звуковые сцепления и сопоставления:

«Под тенью сладостной полуденного сада, В широколиственном венке из винограда…»

Музыкальными фигурами, звуковыми «волнами» полны стихи Фета: « Ища воссоздать гармоническую правду, душа художника сама приходит в соответствующий музыкальный строй… Нет музыкального настроения – нет художественного произведения».

Чайковский писал о Фете: « …Считаю его поэтом абсолютно гениальным… часто Фет напоминает мне Бетховена». И потому музыкант сравнивает Фета с Бетховеном, что многие стихи поэта совершенно музыкальны. Фет писал: «Поэзия и музыка не только родственны, но и неразрывны. Все вековые поэтичные произведения – от пророков до Гете и Пушкина включительно – в сущности, музыкальные произведения, песня… Гармония – также истина». И пишет дальше: « Меня всегда из определенной области слов тянуло в неопределенную область музыки…».

Поэт не понимал мысли, отделенной от стиха, от музыкального настроя души. Мысль у него, как соль в воде, полностью растворена в музыке. В одном стихотворении у него есть строка: «Я думал… не помню, что думал». Поэт бежит рассудочности – мысли рождаются у него сами по себе, возникают неожиданно и ослепительно, как маячковые проблески.

Фет относится к миру осязательно, чувствительно. Он подчас наивен в мыслях, но мудр в другом – в биологическом, органическом: «В нас вопиет всесильная природа». Сама органика мира и органика стиха – иррациональное, подсознательное – связаны у него в единое целое.

«Этот листок, что иссох и свалился, Золотом вечным горит в песнопенье»

Фетовским стихам присущи импрессионистическое своеволие, смелая артистическая прихоть; образы его порой смелы и динамичны, а сравнения – экспрессивны:

– «За высоким ревнивым забором»,

– «в грядущем цветут все права красоты»,

– «ярче играла луна».

«…Обтрепались мохнатые ветви от бури, Обрыдалася ночь ледяными слезами, Ни огня на земле, ни звезды В овдовевшей лазури»

Тонкая фиксация минутного, но вечно повторяемого – и это тоже Фет:

«Не жизни жаль с томительным дыханьем. Что жизнь и смерть? А жаль того огня, Что просиял над целым мирозданьем, И в ночь идет, и плачет, уходя».

Сумятица ощущений, прихотливость настроения:

«…и темный бред души И трав неясный запах»

Как умеет подчас поэт сказать непосредственно, наивно и по – детски открыто:

«В моей руке – какое чудо! – твоя рука…».

Вдруг заявить искренно и просто:

«Рассказывал я много глупых снов, На мой рассказ так грустно улыбались».

Нередко болезненная четкость, нервная напряженность:

«Что за звук в полумраке вечернем?»

Или автору в кружащейся на потолке тени от висящей лампы чудится стая вспугнутых грачей, а вслед за этим перед ним встает и вся сцена прощания у крыльца с уезжающей женщиной (стих «На кресле отвалясь»).

Несмотря на внутренний трагизм, а может быть, благодаря ему, Фет – один из самых солнечных поэтов мира («Я пришел к тебе с приветом», «На заре ты ее не буди» и т. д.). Толстой писал Фету: «Я свежее и сильнее вас не знаю человека». Они были разными: и как характеры, и как таланты.

Поэтому Фет так говорил о своих отношениях с Толстовым: «Мы обнимаемся, но осторожно, как будто у меня пальцы в чернилах, а у него в мелу».

Фет – это поэтический мост от Державина и Батюшкова к Блоку. Блок писал: «Все торжество гения, не вмещенное Тютчевым, вместил Фет». И дальше замечает, что описать Фета – « это значило бы – желать исчерпать неисчерпаемое».

Без Фета немыслим и Есенин, показавший высоту лирического дерзновения, образец «стихотворного захлеба».

От Фета идет и «рыдающей строфы сырая горечь» Пастернака.

Кредо Фета, его аксиологический поэтический стержень: « Художнику дорога только одна сторона предметов: их красота».

Заболоцкий спрашивает, как бы полемизируя с Фетом: « Что есть красота и почему ее обожествляют люди? Сосуд она, в котором пустота, или огонь, мерцающий в сосуде?»

Только природа и любовь были для Фета гармонией, только они и интересовали его. Это был его жизненный и поэтический максимализм. Но именно в этой сфере он создал ценности, которые пламенеют вечно. И которые неисчерпаемы:

«Но верь весне. Ее промчится гений, Опять теплом и жизнию дыша. Для ясных дней, для новых откровений

Фет так и вошел в русскую культуру, как поэт тонкой поэзии, поэзии мысли, растворенной в настое из ощущений и настроений. Как поэт гармонии – слова и музыки. Как поэт музыкального стиха.

Отдельные факты.

Как «незаконнорожденный» сын родовитого и состоятельного помещика Шеншина, Фет был лишен дворянства, права наследования и отцовского имения.

Однако, со временем он восстановил все утраченные права а наследование, и к концу своей жизни проникновенный лирик А. Фет превратился в одного из богатейших русских писателей, став владельцем (фермером) нескольких имений.

Он был своего рода античный Сизиф – больной, с подагрой крепостник Шеншин и бессмертно юный лирик Фет; в его душе жили два совершенно разных человека, и каждый из них, по – своему, был «человеком пользы и усердия»; а Фет – это ассиметрия, он весь – взахлеб, он вес с запинками, и подчас на ощупь, но гармонию выводил неповторимую, ее рассудком не создашь.

Он переводил трактаты мизантропа Шопенгауэра «Мир как воля и представление», гетевского «Фауста», стихотворения Гейне и античных поэтов.

….Первого декабря 1838 года между учителем московского благородного пансиона профессора Погодина Иринархом Введенским и неким господином Рейхенбахом, был заключен контракт. В нем говорилось следующее. «Я, нижеподписавшийся, утверждаю, что господин Рейхенбах, который теперь отвергает бытие Бога и бессмертие души человеческой, спустя 20 лет от настоящего времени, вследствие неизвестных ни мне, ни ему причин, совершенно изменится в настоящем образе мыслей; утверждаю, что он торжественно, с полным убеждением сердца, будет верить и в бытие Бога, и в бессмертие души».

Под именем Рейхенбаха скрывался воспитанник пансиона Афанасий Фет. Ему было 18 лет… И это было начало пути Фета от атеизма к вере.

В 1890 г. выходят два тома воспоминаний…

К концу жизни Фета стали одолевать старческие недуги – резко ухудшилось зрение, терзали приступы удушья. Умер в Москве 21 ноября (3 декабря) 1892 года. По характеру это было заранее обдуманное самоубийство: Фет задохнулся при попытке покончить с собой с помощью стилета (ножа)

Список использованной литературы:

1. Стихотворения. Федор Тютчев. 2014

2. Лирика. Федор Тютчв. 2006

3. Тютчев Ф. И. Полное собрание сочинений в 6 – ти то мах. 2003

4. И. С. Аксаков. Биография Тютчева.

5. Брюсов В. Ф. И. Тютчев. Смысл его творчества. Собр. Соч. в 7 т. (т.6) 1975