Весна. «Кто сеет ветер, пожнет бурю»

Весна пришла внезапно. Как всегда, когда ждешь ее, и она, вот так, вдруг, раз – и пришла. Уже и солнце не просто светит, а как – то ласково и нежно греет. Все радует, даже сосульки, свисающие с крыш домов, приносят веселое настроение.

Долгожданная весна! Она всегда приходит вместе с женским праздником? С мимозами, гвоздиками, духами, шампанским, тортами и иными подарками, какие мы привыкли дарить тем, кого так нежно любим?

Есть еще одна, уже привычная особенность, свойственная этому празднику. Именно в этот день все мужчины, словно сговорившись, переполненные чувствами к своим Афродитам и Венерам, не считая денег и не думая о завтрашнем дне, бегут в магазины. Толкаясь в огромных очередях, они стараются как можно быстрее потратить то, что есть под рукой. Вот что творит с нами весна! Она как бы создает у нас, мужчин, иллюзию о слабости женщин, а сами мы, не подозревая, состоим у них невольниками. И в то же время весна является зримым и вещным выражением двух ноток, без которых струны человеческой души не дают полного и возбуждающего аккорда. Аккорда счастья мужчины, который называется: я хочу. Аккорда счастья женщины: он хочет

Весенняя психология – это то, что манит, дразнит, увлекает туда, где, по словам поэта «…юность скрылась за горами»; приходишь домой, обрызганный по пояс грязным снегом, но не злишься и не ругаешься на чем свет стоит на незатейливого водителя… Подумаешь, мокрый и грязный снег на одежде, лице! Это же пустяки по сравнению с вечностью, имя которой Начало или Весна. Все, скоро будет тепло, сухо.

Не испортится настроение, даже если вдруг, среди ясного солнечного дня потемнеет небо и пойдет не веселый весенний дождь, а настоящий снег. Ничего, не страшно! Утром его не будет. Это точно.

В один из таких весенних дней, накануне женского праздника, Владимир по случаю дня рождения его друга Сашки приехал в кафе. Здесь были все старые друзья. Разумеется, со своими женами: Василий с Валентиной и Анатолий с Натальей. Познакомились они еще на заре романтической юности, будучи студентами, разных факультетов, но одного вуза, через стройотряды. Нет общего бизнеса, нет одного общего дела, нет зависимостей и условностей. Каждый – самостоятелен и профессионально состоявшийся, да еще Василий и Анатолий – мужья и отцы.

 

***

После неоднократных тостов, здравиц в честь именинника Владимир с Сашкой уединились в одной из курительных комнат и, как всегда, вернулись к своим проблемам по работе.

– Ну, что тебе сказать, дружище, – рассказывал Владимир. – За эти две недели практически ничего не произошло. Как ты уже знаешь, после той передачи по телевизору уголовное дело все же возбудили. Но никто этим не занимается. Участковый, не помню его фамилии, куда – то перевелся, где он сейчас работает, не знаю. Может, уехал куда – нибудь. Я с ним так и не встретился. Но кое – что у меня все же есть.

Видя на лице своего друга заинтересованность, продолжил:

Помнишь, я показывал тебе две фотографии? На одной из них снят момент перед спуском гроба в склеп: там четко видны лица всех, выполнявших эти работы. Их было четверо. Так вот, я разыскал контору, в которой они работали.

Ну, и? – не удержался от вопроса Сашка.

Трое из них работают до сих пор. Естественно, выяснил о них все, что мог, со всеми переговорил. Ничего такого, что могло бы заинтересовать меня, не нашел. Но вот четвертого, помнишь, с улыбкой, нет. Уволился. И знаешь, что самое интересное? Он уволился практически сразу после того случая. В то же время уволился и тот участковый. По – моему, здесь имеется какая – то связь. Но какая? Меня не покидает ощущение, что тот участковый каким – то образом связан с этим делом. Это все, что я имею на сегодняшний день.

А что с теми драгоценностями, которые были сняты с Рады?

После возбуждения уголовного дела с фотографии сняли копии. Со слов Барона, сделана опись всех драгоценностей, которые были на ней. Этим занимается милиция. Может, где – то что – то и проявится. Но я в это мало верю.

Это все? Вижу, ты что – то не договариваешь, дружище. У тебя что – то есть еще, о чем ты пока не хочешь мне говорить, так?

Да, Сашка, кое – что есть. Во – первых, весьма странная смерть Рады и кулон у кровати, а не шеи Рады. Во – вторых, два дня назад я поделился своими предположениями с начальником криминальной милиции Михаилом. По этому типу, с улыбкой который. Есть ли какая связь с внезапным увольнением как одного, так и второго? Пусть его ребята поработают над этим.

В этом действительно что – то есть, дружище… – согласился Сашка.

Но это не все, есть еще кое – что. Помнишь про тот кулон, о котором тебе говорил? Так вот, это не просто кулон. Мало того, что цены не имеет, он еще обладает какой – то магической силой, необъяснимой рационально, и поэтому я весь в сомнениях: верить этому или нет.

Барон советовался со мной по этому поводу, спрашивал: может, дать объявление о его пропаже? Тому, кто его найдет либо укажет место нахождения, обещана награда; ты не поверишь, Сашка, огромная награда. Я думаю, если он поместит такое объявление, этот кулон вообще может никогда не проявиться. Пропадет надолго, если не навсегда. И сама смерть Рады так и останется загадкой. Ты как думаешь, Сашка?

Сашка о чем – то думал, затем, пристально посмотрев Владимиру в глаза, в глубине которых затаились и настороженность, и обостренность, сказал:

Слушай, дружище. Мне кажется, что зря я тебя впутал… Что – то не нравится мне все это. Не спокойно как – то на сердце. Ты говорил, что ведешь свое собственное расследование. Не знаю, но, может, плюнешь на это дело, бросишь все?

Нет, Сашка, уже не могу. Обещал.

Понимаю. Ну, скажешь Барону, что сделал все, что мог. Ты же не Бог. Ты и так сделал не мало, пусть милиция и продолжает этим заниматься. Как бы ты не повредил себе, а, следак?

Не понял ты меня, Сашка. Я ей дал слово мужчины.

Кому?

Раде.

Кому? – только и смог удивленно произнести Сашка, после чего наступила минутная тишина.

Знаешь, Сашка, мне сон снился. Не помню, что именно, но… видел Раду, она показывала мне куда – то пальцем и все повторяла: «Найди их!». Я видел кровь. Понимаешь, на мне была кровь, много крови. Но не моя. Чужая. И вообще ерунда какая – то.

Немного подумав, Сашка ответил, что он не разбирается во всей этой тайне за семью печатями, но где – то слышал, что это плохо. Беда будет, когда во сне видишь чужую кровь.

Все, дружище, хватит друг другу в уши дуть, пошли к гостям. Сейчас мы с тобой выпьем коньячку, споем нашу, застольную.

Вдруг зазвонил сотовый. Номер – неизвестный. Извинившись перед Сашкой, ответил, что внимательно слушает.

С сильным акцентом южного человека (скорее всего, специальным, для подобного звонка) абонент без всяких предисловий произнес, что если он не прекратит свое расследование, то сильно об этом пожалеет.

Случилось что? – глядя на Владимира, спросил Сашка.

Да нет, бред какой – то. Ничего не понял.

Сашка даже не заметил, что сегодня Владимир не пил. Во – первых, за рулем, во – вторых, завтра, с утра, у него намечалась серьезная встреча. Два часа назад позвонил Константин и сообщил, что для Владимира есть что – то очень интересное, и утром он должен к нему подъехать.

Посидев еще какое – то время, гости, простившись с Сашкой, который вышел их проводить, разъехались по домам.

 

Конфликт. Гримасы любви

Как всегда, чуть выпив, всю дорогу жена выясняла, куда Владимир выходил с Сашкой, с этим котом мартовским? Нет, она его очень уважает, но считает, что он – как все мужики… А у всех мужиков, в ее понятии, одно на уме. Она все знает, знает всех женщин, которые постоянно их окружают и с которыми они спят. Им нужны только их деньги, и когда они это поймут, будет поздно.

«Все, – с отчаяньем подумал Владимир, – началось. Спокойной ночи уже не будет. Уж лучше мне попасть в руки убийцы, чем стать предметом ее негодования» Но так этого не хотелось, ведь прошло всего несколько дней после последнего подобного концерта. Старался молчать. Не помогло.

Почему молчишь? Нет, ты скажи правду.

Какую правду? Я устал, Света, давай поговорим завтра, ладно?

Вновь зазвонил телефон. Не успел вытащить его из кармана и ответить, как вдруг жена вырвала его из рук Владимира и попыталась что – то кому – то ответить вместо него. Из этого ничего не получилось, так как телефон автоматически отключился, что ее еще сильнее разозлило.

А почему она молчит? Я ей все скажу, этой…

Дальше последовали выражения, которые может родить только та женщина, которая отдала себя, свою молодость, свое сердце, всю свою жизнь неблагодарному, неспособному это оценить изменнику.

Вновь зазвонил телефон. Все так некстати.

 

***

Жена чуть успокоилась. Но услышав настойчивый вызов телефона, вмиг ожила, львицей рванула к Владимиру и, выхватив телефон из его рук, заплетающимся языком ответила кому – то, что она очень внимательно ее слушает. Звонивший абонент, видимо, не захотел с ней общаться и, как понял Владимир, молчал. Но она молчать не могла. И все, что хотела ей сказать, сказала. Всю правду. В трубку телефона. Говоря по телефону, а правильней будет сказать в этой ситуации в телефон, не заметила, что он выключен, как, впрочем, не заметила, что разбила Владимиру очки: когда выхватывала его телефон, зацепила пальцем дужку его очков. Они еще не приземлились, как он понял, что им все, конец. Это были его последние пасхальные, как там, в анекдоте, очки.

У него уже целый дипломат сломанных очков. Женская слабость у нее такое – бить и ломать очки. Она называет это Правдой апостола Петра:» Воздастся каждому по делам его», уже хорошо зная эту ее слабость, возводимую женой в непререкаемое достоинство и достояние, Владимир старался их загодя снимать. Но сейчас, увы, не успел.

Слава Богу, сегодня успокоилась раньше. Обычно это до утра. Значит, звона битой посуды сегодня не будет.

Сна не было. Поняв, что уже не заснет, Владимир вышел на кухню, предварительно выключив свет везде, где можно. Стараясь не шуметь, достал из холодильника коньяк, что – то из закуски, ему уже было неважно, что именно.

Его размышления прервал звонок телефона. Даже вздрогнул от неожиданности. Почему он звонит? Ведь он его выключил.

Все тот же голос, с ужасным произношением, стараясь убедить Владимира, что с ним говорит человек, как сейчас принято говорить, кавказской национальности, предупредил: что если он не оставит своей затеи, ему будет очень плохо. Более того, утром он сможет убедиться в том, что с ним не шутят, а по – дружески предупреждают. Не дослушав, Владимир со злостью выключил телефон. Резким движением опрокинул рюмку коньяка, вторую. Пришло в голову, что алкоголь – визитная карточка безволия. А думать уже ни о чем не хотелось. Точка. Надо очистить голову от всех примесей и шлаков, их стало так много, словно пчел в улье. Шумят, давят. Люди давно подметили, поймал себя на последней мысли Владимир, что алкоголь вполне надежное средство, когда требуется поубавить ума. И это еврейское, одобренное Талмудом, а затем подхваченное римлянином Плинием старшим, что «Истина в вине». А ведь истина есть мое точное знание о действительности, а оно, мое знание, моя истина сегодня такова: я знаю, что ничего чертовски не знаю, не понимаю…

Заснул лишь под утро.

 

Халдейский провидец. Или Константин

Несмотря на светлое и очень теплое утро, обещающее хороший весенний день, настроение у Владимира было ужасным, как в таких случаях сказал бы Сашка, депрессняком тянет. Выпив чашку кофе и вспомнив, что его ждет Константин, так как он что – то для него имеет, быстро собрался и вышел на улицу. Подходя к машине, не сразу понял, что произошло. Она какая – то низкая. Когда обходил вокруг нее, увидел, что все четыре колеса спущены.

«Что это? Шутка? Не похоже. Больше смахивает на то, что это вчерашнее предупреждение неизвестного приведено в действие. Опять вопрос – что же делать? Ну, почему в последние дни у меня все чаще появляются эти вопросы? – нервничал Владимир. – Что делать? Да плевать я хотел на все. Надоело. Ничего не хочу. Гори все ярким пламенем. Все, моему терпению пришел конец – надо «отрясти прах от ног своих».

Настроение, подпорченное ночным выяснением отношений по поводу его верности, испортилось окончательно. Едва ли не глубокая скорбь, словно «посыпал голову пеплом».

 

* * *

Привет, Костя! Извини, задержался немного. Угости кофе.

Молчаливый по натуре, тактичный и мудрый не по годам Константин, как всегда, сварил настоящий натуральный кофе.

Костя, не тяни, что у тебя есть; ведь знаю, ты что – то для меня приготовил.

Без лишних слов Константин положил перед другом заключение. Быстро перелистав несколько скрепленных листов бумаги, Владимир увидел то, что ему очень было нужно. Интуиция не подвела. Отпечатки, оставленные на одном из стаканов, принадлежали…

Здесь была полная информация о том, кому они принадлежали. Где родился, где крестился, когда и за что привлекался, его связь с… В общем, все, что имелось на этого гражданина.

Ознакомившись с материалами документа, Владимир вернул их Константину, получив взамен готовые ксерокопии.

Спасибо, друг. Ты мне очень помог.

Ты уверен, что тебе это нужно?

Эти слова стали для Владимира полной неожиданностью. Немногословный Константин, тем не менее, умел порой задать вопрос, на который сразу ответить было непросто. Вот и сейчас Владимир не знал, что сказать. Состояние, в котором он пребывал, как никто другой, верно выразил Н. Гоголь: «ни то… ни се… а черт его знает что».

Однажды, еще работая в уголовном розыске, тот позвонил Владимиру и просто спросил, планируется ли у него сегодня в двенадцать часов служебная встреча? Владимир сразу и не понял, о какой встрече речь идет. Действительно, в двенадцать планировалась встреча, обычный допрос подозреваемого, так, ничего серьезного. Но чем она могла для него закончиться, этот ничем не примечательный допрос, он понял только позднее.

А что? – только и спросил его.

Да ничего. Просто ты сегодня отмени следственное дело. Не надо.

Все. Больше ничего сказано не было. Только потом Владимир понял, как ему помог друг. Он спас его: готовилась западня, дача взятки с помеченными купюрами. Причем, в расчет не шел отказ Владимира, нужен был сам факт наличия крупной суммы в портфеле подозреваемого.

Вот и сейчас спросил, а нужно ли это ему?

Действительно, а нужно ли мне это? Хорошо, Костя, я подумаю. Спасибо за кофе, до встречи. Лиха беда – начало, а там посмотрим…

 

Сомнения… спасает только вера

Ничто не радовало Владимира в тот день. Даже то, что он приготовил для Барона. Догадывался, что ждет того, о ком он сегодня должен был передать информацию.

Владимира не покидали сомнения. Хотя и понимал, что усомниться – это значит утратить веру.

«Ну и что делать дальше? Что мне делать с этим? Передать все – таки информацию об одном из варваров Цезарю? Или промолчать? – не переставая, задавал Владимир себе одни и те же вопросы. – Может, поговорить с начальником криминальной милиции? На меня он произвел хорошее впечатление. Ему можно верить. Пусть они дальше этим занимаются, это же их работа. Но как я ему объясню, что я следователь и как я ввязался в это дело, как попал ко мне этот документ, откуда владею информацией? Кто мне помог? Значит, сдать своего друга? Наверняка эти стаканчики Костя присовокупил к какому – то делу. Ради меня, ради нашей дружбы он пошел на такой шаг.

И потом, эти самые, изъятые мной, одноразовые стаканы нигде официально не зафиксированы. Нет ни акта их изъятия, ни акта осмотра места происшествия, короче, ничего нет. Как я смогу доказать, что эти стаканчики с места происшествия?

Положим, даже найдут этого бандита. Что они, пытать его будут, добиваясь признания? Конечно, нет. Да и кто искать его будет!

А что я мог сделать в то утро? Когда вдруг все исчезло – лопаты, ломы и прочее. Исчезло то, что могло бы иметь хоть какое – то отношение к тому происшествию? Это все, что я успел тогда сохранить. Более того, там была милиция, но они ничего… даже обращение цыган в милицию нигде не зарегистрировали. Случайность? Не похоже.

И после всего этого передать эти стаканчики милиции? Да, я обязан был сделать все по Закону. По какому Закону? Хватит врать самому себе. Что я обязан был сделать? Да ничего. И, вообще, я ничего никому и ничем не обязан. Все, хватит на сегодня. Я в отпуске, я вне дел и вне забот». Глубоко вздохнул, затаив дыханье, и обратился к себе: «Владимир, ты же понимаешь, что быть слишком недовольным собой есть слабость, а если попробуешь быть слишком сомнительным – это уже глупость».

Стараясь уйти от всех этих проблем, Владимир попробовал переключиться на иное настроение. Но не получалось. Вспомнил чье – то выражение о том, что сомнения для души, это то же самое, что для тела допрос с пристрастьем. Ощутил некоторое напряжение в мышцах, почувствовал, как по коже пробегают, словно пущенные токи, то усиливаясь, то исчезая, короткие вибрации

«Сейчас надо заняться колесами. На СТО не доеду, порежу резину. Вызвать СПАС? Да, это выход», – подняв руку, Владимир остановил машину. Дорогой набрал номер СПАС.

На удивление, служба спасения приехала очень быстро. Так же быстро подкачали все колеса. Каких – либо проколов, порезов не было.

 

* * *

Лишь к вечеру Владимир приехал в следственное управление. Кроме Татьяны, самой молодой сотрудницы, студентки – стажера, здесь уже никого не было. Он постоянно поражался ее работоспособности. Несмотря на то, что жила она где – то очень далеко, на окраине города, приезжала Татьяна на работу раньше всех, а уезжала позже всех.

Зная о том, что она учится на последнем курсе юридического института, Владимир видел: девушка иногда делает на рабочем месте какие – либо институтские работы, но делал вид, что не замечает этого. Даже не подходил тогда к ее рабочему столу, чтобы ненароком не поставить ее в неловкое положение. Ведь поэтому она и остается после работы, чтобы все успеть.

Владимиру ее немного жалко. Таня безумно влюбилась в Константина…

Когда Костя первый раз появился у него в кабинете, то увидел ее глаза. И все понял сразу. Хотел даже поговорить с девушкой, ведь у него семья и все это безнадежно. Не смог. Да и зачем? Костя очень порядочный, не из тех, которые пользуются ситуацией.

Попросив у Татьяны чашку кофе, Владимир прошел в свой кабинет. Только здесь он чувствовал себя спокойно. Никто не мешает думать, работать. Можно немного расслабиться.

В приоткрытую дверь вошла Татьяна. Поставив чашку кофе, передала, кто приходил, звонил, спрашивал, пока он отсутствовал.

Поблагодарив, спросил ее:

– Ты еще здесь поработаешь или – домой?

– Поработаю немного, – с улыбкой ответила Татьяна.

Закурив сигарету, сделав глоток свежего кофе и откинувшись немного в кресле, Владимир почему – то подумал: вот, достанется кому – то это чудо. Славная, хорошая и не испорченная городом девушка. Дай Бог ей счастья.

Тут же переключился на текущие дела. Достав ксерокопии заключения, переписал на отдельный лист необходимые сведения. Еще раз более внимательно изучил то, что отражалось в нем.

Так, родился, фамилия, имя, отчество. Кличка, погоняло, как говорят блатные, – Прыщ. Где, когда и за что.

А вот это то, что нужно. Место регистрации матери, отца нет, нет ни братьев, ни сестер, одним словом, круглый сирота. Кукушонок. Подкидыш. Проживает… так, его связи…

Таким образом, Владимиру стал известен один из тех троих (как он ранее и предполагал), которые были в ту ночь на кладбище. Он оставил пальчики на одном из стаканов. Обыкновенный вор, по кличке Прыщ, отбывал еще по малолетке, неоднократно привлекался.

Принадлежность других отпечатков, оставленных неизвестными лицами, не определена.

Еще раз взвесив все за и против, Владимир набрал номер телефона Барона. Ждать пришлось недолго, но что – то вдруг насторожило. Что именно? Странный посторонний щелчок, похожий на характерное снятие трубки вызываемого абонента, явно был им услышан. Хотел уже поздороваться. Но гудки продолжались. Длинные гудки.

– Слушаю тебя, брат, – ответил, наконец, Барон.

Обменявшись дежурными приветствиями, Владимир передал Барону, что у него кое – что есть, им надо встретиться.

Договорившись о встрече, Владимир выключил телефон. Его не покидала непонятная тревога, жгла под сердцем. Что именно могло так беспокоить в этот раз? Предупреждение? История с колесами?

Личная жизнь? Тревожный вопрос Константина, и не только его, нужно ли ему это? Нет, что – то другое. Но что именно? Вопрос, как с силой брошенное с заостренным наконечником копье, вонзился в голову. Морально поддержал себя фразой – все изнашивается, даже и горе, но только не дух.

 

Не слишком ли много знаков на коротком пути?

«Почему меня постоянно не покидает чувство какой – то тревоги? Что происходит? Может, я просто устал? Мне надо отдохнуть? Да, мне надо просто отдохнуть. Куда – нибудь уехать», – но Владимир не мог себе этого позволить. Это цыганская история не отпускала его, заполнив сполна и мысли, и чувства чем – то неуловимо раздраженным, если не сказать, тревожным. Тем, что требует обязательно разрешения, иначе покоя не будет!

