Спрятавшись по обыкновению в своей комнате, Катя дремала после обеда, когда дверь в ее спальню приоткрылась и заглянула взволнованная Дарья. Заметив, что барыня не спит, Даша улыбнулась.

- Екатерина Владимировна, барин приехали, Алешеньку привезли.

Дрему как рукой сняло. Катя порывисто поднялась и, накинув на плечи шаль, как была неприбранная с растрепавшимися волосами, бегом выскочила из комнаты и остановилась на минуту только на верху лестницы. Прижав руку к груди, где перепуганной птахой колотилось сердечко, она смотрела, как в парадные двери вошел Станислав с Алешей на руках. Вскрикнув, Катя подхватила юбки и сбежала вниз, рискуя свернуть себе шею и не обращая внимания на то, что ведет себя совсем уж неподобающим образом. Войницкий поставил мальчика на пол и робко улыбнулся жене.

Не зная, как ей жилось здесь все это время, но догадываясь, что не сладко, он всю дорогу гадал, как она встретит его. Оглядевшись и увидев мать, Алеша с радостным визгом бросился в ее раскрытые объятья. Взяв на руки сына, Катя стиснула маленькое тельце, спрятала лицо в темных кудрях, чувствуя, как к горлу подкатил ком и защипало глаза. На мгновение оторвавшись от него, взглянула на Станислава, одними губами прошептав «спасибо». Как же она стосковалась по сыну, как же ей не хватало этих драгоценных минут близости. А Станислав, глядя на Катю с Алешей на руках, с горечью сознавал, что его мать ни разу в жизни не обняла и не поцеловала его от души, так, как Катя своего сына.

Расцеловав Алешу, Катерина поискала глазами его няньку. Настена, бледная и измученная, стояла немного поодаль: девушка совсем не переносила тягот пути, ее укачивало даже на коротких перегонах, что же было говорить о такой дальней поездке. Кивком головы указав Дарье на Настю, чтобы та позаботилась о ней, Катя поспешила в свои покои, но вдруг остановилась, поставила Алешу на пол, шепнула ему, чтобы никуда не уходил, и вернулась к мужу. Станислав замер, глядя в голубые глаза, блестевшие от непролитых слез. Он ждал чего угодно, но только не того, что Катрин, вскинув тонкие руки ему на шею, прижмется к нему всем телом и на глазах у изумленной прислуги легко коснется поцелуем уголка его губ.

- Спасибо Вам! Спасибо, что вернули его мне.

Руки Войницкого сомкнулись вокруг тонкой талии, и, не обращая внимания на вышедшего в холл отца, Станислав прижался губами к ее губам, вдыхая тонкий аромат ландыша, исходивший от ее растрепавшихся волос.

- Все, что пожелаешь, лишь бы ты была счастлива со мной! - прошептал, отпуская ее. – Ступай, вели собираться, завтра на рассвете выезжаем во Фромборк.

Катя улыбнулась ему и поспешила увести сына от пронизывающего взгляда Вацлава. А Войницкий-старший, проводив глазами невестку и ее ребенка, повернулся к сыну.

- Ну, вот ты и вернулся, - улыбнулся Вацлав.

- Ненадолго, отец, - усмехнулся Станислав. – Завтра же я собираюсь увезти жену во Фромборк.

- Значит, решил все же к тетке податься, - покачал головой Вацлав, по опыту зная, что ежели Станислав решил что, то решения своего не переменит.

- Так будет лучше для всех, - спокойно ответил он. – Вы с матушкой весьма доходчиво объяснили мне, что я женился не на той. Не думаю, что в мое отсутствие Ваше отношение к Катрин претерпело хоть какие-то перемены.

Станислав весь извелся по дороге в Петербург, вспоминая ночь накануне отъезда. Не было оправдания его поступку, той жестокости, с которой он обошелся с Катей. Именно тогда он принял решение перебраться к тетушке Марысе. Там Катрин будет вне досягаемости для откровенной неприязни его родителей.

