Ох! Уж больно славен и богат немецкий город Гамельн.

Небо подпирают башни ратуши, сооруженной на главной площади. А как высоко взметнулись к небу острые шпили собора святого Бонифация. Каменная рельефная статуя рыцаря Роланда украшает фонтан перед ратушей. От мелких водяных брызг блестит, как алмаз на солнце доблестный воин Роланд и его знаменитый щит.

Закончили свой перезвон колокола святого Бонифация. Бесчисленная разноцветная толпа выплывает из высоких стрелоподобных дверей собора, широкие каменные ступени отзываются приглушенными звуками от топота ног.

Впереди неторопливо, с гордо поднятыми головами, идут богатые бюргеры, один толще другого. Все в бархатных одеждах с золотыми массивными цепями. Кольцами и перстнями дорогими усыпаны пухлые пальцы.

Перед собором, прямо на открытом воздухе раскинулся городской рынок. Суетливые и хитрые купцы зазывают, заманивают прохожих. А от обилия товара глаза разбегаются. Буквально горы снеди на прилавках: сало белее первого снега, масло желтее вечернего солнца.

Золото, сало, масло – вот он каков, славный, богатый город Гамельн!

Крепко защищен город от любого врага. Окружают город глубокие рвы, высокие стены, выложенные из плит скальных пород, с высокими башнями и башенками. Стерегут ворота храбрые стражники. Не каждого пропускают. Если вид неказист, кошелек пуст, на коленах заплаты, на локте дыры, то копьями и алебардами гонят стражники такого человека от ворот.

Каждый город Германии чем – нибудь да знаменит.

Славой себя покрыл Гамельн из – за большого богатства, золоченных шпил своих соборов. А еще и сами гамельнцы знамениты. Знаменитость их в неподражаемой скупости. Как никто другие, умеют они беречь свои запасы, приумножать добро, отнимая у простолюдина, бедняка последние денежки.

И вот неожиданно пришла беда. Наступил в округе засушливый да неурожайный год. И пришел страшный голод, начался мор среди бедняков.

А только гамельнцам нет никакого дела до этой человеческой беды. Амбары горожан до отказа забиты прошлым зерном, гнутся опоры столов от обилия яств.

С приходом осени потянулись толпы голодных крестьян в город Гамельн.

А скупые купцы тем временем рассуждают, как им капитал свой увеличить на бедствии народа. Решили они попридержать зерно до весны. Ведь ясно, что к весне крестьянин совсем от голода станет покорным, вот тогда еще выгодней можно будет продать зерно.

Приказали они стражникам закрыть ворота Гамельна, не впускать голодных. И так всю зиму простояли крестьяне перед воротами, прося зерна и хлеба, но стражники держали город на запорах.

Как только стал таять снег на полях, приказал бургомистр открыть все городские ворота и беспрепятственно впустить всех желающих в город.

Открыли заржавевшие замки своих кладовых купцы, встали в дверях в величественой позе: руки заложены за пояс, животы выпячены, брови нахмурены. Давая понять этим видом: дешево ничего не продается здесь.

Но произошло здесь непредвиденное дело.

Не успел еще весь ослабевший люд втащиться в город, как вдруг со всей округи, со всех голодных деревень, опустошенных полей в Гамельн хлынули, как потоки грязной весенней воды, крысы.

Не придали поначалу купцы этому значения: мол не так велика беда.

Выполняя приказ бургомистра, стражники подняли подъемные мосты, плотно закрыли все ворота и еще завалили у них низ камнем. Однако голодные крысы не остановились перед такой преградой. Они переплывали через ров, находили только им известные ходя и дыры в стенах и проникали в город.

Какой ужас! Открыто, среди белого дня, без страха шли крысы по улицам. Улицы казались были залиты темной бурлящей водой. То было страшное крысиное шествие! Они вели себя как агрессивные победители, которых уже никто и ничем не мог остановить.

