Перед нами теперь стоит задача перейти «от структурно-статичного исследования психологической организации личности к процессуально-динамическому» (Анцыферова, 1978, с. 39), или от синхронического к диахроническому (Петровский В.А., 1996). Понятие о смысловых процессах еще не вошло в язык и понятийный аппарат современной психологии личности, несмотря на то, что концепция личностного смысла – смысловых образований – смысловой сферы личности является на сегодняшний день одним из наиболее продуктивных направлений в психологии личности. В русле смыслового подхода в психологии личности анализ структуры смысловой сферы и актуального функционирования смысловых структур и систем преобладает над попытками рассмотреть их динамику, пути и закономерности трансформаций. Другими словами, структурно-функциональный подход действительно преобладает над динамическим. Конечно, в ряде исследований авторы обращаются и к смысловой динамике, но чаще всего эта последняя сводится к традиционному представлению о смыслообразовании – придании мотивом смысла целям и обстоятельствам деятельности и, соответственно, действиям и операциям (Леонтьев А.Н., 1972). Единственной работой, в которой вопрос о динамике смыслов ставится в оригинальном ключе, является известная монография Ф.Е.Василюка (1984), но и в ней, вводя новаторское понятие смыслостроительства, автор не делает попытки вписать его в систему других родственных понятий, довольствуясь развитием своих тееретических построений. Недостаточное внимание к вопросам динамики смыслов особенно удивительно, если учесть общую тенденцию повышения интереса к динамике личности по сравнению с ее статичной структурой в последние десятилетия в контексте прежде всего таких практических задач как задачи психотерапии и психокоррекции, воспитания и перевоспитания и др.
Для решения этой задачи, исходящей из признания того, что «личность – не столько законченный продукт, сколько процесс» (Allport, 1956, с. 19), смысловой подход видится безусловно адекватным, поскольку изменчивость, динамичность заложены в саму природу смысловых структур и систем в отличие, скажем, от личностных черт или диспозиций. Исследователи, описывающие личность на языке последних, сталкиваются с трудностями как раз при попытке объяснить механизмы изменений в личности, для понимания которых язык черт явно неадекватен. Методологический анализ этих трудностей был дан Ю.Джендлином: «Если нам надо понять изменения личности, необходимо понять, как могут изменять свою природу ее структурные составляющие… Мы не можем объяснить изменение определенного содержания, если наша конкретная теория определяет личность исключительно как содержание. Такая теория может сформулировать, что именно должно измениться, и впоследствии она может констатировать, что же изменилось и во что оно превратилось; однако то, как именно стало возможным такое изменение, останется теоретически необъяснимым до тех пор, пока наше объяснение оперирует понятиями о тех или иных определенных содержаниях» (Gendlin, 1964, с. 104). Согласно Ю.Джендлину, избегнуть этого может лишь теория, закладывающая возможность изменения в свои объяснительные структуры (там же).
Этому требованию удовлетворяет смысловой подход, в частности, сформулированное нами выше понимание смысловых структур как превращенной формы жизненных отношений субъекта. Сама эта форма определяется структурой человеческой деятельности и сознания, в функционирование которых реальные жизненные отношения вторгаются, принимая форму смысловых структур. Любой структурный элемент личности тем самым оказывается включен одновременно по меньшей мере в два определяющих его движения: со стороны формы – в непрерывное движение структур деятельности и сознания субъекта, в его практику, в которой место и функция любого элемента отнюдь не является неизменным, и со стороны содержания – в более медленное, но вместе с тем и более гибкое движение системы отношений субъекта с миром, более или менее резкие изменения которых в течение жизни субъекта отражаются в более или менее адекватных изменениях системы смыслов. Динамичность личностных структур прямо вытекает из их функции – сложной регуляции жизнедеятельности субъекта на фоне постоянно изменяющихся условий и ситуаций. Поэтому не будет преувеличением сказать, что непрерывное изменение, развитие личности – в тех или иных частностях или затрагивающее ее целиком, плавное или скачкообразное – является способом ее существования (см. Анциферова, 1978).
В литературе предлагается различать «большую» и «малую» динамику смысловых образований. «Под “большой динамикой” развития смысловых образований понимаются процессы рождения и изменения смысловых образований личности в ходе жизни человека, в ходе смены различных видов деятельности» (Асмолов, Братусь и др., 1979, с. 38). «Под “малой” динамикой развития смысловых образований понимаются процессы порождения и трансформации смысловых образований в ходе движения той или иной особенной деятельности» (там же, с. 39). Данный раздел мы посвящаем исключительно механизмам «малой» динамики, несколько расширив при этом ее понимание. Ставя задачу целостного и систематического рассмотрения видов и форм динамики смысловых процессов, мы различаем по меньшей мере три их класса: процессы смыслообразования, смыслоосознания и смыслостроительства.
