Но полиамория — не только секс и свинг. Далеко не только. В жизни есть вещи поважнее. Например, совместная домашняя работа.

— Луиза, твоя уборщица не справляется с работой, — однажды сказала мне Елена, когда я входила домой после работы.

— Что?

Дыши медленно. Уборка не была моим любимым занятием даже в лучшие времена. А когда я прихожу домой после полного рабочего дня, она оказывается очень низко в списке приоритетов.

— Пойдём, я тебе покажу, — командовала Елена. Что я хотела делать, так это сидеть на диване и смотреть Друзей. Но я пошла с Еленой на кухню. И негодовала за каждый из семи пройденных шагов. Она встала на колени и указала мне на щель между дверью и холодильником. Там была полоска чёрной грязи.

Она была отвратительна. Совершенно очевидно. И было столь же очевидно, что для того, чтоб не заметить её надо было быть слепой. Мы с Жилем, конечно никогда её не видели. Стыд бил ключом.

После проведённого вместе Рождества и до того момента, как мы были готовы перебраться в Англию, Елена была верна своему слову. Она едва могла прожить без Жиля неделю. Она регулярно приезжала в Париж и, когда оказывалась в нём, с трудом могла вырвать себя из него. Несколько раз пропали билеты на самолёт. Цена любви оказалась ужасно высока. И не только в деньгах.

Мои границы подверглись нескольким проверкам. Мне казалось, что мой дом оккупирован. При помощи ренгеновского зрения Елены он весь был перевёрнут вверх дном. Создавалось впечатление, что мы пользовались неправильными средствами для уборки, мы стирали свою одежду при неправильной температуре и недостаточно дружественными к окружающей среде порошками, да и общий уровень нашей гигиены был очень плох. Это было похоже на то, как будто ты имешь дома мать. Что было наихудшей из ситуаций, которую я только могла себе представить.

— Это отвратительно, — честно сказала я. И это было действительно отвратительно.

— Ах, не расстраивайся. В остальном твой дом прекрасен. Тебе надо просто поговорить с уборщицей и показать ей, что надо сделать. Почему бы нам не спуститься вниз и не пообщаться с ней?

Моя уборщица была женой консьержа. Человека, с которым было совершенно необходимо оставаться в хороших отношениях. И вот сейчас я собираюсь пойти и раскритиковать способности его жены к уборке. Которые, определённо, были так себе. Я предприняла последнюю отчаянную попытку оказать сопротивление, не переходя на грубость.

— Я действительно совершенно устала.

— Это займёт всего минутку. Почему бы не сделать это сейчас?

Но я уже почти рычала. Конечно, негромко. Это было бы грубо. Я почувствовала, как лезвия острот готовы сорваться с моего языка, и только закусив до боли губу я смогла удержать внутри себя стыд за то, что я неспособна обеспечить чистоту в доме и вражду по отношению к Елене за её склонность судить. И я пошла с ней.

Она была моей гостьей. Она была женой Мортена. Она была девушкой Жиля. Но в моём мире гости не комментируют способности хозяйки к уборке (или их отсутствие). Так что вопрос был в том, уместно ли это для жены моего парня. Мне казалось, что нет. Но, возможно, это уместно для девушки моего мужа. В конце концов, это его дом и не только моя неспособность к уборке, но также и его.

— Я так рада, что могу вносить такой вклад в ваш дом. Похоже, у тебя нет времени на то, чтоб заботиться о подобных вещах и… — она посмотрела на Жиля, плечи которого показывали, что он не в лучшем настроении. — Жиль, спаси Господи, не понимает. И я купила тебе несколько прекрасных пыльно-розовых роз. Все мы понимаем пунктик Жиля насчёт цветов.

Плечи Жиля выглядели совершенно несчастно. Он обернулся и его лицо рассказало мне то же самое. Прозвенел смешок Елены:

— Жиль сегодня раздражён, потому, что я попросила его заправить твою кровать. Ты ведь любишь, когда кровать прибрана, да?

Это было так. Не далее как вчера я ворчала на то, что кровать снова не заправлена. Жиль, как обычно, не слушал. У него был чисто галльское отношение к жизни и беспорядку. Он встречал всё пожатием плеч. Заправить кровать? Боф! Но я не собиралась навязывать это Елене. Или, давать ей оружие против Жиля.

Цветы стояли в середине обеденного стола, накрытого на троих. Двое на одной стороне, один на другой. Лучшее серебро, лучшая посуда, лучшие бокалы, лучшее, лучшее, лучшее. Она сделала всё это для меня. И я чувствовала себя почётным гостем. В моём, бля, доме.

Когда мы усаживались за стол, она сладко сказала: “Ты хочешь сесть рядом с Жилем?”

Ррррррр! Но теперь мне следовало проявить вежливость. Она была моей гостьей.

— О, нет, нет, нет. Садись пожалуйста.

Всё так и было. Пара и любовница. Любовницей чувствовала себя я.

— Сегодня мы ходили на выставку Кувшинок Моне.