И почему последнее время Владимир испытывал какой – то дискомфорт? Что именно его тревожило? Личная жизнь? Тот звонок с нелепым предупреждением? Но откуда они могут знать, что он занимается поисками осквернителей могилы? Глупо. Ерунда. Стоп. Неужели…

«Неужели я на прослушке? Какой – то щелчок, затем эхо, какое – то странное эхо. Точно. Когда я говорю по телефону, сам себя как бы через эхо слышу. Как будто кто – то меня дублирует, и я слышу свой собственный голос. Такого никогда не было. И вдруг. Надо проверить», – не задумываясь, Владимир наугад набрал номер телефона. Гудки. Странный щелчок, как будто подняли трубку. Но идут гудки. Никто пока не отвечает. Наконец, кто – то ответил. Извинившись, что ошибся номером, Владимир отключил телефон. Он услышал эхо собственного извинения. – Все понятно. Меня слушают. Но кто? Кому это надо?»

 

* * *

С Бароном удалось встретиться нескоро. Поскольку первая половина следующего дня была занята, встретиться с ним Владимир планировал ближе к вечеру.

Как всегда, выпив чашку кофе на дорожку, собрав в свой портфель необходимые бумаги, он выехал к Цезарю. Из головы не выходил еще один из появившихся в последние дни вопросов: зачем его слушают, кому это надо? И что стоит за этими предупреждениями? На розыгрыш уже не похоже. Есть определенная связь. И связано это только с цыганским вопросом.

Невольно вспомнил разговор с Костей, его вопрос – а нужно ли это ему? У него есть какая – то интуиция. Владимир в том убедился.

Да и беседа с Сашкой не выходила из головы. Как раз в тот вечер, когда звонил неизвестный. Еще тогда понял, что акцент, напоминающий говор грузина из анекдота, – не естественный, не присущий лицам южных широт. Наиграно.

Внезапно впереди себя Владимир увидел КАМАЗ. Он даже не заметил, откуда и когда тот вдруг появился на дороге, но никак не мог обойти его. Делал левый поворот, КАМАЗ перестраивался влево. При чистой встречной полосе Владимир вновь перестраивался, набирал скорость, чтобы обойти КАМАЗ. Тот вновь занимал левую полосу. И тут же перестраивался на свою полосу, если встречная была занята.

Он что там, обкуренный?

Выбрав удобный для обгона момент, Владимир резко увеличил обороты, отчего его машина, взревев, вылетела на встречную. Но тут же он вынужден был вернуться на свою полосу, поскольку встречная вновь оказалась занята.

Вдруг КАМАЗ резко затормозил. Еще ничего не понимая, Владимир почувствовал, как его правая нога почему – то резко провалилась, педаль тормоза ушла до конца, но машина не остановилась. Сколько раз успел надавить на педаль, не помнил. С ужасом увидел, как это огромное железное чудовище стремительно летит навстречу, и казалось, нет никакой силы, способной его остановить. Слева от Владимира что – то мелькнуло. Это встречная машина, от которой Владимир только что ушел, вернувшись на свою полосу и спрятавшись за КАМАЗ.

Владимир подсознательно сжался в комок, до боли напрягая мышцы в руках и упираясь в баранку своей машины. Стараясь тем самым как бы уйти, закрыться от неминуемого удара (хотя уже знал, чувствовал, что это невозможно, все – конец…), он закрыл в ужасе глаза…

Перед ним – уходящая вдаль дорога, по которой исчезал КАМАЗ. Вот он и скрылся из виду. Глубокая тишина. Владимир не успел даже испугаться, так быстро все произошло. Какая – то неведомая сила помогла ему. В последний миг он сумел остановить машину. Но как? Ведь тормоза внезапно отказали.

Что произошло? … Почему он не почувствовал удар? Или ему это показалось? И что здесь делает Рада? Почему она сидит в его машине? Справа от него? И так пристально, не сводя черных, как вишневые ягоды, глаз, смотрит на него? Словно что – то силится сказать…

 

***

Выйдя из машины, Владимир осмотрелся. Из – под переднего колеса медленно выплывало что – то черно – грязное и жирное и также, медленно расплываясь по асфальту проезжей части, увеличивалось в размерах. Позади машины, протянувшись на расстояние, насколько это можно было видеть, полоса чего – то мокрого. Только сейчас Владимир понял, что это была тормозная жидкость. Неужели лопнул тормозной шланг? Обойдя лужу, нагнулся, чтобы выяснить, нет убедиться, что это – именно так.

Не надо было иметь специальные познания в том, чтобы здесь же сразу определить: шланги не имели каких – либо механических повреждений. Они имели порезы. Как один, так и другой. Остальное сделало высокое давление при экстренном торможении. Потому педаль тормоза и провалилась.

«Но как я смог остановиться? Ведь столкновение было неминуемым. Мистика какая – то, да и только. И что за знак мне подала Рада, сразу став ангелом – хранителем? Как все это правильно толковать?».

 

Рада. Одиночество

Лишь к вечеру Владимир вернулся домой. Трехчасовое ожидание представителей ГИБДД, технической помощи; оформление разных бумаг, объяснений, пояснений и всяких протоколов настолько вымотали, что у него не было сил даже принять душ. Не раздеваясь, опустился в кресло и мгновенно заснул.

Внезапно Владимир почувствовал, что на него кто – то пристально смотрит. Открыв глаза, увидел перед собой… Раду.

Ты что здесь делаешь? Почему ты преследуешь меня? Ты меня охраняешь? От кого? Кому нужна моя жизнь? Или смерть? Чего тебе от меня надо? – прошептал Владимир

Очнись, я не Рада. И мне от тебя уже ничего не надо. Всегда хотела, чтобы ты был только мой, и я не хочу тебя ни с кем делить. У тебя нет семьи; ты весь в работе, у тебя своя какая – то личная жизнь, а я устала от одиночества; устала ждать, думать, где ты, с кем, кого сейчас. Я женщина и хочу обыкновенного женского счастья… хочу быть единственной, знать, что у меня есть ты, и только ты, но тебя нет. Я одинока. Неужели ты этого не видишь? Я больше так не могу. Не хочу мучиться и тебя мучить. Уверена, у тебя кто – то есть. Что еще за Рада? Ты только что называл меня ее именем?

Перед Владимиром стояла грустная, поникшая жена. В глазах печаль, они полны слез.

Не перебивай, я не все сказала. Уже несколько раз звонили, просили передать тебе, если ты не оставишь какое – то дело, у нас будут большие неприятности. Я не знаю, чем ты занимаешься, никогда не лезла в твои дела, потому, что ты все равно будешь делать так, как решил. А я боюсь, не хочу остаться одна, остаться ни с чем.

Слушая ее, Владимир думал: «Попробовать еще раз объясниться? Но что еще я могу ей сказать? Мы давно живем словно на разных планетах, разучились понимать друг друга. Или не хотим? Может, я этого не замечал раньше? И она права – нам надо расстаться? Но это уже было. Расставались. Совсем и навсегда. Но она вновь возвращалась».

Ты меня не слышишь. Ты думаешь о ней! Все, иди, держать не буду. А я – уеду, завтра же уеду! – уже не говорила, а кричала жена.

Слушая ее, Владимир понимал, что разговор уже не получится. Так было и раньше. Она уходила на кухню, возвращалась, чтобы продолжить скандал. Как здесь не вспомнить древнее, мудрое: «Возвращается ветер на круги своя»

Вот и сейчас, объявив ему, что она уедет, причем навсегда, договаривала эти слова с кухни.

Вернувшись вновь, уже не спрашивала – требовала дать объяснения, не давая ему что – то ответить. В глазах не было прежней печали, в них появился некий особый, до ужаса знакомый ему блеск и присущее ей в такие моменты уже не отчаянье, а решимость горячей казачьей крови. Еще немного, еще чуть – чуть, и чтобы остановиться, будет нужен звон посуды. А как иначе? Без этого не обходится ни один серьезный разговор с нею…

Украдкой посмотрев на часы, Владимир понял: уже поздно, и как – то неприлично в это время прийти в свой служебный кабинет, чтобы провести эту ночь там. Но все – таки начал собираться. Лучше бы он этого не делал!..

– Что, спешишь к ней, к этой, уходи, пожалуйста. Держать не буду. Нет, лучше я сама уйду.

Из прихожей донеслись ее пожелания: прекрасно провести ночь с одной из его очередных пассий, имя которой – Рада. Хлопнула дверь. Наступила тишина.

«Ну, вот и все. Поговорили. Почему я ее не остановил? А зачем? Может, оно и к лучшему? Рано или поздно это должно было произойти. Да и вообще, ничего уже не хочу. Надоело. Почему я должен постоянно чего – то доказывать, объяснять, оправдываться? Стучать в одни и те же двери, которые постоянно закрыты. Приоткроются и вновь захлопываются перед самым носом». Этот поэт Коган хлестко так выразил, так глубинно: «Снова мне, закусивши губы, без надежды чего – то ждать. Притворяться веселым и грубым. Плакать, биться и тосковать»

Владимиру вдруг захотелось выпить, даже напиться. Где – то была водка. Открыв холодильник, он понял, что эта самая водка, действительно, была. Но уже нет.

«Все понятно, картина Репина, приплыли. А еще лучше Шишкина, медведи побывали в холодильнике. Тем лучше. Попробую уснуть», – решил Владимир.

 

***

Но сон долго не приходил.

«Она что – то говорила по поводу звонков. Кто – то звонил, угрожал, я так и не уточнил у нее этого сразу. Стоп. Почему я никогда не придаю значения тому, что происходит именно со мной? Потому что со мной не может ничего произойти? А почему я в этом так уверен? Может, действительно, я кому – то сильно наступил на хвост. Так сильно, что даже не догадываюсь на сколько?» – Владимир вспомнил, что ему уже дважды звонили на сотовый телефон, а он не придал этому особого значения. После первого звонка спустили колеса. Все четыре. Значит, его, действительно, предупредили, дали понять, что он должен прекратить в дальнейшем заниматься своим расследованием. Каким именно? Понятно, что это касается так называемого цыганского вопроса.

Причем предупредили аккуратно. Ничего не сломали, не разбили, а просто выпустили воздух из колес. По – дружески.

В том, что его кто – то слушает, сомнений не было. Но кто?

Был еще звонок. Владимира вдруг бросило в жар. После каждого звонка что – то происходит. Второе предупреждение, несомненно, связано с сегодняшним происшествием. С ним не шутят. Только его величество случай спас Владимира. Это уже не розыгрыш.

«Сегодня кто – то звонил мне домой, об этом сказала жена. Значит, это третье предупреждение? Что за ним последует? – словно огнем обожгло внутри. Оборвалось и покатилось вниз, дошло до ног, и Владимир ощутил, как они стали ватными, бессильными. Опустившись на диван, лихорадочно набирал номер телефона, и молил Бога только об одном: – Подними трубку, только трубку подними, ну, прошу тебя, ну, пожалуйста».

Наталья, – уже кричал в трубку Владимир, как только понял, что ее, наконец – то, подняли. – Скажи, Света у тебя? Ну, не тяни резину, у тебя она?

Успокойся, у меня. На кухне сидим, пригласить ее?

Не надо.

Ничего так не хотелось Владимиру, как налить полный стакан водки. Именно стакан. И залпом выпить. Но водки не было. Лишь под утро он забылся в каком – то тяжелом, тревожном и непонятном ему сне. Словно пил какую – то чашу до дна, в которой будущее было непонятным, вчерашнее удерживало, вот почему настоящее ускользало от него.

 

И снова Сашка. Исповедь другу

В глаза светило яркое весеннее солнце. Проснувшись, но еще не открывая глаз, Владимир почувствовал тепло его лучей. Но ни весеннее солнце, ни утро не принесло ему никакой радости. Так и лежал с закрытыми глазами. Не хотелось просыпаться. Но мозг уже проснулся и заставлял поднять тело.

«А зачем вставать? Для чего? Не хочу. Ни – че – го – я – не – хо – чу! Жены нет, уехала вместе с сыном в теплые края. Сколько прошло, как она уехала, неделя, больше? – Владимиру захотелось закурить. Но для этого надо было подняться, а он не мог себя заставить это сделать. Им овладело полное безразличие. – Нет, надо заставить себя что – то делать. Вот сейчас, еще немного полежу, и встану».

Кто бы это мог быть? Владимир никого не ждал: «Меня нет. Ну, почему ты так настырно звонишь? Чего тебе надо? Я никого не хочу видеть».

Подойдя к двери, Владимир посмотрел в глазок. Это был Сашка:

Привет, дружище. Наконец – то. Ты куда пропал, не могу дозвониться. Телефоны отключены. Никто ничего пояснить не может, все тебя потеряли, что случилось?

Подожди, Сашка, не все сразу. Раздевайся, проходи, сейчас сварю кофе.

Ну, и что думаешь делать? – выслушав Владимира, спросил Сашка.

Не знаю. Ничего уже не хочу. Вот только закончу это цыганское дело, брошу все к чертовой матери, возьму дополнительно отпуск и уеду. «На недельку, до второго, я уеду в Комарово…»

Слушай, Сашка, я вот о чем думаю, откуда они, ну те, которые звонили мне, могут знать, какой информацией я владею? Ведь никто об этом, кроме Барона и его близкого окружения, не знает? Смотри, что получается. Как только я получаю какую – то информацию и передаю ее Барону, мне кто – то звонит и делает предупреждение. Помнишь, в твой день рождения был звонок? Я не придал этому значения. А утром оказались спущенными все четыре колеса. Этим мне дали понять, что знают, где я живу и даже – какая у меня машина и где она стоит в ночное время. Легкое такое, дружеское предупреждение.

Идем дальше. Я не прислушался к этому и получил второе, уже более серьезное предупреждение. До сих пор не могу понять, какая сила остановила мою машину. Ведь тогда, в последний момент, подумал, что это все, конец. Произошло какое – то чудо. Ты уже знаешь, Сашка, что тормозные шланги были подрезаны.

Накануне этого происшествия я получил информацию об одном из бандитов, ну, этих копателей, и сделал звонок Барону. Сказал ему при этом, что у меня кое – что есть и нам надо встретиться. Но что именно, какую информацию должен был передать, не говорил. Нет, вру, по – моему, я сказал ему, что у меня есть информация об одном из варваров. Это точно. Говорил.

Был еще один звонок. Звонили домой, и трубку подняла жена. Этот звонок был после того происшествия с тормозами и КАМАЗом на дороге. Мне передали предупреждение, даже пригрозили проблемами, которые могут появиться.

И что ты думаешь по этому поводу, дружище? Ведь я тоже кое – что знаю, и.

Прекрати, Сашка. Не скрою, была мысль, прости. Но я исключаю это полностью. Во – первых, ты ничего конкретно не знал, как, впрочем, и самого главного – того, что мне стал известен один из тех копателей. Об этом никто, кроме одного человека, передавшего мне эту информацию, не знал. Но этот человек также не заинтересован меня кому – то сдать, так что он просто не оказал бы мне эту услугу. Во – первых, он пошел на должностное преступление, во – вторых… нет, это я так же исключаю полностью.

Но, может, кто – то из окружения цыган.

Зачем? Какой смысл? Я работаю на них. Более того, говорю только с Бароном; ну, еще Василий, брат его, всегда присутствует при встречах. Все что угодно, только не это. Не вижу никакого смысла. Более того, Барон еще не знает, какую именно информацию я ему приготовил. На сегодняшний день он пока ничего не знает, ведь мы еще не встречались.

Я много думал, Сашка, но ничего не понимаю. Даже если этот некто связан с милицией, то и здесь пусто. У меня появились улики, помнишь, я говорил про стаканы? На них были пальчики тех, кто был там. Так вот, на одном из них есть пальчики ранее судимого вора. И кому именно они принадлежат, я уже знаю. Больше – ни одна живая душа.

У меня была мысль – передать эту информацию начальнику криминальной милиции, он произвел на меня хорошее впечатление. Но как я мог это сделать? Как объяснить, откуда информация? Подставить того, кто мне помог? Это во – первых. Во – вторых, эти стаканы я взял на месте происшествия самовольно. Нигде этот факт официально не зарегистрирован. Понимаешь, о чем я говорю? И даже если сейчас я все передам в милицию, то в лучшем случае они это похерят. В худшем – бумерангом вернется ко мне. И не только ко мне. А я еще, между прочим, в должности государевой состою, и вроде бы должен начальству доложить или… отстать от дела

Это, кстати, ответ на твой вопрос, Сашка. В отношении моих сомнений по поводу твоей персоны. Здесь что – то другое. Знаешь, есть подозрение, что меня кто – то слушает…

Да, дружище, – отвечая на его немой вопрос, продолжил Владимир. – Слушают. Но зачем? Ведь я никогда по телефону ни о чем конкретно не говорю. Открытым текстом могу только согласовать, например, время и место встречи.

На вопрос Сашки, уверен ли он в этом, Владимир, настроив свой телефон на громкую связь, набрал номер его сотового телефона. И тут же передал ему трубку. В кармане Сашки, отвечая на вызов, заиграл телефон. Они явно услышали характерный щелчок, похожий на снятие трубки вызываемого абонента, затем пошли длинные гудки.

А теперь скажи что – нибудь, ну, поздоровайся со мной, – улыбаясь, предложил Владимир.

Сашка, с интересом посмотрел на Владимира, взял в руки телефон, произнес что – то вроде приветствия. И услышал повторяемое эхо своего собственного голоса.

Ну, что скажешь? – выключив телефон, спросил Владимир.

Черт его знает. Конечно, странно как – то он работает. И давно?

С неделю. Началось еще до случая на дороге.

Ну, и что ты думаешь по этому поводу, что будешь делать?

Думаю, если меня действительно слушают, это не по линии милиции. Для этого нужны основания, да и соответствующая санкция. Оснований таких нет. В этом я уверен.

Если меня слушают, то это иные люди, имеющие возможность проводить такие действия. А таких структур в наше время, в нашем городе хоть отбавляй. Не надо никаких прокурорских санкций. За деньги сделают все.

А что, спрашиваешь, делать? Думаю, поиграть с ними. Мне даже интересно. Заодно проверю свои подозрения. Сегодня же куплю телефон с сим – картой на иное лицо. На этом аппарате буду разговаривать с цыганами и согласовывать встречи.

А вот со своего телефона я им устрою гонки. Если эти любопытные действительно интересуются моим местом нахождения, они у меня покатаются не только по городу, а по всей области.

За разговором не заметили, как пролетело более часа. Но даже в прихожей, прощаясь, Сашка так и не спросил у Владимира об его личной жизни. Он уже понял, что Владимир остался один. Только пожелал удачи, выдержки и еще что – то, понятное только им обоим.

Он не стал повторяться, как уже было в начале марта, предлагая Владимиру бросить цыганскую тему, прекратить своего рода хождение по мукам. Он понимал, что это будет бесполезный, хотя и дружеский, совет…

 

Цезарь. Дорога мщения

– Привет, Барон, это я. Не удивляйся, оставь в памяти этот номер телефона, по нему будем в дальнейшем общаться. Извини, раньше никак не мог подъехать. Сейчас я сделаю тебе звонок со своего телефона. При разговоре скажу, что у меня дела, встретиться не могу, новостей никаких нет, все как прежде. Но буду у тебя ровно через час. Все вопросы при встрече. Все, пока.

Барон понял Владимира сразу, и тот, позвонив со своего телефона и услышав привычный уже для него характерный щелчок и собственное эхо, сообщил, как они и договаривались, что встретиться сейчас с ним не может, никаких новостей нет, порадовать нечем. Здесь же Владимир проинформировал, что направляется в один из районов города по его вопросу, причем он уже на выезде из города. Даже добавил, куда именно едет.

«Ну, что же, уважаемые мои преследователи, если вы меня слушаете – прокатитесь немного, – размышлял Владимир. – А то засиделись, больше недели не тревожили… Наверняка, подумали, что напугали меня. Тем лучше. Впрочем, для кого лучше? – невольно подумал Владимир. – Скорее всего, для меня».

И с горькой усмешкой представил, как сейчас те, неизвестные ему, несутся в указанный им район из города. Наверняка, это для них полная неожиданность. Тот факт, что они могли его караулить целую неделю у дома, исключался. Значит, будут искать именно там, по тому адресу, куда он их направил.

Поскольку времени до встречи с Бароном было предостаточно, Владимир принял душ, сварил кофе и в ожидании такси, которое предварительно заказал по телефону, причем с нового, неизвестного пока его доброжелателям номера, вышел на балкон.

Уже по какой – то привычке, подсознательно, сверху осмотрел двор. Ничего, что могло бы его насторожить, не заметил.

На душе был полный покой. Уже не думал о своем одиночестве. Никакой ностальгии. Тем лучше. Жизнь продолжается. Надо жить. И пусть Владимир не был убежден, что все будет хорошо, но допускал, что не все будет плохо.

 

* * *

Подъехав к дому Барона и не успев даже отпустить такси, Владимир увидел, что его уже ждут. Войдя в дом, не озираясь, как прежде, по сторонам, в сопровождении Барона (на этот раз он встречал его на улице) прошел к столу. Здесь были Василий и уже знакомые ему двое цыган.

Барон выжидающе смотрел на Владимира. Все молчали.

– Не скрою, Барон, у меня были сомнения, правильно ли я сделаю, если назову тебе сейчас одного из тех, кто был в ту ночь на могиле вашего брата. Не спрашиваю, что вы сделаете с ним. Чувствую: наказание он получит соответствующее; мне даже страшно от этой мысли… Я работник милиции, следственных органов. Возможно, если бы не события последних дней, которые произошли со мной, скорее всего, я бы скрыл то, с чем сейчас пришел к тебе.

