Первые планомерные поиски путей на Амур и в район, получивший впоследствии название «Даурия» (русское название Забайкалья и частично Приамурья в бассейне рек Шилки, Аргуни, Зеи, Буреи, отчасти Сунгари и Уссури), начались примерно за 10 лет до похода туда Ерофея Павловича Хабарова. Их осуществляли выходившие из Енисейска и Якутска как правительственные отряды, так и действовавшие на свой страх и риск промышленники.

В 1638 г. из Енисейска для «прииску и проведывания новых землиц неясачных людей» был послан казачий атаман Максим Перфильев, один из опытнейших русских землепроходцев, уже неоднократно совершавший сложные путешествия по Восточной Сибири. На этот раз ему было поручено не только собрать сведения о землях, расположенных за Байкалом, но и попытаться разведать ближайшие водные подступы к Амуру.

Отправившись из Енисейска с отрядом в 36 человек уже знакомым ему путем по Ангаре, Перфильев перешел через Илимский волок и достиг ранее построенного Олекминского острожка, расположенного в устье правого притока Лены — Олекмы. Здесь же он перезимовал и собрал сведения у тунгусского населения о возможных путях на Амур. Местные тунгусы сообщили ему, что таким путем является река Витим, один из притоков Лены, верховья которого близко подходят к водоразделу Амура. Весной 1639 г., когда вскрылись реки, Перфильев достиг устья Витима и поднялся по нему до устья реки Кутомалы, где его вновь застала зима. Весной следующего года он продолжил путь по Витиму и, дойдя до устья реки Цыпири (Цыпы), поднялся по ней до Большого Цыпирского порога. К этому времени у Перфильева кончились хлебные запасы. Трудная дорога по рекам против течения, многочисленные пороги, которые приходилось преодолевать волоком по берегу, измучили отряд. Перфильев принял решение вернуться назад. В устье Цыпири он встретил тунгусов, с которых собрал ясак — 74 соболя и получил от их шамана Комбайка кое-какие сведения, имеющие отношение к Амуру: где-то в устье Витима жил «…даурский князец Батога… в рубленных юртах… Скота и соболя у него много… Есть у него серебро. Он покупает его на соболи на Шилке-реке (Амуре. — Г. Л.) у князьца Лавкая. На Шилке-реке живут многие даурские пашенные люди. Хлеб у них всякий… У князьца Лавкая, на Усть-Уре… серебряная руда в горе… Из нее плавят серебро и продают они серебро на соболи, а соболи у них на Шилке-реке покупают китайские люди… А Шилка-река пала в Ламу. А Ламу де… называют морем».

Поход Перфильева, с точки зрения администрации, оказался безрезультатным. Теперь енисейские воеводы решили искать путь в Приамурье не по притокам Лены, а со стороны озера Байкал. Об этой дороге, хотя и очень неопределенно, в Енисейске узнали от байкальских тунгусов и бурят. Те рассказывали, что дорога шла через Байкал на реку Баргузин, впадавшую в Байкал с восточной стороны, далее на Еравнинские озера, а оттуда — в реку Шилку.

Обследование этого пути было поручено отряду во главе со служилым человеком С. Скороходовым. В 1643 г. отряд переправился через Байкал, добрался до устья Баргузина, где погиб в столкновении с тунгусами.

Следующий этап, приблизивший землепроходцев к Приамурью со стороны Байкала, был связан с деятельностью отрядов служилых людей Василия Колесникова, Ивана Похабова и Ивана Галкина. В 1645–1647 гг. они установили в Забайкалье относительно мирные контакты с бурятами и тунгусами, а также с монголами. Последние вначале тоже стремились распространить свою власть на местное население Забайкалья. Но, встретив там русских и заинтересовавшись перспективами дипломатических и торговых связей с Россией, они, как правило, стали избегать серьезных столкновений с ними и не препятствовали присоединению к России забайкальских бурятов и тунгусов. Местное же население, в свою очередь, охотно принимало российское подданство в надежде получить защиту от набегов монголов.

Отряд Колесникова численностью в 100 казаков вышел из Енисейска в Забайкалье, имея основной задачей «проведывание о серебряной руде и прииск новых землиц». Переправившись через Байкал, он добрался до устья Селенги и встретился там с кочевавшими монголами и с «большими братскими людьми» (бурятами). Оказавшись на громадном расстоянии от русских поселений, Колесников не рискнул идти дальше. Он вернулся на северный берег Байкала и основал в устье Верхней Ангары Верхнеангарский острожек, предполагая совершать из него походы в Забайкалье. В 1645 г. он отправил из Верхнеангарска разведывательный отряд из четырех служилых людей, назначив старшим среди них казачьего десятника Константина Иванова сына Москвитинова. Им поручалось выяснить достоверность слухов о серебряной руде в Забайкалье и Монголии.

