В ярости бросил доктор Фауст зеленую колбу на пол.
Разлетелись по каменному полу осколки стекла, и густые капли ярко – шафранной жидкости брызнули на плиты.
Проклятье! А совсем недавно он очень дорожил этой жидкостью, считал ее драгоценной! Ведь он сумел соединить в ней самые чудодейственные элементы из всех известных алхимикам: «лилия» и «красный лев». Только так и никак иначе, считал доктор Фауст, мог быть создан эликсир «великий магистерий», по – другому именуемый жизненным эликсиром.
Столько времени ушло, пока доктор Фауст постигал тайны алхимиков. Согласно их учению, этот эликсир может превращать неблагородные металлы в золото, излечивать болезни и хандру, принести людям бессмертие.
Все делал доктор Фауст так, как предписывали великие алхимики. И что же он получил? Ничего! Время и усилия истрачены понапрасну! Эликсир «великий магистерий» оказался ничтожным лжеисцелителем: больной, выпивший всего пару капель этого зелья, мгновенно скорчился, как от яда, почернел, как пустыня, и здесь же умер. Как не растворял доктор Фауст простое железо в этой жидкости, оно так и оставалось неблагородным металлом, золото не получилось.
– Бессмертный эликсир – о, это ложная мечта, роковое заблуждение… Тайны свои мать – природа не торопится просто так уступить! – воскликнул доктор Фауст. – В который раз я прохожу дорогой иллюзий. Мой отец, алхимик, безвестно скончался среди колб и реторт, обманулся он в своих ожиданиях, жизнь свою словно провел в темноте. А что я? Также, как и он, стою у врат смерти с пустыми руками и горькими мыслями… Я уже вижу тот недалекий день, когда опустят меня в могилу вместе с моим скудным скарбом: пером, чернильницей, бумагами и книгами, словно похоронили воина с его мечом. Ветер занесет мою могилу, а люди будут по – прежнему веселиться, проживать жизнь в радости и праздниках, и никто не вспомнить обо мне.
Наступил вечер. Рабочая комната доктора Фауста покрылась темнотой. Это только с большой ироний можно назвать место его опытов комнатой. Скорее, она и днем даже напоминала холодный склеп. Низкий потолок, о каменные своды которого доктор Фауст нередко ударялся головой. Маленькие окна с частой мелкой решеткой скорее напоминали пчелиные соты; солнечные лучи еле просачиваются сквозь толстые цветные стекла.
Угол забит почерневшими от времени рычагами и колесами. Среди них видны странные, даже диковинного вида машины, уж так они напоминают скелеты неведомых рогатых чудовищ. Слой ржавчины говорит, что давно к ним не прикасалась рука человека. У стены раскинули громадные крылья летательные аппараты. Применения они так и не нашли, ни разу на них никто не взлетал.
Столы заставлены хаотично, в беспорядке, круглыми колбами, гнутыми ретортами с длинными журавлиными носами. Чуть дальше видны перегонные стеклянные кубы, рядом с ними разбросаны мраморные ступки. Застыли неподвижно весы с узкими длинными коромыслами, песочные часы опрокинули вниз песок и сиротливо поджали в сторонке тонкие прозрачные бока… В сосудах разнообразной формы разместились жидкости всех цветов: мутно – опаловые, зеленые, карминно – красные.
Стены напоминают восточный мозаичный ковер. На них связками развешены множественные целебные растения. Отдельно висит корень мандрагоры, напоминающий человечка. Существует поверье, что мандрагора кричит адским криком, когда ее вытаскивают из земли.
Честно вел себя доктор Фауст, не отступал от предписаний рецептов алхимиков, не добавлял ничего от себя. И столкнулся с тем, что иные алхимики были просто шарлатаны, обманщики. В этом он убедился, когда пытался по тайным знаниям восстановить сожженное растение из пепла и золы – это фокус мошенников, лжеученые просто бросали семена растений в золу и проращивали их.
Вот она, астролябия, этот небесный глобус… А небо все еще закрыто тайнами! Столько лет посвятил изучению астрологии! А составил гороскопов – и не счесть! И результат? Сомнения! И с каждым опытом все больше их!
Вот пример, красноречивый говорящий, что астрология – такая же лженаука, как и алхимия сам. Он отыскал трех людей, родившихся в одну и ту же минуту, в одном и том же месте. Следовательно, при одном и том же расположении единственного для них светила. Казалось, как предсказывала астрология, судьбы у них будут одинаковые, похожие друг на друга, как две капли воды.
