"Вечер по случаю отъезда! — Марья не находила себе места, в волнении кусая губы.　

— Как же так?! Отчего так быстро! Он вновь уедет, а как же я?!" Милка, перед сном расчёсывая барыню, которая сидела перед зеркалом, чуть потянула спутавшуюся прядь. Княгиня недовольно шикнула на горничную, отобрала у неё щётку и прогнала прочь из будуара. Несколько раз она сама провела расчёской по распущенным локонам, а затем, не сумев совладать с воцарившимся в душе смятением, швырнула тяжёлую серебряную щётку в собственное отражение. Дорогое венецианское зеркало тотчас пошло трещинами. Но и этого Марье показалось мало, желание крушить всё, что попадётся под руку, подбросило её с кресла, словно пружиною. С полированной поверхности туалетного столика на пол полетели склянки с духами, гребни, шпильки, пудра рассыпалась по тёмно-синему пушистому ковру, тяжёлый бронзовый подсвечник с грохотом покатился по паркету.　

Тяжело дыша, Марья откинула с лица спутанные пряди и тотчас испуганно охнула, заметив мужа, небрежно прислонившегося к дверному косяку плечом. Николай понимающе усмехнулся и, шагнул в комнату, повернув ключ в замке.　

— Полегчало? — Приподняв бровь, осведомился Куташев.　

Марья не ответила, принявшись собирать разбросанные по полу вещи.　

— Можешь весь дом разнести, но ничего не переменится, — тихо заметил князь. — Ты- моя жена, и будешь делать то, что я велю.

— И что же господин прикажет? — Насмешливо осведомилась княгиня, ставя на туалетный столик тяжёлый подсвечник.　

— Ступай в спальню, — Куташев сложил руки на груди.　

Марья послушно забралась в постель и вытянулась на перине, натянув одеяло до подбородка. Николай погасил свечи и лёг рядом. Закрыв глаза и положив руки вдоль тела, княгиня Куташева позволяла супругу целовать себя, ласкать, не противилась, но и не отвечала ему.　

С тяжёлым вздохом Николай сел на постели, отвернувшись от жены:　

— Всё одно, что статую мраморную обнимать.　

Марья фыркнула и повернулась на бок, спиной к мужу:　

— Я вас не держу в своей спальне, — отозвалась она, уткнувшись в подушку.　

Положив руку на её плечо, князь рывком развернул жену на спину и навалился на неё всей тяжестью.　

— Да и мне, пожалуй, всё равно, что вы чувствуете, madame, — прошипел он, перехватив сначала одно тонкое запястье, когда княгиня попыталась оттолкнуть его, а затем другое.　

Марья извивалась под ним, шипела, как рассерженная кошка: но не могла освободиться. Однако ж удивительное дело; но её тело словно ожило, дыхание сбилось, сердце колотилось, будто от быстрого бега, томительная истома разлилась в груди, и она только тихо ахала, когда горячие сухие губы супруга касались её шеи, плеч, груди. Марья и не заметила того, что он выпустил её руки из крепкого захвата и только тогда, когда очнулась от горячего забытья, осознала, что перебирает шелковистые кудри на его затылке.　

— Ненавижу, — прошептала ему в ухо.　

Куташев тихо рассмеялся, уткнувшись ей в плечо, и хрипло ответил, восстанавливая дыхание:　

— Мне по душе такая ненависть.　

— Уйди, прошу тебя, — княгиня оттолкнула его, поворачиваясь к нему спиной.　

Николай тяжело вздохнул. Марья слышала, как он поднялся, шорох шёлка, когда накидывал на нагое тело шлафрок и тихие шаги, приглушенные толстым ворсом ковра. Тихо скрипнула дверь, ведущая в смежные покои, и всё стихло. Княгиня Куташева уткнулась лицом в подушку и заплакала, жалобно всхлипывая. Да как же такое возможно, чтобы собственное тело предавало её?! Как можно жаждать ласк того, кто шантажом и обманом привязал её к себе?!　

