Тайны русских букв

Буква, она и есть буква и какие тут могут быть тайны? – скажут многие. Давайте посмотрим на проблему поближе. Для начала, мой любознательный читатель, давай вспомним, как наши праотцы называли буквы. Если у нас все просто: А, Б, В, Г и так далее. Старое название букв до сих пор живет в названии Азбука. Так наши пращуры называли первые две буквы нашего алфавита: Аз, Буки. Другими словами алфавит у нас был не сборник символов, а рассказ о нас и оптимальных правилах поведения. Наши предки говорили: Аз Буки Ведает, Глаголит Добро, Есть Живете Земля. Другими словами: Азы буквы (грамоту) знают. Говорят правду. Этим живет наша земля и так далее. А кто такие Азы и почему они стоят во главе нашего алфавита? У хранителей старорусского языка литовцев сохранилась старинная традиция, которую мы утратили. Наши недруги превратили гордое местоимение «АЗ» в «Ась» и всем стало смешно и мы стали стесняться названия племени наших предков. Когда окликнут литовца, он не будет говорить: «Я», как мы, он скажет: «Аз» – я человек из племени Азов. Значит, наши предки считали себя АЗАМИ. А где мы еще встречаем это слово? Оказывается очень часто и много, особенно в географических названиях, начиная с Азии, другими словами, просвещенные греки называли наши края страна Азов, наверное, потому что Азы здесь не жили. Вспомним также Азовское море, КавкАЗ, КАЗбек, а также в словах Князь (Конный Аз), Витязь (Аз защищающий жизнь) ну и так далее. Вы сами можете существенно пополнить этот список. В церкви до сих пор существует понятие «Аз есмь», то есть «Я существую». Не все окончательно забыто. Вот так читался наш алфавит до 1917 года.

Конечно, алфавит с древних времен изменялся. Так 400 лет назад у нас появилась буква «Ф», а 200 лет назад буква «Ё».

Вас может удивить, почему справа от буквы написаны цифры. Очень просто, наши пращуры цифры писали буквами. И в таблице указано, какая буква, какой цифре соответствовала. Как понять где буква, где цифра? Для обозначения цифры над буквой рисовалась черточка.

Буквы складываются в слова, слова в предложения. При помощи слов мы выражаем свои мысли и общаемся друг с другом. Русский язык богат и разнообразен. Правда его надо учить и запоминать. А если человек ничего не учит и без матерной ругани двух слов связать не может. Да еще о себе думает: «Вот какой сильный и взрослый». На самом деле, как раз наоборот, это говорит о слабости и скудоумии.

В детстве в Туле я много раз проходил мимо дома, в котором родился Константин Дмитриевич Ушинский, но не обращал на это никакого внимания. А когда подрос и прочитал его произведения, то зауважал этого гениального человека. Вот только одна цитата: «Человек долго вдыхал в себя воздух, прежде чем узнал о его существовании… Люди долго пользовались богатством родного слова, прежде чем обратили внимание на сложность и глубину его организма и оценили его значение в своей духовной жизни…

Язык есть самая живая, самая обильная и прочная связь, соединяющая отжившие, живущие и будущие поколения народа в одно великое историческое живое целое. Он не только выражает собой жизненность народа, но есть именно самая эта жизнь. Когда исчезает народный язык – народа нет более!»

Мой любознательный читатель, возьми себе на заметку эту глубокую мысль. Может, ты еще не раз вернешься к этому вопросу.

 

Ранний Железный век

Давным-давно. Где-то в 5 веке до нашей эры. 2500 лет назад. Жили в наших краях люди. Жили просто и без затей. Расположились они повыше, на горе Покровка. И высоко и от воды недалеко. Занимались рыбалкой, охотой, животноводством. Рыбу ловили наверно вершами и другими снастями, сделанными из подручных материалов. Но следов от них не осталось, а письменных документов о себе и о своей жизни они не оставили. То ли не умели, то ли учиться не хотели. Сие нам не ведомо. Поэтому нам приходится про их жизнь узнавать только по археологическим находкам. Вот на Покровке нашли костяной крючок. Понятно наши далекие предки занимались рыбалкой. Металл дорогой, а кость вот она под боком валяется. Подточил, на жилу привязал вот тебе и удочка. А если очень большая рыба, то её специальным копьём убить можно. Опять же из кости сделали наконечник, к палке приладили и готов гарпун, а научился им орудовать, вот тебе и рыба.