Как же он скучал по жене! Как боялся, вернувшись, увидеть в ее глазах отвращение. Когда же Катя сама поцеловала его, когда он увидел ее светящиеся радостью глаза, отлегло от сердца. Станислав ощутил стеснение в груди, хотелось стиснуть ее в объятьях, закружить на руках по натертому до блеска паркету. Глядя ей вслед, пока она с сыном поднималась по лестнице, Войницкий сглотнул ком в горле, мешающий дышать. Он нисколько не лукавил, когда говорил, что готов на все ради нее. Эти два месяца в разлуке с ней он томился ожиданием того момента, когда сможет увидеть ее и теперь благодарил Бога за то, что услышал его молитвы - она не оттолкнула его, не облила презрением.

Услышав голос отца, Станислав очнулся от своих дум и перевел взгляд на старого графа.

- Ты собираешься признать этого мальчишку? – ворчливо спросил Вацлав.

- Само собой, - ответил он. – Как только Катрин родит мне наследника.

- Ну, хоть об этом ты подумал, - заметил Вацлав. – Может, еще не окончательно потерял голову от нее.

Станислав улыбнулся в ответ на эту язвительную реплику.

- Да уж, Войницкие никогда не теряют голову от любви. Отец, неужели Вы никогда не любили? – усмехнулся он.

Вацлав замер на полпути к своему кабинету. Медленно обернувшись он глянул прямо в глаза сына.

- Любил… - тихо ответил он и резко развернувшись ускорил шаг.

Войдя в кабинет и плотно прикрыв за собой дверь, Вацлав подошел к поставцам и распахнул резные дверцы. Налив дрогнувшей рукой щедрую порцию бренди в стакан, Войницкий выпил залпом крепкий напиток.

Вацлав задумался. Тот факт, что сыну в доме тетки куда более комфортно, чем в родовом гнезде, оставил в душе неприятный осадок. И, пожалуй, в этом есть вина и его, и Ветты, или просто они так были воспитаны. Чуть ли не с пеленок Вацлаву вдалбливали, что он наследник графов Войницких и должен не посрамить это гордое и древнее имя. К его брату Владеку, который был младше всего на два года, отец никогда не предъявлял таких строгих требований.

Вспомнился тот день, когда в их дом пожаловали нежданные гости. Едва глянув на невесту младшего брата, Вацлав ощутил, как сердце забилось неровными толчками. Марыся. Отнюдь не признанная красавица, невысокая, тоненькая, темные косы уложены короной на голове, карие глаза искрятся смехом и весельем, смешливые ямочки на смуглых щечках. Это было так неожиданно и пугающе быстро, словно удар грома. Весь вечер Вацлав не сводил глаз с девушки, смущая ее своим пристальным вниманием. А потом было венчание, которое Вацлав вспоминал как в тумане. Со временем сердечная боль прошла, притупилась, но не исчезла вовсе. А когда ему исполнилось тридцать, он повел под венец ту, на которую указал отец, даже не пытаясь воспротивиться его воле, потому как ни одна из множества светских красавиц так и не смогла вытеснить из его сердца жену брата.

Эта громкая свадьба оказалась едва ли не последним делом отца, потому что вскоре он заболел, а маленький Станислав, названный так в его честь, родился через три месяца после его смерти. Вацлав тогда вступал в наследство и был занят с утра до ночи, Ветту же никогда не интересовало ничего, кроме нарядов, украшений и возможности блеснуть в высшем свете, поэтому, едва оправившись от родов, она поспешила вернуться в общество, передав Станислава на попечение нянек. Марыся с первого взгляда невзлюбила Ветту, а маленький Станислав навсегда покорил ее сердце, стоило ей только увидеть мальчика. Своих детей у них с Владеком не было, поэтому уговорив Вацлава, что ребенку будет лучше в селе, а не в Варшаве, они перебрались со Станиславом и всеми его няньками в свое имение под Фромборком, и до самой смерти Владека Станислав видел отца и мать всего несколько раз в год, когда Владек с Марысей приезжали в Варшаву.

Как же давно это было! Но никуда не делось это чувство, которое и по сей день терзало его. И вовсе не потому сбежала Марыся во Фромборк после смерти Владека, что Ветту невзлюбила. Вацлав помнил тот день, когда пришел к ней, признался ей в том, что она вся его жизнь, но только напугал своим напором, и на следующий день она уехала в маленькое имение, оставленное ей Владеком.