А что же вышло? Один из трех прожил счастливо, богато, в окружении детей, другой – кончил жизнь бездомным нищим, бродягой, выпрашивающим милостыню, а третий, как бы не было это прискорбно, еще ребенком утонул в реке.
Почему так различно, неодинаково сложились их судьбы? Кто ведает это? Господь? Я проклинаю тебя, о астрология, ты лживая наука, ты не способна предсказывать будущее по звездам и другим светилам, ты не чем не отличаешься от гадалки по картам! Нет у тебя правил, а, значит, нет и права на существование как истиной науки!
Печальная фигура доктора Фауста одиноко светилась на стене через едва проходящие сквозь стекла лунные блики. Слышно было, как хрустнула тоска доктора Фауста, прорываясь стоном из – под стиснутых зуб.
Могильный склеп эта комната: столько надежд и мечтаний похоронено в ней! Стар! Очень стар он стал! И уже не начать поиски и опыты заново. Глаза подслеповаты, руки дрожат, а порой настолько немощны, что не удержать колбу со снадобьем.
Утверждали великие алхимики, что время есть песочные часы: стоит повернуть их – песок струйкой тоненькой побежит и начнет заново отсчитывать время. Но как доктор Фауст не пытался, как ни прилежно выводил растворы, время не остановилось, вспять не побежало, молодость ушла. Безвозвратно! А он так верил в бессмертие!
Вяло передвигая ноги, обутые в меховые тапки, доктор Фауст побрел из рабочей комнаты в свой тесный кабинет.
Он по размерам даже и не плох, его кабинет! Но книги! Сколько их! Полки от пола до самых потолков вкруговую. Широкие, сплошь заставленные книгами. Некоторые книги прикованы металлическими цепями к полкам. Свитки, древние и мудрые, из лучших видов папируса валяются на полу, забились во всех щелях полок.
Алхимик медленно опустился в кресло и с силой потере худые, морщинистые от времени руки. Холодно. Холодно Фаусту. Хотя и стоит на улице весна, а нем теплая мантия, подбитая лисьим мехом, и с мехом бобра шапочка на голове. Плохо греет кровь в его семьдесят шесть лет.
– У ящерицы, наверное, и то кровь теплее, чем моя, – грустно улыбнулся он. – А вот огонь желаний все еще не гаснет в душе. Как объяснить одно из необъяснимых чудес природы?
Ящерица! Вот оно что! Только он произнес это слово, как на память пришла саламандра – огненная ящерица, всесильный дух огня.
Фауст развернулся к очагу, над ним висело на толстых цепях железное кольцо, в которое был вдет большой глиняный тигель, а под ним, внизу, лежала гора сухих поленьев.
Этот ритуал Фауст повторял каждый вечер: начертав в воздухе магический знак, он громко произнес заклинание, которое призывало дух огня. И вдруг дубовые поленья в очаге запылали сами. Пламя поднялось до самого верха каменной кладки, заискрились, тонко постреливая, дрова. Из ярком – красного пламени появилась и весело заплясала маленькая юркая саламандра. В комнате воцарилась мгновенно жара, таким теплом веяло от ящерицы. Саламандра навострила совсем крохотные ушки, словно приноравливаясь внимательно слушать, ее узкое личико выразило внимание.
– Друг мой жаркий, саламандра! – произнес Фауст, давая понять, что состоится разговор. – Много природных духов знаю я, но именно тебя люблю больше всех. И причина проста – ты сродни мне. Взять духи воды – ундины – холодны они и безразличны. Другие духи, духи воздуха – сильфы – летучи и изменчивы. А дух земли – так это особая стать: слишком могуч и тяжел, его вид и грозный голос просто приводят меня в страх.
Услышь, о саламандра, вот мою беду! Юность моя ушла, правильно я поступал или нет, неведомо мне, но я по – прежнему жажду высшего познания, которого так и не достиг, по – прежнему в душе моей огонь желаний, но слишком стар я, силы покидают меня…
Саламандра затихла, прикованная на железной цепи в очаге, свесила огненный хвост. Казалось, она внимательно слушает доктора Фауста – ей интересно, что он говорит.
Опершись на подлокотники кресла, Фауст поднялся, снял с полки несколько толстых манускриптов и, согнувшись под их тяжестью, побрел к очагу.