Пряслица и костяной наконечник стрелы

Археологи нашли также и костяной наконечник стрелы. Мало лук сделать, чтобы добыть зверя еще нужно и стрелу хорошую иметь. Просто палочкой зверя не убьешь, вот и сделали они на стрелу наконечник, пусть из кости, это для мелкой дичи и птицы, но чаще его делали из камня кремния, такая стрела уже серьезно поражала зверя, а, значит, помогал выжить человеку в те времена. Можно, конечно, укрываться шкурами, но она спадает, и носить ее неудобно. Мужчин-то, наверное, это не смущало, а женщины потребовали, чтобы из шкур шились одежда. Вот и стали сшивать шкуры жилами, а чтобы это было удобно делать, изготовили иглы из костей. Взяли ребро или какую-нибудь косточку, наподобие ребра, дырку поковыряли вот и игла.

Зимы у нас холодные. Для того чтобы выжить зимой нужно жилище, а без инструмента его не построить. Главный инструмент это топор. Пусть каменный, но все же. Вот наши предки находили подходящий камень, придавали ему необходимую форму, а затем искали нужной формы палку, вставляли туда камень, закрепляли его, привязав жилами и лыком и вот топор готов. Теперь можно и дерево срубить и сучья обрубить. И жилье построить и дров нарубить.

Эти иглы и топор вы можете увидеть в Киреевском краеведческом музее.

Как хорошо сидеть в теплом жилище, горит в очаге огонь, но наши предки не привыкли даром время терять.

Мужчины что-то там мастерят, женщины прядут нити из шерсти. Для этого у них есть специальное приспособление в виде палочки – веретена, на которую они накручивают нить, а чтобы палочка лучше вращалась, на нее надевают специальный груз – пряслице и вот крутит женщина одной рукой веретено, вращается оно как юла, а другой нитку скручивает. А потом из этих ниток вяжут носки и одежду всякую.

Можно, конечно, сырым все есть. Но жареное мясо нам больше нравится, а еще можно все варить в воде, но для этого необходим сосуд, который в огне не сгорит, значить дерево не подходит. И научились наши предки горшки из глины делать, замесят глину, если она слишком жирная получалась, то могла растрескаться, поэтому в неё добавляли всякие наполнители, в основном, известняк, чтобы горшок не треснул. Лепили из глины горшок, потом обжигали на огне, вот тебе и сосуд, и делай в нем, чего хочешь. Вот и делали и варили в нем и хранили продукты. Но горшок предмет довольно хрупкий, часто кололся. Битые горшки просто выбрасывали, а мы сейчас эти черепки находим и по ним узнаем, как жили наши предки.

 

Чем воевали наши предки

Когда начнешь рассказывать обо всем сразу, то никто ничего не поймет и толком ничего не раскажешь. Поэтому давайте посмотрим чем воевали наши предки в XVI–XVII веках. Именно к этому периоду относится наш дальнейший рассказ. Начнем с самого простого. Холодного оружия.

Нож. Если заточена одна грань – это нож, а если две грани, то это уже кинжал. По большому счету меч – это большой кинжал. Но мечь было очень дорогое оружие. Железа было мало и оно очень трудно доставалось. Да и технология ковки боевого ножа и меча тоже сложная. Брали полоску твердой стали, на нее с обоих строн накладывали две полоски мягкой стали и хорошо проковывали. Для чего? Если сделать меч из твердой стали, то он может быстро сломаться, из мягкой – он рубить не будет. А так мягкая сталь не дает ломаться твердой и затачивать проще. Боевой нож дорого стоил, а меч был намного дороже. Поэтому их у наших воинов было немного. Чаще у них были, в лучшем случае, засапожные мечи. Это короткий меч, которые носили за глинищем сапога. Но вы мне возразите, на всех картинах наших ратников рисуют с мечами. Правильно, нарисовать проще чем сделать.

Кочевники не имели мечей, у них было другое оружие. Длинное, изогнутое с односторонней заточкой – сабля. Она была легче и в бою более маневренная.

Ножем воевать хорошо только в ближнем бою, а если противник на расстоянии, то его достать уже сложнее. Но если нож привязать к палке, то это уже другое и серьезное оружие.