После смерти Владека Вацлав забрал Станислава в Варшаву. Он старался быть в меру строгим отцом, хотел, чтобы из сына получился настоящий мужчина, которым можно было бы гордиться. Но Станислав уже тогда был слишком упрям и вспыльчив, всегда имел собственное мнение, которое частенько отличалось от чаяний его родителей. В детстве и юности ему частенько доставалось и от отца, и от воспитателей. Бывало, что следы от розги неделями не сходили с его спины. Подобное обращение не добавило ему ни почтительности, ни покорности в отношении с родителями, но скорее отдалило от родных. И едва успев опериться, он поспешил покинуть Варшаву, поступив на службу в императорскую гвардию.

Сейчас Вацлав почти не общался с женой покойного брата. Она редко приезжала в Варшаву из имения под Фромборком, которое в виду своей бездетности собиралась оставить в наследство Станиславу. Он всегда был ее любимцем, и она никогда не скрывала этого. Войницкий-младший также платил своей тетке сердечной привязанностью и всякий раз, наведываясь в Польшу, навещал ее. Станислав знал, что Марыся рада будет принять его с Катрин, и во Фромборке им будет куда спокойнее, чем в отчем доме.

Вечером, уложив Алешу спать, Катя спустилась в столовую к ужину. Она вся светилась, и ничто не могло омрачить ее радости, - ни полные желчи замечания Ветты, которая не постеснялась уколоть сына наличием внебрачного ребенка у его супруги, ни мрачное настроение Вацлава, который в кои-то веки одернул жену.

Ослепительно улыбнувшись, Катя присела за стол по правую руку от мужа. Она не убрала руку, когда его ладонь накрыла ее изящные пальчики, только бросила быстрый взгляд на супруга, когда Станислав тихонько сжал ее ладонь в своей руке.

Позже Станислав, отказавшись от традиционной рюмки бренди поспешил в свои апартаменты. Дойдя до спальни жены, он остановился перед дверью и замер в нерешительности. Он не знал, чего ждать после той последней ночи и был почти уверен в том, что она прогонит его из своей спальни, стоит ему ступить в комнату. Толкнув дверь, Станислав остановился на пороге и прерывисто вздохнул, глядя на то, как Катерина, что-то тихонько напевая, расчесывает серебристые пряди. Заметив отражение супруга в зеркале, она отложила в сторону расческу и обернулась к нему. Станислав успел снять сюртук, тонкая полотняная рубашка была распахнута на груди, развязанный галстук небрежно свисал с шеи.

- Катюша, moja droga, moja kochany, - прошептал он. – Как я ждал встречи с тобой, душа моя! Но если скажешь уйти, я уйду.

Внове было видеть его столь нерешительным. Растерявшись на какое-то мгновение, Катерина промолчала.

- Ну, что ж, понимаю…, - Войницкий повернулся, чтобы выйти.

- Станислав, - окликнула она его. – Останьтесь.

Не веря тому, что не ослышался, Войницкий вернулся в комнату и плотно прикрыл за собою дверь.

- Более всего я боялся, что ты не простишь мне, - заключая ее в объятья, улыбнулся Станислав.

- Не вспоминайте об этом, и я не буду, - отозвалась Катя, спрятав лицо у него на груди.

Положив голову ему на грудь, Катя слушала как сильно и часто бьется его сердце. Руки Станислава сомкнулись у нее за спиной, прижимая ее к напряженному мужскому телу.

- Катюша, я люблю тебя, люблю, - выдохнул Войницкий.

Катя замерла, подняв голову заглянула в серые глаза. Станислав ждал, но она промолчала. Не могла она заставить себя произнести тех слов, что он ждал от нее. Поднявшись на носочки, она подставила губы для поцелуя. Усмехнувшись, муж склонил голову и легко коснулся их поцелуем.

Сердце болезненно заныло. Вот он и открылся ей в своих чувствах, а что в ответ прочел в голубых глазах? Сожаление, вот и все, что она испытывала в этот момент. Ну, что ж, он сумеет довольствоваться и малым, той нежностью, что так неожиданно промелькнула во взгляде, молчаливой покорностью судьбе. Петербург далеко, и ничто и никто не сможет нарушить более покой, воцарившийся в их отношениях.