Знаю, что если я передам эту информацию в милицию, пострадают другие люди – те, которые помогли мне. Этого допустить нельзя.

Я не судья и не Бог. Тебе решать, Барон.

Внимательно слушая Владимира, все молча курили.

– Вот здесь, Барон, информация об одном из тех, кто был тогда на кладбище. Ему двадцать восемь лет, вор. Кличка – или, как говорят, погоняло – Прыщ. Вырос без отца, матери. Мать пила, воспитанием не занималась, умерла от водки. Первый срок получил еще по малолетке. Мне, конечно, не понятно, почему он оказался среди этих ублюдков, насколько мне известно, вор никогда не пойдет на такое дело. Но, как говорится, факт остается фактом.

Его пальчики остались на одном из стаканов, если помнишь, они валялись у столика? Все исчезло, кроме этих стаканов, которые я тогда забрал с собой. Проявились эти пальчики, потому что они в базе, в особой картотеке УВД. Принадлежность других отпечатков, имеющихся на других стаканах, не известна. Видимо, ни один из них, за исключением Прыща, ранее не привлекался к уголовной ответственности. По крайней мере, в базе они не найдены.

Передав Барону ксерокопии экспертного заключения, выждав, когда он внимательно с ним ознакомится, Владимир положил рядом переписанные от руки необходимые для поиска Прыща данные, после чего попросил вернуть бумаги.

Над пепельницей Владимир чиркнул зажигалкой и поднес ее к ксерокопиям. Все смотрели, как бумага, ярко вспыхнув, медленно, нехотя сворачиваясь, постепенно приобретая черный цвет, еще отсвечивая ярким, но уже трепетным пламенем, превращается в пепел.

Найти его место нахождения для тебя, Барон, не составит особого труда. Знаю, у тебя имеется такая возможность. Это все. Полагаю, я выполнил свою работу. Больше я вам не нужен.

Наступила тишина. Владимир очень хотел поговорить с Бароном и по своему вопросу, связанному с утечкой информации: угрозами в его адрес, попытками неизвестных заставить его прекратить поиски. Владимир чувствовал, что Барон тоже хочет узнать что – то, возможно, связанное с этим непонятным телефонным трюком. Но он молчал. Молчал и Владимир, так как в тот момент посчитал, что это будет похоже на вымогательство с его стороны, намек на увеличение его вознаграждения… Может, и иные причины заставили его не затрагивать эту тему.

Барон что – то сказал Василию. Тот молча поднялся и вышел. Через одну, две минуты вернулся и передал Барону тугой, стянутый скотчем пакет.

Барон, глядя Владимиру в глаза и положив ладонь на его руку, произнес:

Благодарю тебя, брат. Верил, ты поможешь. Думаю, этого достаточно, чтобы и ты в свою очередь по достоинству оценил нашу цыганскую благодарность. Если когда – нибудь понадобится моя помощь, обращайся. Мы тоже кое – что умеем. И можем. Не говорю тебе – прощай. Мы скоро увидимся. Храни, как зеницу ока, нашу тайну.

 

Час истины для Цезаря

Черные, с затемненными стеклами машины мчались по широкой автомагистрали. После бешеной трехчасовой гонки одна за другой остановились на площадке у придорожного кафе одного из районов уже Алтайского края.

Рядом с кафе – столики, вынесенные на улицу с наступлением теплых весенних дней; крытый мангал, возле которого в чистом переднике, с широкой, белозубой улыбкой нарисовалось лицо кавказкой национальности. Еще бы, приехали такие гости! Уже с утра ему сделали этот заказ, предупредили – будут какие – то нерусские. Возможно, его земляки. Значит, надо делать шашлык. Пока гости выходили из машин, он лихорадочно подсчитывал, сколько же они закажут шашлыка? Вот это удача, двенадцать человек!

Крикнув что – то на своем гортанном языке официантке, он с широко раскинутыми руками гостеприимного хозяина пошел на встречу таким желанным и дорогим…

Не успев поприветствовать гостей на своем родном языке, тут же понял, что это не его земляки. Но кто эти люди, приехавшие на таких дорогих машинах?

Не снимая с лица дежурной улыбки, выражая при этом большую радость, он уже приготовился пригласить дорогих гостей отведать шашлык, приготовленный им лично из самого молодого и свежего барашка, который вот совсем, совсем недавно еще бегал здесь и кушал свежую травку.

Но приехавшие не спешили. Выйдя из машины, некоторое время стояли и, осматриваясь, чего – то ждали. Из черного джипа вышли двое. Видимо, старшие, так как при их появлении некоторые, успевшие выйти и закурить, тут же спрятали за своими спинами дымящиеся сигареты.

 

***

Работница кафе уже протерла, причем совершенно свежей салфеткой, последний столик, не забыв при этом протереть и пластиковые стулья. Теперь она молча стояла у столиков и ждала, когда гости подойдут ближе. На ней был белоснежный передник, а на лице застыла такая же нарисованная улыбка, как и у хозяина.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять – это были цыгане. Но не те, которых мы привыкли видеть на улицах и рынках города. Все, за исключением этих двух, были молоды и стройны. Одеты в сверкающие кожей куртки, строгие черные костюмы. Трое из них, о чем – то переговорив между собой, подошли к застывшему в подобострастной позе хозяину кафе, остальные направились к столикам. Быстро сдвинули два из них вместе, передвинули поближе стулья. Один столик отодвинули на некоторое расстояние, поставили около него три стула…

На столах появились столь непривычные в таких придорожных кафе чайные пары (это вам не одноразовая бумажная либо пластиковая посуда!), чистые тарелки, вилки, ножи. Официантка принесла и, одаривая каждого улыбкой, поставила на столики небольшие вазочки с белоснежными салфетками. И не беда, что никто из гостей не пожелал не только водки, но и пива. Зато было заказано много мяса, шурпы, шашлыка, запах которого, нагоняя аппетит, уже шел от рядом стоящего мангала.

Все это время не чувствовалось привычного для подобных заведений шума сдвигаемых столиков, суеты, громких перебранок. Разговаривали только двое – те, которые сидели в некотором отдалении от остальных. Рядом стоял свободный стул. Видимо, кого – то ждали, так как на столе находился еще один столовый прибор.

Как только был готов шашлык, о чем хозяин заведения с особой радостью объявил проголодавшимся гостям, после чего лично принес его на огромном подносе, подъехала машина, из которой вышел мужчина и сразу направился к этим двум, сидевшим за отдельным столиком.

Ну, что? – спросил один из них.

Нормально, Барон. Он у себя. Вы можете его забрать.

Ну, и хорошо. Выпьешь? – Барон молча подал какой – то знак одному из молодых, наблюдавших за ними, цыган. Тот, поднявшись, направился к машине.

Через минуту он принес бутылку конька, молча поставил на стол и также молча удалился на свое место, продолжив прерванный ужин.

Давай, дорогой, за встречу. Мы ведь так давно не виделись с тобой, – проговорил Барон. – Не сомневался, что ты мне поможешь. Скажи, тебе не жалко этого, как его, Прыща? Ведь ты понимаешь, что его ожидает?

Нет, не жалко. Обыкновенная шестерка. К тому же, на иглу присел, причем крепко. Кроме того, в долгу я у тебя, Барон. А в должниках долго ходить не люблю. Однажды ты мне помог. Теперь я отвечаю. Мы в расчете, Барон.

С этими словами все трое выпили и протянули руки к стоящему посредине стола широкому блюду с шашлыком. Приготовленный умелыми руками хозяина, источающий аромат свежего жареного мяса и каких – то особых приправ, специй, этот шашлык вызывал зверский мужской аппетит. Здесь была и свежая зелень. А как же! Настоящий шашлык без зелени, что грузин без кепки!

Ну, что, Барон, мне пора. Возьмешь пацана, он в моей машине, покажет дорогу. Сами не найдете, заблудитесь. Здесь недалеко, на своих тачках за час доедете.

Ты уверен, что я тебе ничего не должен?

Нет, мы ничего друг другу уже не должны. Я с тобой в расчете. Прощай, Барон!

Барон смотрел вслед уходящему мужчине, который, подойдя к своей машине и открыв дверь, что – то кому-то сказал. Из нее вышел молодой человек и направился в сторону Барона. Коротко просигналив, машина рванула с места и через минуту исчезла из виду.

Подойдя к столику Барона, молодой человек присел на только что освободившийся стул. Также, не представляясь, молча, увидев чистую тарелку, придвинул ее к себе, положил в нее несколько кусков мяса, зелени, овощей, оторвал кусок узбекской лепешки и принялся за еду. Кивком поблагодарил официантку, которая подошла к нему и поставила чашку с чаем. Насытившись, посмотрел на Барона и, как бы утверждая, спросил:

– Ну, чё, едем?

 

Месть неизбежна

Красива природа Алтайского края! Если в некоторых регионах Сибири еще весна, то здесь уже лето.

Не весенний, а уже летний зеленый лес сплошной стеной – слева и справа – подходил к широкой и чистой автомагистрали. Солнце, зацепившись за одну из вершин синих гор, словно не желая уступать, с неохотой уходило на покой. Тем не менее, в это время года вечер приближался значительно быстрее обычного. Вон, напротив него, уже появилась луна.

В широком салоне автомобиля было тепло и уютно. Слышалась легкая музыка. Невольно, после сытного ужина, клонило в сон. Всю дорогу пассажиры не проронили ни слова.

– Сбавь обороты, сейчас будет поворот налево, – негромко проговорил молодой человек, чуть повернувшись лицом к водителю. – Будь внимательнее. Там асфальта нет, вмиг стойки полетят.

Действительно, примерно через минуту появился дорожный знак, за которым угадывался поворот. Свернув с шоссе, пассажиры почувствовали некий дискомфорт, так как машину стало сильно кидать с одной стороны в другую. Возможно, когда – то это и была дорога, но не теперь. Машины, одна за другой, уже шли с зажженными фарами, поскольку внезапно вокруг потемнело. Лес сразу придвинулся ближе, и было ощущение, что они двигались сквозь какой – то туннель. Нигде, ни слева, ни справа, ни даже впереди, не было видно каких – либо огней, означавших приближение поселка либо деревушки.

Ну, и когда мы приедем, долго еще тащиться?

Скоро, уже почти приехали, – отозвался молодой человек.

Внезапно, совсем рядом, появились одинокие огни какого – то поселка; машины, почувствовав ровность дороги, перестали раскачивать своих пассажиров.

Неужели здесь кто – то живет? – спросил Барон.

Теперь – не сворачивая, прямо по дороге, – не отвечая на вопрос, проговорил молодой человек.

Водитель не скрыл усмешки, услышав, как тот назвал дорогой то, что было чем угодно, только не дорогой. Каким – то полем.

Я здесь выйду, а вы давайте прямо. Фазенду видите? Вот там его и найдете. Сто пудов, если уже укололся, сейчас – под кайфом, завтра – отходняк будет. Не будет дозы, загнется. Так что спешите.

Ты уверен?

Не вопрос. Когда сюда ехали, ему уже дозу подкинули.

Сделав короткую остановку, из машины, вместе с сопровождающим их молодым человеком, вышел Барон. Он молча стоял и смотрел в уже темное небо, на котором появлялись редкие звезды. С каждой секундой их становилось все больше и больше.

«Как красиво! – подумал Барон, глядя в ночное небо на эти странные перламутровые облака, неподвижно висевшие прямо над его головой. – Видимо, от луны они такие, перламутровые. И когда они успели так преобразиться?».

Еще недавно, сидя в машине и глядя в это ночное небо, никаких облаков он не заметил. И звезд. Да, вот так же незаметно меняются и взгляды на жизнь. Еще вчера Барон готов был собственными руками раздавить этого мерзавца, а сегодня…

Солнце скрылось уже не за синими, как виделось это ранее, а такими же темными, как само небо, горами. Было очень тихо. Несмотря на эту неземную красоту и ночную тишину, Барон чувствовал, что чего – то здесь не хватает. Было ощущение пустоты. Вдруг он понял, чего именно не хватает в этом заброшенном Богом и людьми местечке. Неслышно было привычного для отдаленных поселков и глухих деревень лая собак, привычного деревенского запаха печного дыма, парного молока и еще чего – то особенного, живого. Деревня была мертвой.

«Неужели здесь живут люди?» – садясь в машину и глубоко вздохнув, во второй раз задал себе этот вопрос Барон.

Подъехав к жалкому строению, что когда – то было жилым домом, все разом, как по команде, одновременно вышли из машин. У каждой машины остался водитель, остальные, мгновенно разбиваясь на группы, заполнили двор. Трое, не останавливаясь, рывком открыли двери, вошли в темный коридор. Сориентировавшись, увидели еще одну дверь, также рванули ее на себя, прошли в комнату, служившую, видимо, когда – то кухней. Как во всех деревенских домах, построенных в пятидесятые годы.

В кухне тускло горела лампочка. Давно не видавшая какого – либо ремонта печь, слабо отсвечивая бликами какого – то топлива, не дающего тепла, с трудом, но упрямо продолжала доказывать свое прямое назначение – давать тепло. Но его не было. На улице было гораздо теплее, чем в этой маленькой кухоньке.

Прямо – еще одна дверь. Вернее, дверной проем. Как таковой двери не было. На косяке дверного проема еще висели половинки того, на чем когда – то висело то, что и называлось дверью.

Войдя в эту комнату, все остановились. Помимо годами копившегося в непроветриваемом помещении беспорядка, здесь невозможно было еще и дышать. Пахло чем – то кислым. Окинули взглядом комнату – ничего похожего на то, на что можно было бы присесть, не обнаружили.

Справа, у глухой стены – повидавший жизнь диван, на котором, уставившись в потолок, укрытый чем – то, похожим на плед, с блаженной улыбкой полного идиота лежал мужчина.

Ну, здравствуй, Прыщ, – проговорил Барон, глядя тому в глаза, на что последний не обратил ни малейшего внимания.

Да он никакой, – проговорил один из вошедших. – Что делать будем? Может, просто замочить прямо здесь?

Нет, это слишком просто для него, забирайте и грузите в машину.

С этими словами Барон, развернувшись и выйдя из этого убогого жилища, что – то сказал на своем языке одному из стоявших на улице и направился к машине.

Уже из автомобиля Барон проследил, как двое вынесли что – то завернутое в тот самый плед, которым был укрыт Прыщ, и с брезгливостью бросили в багажник одной из машин.

Развернувшись, одна за другой, машины выехали в обратном направлении.

 

* * *

Проезжая по единственной, еле угадываемой в деревне улице, никто не заметил двух пожилых женщин. Они сидели у ветхого и, видимо, такого же одинокого, как сами женщины, жилища и подслеповатыми глазами провожали автомобили. Еще какое – то время, всматриваясь в фонари уходящих машин, одна из них, перекрестившись, что – то прошептала про себя.

Страшные какие, черные, – проговорила одна.

Да. Чужие, – ответила вторая.

 

Прыщ. Козел отпущения

Какое – то время Прыщ с изумлением изучал незнакомое ему помещение, в котором пришлось проснуться. Где он? Как сюда попал? И почему ему так холодно?

Голова не болела, ломки не ощущалось, во всем теле была легкость и какая – то уютная невесомость. Если бы не этот проклятый холод, от которого по телу пробегали мурашки, было бы совсем не плохо.

Интересно, сколько сейчас времени?

Пытаясь опустить по привычке ноги, Прыщ намерился встать. Но из этого ничего не получилось. Его ноги коснулись пола. Стало весело – он сообразил, почему ему так холодно. Он лежит не на рваном, столь привычном для него диване, а на голом полу!

Пытаясь осмотреться, он повернулся на бок. Было лень даже думать о чем – то, настолько ему было хорошо. Ну и что из того, что он сейчас где – то в другом месте? Какая разница? Видимо, с кем – то вчера, после дозы… главное, вчерашней ломки нет.

Вот только очень хочется есть. Такой голод не испытывал давно. И очень холодно.

Постепенно, с каждой минутой, к Прыщу возвращалось сознание. Что было после того, как ему принесли долгожданный порошок, и он лихорадочно трясущимися руками приготовил себе дозу и укололся, он никак не мог вспомнить. Ушел в небытие. А что случилось потом – ничего не помнил. И что это за комната, ни одного окна? Темно, как в склепе.

Вдруг, противно скрипя, открылась дверь. В проеме двери появился незнакомый мужчина. Внезапно, ослепив Прыща, включился свет.

– Ты кто? – прищурившись и пытаясь отклониться в сторону от ярко светившей лампы, с блуждающей улыбкой только и спросил Прыщ. В этот вопрос он вложил все свое любопытство, так как ему лень было не только говорить, но даже задавать какие – либо вопросы. Полагал, что этого вопроса достаточно, чтобы выяснить не только, кто это появился, но и где сейчас находится и почему именно он здесь находится.

Я смерть твоя, – ответил незнакомец.

Не понял, – с той же ленью в голосе проговорил Прыщ. Но все же добавил: – Ты чё гонишь?

Рядом с Бароном появились еще две фигуры. Они о чем – то говорили между собой на непонятном Прыщу языке. Только сейчас Прыщ понял, кто они. Не сразу, а постепенно до него стал доходить смысл сказанного ему… Еще не проснувшийся мозг с каждой секундой, помимо его воли, лихорадочно стал воспринимать все происходящее и, как бы ни хотелось ему сейчас не думать об этом, он уже все понимал. Неприятный холодный озноб в одно мгновение сковал его тело. Не тот холод, который минутой раньше, до появления этих людей, заставил его проснуться. А иной. Холод ужаса.

Глядя в дверной проем, он лихорадочно думал о том, как избежать своей участи. Было понятно: его отсюда не выпустят. Страх так сковал все тело, что даже если бы сейчас и дали ему возможность уйти, он не смог бы самостоятельно этого сделать.

Ну, что, очухался? – обращаясь к Прыщу, спросил Барон. – Сейчас ты ответишь на три моих вопроса. Только три. Первый: с кем ты был в январе на кладбище? Второй: где и у кого находятся золотые украшения? Меня очень интересует кулон, который вы сняли с нее. И третий: где эти подонки? Правильно ответишь на все вопросы, подумаю, что с тобой делать. Будешь отвечать неправильно, сделаю то, что поклялся сделать со всеми вами на могиле своей жены. Смерть будет страшной. Ты даже представить не можешь – что тебе уготовано.

Прыщ с ужасом, с низу вверх, смотрел на Барона. Он даже не мог встать. Просто сидел на полу и смотрел.

Мозг работал в одном направлении. Как остаться в живых? Но для этого надо что – то сделать. Что же?

Прыщ не понимал, о чем его спрашивает Барон. Но ведь он о чем – то спросил? Конечно, он все скажет. Но что им надо?

Прыщ попытался задать этот вопрос вслух, но не смог. Язык не слушался. Он словно был ватным. Внезапно чуть ниже живота появилась резкая боль, тут же сменившаяся чем – то теплым и приятным…

Смотри, Барон, да он обгадился.

Прыщ расширенными от ужаса глазами продолжал смотреть на Барона. Он явно хотел ему что – то сказать, так как губы его шевелились. Издавая непонятные звуки, сидел на мокром матрасе. Под ним растекалась большая лужа.

Пошли, пусть посидит часик, другой. Сейчас бесполезно с ним о чем – то говорить.

Железная дверь, издавая тот же противный металлический звук, закрылась, вновь наступила темнота. Прыщ слышал, как снаружи ее закрывают на ключ.

Какое – то время Прыщ, не ощущая уже недавний холод и того, что он сидит на мокром матрасе, молча смотрел туда, где только что закрылась дверь. О чем он думал в эти минуты?

Может, о том, что вот так, вдруг, пришел конец всему, конец его жизни? А что он видел в этой жизни? Вечно пьющую мать, похороненную за счет государства, пока он отбывал первые свои пять лет колонии общего режима? Чужие, обчищенные им квартиры, пьяную браваду таких же, как он, бродяг? Подруг, менявшихся с каждой новой ночлежкой, их щедрые «подарки» после пьяных куражей? Он даже не знает, кто именно из них, этих жриц любви, «наградил» его тогда, в первый раз, когда ему было всего четырнадцать… В ответ за это – он мстил им. Зная о своей болезни, передавал ее от одной к другой.

Любил ли он когда – нибудь? Да, любил. До сих пор в его памяти та белокурая девушка, которая верила ему, его обещаниям завязать со своим ремеслом. Она плакала, умоляла… Значит, его тоже когда – то любили.

Друзья? Где они, эти друзья? На кого из них можно было положиться? Каждый жил сам по себе. Как волки, сбиваясь в стаю, хватали то, что плохо лежит. Не давали – сами брали, а взяв, грызли друг друга, чтобы вырвать больший кусок. Безжалостность, беспричинные ссоры, похищение чужих денег, увод чужих женщин и жен, нетерпимость к друзьям и к людям вообще – это была их природа, природа негодяев.

Прыщ был вором. Не в законе. Но он был нормальным пацаном, бродягой. Ничего другого он не сумел бы сделать так же хорошо, как открыть любой сложности дверной замок. Это целая наука, годами накапливаемый опыт. Но как он мог уговорить себя, вора, пойти на это дело? Для вора это – западло. И ведь узнали об этом пацаны. Отвернулись от него. Он потерял особое отношение к себе. Его презирают те, которых причислял к себе подобным.