– Вот творение долгих лет моих поисков и сомнений: книги, которые я написал. Вот эта книга – «Ключи от ада», она рассказывает о всех тайнах магии, а эта – о лекарственных травах, в ней я описал свойства всех целебных снадобий, третья – о движении небесных светил… Когда создавал книги, думал, что в них – только правда, истина. О как я был молод и наивен! Теперь вижу я, что правды в них слишком мало, а заблуждениям нет конца. Исправить уже не могу ничего¸ одной ногой стою перед могилой. Я отрекаюсь от моих мыслей и моих книг, я хочу, чтобы книги никто не читал, уничтожу их, как расколол колбу с ничтожным эликсиром. Пусть не родят они новых ошибок. Брошу в очаг, саламандра, пусть превратятся в пепел. Сожги мои книги, о саламандра, призываю тебя – исполню волю.
И с этими словами Фауст одну за другой бросил книг в огонь. Огонь взметнулся столбом кровавых искр, листы книг зашевелились, зашипели, почернели, по ним вдруг пробежал красная полоса и огонь мгновенно погас. Словно опрокинули на него сосуд с водой. Саламандра сверкнула тонкой нитью, метнулась вниз и скрылась среди обгоревших поленьев.
– Почему ты не сожгла мои книги, саламандра? Что это значит? Ты без объяснений скрылась от меня! – гневно вскричал старый ученый – алхимик.
Обессиленный Фауст упал в кресло, опустил голову на грудь. Нет ему теперь дела до магического искусства заклинаний. Пусть он разумом безмерно силен и выше его ум таинственных сил, но ему ли управлять непредсказуемыми, капризными стихийными духами?
Затих Фауст, в это время дверь коротко скрипнула, показалась рука с горящей свечой, и в рабочий кабинет вошел ученик доктора Фауста – Кристоф Вагнер. На миг Фаусту показалось, что его ученик напоминает домашнюю моль, которая облюбовала себе угол в книжной пыли: был ученик серый, бесцветный, почти невидимый. Фауст позавидовал: вот к кому никогда не приходят видения!
– Что случилось, дорогой доктор, вы сидите в темноте, без света? Погружены в сон или думаете о чем – то? Я, сам того не желая, неосторожно прервал нить ваших мыслей!
– Что вы, что вы, мой прилежный ученик, нить порвалась сама собой, – тихо ответил Фауст.
– Как жаль! Значит, вы пришли к выводу, который бы достойно венчал усердие нынешнего дня?
– А вот нет, напротив, к ясному выводу я пришел. Если хотите знать, я вывел итог всей моей жизни.
– Как? Тайну всей вашей жизни! О, как велики и необъятны должны быть знания, которые вы получили! Учитель, поведайте мне о них, я просто сгораю от нетерпения.
– Хорошо! Вы готовы принять правду, как она есть?
– К великому своему удовольствию! – воодушевление сквозило в голосе Вагнера.
– Выражу в двух словах: я – невежда!
При таких словах, грянувших будто гром среди ясного неба, ученик закачался, словно маятник, подался вперед и едва не опрокинул подсвечник.
– Как – невежда? – с дрожью вскричал он и протяжно ахнул. – И кто это говорит? Великий ученый Иоганн Фауст, « философ философов», доктор богословия, слава и украшение нашего Виттенберского университета? Ведь именно вы всегда выходили победителем в ученом споре горделивых мужей науки! Так глубоко приводили могучие доказательства, легко разбивая любые доводы и сомнения!
– Несмотря на ваши громкие слова, и все – таки я только неуч, законченная невежда. Если хотите, я трижды неуч и трижды невежда!
– Пусть отсохнут мои уши! Что я слышу? Все абсолютно знают: вы – искусный врач, великий математик, непревзойденный знаток астрономии, алхимии… Ваша слава выше славы греческого философа Теофраста в древние времена или светила медицины Парацельса в наше время.
– Чтобы вы не говорили, мой друг, и все же я ничтожный неуч! Мнения о моем таланте преувеличены, а слава не заслугам.
– Как это можно слышать?! Доктор Фауст – неуч! Невежда! А кто в совершенстве постиг языки латинский, древнегреческий, арабский, французский, английский, испанский…
– Да, вы правы, настолько изучил, что уже отвыкаю от своего родного языка.
– И в завершение, разве не вы учились искусству магии в университете Кракова, Толедо, Саламанки? И какого впечатляющего значения имеют приобретенные вами знания! Вашим заклинаниям покорны все духи природы
– Вот что я вам скажу, Вагнер, послушайте меня! Я приведу сравнение: сегодня я напоминаю человека, который стоит на берегу океана и держит в руках полную горсть цветных металлов. Они только блестят на солнце и пользы иной от них нет Это все, что подарили ему морские волны. А ведь мир поистине велик и где – то там далеко за горизонтом простираются неведомые страны, чудные острова, диковинные деревья и неведомые звери. Но нет у человека корабля, чтобы поплыть туда и все увидеть своими глазами, потрогать своими руками. А что мои пыльные книги? Как я любил их раньше и как ненавижу сейчас: я так и не узнал больше того, что написано в них!