Я в шоке посмотрела на Жиля. Он кивнул. Подтверждающе. Мой муж делал что-то кроме просмотра телевизора, шахматного сайта или тренировки в зале. Кем был этот мужчина? Потому что, определённо, это не был мой муж.

— Но мне нравится импрессионизм, — сказала я, борясь со смущением.

Жиль посмотрел на меня:

— Я этого не знал.

— Я ходила в дом Сезанна и специализировалась на нём, когда готовилась к экзаменам по истории искусства. Репродукция в туалете — Пикассо. Я выбрала свою квартиру потому, что она была на улице Мориса Утрилло.

— Она была также в ста метрах от паба.

— Да.

Я поняла, что то, что мы никуда не ходили и ничего не делали было моей виной в той же степени, что и его. Даже в большей. Потому, что он не стал бы ничего делать без меня.

За наши проведённые моногамно годы мы с Жилем забыли о том, какими мы были при первой встрече. Балланс, которого мы так легко и быстро достигли, превратил нас в карикатуры на тех, кто когда-то полюбил друг друга. Я любила его беспечный характер, он любил моё ненасытное любопытство. До тех пор, пока его беспечный характер не превратился в лень и пассивность, а моё любопытство не стало жаждой знать всё больше и больше для того, чтоб получить власть. Каждый из нас оказался сформирован другим и ирония была в том, что, как и у многих других пар, именно это оттолкнуло нас друг от друга. Вместе мы впадали в симбиоз и подкармливали слабости друг друга.

В моём случае эти слабости иногда становились моими сильными сторонами. Мои амбиции и энергия принесли мне успех в профессиональной сфере. Но слабости, которые я вскормила у своего мужа, лишили его счастья от жизни. И от нашего брака. Что лишило меня счастья от жизни с ним. Потому, что споры между нами почти не возникали, да и были слабыми. Я оставляла ему слишком мало того, с чем можно было бы спорить. Ничего, чему можно было бы противостоять. Представьте себе, единственный раз когда я видела его трясущимся от ярости, было ещё до нашей свадьбы, когда он спорил со своим отцом. Но он спорил со своей новой девушкой. Так что Елена оказалась очень удачной находкой.

— У меня такое чувство, что ты оккупировала мой дом, — выкрикнул Жиль.

— Потому, что заставила тебя заправить постель? — рассмеялась в ответ она.

— Почему ты относишься ко мне как к ребёнку? — застонал он в ответ.

Тем временем, я сидела на диване и очарованно смотрела на них. Не так часто случается видеть мыльную оперу так близко и лично. А кричащий Жиль становился даже чуть-чуть привлекательным.

— Почему ты не можешь заправить кровать для своей жены? — покровительственно спросила Елена. — Чем ты занимаешься весь день? Похоже, проверка электронной почти важнее для тебя, чем сделать что-нибудь для неё, да?

— Её не волнует кровать! — раздражённо ответил он. — У нас с Луизой собственная динамика.

— Но её волнует! На этой неделе она говорила об этом каждое утро и ты это слышал. Это тебя не волнует она.

— Я люблю её и она это знает. И какое тебе дело до нашего брака? Спасибо, мы способны сами разобраться со своими делами!

— Может ты и можешь, но Луиза несчастна, а ты этого даже не видишь. Её отношения с Мортеном куда более равные.

Это было так. И произнесённое вслух нельзя было снова сделать невысказанным. Затаив дыхание, я ждала ответа Жиля. Он, определённо, мог победить в этом споре. Он, определённо, мог опровергнуть сказанное Еленой. Я хотела, чтоб мой брак нормально функционировал. Я нуждалась в его вере в то, что это получится.

Но Жиль просто ушёл в себя и упрямо произнёс:

— Мы любим друг друга и строим наше общее будущее.

Елена не заметила этого. И продолжила нападать на него:

— Это она строит будущее. Ты не много-то делаешь. У тебя нет работы. Ты даже не пытаешься её найти. Ты не помогаешь по дому. Ты даже отказываешься застелить постель. Если ты не будешь осторожен, она тебя бросит.

О Боже…

Очень странно, как вербализация идеи может внезапно сместить точку вашего зрения. В тот самый момент я поняла, что я хочу детей, что хотела их уже долгое время, и как бы я не была испугана — я была готова. И, глядя на апоклептически заикающегося Жиля, я поняла, что он — не готов. И я всегда знала, что он ещё не готов. Но я полагала, что это скоро произойдёт. Я была совершенно не права. Если мой муж отказывается заправить кровать, насколько сильно он будет отказываться выделить в своём графике время на ребёнка?

Теоретически, в полиаморном мире я могла бы иметь всё сразу. Жиль как мой лучший друг и родственная душа, даже хотя он и не хочет детей. Мортен завёл бы детей сначала с Еленой и, хотя я любила его, мне нельзя было ожидать от этих отношений детей по крайней мере несколько лет. Таким образом, я оказалась с мужчиной, которого я люблю, но который не хочет детей и мужчиной, которого я люблю, но с которым у меня не может быть детей, по крайней мере в ближайшее время.

Так, что же я делаю с ними обоими?