Первой разновидностью процессов «малой» динамики смысловых образований являются процессы смыслообразования, достаточно хорошо изученные на сегодняшний день. Мы, однако, несколько расширяем традиционное понятие смыслообразования (Леонтьев А.Н., 1972; 1977). А.Н.Леонтьев рассматривал его как процесс, проистекающий в системе «мотив – цель» или «мотив – условия». Б.А.Сосновский (1993, с. 50, 185) отметил, что смыслообразование не является прерогативой лишь мотива, его осуществляет субъект посредством иерархизированной структуры направленности человека, в которой мотив является лишь одним из элементов. О.К.Тихомиров, введя понятие операционального смысла, распространил идею смыслообразования «вниз», на систему «цель – условия» (Тихомиров, 1969; 1984; Тихомиров, Терехов, 1969). Операциональный смысл элемента проблемной ситуации представляет собой своеобразное отражение возможностей преобразования ситуации. Хотя операциональный смысл как таковой никак не характеризует личность, он продолжает цепочку смыслообразующих связей «вниз», характеризуя отношение элемента проблемной ситуации (средства или условия) к стоящей перед субъектом в данной ситуации цели.
В.Е.Клочко (1978) рассматривает операциональный смысл в качестве аналога личностного смысла на уровне «операции – условия». Б.С.Братусь (1981), в свою очередь, распространил идею смыслообразования «вверх», на иерархические отношения между мотивами разной степени общности.
Остается сделать лишь один шаг, чтобы понять смыслообразование как глобальный процесс подключения новых объектов (явлений) к существующей цепи или системе смысловых связей, в результате чего эти объекты (явления) приобретают новый смысл, а смысловая система распространяется на новые объекты (явления); в результате эти новые объекты (явления) встраиваются в систему жизненных отношений субъекта или в новую их подсистему и приобретают новые регулирующие функции (см. раздел 2.2.). Эти процессы могут иметь разный масштаб значимости – от возникновения нового операционального смысла шахматной фигуры в свете нового замысла, открывающего путь к победе в партии, до классовой ненависти к близким людям, внезапно оказавшимся «врагами» в свете «единственно правильного» учения – но суть их принципиально одна. Смыслообразование можно определить на языке психологических механизмов как процесс распространения смысла от ведущих, смыслообразующих, «ядерных» смысловых структур к частным, периферическим, производным в конкретной ситуации развертывающейся деятельности. Это и опредмечивание актуальных потребностей, в результате которого предмет становится мотивом деятельности, приобретая соответствующий смысл (см. раздел 3.3.); это и процессы ситуативного развития мотивации, в которых формируется система смысловой регуляции деятельности, обеспечивающая реализацию ее мотива (см. раздел 3.7.); это и окрашивание в сознании личностным смыслом различных фрагментов образа мира, которые выступают как цели либо условия осуществления деятельности (см. раздел З.1.). Смыслообразование же в традиционном его понимании (от мотива к цели и условиям деятельности) предстает лишь как частный случай, локальное звено смыслообразования в широком смысле слова. Более того, даже в этом локальном звене обнаруживаются варианты: источником ситуативных смыслов в текущей деятельности могут выступать не только мотивы, но и другие смысловые структуры – смысловые диспозиции и смысловые конструкты; соответственно, достаточно четко различаются три механизма смыслообразования на одном этом уровне: мотивационный, диспозиционный и атрибутивный.
В отличие от других видов динамики смысловых процессов, смыслообразование характеризуется тем, что здесь не происходит содержательная трансформация смыслов. Оставаясь принципиально инвариантным, исходное смысловое содержание находит для себя новые превращенные формы и, перетекая в них и подчиняясь их «формообразующим закономерностям», меняет лишь форму своего проявления в деятельности субъекта. Так, например, смысл денег в известных опытах Дж. Брунера и К.Гудмена ( Брунер , 1977) из формы общей смысловой диспозиции переходит в форму личностного смысла, трансформирующего воспринимаемые размеры конкретных монет. В ситуации целеполагания цель принимает на себя «смысловой заряд» мотива – целиком или частично, в зависимости от их содержательного соотношения – и приобретает благодаря этому побудительную силу и т. п. При смыслообразовании, таким образом, происходит лишь расширение сети смысловых связей за счет подключения к ней новых и новых элементов. Если со стороны смыслового содержания деятельности смыслообразование выступает как фиксация инвариантного смысла в новых превращенных формах, то со стороны предметного содержания тот же процесс выступает как осмысление новых конкретных объектов, явлений и действий в контексте исходных более общих смыслов.
Остановимся на общей характеристике процессов смыслообразования.
Во-первых, необходимо отметить общую направленность любых процессов смыслообразования, а именно «сверху вниз», то есть от полюса субъекта деятельности к полюсу ее объекта. Именно этот путь наполнения деятельности осмысленностью как одной из ее фундаментальных характеристик отмечают В.П.Зинченко и В.М.Мунипов (1976, с. 53).