– Как мои уши терпят такого поношения, доминус доктор! Ваши книги, которым вы отдали свою жизнь, в них знания, которыми пользуются все ученые! О. эти книги дорого стоят. Вы привозили их из Италии, Франции, Англии, из стран Леванта, и бог еще знает откуда, выкопанные из глубин земли, купленные за большие деньги у монастырей. Ни у какого прославленного ученого мужа нет такого собрания манускриптов! Эти книги вы завещали мне, как достойному продолжателю великих дел ваших. Я понимаю, у вас приступ некой меланхолии, досточтимый доктор. Видно, в вашей крови от чрезмерных размышлений скопилось много ядовитой черной желчи. Она гложет вас, отбирает самые лучшие силы. Вам нужна теплая постель, напиток медовый, чтобы душу вырвать из адских объятий меланхолии.
– Постой, Вагнер, не торопись с выводом! Сегодня такая ясная ночь. Нам нельзя ее пропустить. Я хочу увидеть звезды с высоты башни. Зажги мне фонарь, дорогой Вагнер.
– Я хочу быть рядом с вами, помочь подняться на башню. Как – то вы верно сказали мне, доктор: « Мысли мои не более удалены от звезд, чем ноги от земли»
– Красивые слова, Вагнер. А святые отцы насмехаются надо мной, говоря, будто я пытался провертеть дыру в небе. Если б ты знал, как тяжело мне, старцу, нести свое тело!
Медленно, временами останавливаясь перевести дух, Фауст поднимался по винтовой лестнице. Сзади, поддерживая своего учителя, шел Вагнер и освещал дорогу фонарем.
Ступень за ступенью – итак семьдесят ступеней.
Вот и показалась верхняя площадка этажа. Четыре окна дают прекрасный обзор, смотрят они на все четыре стороны. Через стекла окон сияет ясное звездное небо.
Фауст и его ученик стояли на светлой площадке. Вагнер поставил в углу фонарь.
– О какой холодный ветер продувает нас! У меня дрожь по телу. Не надо вам оставаться здесь надолго, доминус доктор. Возьмите свою палку. Когда будете спускаться, нащупывайте ногой ступени, чтобы ненароком не упасть. Доброй ночи, доктор!
Вагнер развернулся и начал спускаться по ступеням. Фауст, стоя в одиночестве, запрокинул голову к звездному небу:
– О чем учит нас святая церковь? Она велит нас считать, что земля наша – пуп Вселенной, ее центр, а все светила, также и солнце, двигаются вокруг нее. Девять небес над нами, одно высится над другим. Но так ли это? Полон сомнений я, и, кажется, недаром они… О истина, где ты? Дано ли мне узнать тебя?
Отчаяние терзало Фауста, не находил от ответа на эти вопросы. Покорно склонил Фауст свою массивную седую голову сведенные перед грудью руки. Огромное безмерное небо давило на него. Каким маленьким и ничтожным он показался себе в это миг!
Не откроется ему истина никогда! Потрачена целая жизнь, а на что? Горько, горько было на душе у великого алхимика. Все, что и осталось сейчас, так это с башни вниз головой. Ну же смелей, несчастный Фауст, смелее! Здесь истина точно с тобой – упал и нет тебя. И никаких сомнений!
Обуреваемый неизгладимой тоской и меланхолией, ученый двигался к окну, как будто какая – то невидимая сила влекла его именно сюда. Вот Фауст перегнулся через подоконник. Зияющая непроглядной темнотой, и оттого казавшаяся бездонной, черная пропасть потянула его к себе. Закружилась голова… Какая она, смерть? Вот и встреча наша…
И вдруг громкий скрипучий, как уключины в лодке, голос прервал внутренний монолог Фауста, раздался он позади ученого:
– Доктор Фауст! Доктор Фауст! Не двигайтесь дальше! Остановитесь, внизу острые камни, а вы не птица.
– Чей голос слышу я? Неужели вы, Вагнер, вернулись назад?
– Нет, доктор Фауст, ваш ученик Вагнер уже надел ночной колпак, налил в кубок целительное снадобье, укрепляющее память. Вы же знаете, у него единственный талант – это память.