Преодолев тяжелый путь через Байкал, реку Баргузин и Баргузинские степи, смельчаки вышли в район Еравнинских озер. По пути казаки наткнулись на такие большие снега, что их пришлось «прорубать топорами». Не задерживаясь здесь, отряд повернул к Селенге, где находились кочевья «мунгальского большого князя» Турухан-Табуна. Этот князь имел в подчинении 20 тыс. «добрых детных и конных людей», молился в войлочной юрте (храме) золотым и серебряным изображениям буддийских божеств, был популярен среди своих соплеменников и богат. У него-то и рискнули казаки выяснить достоверность слухов о серебре. Турухан-Табун удовлетворил их интерес, рассказав, что серебра и золота в его земле нет и что серебряные и золотые вещи он покупает у китайских купцов. На прощание он подарил казакам немного золота и две серебряные чаши.

Отправленный Колесниковым из Верхоленска отряд Похабова продолжил обследование Забайкалья и выяснение вопроса о наличии полезных ископаемых. Дотошный Похабов не только побывал У Турухан-Табуна, но с его помощью добрался до Урги — ставки монгольского Цецен-хана. Он преподнес хану и главе монгольского духовенства Кутухте в подарок соболей и английское красное сукно «на платье». В свою очередь монголы дали подарки для царя и отправили с Похабовым послов в Москву. Цецен-хан подтвердил слова Турухан-Табуна о том, что серебро и золото в Монголии не добывают, а покупают в Китае. Похабов решил было рискнуть и отправиться в Китай, но Цецен-хан его туда не отпустил.

В 1648 г. отрядом Галкина был основан Баргузинский острог, который стал ближайшим подступом к бассейну Верхнего Амура. И тем не менее, как ни стремились енисейские воеводы первыми выйти на Амур и известить об этом Москву, приоритет в этом все же принадлежит администрации вновь учрежденного в 1639 г. Якутского воеводства.

Первым воеводой в Якутию Сибирский приказ назначил Петра Петровича Головина. Воеводская служба в Сибири не считалась почетной. Некоторые из воевод назначались в Сибирь, попав в немилость. Отправка в самый отдаленный уезд страны, каким был Якутский, рассматривалась современниками не иначе как почетная ссылка. Вернуть расположение царя можно было только показав служебное рвение. Оно же в условиях Сибири проявлялось в первую очередь в присоединении новых земель и сборе богатого ясака.

Якутск. С гравюры из книги голландского путешественника Н. К. Витсена 1692 г.

Вот почему, случайно встретив по дороге в Якутск возвращавшегося с Витима в Енисейск Перфильева, Головин досконально расспросил его об Амуре, Витимском пути и причине неудачи экспедиции. Максим Перфильев, убежденный в правильности Витимского подступа к Амуру, связывал основную неудачу своего похода с недостатком продовольствия и снаряжения. Головин получил у Перфильева письменный отчет об экспедиции и тотчас переслал его в Сибирский приказ.

Приезд Головина в Якутск почти совпал с возвращением еще одной экспедиции, также сообщившей сведения об Амуре. Землепроходец Иван Москвитин был послан в Якутию из томского гарнизона на временную, или, как тогда говорили, годовую службу. В 1639 г. с отрядом в составе 21 человека Москвитин отправился на «большое море-окиян по тунгусскому языку (по сообщениям тунгусов. — Г. Л.) на Ламу». К Охотскому морю казаки продвигались реками Леной, Алданом, Маей. Дойдя до речки Юдомы, они бросили тяжелый дощатник и сделали два легких струга.

Затем пришлось расстаться и со стругами. Взвалив на себя тяжелую поклажу, казаки преодолели хребет Джугджур и вышли к реке Улье, вниз по которой плыли уже на лодке. Достигнув моря, казаки немного западнее сегодняшнего Охотска поставили небольшое зимовье, а в устье реки Уды, впадающей в Охотское море, — Удский острожек. Отсюда они ходили вдоль Охотского побережья собирать ясак и охотиться на моржей. В одном из таких походов казаки дошли до Шантарских островов, населенных нивхами, и увидели на тех островах «многие дымы». Из-за своей малочисленности они не рискнули высадиться на берег. Но так как по пути их «изнял голод», то для пропитания они завернули в одну из речек. Здесь им повстречались тунгусы, которые сообщили, что за островами (Шантарскими) есть большая река Амур, впадающая в море. В ее устье и по островам живут натки, а выше по течению — «конные люди». Как выяснилось позже, конными людьми тунгусы называли дауров и дючеров, у которых было развито коневодство. Тунгусы говорили, что конные люди умели выращивать хлеб, в их хозяйстве в изобилии водились скот и домашняя птица, они добывали в горе серебряную руду, из которой плавили серебро. В доказательство слов о серебре две тунгусские женщины подарили Москвитину из своих украшений, когда-то выменянных у конных людей на собольи меха, по небольшому серебряному кружочку.