Во-вторых, процессы смыслообразования подчинены определенной логике. В.К.Вилюнас отмечал, что именно «познавательный “слой”, отражающий объективную действительность, служит по отношению к эмоционально-смысловым процессам субъективного “слоя” своего рода потенциальной схемой, подобно тому, как канавки, проложенные садоводом, создают потенциальную схему распространения воды возможного дождя» (1976, с. 134). Эта образная характеристика является во многом верной, но, на наш взгляд, неполной, поскольку направление процессов смыслообразования определяется не только рациональным познавательным отражением объективных взаимосвязей объектов и явлений действительности, но и иррациональным отражением иных их взаимосвязей в доминирующей на уровне неосознаваемого психического отражения «иной логике», которой со времен работы 3.Фрейда о толковании сновидений (1913) все чаще уделяют внимание в самой разной связи (см., например, Леклер, 1978; Асмолов, 1996 а; Дмитриев, 1985 и др.). По сути, сама эта «иная логика», носящая метафорический характер, объективированная в мифах и проявляющаяся в сновидениях, и есть логика смыслов, то есть отражения не мира как такового, а мира в его единстве с субъектом (ср. Асмолов, 1996 а, с. 378).
В таком утверждении содержится опасность тавтологии: действительно, основой для смысловой динамики становится некая логика, основой которой, в свою очередь, выступает смысловая динамика. Разделение генетического и функционального аспектов рассмотрения позволит нам эту тавтологию преодолеть, предположив, что носителями «иной логики» выступают особые глубинные структуры психики, наиболее адекватным обозначением которых служит, на наш взгляд, термин «схематизмы» ( Василюк , 1984, с. 157–161). Различного рода схематизмы, типа «интроектов» 3.Фрейда, «комплексов» К.Г.Юнга, «сценариев» Э.Берна и т. п., формируются в раннем онтогенезе (мы намеренно не касаемся здесь дискуссионных вопросов пренатального развития и «архетипов коллективного бессознательного») наряду с познавательными структурами сознания. В отличие от последних они, однако, конденсируют в себе опыт не познания мира, а отношений с миром, то есть смысловой опыт. В функциональном же плане схематизмы влияют на актуальную смысловую динамику, подчиняя ее своим «формообразующим закономерностям» (см. Василюк, 1964, с. 160), направляя течение процессов смыслообразования в сторону от путей, диктуемых «познавательным слоем» сознания (В.К.Вилюнас). Схематизм как таковой, если он не связан с аффективно заряженной смысловой диспозицией, не порождает новых смыслов; но он как бы «искривляет пространство», в котором протекают смысловые процессы, преобразовывая в соответствии со своими «формообразующими закономерностями» логику психического отражения в «иную логику», которая и становится потенциальной схемой, определяющей развитие смысловых связей, то есть направление процессов смыслообразования.
Смыслообразование, однако, не сводится к описанному «растечению смысла по канавкам». Его результатом нередко становится то, что смысловая структура, приобретая устойчивость, «перерастает» свое исходное место в деятельности и начинает выступать уже в ином качестве. Примером является хорошо известный феномен «сдвига мотива на цель» (Леонтьев А.Н., 1972), предпосылкой которого является приобретение целью смыслового содержания, достаточного для того, чтобы она могла самостоятельно инициировать деятельность, становясь тем самым мотивом. Таким образом, здесь мы имеем дело с трансформацией и самих смысловых структур – их ростом, развитием и переходом в новое качество, питаемым процессами смыслообразования.
Вторая разновидность динамики смысловых процессов порождается направленной на них работой осознания. Рядом авторов в свое время подчеркивалось, что личностные смыслы и смысловые образования не изменяются от факта их осознания (Асмолов, Братусь и др., 1979; Асмолов, 1990). Необходимо, однако, различать два принципиально различных, на наш взгляд, процесса: осознание смысловых структур и осознание смысловых связей.
В первом случае речь идет о работе интроспекции (самоанализа), результатом которого является констатация субъектом присутствия в структуре регуляции жизнедеятельности определенных смысловых структур – мотивов, диспозиций и др. – оказывающих на его жизнь более или менее существенное влияние. Такое осознание может выступать результатом не только самоанализа, но и применения специальных приемов психологического воздействия (например, психоанализа или некоторых других психотерапевтических техник), а также спонтанно, в соответствии с механизмами, описываемыми «теорией самовосприятия» Д. Бема (см. Хекхаузен, 1986 б, с. 67–69). В подобных случаях, действительно, сам факт осознания не трансформирует соответствующие структуры ни в содержательном отношении, ни в отношении их действенности. Позитивный терапевтический эффект обеспечивается за счет того, что осознание наличия соответствующих внутренних регуляторов открывает перед субъектом потенциальные возможности для сознательной перестройки своих отношений с миром. Дальнейшее осуществление такой перестройки и трансформация соответствующих смысловых структур (или неспособность ее осуществления) прямо не вытекает из факта осознания смысловых структур, которое, повторяем, само по себе не приводит к их изменению.