Этой ночью он был терпелив, стремясь каждым жестом, каждой лаской и поцелуем показать, как сильно то чувство, что нашло лазейку в его сердце. Откинувшись на подушки, Станислав, прикрыл глаза. Тонкие пальчики скользнули по его груди путаясь в густой золотистой поросли. Катя приподнялась на локте и наклонившись, шепнула ему всего несколько слов. Войницкий поднялся, заглянул ей в глаза и сгреб в объятья, покрывая поцелуями ее лицо.

- Катюша, moja droga, сердце мое, спасибо тебе!

И после того, как жена уснула на его плече, Станислав не вернулся в свою спальню, оставшись с ней до утра. Он еще более укрепился в своем решении увезти жену во Фромборк.

Наутро, прощаясь с домочадцами, Станислав заметил покрасневшие глаза сестры. Для него стало открытием, что Марила успела так привязаться к Катрин. Поддавшись порыву, он повернулся к отцу.

- Папенька, не позволите ли Вы Мариле поехать с нами? Куда полезнее провести лето на морском берегу, чем скучать в Варшаве.

Вацлав перевел взгляд на дочь и, заметив ее умоляющий взгляд, кивнул головой.

- Если пожелаешь ехать, быстро собирайся, пока я не передумал.

- Папенька, спасибо! - кинулась Марила к нему на шею.

Ветта только фыркнула и, демонстративно отвернувшись, поднялась наверх.

На пятый день пути колеса экипажа прогрохотали по мостовой тихого приморского городка. Проехав через город, карета свернула в сторону побережья. Небольшое тетушкино имение было расположено прямо на берегу залива. Проезжая по побережью, Катерина во все глаза смотрела на морской пейзаж. За всю ее недолгую жизнь море ей не доводилось видеть ни разу. Даже будучи в Петербурге, она так и не удосужилась побывать на берегу Финского залива. Заметив ее интерес, Станислав стукнул в стенку, подав знак вознице остановиться. Выйдя из экипажа, он подал руку жене, помогая спуститься с подножки. Катя ступила на песок и подобрав юбки подошла к самой кромки воды. Небольшая волна в этот теплый майский вечер ласково набегала на белый прибрежный песок, оставляя на нем следы пены. Войницкий вдохнул полной грудью просоленный морской воздух. Как же давно он не был здесь! Вспомнилось детство, когда был жив его дядька Владек. Владек любил море и частенько брал мальчишку с собой, выходя на морской простор на легком суденышке с единственным парусом. Станислав горько усмехнулся своим воспоминаниям. Как же отличались его отец и дядька. Для Владека не было ничего дороже любимой жены и возможности жить так, как ему хотелось, тогда как Вацлав всю жизнь пытался соответствовать аристократическим требованиям своего отца, деда Станислава. Как часто он жалел о том, что его отец Вацлав, а не Владек.

- Как же хорошо здесь, - обернулась к нему Катя с улыбкой на лице.

- Я надеялся, что Вам понравится здесь, - улыбнулся Станислав в ответ. - Вы еще не знакомы с моей тетушкой. Ручаюсь, с ней Вы найдете общий язык.

***

Начало июня в Отрадном выдалось дождливым. Дождавшись наконец-то теплого солнечного денька, Натали вместе со своей свекровью вышла в парк. Дорожки еще не совсем просохли, и двигаясь с величайшей осторожностью, чтобы не оступиться, Наташа направилась в сторону небольшого садика. Она сама год назад с удовольствием занималась им, но сейчас даже это необременительное занятие было ей недоступно. Остановившись около клумбы с роскошными пионами, Натали с наслаждением подставила лицо теплым лучам утреннего солнышка. Совсем скоро, еще немного, улыбнулась она, ощутив, как толкнулся малыш. С тех пор, как граф Войницкий увез жену в Польшу, в ее жизнь постепенно вернулись мир и покой. Ник частенько наведывался в Отрадное и ни разу не упомянул Войницких. Наташа нахмурилась и тяжело вздохнула, вспомнив последнюю встречу с надменной красавицей в лавке галантерейщика, ее точеный профиль, насмешливый взгляд и полные яда слова. Как же права она! И пусть Николай ни разу не упоминал ее, но вряд ли забыл.