Перезимовав у тунгусов и собрав с них ясак в размере 12 сороков соболей (шкурки считали по 40 штук, связанных вместе), отряд Москвитина прежним путем вернулся в Якутск.

Сведения, сообщенные Перфильевым и Москвитиным, глубоко взволновали якутскую администрацию. Полученные с верховьев и низовьев Амура, расстояния между которыми составляли тысячи верст, они совпадали в главной своей сути: на Амуре были хлеб, соболь, серебро. Там проживало население и велся оживленный торговый обмен.

Энергично взявшись за дело, Головин разослал из Якутска несколько разведывательных отрядов. Одному из них, состоявшему из 50 человек, во главе с казачьим пятидесятником Максимом Васильевым и десятником Аксеном Аникиевым поручалось выяснить, нельзя ли добраться на Амур «сухим путем сверх Лены-реки» или же со стороны Байкала. Им же предписывалось по возможности собрать сведения об Амуре у бурят и кочующих за Байкалом тунгусов: «Шилка-река сколько от них да леча и Лавкай-князец, который живет на Шилке, сколь далеча от них живет, и серебряная руда на Шилке и медяная далеча ль от Лавкаява улуса, и какой хлеб на Шилке-реке родитца, и куды Шилка-река устьем впала».

Итоги этой экспедиции неизвестны. Но нескольким казакам, посланным Головиным на речку Чаю, удалось получить от местных тунгусов подтверждение известий, привезенных Перфильевым о том, что «вверх Витима, за волоком живет князец Лавкай в рубленных юртах… и хлеб у него родится всякой». Тунгусы показывали русским серебряные украшения, выменянные у дауров на соболь, а одна из тунгусских женщин за две нитки одекуя (бисера) отдала из своего мониста «серебряный круг в 10 алтын».

Серебряные кружочки из женских украшений, привезенные с верхнего и нижнего Амура, и казачьи отписки подтолкнули якутского воеводу к дальнейшим активным действиям. Головин не мешкая готовит экспедицию на Амур, во главе которой ставит письменного голову Еналея Бахтеярова.

Поскольку до 1641 г. более ближнего пути на Амур, чем Витимский, узнать так и не удалось, экспедиции пришлось идти к намеченной цели рекой Витимом, по которой два года назад безуспешно пытался пробиться Перфильев. Головин рассуждал так: Максим Перфильев вернулся с половины пути из-за нехватки хлеба, потому что из Енисейска до Витима пришлось добираться долгим путем и даже с двумя зимовками. Бахтеяров же шел к Витиму из Якутска, т. е. более коротким путем, и мог преодолеть его в одно лето или, на худой конец, с одной зимовкой.

В отряде Бахтеярова было 55 человек, считая четырех толмачей (переводчиков). Хлеб им дали из расчета на два года. Вооружение состояло из пушки и «к ней свинца для ядер на сорок зарядов».

О значении, которое Головин придавал этой экспедиции, говорил тот факт, что ее руководство он поручил письменному голове. Воевода был уверен в успехе затеянного дела и приказал отряду не просто собрать сведения, а положить начало русскому освоению нового края: «Послали мы (Бахтеярова. — Г. Л.) для ясачного сбора, прииска новых землиц, серебряной, медной, свинцовой руды, хлебные пашни. И велели к Батоге и Лавкаю посылать тунгусов и служилых людей. И тех князьцов велели мы призывать под высокую царскую руку и ясак брать… А у серебряные руды острог поставить».