Мерзкие твари заскользили к амбарам, подвалам и закромам, полным чистого отборного зерна. И начались крысиные пиры! Серо – темные мерзости издавали неприятные, режущие слух, звуки, урча от удовольствия. Мелкие острые зубы крыс работали непрерывно, дробя зерно во рту, как хорошие жернова. Животы у них уже округлились, брюхо стало волочиться по деревянным настилам, а они все поглощали и поглощали зерно.

Было отчего призадуматься купцам и богатым бюргерам. Невеселые собрались они на совет в ратуши.

Был крепок умом бургомистр Гамельна, хотя изрядно тучен и неповоротлив. Гордились гамельнцы, что у них такой умный, хитрый градоначальник.

Обдумав положение вещей, взвесив все за и против, принял бургомистр решение: привезти в город со всей округи котов и кошек, вот они и избавят город от страшной беды, перегрызут всех крыс. Кошки – враг крыс!

Воодушевленные столь мудрым подходом, бросились гамелньцы собирать телеги да сколачивать наспех деревянные клети. Потянулись скрипучие телеги по дорогам в Гамельн. На телегах – невысокие деревянные клети. Но везут в них не откормленных на продажу гусей и уток, а котов и кошек. Всех пород и мастей, худых и голодных.

На площади перед ратушей стоят все телеги. По приказу бургомистра стражники открыли клети. Стремительно выскочили из неволи коты серые, рыжие, черные, полосатиые.

Напряжение бюргеров сменилось спокойствием и удовлетворением: вот сейчас коты наведут порядок, разгонят всех крыс. Облегченно вздохнув, как будто выполняли тяжелую ручную работу, упитанные бюргеры неспешно разошлись по домам, представляя, как обильно уставлен сейчас яствами, приготовленными заботливыми хозяйками, стол.

Напряжение бюргеров сменилось спокойствием и удовлетворением: вот сейчас коты наведут порядок, разгонят всех крыс. Облегченно вздохнув, как будто выполняли тяжелую ручную работы, упитанные бюргеры неспешно разошлись по домам, представляя, как обильно уставлен сейчас яствами, приготовленными заботливыми хозяйками, стол.

Однако ждало жителей славного города разочарование, мудрая затея обернулась неприглядным бегством котов.

Коты испугались злых крыс. Со всех ног бежали они от крысиных полчищ, спасаясь кто как мог: одни забирались на островерхие черепичные крыши, другие залезли на кровлю собора святого Бонифация, третьи ныряли в мусорные ящики. Мяуканье перепуганных котов продолжалось всю ночь напролет. Утром бюргеры проснулись с больными головами.

Утром мудрый и суровый бургомистр вывесил приказ: котов из города не выпускать, убежавших снова заманить лаской и салом.

Но куда там! Котам было уже не до ласок и сала! Они спасали свои жизни от прожорливых крыс. Уже через три дня в Гамельне не осталось ни одного кота.

Не помогло одно – надо срочно придумать другое. Не сидеть же в бездействии, видя, как крысы поглощают все добро, с такой любовью скопленное, накопленное, пересчитанное не раз! Глядь, так и сами начнут бюргеры голодать.

Тревожный звон колоколов поплыл по всему Гамельтону. Прихожане во всех церквях молятся от засилья крыс. Святые отцы призывают на головы крыс всех демонов. Монахи наладили продажу амулетов на папертях. Служит амулет оберегом: крыса не подойдет и на сто шагов – живи спокойно. А в кошели монахов только и летят звонко монеты от продажи амулетов. Вот кто ничего не потерял, а даже разбогател на бедствии.

Но небо оставило горожан без помощи: ни молебни, ни амулеты не помогают. Знать, сильно прогневали бюргеры небеса своей алчностью!

Но вот утром на площади раздались звуки труб, приглашая гамельнцев собраться. Решил бургомистр вызвать на суд короля крыс.