На память пришел случайно подслушанный разговор Ника с графом Гурьевым. Пару месяцев назад Поль наведался к ним в особняк на Мойке вместе с супругой. Лето чета Гурьевых собиралась провести в Царском селе, поскольку Поль получил новое назначение, и в должности флигель-адъютанта должен был неотлучно находиться при дворе Его Величества. Елецкие же намеревались провести межсезонье в Отрадном. Натали спускалась в малый салон, где ее ожидала Ольга, и услышала голос супруга из открытой двери кабинета.

- Что тебе удалось узнать?

- Увы, mon ami, немного. Войницкий подал прошение об отставке, которое было удовлетворено, и не далее как вчера выехал в Варшаву. Хозяин апартаментов, что он снимал, поведал, что граф рассчитался полностью и продлевать срок аренды не намерен.

- Другими словами, возвращаться в Петербург он не собирается, - глухо произнес Ник, подводя итог.

- По всей видимости, так. Забудь о ней, Ник!

- А про сына я тоже должен забыть!? – вспылил Николай.

- Ничего нельзя изменить, - заметил Павел. – Лучше думай о том, что жена твоя должна вскорости произвести дитя на свет.

- Я и не забываю об этом, Поль, но как же заставить себя не думать о той, с которой мысленно и денно, и нощно?

- Я не знаю, что тебе сказать на это, - вздохнул Павел.

Наталья поспешила незаметно уйти. Спустившись вниз, она сморгнула выступившие слезы и глубоко вздохнув, чтобы унять волнение, распахнула двери в малый салон. Улыбнувшись дежурной улыбкой, Наталья поприветствовала Ольгу и завела такой же дежурный разговор о погоде, пока разливала чай и ожидала супруга и графа Гурьева. Ник обещал присоединиться после разговора по душам с Полем, но одно дело догадываться, о чем пойдет этот разговор, и совсем другое - самой услышать обо всем.

Из задумчивости ее вывел голос Анны Петровны.

- Натали, с Вами все в порядке? Вы хорошо себя чувствуете? – обеспокоенно спросила свекровь.

Наташа с утра выглядела несколько бледной, и Анну Петровну очень беспокоило ее состояние. Она частенько замечала то покрасневшие глаза невестки, то какую-то отрешенность и задумчивость, ранее ей не свойственную.

- Да, спасибо. Все замечательно, - слабо улыбнулась Наталья, очнувшись от своих воспоминаний.

Слава Богу, ей больше не о чем беспокоиться. Катерина теперь далеко и, судя по всему, надолго.

В отдалении послышался топот копыт; обернувшись к воротам усадьбы Наталья приложила ладонь ко лбу, заслоняя глаза от солнца, и всматривалась в фигуру подъезжающего всадника.

Николай! – радостно забилось сердце. Поспешив к мужу, княгиня поскользнулась на мокрой траве и с трудом удержала равновесие. Анна Петровна тотчас оказалась рядом, подхватила невестку под руку и мягко пожурила ее за ее порывистость.

- Вам беречь себя надобно, Наташа!

- Ник вернулся, - улыбнулась Наташа, махнув рукой в сторону заднего двора.

Николай в последние месяцы размышлял о том, чтобы оставить службу, но окончательного решения так и не принял. Конечно, дел в имении было более, чем достаточно, и отец давно уже намекал, что ему уже не под силу справляться со всем в одиночку. Но именно постоянное присутствие отца было одной из причин, почему Ник не хотел оставаться в Отрадном, а службу использовал как повод для того, чтобы оставаться в столице, надеясь хоть таким образом, что-нибудь разузнать о судьбе Кати и сына.

Он сознательно изматывал себя частыми поездками между Петербургом и Отрадным, чтобы меньше времени оставалось на то, чтобы придаваться безрадостным мыслям о навсегда потерянных дорогих для него людях.

Спешившись и бросив поводья конюху, Николай быстрым шагом направился к дому, но, обернувшись на крыльце, остановился. Наташа помахала ему рукой, и Елецкий пошел навстречу ей и матери.