Бахтеяров поднялся по Витиму выше Перфильева. Как и предполагал воевода, хлебных запасов ему хватило. Но чем дальше шел отряд, тем путь становился все более непроходимым и трудным: приходилось преодолевать множество мелей, порогов, лесных завалов. Люди выбивались из сил, а конца пути не было видно. Тунгусы, которые изредка встречались в тех краях, пугали Бахтеярова рассказами о многочисленности дауров и о силе их князьцов. Взвесив все за и против, Бахтеяров отдал приказ о возвращении, ограничившись, как и его предшественники, сбором географических сведений. Он дал подробное описание Витима с указанием мелей, порогов и речек, впадающих в него. Взятый Бахтеяровым тунгусский шаман Лавага подтвердил прежние известия о богатстве Даурии и наличии там хлеба и серебряной руды. Новым для русских в рассказе Лаваги было упоминание о реке Зее, левом притоке Амура, про которую в Якутстке еще никто не знал. «А на Зие-реке хлебных сидячих людей много, а вверх по Зие тунгусов много. И у тунгусов соболей много», — сообщал Лавага.

Новая неудача не заставила Головина отказаться от намеченных планов. Наоборот, поиски путей на Амур стали вестись еще более энергично. В Якутской приказной избе расспрашивали русских и нерусских людей, знающих что-либо об Амуре и путях к нему. Показания тщательно записывались подьячими, докладывались воеводе, сопоставлялись и обсуждались. Так прошло два года. И вот в 1643 г. одному из русских отрядов, собиравших ясак с тунгусов в устье реки Алдана, встретился тунгусский шаман Томканей, который хорошо знал о существовании другого, более удобного, чем Витимский, пути в Даурию и на Амур. К тому же, как выяснилось, шаман знал об Амуре не понаслышке, а неоднократно бывал там сам. Томканея привезли в Якутск, где его лично расспрашивал воевода. Со слов тунгуса, на Амур можно было попасть правым притоком Лены рекой Алданом. Из Алдана нужно было идти Учуром и Гонамом до волока. С волока путь вел в Брянду, впадающую в Зею, а оттуда — в Амур. Томканей обнаружил хорошую осведомленность о племенах, живущих по реке Зее, и даже назвал имена «лучших людей» их улусов. Рассказ Томканея о Зее и ее населении, совпадавший с сообщением тунгуса Лаваги, был тщательно записан в воеводской избе. О нем вскоре известили Москву, а тунгуса наградили четырьмя аршинами «доброго сукна».

Таким образом, в 1643 г. якутская администрация имела об Амуре и путях к нему значительную информацию, которая не оставляла никакого сомнения в том, что приамурские земли могут стать источником продовольствия, пушнины, драгоценных металлов. И воевода Головин решил сделать еще одну попытку присоединения Приамурья к Российскому государству.

Как отмечает историк Б. П. Полевой, новая экспедиция на Амур во главе с письменным головой Василием Поярковым «готовилась в масштабах, совершенно необычных для малолюдного Якутского острога». В условиях якутской скудности воевода не пожалел снарядить экспедицию всем необходимым. Он выделил 6 дощаников, положил на их оснащение 4312 саженей парусины, 325 саженей веревок новых, 790 саженей веревок, бывших в употреблении (старых). На случай, если бы суда пришлось тянуть против течения, было отпущено 380 саженей бечев. Для починки имеющихся и постройки новых судов Поярков получил судовые инструменты, в том числе 3 долота, 12 напарей, 23 сверла, 6 оборотней, 4 скобели, 700 судовых скоб, 200 гвоздей.

В отряде Пояркова было 112 служилых людей, 15 «охочих» промышленных людей, 2 целовальника, 2 толмача и 1 кузнец. Проводниками по Алдану и Гонаму должны были идти тунгусы Томканей и Лавага. Один из толмачей был в свое время в отряде Москвитина и хорошо знал путь от Охотского побережья до Якутска. Перед походом служилым людям выдали порох, свинец, 70 куяков, 10 панцирей, пищали и «пушечку железную, а к ней сто полуфунтовых ядер».

Специально для Пояркова в Якутске начали составлять наказную память — инструкцию. Однако с посылкой экспедиции так спешили, что память была вручена ему уже на. Алдане нагнавшими его пятидесятниками Яковом Петровым и Петрикеем Мининым «с товарищи». Память вооружала Пояркова имеющейся в распоряжении якутской администрации информацией о путях на Амур и с Амура — Витимском, Алданском и вдоль Охотского побережья, сообщенной Перфильевым, Бахтеяровым, Москвитиным, Лавагой, Томканеем и др. В ней подробно указывались методы, с помощью которых следовало осуществлять присоединение новых земель. Прежде всего предполагалось «призывать даурских людей под государеву высокую руку» лаской и уговорами, чтобы они были «навеки неотступно и ясак платили полной по вся годы». В случае сопротивления Поярков должен был смирять их «ратным обычаем, войною, безвестным приходом». Для закрепления русских в новом крае наказная память предлагала строить в стратегически важных и «пригожих» местах, в частности у месторождения серебряной руды, опорные пункты-остроги: «…и пришед к серебряной руде, острог поставить и укрепиться всякими крепостями… и серебряные руды велеть при себе весом плавить… и серебро велеть беспрестанно плавить на государя».