Копье. Длинная палка с железным наконечником называется копье. Это было основное оружие наших воинов и они им владели виртуозно. Если копьем можно только колоть, то было другое оружие которым можно было и колоть и рубить. Оно называлась рогатина. У нее наконечник был длиньше и шире и острее заточен если с двух сторон, то это просто рогатина, а если с одной, то эта рогатина называлась совней или пальмой. Раз ей приходилось рубить и фехтовать с противником, то для этого на рогатине делали гарду, поперечную перекладину, а чтобы парировать продольный удар в лезвии сверлили дырочки и туда вставляли кольцо. Бьет враг саблей или топором, а вы подставляете наконечник рогатины. Если удар попадает на кольцо, то оно проворачивается и изменяет линию атаки. Сабля уходит в сторону. Вот такое нехитрое, но очень эффективное приспособление.

Чаще всего так же использовали древнейшее оружие лук. У славян лук был сложный. То есть он состоял из нескольких элементов соединенных между собой, что добавляло ему упругости и увеличивало дальность полета стрелы. Обычно прицельная дальность была на 200 метров, но был рекорд на 800 м. Натянуть тетиву на такой лук было сложно. При стрельбе тетива могла сильно повредить левую руку, держащую лук. Поэтому ее защищали специальным щитком, а чтобы не повредить пальцы правой руки их тоже защищали специальным кожаным чехлом.

В зависимости от назначения на стрелы делали разные наконечники. Для охоты широкие и плоские, а для боя узкие, а если враг был закован в броню, то наконечник стрелы делался узкий и граненный – бронебойный, как сказали бы сегодня. Для бронебойных целей делали специальные копья с узким и граненым наконечником – пики, специальные узкие и граненые шпаги – рапиры и ножи – стилеты.

Со временем лук модернизировали и стали делать самострелы. Там сила натяжения была более мощная и стрела летела дальше. На Руси применялись железные стрелы до двух метров, которые могли пробить насковозь несколько человек или лошадь.

И все же самым массовым и основным оружием в битвах был топор. Минимальное количество металла, делало его доступным для большинства воинов. Длинная деревянная ручка позволяла разгонять его до приличной скорости и наносить ощутимый удар, который наносил тяжелые раны врагу. Доспехи. Для защита от поражения оружием противника тела и прежде всего головы использовались защитные приспособления. Прежде всего шлем он мог быть как железный, так и кожаный, а могла быть просто шапка с нашитыми на нее железными или кожаными полосами. Для защиты рук использовались перчатки, железные зарукавья, а на ногах наколенники.

Для защиты тела использовалась кольчуга, железные доспехи зерцало и куяк, иногда из кожи. Но это все были дорогие доспехи. Чаще всего в бой шли в ватных стеганных куртках, разновидность которых мы носим до сих пор под название телогрейка и также как много веков назад идем в ней в бой.

С изобретением пороха, или как его у нас называли зелье, стало появляться огнестрельное оружие. Сначала это были пушки – бомбарды, которые стреляли железными, а чаще каменными ядрами. Такие ядра, при раскопках, нашли в нашем Тульском кремле. Затем пушки стали совершенствоваться. Калибр их стал уменьшаться появились малоколиберное ручное оружие – самопалы и ручники. И пушки и самопалы заряжались одинаково. В ствол, через дуло, засыпался порох, затем пыж, вставлялась пуля или ядро, затем в пищаль еще один пыж, чтобы пулю не потерять. В конце ствола было затравочное отверстие, туда подсыпали порох и по команде «Огонь. Пли!» поджигали порох и происходил выстрел. Затем все по новой. Понятно скорострельность такого оружия была невысокой. Для того чтобы увеличить скорострельность стали делать мешочки в которых уже был порох, пыж и пуля. Хранились они в специальной деревянной трубочке с деревянной пробкой и все это называлось патрон, который на кожаном шнурке висел на специальной портупее в виде какой-то висюльки. По команде «Товсь!» боец дергал патрон вниз и крышка снималась, по команде «Куси патрон!», стрелец откусывал конец патрона со стороны пороха, засовывал его в ствол и проталкивал шомполом до конца. Ну а дальше все так же. Естественно скорострельность повысилась. Ну не так как у пулемета, но все же.