- Я вижу, вы воспользовались хорошей погодой, чтобы совершить прогулку, - улыбнулся он, остановившись рядом с женщинами.

- Да уж, - рассмеялась Анна Петровна. - Не знаю, чем мы Господа прогневили, но почти всю неделю дождь лил, не переставая.

Николай окинул быстрым взглядом жену. Наташа выглядела немного бледной, и желтое утреннее платье только усиливало этот эффект.

- Как Вы себя чувствуете? – обеспокоено спросил он.

- Спасибо, хорошо, - ответила она, не отводя от него светящихся радостью глаз.

- Не возражаете, если я Вас покину ненадолго? Хочу привести себя в порядок перед обедом, - кивнул Ник на заляпанные дорожной грязью сапоги.

Он заметил немой вопрос в глазах Натальи, но не захотел говорить об этом сейчас. В прошлый свой приезд он обещал, что подаст прошение об отставке, но опять не сделал этого. Среди офицеров упорно ходили слухи, что Шамиль в Дагестане очень быстро собирает под свои знамена новую армию, и вскоре грядет новая экспедиция на Кавказ. Ник не знал, каким образом эти слухи достигли ушей его домашних, но даже Сергей Васильевич настоятельно просил его оставит службу, опасаясь, что Преображенский полк могут бросить на Кавказ, чтобы подавить сопротивление горцев.

Оттянув таким образом неизбежный неприятный разговор, Николай прошел в свои покои. Он и себе, наверное, с трудом смог бы объяснить, почему тянет с прошением об отставке. Может быть, оттого, что, оставаясь на службе, он был как бы не совсем подвластен воле своего родителя и в какой-то степени сам определял свою судьбу. Он не больно-то горел желанием вновь отправиться на Кавказ, но был уверен, что если поступит приказ выступить, он не станет спешно пытаться покинуть ряды офицеров гвардии, а отправится вместе со всеми в новую кампанию.

Днем он почти не виделся с Натальей. Сергей Васильевич, будучи весьма недовольным тем, как в последнее время ведутся дела в поместье, просил сына разобраться в счетных книгах, потому как имел подозрение, что новый управляющий Савелий Игнатьевич, нанятый им после того, как преставился Александр Павлович, прослуживший семье Елецких верой и правдой более тридцати лет, нечист на руку. Проведя практически весь день в кабинете отца за счетными книгами вместе с бледнеющим от каждого взгляда молодого барина Савелием Игнатьевичем, Ник вышел только к ужину, и далеко не в лучшем настроении.

После ужина он намеревался продолжить разбираться в записях нового управляющего, но его остановила Натали.

- Ники, могу я говорить с Вами? - обратилась она к нему.

- Как пожелаете, сударыня, - вскинул бровь Елецкий, догадываясь о чем пойдет разговор. – Думаю, в кабинете нам будет удобнее, - оглянулся он на прислугу, что спешила убрать со стола после трапезы.

Наталья тяжело поднялась со стула, шурша шелковым платьем нежного фисташкового оттенка, и, опираясь на руку супруга, прошла к кабинету Сергея Васильевича. Пропустив жену вперед, Николай плотно прикрыл дверь и, сложив руки на груди, повернулся к ней.

- Я Вас слушаю, Натали, - глядя прямо ей в глаза, произнес Елецкий.

Наталья окинула внимательным взглядом высокую статную фигуру мужа. Тонкая полотняная рубашка подчеркивала широкий разворот плеч, темные брови нахмурены, вся поза выражает напряжение и крайнюю степень раздражения.

- Ники, Вы избегаете меня весь день, - нахмурилась она, - это дает мне основания полагать, что Вы так и не подали прошения об отставке, как обещали в прошлый свой приезд в Отрадное.

- Я был занят, - коротко ответил Елецкий, указывая на разложенные счетные книги и недовольный тем, что она так легко разгадала его маневр.

- И все же…

- Да, Вы правы, я не подал в отставку, - прервал ее Николай.

- Почему Вы упорствуете? – тихо спросила Наташа. – Даже Ваш отец считает, что Вы уже отдали свой долг отечеству.

Елецкий задумался. Ему был неприятен этот разговор, не хотелось открывать перед Натальей своих мыслей, того, что тяжким грузом лежало на душе.