Может, потому и сел так крепко на иглу? Презирая наркоманов, таким же стал и сам. Он уже не мог жить без дозы и понимал прекрасно, что это – все, это – конец.

Постепенно мысли Прыща перенеслись в реальное время. Он уже ясно понимал, где сейчас находится, почему здесь и за что. Зная, что его ищут цыгане, решил отсидеться. Но деньги имеют некоторую особенность – таять как снег на горячем весеннем солнце. То, что дал ему Кривой, закончилось очень быстро. Никто из своих, теперь уже бывших пацанов, грев не подкинет. Для них он изгой. Хуже того, наркоман.

Кривой говорил, что в милиции все нормально. У него там кто – то свой. Но никогда не говорил, кто он и где именно служит. Какое – то время все было тихо, пока однажды Кривой не сообщил по телефону, что цыгане на него вышли. Им известно, что Прыщ причастен к этому делу. Потому он и уехал в эту забытую Богом деревню, затерявшуюся в Алтайском крае.

Но кто его сдал? Эту берлогу не знает даже Кривой. И что цыганам от него нужно? Им нужен не он, это точно. Ведь он не причастен к тому склепу, который вскрывал Кривой. Да, он что – то рассказывал тогда про это: они взяли в склепе много золотых вещей, среди которых был еще какой – то кулон. Точно, им, цыганам, нужен не он. Им нужен Кривой.

Но он не знает, где Кривой и его друг – Бык. Как одного, так и другого он вообще видел только пару раз и не знает о них ничего.

Тогда что? Тогда все, конец. Цыгане не поверят, что он не знает подельников. И что они с ним сделают?

Почувствовав некий озноб, Прыщ поднялся с пола и вдруг понял, нет, почувствовал, что он мокрый. Ноги не держали, хотелось присесть. Но куда? Было темно, как в склепе. В склепе? При одной мысли от этого его вновь бросило в дрожь.

Надо что – то придумать. К вечеру начнется ломка. И думать уже будет поздно. Тогда точно, все. К вечеру? А что сейчас – утро, день, вечер, ночь? Сколько времени? И как хочется курить. Но в карманах ничего. Пусто. Когда придут эти цыгане? Сумеет ли он что – нибудь придумать? Сбежать? Дверь железная, это точно. Он слышал характерный металлический звук, когда ее закрывали.

Вдруг услышал приближающиеся шаги, звук открывающегося замка и тот же характерный металлический, скрипящий звук открывающейся железной двери.

Прыщ, сжавшись в комок, собрав всю свою волю, стремление вырваться из этого помещения к свободе, как молния вылетел к образовавшемуся в проеме двери свету, но тут же мощным ударом был отброшен назад, к стене. Не ощутив боли, Прыщ, обмякший, опустился у стены на пол.

Он уже не чувствовал, как кто – то приподнял его и, словно мешок, потащил куда – то из этого темного подвального помещения.

 

Казнь варвара. Звонок с того света

Открыв глаза, Прыщ уже разглядел тех, кто ранее приходил в подвал и пытался что – то у него выяснить. Сейчас было светло. Он находился в какой – то комнате, явно нежилой. Значит, сейчас день, глядя в небольшое окно, которое почему – то находилось прямо под потолком этой комнаты, подумал Прыщ. В голове стоял шум. Она не просто болела, а раскалывалась пополам. Постепенно к нему возвращалось сознание. Испуганно глядя на присутствующих, Прыщ, приходя в себя, затравленно молчал.

Помимо Прыща, в комнате было трое цыган, которые, сидя на стульях, с интересом наблюдали за ним.

Ну, вот, он уже и глазки открыл, – сверкнув золотыми зубами, с улыбкой проговорил один из них. – Смотри, Барон, он хочет что – то сказать.

Ты что – то хочешь сказать нам? – повернувшись к Прыщу, продолжил цыган.

Что вы хотите от меня? – уже поняв, кто здесь главный и потому обращаясь к Барону, проговорил Прыщ.

Я хочу знать, где твои подельники, с которыми ты был на кладбище в тот день, когда вы хотели вскрыть склеп нашего брата? Кто они, их имена, чем занимаются, где живут? Все, что ты о них знаешь. Хочу знать, кто из вас год назад до этого потревожил склеп моей жены, Рады. И очень, очень хочу знать, где, у кого сейчас находится наша семейная реликвия – кулон, который вы, твари, сняли с ее груди? Ответишь правильно, подумаю, как наказать тебя. Не ответишь правильно, ужасная смерть ждет тебя, ты даже представить себе не можешь, какая она будет. Я дам тебе немного времени, чтобы ты, сука, не раз пожалел о том, что родился на этот свет. Итак, я жду.

Наступила тишина. Все чего – то ждали. Чего ждали цыгане – понятно. Но почему молчал Прыщ? Он просто не знал, что ему, этому Барону, ответить.

Его блуждающий взгляд невольно остановился на столе, стоявшем в углу комнаты. Что он там увидел? Что так привлекло его внимание?

На столе лежала пачка сигарет, спички и его сотовый телефон. Рядом с ними – уже приготовленный шприц и открытый, пустой пакетик – из числа тех, которые он обычно привык покупать у торговцев наркотиками. Каким – то чутьем понял, что это доза, ровно на один укол, и приготовили ее, эту дозу, для него. Если не для него, то для кого? Тогда напрашивается вопрос – зачем? Это же не добрые дяди, такие подарки дарить?

Уловив взгляд, тот, с золотой улыбкой, продолжая также улыбаться, проговорил, что все это предназначено для него, Прыща. Для чего, ему сейчас объяснят.

В случае если он ответит правильно на все заданные ему вопросы, он может закурить и взять готовую дозу себе, ведь скоро начнется ломка, не правда ли? Свой телефон он может забрать с собой.

Слушая его, Прыщ не мог понять, что стоит за этим? Пользуясь минутной ситуацией, просто слушал и молчал. Что значит с собой? Его отпустят?

– Если ты, – продолжил золотозубый цыган, – будешь отвечать очень неправильно, ты также сможешь закурить, но только одну сигарету. Не больше. Этот шприц тоже твой. Но это на тот случай, если ломка у тебя начнется сейчас, а нам очень не хочется этого. Именно сейчас. Мы дадим тебе героин. Тебе будет хорошо. Так хорошо, что умирать не очень захочется. Но ты будешь умирать очень медленно, в полном сознании того, что ты умираешь.

Что – то еще хотел добавить цыган, но замолчал.

Ну, а теперь мы слушаем тебя.

Я не знаю их, я действительно их не знаю. Кто они, где живут, чем занимаются, ничего не знаю. Знаю только их погоняла. Одного – Бык, другого – Кривой. Я вор и ничего общего с ними не имею.

Так, на первый вопрос ты ответил неправильно. Неправильно сказал, что ты вор. Ну, какой ты вор? Настоящий вор никогда не пойдет на такое дело. Что касается Кривого, мы уже знаем, кто он, и найти его не составит особого труда. Главное, ты подтвердил, что это тот самый тип, который всегда смеется.

С этими словами Барон поднес к глазам Прыща фотографию, на которой одного из четырех мужчин, стоящих рядом с гробом перед спуском его в склеп, Прыщ явно узнал.

Этот?

Да, – только и сумел ответить Прыщ.

Пытаясь что – то еще сказать, он молча кивал в знак согласия головой и глупо улыбался. Только раскрывался рот. Звука не было.

Помогу тебе, – продолжил Барон. – Это он вскрывал склеп год назад? Это он был вместе с тобой?

Прыщ в знак согласия и какой – то даже признательности, что его поняли правильно, заискивающе смотрел на цыгана и так же кивал головой.

Где он сейчас? В городе его нет, это мы знаем точно. Ну, говори, сука?

Прыщ с ужасом понял, что говорить не может. Язык куда – то исчез.

Ну что ж, вижу, говорить не хочешь. – С этими словами Барон что – то сказал цыганам, после чего один из них, кивнув головой, подошел к столу и, взяв шприц, повернулся к Прыщу.

Прыщ не мог заставить себя пошевелиться. Страх сковал все его тело. Чувствуя неизбежность, неотвратимость наступавших последствий, думал только об одном: как избежать этого страшного, неизвестного ему наказания. Вдруг он вновь, второй раз за это время почувствовал, как что – то мокрое и горячее, и в то же время приятное, полилось между его ног.

Под стулом, на котором сидел Прыщ, расплываясь и постепенно увеличиваясь в размерах, вновь показалась лужа.

Прыщ не чувствовал ни укола иглы, которую воткнули в едва видимую на руке вену, не слышал уже ни голосов, не видел ничего, что произошло в последние минуты, когда его, не способного что – либо понимать или ощущать, куда – то поволокли.

Не чувствовал, как его, словно мешок, бросили в пустой, длинный ящик, похожий на гроб, затем поправили бренное тело. И перед тем, как закрыть этот ящик крышкой и забить гвоздями, кто-то с недоброй усмешкой что-то вложил ему в руки, покоившиеся на груди.

Не знал, не чувствовал, не видел Прыщ ничего. Как погрузили гроб в катафалк (с надписью на борту, при виде которого живые люди невольно осеняли себя крестным знамением), как отвезли этот гроб на какое – то кладбище, как опустили его в уже приготовленную, несколько шире обычной, могильную яму, накрыли какой – то плитой и тут же засыпали землей, выбранной из ямы. Ничего этого Прыщ уже не видел.

Слушай, может, он уже того, готов? – спросил один из присутствующих.

Не, еще поживет немного, сейчас он спит. Умрет позже. Мы с ним еще поговорим.

Не понял? – удивленно спросил второй.

– Ну что, ромалэ, – не отвечая на вопрос, продолжил первый, – надо помянуть раба Божьего, а то не по – людски как – то.

С этими словами, вытащив бутылку водки и один одноразовый стакан, помедлив секунду, он наполнил стакан и поставил в том месте, где совсем недавно была широкая яма. Водку никто пить не стал – поставили бутылку рядом со стаканом на землю и так же, молча повернувшись, направились к ожидавшему их катафалку.

 

* * *

Было темно, как в могиле. Почему в могиле? Проснувшегося Прыща обожгло молнией. Может, он еще спит? Прыщ хотел протереть глаза рукой, но из этого ничего не вышло. Руки во что – то упирались, чувствовалась какая – то замкнутость пространства. Но что это такое? И почему ему так тяжело дышать, откуда этот специфический, особый запах сырой земли? И еще что – то непонятно и непривычно. Но не сон же это?

Вмиг он вспомнил все, что было с ним. Но когда это было? Почему он не может даже повернуться? Лихорадочно ощупывая это непонятное замкнутое пространство, он изо всех сил старался уже ни о чем не думать, так как от этого становилось еще страшнее. Но мозг работал! Хотел закричать, но крика не было.

Что это? В кромешной темноте и тесноте он услышал какую – то непонятную вибрацию. Ужас сковал и без того неподвижное тело. Он не хотел верить, но понял, что он в гробу. Почему в гробу? Да об этом говорил Кривой, когда позвонил ему и приказал немедленно исчезнуть. Он что – то еще говорил, но что именно…

Мозг не хотел слушать сердце. Сердце не хотело подчиняться неизбежному, но уже понятому им – это конец. Может, оно уже остановилось? Но почему тогда он еще способен думать? Или это мозг еще живой, а его уже нет?

Вибрация продолжалась. Какой – то писк, мелодия? Он что, уже сошел с ума? Что это? Вдруг понял, это телефон. Его телефон. Откуда он? Лихорадочно, на ощупь, нашел то, что так вибрировало и пищало на его груди. Да, это телефон. Вот и его маленький зеленый экран. От него вдруг стало так светло, что он разглядел свое последнее, замкнутое пространство, название которому – гроб.

Нажав на клавишу телефона и подтащив руку к уху, он услышал свой собственный крик, крик ужаса. Прыщ кричал туда, в неизвестность, что он здесь, он живой. Заклинал и просил их вытащить его, не губить его душу. Устав и задыхаясь, чувствуя, как пульсирует кровь в висках, он понимал, что умирает. Сколько ему осталось и как мучительна будет его смерть, он уже не думал. Только просил, умолял того, кто слушает его сейчас. А в том, что кто – то его слушает, был уверен: на том конце трубки слышалось дыхание абонента. Но тот молчал.

Вдруг связь прекратилась. Он еще долго, не слыша своего собственного голоса, кричал в трубку. Задыхаясь, лихорадочно, трясущимися и непослушными пальцами искал оставшийся в памяти телефона входящий номер только что звонившего абонента. Наконец, трубка ожила. Но что это? Молодой женский голос ответил, что номер телефона заблокирован, и ему необходимо пополнить счет…

 

Кривой. Поиски Прыща

Постепенно, временами перемежаясь небольшими дождями, вдруг переходящими в грозовые ливни со сверканием молний и грозовыми раскатами, весна, наконец – то, уступила свое время лету. Оно, это столь долгожданное лето, завоевало право прийти на смену затянувшейся весне.

Кривой понимал, что внезапное исчезновение Прыща связано с историей неудавшегося вскрытия склепа. Не мог Прыщ просто так – вдруг взять да исчезнуть. Попытки что – либо выяснить оказались неудачными. Телефон его долгое время не отвечал. Затем был внезапно заблокирован. Можно было, конечно, попытаться выяснить причину блокировки, но что это даст? Кроме возможных дополнительных проблем, ничего.

Своим звериным чутьем он чувствовал: если Прыщ исчез не без помощи цыган, значит, о нем не могут не знать. Всю свою жизнь Кривой страдал оттого, что слишком заметен его портрет. Да и кличка приклеилась не случайно. С детских лет. Он даже имени своего не помнил, привык к этому обращению, как к собственному имени.

Пожалуй, нет ничего хуже в нашей жизни, как неизвестность…

Вчера он вернулся из Алтайского края, где выяснил, что с января до весны в одном из глухих районов, в заброшенном поселке (каких еще десятки, сотни, а может, тысячи можно найти не только в живописном Алтайском крае, но и по всей России), проживал Прыщ.

То, что это был Прыщ, сомнению не подлежало. Путем собственных умозаключений Кривой пришел к выводу, что это был именно он. Информацию о Прыще он получил от местных наркоманов. За дозу они сделают все. Мать родную продадут.

Имени Прыща они не знали, как, впрочем, и сам Кривой. Но с их слов понял, в захолустном поселке проживал именно тот, кого Кривой пытался разыскать. Но вот куда он вдруг исчез, никто пояснить не смог.

Сомнения Кривого окончательно развеялись после того, как он, проезжая по единственной улице поселка, увидел двух старух, сидящих на лавочке у такого же дряхлого, как сами старухи, жилища. Описав внешность Прыща, спросил, не проживал ли тут некий молодой человек? На удивление, старухи не страдали склерозом. Хоть и слезились их глаза, они видели то, что молодой не всегда заметит. Рассказали, что еще по весне, уже совсем поздно было, приезжали черные, страшные машины. И люди страшные. Их было много. Старухи показали: эти машины остановились вон там, у того дома, где и жил тот молодой человек. Были недолго. Что они там делали, не ведают. Только вот как приехали, так тут же и уехали. Недолго гостевали. Чужие, не местные. Точно. «А что они тут делали, – твердили женщины, – знать не знаем и ведать не ведаем, заблудились, поди?»

Больше старухи не смогли ничего нового добавить. Но было и так ясно. Прыща забрали, его больше нет. Закопали где – нибудь. Кто будет искать, кому он нужен? Но вот что успел про него сказать цыганам Прыщ, этого выяснить, естественно, Кривой не мог.

Три месяца, как Кривой, уволившись с работы, покинул город и не появляется там. Последний раз он звонил Картавину два месяца назад и узнал, что тот уволился. Где сейчас служит, Картавин Кривому не сказал, только рекомендовал тому срочно исчезнуть из города, пока все не утихнет, и забыть его телефон.

Кривой знал, что у цыган есть свой семейный адвокат (откуда ему было знать, что Владимир следователь), он смотрел вечерние новости и видел его. Он также прекрасно понимал, более того, был уверен: если Прыща взяли цыгане – пришел его черед. Уж его – то они обязательно будут искать. И черт его дернул тогда рассказать Прыщу, как год назад они взяли могилу цыганской баронессы! Не только про золото, но даже про кулон брякнул. «Ну, кто меня дергал за язык? – сам себя казнил Кривой. – Что делать? Уехать? Но как? Вырученных за золото денег давно нет. Почти год гулял, все побережье Черного моря объехал, весь Кавказ. Да, прошлого не вернуть».

Ходит он сейчас в холуях у некого Николая Николаевича, который, конечно, понимает, что если цыгане вычислят его, Кривого, то с золотом придется расстаться. Потому и предложил Кривому свою помощь. Являясь президентом крупной компании, Николай Николаевич имел хорошие связи, даже в ФСБ – свой человек…

 

И крутится, крутится жизни колесо

В один из летних дней, наслаждаясь теплом июльского солнца и уютом, созданным высокими сибирскими соснами и кедрачами (ствол которых просто невозможно обхватить человеку!), в их тени отдыхали семь человек. Наблюдая за любопытными и наглыми белками, с жадностью хватающими все, что кидают им веселые, смеющиеся люди: одни с восторгом, криками, подбадривающими этих маленьких симпатичных зверьков, столь привыкших к человеческому общению, смеясь, бросали им все, что у них было из съедобного, другие, с улыбкой и одобрением, наблюдали за столь приятной душе и сердцу картиной.

Под тенью векового кедра, на зеленой поляне, лежали две женщины. Они о чем – то (видимо, о своем, женском) тихо говорили. По счастливым улыбкам можно было понять, что их беседа вызывала обоюдное удовлетворение. Они с любовью смотрели на своих мужчин, колдовавших над приготовлением стола, и своих резвящихся с белками детей. Недалеко от них полыхал пламенем мангал. Огонь уже разгорелся, и оставалось только ждать, когда можно будет наконец – то подбросить ожидающие своей очереди угли. Запах маринованного мяса, который должен превратиться в столь долгожданный шашлык, заманчиво щекотал ноздри и вызывал волчий аппетит. У мангала колдовал, не доверяющий этот процесс никому, тем более женщинам, Анатолий.

Повод для этого пикника был. Даже не один. Во – первых, Анатолий, наконец – то, получил свои деньги, которые когда – то, более года назад, занимал одному своему знакомому, причем знакомство было длительным, едва ли не с самого детства, а тот оказался далеко не честным человеком (и потому не собирался деньги возвращать). И вот вчера, наконец – то, он получил эти деньги, только не от этого знакомого, который был предпринимателем, а от Владимира. Предприниматель даже и не подозревал о том, что он рассчитался с Анатолием полностью, правда, без процентов. Вот как это произошло…

 

Анатолий. Жизнь в виде займа…

Однажды к Анатолию обратился его давний знакомый, казах, занимающийся оптовой поставкой китайского ширпотреба через Казахстан в Россию. Он предложил вложить в его бизнес десять тысяч долларов сроком на один год. Анатолию были обещаны ежемесячные проценты в размере одной тысячи долларов. Ровно через год Анатолию также гарантировали вернуть его десять тысяч долларов, но если он пожелает и в дальнейшем сотрудничать, условия останутся прежними. Данное предложение настолько было заманчиво, что Анатолий, не задумываясь, передал предпринимателю обусловленные договоренностью свои кровно заработанные деньги. Разумеется, ни расписок, ни другого письменного договора, соглашения, не составляли. Так, купеческое рукопожатие.

Ни через месяц, ни через два, ни даже через полгода никаких причитающихся ему процентов Анатолий не получил. Как не получил их даже через год. Анатолий понял, что его, как сегодня говорят, просто кинули, и плакали его честно заработанные десять тысяч долларов.

Когда Анатолий, пользуясь случаем, и зная, что Владимир следователь и что – то верное подскажет, рассказал другу свою печальную историю и спросил, можно ли как – то вернуть ему свои деньги, на что Владимир не задумываясь ответил, что ему надо смириться, денег не вернуть. Ну не убивать же за это, в самом деле, нечестного на руку предпринимателя.

Владимир видел поникшего Анатолия, тоскливые глаза друга, все – таки деньги серьезные, копил он много лет, стремился семейную жизнь сделать нормальной, без нищеты и мелочной экономии. Представил, как бы они с женой на эти деньги обустроили комнатку для детей. Вот радость какая бы была! И что – то защемило в груди, решил попробовать, помочь другу в частном порядке. Решать головоломки – область интеллекта следователя. А чтобы интеллект развивался, надо время от времени разнообразить сферы его применения.

Эти мысли вернули Владимира в круг конкретных, ясных и точных, вопросов, которые он начал задавать Анатолию: кто этот предприниматель, чем именно занимается, как давно работает на рынке и с кем. Какие именно у него машины, на которых он перевозит свои грузы, наши, российские, или из какого – нибудь зарубежья? Выяснил, что товар переправляется через границу. Его интересовал вопрос, всегда ли он перевозит только декларированный груз? Если этот человек занимается обманом, то не похоже, чтобы он честно зарабатывал свои деньги, не скрывая от таможенных служб не декларированные, но перемещенные через границу товары.

Здесь Владимир узнал весьма интересные моменты. Анатолий рассказал, что при первом разговоре, еще до передачи денег, этот предприниматель пояснил, почему он пообещал ему такие высокие проценты от суммы, которую он берет для своего оборота. Он декларирует только половину товара, остальную половину не показывает в документах. Но у него на таможне, даже сказал, какой именно, свои люди, и он подгоняет свои машины именно в те дни, когда они на смене. У него все там «схвачено». Но этого достаточно, чтобы вести свои торговые дела в таком режиме, хотя и приходится делиться на границе. Ведь все хотят вкусно и сытно поесть, не надо только жадничать.