– Тогда кто же разговаривает со мной? Где вы? Фонаря у меня нет, здесь дьявольски темно, я не вижу.
– Вот видите, насколько ты догадливы, как настоящий мудрец! Имя мое вы назвали, доктор Фауст!
От таких слов доктор Фауст невольно вздрогнул. Неужели свершилось? Истина здесь? Забыв тоску, грусть и меланхолию, он быстрым движением трижды начертил вокруг себя палкой магический круг и нарисовал волшебную пентаграмму – она обладает святым свойством отгонять злых духов.
– Не вздумай приближаться ко мне, исчадие ада!
– Только не так грозно! Меня этим не пронять. А прибыл я, как вас извещаю, самовольно, по собственному почину. И как видно, вовремя. Согласитесь? Есть я ваш покорный слуга – Мефистофель.
– Почему ты здесь? Я не звал тебя.
– Все объясняется просто: ваш крик отчаяния достиг до дна преисподней. Я, как хозяин своих земель, деловит, расчетлив, и в чем – то даже скряга. Как я мог допустить, чтобы такой великий ум, как доктор Фауст, и вдруг покончит с собой, погибнет без пользы, напрасно! Великий Фауст – и вдруг разбит, словно стеклянная колба, о камни. Нет, и нет! Мне такой конец не выгоден! Позвольте предложить вам дружбу… в обмен на обоюдовыгодную сделку. Я стану служить вам и открою вам все до одной загадки Вселенной. Соглашайтесь, доктор! Сделайте шаг навстречу судьбе!
– Но скажи, что ты знаешь? Что можешь?
– Хорошо, что вы уже на пути к нашему союзу. Испытайте меня, чтобы получить истину: ученый ничего не принимает на веру. Станьте звездовидцем, доктор Фауст, совершите собственной персоной прогулку по звездному небу и взгляните на светила вблизи. Я готов устроить для вас такую прогулку. Ну как?
– Всмотреться в звезды вблизи? Разве такое возможно? Но вы утверждаете, что это возможно… О адский дух, где ты? Я теперь не трепещу перед тобой, мой страх прошел.
– Назовите трижды меня по имени.
– Мефистофель! Мефистофель! Мефистофель! Дух преисподней, явись, я хочу видеть тебя. И видеть немедленно!
И мгновенно из – под пола взметнулся туманный столб и начал крутиться вкруговую, разбрасывая везде багровые искры. В нос Фауста ударил резкий запах серы – признак присутствия дьявола.
Поодаль жалобно залаяла собака, тревожно заухали совы. Раскачались деревья, словно желая вырвать корни из земляного плена и шарахнуться во все стороны.
– Какой образ желанен для вас, доктор Фауст? Приказывайте, и я приму!
– На ваше усмотрение, но чтобы он не оскорблял моих глаз.
– « Сказано – исполнено» – вот мой девиз.
Туманный столб сгустился и стал ниже, багровые искры, словно управляемые невидимой рукой, выстроились в определенной круг и множеством точек обозначили облик человека. Человек был прозрачен, сквозь него на небе сверкал голубой Сириус в созвездии Гончих Псов. И вдруг звезды погасли.
Раздался тяжелый, чуть приглушенный стук копыт. Перед Фаустом внезапно возник тускло – красноватый круг, в котором стоял высокий, тонкий, как прут, незнакомец. На нем – модного, алого цвета, шелковый камзол, покров которого говорил об изысканном вкусе хозяина, на голове черный берет с пером, шпана на перевязи, расшитой золотом, за плечами широкий короткий плащ из бархата. Красавец, щеголь, да и только!
Приковывало к себе лицо: вытянутое, смуглое, с орлиным носом. Глаза блестящие, косящие из – под густых век. Словно постоянная насмешка на лице – одна бровь выше другой, вздернута.
Незнакомец держал в руке небольшой серебряный флакон.
– Вот сейчас я полью себя духами, доктор. Перебью противный запах серы. Что скажешь, если уж такой воздух в нашей подземной мастерской. Но подмечаю я, как будто вы не признали меня?
– Неужели мы раньше встречались?
– Доктор Фауст, что с вашей памятью? Разве вы не припоминаете, что мы учились вместе с вами в Саламанкском университете. Я как раз изучал там богословие. Напомню вам, что однажды вы в компании других студентов гуляли по одной стороне реи Тормес, а я в то же время был на другой стороне, в руках у меня был гитара. Один из студентов вашей ватаги начал сокрушаться, что нет у него гитары. Он так хотел спеть новую песню, услышанную им в Мадриде. « Вот, возьмите мою гитару» – предложил я.