Присоединение и хозяйственное освоение нового края не исключало необходимости его дальнейших географических разведок. На этот счет Пояркову были даны конкретные задания: «И на Зие-реке будучи ему, Василию, роспрашивать всяких иноземцев накрепко про сторонние реки падучие, которые в Зию-реку пали. Какие люди по тем сторонним рекам живут, седячие ль, или кочевые. И хлеб у них и иная какая угода есть ли, и серебряная руда, и медная, и свинцовая по Зие-реке есть ли. И что хто иноземцов в распросе скажет, и то записывать имянно. И чертежи и роспись дороге своей и волоку и Зие и Шилке-реке, и падучим в них рекам, и угодьям прислать в Якутской острог вместе с ясачною казною».

Отряд Пояркова вышел из Якутска 15 июля 1643 г. Спустившись вниз по Лене до устья Алдана, он повернул в эту реку и начал подниматься вверх по ее течению. Суда пришлось тянуть бечевой, и это чрезвычайно замедляло движение отряда. Через 4 недели он достиг устья Учура, а еще через 10 дней — устья Гонама. Река Гонам была одной из самых опасных и бурных рек Сибири. Отряду Пояркова пришлось преодолеть множество порогов. Один порог был так высок, что при подъеме судно «заметало» водой и казенный свинец весом в 8 пудов был смыт в глубокое место. В течение нескольких часов пытались найти казаки его в ледяной пучине, но все усилия были напрасны. Здесь же на гонамских порогах Поярков потерял 2 дощаника, часть снаряжения и продовольствия.

Путь по Алдану, Учуру, Гонаму оказался более трудным и долгим, чем это предполагали в Якутской приказной избе. Только по Гонаму он продолжался в течение 5 недель. Начинались заморозки. Двигаться на судах становилось все труднее. До зимы отряд так и не смог достигнуть волока, ведущего в Приамурье. На Гонаме, не доходя реки Нюемки, Поярков поставил зимовье, где члены экспедиции отдохнули после тяжелой дороги. Через 2 недели было решено оставить с основными запасами вмерзшие в лед суда и идти дальше налегке, прихватив оружие и немного хлеба. За волоком Поярков надеялся сразу обложить ясаком местное население и получить у него необходимое продовольствие. Охрану судов и основной казны Поярков поручил 40 казакам во главе с пятидесятником Петрикеем Мининым, приказав им по последнему зимнему пути перейти с казной за волок на реку Брянду, впадающую в Зею, сделать новые суда и весной догонять его.

Основной отряд в количестве более 90 человек во главе с Поярковым двинулся дальше. Казаки впряглись в нарты и шли сначала по замерзшему Гонаму, а затем по Нюемке. С трудом перевалив Становой хребет, через 2 недели они достигли реки Брянды — притока Зеи. Здесь Пояркову стали попадаться тунгусы-скотоводы. Своего хлеба они не имели, а выменивали его на скот у дауров. Не останавливаясь в районе тунгусских кочевий, Поярков добрался до устья реки Умлекана, где впервые встретил дауров из рода князьца Доптыуля. В устье Умлекана решено было поставить зимовье и подождать оставшуюся на Гонаме казну. Здесь же Поярков предпринял первую попытку объясачивания дауров: князец Доптыуль был взят в аманаты (заложники) и с его рода собрали ясак.

Первоначально отношения с местным населением у Пояркова были дружественными. Известно, что 21 декабря 1643 г. к нему в зимовье в устье Умлекана приезжали «без опасения» даурский князец Бебра с племянником Даварей и дючерский князец Чинега, которые привезли ясак. От них Пояркову удалось узнать о Даурии ценные сведения, частично опровергающие ходившие о ней слухи. Со слов Доптыуля выяснилось, что на Зее и Амуре серебра, меди, камок и кумачей нет и что дауры выменивают их на соболь у хана «Барбоя». Князьцы Бебра и Чинега поправили Доптыуля, сказав, что и «у хана Барбоя серебро, медь, олово, кумачи не родятся», а обменивает он их в Китае. Те же князьцы жаловались Пояркову на «Барбоя», который в иные годы приходит «с ордою», с многими пушками и огненным боем, грабит их улусы и угоняет пленных.