Таким образом, вот уже несколько лет он перевозит свой товар тремя фурами с прицепами. Фуры, как и водители, одни и те же. Их знают на границе, на таможне, быстро все оформляют и, не задерживая, дают зеленую улицу. Фуры не наши, не российские. Более того, они должны прибыть с товаром примерно через неделю. Прибывают в город как обычно, в одно и то же время, в районе полуночи. Разгружаются на оптовом рынке ночью и утром уходят в Казахстан. В ту же ночь весь товар разбирается заказчиками и развозится по своим точкам.

Не густо, – подумал Владимир. – Но кое – что уже есть. Слушай, Толя, если они, как всегда, в районе полуночи приходят в город, ты мог бы мне, скажем, дня за два до этого сообщить, что они точно будут в тот или иной день?

Конечно, могу. Как только они выедут из Казахстана, мне сообщат, у меня там есть свой человек. Ровно через трое суток, после того, как они выедут оттуда, вечером будут в городе, на оптовом рынке.

А не могут они раньше приехать или позже, а мы об этом не узнаем?

Нет, это исключено. Они пересекают границу в тот день, когда дежурит их смена. Затем, не останавливаясь, едут к нам, так как должны прибыть именно в то время, когда их уже ожидают на оптовом рынке так называемые покупатели.

Почему из Казахстана, ведь ты сказал, что товар китайский?

Да, товар китайский. Он поставляется контрабандой из Китая в Казахстан. А из Казахстана уже на своих машинах поставляет сюда.

А ты не знаешь, ну примерно, на какую сумму перевозится этот китайский ширпотреб?

Сложно сказать. Но думаю, не меньше трехсот тысяч. Долларов, конечно.

«Круто», – подумал Владимир и уже вслух сказал:

Если этот предприниматель таким образом перевозит наполовину задекларированный товар, доход весьма ощутимый. Зачем ему обманывать тех, кто дает ему деньги? Или это все тот же закон жадности, алчности?

А что, – поинтересовался Анатолий, – ты можешь мне как-то помочь?

Пока не знаю. Но ты обязательно мне сообщи, когда они должны прибыть в город…

 

Авантюра – «первопроходец» или «первопроходимец»?

Через 3 дня после этого разговора позвонил Анатолий и сообщил, что фуры прибывают в пятницу. Их будет, как всегда, две. Более того, он сообщил Владимиру даже номера фур и прицепов.

Хочешь поучаствовать в одном мероприятии? – спросил Владимир Анатолия. – Нет, это совсем безопасно. Ты никогда не видел, как по определенному сценарию снимается фильм? Роль, даже в массовке, тебе не предлагаю, но будешь в качестве единственного зрителя. Тогда в пятницу, часов в десять вечера, я приеду за тобой.

В назначенные день и время, забрав Анатолия, сгорающего от любопытства и пытающегося узнать от него, что же сегодня произойдет, Владимир сидел в салоне автомобиля, припаркованного у небольшой рощицы. Справа от них находился длинный, высокий забор, по периметру которого видна была колючая проволока. Перед ними – асфальтированная дорога, берущая свое начало от широкой автомагистрали и ведущая к высоким воротам закрытой базы, угадывающейся видневшимися из – за забора темными крышами ангаров. Машин, двигающихся по автомагистрали, отсюда разглядеть было невозможно, они угадывались только по свету фар и задним фонарям.

Это что, куда мы приехали? – спросил Анатолий.

Это таможенный терминал. Вернее, сам терминал находится чуть дальше, а здесь площади, которые арендуются таможней. А ждем мы с тобой, Толя, те машины, которые сейчас должны подойти сюда.

Почему сюда? – спросил все еще не понимающий Анатолий.

Потому что их уже несколько часов назад ждали на определенном участке трассы работники соответствующих силовых подразделений, так называемые маски шоу. Ты слышал когда – нибудь об этом? Скоро они, эти фуры, появятся здесь, в сопровождении почетного эскорта.

И что дальше, их арестуют?

Как тебе сказать, – с улыбкой ответил Владимир. – Будет проведена проверка груза. По сигналу. Так будет думать твой предприниматель. А мы ему в этом поможем – заставим думать и принимать решения так, как предусмотрено нашим сценарием. Полагаю, сегодня ночью, в крайнем случае, завтра до обеда, они смогут выехать отсюда. Но только после того, как мы разрешим нашу с тобой проблему.

Анатолий с удивлением смотрел на Владимира. Владимир видел, что он очень хочет о чем – то спросить, но не решается.

…С трассы медленно, одна за другой, поворачивая налево, на дорогу, ведущую к широким воротам так называемого терминала, сползали тяжелогруженные фуры. Свет их мощных фар, при повороте вскользь ударив им в глаза, вновь переместился, освещая уже саму проезжую часть дороги. Перед ними, натужно гудя мощными моторами, одна за другой, прошли фуры. Впереди этой колонны, вращая своими ярко – синими опознавательными знаками спецмашины, шел УАЗ. Замыкал колонну еще один такой же УАЗ.

Подойдя к воротам, колонна остановилась. Анатолий даже как – то напрягся, наблюдая эту картину.

– Ну вот, первая серия заканчивается. Сейчас начнется вторая. Думаю, что третья серия будет заключительной. Чуть позже. Хотелось бы успеть просмотреть ее до утра.

Из сопровождавших колонну машин вышли несколько человек, одетые в камуфляж, с перекинутыми через плечо автоматами. Ярко освещенная площадка перед воротами позволяла видеть, как один из них, что – то сказав по рации, прошел на территорию терминала. Буквально через несколько минут огромные ворота, вздрогнув, раздвинулись и расползлись в стороны. Тяжелогруженные машины, одна за другой, включив первые передачи и чадя выхлопами отработанной моторами солярки, медленно двигаясь, скрылись на территории базы. Ворота, так же вздрогнув раз – другой, закрыли въезд. Машины сопровождения, выключив свои опознавательные знаки, развернулись и поехали в обратном направлении.

Пока все. Можно перекурить. – Выйдя из машины, Владимир закурил. Некурящий Анатолий ничего и ни о чем не спрашивал. Он смотрел в ночное небо, на звезды и о чем – то думал.

Мелодичный звук телефона нарушил тишину, не дал полюбоваться не только звездами ночного неба, но и видом огней ночного города, который находился рядом. Той особенной тишиной, не отравленной выхлопами и иными городскими выбросами, воздухом, когда дышишь в полную грудь и не можешь надышаться. Владимир, с кем – то переговорив, повернулся к Анатолию:

– Сейчас начинается вторая серия, Толя. Возьми на заднем сиденье термос, там кофе.

Не успели расположиться и открыть термос, вновь зазвонил телефон. Переговорив с абонентом, Владимир кому – то ответил, что он все понял и ждет.

Анатолий не спрашивал Владимира ни о чем. Тем не менее, Владимир, усмехнувшись и обращаясь к Анатолию, проговорил:

– Через час, полтора, после того, как мне позвонит твой предприниматель, я отъеду, а ты подождешь меня. Он должен скоро появиться здесь, водители фур уже позвонили ему, сообщили, что их арестовали и где они сейчас находятся. А то, что он мне позвонит, после того, как приедет сюда, в этом я не сомневаюсь.

Анатолий вновь с удивлением посмотрел на Владимира, как бы спрашивая, откуда этот предприниматель знает его и почему он должен позвонить? Что стоит за этим?

– Знаешь, Толя, не спрашивай пока меня ни о чем. И не волнуйся, ничего общего между мной и этим предпринимателем нет. Мы с ним даже не знакомы. Будет время, все расскажу. То, что можно. Чем меньше знаешь, тем крепче спишь. Может, и не будет третьей серии… Не исключено, что сюжет третьей серии придется изменить. Не хотелось бы этого. Но, увы, мы не боги. Я решил тебе помочь и надеюсь, что смогу сделать это.

Не прошло и часа, как они увидели огни легковой машины, сворачивающей с автомагистрали на дорогу, ведущую к терминалу. Видно было, как она, сбавив скорость, свернув налево и выехав на дорогу, вновь рванулась с места и направилась к воротам. После остановки на площадке из нее вышел мужчина и, на ходу разговаривая с кем – то по телефону, направился к калитке.

– Ну вот, он сейчас должен мне позвонить. Я для приличия выжду час, полтора, затем поеду оказывать помощь твоему предпринимателю.

Ждать пришлось недолго. Действительно, позвонил предприниматель и, представившись, попросил Владимира приехать на терминал. Здесь же пояснил, что его машины арестованы, надо как – то полюбовно разрешить этот вопрос. На вопрос Владимира, кто дал его телефон, тот ответил, что телефон дал хороший человек по имени Сергеевич, который работает на складе терминала. Поскольку завтра, вернее, уже сегодня – суббота, потом воскресенье, никакого начальства не найдешь, все отдыхают, машины будут стоять до понедельника. Только в понедельник их будут проверять путем выгрузки товара в склад. Это тоже займет определенное время. Выгрузка, загрузка товара, хранение на складе, все это за его счет. А он готов оплатить услуги, если Владимир разрешит эти вопросы именно сейчас. Он не может держать машины, их надо отправлять назад, в Казахстан, ибо простои лягут так же на него.

Выждав некоторое время, как бы о чем – то думая, Владимир спросил, можно ли этот вопрос оставить до утра, завтра он приедет и попробует ему помочь. Сейчас уже поздно, ночь, он уже отдыхает.

Владимир, конечно, знал, что предприниматель будет его очень просить приехать немедленно. Естественно, он не признается в том, что половина товара не задекларирована, и он везет контрабанду. Поэтому никак нельзя допустить проверку товара путем его выгрузки на склад. Тем более – в понедельник. Он лишь подчеркнул, что двое с лишним суток, которые он потеряет в связи с проверкой и затратами, связанными с этим, ему не по карману.

Одного не знал предприниматель: те, кто арестовал машины, пригнал на территорию терминала и оставили их там якобы до понедельника, не менее чем сам предприниматель были не заинтересованы в этом, ну, никоим образом! Если не разрешится вопрос в течение суток (не более!), эти машины заведующий складом вынужден будет вытолкнуть, хоть насильно, на все четыре стороны с территории склада. Не приведи, Господи, если они будут стоять до понедельника.

Но этого предприниматель не знал. И знать не мог. Он очень хотел любыми средствами, срочно забрать свои машины, выгрузить товар и отправить их порожняком домой.

Те, кто участвовал в этой авантюре, тоже не могли ждать до утра.

Не дождавшись от Владимира ответа, предприниматель, уже более убедительно, заверил его в том, что он хорошо оплатит его услуги. Немного подумав, как бы с сожалением, Владимир ответил, что будет примерно через час.

Анатолий молча, но все с тем же недоумением смотрел на Владимира. Вопросов не задавал.

– Ну вот, Анатолий, сейчас мы с тобой немного, с часик отдохнем, затем я поеду туда, – махнув головой в сторону терминала, подытожил Владимир – А ты подождешь меня здесь.

 

На всякого мудреца довольно простоты

Через час, с выключенными фарами, Владимир выехал на трассу; проехав пару километров, развернулся и, включив свет, направился к терминалу. Подъехав к воротам, вышел из машины и оказался на территории склада, где его очень ждали. Ждал не только предприниматель, из – за которого была затеяна вся эта авантюра, но и те, кто принимал активное участие в этом спектакле. Предприниматель нервно ходил по складу и, заметив Владимира, догадался, что это именно тот человек, которого он с таким нетерпением ожидает.

Владимир поздоровался с заведующим складом Сергеевичем и с мужчиной в кителе работника таможенной службы, которые находились здесь же. Переговорив с ними и тем самым дав понять предпринимателю, что он здесь более чем свой человек, Владимир прошел в подсобку завскладом.

Ну что, все идет по плану? Как он?

Нервничает, – с улыбкой ответил «работник таможни» – Ребята группы сопровождения уехали сразу, как доставили эти машины сюда. Таможенника с собой забрали, подкинут его домой. Он мне свой пиджачок на время оставил. Как, идет форма? Этот, хозяин товара, больше часа, как прилетел сюда. С ним уже говорил наш Сергеевич. Передал ему твой телефон. Уж не знаю, что тот ему наговорил про тебя, только он сразу тебе стал названивать, – улыбаясь, доложил «таможенник». – Водители фур в кабинах, спят.

Пусть понервничает. Мы с тобой пока кофейку попьем, поговорим. А эта форма тебе действительно идет, может, в таможню перейдешь служить? Как китель, не жмет под мышками? Не забудь потом вернуть, ему в понедельник на службу.

Нет, в самый раз. Над твоим предложением стоит подумать, – с усмешкой ответил «таможенник».

Минут через двадцать Владимир вышел из подсобки и направился к предпринимателю, нервно ходившему от одной стенки склада к другой. Увидев его, тот быстро направился навстречу. По хитрой улыбке Сергеевича Владимир понял, что их клиент уже созрел для делового разговора.

Поздоровавшись с предпринимателем, Владимир для приличия внимательно выслушал его. Хотя его объяснения ничуть не интересовали Владимира, но для дела он заставил себя слушать его. Ничего нового из его объяснений он не узнал. Да и не нужны они ему были, эти пояснения.

Предприниматель пояснил Владимиру, что он не может до понедельника ждать, когда появится начальство. Пока товар будут проверять, выгружать из машин, затем вновь загружать (и все за его счет!), пройдет много времени. Товар ждут покупатели, которые уже уплатили за него. Он может потерять свою, годами отлаженную клиентуру. Он не может держать автомашины, так как по договору аренды они должны выехать из города в субботу утром, почти уже сегодня. Надо как – то уладить этот вопрос, у него все в порядке, документы не раз проверены, товар задекларирован. Он никогда в жизни никого ни разу не обманул, работает честно, исправно платит разные сборы, налоги… и так далее и тому подобное.

Слушая его, Владимир думал о том, что неплохо было бы напомнить этому гладкому, сытому представителю предпринимательского сообщества о необходимости проявлять человечность и порядочность по отношению к людям, связанным с тобой договоренностями и общими делами. Но не мог он себе этого позволить. Владимир с трудом погасил в себе желание не только сказать, но и врезать хорошенько по этой наглой физиономии.

Как только тот закончил изложение своей истории, подавая ее как недоразумение, Владимир пояснил ему, что он уже знает причину его напастей:

– Вы же понимаете, что таможенная служба, в составе специальной группы, никогда без причин не выезжает на арест. Вас ждали по наводке. Причем не на таможенной границе, а при въезде в город. Значит, есть причина, о которой Вы не можете не догадываться. Есть основания, что Вы перевозите не декларированный товар. Поэтому будет проведена очень тщательная проверка. Будет проверяться каждая упаковка, сверка проверяемого товара с декларацией. Потому и представитель таможенной службы находится здесь, дежурит, завтра вместо него прибудет другой. Я не исключаю, что будет проверка и на предмет наркоты, – уже не зная для чего, просто так брякнул Владимир. Уж очень хотелось заставить его лишний раз понервничать.

Слушая Владимира, собеседник, уже порядком изнервничавшись, онемел. Лицо его стало бледным, глаза расширились, заикаясь и оглядываясь, он хватал Владимира за руки… И шептал ему, что он, предприниматель, очень честный человек. Более того, мамой клянется, и если вдруг, аллах тому свидетель, его водители замешены в этом деле, то лично каждого из них сам, персонально, раздавит вот этими собственными руками. Но он лично уверен в каждом из своих водителей: они никогда не пойдут на это дело. У них в аулах жены, дети, и они хорошо знают, что он может с ними сделать, если, не приведи аллах.

Владимир не дал ему договорить. Делая вид, что ему пора, и ничем он тому помочь не может, повернулся в сторону. Догоняя Владимира, предприниматель схватил его за руку, и, глядя в глаза, спросил, сколько он должен уплатить, чтобы его машины выехали отсюда именно сейчас?

Хорошо, сейчас я позвоню кое – кому, переговорю. Но ничего не обещаю.

А ты пообещай, брат, – перейдя вдруг на «ты» и снова хватая Владимира за руки, обратился предприниматель.

Подождите меня здесь.

Вернувшись в подсобку, где сидели «таможенник» и Сергеевич, глядя на их лица, на которых застыли немые вопросы, Владимир показал большой палец, что все идет нормально. Сергеевича отправил дежурить в помещение склада, где находился предприниматель, а сам, закурив, налил в чашку приготовленный Сергеевичем кофе.

У окна, прямо напротив двери подсобки, стоял огромный, не по размеру этой миниатюрной комнатки, видимо, когда – то и у кого – то конфискованный телевизор. Шла развлекательная передача, но звук был выключен. Здесь можно было увидеть немало диковинных вещей, оставленных в качестве презентов теми, кто побывал на территории этого склада. Уникальный, импортный кофейник, тут же кофейный сервиз китайского производства. Стены этой подсобки украшали китайские гобелены.

С роскошью живет наш Сергеевич, – более внимательно осмотревшись, проговорил «таможенник».

Выждав некоторое время, Владимир вышел из подсобки, превращенной им на это время в некий штаб, откуда по телефону он решал глобальные вопросы, и направился к ожидающему, нервно курящему предпринимателю.

Здесь нельзя курить, увидит Сергеевич, шум будет, – подойдя ближе, прошептал: – Значит так, вопрос можно уладить, прямо сейчас. Хорошо, что сегодня выходной, считайте, что Вам повезло. За обе фуры – тридцать тысяч, зелеными. В течение часа. Если устраивает, через час эти машины будут отпущены.

Все, что угодно мог себе представить Владимир, только не это. На лице предпринимателя была такая радость, что, глядя на него, невольно хотелось порадоваться самому. Более того, глядя на его счастливое лицо, Владимир подумал, не мало ли он запросил, не в убыток ли себе? Но не расстроился, нет. Деньги у предпринимателя были с собой, в машине, и тот, весь святясь от счастья, сказал, что сейчас их принесет. Как чувствовал, что они ему понадобятся.

Конечно, Владимир не верил в искренность этого кида – лы. А деньги тот взял с собой, так как привык откупаться, тем более чувствовал, что не просто так, не случайно взяли его машины с товаром. А что там за товар, сколько, он знал один. Знал, что если проверят на предмет декларации, он потеряет больше. Значительно больше.

Владимир уже знал, что в машине у него никого нет, он приехал один. Когда подъезжал к воротам, не поленился пройти мимо машины и заглянуть в салон. Сергеевич, мужик мудрый, сделал это раньше него, как только тот приехал сюда. Владимир видел, наблюдая из своей машины, как он фонариком осветил в салон автомобиля, на котором приехал предприниматель. Понял, что это был именно он. Окончательную уверенность придало то, что у Владимира было достаточно времени, чтоб рассмотреть все в деталях.

– Тем лучше, сейчас Вас проводит Сергеевич. Вы оставите на время мне свой телефон и получите его, как только Ваши машины покинут штрафную стоянку, выедут из ворот терминала.

Жестом руки Владимир подозвал Сергеевича, сказал ему, чтобы он проводил к машине и обратно этого господина, а возвращаясь, разбудил бы водителей, пусть заводят свои тягачи и готовятся к выезду.

Радости предпринимателя не было конца. Все же, забегая вперед, скажу о том, что он говорил тем, кому привозил свой нелегал. Он якобы уплатил таможенникам пятьдесят тысяч долларов.

И все это ради того, чтобы спасти их товар! Поэтому он вынужден получить с них дополнительную плату, связанную с непредвиденными, форс – мажорными обстоятельствами. Об этом Владимир позднее узнал уже от Анатолия, которому предприниматель поведал историю, как он крупно «попал» с товаром и какие деньги вынужден был отдать.

Услышав шум прогреваемых моторов, Владимир понял, что их предприниматель уже возвращается вместе с Сергеевичем. Когда они вошли в подсобку, «таможенник», как бы по этическим причинам, чтобы не мешать им, вышел из этого помещения. Отсчитав обозначенную Владимиром сумму и передав ее из рук в руки, предприниматель искренне, с чувством пожимая Владимиру руку, поблагодарил его за оказанное содействие.

Никогда Владимир не думал, что эти тяжелые тягачи так быстро прогреваются. Обычно, создавая давление, они очень долго и громко чадят своими выхлопными газами, но только не в этот раз. Не прошло и пяти минут, как они, неуклюже разворачиваясь, один за другим покинули площадку.

Как только исчезли из поля зрения тягачи, рассчитавшись с Сергеевичем и «таможенником», Владимир позвонил Анатолию и сказал, чтобы тот выходил на дорогу, так как он уже выезжает.

Подобрав по пути Анатолия, выехал на шоссе и, проезжая мимо какого – то водоема, в открытое окно выбросил сотовый телефон.

– Он мне уже не нужен, – ответил Владимир на немой вопрос Анатолия. – Я купил его сегодня в киоске на центральном рынке. На время.

Через секунду в машине громко хохотали два друга…

 

Ната. Рай в себе самой

– Ну, что, мужчины, где ваш шашлык? Мы уже все приготовили и очень хотим есть, – немного капризничая, обратилась Надя, жена Анатолия, уставшая наблюдать одновременно за детьми, резвящимися с белками, и за мужчинами. Она только что накормила младенца, заснувшего у нее на руках, и уложила его рядом с собой.

– Один момент, уже несем, – смеясь, ответил Анатолий. – Зови детей. Эй, бегом к столу, – весело прикрикнул Анатолий, обращаясь к жене и чадам.

Самый вкусный шашлык тот, который готовится на природе. Анатолий и его жена решили познакомить Владимира поближе с той, которая сейчас лежит рядом с Надеждой.