Марья Филипповна проснулась поздно. В тонкую щель между тяжёлыми бархатными портьерами пробился тонкий солнечный луч, разрезая полумрак комнаты. Лёжа в постели, княгиня наблюдала за хаотичным танцем пылинок в яркой полоске света. Ленивая нега придавила её к перине, низ живота тянуло, напоминая о безумстве ушедшей ночи. В двери поскреблась Милка, но Марья только тяжело вздохнула и отвернулась, зная, что без дозволения маленькая горничная не осмелится войти. Однако ж, сколько не лежи в постели, а вставать всё одно придётся. Сон не шёл, в голову лезли назойливые мысли о скором отъезде Андрея, более походившем на бегство, но самое горькое заключалось в том, что бежать, похоже, он собирался от неё.　

Поднявшись, Марья скользнула взглядом по развороченной постели, а заметив пятнышко запёкшейся крови, так и просияла. Никогда в своей жизни она не думала, что столь сильно обрадуется женскому недомоганию, но на сей раз оно означало, что, по крайней мере, седмицу она будет избавлена от визитов супруга в свою　спальню.

С Николаем она не виделась до самого позднего вечера. Князь явился домой довольно поздно, уже после ужина. Остановившись в дверях её покоев, он наблюдал за тем, как, сжимаясь от страха перед ним, Милка расчёсывала светлые локоны барыни. Марья даже бровью не повела, когда он вошёл, прикрыв за собою двери. Отослав прислугу взмахом руки, Куташев остановился за спиной жены, разглядывая её отражение в зеркале. Невозмутима, спокойна, даже не верится, что видел её накануне вечером охваченную гневом и яростью. Ведь ведал, какую боль причиняет известием о скором отъезде того, кого она так ждала.　

— Насмотрелся? — Не оглядываясь, поинтересовалась Марья.　

— Всё у нас не так, как у людей, Маша, — усмехнулся Куташев. — Тянет меня к тебе, — он положил широкие ладони на хрупкие плечи.　

Марья повела плечом, стряхивая его руки:　

— С этим обождать придётся, — княгиня отвела взгляд.　

Потупилась, аки скромница, но Николай всё ж приметил, как дрогнули уголки её губ в слабой улыбке. Стало быть, рада тому. Куташев тяжело вздохнул. Ведь знал, что чудес на свете не бывает, что семя его не даст ростка, но болью в груди отозвалась эта мысль. Развернувшись на каблуках, князь поспешил покинуть покои супруги.　

Проходя мимо детской, не удержался, положил ладонь на дверь и толкнул тихонько. Нянька дремала около колыбели, свесив голову на грудь. Неслышно ступая, Николай приблизился к кроватке. Младенец не спал. В неярком свете свечи смешно надувал пухлые щёки, пуская пузыри. Заметив князя, он повернул черноволосую головку, уставившись на него большими тёмно-синими глазами. Хоть и говорят, что у младенцев цвет глаз меняется, но Николай знал, чьими глазами смотрит на него маленький князь Куташев. Имел ли он право отнять сына у отца? Кто он такой, чтобы вмешиваться в чужую жизнь? Неприятно уколола совесть. Мысли пустились вскачь. Но князь тотчас нашёл себе оправдание: Андрей смирится, забудет, другую назовёт своей супругою, и Господь непременно пошлёт ему потомство, тогда, как у него, у князя Куташева, других не будет.　

Николай протянул руку, кончиком пальца коснулся пухлой щеки. Это ему суждено впервые посадить Мишеля в седло, это с ним мальчишка, когда подрастёт, станет делиться первыми радостями и огорчениями, это его назовёт отцом. Марья смолчит, потому как так надо, иначе какая судьба уготована её сыну? Жаль не будет у Мишеля ни братьев, ни сестёр, но зато род Куташевых не прервётся со смертью Николая, последнего из потомков некогда грозного князя Бехана.　

Тяжело вздохнув, князь отошёл от кроватки. Тотчас захныкал младенец, нянька проснулась и, разглядев барина, торопливо перекрестилась. Куташев усмехнулся, будто нечисть какую увидала. Подхватив младенца, молодица принялась ходить по комнате, укачивала, напевала что-то. Николай вернулся к покоям жены, но дверь открыть так и не решился. Не люб он княгине своей, ох, не люб. Бывает, как прошлой ночью, получается в ней страсть разбудить, только его же и клянёт потом. Но не зря же испокон веку говорят: стерпится, слюбится. Ему бы только подождать немного, седмицу всего. Уедет Андрей, и Марья успокоится, поймёт, что ничего переменить нельзя. Но отчего муторно так на душе? Али жаль дружбы былой утраченной? Так ведь он догадывался, что так и будет, хоть и верить тому не желал.　