Показывая свое расположение к русским, дауры, жившие в устье Селимджи в городке Молдакичит, согласились дать казакам «для прокорма до весны» 40 кузовов круп и 10 голов крупного рогатого скота. За продовольствием Поярков отправил отряд во главе с пятидесятником Петровым. Но служилые люди решили потребовать большего. Приняв продовольствие, они захватили в аманаты двух князьцов Досия и Колпу и осадили Молдакичит. В ответ дауры сделали неожиданную вылазку, во время которой убили 9 казаков. Теснимые даурами, служилые отошли к юртам, расположенным за пределами городка. Там они просидели в осаде трое суток. Только на четвертые сутки людям Пояркова под прикрытием ночной темноты удалось прорваться и уйти, бросив полученное продовольствие и скот. Через 10 дней они вернулись в устье Умлекана к зимовью Пояркова.

Ошибка Пояркова, который приказал Петрову «приводить под высокую государеву руку» местное население не только «ласкою, но и жесточью», имела для отряда тяжелые последствия. Зимовка 1643–1644 гг. в устье Умлекана — один из трагических эпизодов деятельности землепроходцев в Сибири. Отбиваясь от наседавших со всех сторон дауров, отряду пришлось пережить все ужасы голода. Люди питались «травой и кореньем». Некоторые из них, по словам очевидцев, «не хотя напрасно смертию помереть, съели многих мертвых иноземцев и служилых людей, которые с голоду померли… И они, служилые люди, которые мертвых служилых и иноземцев ели, иные ожили, а иные померли». Всего в ту страшную зиму из 90 человек в отряде Пояркова от голода и болезней умерло 40 человек.

После вскрытия рек к Пояркову пришли суда, которые пятидесятник Минин и его казаки благополучно переволокли на Зею. Получив подкрепление и продовольствие, отряд пошел вниз по Зее. Поскольку в разгар весенних полевых работ местное население вышло в поле, казаки смогли беспрепятственно осмотреть некоторые из даурских городков. Все они имели башни и стены, были окружены рвами и валами. За городскими укреплениями размещались юрты для жилья и загоны для скота и конских табунов. В городках казаки взяли запасы хлеба, меха и некоторые другие предметы. В городке Балдачи их внимание привлекла медная посуда, которой, как им показалось, «было бес числа много».

Район, прилегающий к устью Зеи, где теперь находится Благовещенск, приглянулся Пояркову и его спутникам. Казаки насчитали здесь 6 культур: ячмень, овес, просо, гречу, горох, коноплю. В огородах у местных жителей росли огурцы, бобы, капуста, чеснок, а в садах — яблони, груши, орехи. «И рыбы у них в той Зее белуг и осетров и иной всякой много, а зверя соболя и иного всякого ж много», — писал впоследствии Поярков.

В этом благодатном крае Поярков решил было строить острог, из которого объясачивать дауров. Но предварительно он отправил 25 человек во главе с десятником Ильей Ермолиным разведать, далеко ли от устья Зеи до моря. Пройдя вниз по течению Амура, но так и не достигнув моря, разведчики через трое суток повернули назад. На обратном пути отряд подвергся неожиданному нападению дючеров. Только двум казакам удалось спастись. Они-то и принесли Пояркову весть о печальной участи товарищей.

С оставшимися людьми Поярков не рискнул строить острог в населенном месте и пошел вниз по Амуру. От устья Зеи отряд плыл «три недели дючерами». Про них Поярков рассказывал, что они «такие же сидячие и хлебные и скотные, что и дауры».

К осени 1644 г. ниже правого притока Амура реки Сунгари Поярков увидел земли натков (гольдов), а еще через несколько дней пути — земли гиляков (нивхов). В отличие от дауров и дючеров они не знали земледелия и жили рыбным промыслом и охотой: «Натки живут по Амуру по обе стороны улусами, ясаку никому не дают… А гиляки сидячие живут по обе стороны Амура и до моря по губам улусами, кормятся рыбой. Ясаку гиляки не платят».

Гиляки. Медвежий праздник. Рисунок русского этнографа XIX в.

В Гиляцкой земле Поярков поставил небольшое зимовье. Отношения с местными жителями установились мирные. Поярков и его товарищи бывали в жилищах гиляков и имели возможность наблюдать их быт. Гиляки жили зимой в деревянных рубленых юртах, а летом переселялись «в клети безоконные», которые строились на сваях. Около юрт находились «вешала» для провесной рыбы и срубы, где кормили медведей. Медведь почитался у гиляков в качестве священного животного и выкармливался для общественного праздника, когда его убивали из луков на особой ритуальной площадке. Убедились русские и в многолюдности Гиляцкой земли.