С визгом, шумом, какой могут произвести только счастливые и радостные дети, они прибежали на поляну и, чуть не опрокинув отца, разом повисли на нем.

Перебивая друг друга, они стали рассказывать, какие смелые и смешные эти белки, они ничего не боятся, а одна из них, такая смелая, прямо из руки выхватила кусок лепешки и тут же убежала на дерево. Оттуда смотрела на них и, держа обеими передними лапками лепешку, смешно ее кушала.

Давно обратив внимание на Нату, подругу жены Анатолия, Владимир уже дважды искупался вместе с ней в речке. Немного позагорали на горячем песке. Он чувствовал, что Ната с удовольствием принимает его ухаживание, в ее глазах Владимир читал и радость, и желание, и наслаждение. «Наверное, нравлюсь ей», – подумал он.

Этот выезд на природу был организован Анатолием и его женой, с определенной целью: не навязчиво их поближе познакомить. Зная о том, что он сейчас не только круглый сирота, как выразился Анатолий, но и свободный, как ветер в поле, и вместе с тем завидный жених, как выразилась Надя. Они решили, таким образом, взять над ним шефство. Ната – давняя подруга Надежды. Еще с юных лет они росли вместе, жили в одном дворе. Затем одна вышла замуж за Анатолия, родив ему трех сыновей. Ната также вышла замуж, но не очень удачно. Родила дочь. Муж постоянно пил, изменял ей, даже бил. Ничего хорошего в жизни она не видела, живет и очень много работает ради дочери. Вот такую печальную историю поведал Владимиру Анатолий.

Наблюдая за своими женщинами, которые громче обычного смеялись, о чем – то между собой переговаривались, мыли посуду, иногда счастливыми глазками стреляя в их сторону, мужчины тихо беседовали.

Слушай, Владимир, я до сих пор не могу поверить, что получил свои деньги. Я очень благодарен тебе и твоим друзьям. Ты для меня с сегодняшнего дня не просто друг, ты для меня брат. Теперь я буду, если ты не возражаешь, называть тебя только братом. Можно?

Слушая монолог Анатолия и дабы погасить вспышку его признательности и благодарности, Владимир остановил его:

Слушай, Анатолий. Никаких таможенников не было и быть не могло. За исключением одного.

Но как же тогда машины с мигалками? А люди с автоматами и в камуфляже? Ведь не приснилось же мне это?

Машины с мигалками были, точно, как и эти люди в камуфляже и с автоматами. Но они просто выполняли свою работу, не подозревая, что именно делают. Им это не надо.

Не понял?

Видишь ли, я давно знаком с руководителем охранного подразделения «Боевое братство». Так вот, оно, кроме основного своего предназначения, выполняет не только охранные работы, но и готовит лицензированных квалифицированных телохранителей для особо важных персон. Они также сопровождают грузы, ценности, деньги. У них имеется не только камуфляжная форма, но и огнестрельное оружие, включая автоматы. Обратившись к руководителю «Боевого братства», пояснил, что надо встретить и сопроводить фуры с грузом, которые будут стоять на первом от таможни посту ГИБДД, а лучше будет, если группа сопровождения первая приедет и будет их ждать. Мол, это в интересах одного следственного дела, которое я веду. У меня же были номера не только всех машин, но и прицепов к ним. Ты же сам мне их передал. Первая точка – это стационарный пост ГИБДД, который находится в двадцати километрах от таможенного поста в сторону города, где они и ждали эти фуры, так как приехали раньше их. Вторая точка назначения – это известный уже тебе таможенный терминал.

Так что в этом вопросе все честно. Ребята добросовестно выполнили свою работу, встретили и сопроводили машины из одного пункта до другого. Когда они доставили технику к терминалу, им соответственно сделали особые отметки в сопроводительных документах о том, что работа выполнена, претензий не имеется.

Представляешь, в тот вечер произошел казус. Старший группы сопровождения, когда доставил фуры, настаивал, чтобы эти машины именно при нем въехали на территорию складов, и лишь только после того он вернется и доложит своему начальству о выполненной работе. Это не входило в наши планы. Хорошо, что никто из водителей тогда не присутствовал рядом.

Сергеевич, начальник склада, сопротивляться не стал. Без всяких лишних формальностей, которые обычно занимают немало времени, тут же открыл ворота и принял, как родных, эти фуры. Вот такие дела, Анатолий, – закончил Владимир.

Ну, ты даешь, брат. Класс! Ну а как же этот таможенник? Ведь он был в форме? И этот Сергеевич? И вообще, сам терминал?

Успокойся. Таможенник был самый что ни на есть настоящий. Он работает в Управлении, и к этому делу не имеет никакого отношения. Просто прокатился вместе с группой сопровождения за двести баксов. Затем, по моей просьбе, оставил свой пиджак, до понедельника, моему человеку, который уже был в это время на терминале и ждал фуры вместе с известным тебе Сергеевичем. Кстати, Сергеевич, это так, придумано по ходу пьесы. У него другое имя. Но он действительно является заведующим этим складом.

А этот терминал, это что, тоже шутка? – не переставая удивляться, продолжил Анатолий.

Нет, терминал тоже настоящий. Эта база арендуется таможней. Видишь ли, иногда бывает, что складских помещений у таможни не хватает. Они арендуют иные помещения, где имеются соответствующие условия: подъездные пути, например, солидная охранная система и тому подобное. Этот склад арендуется таможней. Там в ту ночь как раз находилось очень много арестованного товара, который может лежать месяцами. Пока найдется их хозяин! А если не найдется? Надо передать материалы в суд; ждать, пока он пройдет, причем ни один суд, который примет какое – то решение по поводу этого товара, пройдет еще ни один месяц. За это время от товара, как обычно, остается только неликвид. Его просто растащат те, кто имеет к нему свободный доступ. Почему, объясняю.

Представь себе, арестовали какой – то не задекларированный товар. Его поместили в склад на временное хранение. Хозяин не найден. Да и зачем ему находиться, себе дороже? Этот товар принимается просто по штукам баулов, ящикам, кипам и тому подобное. Что там находится, никто порой не знает. Вот он и разворовывается потихоньку теми же, кто его принял либо передал на временное хранение. Понятно?

Представляешь, например, в одном каком – то бауле значится десять тысяч пар тех же мужских носков? Этот баул имеет повреждения, например, разрыв, из которого видны иные пакеты. Этого достаточно, чтобы ополовинить этот баул. И вместо десяти тысяч мужских носков там уже окажется, в лучшем случае, три тысячи. И даже не носков, а женских колготок, например. Понятно?

Анатолий, слушая внимательно Владимира, уже не задавал никаких вопросов.

Единственное, что меня беспокоило, – продолжил Владимир, – это вопрос времени. Эти фуры, так называемый Сергеевич, не мог держать на своей территории не только до понедельника, но и до вечера воскресенья. Представляешь, что могло произойти, если бы приехали работники таможенной службы и увидели, что на территории арендуемых ими площадей находятся фуры, причем с прицепами. Более того, не с российскими номерами?

Скажи, Анатолий, я должен тебе отчитаться, сколько взял с этого предпринимателя, сколько и кому уплатил или это не обязательно?

Анатолий изумленно посмотрел на Владимира.

Понял. Это не обязательно. Тогда ты должен запомнить одно. Ты также можешь обращаться к этому предпринимателю по поводу возврата тех денег, которые ты ему год назад дал. Но не дай Бог, если ты его поблагодаришь за расчет, который он, сам того не подозревая, с тобой произвел. Впрочем, при встрече с ним можешь сказать, что простил ему его долг. Но не более того.

Ты что, брат. Я же все понимаю. Знаешь, мне до сих пор не верится в то, что такое могло произойти. Кино, да и только.

А я что тебе предложил? – со смехом напомнил вчерашнюю историю с кино Владимир, в котором предложил ему поучаствовать. Зрителем.

Мужчины, мы скучаем без вас, – вновь так же, по – детски, капризничая, прервала мужской разговор жена Анатолия. – Мы хотим купаться!

Повернувшись к женщинам, Владимир увидел глаза Наты. В них было столько теплоты, призыва и надежды на продолжение чего – то неизвестного, но столь желанного и прекрасного, что у него вдруг что – то дрогнуло внутри…

«Все, сегодня она будет моей», – молнией мелькнуло в голове у Владимира.

Он почувствовал, как горячая кровь внезапно ударила в виски, обжигая огнем, прошла по всему телу. Уже видел, чувствовал, каждым своим нервом, нежность горячего, желающего любви ее тела, влагу ее губ. Какое – то мгновение они смотрели друг на друга. Она не могла не увидеть этого и в его лице. Владимиру было очень хорошо. Он знал: у женщины надо просит лишь то, что она способна дать, свою явь и свою загадку – красоту души, соединенную с красотой тела. Прав, прав поэт, утверждая, что «У женщин дух и тело слитны…»

 

***

Вот так внезапно вспыхнувшее чувство все больше и больше, сильнее и сильнее перерастало в иные отношения. Несмотря на некоторую разницу в возрасте, Владимир был счастлив, встретив эту женщину. В ее облике ему пригрезились радости рая, где празднично играл и ластился мир юности, светлый и надежный, нежный и кроткий. Словно сама Венера спустилась на землю в обличье прелестной смертной. Удивительной привлекательности женский узор, в котором полностью слились детская незащищенность, трогательная невинность, магнетическая сила больших коричневых глаз и золотой россыпи пышных волос. Кристально чистый источник, тождественный божественному творению, божественному чуду.

За переплетением изящных и хрупких линий тонкой фигуры, словно сотканной из солнечной радуги, Владимир увидел загадочный мир волнующих желаний и фантазий, дерзкой и броской красоты. Их дразнящий аромат и насыщенность чувствительной радостью, словно «капля масла с лампы Психеи» упали на его мужское сердце, зажгли в нем «факел Амура», огонь любви, наслаждения и блаженства. «Вот так, как в той далекой легенде о Леонардо да Винчи, я и не заметил, как из захватчика превратился в пленника этого женского шедевра» – с потаенной радостью размышлял Владимир.

Постепенно, с той же радостью, стал замечать, как она меняется. Она стала чаще улыбаться. Ее глаза искрились женским счастьем, и обмануться в этом Владимир никак не мог. Вместе с ней менялся и сам. Постепенно забылись, ушли прочь собственные проблемы. Вышел на работу, вел дела легко, напористо и без всякой усталости, в любое время суток выезжал по делам работы в командировки. И все время в мыслях было только одно: скорее вернуться и обнять свою Нату. Прижать к себе ее теплое, желанное тело. Закрыв глаза, дышать и наслаждаться запахом ее пушистых и мягких, как пух с тополей, волос.

Владимир уже не ощущал десятилетней разницы в возрасте. А когда однажды Василий с Валентиной заострили на этом его внимание, Владимир, ни секунды не задумываясь, ответил: «Пусть год, но мой. Жизнь, ребята, не те дни, что прошли, а те, что запомнились». В отличие от остальных друзей, Сашка никогда не пытался говорить на эту тему.

Ее прежние неуверенность, скованность и стеснительность постепенно уходили прочь. Все чаще они появлялись вместе у его друзей. Все раскованней, уверенней делалась его Ната. Вчерашняя, прежняя Ната уже сегодня превратилась в даму. Она уже не просила, как прежде, а констатировала, что сегодня ей надо к четырем часам в салон красоты, а после своего следствия он должен приехать за ней. Завтра она должна быть к трем часам в парикмахерской, а часов в семь ее надо забрать оттуда.

Владимир был счастлив, и ему очень хотелось сделать ее тоже счастливой. «И пусть жизнь ее будет как рай, а она в нем ангел», – Владимир был горд, что именно этого желал Нате.

 

* * *

В первый же день рождения Наты у нее появился первый подарок от любимого. Выбирали его вместе. Накануне, за день до праздника, приехали в магазин «Якутские алмазы». Ему было приятно смотреть на ее широко открытые, изумленные от такой неожиданности и его щедрости глаза. Ее любимые, родные глаза, которые каждую ночь с нежностью целовал.

Владимир испытывал настоящее счастье, когда она с неуверенностью, глядя на него с немым вопросом – что же ей выбрать? – не решалась подойти ближе именно к той витрине, где, сверкая, играя необыкновенным лунным светом, лежали настоящие бриллианты. Как здесь, подумал Владимир, не вспомнить мудрого Шекспира:» Немые бриллианты часто действуют на женский ум сильнее всякого красноречия».

Теша свое истинно мужское самолюбие, Владимир попросил девушку, стоящую за прилавком и излучающую приветливую улыбку, помочь его даме подобрать кольцо и серьги вот из этой коллекции. При этом указал именно туда, куда несколько раз украдкой, как бы случайно, посмотрела его Ната. Но, глядя на цену, не решалась проявить самостоятельность.

Многое изменилось в личной жизни Владимира. Окончательно прошло чувство ностальгии, когда, хотя и изредка, но все же напоминала о себе звонками его бывшая жена. Иногда звонил сын. Справлялся о его здоровье. Он окончательно переселился в квартиру Наты, жившей на первом этаже панельной пятиэтажки.

Имея печальный опыт, Владимир старался свободное время посвящать новой семье. Всегда и всюду вместе. Ее дочь Арина, нежный и ласковый ребенок, превращалась в девушку. Владимир очень старался заменить ей отца. И также, по мере возможности, отдавал тепло своего сердца этой девочке. Ему ничего не было жаль для его новой семьи.

 

Ната – взгляд изнутри и личный: «Ты моя чудная и тайная земная сказка»

Любовь пришла ко мне внезапно. Вечерний ветер весны принес горячие честные глаза Владимира и взгляд, словно загадка, смевший сказать: «Я буду всегда с тобой, краешком твоей земли, воздухом и светом. Я искал только тебя, мою единственную и таинственную звезду, и лишь с тобой моя усталая душа отогреется, станет тихой и нежной».

Переулками весны, паутинками улиц, в голубом краю сирени мы добирались до наших сердец, Володя нес мне цветы, свое сердце и говорил наивные слова: «Ты сказочная фея, которая подарила мне, простому смертному, минуты очарования. Я помнил, а теперь знаю, ты самая родная и желанная. Стала моей дорогой в дивный край. Золотой рай, в котором мое вечное свидание с тобой».

Стоял душистый май, белая сирень и ласковый взгляд сладко дурманили голову. Я обнимала Володю и засыпала рядом на руке, и вечерние звезды ласкали наш общий мир. Он шептал мне в ночи: «звездочка, чудная и тайная земная сказка моя».

А утром босиком бегал по траве и с протяжным криком сильного зверя умывался холодной водой. Я так радостно смеялась, слушая его признания: «Натуля, нас повенчала судьба, я забыл, чем раньше жил, что делал и кем был. За тебя без памяти на костер пошел. Потерял голову и взлетел в твое сказочное сердце».

Я верила, что он остудит свою кровь, чтобы согреть мои пальцы. Это было сродни неземному колдовству. Любовь пришла, как приходят давние забытые сны, ликовала, празднично ластилась и играла у моих ног. И счастьем, как океаном безбрежным, утонула в моих глазах цвета янтаря и затопила маленький островок души.

Володя раскрасил мою жизнь яркими и красочными цветами. И я уже знала, что никогда не уйду от его любви и ласк.

Он залил мою душу огнем своего сердца. Его я ждала и без него боялась любить и боялась жить. Володя так долго искал меня и нашел, и я пошла за ним. Мне было все равно, что говорят люди. Он был сильный, верный, великодушный. И рядом с ним я чувствовала себя легко и спокойно, в душе возник другой мир – сказочный, добрый и радостный.

А как он беззаботно мог смеяться, разряжал любую ссору мягкой улыбкой, легкой шуткой. Обнимал трогательно, сажал заботливо на колени и говорил так нежно, что становилось теплее и светлее: «Ты мой огонек, самый милый, родной и самый нежный. Моя фиалка, которую я однажды нашел под весенним снегом». Обида таяла как снег весной. Я была для него юной и прелестной девушкой с роскошной улыбкой, превращающую меня, смертную, в восхитительную богиню красоты и любви. А он так краснел, смущался по – детски, ловя на себе мой чистый и нежный взгляд.

Он приручил меня к себе, украл у всех ветров. Принес запах цветов и весны среди зимы. Для него мир не был сравним со мной, это мир равнялся на меня.

Я полюбила вместе с ним дожди и туманы. Они были одного с ним цвета его глаз и волос. Любили без оглядки, говорили о самом сокровенном, не прятали губ, глаз, слез и стук сердец. Двое в одном. Я верила ему, как святая верит чуду, а весна – лету. Самому сильному и верному.

Он часто останавливал машину посреди желтых полей подсолнухов, трав и цветов. На природе вольно, свободно и нежно мы ласкали друг друга, сердца до краев наполнялись радостью и страстью. Мы сжигали друг друга и теряли головы, а небо укрывало нас волнующей вуалью чувств и физического наслаждения.

Жарил шашлык, кружил меня на своих сильных руках, от которых хмелела голова, дарил полевые цветы и говорил: «На память обо мне. Когда однажды придут туманы и грусть – вспомни обо мне, улыбнись и скажи, это было, это с нами было».

Целуя глаза и слезы радости, говорил: «Я люблю тебя, Натуля, мы вместе в мечте и сердце и двое, в этом большом мире. Ты природный шедевр, гордая и красивая птица лебедь. Моя страсть, надежда и судьба. И чтобы ты ни делала и где бы ты ни была – повсюду тебя будет оберегать мое ласковое и верное сердце».

В этом карнавале души мои грезы и счастье были самыми красочными участниками.

Любил и ласкал меня среди мягких трав и пламенеющих цветов. Среди берез и рябиновых аллей, горячего пляжного песка. Нам было так хорошо, двум звездочкам, двум капелькам Луны, наполненным светом любви. Мы всё делали вместе. Это была настоящая и дружная семья. В ней плескались радости, страсти, надежность и уверенность друг в друге. Я несла в себе это ощущение господствующего счастья и в моих мыслях и чувствах властвовали его слова, душевные струнки и поступки. Жила в плену его губ, глаз, рук и плен был таким сладким.

В душе песней колыбельной разливалось наслаждение— ведь Володя подарил мне чудо нежно жить и сделал меня чудесной. Сделал то, что до него и после него никто не сможет – золотой сон посреди весны и сказку с добрым началом. Для меня он пытался достать звездочку с неба. Только для меня был его смеющийся взгляд – молодой, цветущий, яркий. Он притягивал, будоражил, восхищал. А я смогла своим дыханием согреть тонкое и нежное сердце Володи и увидеть в его глазах волшебный свет благодарности, от которого у меня кружилась голова. Мы так мечтали с ним встретить ласковый ветер весны и день рождения. Я и не думала, что весна вдаль улетит…

Кружатся и падают звезды. Улетают далеко и в никуда. А я иду за Володей, чтобы вновь обязательно встретить его и сказать ему: жизнь с тобой в прошлом (до тюрьмы) – сказочный свет, нежный и светлый.

И я точно знаю: рано или поздно на ветрах, что летят и кружатся над землей, вернусь с ним в страну, где я была счастлива, была красивая любовь, и мы шли рука об руку. Где он так заразительно и беззаботно смеялся, так смешно и озорно танцевал вместе со мной и моей дочкой Ариной, приговаривая, «Натуля, ты моя, и это навсегда». А потом прочитал стихи, светлые и романтические:

В день расставания как – то необычно трогательно целовал, словно уносил тайну любви, ее песни, звезды и тихие рассветы.

Не спросил, не сказал – он все носил в себе, в своем сердце, оберегая мой чистый и светлый мир, защищая его надежно и без устали. Лишь прошептал, какая ты красивая была в эту ночь, в твоем дыхании, голосе, глазах я навсегда нашел судьбу. Положил свои натруженные руки мне на колени. Опустил на них свою голову с волосами цвета ковыля, подарил мне свою замечательную волшебную улыбку и замер. Я ласкала, нежно перебирала каждую родную волосинку, их мятный запах кружил голову…

Я несу в сердце неугасающий образ мужчины, моего Володи, которого однажды дождалась, и который разбудил бархатный сезон моей души, подарил песни улетающих журавлей и трогательные россыпи любви».

Осень принесла золотой листопад. Среди города, снегов и дождей улетали волшебные сны и таяли звезды. В ладошку фантастически красивой, как редкий цветок, Наты падали капельки Луны, не хватало его мужского плеча и спасительного великодушия. Очаровательной улыбки, смеющихся глаз и трогательного обаяния.

Он не подойдет, не коснется рукой, не потревожит Нату. Недолюбив, недомечтав и недосказав, он ушел в таинственный тюремный мир, словно в дальние земли, чтобы уже никогда не терять ее, быть с ней и там однажды она найдет его.

«Володя, моя святая надежда, я не стала слабой, но и счастливой не стала. Мир непривычен без тебя, а в мыслях и душе – ты привычно со мной. Память соединяет наши сердца.

Я вспоминаю светлый день, клен на нашем поле и калину у дома, которая горела под дождем. Меня тревожат и манят твои глаза, огоньки любви и тоски.

Даже молитвы боль не заглушают. Я обязательно однажды вернусь к тебе. Верь и жди меня».

 

***

Забылись старые дела, на смену приходили новые, также требующие для их разрешения немалого времени. С Бароном больше Владимир не встречался. Рада, умершая жена Барона по ночам больше не снилась. Но вдруг тот вновь напомнил о себе.

 

Цезарь. Приглашение к мытарству

Звонок Барона был хрустом заледеневшей ветки на опасном склоне

Здравствуй, брат. Это Барон. Как здоровье, как семья?

Здравствуй, Барон. Семья, здоровье – все в порядке. Чем вызван твой интерес к моему здоровью и моей семье?