Седмица минула, даже оглянуться не успели. Вечером, входя в покои жены, Куташев застал её перед зеркалом. Оглянувшись, Марья вновь отвернулась, вдевая в уши бриллиантовые серьги.　

— Соне нездоровится, — тихо заметил князь, — может, останешься с ней?　

Княгиня медленно развернулась, окинула его пристальным взглядом и отрицательно качнула головой, так, что сверкающие камни коснулись щёк.　

— Пускай Анна Кирилловна с ней остаётся, — усмехнулась она и вздёрнула вверх круто изогнутую бровь: — Не за этим ли её держим?!　

Куташев отметил про себя это "держим", стало быть, Марья их одной семьёй считает. Как и понимал он то, что ни за что не откажется она от встречи с тем, кто мил сердцу. Окинув её быстрым взглядом, подумал: "Хороша! Ох, хороша!" Уже спускаясь под руку с супругом, Марья Филипповна замешкалась на лестнице, подбирая подол длинного платья.　

— Обождите, — раздался сверху слабый возглас. — Я с вами поеду, — с лёгким придыханием произнесла Софья.　

Николай невозмутимо подал руку сестре, ощущая, как Марья убрала ладонь со сгиба его локтя и, подобрав юбки, не оглядываясь устремилась вниз. В экипаже она сразу отвернулась к оконцу, ни словом не обмолвившись за всю дорогу. Когда карета тронулась с места, Марья, будто завороженная, уставилась на вызолоченную лучами предзакатного солнца поверхность Мойки, мелькавшую промеж пожелтевшей листвы. Досадно ей было от того, что Софья не осталась дома, стало быть, станет искать возможности оказаться ближе к Андрею, тогда и самой Марье будет трудно перемолвится с ним хоть парой фраз. А ведь так хотелось сказать ему, что она любит его несмотря ни на что, что будет ждать его возвращения! Но более всего хотелось княгине сказать о Мишеле, пусть знает, кого он оставляет в столице.　

У Анненковых собралось довольно многочисленное общество, то было ясно по множеству экипажей, то и дело отъезжавших от парадного крыльца особняка, высадив прибывших на прощальный вечер гостей. Куташев надеялся, что соберутся самые близкие к графу Ефимовскому люди, но может оно и к лучшему? Среди такого множества приглашённых и затеряться недолго, и ему не придётся тогда глядеть в глаза того, кого некогда считал лучшим другом. Куташев горько усмехнулся и повёл своих дам к дверям, которые угодливо распахнул перед ними услужливый швейцар.　

На своём веку Куташев немало повидал вечеров, подобных этому: начищенный паркет, отражение сотен свечей в высоких зеркалах, благоухающие в высоких вазах прекрасные букеты роз. Чета Анненковых встречала гостей в громадном вестибюле у входа в большую голубую гостиную, как её именовали в семье. Ирина улыбнулась князю тепло и дружелюбно, протянула руку для поцелуя, а вот Борис отвёл взгляд, хоть и хлопнул приятельски по плечу после того, как пожал руку, протянутую в приветствии.　

В комнате гости разбились небольшими группами, но Андрея Николай увидел сразу. Его окружали в основном бывшие сослуживцы. Многие жалели о том, что Ефимовский оставил службу в Кавалергардском полку: Андрея в его эскадроне любили, ибо он слыл заботливым и умным командиром. Марья застыла подле Куташева, не в силах отвести взгляда от того, ради кого приехала ныне в дом друзей, но, опомнившись, отвернулась, улыбнулась кому-то из знакомых, а заметив брата, устремилась к нему, позабыв о муже с золовкой.　