Первоначально казаки не делали попыток обложить ясаком гиляков. Они выменивали у них дрова и вяленую рыбу на русские товары. Только по окончании зимовки казаки захватили в аманаты 3 гиляцких князьцов, собрали под них ясак, а самих князьцов взяли с собой в Якутск.

Весной 1645 г., когда вскрылся лед, Поярков принял решение о возвращении. К этому времени в его отряде осталось только 50 человек: 9 он потерял в стычках с даурами, 40 умерло с голода и от болезней, 23 были убиты в Дючерской земле. Возвращаться прежним путем с небольшим отрядом он не рискнул: слишком хорошо помнили казаки гибель Ильи Ермолина и его товарищей. Да и идти на веслах измученным голодной зимовкой людям в половодье против течения Амура и его притоков было бы более чем безрассудно. И Поярков принял единственно правильное решение — возвращаться Охотским морем и далее маршрутом Ивана Москвитина.

Летом 1645 г., оставив в устье Амура свое зимовье, Поярков вышел в Охотское море. Плавание на речных судах, неприспособленных к плаванию по морю, было очень тяжелым и опасным. Много раз казаки попадали в шторм и туман, надолго теряли берег из вида, и тогда гибель казалась им неминуемой. К тому же у участников экспедиции не было хлеба, и это усугубляло их страдания. 12 недель добирались суда по бурному морю до устья реки Ульи. Неизвестно, нашел ли Поярков здесь зимовье Ивана Москвитина или поставил свое, но в устье Ульи он остался на третью зимовку. В мае 1646 г., поручив ясачий сбор с окрестных тунгусов 20 служилым и промышленным людям, Поярков пошел с остальными по маршруту Ивана Москвитина: вверх по реке Улье до волока, затем через волок по Юдоме в Майю, из нее — в Алдан и Лену. 12 июня 1646 г. отряд прибыл в Якутский острог.

Путешествие Василия Пояркова продолжалось 3 года. Из даурского похода он привез 3 гиляцких аманатов и ясак, состоявший из 497 соболей, 16 шуб, 7 напольников и 7 платьев собольих. Поярков не смог закрепиться на Амуре. Главными итогами его похода были открытия Алданского пути, реки Зеи, средней (начиная от устья Зеи) и нижней (от реки Уссури до устья) частей Амура. Он подтвердил данные о плодородии Приамурья, собрал ценные сведения о населяющих его народах, их занятиях, торговых связях и отношениях с соседями. С политической точки зрения важнейшим результатом экспедиции Пояркова было установление факта, что амурское население не находилось в чьем-либо подданстве и могло быть призвано под власть российского царя.

В Якутстке Поярков уже не застал воеводу Головина. Он отчитывался перед сменившими Головина воеводами В. Пушкиным и К. Супоневым. Поярков составил подробную отписку о своем путешествии и первые чертежи Алдана, Зеи и Амура с их подробным описанием. Один из экземпляров отписки и чертежей остался в Якутской приказной избе, а другой был захвачен Поярковым в Москву для предъявления в Сибирском приказе.

В период пребывания Пояркова на Амуре (1643–1646) поиски путей в Приамурье не прекращались. Их инициаторами стали промышленники — охотники на соболя. Именно им принадлежало открытие наиболее удобного, близкого и доступного со стороны Якутска Олекминского пути в Даурию.

В 1646 г. промышленник Григорий Вижевцев и его 6 товарищей, преодолев правый приток Лены Олекму, добрались до реки Тугирь (Тунгир). Здесь они поставили небольшое зимовье и стали охотиться в его окрестностях. Однажды промысловикам повстречались тунгусы. Тунгусы были одеты в кумачовые плащи и азямы, а к их платью «была пришивана камка». Женщины имели серебряные украшения. Тунгусы сказали, что они «те камни, серебро, платье» обменивают на соболь у даурского князьца Лавкая. Лавкай жил на Амуре. Оказалось, что от реки Тугиря до Амура было рукой подать. Дорога шла через Тугирский волок, а далее по одной из двух речек — Урке или Амазару, спадающих с волока в Амур. Тунгусы заверяли, что от зимовья Вижевцева до Амура на оленях, нагруженных вьюками, можно дойти за 10 дней. Любознательный охотник сам проведал этот путь, попав на Амур через Урку.