Непрерывными волгами потекли к городской ратуши люди. Идут богатые бюргеры со своими слугами и домочадцами, искусные мастеровые со своими подмастерьями. Заполнена площадь до отказа, как бочки соленой рыбой.

Сегодня состоится суд над крысами. В напряжении жители города: ожидают прибытия в ратушу самого крысиного короля. Слышали, что одно тело у него, длинное и узкое, а на нем пятнадцать голов. Да на каждой голове золотая корона, искусно выполненная, размером с лесного ореха.

Ратуша гудит, как встревоженный рой пчел, полна народу – яблоку негде упасть. Вошли судьи в строгих черных мантиях, степенно друг за другом, и заняли места под балдахином на золоченных креслах с высокими узкими спинками и подлокотниками в виде диковинных львов.

Разместились рядом с судьями проворные писцы, очинили перья. Напряжение от ожидания крысиного короля растет. На любой звук, даже на шелест упавшей перчатки, разом поворачивались все головы.

Пугала неизвестность. Никто не знал, откуда появится коварный король: из дверей, из темного угла или даже из – за судейского кресла.

Вот и вечер наступил. От напряженного ожидания, духоты и жары пожелтели, как песок в пустыне, лица судей. Горожане изнемогали от долго стояния на ногах, движения становились вялыми, ноги буквально подкашивались.

Но король крыс так и позволил себе предстать перед справедливым судом.

Что оставалось делать? Чтобы как – то оправдать бессмысленное ожидание, изловили тут же под дверьми большую усатую крысу. Закрыли под замок в железной клетке, а клетку поставили посреди судебного стола.

Сначала крыса агрессивно постукивая зубами металась по клетке, а потом затихла в покорной тоске. Села в угол и затихла.

Вот главный судья Каспар Геллер с трудом оторвал от кресла свое грузное тело. Судоржно вытер платком взмокшее лицо. Было ему от чего негодовать. Еще бы: пять амбаров с зерном до единого зернышка подчистили мерзкие твари, опустошили у благородного судьи все запаса. Этак и по миру скоро пойдет.

Грозен, словно сошел на землю бога грома, был голос Каспара Геллера. Долго обличал он крысиное жадное племя в смертных грехах. Вскинув руки над клеткой с дрожащей тварью, перечислял все прогрешения, козни и злодеяния низменных крыс.

Вслед ему держал отбвинение судья Гангель Мун, сравнить его можно было разве только с разжиревшей лисой: длинный толстый нос, пухлые пальцы, масляные плутоватые глаза. Никто не мог обойти его в хитрости и изворотливости. И а этот раз он избежал уничтожения крысами своих зерновых запасов. Потому что хранил свое добро в толстых сундуках, обитых железом, недоступных крысам. Не мог он скрыть своего злорадства, как не пытался прикрыть лукавые глаза сочувствием.

– Ах, милостивейшие судьи! – начал Гангель Мун голосом, в котором плескались сладкие интонации лживого голоса. – Справедливостью к виновным, милосердием к безвинным должен славит и представлять себя судья. А потому не следует нам забывать, что крысы есть тоже творение божье, и творение печальное – не наделены они человеческим разумением…

Не выдержал такой возмутительной речи главный судья Каспар Геллер и резко оборвал его:

– Твои уста заражены сатанинским соблазном, судья Гангель Мун! Немедленно замолчи! Всем известно, что блохи, крыси, жабы и змеи есть порождение божьего врага – дьявола.

Посовещались судьи, склонив головы с надетыми белыми и напудренными париками друг к другу. Приговор суда громким голосом огласил вставший Каспар Геллер:

«Мы, милостью божьей судьи города Гамельна, повсеместно прославлены своей справедливостью, неподкупностью и честностью. Среди всех иных тягот, кои непомерным грузом лежат на наших плечах, озабочены мы также бесчинствами, учиненными в нашем славном городе Гамельне мерзкими тварями, носящими богопротивное имя – крысы. Мы, судьи города Гамельн признаем их виновными в нарушении порядка и благочестия, а еще в воровстве и грабеже.