Наталья шагнула из-за спины Ракитина и Марья остановилась, будто на невидимую стену натолкнулась, такой злостью сочился взгляд невестки. У княгини Куташевой даже сердце ёкнуло, но она справилась с собой, улыбнулась приветливо, словно не замечая нахмуренных бровей и сердито поджатых губ.　

Краем глаза Марья заметила дворецкого Анненковых, с крайне важным видом вещавшего что-то княгине Ирине. Хозяйка кивнула, и гостей стали приглашать к столу. Марья разыскала взглядом супруга и, повинуясь настойчивому взгляду, подошла, с тяжёлым вздохом опёрлась на предложенную руку, вздрогнув от того, что заметила впереди Софью, едва не повисшую на руке Андрея. Княжна оглянулась на соперницу, не скрывая торжества во взгляде. Пока рассаживались, Марья искала глазами Ефимовского, а заметив его у противоположного конца стола, опустила голову, усаживаясь на своё место подле супруга.　

Мучительно долго тянулся ужин с бесконечными переменами блюд. Прислуга распахнула настежь окна в столовой, где стало довольно душно от горящих свечей. Тихий гомон голосов над столом, тосты и здравницы, звон столовых приборов — всё смешалось в голове у княгини Куташевой, болью отдаваясь в висках. Марья без аппетита ковырялась в тарелке, дожидаясь момента, когда станет возможно встать из-за стола и попытаться улучить возможность перемолвиться с Андреем. Она верила, что сумеет заставить его остаться в Петербурге. Неужели он уедет, коли узнает, что она сына ему родила?　

Марья Филипповна подняла голову, когда до неё донеслись звуки настраиваемых инструментов. "Неужели и танцы будут?" — радостной мыслью мелькнуло в голове. Она уж и забыла, когда в последний раз кружилась по паркету.　

— Господа, — Анненков поднялся из-за стола, обведя гостей смеющимся взглядом: — не угодно ли танцевать?　

В ответ радостно загомонили, послышался скрежет отодвигаемых стульев. Импровизированный бал открыли хозяин и хозяйка, пройдя первой парой в полонезе и не сводя друг с друга влюблённых взглядов. Княгиня Куташева едва не застонала от отчаяния, заметив, как Андрей протянул руку Софье в немом приглашении, и, как в ответ озарилось радостью лицо княжны. Сама же Марья Филипповна только отрицательно качнула головой, завидев перед собой недавнего знакомца из Летнего сада. Волховский пожал широкими плечами и отошёл к более сговорчивой барышне. Она вздрогнула отчего-то, разглядев супруга в паре с Натальей, отступила за колонну, желая укрыться от всех, и ощутила чьё-то присутствие за своей спиной. Княгиня обернулась так резко, что закрученные в тугую спираль локоны хлестнули по щеке.　

— Серж, — выдохнула женщина с облегчением, прислонившись к брату. — Господи, Серж, ты напугал меня, — она глянула на него с притворным укором.　

Ракитин улыбнулся, обнимая сестру за плечи:　

— Ну, а мне не откажешь в мазурке пройти?　

— Кто он? — Марья нахмурилась, кивнув в сторону Волховского.　

— Владимир Волховский, новый адъютант Чернышёва, — отрывисто бросил Сергей Филиппович и, склонившись над ухом сестры, произнёс: — держалась бы ты от него подальше, Маша.　

— Да я его и не привечаю, — Марья отмахнулась. — Случайное знакомство.　

Едва зазвучали первые аккорды мазурки, княгиня Куташева вложила тонкие пальчики в ладонь брата и последовала за ним. Ноги легко несли её по скользкому паркету, она кружилась вокруг него, расцветая улыбкой, давно позабытое чувство радостного возбуждения теснило грудь. Румянец окрасил бледные до того щёки, Марья не замечала никого вокруг, пока будто не споткнулась о чей-то чересчур настойчивый взор.　

Отдышавшись после танца, Марья чуть повернула голову и залилась румянцем, встретившись взглядом с Волховским. И тут, будто кто подтолкнул в спину, злое задорное веселье вспыхнуло в ней, княгиня Куташева улыбнулась приветливо и смущённо потупила очи. Андрей будто не замечал её, старательно отводя глаза, муж тот и вовсе не глядел в её сторону, поэтому ей показалось самое время дать понять, что ни один из них ей не нужен и не интересен. Когда зазвучала музыка вальса, женщина чуть склонила голову, соглашаясь на молчаливый призыв, и вот Волховский уже перед ней с протянутой рукой, и она пошла с ним, вливаясь в сумасшедший вихрь, кружащий голову.　