В середине 1648 г. на Тугирском волоке появилось зимовье промышленного человека Ивана Квашнина. С волока «своей чунницей» (тропой) он ходил по Амазару на Амур, где обменивал тунгусам, подвластным Лавкаю, одекуй (бисер) на соболей и предлагал им в подарки ножи и котлы.

В Якутске об Олекминском пути и Тугирском волоке впервые узнали от Григория Вижевцева. Приехав с промысла в мае 1647 г., он сообщил о своем открытии в приказной избе воеводам Супоневу и Пушкину. По его рассказу получалось, что удобный путь лежал совсем рядом. Воеводы были немало удивлены тем, что крупные правительственные отряды так и не могли найти путей к даурскому князьцу Лавкаю, о богатстве которого в Якутске ходили легенды, а простой промышленник на утлом суденышке разыскал дорогу и даже вступил с людьми, знающими Лавкая, в общение!

В ответ на сомнения воевод о непроходимости Олекмы Вижевцев имел свои доводы. Да, Олекма порожиста. Но пороги можно преодолеть в небольших, подвижных судах, «лишь бы судовые снасти добрые были, да заводы и подчала и бечевки новые». «По Тугирю порогов нет, ход судовой доброй», — доказывал охотник. Из его рассказа следовало, что от Якутска по Лене и Олекме до реки Тугирь дорога занимала 14 недель, а от Тугиря через Тугирский волок —10 дней. Значит, используя новый вариант пути, от Якутска до Амура можно было в среднем добраться за 4 месяца, т. е. за одно лето.

Рассказы Вижевцева о новом Олекминском пути вызвали в Якутске жаркие споры о его преимуществе. Для совета воеводы призвали Василия Пояркова. Поярков стал оспаривать выгодность Олекминского пути, доказывая, что по Алдану до Лавкая ближе, чем по Олекме. Продолжительность своего плавания до Амура Поярков объяснял его «поздним отпуском» Головиным, вследствие чего ему пришлось перенести голодную зимовку в устье реки Умлекана. Доказывая преимущества Алданской дороги, письменный голова категорически заявил: «Только теми реками нужный ход!»

Учитывая мнение Пояркова, воеводы Пушкин и Супонев не рискнули сразу отправить Олекминским путем большую экспедицию. Сведения Вижевцева нуждались в проверке. С этой целью из Якутска был послан разведывательный отряд во главе с пятидесятником казаков Василием Юрьевым и десятником Алексеем Оленем, которым было велено «в Даурскую землю идти и про ту Даурскую землю проведать подлинно».

Василий Юрьев с товарищами вышли из Якутска в конце мая — начале июня 1647 г. с расчетом успеть на Олекму до времени, «пока вода с больших порогов не ушла». В провожатых шел сам Вижевцев, который торопился на Тугирь к началу нового охотничьего сезона. Следуя Леной и Олекмой, отряд к осени 1647 г. благополучно добрался до реки Тугирь, где стояло зимовье Вижевцева. Здесь отряд разделился. Юрьев стал обследовать окрестности Тугиря, а тунгусского толмача Лариона Барабанщика вместе с казаками Ананием Воробьем, Иваном Осетром и Марком, Васильевым послали проверить путь через Тугирский волок, найти там тунгусов и расспросить их о даурских людях и Лавкае.

Ларион Барабанщик и казаки поднялись вверх по Тугирю-реке и вышли на Тугирский волок, где уже стояло зимовье Квашнина. Маршрут их дальнейшего путешествия неизвестен. Но можно предположить, что в Амур с Тугирского волока Барабанщик с товарищами попали не по реке Урке. Очевидно, разведчики использовали второй вариант Тугирского волока, а именно реку Амазар. В пользу этого есть свидетельство, что шли они к Амуру «по чуннице Ивашки Квашнина». Квашнин же промышлял на Амазаре и первым выходил на Амур именно по этой реке.

Разведка Барабанщика на Амуре продолжалась «пол-четверти недели». В течение этого времени служилые люди обследовали берег реки и обнаружили там два плеса, плот, следы коней, которые вели вверх по Амуру. Встретив «даурские признаки», служилые люди вернулись к Юрьеву и Оленю на реку Тугирь, чтобы доложить им обо всем увиденном. Получив необходимые сведения, Юрьев и Олень со служилыми людьми вернулись в Якутск и доложили о ближайшей дороге на Амур.

Так в результате деятельности промышленных и служилых людей был открыт Олекминский путь в Даурию. Этим путем вскоре пройдет землепроходец Ерофей Павлович Хабаров, с именем которого связано первоначальное освоение Амура.