Также прискорбно нам весьма, что его величество крысиный король, не выполнив наш суровый приказ, на суд не явился, что несомненно свидетельствует о его злонамеренности, нечистой совести и низости душевной.

Посему приказываем и повелеваем также: все названным крысам, а также королю всего крысиного племени к полудню завтрашнего дня под страхом смертной казни покинуть наш славный город, а также все земли, принадлежащие ему.

Дано в Гамельне 5 апреля 1284 года!»

Затем крысе подпалили хвост и отпустили на свободу, чтобы донесла всему своему гнусному роду строгий указ гамельнского суда. Черной молнией мелкнула радостная крыса и была такова.

Все, суд божий свершился. Всем было указано по заслугам. Успокоились бюргеры и мастеровые, быстро разошлись по домам, к обильным яствам, пенистому пиву, хмельным винам.

Крепок и спокоен был сон горожан, наутро потянулись они к окнам, чтобы видеть, как несметные полчища мерзкой твари покидает город.

Да не тут – то было! Солнце уже клонится к закату, диск его становится менее заметным, а богомерзкое племя и не думало повиноваться, исполнять судебное решение. Ни одна крыса не покинула облюбованных амбаров с зерном.

И грянула самая страшная весть! Злодеяние тягчайшее учинила преступная шайка крыс! Такого неслыханного дела еще не было в славном городе Гамельн!

В ту ночь, когда происходил суд, стащили крысы у главного судьи Каспара Геллера судейскую мантию и шапочку в придачу и сожрали эти атрибуты корролевской судебной власти.

Безмерная наглость крыс ошеломила почтенных жителей славного города, все только рты и пооткрывали. Все ясно стало: быть большой беде!

И беда эта росла как тесто на дрожжах: все новые и новые полчища неугомонных тварей прибывали и прибывали в Гамельн.

Страх поселился в каждом доме. По ночам бюргеры не гасили свечи: догорит одна – от огарка зажигали другую, и нескончаемо до утра. И сидели бюргеры на высоких пуховиках, опасаясь спустить ноги на пол – а вдруг крысы там.

А крысы, почувствовав страх людей, обнаглели до крайностей. Теперь они шныряли повсюду – а раньше были только в подвалах и амбарах, набитых чистым зерном. Пробирались на кухню, учуяв аромат жареного мяса. Прыгали на столы, не обращая внимания на хозяев, тащили с блюд лучшие куски. Добирались даже до окороков и колбас, подвешенных к самим потолкам.

Подчистую подбирали добро в домах – все жрали, что попадало на глаза, проклятые.

Пустели запасы яств в домах бюргеров, уже в двери многих костлявым худым пальцем постучал голод.

Как в проклятую руку, здесь еще на беду приснился бургомистру такой сон: словновно выгнали крысы из домов всех бюргеров. И побрели почтенные жители славного города Гамельна по дорогам и лугам окрестным. Бредет среди них с нищей сумой он, благородный бургомистр. Тянутся за ним с плачем жена, дети. Вот решил он вернуться назад, постучал в массивную дверь своего дома. Дверь со скрипом и неприятным урчанием распахнулась – а на пороге здоровенная крыса, в рост человеческий. Да на груди – золотая бургомистрова цепь. Еще сам король ему дарил! Взмахнула резко лапой крыса – набросились на него другие крысы, и были они в шлемах, с алебардами: « Убирайся прочь! Нищие! Голодранцы!»

Беспокойную ночь провел бургомистр, а как только заалел горизонт, собрал в ратуше всех советников, волнуясь, сбиваясь поведал о страшном сне. Тревога пробежала по лицам бюргеров: «Ох, не на радость такой сон, точно жди беду!»