Марья улыбнулась ему, кокетливо склонив голову на бок, позволяя любоваться тонким профилем, точёной изящной шеей, и ощущая, как крепкая рука притиснула её непозволительно близко.　

— Обольстительная, — услышала она тихий шёпот над ухом.　

Княгиня Куташева негромко засмеялась в ответ, показав в улыбке ровные белые зубы, в то же время чувствуя, как тревожный холодок пробежал по спине. Всё мелькало перед затуманенным взором, она отчетливо различала только серые глаза да русые волосы, падавшие на высокий лоб того, кто был перед ней.　

"А ведь всё это уже было", — мелькнула в её голове отрезвившая мысль. Марья попыталась отстраниться, но рука на её талии только крепче впилась в спину. "Да что же делаю-то, — испугалась она. — Ведь не затем приехала!" Женщина выдохнула с облегчением, когда прозвучали заключительные аккорды, и едва не вырвала руку из ладони кавалера, когда оказалась у распахнутой на террасу двери.　

— Здесь так душно, — улыбнулась она, взглядом проводив официанта, разносившего шампанского.　

Мгновенно угадав её намёк, Волховский отошёл и вернулся с двумя фужерами, но уже не находя своей партнёрши. Пригубив шампанское, он окинул зал внимательным взором и усмехнулся: "сбежала!"　

Марья застыла за кадкой с померанцем, прикрылась веером и, шагнув на террасу, перевела дух. Сложив веер, она коснулась ладонями мраморной балюстрады, даже сквозь тонкий шёлк перчатки, холодившей кожу, и прислонилась щекой к тонкой колонне, поддерживающей крышу портика. Мужская ладонь в белой перчатке, которая легла поверх её руки, едва не заставила её вскрикнуть:　

— Маша, — услышала она над ухом голос Андрея. — Pourquoi? (Зачем?)　

Сердце её забилось часто от осознания того, что он следил за ней.

— Ne vous comprends pas. (He понимаю вас), — Марья Филипповна выдохнула в сторону, не глядя на него.　

— Мне стало казаться, что я ошибался, что ты вовсе не такая, как я думал о тебе прежде, но ты…　

— Что я?! — Марья повернусь и охнула, задохнувшись в крепких объятьях.　

От поцелуя кружилась голова, слабли колени, и, закинув руки на шею Ефимовскому, Марья прижималась к нему всем телом, позабыв о том, что в нескольких шагах гости Анненковых, и любой из них мог их случайно обнаружить.　

Наталья слегка хлопнула сложенным веером по плечу князя Куташева, застывшего у входа на террасу в созерцании этой сцены:　

— И это не первая встреча, уж поверьте мне, ваше сиятельство, — шепнула она, пряча улыбку. — Она всегда такой была.　

— Я, надеюсь, сударыня, вы умеете хранить тайны? — Николай повернулся к ней, ощущая, как бешено пульсирует на виске тонкая жилка, немалым усилием воли сохраняя хладнокровие.　

— Безусловно. Как вспомню, что она Мишеля погубила… — Натали поджала губы. — Вы ведь не станете…　

Куташев усмехнулся: о нет, он не станет стреляться, пусть и с бывшим другом, ради потаскухи, коей его жена оказалась.　

— Ступайте, Натали, — выдохнул он.　

Madame Ракитина проводила его тревожным взглядом и выдохнула с облегчением, заметив, как князь прощается с хозяевами вечера. Следом и она покинула террасу, да ещё и двери прикрыла, дабы любовников никто более не потревожил.　

Услышав тихий стук закрывшейся створки, Марья вздрогнула, оторвалась от губ Андрея и, оглядевшись, положила голову на грудь Ефимовскому, прислушиваясь к сильным частым ударам сердца под сукном мундира.　

— Я тебе должна сказать, — выдохнула она, ощущая дрожь во всём теле.　