– Да, припомнил. И такую странность я запомнил: рука твоя стала вытягиваться, становиться все длиннее, пока на дотянулась до нашего берега…
– Дело это было простое для меня. Но ваши студенты – дурни бросились врассыпную. Все, кроме вас, доктор Фауст. Вы не просто не побежали вслед трусам, а вы с таким интересом, можно добавить – с любопытством, глядели на меня, что мне пришлось провалиться сквозь землю, чтобы не выдать себя…
– Итак, мы обменялись любезностями, вспомнили дни давние, а теперь не будем терять даром слов, Мефистофель! Звезды! Летим к звездам! А может ты пошутил? В таком случае оставь меня, провались сквозь землю.
– Нет, нет, доктор Фауст! Извольте садиться, возок подан
Раздался пронзительный свист и оглушающий грохот.
Выглянул Фауст из окна и увидел, что под лунным небом мчится повозка, а в везли ее два дракона, лапы которых заканчивались острыми удлиненными когтями, и длинный огненный хвост каждого освещал путь. Под желтоглазой красавицей Луной чешуя драконов переливалась всеми цветами и даже малейшими оттенками, от дымно – серого до густо – черного. Из открытых широких пастей, как из завидной печи, валил такой густой темно – серый дым, что порой за ним исчезала Луна. Драконы с повозкой подлетели к окну и замерли в воздухе, как будто каменные идолы на земле.
Мефистофель подал руку Фаусту и помог ему сесть в открытую повозку. И здесь же рядом примостился на скамейке.
– Гей, гей! – резко крикнул Мефистофель и взмахнул бичом. – Вперед! Вверх – и во весь опор!
Драконы стрелой взмыли вверх. А колеса повозки застучали так, словно ее тащили по твердой земле, но из —под колес тянулись огненные языки. Фауст инстинктивно оглянулся – позади обозначался пылающий след, так хорошо видимый в беззвездном небе.
Фауст перегнулся через край повозки – там, внизу, простиралось синее море, два больших зеленых острова, как два корабля, словно проплывали в нем.
– Сардиния и Корсика, – ткнул бичом Мефистофель, – а сейчас под нами пустыня Аравия. Уже близко Индия.
– Повели драконам лететь выше, прямо к самим звездам! И как можно быстрее! – закричал взволнованный Фауст.
– Вы приказываете, я исполняю! Повинуюсь, но жаль! В Индии так много чудесного.
Мефистофель поднял бич и щелкнул. Враз кругом потемнело. Земля стала напоминать большой глобус, который светился только с одной стороны. Фауст скользил взглядом по земле, искал материки и океаны, но они были скрыты за пеленой густых облаков и дыма из пастей драконов.
Фаусту показалось, летит не он, а это Земля убегает от него в непроглядную даль.
– Смотрите зорче! Направо, направо сворачивай! – кричал Мефистофель, управляя повозкой. – Объезжай, впереди пропасть, ослепли вы, что ли!
Только вперед! Только выше! Взору Фауста открылась Венера – та самая утренняя звезда, такая же большая, как Земля. А вот дальше – совсем маленький Меркурий. И всюду Солнце, огромное солнце, гигантское Солнце, просто исполинское Солнце.
– О, как прав был Коперник! – вскричал Фауст. – Именно Солнце, а не Земля в центре мира. Пробатум эст – сим доказано, вы, епископы церкви, мужи ученые и прочие, кто твердил, что Коперник глупец, сами проповедовали лжеистину. А он был всесилен, разгадав эту тайну Вселенной! К солнцу! Ближе к Солнцу! Я хочу разглядеть его вблизи!
– Да вы просто ненасытны, доктор Фауст! Рискну донести до вас – я лишь земной дух, и небесные сферы меня страшат, особенно опасно для меня Солнце. А посмотрите на моих ездовых, моих драконов, они еле дышат, этак мы загоним их. А, значит, не вернемся на землю, чему я воспротивлюсь. Тпр – ру, огнедышащие, не слышите что ли, проклятые, поворачивайте назад!
Как было не противился Фауст, но вынужден был подчиниться воле князя преисподней. Порвозка ринулась вниз. Снова стала видна земля. Увидел Фауст, глаза которого стали так зорки, что в голубой воде океанов плывет, как громадный желто – белый корабль, остров. Напоминал он с высоты яичный желток по цвету. А может быть то целый материк? Фауст не находил ответа.
Запаленные драконы высунули языки, дым валил густой серой пеной.