Великой скаредностью отличались бюргеры Гамельна, один скупее другого был, но здесь перед общей бедой объединились и решили: ничего не жалеть, но город надо избавить от страшной напасти.

Пошли по всем улицам Гамельна глашатаи. Но как – то нерешительно проходили они, нарушив строй и порядок, сбившись в кучу, плотно прижимаясь друг к другу. Город был пуст, словно вымер.

Пустынны площади, пустынны улицы, пустынны мосты. В повисшей зловещей тищине звучали трубы и голоса глашатаев:

– Кто хочет стать самым богатым в Гамельне? Найдется ли смельчак, который избавит славный город наш от крыс? Знайте: получит он от магистрата столько золота, сколько может унести!

Итак три дня ходили глашатаи и выкрикивали смельчаков. Но в ратушу так никто и не являлся.

Прошли эти три дня и на четвертый день тревожный колокол снова собрал всех бюргеров в ратушу.

Вспотевший бургомистр долго тряс рукавами, поднимал края плаща – не забралась ли крыша? Осунулись, поблекли бюргеры, под глазами большие черные круги. Нет на лицах прежних румянцев и толстых щек. Куда делись?

Говорил бургомистр о том, что обещанная награда не помогает, видно, ждать спасения уже неоткуда.

Не выдержав, закрыл лицо руками буромистр и тоскливо зарыдал. Нет спасения! Конец! Погибает добрый, старый Гамельн!

И вдруг там, внизу, на площади раздались какие – то голоса, шум и движения.

В зал буквально влетел стражник и голосом таким, что еда люстры не сорались с потолка, закричал:

– Крысолов!

В открытую дверь, прихрамывая, вошел человек необычного склада.

Незнакомца выделяли высокий рост и худоба. Лицо темное, словно его долго и хорошенько прокоптили над огнем. Взгляд пронзительный, режущий. От такого взгляда холодом пробивало спину.

Плечи едва прикрывал короткий плащ. Камзол покрыт разными цветами: одна половина черная, как ночь, другая красная, как огонь. На голове маленькая черная шапочка, сбоку воткнуто петушиное крыло. Старинная, потемневшая от времени дудка виднелась в руках незнакомца.

Будь другое время, конечно, осторожные бюргеры не доверились бы такому странному гостю: поостереглись бы они довериться тощим бродягам. Но как они сейчас радовались ему, как самому долгожданному гостю.

Поднялся бургомистр, сам придвинул кресло незнакомцу, назвав его «любезный мой господин». Судья Гаспар Геллер даже попытался хлопнуть его по плечу. И тут же, громко вскрикнув, стремительно отдернул руку – ладонь словно огнем прожгло.

По указанию бургомистра слуги спустились в подвалы и принесли бутылки с мальвазией, рейнским и мозельским.

Пришелец уверенным движением схватил бутылку мальвазии, крепкими зубами вырвал восковую затычку и, опрокинув голову, одним судоржным глотком выпил драгоценное вино. А затем, не останавливаясь, точно таким же способом опорожнил девять бутылок.

– А может вместо бутылок вы найдете мне хорошую бочку вина? – выдохнул незнакомец.

– Потом, потом, любезный мой господин, – ласковым медовым голосом сказал Гангель Мун, – сначала дело, а уж потом пир.

Не в силах сдержать своего нетерпения, бургомистр спросил незнакомца напрямик:

– Ты действительно можешь увести крысиное утробное племя из нашего города?

– Могу, – с усмешкой произнес крысолов. – Этими тварями я умею управлять.

– Не может быть? Всеми до единой? … – Бургомистр даже привстал с места.

– Я верну вашему городу былую славу, очищу его от всех крыс. Слово мое, крысолова, крепкое. Только и вы свое сдержите. Обещали вы дать столько золота, сколько я смогу унести.