- Что ж, сударыня, я отвечу Вам, - вздохнул он. – Вы, видимо, ожидаете от меня, что я подам в отставку и останусь сидеть в имении около Ваших юбок, наслаждаясь всеми благами супружества и занимаясь подсчетами прибылей от будущего урожая. Вынужден Вас огорчить: видимо, я не создан для такой жизни. Сама атмосфера этого дома душит меня. Мне тяжело оставаться здесь подолгу.

- Это дом так влияет на Вас или мое присутствие в нем? – поджав губы спросила Наташа. – Сдается мне, - продолжила она, не услышав ответа, - что совсем иная причина заставляет Вас оставаться в Петербурге.

- И что же это за причина, по-Вашему? – усмехнулся Ник.

- Та самая, которая нынче пребывает в Польше, а Вы остаетесь в столице в надежде получить хоть какие-то известия о ней, - почти выкрикнула она.

- Что заставляет Вас так думать? – процедил он сквозь зубы.

Он устал, Боже, как же он устал от этой ревности! Неужели Наталья вечно будет попрекать его Катрин?

- А, кстати, хотите знать последние новости? – язвительно спросила она.

- Нет! – отрезал Елецкий.

- Отчего же?! Охотно поделюсь с Вами. На прошлой неделе я получила письмо от Мари Белозерской. Вы, вероятно знаете уже, что брат Вашей любовницы, граф Блохин, сделал Мари предложение и получил ее согласие?

- Мне это не интересно, - со скучающим выражением лица отозвался Николай.

- Неужели? Так вот, Мари пишет, что графиня Войницкая в тягости, и к Рождеству должна родить. Чудесная новость, не правда ли?

Николай скрипнул зубами.

- Вы все сказали, Натали? У меня еще много дел.

- Все! – Наталья повернулась, чтобы уйти, но оступилась и тихо охнула схватившись за спинку кресла.

- Что с Вами? – Николай в мгновение ока оказался рядом.

Наташа, хотела было сказать, что все в порядке, но тянущая боль пронзила поясницу.

- Бог мой, Ники, кажется, началось, - подняв испуганные глаза на мужа, выдавила она побелевшими губами.

Подхватив жену, Николай направился к ее спальне, на ходу приказав попавшемуся на глаза лакею послать кого-нибудь в деревню за повитухой. С величайшей осторожностью уложив ее на постель, Ник вышел в коридор и позвал горничную Натальи. Маменька без лишних слов выпроводила сына из спальни невестки и осталась с Натальей. Памятуя о том, что ее появление на свет стоило матери жизни, Наташа вдруг испугалась, что и ей уготована та же участь.

- Я не хочу! Не хочу, - тихо повторяла она между приступами острой боли, что заставляли ее закусывать губу, чтобы не закричать в голос, и метаться по широкой постели.

- Все будет хорошо, не бойся, милая, - повторяла Анна Петровна, отирая с ее лба испарину и с жалостью глядя на бледное лицо своей невестки.

Наконец, спустя два часа привезли повитуху. Старая Марфа, оглядев роженицу, недовольно нахмурилась, и, склонившись к княгине, прошептала так, чтобы услышала только Анна Петровна:

- Плохо дело, барыня. Дитятко, похоже, ножками пойдет.

- Господь с тобой, Марфа! - перекрестилась княгиня.

- Уж поверьте моему опыту. Священника бы позвали - окрестить младенца, коли живой родится.

Николай спустился в кабинет. Налив полный бокал бренди, он опрокинул в себя обжигающий напиток. Счетные книги были забыты. Сначала он метался по кабинету, потом перебрался к спальне Натали и уже который час ходил из угла в угол под дверями, и каждый новый мучительный стон, доносящийся из-за дверей, добавлял мучений его и без того неспокойной совести. Господи, да сколь же это может продолжаться?! – вздохнул он. Поднявшись наверх, он вновь остановился под дверью. Душераздирающий крик заставил его вздрогнуть. Привалившись спиной к стене, Ник закрыл лицо руками. Сколько времени прошло? Три часа? Четыре? Вернувшись в кабинет, он с ужасом обнаружил, что уже пятый час утра. Почему так долго? Елецкий снова вернулся к дверям спальни жены.