Земля приближалась, казалось, она летела навстречу, Фауст, сохраняя устойчивость, ухватился за борт повозки.
День становился все светлее, был полдень, когда драконы, таща за собой повозку, подлетели к окну башни Фауста. Фауст перешагнул подоконник и снова оказался на площадке.
– Итак, остались ли довольны прогулкой, доктор Фауст? – Мефистофель стоял рядом. – Берете меня в свои слуги? Согласны?
– Да, да, конечно, я согласен! Согласен! Какие здесь могут быть сомнения!
– Тогда будем писать договор. Вот здесь, прямо на моей спине. Я буду для вас верным слугой. Сколько лет? Предположим, двадцать четыре года. Спросите, почему именно двадцать четыре? Ответ как на ладони. Через двадцать четыре года вам исполнится ровно сто лет. Сто лет! Вы меня извините, доктор Фауст, за такую щепетильность, но я привык считать время на столетия. Меньший вариант времени мне не выгоден.
– Ты предлагаешь мне двадцать четыре года прожить старцем, немощным стариком? С тусклыми глазами, дрожащими руками, слабыми ногами…
– Отнюдь, доктор Фауст! У меня для вас приготовлен в моей адской мастерской перстень. Как только наденете его на палец – и к вам снова вернется молодость.
– И как я понимаю, ты будешь выполнять любое мое пожелание! Верно?
– Именно так! Только пошевелите губами, только шепните.
– Хорошо. А когда истечет срок договора?
– Все поменяется местами: тогда вы будете служить мне. Каждому свое время, а, значит, свой черед.
– То есть, ты хочешь купить тем самым мою душу, чтобы после моей смерти сжечь ее в пылающем чреве ада?
– Нет, доктор Фауст. Все будет выглядеть не так, как рисуете вы. Вы будете жить после смерти: я сделаю для вас новое, на этот раз стальное, тело. И, поверьте, вы совершите еще много славных дел. Само собой разумеющееся, как вы понимаете, под моим началом. А ужасы ада, моей преисподней – это для легковерных особ. В таких страшных историях мне легко скрывать свои подлинные намерения.
– Но скажи, скажи честно, Мефистофель, зачем я тебе нужен? Какая тайна скрыта от меня?
– О как вы скромны, доктор. Само воплощение невинности. Клянусь своим подземельем, никого в земном светлом мире я не ценю больше, чем вас. Что перед вашим умом какие – то там умалишенные императоры и помешанные на интригах короли, хвастливые воины и льстивые князья церкви! Бесценное сокровище мира – это вы, доктор Фауст!
– И дивно мне слышать слова сие, но я чрезмерно польщен, и оспаривать не стану их.
– Тогда берите перо, пергамент и вот тот нож, острый как бритва.
– Нож?
– Да, да. Нож. Не удивляйтесь, а надрежьте себе палец на левой руке и напишите договор у меня на спине своей кровью. Таков у нас заведенный порядок, у детей ада.
– Как я вижу, вы, демоны, законники, крючкотворы. Вас на мякине не проведешь. Зря рассказывают сказки, какие вы несправедливые, что вы всегда действуете без права. Еще как с правом и по закону! Правда только в том, что закон ваш, а не человеческий.
Фауст взял нож, слегка поморщился, приноровился и надрезал себе палец. Упало в чернильницу несколько тяжелых, темно – багровых капель крови. Фауст смочил перо и осторожно, обдумывая каждое слово, начал писать:
«Я, Иоганн доктор Фауст, подписываю следующий договор с демоном ада Мефистофелем. Обязуется Мефистофель с сего дня верно и добросовестно служить мне двадцать четыре года. По первому моему требованию он должен мгновенно переносить меня туда, куда я пожелаю».
Противно ныло перо по бумаге, скрипело, как старая несмазанная колесница, выводя букву за буквой.
– Постойте, доктор. В договор надо внести еще одно немаловажное условие. Я не успел вам сказать заранее. Вы не должны вступать в брак. Влюбляйтесь хоть по самые молодые уши, любите сколько угодно, и чем чаще, тем лучше. Но я накладываю запрет на ваше венчание – это ни – ни!
– О какой женитьбе в мои годы можно думать! – невесело усмехнулся Фауст. – Ты, что, насмехаться надо мной решился? Вот, условие я вписал. Подпись свою поставил. Бери договор.
– Ну и прекрасно, а я приложу собственную печать, коей является мой острый коготок.
Вдруг с небес раздалось громкое карканье, громадный ворон влетел в окно, схватил своим клювом договор и скрылся вдали.