Встретиться надо. Мог бы ты приехать?

По – моему, я все сделал, даже больше, чем обещал… – немного помедлив, ответил Владимир.

Нет вопросов. Но у меня иное дело. Я буду ждать тебя в семь вечера. Сможешь?

Договорились. – С этими словами Владимир выключил телефон.

Настроение, которое минутой назад никто, казалось бы, не смог, даже если очень и захотел, испортить, вмиг испорилось. Очень неприятным, холодным повеяло от этого разговора.

«Почему холодным? – вдруг подумал Владимир. – Боже, как они мне надоели. Может, не ехать? Ладно, до вечера еще есть время, подумаю».

 

* * *

Привет, дружище. Кофе готов. Проходи. Сейчас закончу кое – какие бумажные дела, и весь в твоем распоряжении.

Знаешь, Сашка, весь ты мне не нужен, тебя слишком много. А вот пообщаться надо. Где твой кофе? Иди, руководи, канцелярская душа, я подожду…

Ну, давай выкладывай, с чем пожаловал. Что новенького, интересного можешь поведать мне? А то ты в последнее время совсем забыл старого друга. Понимаю, семья, жена молодая, – улыбаясь, проговорил Сашка, как только вернулся из соседнего кабинета своего обширного офиса.

Владимира в словах Сашки вдруг что – то насторожило. Что именно, он пока не понял.

Ты уж извини, Сашка, я действительно немного замотался. Не так давно был в Казахстане, по уголовному делу. Свидетеля там разыскивал по делу. Когда возвращался, на таможне со мной произошел забавный случай, хочешь, расскажу?

Давай, рассказывай, – заинтересованно согласился Сашка.

Так вот. Возвращаясь из Казахстана и подъехав к таможне, я с ужасом понял, что стоять здесь мне придется до вечера. Впереди меня целая колонна легковых автомашин. Причем попал как раз в обеденное время. У них, как у немцев, обед есть обед.

Заполнив бланки деклараций, оплатив необходимые пошлины на выезд из страны ближнего зарубежья, уже часа два сижу в машине. А впереди меня еще штук пятьдесят, не меньше. Духота такая, что дышать просто нечем. Открыл все двери автомобиля, чтобы хоть какой – нибудь сквознячок создать. Смирившись со своим положением, жду.

Смотрю, какой – то казах, таможенник, стоит рядом с моей машиной и пристально смотрит на меня. Причем стоит давно. Не пойму, чего ему надо? Не вытерпел, спрашиваю, что он хочет?

Тот подошел вплотную и, широко улыбаясь, спрашивает «Кито это?». При этом чтобы мне понятнее было, пальцем показывает на меховые накидки на сиденьях. Ты же знаешь, из меха ламы которые. Мех белый и очень длинный. Ни на козу, ни на собаку, ни на волка, ни на медведя – совсем не похоже. Да я и сам, когда первый раз увидел накидки в магазине, спрашивал у продавца, что это за мех такой?

Поняв, что именно его интересует, отвечаю: «Баран, не видишь, что ли?». Ну, что еще я мог ему сказать? Что это лама? Баран, это проще для него, да и какая разница. Все равно не поймет. К тому же настроение – никакое.

Сашка молча ждал, когда Владимир закончит свой рассказ, так как справедливо считал, что это еще не все. Но сгорая от любопытства, с той же улыбкой все же не выдержал и спросил:

Ну, а что дальше?

А дальше ничего особенного. Этот казах, махнув головой, что, мол, он все понял, так же улыбаясь, отошел шага на два – три от машины. Остановился. Постоял немного, о чем – то подумал, и вновь вернулся ко мне.

Ну, и? – снова не выдержал Сашка.

Подошел, нагнулся поближе ко мне, я же сидел в салоне машины, и спрашивает: «Кито баран?».

Секунду стояла тишина. Не больше. Сашка, сотрясая тишину кабинета своим громким хохотом, вскочил с кресла и убежал в другой кабинет. Владимир уже слышал, как он кого – то там зовет и, вернувшись со своими сотрудниками, попросил еще раз рассказать эту историю с казахом.

Как ни упирался, уговорили повториться. Веселые сотрудники, отдохнувшие, благодаря минутной разрядке, вернулись к своим текущим делам.

Давай, выкладывай, с чем пожаловал, – продолжая еще смеяться, проговорил Сашка

– Что случилось?

– Пока ничего не случилось. Надеюсь, что и не случится ничего пренеприятного. Звонил Барон. Просит о встрече. А у меня никакого желания нет встречаться с ним после той истории. Слишком много негативного получил тогда. Вспоминать не хочется. Забывать стал. Но вот, он вновь напомнил о себе.

Ну, не знаю, что посоветовать, – задумчиво ответил Сашка.

Сошлись на дела, нет тебя в городе… И вообще, насколько я знаю, ты ничем ему не обязан.

Я согласился сегодня к нему подъехать.

Значит, так, – продолжил Сашка. – Знаю тебя: если ты ему уже пообещал приехать, то сегодня с ним и встретишься. Послушай, что ему надо. Но советую, как другу, не ввязывайся ни в какие авантюры. Ничего не обещай. Это мой дружеский совет. Я и так не раз уже пожалел, когда свел тебя с ним.

Знал, что ты именно это мне скажешь. Просто у меня опять, как когда – то, на душе вдруг хреново стало после его звонка. Даже вспоминать не хочу то время.

Ну, ладно, не казни себя. В том, что произошло, твоей вины нет. Забудь все, держись, дружище. Звони, если что. Кстати, у меня тоже есть к тебе один разговор, но это позже. Так, ничего серьезного, но надо кое – что прояснить. Давай в ближайшие выходные приезжай к нам с супругой на дачу, отдохнем; мы с тобой попаримся с веничком, окунемся в бассейне, выпьем. Там и поговорим. Лады?

Спасибо, Сашка. Мне всегда после наших бесед с тобой легко на душе. Тебе надо бы быть психологом, а не финансистом.

Ну, это спорный вопрос. Хотя одно другому не мешает, – улыбаясь, подытожил Сашка.

 

Встреча с Цезарем. Думать и делать

Ровно в семь вечера Владимир подъехал к знакомому уже особняку. Зная, что его видят, даже не сделал попытку набрать номер телефона Барона, чтобы сообщить о своем приезде.

Тут же рассмеялся, потому как, глядя на калитку, проговорил вслух «сим – сим, откройся» и, как в сказке, словно по волшебству, тут же открылась калитка, и точно так же, как раньше, молодой черноволосый человек уже подходил к его машине, чтобы проводить в этот музей цыганского Барона.

Идя следом за цыганом, Владимир решил твердо: о чем бы Барон его сейчас ни попросил, – не соглашаться. Ни за какие деньги.

Владимир был очень удивлен, когда сопровождавший его цыган повел не в дом, а куда – то мимо него. Проходя по выложенной цветной тротуарной плиткой дорожке, Владимир невольно вздрогнул от неожиданности – внезапно зашумевшего справа от него фонтана. Впереди, метрах в двадцати, крытое строение, напоминавшее летнее кафе, подсвечиваемое специальными лампами. Свет этих ламп шел откуда – то снизу, был ровным, спокойным; по глазам, как это обычно бывает, не бил.

Было ощущение, что это строение полностью открыто, даже не понятно, как и на чем держалась крыша. Слева от этого строения площадка для барбекю, где, освещенный бликами пламени разгоравшейся топки, стоял мужчина, и было сразу понятно, что он что – то там готовит из мяса.

Поскольку Владимир никогда не был снобом, он остановился, чтобы разглядеть эту красоту. Пусть видят, что ему действительно все нравится, если они хотят его чем – то удивить. Тем более в этом доме он уже не в первый раз. Это тогда, зимой, как – то не очень прилично было с открытым ртом осматриваться вокруг.

Естественно, если бы здесь не было и крытого бассейна, Владимир непременно сказал бы об этом Барону: оказывается, у тебя, Барон, нет даже бассейна. И как он только может жить без бассейна? Но, увы, бассейн тоже был. Причем не маленький.

«Ну что ж, продолжай удивлять меня, Барон, – подумал Владимир. – Только не понятно, зачем тебе это нужно. Меня можно встретить и скромнее, я не гордый. Или ты думаешь меня заполучить, как своего собственного, семейного следователя? Чтобы я работал на тебя? Нет уж, не получится. С меня достаточно и того, что после той истории, когда показывали в новостях по телевидению вскрытие склепа, меня почему – то там называли семейным следователем цыганской диаспоры. Долго потом смеялись мои коллеги и друзья».

Чувствуя, что начинает почему – то злиться, Владимир заставил себя успокоиться.

Подойдя к этой крыше без опор, даже не подумав «надеть» на лицо нарисованную улыбку воспитанного человека, Владимир спокойно и просто поздоровался. За столом сидел Барон и незнакомая ранее ему цыганка, которая, не стесняясь его появления, продолжала кормить грудью младенца. Самое интересное было в том, что она, кормя своего ребенка, тут же курила тонкую, длинную сигарету. «Это его жена», – догадался Владимир.

Ответив на приветствие, Барон тут же поблагодарил Владимира за то, что тот принял его приглашение – прийти на чашку чая. Поговорить.

Закурив и выпив чашку душистого, крепкого чая, Владимир немного успокоился. «Действительно, чего это я так завелся? Ведь Барон ничего плохого мне не сделал. Напротив, всегда был вежлив, внимателен. Да и рассчитался со мной по – царски. Ничем он мне не обязан. То, что я однажды сделал, сделал по своей воле. Никто меня не заставлял. Мог и отказаться. Не судья я ему. Не мне судить. А то, что он принимает меня в своих апартаментах, это вполне естественно. Но не в студенческой же кафешке, например, ему назначать встречи?»

Уже за чашкой чая, как бы невзначай, Владимир отметил, что Барон живет солидно. Чувствуется вкус, и не только. Ему очень понравилось. Простор. Чистота. «Чем жизнь у Цезаря не рай, а он в нем не Бог» – это сравнение Владимир едва ли не произнес вслух.

Постепенно лед растаял. Они уже весело, иногда даже, не забывая, конечно, извиниться, перебивая друг друга, говорили на отвлеченные темы. Владимир был приятно удивлен, что Барон оказался интересным, начитанным и всесторонне развитым человеком. И был мудр. Об этом говорили его глаза. Только сейчас он увидел, что они были у Барона не черные. Они были темно – карие.

Потом, чуть позже Владимир понял, почему он разглядел их цвет. Разговаривая, Барон постоянно смотрел ему в глаза. И ни разу, даже случайно, не отвел их, когда слушал его.

За этой непринужденной, ни к чему не обязывающей беседой наблюдала сидящая рядом с Бароном цыганка. Уже несколько раз Владимир ловил на себе ее пристальный, изучающий взгляд.

«Странно, почему Барон ее до сих пор не представил? И главное, почему Барон ничего не говорит о том, для чего пригласил меня к себе?»

Словно прочитав его мысли, Барон, вежливо прервав беседу и также глядя Владимиру в глаза, продолжил:

Вот что, брат мой. Ты помнишь, я однажды назвал тебя так?

Да, помню, – глядя на него, ответил Владимир. – Даже помню, в какой момент это произошло. Ты что – то хотел от меня? Я весь во внимании.

Это Лана, жена. Ты уж извини, не представил сразу. Она хотела немного понаблюдать за тобой, пока мы говорили. Ей есть, что тебе сказать. И это очень серьезно.

Ты, наверное, думаешь, что все цыганки, которые, хватая прохожих за руки, ворожат на улицах, одинаковые? Все врут? Нет, поверь, далеко не все. Есть настоящие гадалки, видящие не только то, что будет, но скажут тебе и то, что уже было у тебя.

Помедлив, Барон продолжил:

Ты, конечно, удивился, когда я позвонил тебе? И очень не хотел ко мне ехать. Думал, что ты мне нужен. Так? Так, – тут же добавил Барон. – Но ты мне не нужен сейчас. И мне от тебя сейчас тоже ничего не нужно. Ты помог мне. Теперь я хочу помочь тебе. Тебе сейчас нужна она, моя жена, вернее, ее помощь. И она тебе поможет. Это она мне сказала, что у тебя сегодня две дороги, и обе закрыты. Она велела мне привести тебя к ней.

Слушая Барона, Владимир одновременно смотрел на нее. Что интересного она хочет ему сказать? О чем предостеречь? Что стоит за этим?

 

Предсказания цыганки. Тайна семейной реликвии

Некоторое время Лана, молча продолжая кормить младенца, пристально смотрела на Владимира. Переведя взгляд на нее, потому как Барон сосредоточил все свое внимание на жене, Владимир заставил себя по отношению к молодой, красивой женщине быть очень внимательным и вежливым слушателем.

После минутного молчания Лана, слегка коснувшись своей ладонью его руки, произнесла:

Ты красивый мужчина, стройный и тонкий, как ствол молодого кипариса. Глаза твои как россыпь ночи звездной: яркие и живые, без намека на подобострастие и фальшь. Лицо мужчины, твердого и благородного. Мой муж назвал тебя братом. Значит, ты для нас не чужой человек. Мне очень много надо сказать тебе сегодня. Это важно. Я должна предостеречь тебя от тех бед, которые сейчас тебя подстерегают и, как мухи, летают вокруг тебя, но ни одна из них даже прикоснуться пока не решается. Их, этих мух, будет много. Очень много. Но ты не сможешь сам, без моей помощи, с ними справиться.

На некоторое время Лана замолчала.

Хочешь, я скажу сейчас о том, что произошло не так давно в твоей жизни? Сразу после последнего твоего приезда в этот дом? Или скажу о том, что было гораздо раньше? Даже год укажу? Ну, о ком и о каком периоде жизни тебе рассказать? Может, о той, брак с которой небом венчан?

Оба горячие. И оба гордые. Потому друг в друге. Как одно. Но сердце тебя обманет. Вдруг увидишь, как будто тебе дорогу другой перешел, у нее его увидишь. Но пока все спокойно, закрыта дорога для него…

Продолжая глядеть в ее глаза, Владимир внимательно слушал. После некоторой паузы Лана продолжила:

– Есть еще одна дорога у тебя. Вернее – не дорога. Так, тропинка. Которая, как тебе кажется, к дороге ведет. Сам себя обманываешь. Оборвется она, эта тропинка. И не знать, не чувствовать и даже не понимать этого ты не можешь, потому что сам этого понять не хочешь. Пелена на глазах твоих. Но упорно идешь по ней. И приведет она, эта тропинка, в тупик.

Слушая ее плавную, спокойную, без всяких интонаций речь, продолжая не только сомневаться, но и постепенно, против своей воли, начиная верить этой чепухе, вздору, способному обмануть наивного подростка, но не взрослого мужика, Владимир внутренне улыбался, так как уже понимал, что все, о чем она ему здесь поет, не является секретом. Скорее всего, это стало им известно от кого – нибудь через общих знакомых. Не секрет, что он расстался с женой, и она уехала. Не может быть секретом даже тот факт, что встретил другую женщину. А как иначе? Да если на то пошло, их, этих женщин, потом было… в общем, не одна. Они как бабочки, словно сговорившись, на огонек слетались. Пока вновь не стал занятым.

Но и эта борьба с собой оказалась недолгой. Ровно до того момента, как жена Барона вдруг с уверенностью напомнила о том, чего знать никто не мог.

Знаю, о чем думаешь, золотой мой. Потому и не веришь. Чтобы развеять твои сомнения, скажу больше. Ты не забыл ту историю, когда встретился со смертью своей? Напоминать не надо, кто спас тебя? Не помнишь? Кто тогда был рядом с тобой, в твоей машине, не Рада ли?

Ее последние слова заставили Владимира вздрогнуть. Откуда цыганка может знать то, о чем он почти забыл? Сегодня ему казалось, что это был какой – то сон, не более. Перенапряжение, усталость, все что угодно, только не то, что было на самом деле. Он уже сам перестал верить в то, что в действительности произошло в тот день. Об этом он не рассказывал никому. Кроме Сашки.

На какое – то мгновение вспомнил все, до мельчайших подробностей. Тот шок, который испытал, когда летел в массу металла и не было никакой силы остановить этот полет. Но что – то, какая – то сила все – таки остановила машину? Как в каком – то мистическом кино, рядом оказалась Рада. Он ее видел, как наяву. Действительно, она, Рада, несколько раз появлялась перед ним и ранее. Но все это Владимир относил к усталости, перенапряжению, внутренней неустроенности, неполадкам в личной жизни…

 

***

Видя, какое впечатление она произвела на Владимира, напомнив ему тот мистический сюжет, немного помолчав и все так же пристально глядя ему в глаза, Лана продолжила:

Я вижу, этого достаточно, чтобы ты внимательно выслушал историю о кулоне, похищенном вместе с другими драгоценностями в ту ночь, когда эти варвары сняли его с груди покойной Рады. Этот кулон обладает очень сильной магической силой. Но силой этой может владеть только тот, кому он принадлежит по праву, которое заказано нашими предками. Радости он не принесет тем, кто украл его. Только горе. И кровь. И смерть. Много смерти. История его рождения даже нам не известна. Он переходил по определенной ветви от одного рода к другому уже несколько веков. Причем переходил от матери к сыну, от сына к его дочери, от дочери к ее первому сыну и так далее. Не нами это было заказано. Поскольку не суждено было Раде передать этот кулон своему сыну, он был похоронен вместе с ней. Навсегда.

На какое – то время Лана, продолжая кормить ребенка, замолчала. Было очень тихо. Владимир смотрел на нее и ждал продолжения этой завораживающей легенды. Здесь же подумал: интересно, а зачем она ему это рассказывает? Для чего?

Так вот, золотой мой, – продолжила Лана, – теперь этот кулон, когда он найдется, а он обязательно найдется, вновь хоронить нельзя. Он должен уже перейти к своему новому хозяину, к нему, – с этими словами она указала взглядом своих огромных темных глаз на крепко спавшего младенца. – Так велела Рада. И тогда ее душа станет спокойной. И тогда род наш обретет подлинного наследника, сильного, отважного и защищенного. И ты в этом, хотел бы того или нет, поможешь. Карта так твоя легла. Так Рада указала…

Уловив момент, Владимир не выдержал и с особым сарказмом спросил:

А я здесь при чем? Какое отношение к этому делу имею я? Вы хотели меня увидеть и, насколько я понял, предупредить о чем – то? Предупредить о каких – то проблемах, которые могут у меня возникнуть, и даже помочь мне их разрешить, потому что, как я понял, без вас мне не обойтись? Но почему я должен вам в чем – то помогать?

Не спеши, золотой мой, дослушай, что дальше скажу, – продолжила Лана. – Рада так велела. Она придет к тебе сама. Она не случайно умерла, она смертью своей указала избранника… Потом ты придешь ко мне. Обязательно. Скоро огня много будет. И дыма. Много дыма. Но все обойдется. Ты вспомнишь этот разговор и придешь. И я помогу тебе. Потом ты поможешь нам.

 

* * *

Всю дорогу, пока ехал домой, Владимир напрягал память, что он знал о кулонах? Разновидность украшения, крупный драгоценный камень (или несколько камней) на цепочке для ношения на шеи. По имени француза Coulomb. Первые кулоны делали из дерева, камня, когтей животных. Украшение выполняло ритуальную функцию, служило в качестве талисмана и амулета, а также отражало статус, личное место в сообществе, владельца кулона. Со временем кулоны стали изготавливать из драгоценных металлов (золота, серебра). Нередко кулоны были именными, представляли монограмму, сочетание букв, исполненных в металле. Вспоминал, что Лана говорила, как раз об именном кулоне, на нем тайная монограмма их цыганского рода.

Из головы не выходили ее слова… «Что она там говорила? Две дороги, и обе закрыты. Одна их них ведет в тупик. Да, еще она о чем – то хотела меня предупредить. О чем? Пока этого не понял. Странно она выразилась, сказав, что меня подстерегают беды, которые липнут ко мне, как мухи. К чему липнут? Об этом цыганка не говорила. Она сказала, что меня подстерегают беды, нет, эти беды, как мухи, летают вокруг меня, но они пока боятся на меня сесть. Чего боятся? Она тоже об этом что – то говорила».

Какое – то иное, непонятное пока чувство уже забытой тревоги вновь вернулось к Владимиру.

«Зачем она рассказала мне про этот кулон? Для чего? Какое отношение к этому имею я? И откуда она все же может знать то, что никто не может знать? Даже Раду вспомнила. Вот это было для меня самым интересным из всего, чем могли меня сегодня удивить цыгане. По – настоящему удивить».

 

Первая тревога. Бессилие изменить мир

Проезжая мимо дома, в котором жил Анатолий, Владимир решил к нему заехать. А то совсем не по – дружески получается, все как – то времени нет пообщаться. Анатолий уже звонил несколько раз, приглашал в гости. Даже пригрозил обидеться, как – никак, а он вроде свата ему.

Встреча была трогательной, как всегда: они обязательно обнимались, похлопывая друг друга по спине. Все же есть у Анатолия в крови гостеприимство. И не отпустит, пока не съешь все, что приготовила его жена. А готовить Надя умела!

Не успел войти в их небольшую, но вместе с тем уютную квартирку, непонятно, каким образом умещавшую не только всю его многочисленную семью, но и гостей, которые, казалось, как пришли однажды сюда, так и поселились здесь, как Анатолия, словно сказочные гномики, окружили его дети. «Вот, черт возьми, как это хорошо. Словно ты в сказке», – так же внезапно, как появилась, так и исчезла эта мысль.