Анна Петровна, бледная и уставшая, вышла в коридор. Заметив сына, нахмурилась.

- Ники, вели за священником послать, - вздохнула княгиня.

Николай побледнел.

- Натали? Ребенок?

- Да нет же, - слабо улыбнулась княгиня. – Живы все, слава Всевышнему. Девочка уж больно слабенькая родилась, крестить надо бы сегодня же.

Елецкий устало прикрыл глаза, беззвучно шепча Отче наш.

- Дочь думал, как назвать? – подошла к сыну княгиня.

- Анна – если Натали согласится, - открыв глаза ответил Николай. – Она не хотела имя ребенку до рождения выбирать.

Оттолкнувшись от стены, Елецкий быстро спустился вниз и сам разбудил Никифора.

- Поезжай за отцом Георгием, - отдал он распоряжение, едва денщик протер заспанные глаза.

- Ваше сиятельство, барыня-то как? – осмелился спросить Никифор, глядя в осунувшееся усталое лицо барина.

- Все хорошо, - коротко ответил Ник. – Дочь у меня родилась, Аннушка, - неожиданно улыбнулся он.

- Слава тебе, Господи, - перекрестился Никифор, подымаясь на ноги.

Вернувшись в особняк, Николай вошел в спальню жены. Натали лежала, отвернувшись к окну.

Подойдя к кровати, Николай опустился в кресло, стоящее рядом.

- Наташа, душа моя, - протянув руку, он откинул с ее лба влажную потемневшую прядь.

- Простите меня, Ники, - вдруг прошептала она. – Я так хотела подарить Вам сына! теперь я и вовсе ни на что негодная! – вскинула она на него полные слез глаза.

- Ну что ты, Наташа! Даже думать об этом не смей. Никифор уже за отцом Георгием поехал. Я бы хотел дочку Анной назвать, если ты согласишься.

- Ах, Ники! Мне, право, все равно. Вот был бы это мальчик, - всхлипнула она. – И доктор, и Марфа сказали, что нельзя мне более детей иметь, - разрыдалась она.

Николай растерялся. Взяв жену за руку, он поднес ее к губам, целуя каждый пальчик.

- Наташа, душа моя! Нам Господь девочку послал, и я ее буду любить не меньше, чем если бы то сын был, - поглаживая тонкое запястье, произнес Ник.

Усталость, бесконечная усталость накатила тяжким грузом, и Наталья погрузилась в тревожный сон, так и не выпустив руки супруга из свое ладони. Ник долго сидел рядом с ней, рассеяно перебирая золотистые локоны. Что случилось с ними? Ему вспомнился Тифлис, неспешные прогулки в садах, утопающих в цветении плодовых деревьев, ее тихий смех и полную очарованию улыбку. Ах, если бы отец приехал всего лишь днем ранее, он бы не совершил роковой ошибки. Кабы знал, что жива Катерина, разве смог бы повести другую под венец? И ведь думал, глупец, что сумеет совладать с чувством этим, что, как заноза, сидело в сердце, а стоило только увидеть ее, и пошли прахом все его благие намерения. Натали ни в чем перед ним не виновата. Здесь только его вина, что не в силах он забыть о Катрин. Даже потеряв ее навсегда, ибо чужая жена она венчаная, не может заставить себя не думать о ней. Наташа вот совсем извелась от ревности и его извела своими вечными придирками. Вздохнув, Елецкий, поднялся с кресла и вышел из спальни. Ноги сами понесли в детскую, где он застал матушку с маленькой Анечкой на руках. Анна Петровна, что-тихо напевая, укачивала младенца со светлой улыбкой на лице и не сразу заметила сына.

- Можно мне? – робко протягивая руки к младенцу, спросил Ник.

- Конечно, ma chérie, - улыбнулась княгиня перекладывая сверток ему в руки. – Она замечательная и вырастет настоящей красавицей. Отец Георгий уже приехал?

- Не знаю, маменька, я с Натали был, - пожал плечом Ник.

- Ну, побудь с дочкой, я посмотрю, - шурша шелком темно-синего платья, Анна Петровна скрылась за дверью.