– Худосочен как жердь да и хром в придачу. Такой много не унесет… – тихо на ухо шепнул бургомистр Каспару Геллеру. И, развернувшись к крысолову, сказал громко и важно: – Все, как условились, почтенный гость. Обмана с нашей стороны не будет.

– И хорошо! Что вы не вздумаете нарушить свое слово, – произнес крысолов и вышел из ратуши.

Неожиданно небо помрачнело, стало серым. Мутный туман опустился на землю. Вороны, которые до этого беззаботно сидевшие на шпилях собора святого Бонифация, взлетели, закружились, закрыли все небо с зловещим карканьем.

Крысолов поднял свою дудку и поднес к губам.

Протяжные длинные звуки полились волнами из дудки.

Странные это были звуки. Слышался в них щекочущий шорох зерна, струйкой незаметной текущего из прорехи в мешке. Веселое перещелкивание масла на сковородке. Хруст сухаря под острыми зубами.

Ожидавшие необычного, бюргеры ахнули и невольно подались назад от окон.

Из всех домов на звуки дудки стали выскакивать крысы. Выползали из подвалов, падали с крыш.

И вот уже плотным кольцом из мерзкой твари окружен крысолов.

И тогда он равнодушно пошел, припадая на ногу, с площади. Покорно одна за другой побежали за ним вслед крысы. Умолкала дудка, и все несметное полчище крыс останавливалось. Как только дудка начинала петь опять, крысы покорно устремлялись за крысоловом.

Каждую улочку проходил крысолов. Крыс становилось все больше и больше.

Радостные выглядывали из окон мясники, колбасники, сапожники, золотых дел мастера. Ухмылялись. Как это приятно смотреть вслед уходящей беде.

Трактирщик Иоганн Бранд открыл двери своего трактира и стал в них. Крысы с таким напором хлынули из дверей, едва не сбив толстяка с ног.

Шел крысолов к городским воротам, вслед за ним двигались и крысы. Стражники закрылись в башнях¸ чтобы поток крыс не вынес их за городские ворота.

Вот крысолов покинул городские ворота, крысы вышли из города и черной сплошной лентой растянулись по дороге. Последние, отставшие, перебегали через подъемный мост – и устремлялись вдогонку за крысоловом. Пыль серой тканью покрыла дорогу. Вот мелкнул черный плащ крысолова, рука с дудкой, петушиное перо…

Все тише и тише в дорожной пыли звучали звуки дудки. Они удалялись от города.

Не прошло и часа, как вбежали в город пастухи. Перебивая друг друга, размахивая отчаянно руками, рассказали:

– Крысолов подошел к берегу реки Везер. Перепрыгнул в лодчонку, которая покачивалась здесь же у берега. Направил крысолов лодку на середину Везера, не переставая играть на скрипке. Неудержимо крысы бросились в воду и поплыли за ним, и плыли до тех пор, пока одна за другой не утонули в воде. А было их такое множество, что воды могучего в. езера вышли из берегов.

Радуется, ликует освобожденный от крыс славный город Гамельн.

Звучат колокола, возвещая о победе. Веселыми шумными толпами идут по улицам горожане.

Спасен славный город Гамельн! Спасен богатый город Гамельн!

В ратуше шум и веселье. Слуги едва успевают разливать вино в серебряные кубки. Радость царит в сердцах бюргеров.

Неожиданно возник на улице крысолов и прямиком пошел к ратуше. Держал он по – прежнему в руке дудку. Только одет он был по – другому: был на нем зеленый костюм охотника.

Бюргеры переглянулись. Что? Платить? Да никогда…

Уж как – то жилист и крепок этот крысолов, – шепнул бургомистр главному судье Каспару Геллеру, – и даже хром он, но, чует мое сердце, унесет он всю нашу казну…

Вошел крысолов в ратушу. Присутствующие сделали вид, что у них есть дела и поважнее, чем общение с каким – то голодранцем. Бургомистр, вытирая враз спотевшее лицо, отвернулся в противоположную сторону, а Каспар Геллер уставился в окно, словно узрел нечто необычное на улице.