– И что это означает? – вскричал обеспокоенный Фауст.
– Всего лишь на всего означает, что владыке ада Вельзевулу хотелось как можно быстрее получить договор в собственные руки. Какое недоверие, ай – ай! У нас же с вами все прописано в договоре, так что закон превыше всего. Теперь мой черед. Я вижу, доктор, как вас шатает от слабости и волнений. Пришло время вернуть вам молодость. Берите перстень, наденьте его на палец.
И с этими словами Мефистофель протянул Фаусту перстень, исписанный таинственными, непонятными знаками. Фауст не спеша натянул кольцо на палец. Вдруг странно забилось сердце, перехватило дыхание… И вот Фауст ощутил удивительную, давно забытую невесомость в теле. Так чувствует себя только молодое здоровое тело!
Глаза теперь его светились, видели далеко и ясно, будто закопченный, запыленный, затуманенный мир был начисто вымыт свежей родниковой водой.
А ноги! Какая сила в них возникла! Словно налились упругостью и твердостью. Не могут стоять – надо бежать, бежать, получая удовольствие от всей своей молодой стати.
Фауст с легкостью забавного ветерка побежал вниз по винтовой лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек. Как глубоко и спокойно дышится! Ни всхлипа, ни задержки дыхания, ни ломоты в костях. У Фауста кружилась голова от чрезмерного наслаждения давно забытой мелодией молодого организма.
– Ого, какая прыть, доктор! Вы, наверное, забыли, что я хром на ногу. Подождите меня. Осторожно!
Фауст раскрыл двери своего рабочего кабинета – и остановился как лошадь на краю пропасти. После такого свободного полета по небесным просторам, кабинет казался ему темной дырой.
– И как я мог жить столько лет в этой каменоломне, в этом каменном мешке, когда в мире множество удивительных городов и красивых гор, полноводных рек, зеленых дубрав и чащ, полей, наполненных ароматов свежих трав и ярких цветов. И главное – люди! Недаром сказал великий Парацельс: « Природу надо пройти ногами. Что ни страна, то страница». Я отгородился от людей в этой каменной беспросветной башне, спрятался, как полевая мышь в своей темной норе. Но все во мне преобразилось, стало другим. Я хочу идти к людям, говорить с ними, узнавать их радости и нужды – вот что я хочу теперь! Но стар уже, слишком стар! И, увы, все это сейчас – только призрачный плод моих старческих мечтаний!
Слушавший до этого внимательно и без ропота стенания Фауста его слуга Мефистофель вдруг прервал монолог ученого:
– Взгляните – ка вот сюда. – И Мефистофель протянул Фаусту зеркало, непонятно каким образом появившееся у него в руках.
Фауст взглянул – и вздрогнул. Нет, нет. Это совсем ему неизвестный человек. Что за фокусы над старым изможденным человеком? На Фауста смотрели молодые задорные глаз, сверкающие жаждой побед, лоб чистый, без единой морщины, кожа на нем натянута, ровная как поверхность тихой речки, губы налились соком, а борода вместо седой и редкой стала черной и густой.
– Как я понял, мой повелитель, вы мечтаете покинуть ваш уединенный тоскливый кабинет и начать странствовать по материкам и океанам. Ведь верно? Я угадал? Вы молчите, значит, я не ошибся в своих предположениях. Тогда не будем медлить. Никакого скарба в дорогу: ни узлов, ни баулов, ни сундуков и скатертей – это такая невообразимая скука. Презираю дорожные сборы, они только утомляют и столько сил отбирают. Смотрите, доктор, это все, что нужно нам.
При этих словах Мефистофель снял с себя плащ, скрутил его в толстый жгут, а когда развернул, то из него выпали на пол красные сапоги со шпорами, дорожный короткий костюм из испанского бархата, перчатки, шпага…
– Уже кортеж вороных коней ждет нас у порога. Это они мчали нас по звездному небу в образе крылатых огнедышащих драконов. Быстро будем передвигаться, доктор Фауст, имейте это в виду: вымоем руки здесь, а вытрем их полотенцем в Лейпциге.
– Это так кстати. Просто отличная новость. Дело в том, что там, в Ауэрбаховском винном погребе, я славно пировал с моими веселыми студентами в дни моей прелестной юности. А если быть точнее, то в дни моей первой юности. Быстро скачем в город Лейпциг!
Фауст облачился в новый костюм, столь любезно и бесплатно предоставленный Мефистофелем, и вышел из своего кабинета. Показалось ему. что он словно отвалил крышку дубового гроба.