Из кухни, как всегда, немного по – детски капризничая, плавно вышла Надежда. В руках она держала сразу две тарелки, но, увидев Владимира в проеме двери такой же маленькой прихожей, остановилась и, приветливо улыбаясь, с укором произнесла:

Ну, наконец – то, появились наши молодожены. Мы уж и не думали, что осчастливите нас своим вниманием. Давайте проходите.

Увидев, что Владимир один, удивленно открыв свои карие глаза, продолжила вопросом:

А где благоверная? Она что, совсем забыла свою подругу? Уже больше месяца не виделись. Хоть позвонила бы. Понятно, загордилась, совсем деловая стала. Так и передай, я обиделась на нее.

Оценив обстановку и поняв, что он появился немного не ко времени, Владимир решил попрощаться и уйти. Не вышло. Затащив его в комнату (причем это в большей степени делали дети), не отпустили, пока он не съел все, что ставила перед ним Надежда.

За непринужденной беседой незаметно пролетело время. Случайно глянув на часы, Владимир вскочил и стал прощаться с друзьями.

Меня уже, наверное, потеряли дома, а мне еще ехать через весь город! – пытался оправдаться Владимир.

Пообещав жене Анатолия, что он непременно все передаст своей ненаглядной, не дожидаясь лифта, который как всегда, где – то застрял на этажах, Владимир бегом спустился вниз.

 

* * *

К его удивлению, Наты дома еще не было. Его встретило другое его солнышко – милое и нежное существо, дочь Наты.

А что, Арина, мамы нет еще?

Она скоро будет, только что звонила, спрашивала, приехали Вы или нет. Она у тети Нади задержалась. Вы ужинать будете? Сейчас я приготовлю.

Не надо, солнце, я не хочу. Поужинал уже, – проговорил Владимир, почувствовав вдруг, как что – то сильно кольнуло, затем, словно тисками, сдавило все внутри. Было так больно, что, невольно прислонившись к стене, Владимир не решался вдохнуть глубже воздух, которого почему – то так не хватало.

Что с Вами, Вам плохо?

Нет, моя девочка, все хорошо. Просто я устал очень. Сейчас пройдет.

 

* * *

Внезапно проснувшись, Владимир понял, что еще ночь. С улицы, через окно спальной, сквозь голубые, под цвет стен, плотно сдвинутые шторы, проникал свет. Была полная луна, светившая своим матовым светом, и оберегавшая покой и тишину тех, в чьи окна она так бесцеремонно подглядывала.

Рядом лежала Ната. Его любимая, всегда желанная и родная Ната. Ее шелковистые волосы, запах которых всегда его опьянял, были откинуты в сторону и свисали с кровати до пола. Она крепко спала. На лице была нежная, счастливая улыбка. Улыбка радости. Такая бывает у женщины, только что познавшей радость любви, наслаждения, истинного счастья. Не случайно говорят, что любимая женщина излучает больше очарования, чем имеет.

Не выдержав, Владимир поцеловал ее, спящую, в шею, в родинку, возле мочки уха, коснулся губами уголка ее губ. О, любовь, эта сладкая тирания, когда любые ее муки терпишь добровольно, и они впоследствии становятся твоей пышной победой

Лишь под утро, вместе с внезапно исчезнувшей луной, вновь погрузился в какой – то тревожный сон.

 

* * *

Доброе утро, любимый. Пора вставать, завтрак на столе. Или ты сегодня никуда не едешь? – «рисуя», как всегда, свое лицо, говорила Ната. Она смотрела на Владимира через зеркало. Видя ее со спины, Владимир одновременно видел и ее лицо, отраженное в зеркале. Смотрел на счастливую улыбку своей любимой, молчал.

Что с тобой, ты не заболел? – на секунду прервав свое рисование, повернувшись к мужу и нежно улыбаясь, спросила Ната. – Ты извини, задержалась вчера, к Наде заехала, но ты же знаешь нас, женщин, любим потрепаться. Обижается, что мы с тобой не заезжаем, – вернувшись к своему искусству «рисования» лица, продолжила Ната. Владимир молчал, понимая, что и любить, и быть мудрым невозможно. Пытался сообразить, отнимает ли Ната у него разум или дает, как будто у него его нет.

Уже на ходу, наклонившись и чуть коснувшись его своей щекой, дабы не размазать помаду, Ната выбежала в прихожую. Через несколько минут услышал легкий шум двигателя ее машины, стоявшей под окном, еще через минуту вновь установилась тишина.

 

День рождения. Предсказания цыганки сбываются

Вот и осень. Время летит так быстро, что замечаем его только тогда, когда видим чужих, я не оговорился, именно чужих, а не своих детей.

Вот прелестный мальчуган. Боже, как он вырос! Еще вчера был совсем маленьким, ползал по полу, а сейчас самостоятельно ходит, ему нужно до всего коснуться, попробовать не только на ощупь, но и на вкус, что это такое и съедобно ли? И все это новое, неизвестное, обязательно надо попробовать на зуб, вернее уже на зубы, коих во рту аж несколько штук.

…Отмечали первый в жизни малыша день его рождения. Конечно, он оказался в самом центре внимания прибывших по такому случаю гостей. Но, как обычно бывает, гости, откупившись от виновника торжества подарками, тут же забыли о нем. На время. О нем еще вспомнят, но позже, в прихожей, где очень долго, обнимаясь и раскланиваясь, обмениваясь любезностями и прощаясь, эти самые гости вдруг вспомнят, по какому именно случаю они сегодня были в этом гостеприимном доме.

Женщины на ходу, в который раз записывая рецепт замечательного салата, приготовленного хозяйкой, какой они в жизни не пробовали, но непременно должны научиться его готовить, пряча свои листочки с каракулями в дамские сумочки, тут же вспоминали о виновнике торжества. Уже не просили хозяйку, а требовали немедленно его принести, чтобы поцеловать в щечки, ручки, попку и родинку на ней. Слушая их, родители лихорадочно вспоминали, где же у их чада эта самая родинка и почему они ее ни разу не видели на попке?

Гостям тщетно пытаются объяснить, что он, виновник торжества, уже спит, а их поцелуи родители обязательно ему передадут, как только тот проснется.

Но пока гости еще не собирались прощаться. Они сидели за столом, их многочисленные тосты не обошли вниманием всех виновников торжества: родителей, бабушек, дедушек и др. Конечно, одним из последних тостов был за папу. А как иначе? И папа не обиделся, что за него пили не сразу, а потом. Да и на что обижаться? Всем было хорошо. Да и вообще, если бы вдруг не догадались выпить за папу, значит, что? Правильно. Значит, было мало водки. Впрочем, водки, сколько бы ее ни было, всегда мало. Поэтому, как только гости, уже не раз выпив на посошок, поняли, что водки больше нет, нехотя стали прощаться. Анатолий попытался сбегать в магазин, но более трезвые удержали его.

Уже далеко за полночь, наконец – то, Владимир и Ната приехали домой.

 

* * *

Сквозь сон Владимир почувствовал, что его кто – то усиленно пытается разбудить. Явно услышал слова: «Вставай быстрее, просыпайся».

Но проснуться он никак не мог. Так хочется спать, а этот кто – то уже сильно трясет его за плечи.

Ты кто, чего тебе надо, я спать хочу, не мешай мне.

Ты не узнаешь меня? Я – Рада. Быстрее поднимайся. Ты горишь.

Какая – то неведомая ему сила заставила открыть глаза. Ничего пока еще не соображая, почувствовал горький запах дыма. Быстро вскочив, на ощупь включил свет. Комната была полна едкого дыма, от которого едва просматривались находившиеся в спальной предметы. Мгновенно поняв, что где – то и что – то горит, и они тоже уже горят, Владимир, громко крича и прыгая на одной ноге, стараясь надеть брюки, разбудил Нату, вбежал в соседнюю комнату, чтобы поднять с постели ее дочь. Там еще дыма не было.

Проснувшись, Ната, прищурив глаза, так как от дыма и гари их резало, что – то кричала и металась по комнате.

Внезапно потух свет. В кромешной темноте, продолжая кричать Нате, чтобы она быстро бежала на улицу, вызывала пожарных, Владимир на руках вынес еще не проснувшуюся дочь.

В подъезде был свет. На площадке скопилось много людей. Это были соседи, проснувшиеся от запаха гари и успевшие уже вызвать пожарную команду. Поскольку, вырываясь из открытой двери горящей квартиры, дым заполнял подъезд, соседи с шумом и какой – то внутренней тревогой, свойственной каждому человеку, быстро выбегали на улицу.

Мама, там Мурка! – уже на улице прокричала дочь Наты.

Зная расположения не только комнат, предметов и мебели в квартире, задержав, насколько это возможно дыхание и плотно прищурив глаза, не раздумывая, Владимир вбежал в заполненную черным дымом и гарью прихожую.

Еще в прихожей, из которой надо было повернуть налево в ту комнату, где стоял диван, и на котором, по всей видимости, должна была находиться Мурка, он вдруг услышал громкий, словно выстрел, хлопок, затем сильный шум воды. Ясно поняв, что в ванной почему – то еще прорвались и трубы, касаясь левой рукой стены прихожей, на ощупь, быстро пробрался в комнату. Мурка, забившись в угол комнаты, жалобно мяукала. На ощупь, схватив этот комочек мягкой и пушистой шерсти, прижав к себе дрожащую и вместе с тем сильно царапающуюся от страха Мурку, чувствуя, что он, все же вдохнув в себя эту гарь, задыхается, Владимир выбежал из наполненной дымом квартиры.

Уже в прихожей почувствовал, что его ноги шлепают по луже. Это была вода, прорвавшаяся из лопнувших в ванной комнате водопроводных труб. Оттуда слышался шум настоящего водопада.

Очутившись на улице, Владимир какое – то время не мог дышать, хотя его легкие требовали кислорода. Задыхаясь и вместе с тем продолжая глотать эту горькую гадость, Владимир, протирая слезившиеся глаза, кое – как смог восстановить дыхание.

Только оказавшись в руках своей истинной хозяйки, дочери Наты, Мурка, глядя своими огромными круглыми глазами на толпу людей, находившихся здесь же, успокоилась.

К великой радости, пожарники были уже здесь. Глядя на их четкие, профессиональные действия, Владимир немного успокоился.

«Кто – то из соседей догадался вызвать сантехников, которые перекрыли какие – то краны, значит, вода из труб уже не хлещет», – постепенно успокаиваясь, но продолжая кашлять и сплевывать эту гадость, подумал Владимир.

Радоваться прибытию пожарников пришлось не долго. Потому что, как только они, мгновенно оценив обстановку и найдя очаг пожара, который был в подвале именно под их спальней, тут же победоносно закончили с ним войну. Так быстро справиться с пожаром, или, как они говорили, с очагом возгорания, помогла вода из прорвавшихся труб, залившая пол ванной, кухни и прихожей.

Их начальник, наблюдавший борьбу его воинов с огненной стихией, пояснил Владимиру, что если бы не прорвало трубы и не было столько воды, могло бы быть значительно хуже. Эта вода как щитом закрыла саму комнату, не дав огню проникнуть в нее, поэтому был только дым. Им просто повезло. Словно сработала какая – то противопожарная система – чудо, да и только.

– Вам повезло, что проснулись вовремя, – с улыбкой добавил офицер. – А в подвале мы все потушили, и этот самый очаг пожара ликвидирован.

Ну что ж, решил про себя Владимир, хоть это радует.

К тому времени прибывшие службы подключили свет, и в квартире можно было уже разглядеть последствия нежданного бедствия.

Потрогав руками пол, все тот же офицер решил, что он еще очень горячий. Посоветовавшись с Владимиром, причем мнения своего он не успел выразить вслух, этот главный пожарник приказал для верности полить водой еще и пол в спальной комнате.

Зрелище было ужасным. Даже описывать трудно ту картину, которая предстала перед семьей после этих печальных событий.

Оставив дочь в одной из квартир соседнего подъезда, где жила ее школьная подруга, закрыв окна и двери, которые открывали после пожара, дабы как – то проветрить помещение, Владимир с Натой уехали, чтобы завтра, с утра, а вернее уже сегодня, вернуться и решать, что делать дальше. Как говорится, утро вечера мудренее.

 

* * *

Осматривая следы ночного происшествия, Владимир прикидывал, во что встанет ремонт. Что можно отмыть, ту же кафельную плитку, например, а что необходимо заменить. Все остальное отстирать, так как пропиталось гарью.

Из ванной комнаты вышел сантехник, чинивший порыв водопроводной трубы. Подойдя к Владимиру, пояснил, что они все сделали, воду включили. Прощаясь, уже от двери повернулся, и как бы с вопросом посмотрел на Владимира.

Я что – то еще должен? – спросил он сантехника.

Нет, хозяин, все нормально. Понимаешь… – как бы о чем – то думая, продолжил он, – мы вот тут, с напарником моим, никак понять одной вещи не можем. Почему он прорвался?

Кто порвался? – не понял Владимир.

Да вот стояк этот. Сколько лет работаю, не припомню такого случая. Ну, резьба там, стык какой – нибудь, дефект сгона, но чтобы вот так? Да ты сам глянь. Смотри, вот здесь мы вырезали место порыва, вставили почти полметра новой трубы. Видишь? Трубы у тебя, хозяин, совсем новые. Видимо, ты не так давно менял их.

Вот это то, что мы вырезали. – С этими словами он поднял с пола кусок трубы. – Видишь, ее как будто специально разрезали вдоль, а затем даже ровно раздвинули место разреза. Я такого никогда не видел. Это не порыв трубы, каким обычно он бывает. Потому и хлестало у тебя здесь, как из брандспойта. Можно, я этот экспонат с собой возьму, мужикам покажу это чудо, а то не поверят?

Забирай, мне – то что, – ответил Владимир, тут же вспомнив слова того офицера, старшего пожарника, что если бы не было воды на полу, могло быть и хуже. Огонь обязательно распространился бы, проник из подвала в комнаты. И беда могла быть большой.

Вспомнил и ту свою последнюю встречу с Бароном, и пророческие слова его жены, что он обязательно придет к ним. «Как она сказала тогда? Будет огонь, и много, очень много дыма». Что – то еще говорила, но Владимир не вспомнил.

 

Поджог. Отблеск смерти

Но к Барону Владимир приехал не скоро. Вспоминая этот эпизод своей жизни, Владимир не раз пожалел о том, что не прислушался к словам его жены. Возможно, и не случилось бы того, что случилось позже…

Конечно, Владимир не мог просто так, безнаказанно, оставить факт пожара. Ведь по чьей – то безалаберности или преступной халатности, как полагали в то время жители подъезда, произошло возгорание в подвале? Каких только версий не было! Хулиганов, подростков и наркоманов, даже соседского мальчишку заподозрили в том, что они к этому имеют какое – то отношение. Потому что в тот же день пожарники, составив соответствующий акт, вынесли свое заключение, что это не результат короткого замыкания, как изначально полагали жители дома. Был открытый огонь. Но более точное заключение они дадут позже.

Мнения жителей разделились. Уже зная о том, что подвал во время пожара был закрыт на замок, и там никого быть не могло: ни мальчишек, ни хулиганов, ни даже наркоманов, одни утверждали, что это все же их работа; другие, не веря выводам пожарников, считали, что это результат короткого замыкания электропроводки.

Через месяц, когда все уже стали забывать об этом происшествии, Владимир, как пострадавший, ознакомился с вердиктом пожарников. Причем непосредственно в пожарной части, куда был приглашен офицером, приезжавшим на место происшествия, того самого, который, предварительно с ним посоветовавшись, залил водой ковровые напольные покрытия. Вернее, заливал не он, он только команду дал.

Внимательно прочитав заключение, Владимир вопросительно посмотрел на него.

Что, по этому факту уже возбуждено уголовное дело? – спросил он офицера.

Пока нет, но я, как Вы понимаете, обязан это сделать. Видите ли, перекрытия дома бетонные. Но полы – деревянные. Так предусмотрено проектом тех времен, когда строили дома. Между этими плитами имеются стыки, заполненные при монтаже бетонным раствором. Между плитами перекрытия и полами есть воздушное допустимое пространство.

Владимир внимательно слушал его, начиная уже догадываться о том, что хочет сказать этот офицер.

Так вот, это поджог.

Почему Вы так решили? – не удержался Владимир от вопроса.

Следы этого преступления налицо. Шов одной из этих плит, находящейся как раз под вашей комнатой, был принудительно разрушен. Затем туда ввели, я не оговорился, именно ввели специальную жидкость. Нет, это не бензин. Запах бензина почувствовался бы сразу. Это иная, не менее опасная, горючая, но не имеющая запаха жидкость. Она применяется в отдельных отраслях промышленности.

Есть еще не менее важные моменты, подтверждающие, что это был поджог. Но это может интересовать тех, кто будет заниматься расследованием преступления.

Помолчав некоторое время, офицер продолжил

– Знаете, я с уверенностью могу сказать, что только господин случай помог избежать трагедии. Вода, которая слоем покрыла весь пол, не позволила пробиться пламени внутрь помещения. Вам надо Богу молиться, что так внезапно прорвало стояк. Более того, каким – то образом еще до нашего приезда сработали вставки и отключился свет. Это тоже помогло пожарникам; они работали практически в безопасности, не применяя специальных пен. Скажите, Вы не в рубашке родились? Слышал, кто в рубашке рождается, счастливый, – уже улыбнулся офицер, вставая со стула и дав понять, что время для душевной беседы закончено.

 

«Соискатель креста»

Давно были закончены ремонтные работы. Но ни свежие обои, ни новые ковровые напольные покрытия, ни на раз перестиранные шторы, ни запах еще свежей краски, ни разные там дезодоранты не устранили того особого, оставшегося после ночного пожара, запаха гари.

Владимиру казалось, что этот запах поселился здесь навсегда. Заходя в квартиру, Владимир сразу вспоминал о том ночном кошмаре. Может, это только ему так казалось, одному? По крайней мере, Сашка этого не почувствовал и, сидя на кухне, с улыбкой убеждал Владимира, что ничем здесь, выражаясь словами Владимира, не воняет, а напротив, он чувствует запах чего – то съедобного и очень вкусного.

Ната, накрыв мужчинам стол и еще раз напомнив им обоим, что в духовке доходит цыпленок и его надо будет обязательно достать, куда – то убежала, оставив мужчин наедине.

Извини, дружище, перебил тебя, я весь внимание, – продолжил Сашка.

Так вот, Сашка, я действительно родился в рубашке, даже как – то в юности мать мне ее показывала. Только вот особого счастья в этой жизни пока не наблюдал, – грустно улыбаясь, проговорил Владимир.

Сашка, до этого внимательно слушавший его и, видимо, о чем – то соображавший, некоторое время молчал. Затем, продолжая о чем – то думать, несколько протяжно произнес лишь одно слово: «М – да – а». Так же молча разлил в рюмки оставшуюся водку, слегка приподнял свою и, посмотрев на Владимира, жестом предложил выпить.

Знаешь, – слегка поморщившись от водки и еще не успев закусить, продолжил Сашка, – рассказал бы мне это кто – нибудь другой, не поверил. Сплошные тайны. Но мы ведь с тобой не глупые мужики и понимаем, что за этим стоит что – то иное. А это что – то именно то, что мы с тобой понимаем.

Ты хоть сам – то понял, что сейчас мне сказал? – уже смеясь, ответил Владимир.

А что тут не понимать? Все ясно. Хотя вопросов появляется много. Давай все проанализируем. Но для этого надо налить. Одной, как вижу, мало. – С этими словами Сашка взял принесенный с собой пакет и вытащил из него их любимый «Флагман».

Так вот, что я думаю по этому поводу. Пока темы твоей цыганки, ну то, что она тебе предсказала на ближайшее будущее, включая огонь и, как она там сказала, много дыма, касаться не будем. Хотя не исключаю, что за этим что – то стоит. Что именно? Не знаю, мой друг. Но вот то, что тебя именно подожгли, этот факт не подлежит сомнению. Об этом тебе не цыганка сказала. Это официальное заключение. Значит, что? Значит, тебя уже, как это ранее было, не просто предупреждают. Ты кому – то сильно наступил на хвост. Тебя кто – то боится, а это уже плохо. Хуже, что ты не знаешь их, а они тебя знают.

 

***

Слушай, Сашка, но ведь я давно уже не занимаюсь этими делами, чего им от меня надо? Чем я им мешаю? Я даже не знаю, что с этим, Прыщом, помнишь? Никогда не задавал этот вопрос Барону. Могу только догадываться. Потому и не хочу больше участвовать в этом.

Слушая Владимира, Сашка, о чем – то думая, какое – то время молчал.

Меня сейчас больше беспокоит совсем другой момент. То, что заключение пожарников передадут куда – то – ерунда. Даже если и возбудят уголовное дело, оно будет тут же закрыто. Мы с тобой это понимаем. Никто никого искать не будет. Но если все обстоит именно так и пожар был кем – то заказан, значит, мне самому нужно найти тех, кто это сделал и кому это надо было. Ты прав, я не знаю, кто они, либо кто именно стоит за этим. И пока я лично в этом не разберусь, не успокоюсь, так как не знаю, что они еще могут придумать завтра.

Да черт его знает, кто они такие, – пожимая плечами, продолжил Владимир. – Они знают меня. Я же не знаю их. Надо как – то вычислить. Но как?

Ну, и что ты решил?

Действовать. Ждать мне уже не с руки. Я не один, у меня мои девочки. И, не дай Бог, из – за меня… даже вслух говорить об этом не хочу. Не знаю, на что они еще способны эти, пока не известные мне. Я должен их найти, Сашка. Ведь мы пришли в этот мир не для того, чтобы прятаться от него.