Но крысолова никак нельзя было смутить, заставить трепетать. Ухмылнувшись, как человек не раз побывавший в таких передрягах, он вытащил из – за пазухи кожаный мешок. И с ужасом показалось бюргерам, что этот мешок бездонный.

– Мое слово сдержано. Крысы покинули ваш город. Надеюсь, и вы верны данному слову, – сказал крысолов. – Как условились. Даете столько золота, сколько могу унеси.

– Уважаемый… – Бургомистр в замешательстве запнулся, беспомощно развел руками, оглянулся на судью Гангель Мун.

– Эко, братец, как тебя развезло? Не кошель, не суму – целый мешок золота?… неприятно хихикнул судья Гангель Мун и в притворном испуге выпучил глаза.

В ратуше раздался злорадный смех. Он что, с ума сошел этот нищий? Не понял, что золото было обещано в шутку? Ай да хитрец Гангель Мун! Как ловко провел он крысолова, а тот всерьез поверил, да еще прихватил с собой мешок.

Хохот стал неудержимым. Хохотали бургомистр, советники, бюргеры, цеховые старшины.

– Ха – ха – ха!

– Мешок золота?

– Целый кожаный мешок?

– И за что?

– За глупые песни? За дудку?

– Рассмешил! Уморил!

– Золота ему подай! А не хочешь ли пинка?

Бултыхались от смеха круглые животы бюргеров, тряслись, как при езде по неровной дороге, толстые сальные щеки. Лица заливало потом, бюргеры не успевали вытирать его.

А странный пришелец молча стоял, и какая – то, сулящее недоброе, угрюмая улыбка проступала у него на лице. Нет, он не требовал, не просил обещанное!… Просто он молчал.

Хитрец Гангель Мун, предчувствуя недоброе, с опаской косясь на крысолова, прижался к уху бургомистра:

– Надо отсыпать ему горсть золота! Так… немного, для успокоения… И вернуть потерянные деньги, обложив податью бедных людей, кто вовсе не пострадал от крыс, потому что и так ничем не владели.

Однако бургомистр отмахнулся от судьи, как от назойливой мухи. Поднял с кресла свое грузное тело, откашлялся и голосом важным, но отечески ласково прознес6

– Ты сделал дел, любезный господин. Как я и обещал, надо расплатиться. Оплату проведем по трудам твоим. Кошель серебра и ты уходишь из города через любые ворота.

Странно повел себя незнакомец. Другой бы на его месте от такой удачи рассыпался в любезностях! А этот, ни слова не говоря, и, даже не поклонивщись, повернулся спиной и вышел из зала. Почувствовали бюргеры после его ухода слабый запах серны и увидели тонкое облачко серного дыма.

Уж тут вовсе развесились бюргеры. И как не веселится, коль так славно вышло: разом избавились и от крыс и от самого крысолова.

Пришел воскресный день. Громко звонят колокола святого Бонифация. Все славные бюргеры с женами и слугами отправились в собор к воскресной обедне.

А на улицах уже витает тревога, никто не слышит, как снова на площади запела дудка.

«Можно! Можно! Можно! – поет дудка. – Сегодня все можно. Вместе со мной вы пойдете в зеленые рощи! На медовые заливные луга! Босиком по лужам! Зарыться в сено! Можно! Можно! Можно!

Затопали маленькие башмаки по деревянным лестницам, по каменным ступеням.

С шумом открываются двери домов, из них выбегают дети. Дети бегут за крысоловом, жадно лоя звуки дудки. Брошены игры, откинуты прялки, на бегу, не останавливаясь, дети подтягивают чулки и спадающие штаны и платьица.

Дети – из каждого дома. На каждой улице – дети.