— Что сказать? — Прошептал ей в волосы Андрей.　

— Мишель… мой сын… наш сын, — она подняла голову. — Я в тягости была, когда за Куташева вышла.　

Почувствовав, как руки Андрея, словно тиски, сжались на её плечах, она поморщилась. Ефимовский молчал, только тяжёлое частое дыхание выдавало его волнение.　

— Господи, откуда это в тебе?! — Вдруг спросил он зло, оттолкнув её. — Как могла?! — Он отвернулся, опираясь обеими руками о балюстраду.　

— Andre, — Марья робко дотронулась до его плеча. — Я виновата, я знаю, но неужели ты теперь уедешь?　

Он обернулся резко, даже в сумерках было заметно, как сжались в тонкую жёсткую линию его губы. А ведь он только что целовал её так нежно, так сладко, так упоительно!　

— Почему я верить тебе должен? Ты столько раз лгала мне, — бросил он.　

Марья прижала руку к груди:　

— Богом клянусь, не солгала нынче.　

— Мне подумать надобно, — он вздохнул тяжело, обречённо. — Ступай, Маша, хватились уже, поди.　

Марья послушно кивнула и проскользнула в зал. Поискав супруга среди гостей и не найдя, она прошла к Борису и застыла под его недоумённым взглядом. Как оказалось, князь Куташев уже отбыл и Анненковы полагали, что и она тоже уехала с супругом. Смущаясь, Марья попросила предоставить экипаж в её распоряжение. Она могла бы вернуться с братом, но что-то словно удержало её от того, стоило только ей встретиться взглядами с Натальей. Будто знала её невестка что-то о ней, а может и знала, Марья ведь совсем голову потеряла, да и Андрей не проявил должной осторожности.　

Совсем страшно княгине Куташевой стало, когда она вернулась домой и в полной тишине поднялась в свои покои. Прислуга и та будто попряталась. Только Милка встретила её и принялась помогать разоблачиться, удивляясь, что барыня вернулась так рано.　

Горничная расшнуровала корсет и помогла хозяйке облачиться в ночную рубашку. Милка распустила уложенные в причёску волосы и стала водить по ним щёткой, что-то рассказывая, да только Марья её не слушала. Она полностью ушла в себя, вспоминая крепкие объятья, жгучие поцелуи, от которых губы горели до сей поры.　

Тихо скрипнула дверь, ведущая в коридор.　

— Вон, — Марья вздрогнула от негромкого окрика.　

Милка присела в книксене, положила щётку и торопливо засеменила из комнаты. Закрыв за горничной дверь, Куташев повернул в замке ключ. Марья осторожно поднялась с банкетки и оглянулась на супруга. Тёмные глаза князя горели бешеной злобой, и каким-то внутренним чутьём она угадала, что ему всё известно.　

— Madame, вы помните, что я вам обещал, коли вы надумаете мне рога наставить? — Выдохнул он свистящим шёпотом.　

Но не это напугало её более всего. Николай расстегнул и снял ремень. Как завороженная следила она за тем, как князь намотал его на кулак и двинулся к ней. Опомнившись, Марья метнулась в спальню, думая закрыть дверь перед ним, но не успела сделать и двух шагов, как он настиг её, схватил за волосы и швырнул на пол. Удары сыпались градом, а она вцепилась зубами в ладонь, чтобы не завопить от боли. Не хватало ещё, чтобы прислуга знала о том, что муж её, как холопку, ремнём охаживает.　

— Убью! Тварь! — Услышала она его бешеный крик сквозь шум в ушах.　

Куташев развернул её лицом к себе и накинул ремень на шею.　

"Убьёт", — мелькнуло вспышкой в мозгу, и тотчас князь обмяк и повалился на бок. Марья распахнула глаза, разглядев Милку с тяжёлым подсвечником в руках.

— Убила барина, — девица всхлипнула и осела на пол.　

Княгиня, протянув руку, положила её на шею супруга. Ощутив биение пульса, она выдохнула с облегчением.　

— Не реви, — прошептала она, с трудом поднимаясь на ноги. — Жив он.　

— Бегите, барыня, — помертвевшими губами шептала горничная. — Убьёт он вас.