Бегут и бегут. Падают, разбивают коленки. Но потрут, подуют и бегут дальше. Лишь бы не отстать от крысолова. Веселые, с липкими пальчиками от сахарной пудры, во рту сласти, в кулаке зажата горсть ореха – убегают из родных домов дети, настоящее сокровище Гамельна.

Бежит впереди дочь бургомистра Марта. Розовое платьице трепещет ветер. А одна нога голая, только один башмачок натянула в спешке.

Дети добежали до городских ворот, с топотом пробежали по подъемному мосту. Уводит крысолов детей бюргеров, уводит их по дороге, мимо вересковых холмов и цветущих яблонь все дальше, дальше…

Прошли годы.

Забрел однажды в осиротевший город слепой странник.

Дул пронизывающий холодный ветер, за несколько медных монет запустил его трактирщик погреться у теплого очага. Сидели за деревянными столами бюргеры, стучали пивными кружками, когда выпив пенящийся напиток, ставили их. И кто – спросил старика:

– Откуда ты пришел, старик? Попотчуй нас рассказами чудными, и я, так и быть, поднесу тебе кружку с пивом.

И начал слепой старик свой удивительный рассказ:

– Много земель повидал я, и вот где однажды оказался я в дремучем лесу. Слепому трудно вести отсчет времени: лишь по теплу, идущему от солнца, по холоду, спускающемуся с ночного неба, отличаю я день от ночи. Не один час я плутал в том дремучем лесу. Неожиданно раздался звон колоколов. Для слепого звуки то же самое, что для кормчего корабля свет маяка. Так и идя на звук колоколов, подошел я к какому – то городу. Стражники стояли на воротах, но не окликнули они меня. Прошел я ворота и побрел по улицам. Чутко ловил я любые звуки, чтобы понять, не завела ли меня дорога в худое недоброе место.

Диву давался я. В воздухе звенели молодые голоса. Птицами летал вокруг меня смех. Здесь больше бегали, чем ходили. Постоянно меня обгоняли вприпрыжку. Кто – то быстро бежал мне навстречу. Вот ударился мяч в стену. Вот взлетел ввысь разноцветный змей. Вот лилась мелодичная любовная песня. Играли ее молодые голоса. И тогда я понял, что в этом городе живут только юноши и девушки. И казалось мне: создан этот город по чьей – то воле из светлого камня и солнечных лучей.

Постучал в первый попавшийся дом, радушно меня приняли. Хозяева юные. Когда я спросил, как зовется этот город, странную сказку мне поведал молодой хозяин. Казалось мне, что посмеивается он над бедным стариком, но не держу я обиды на доброго юношу.

– И что, что он тебе рассказал? – не выдерживают напряжения посетители трактира.

– Не торопите меня, – спокойно отвечал слепец. – Вот слушайте его рассказ. Когда – то маленькими увел их из родного города человек в зеленой одежде, игравший на дудке. Видно, был это сам дьявол, потому привел он их прямо в глубину высокой горы. Не хватило у него, наверное, власти, чтобы погубить невинные души детей, и после долгих скитаний во мраке прошли дети через гору и вышли в безлюдное, дикое место.

Пришли из леса добрые лани и кормили своим молоком самых маленьких. Охотно давали приручить себя дикие козы. Начали дети жить в шалашах, а потом построили они красивый город. Легко поднимали они громаднын камни, камни словно летели по воздуху и сами хотели сложиться в стены и башни.

Как – только закончил слепец свой удивительный рассказ, услышал он старческие вздохи, глухие стенания, громкие плачи, идущие из самых глубин души. Глухой безостановочный кашель и рыдания, стоны.

Тогда понял старик, что вокруг него только одни старики. И показался ему город мрачным, печальным и построенным из черного камня.

Волнение охватило присутствующих, прерывающимся от слез голосом стали спрашивать старики:

– Где, но где же, в какой стороне лежит тот юный, светлый город?

Но молчал странный слепец, ничего не мог им сказать странник.