Ручники и самопалы стреляли свинцовыми или железными пулями, а также свинцовой дробью.

1 – дульная часть, 2 – вертлюжная часть, 3 – казенная часть, 4 – дельфин, 5 – запальное отверстие, 6 – винград, 7 – подъемный клин, 8 – подклиновая подушка, 9 – оковка, 10 – станина лафета, 11 – хоботовая подушка, 12 – Дуговой прицел, 13 – поддон.

 

В учении легко не бывает

Лет в 14, отец отвел Нечайку к сотнику. Сотник – могучий, бородатый казак, сидел за столом. Глядя в упор на Нечайку, спросил:

– Ну что сорванец, пришла пора тебе нашему воинскому делу учиться. С конем ты добре управляешься. Сам видел. Но этого мало. В общем так. Через два дня приходи к моей хате.

Внутри у Нечайки все запрыгало от радости. Скоро он с отцом на равных будет родной дом от басурман защищать. А то все, беги матери помогай с братьями-сестрами в кремле прятаться. Вот он сейчас малость подучится и всем покажет, какой он умелый и отважный воин.

Через два дня чуть свет он уже был у хаты сотника. Но он с удивлением увидел, что не он первый пришел сюда. У хаты уже сидели двое его одногодков и ждали начала занятий. Потом еще подошли, потом еще. Всего набралось человек 12. На дворе была осень. Бабье лето. Урожай уже убрали, но еще было тепло. Вот на крыльцо вышел сотник и дядька Минай – энергичный, веселый казак лет 40. Сотник обвел ребят взглядом, а дядька Минай скомандовал:

– Становись.

Ребята встали в шеренгу, немного потолкавшись, в основном из-за того, кто будет первый в строю. Но все их усилия были напрасны. Дядька Минай построил их всех по росту и сказал:

– Посмотрите налево, посмотрите направо. Запомните кто стоит рядом с вами и по первой команде быстро занять свое место в строю. Ясно?

– Ясно, – недружным хором ответили ребята.

На что дядька Минай махнул в их сторону рукой и с досадой сказал:

– Я не понял. Это что за мухи вареные. Не вижу добрых молодцев и их молодецкого ответа.

На что ребята, уже более дружно и громко, рявкнули:

– Ясно.

– Совсем другое дело.

– Так, добры молодцы, – сказал сотник, – время вам подоспело ратному делу обучаться. Знаю, что вы все в наших кулачных боях активные участники. Это дает определенную закалку, но это только начало. Дядька Минай вас нашим всяким премудростям обучит. Слушать его как батьку родного. Теперь он ваш командир. От того как науку усвоите, будет зависеть, не только ваша жизнь, но жизнь ваших товарищей. Добросовестным будет доброе отношение, а нерадивых будем пороть. Ясно?

– Ясно! – бодро ответил уже начавший формироваться отряд.

– Дядька Минай принимай команду. Удачи.

Дядька Минай еще раз обошел свой босоногий и вихрастый отряд и сказал:

– Главное в военной науке что? Дисциплина. За ее нарушение буду наказывать нещадно. Напра-во. Пошли на нашу площадку.

Ребята знали, куда надо идти. Столько лет они ходили туда за старшими ребятами с большой завистью. А сейчас за ними следует стайка младших ребятишек и тоже им завидует.

Пришли на место. Дядька Минай сказал:

– Наверно думаете, что сейчас из пушек стрелять начнем? Нет, начнем с другого. Силенки малость вам набраться надо.

Ребята уже знали, что за этим последует. Они уже много раз бегали этим маршрутом, но все равно волновались.

– Сбегайте на Покровку и обратно. Только без глупостей. Увижу, кто хитрит. Накажу. Если кого потеряете в пути, накажу всех.

Ребята побежали. Нечайка было вырвался вперед, но потом осадил себя и стал держаться в основной группе. Они преодолевали крутой склон Покровки, помогая друг другу. Добрались до вершины и начали спускаться обратно. Один парнишка выдохся. У него стали подкашиваться ноги, но товарищи подхватили его и попеременно дотащили до площадки.

– Все правильно. Молодцы. Не бросили товарища. Он отдышится и вам еще добрую службу сослужит. Будешь помнить только о себе, долго не проживешь.

Ребята перевели дух. Дядька Минай построил их в две шеренги лицом друг к другу, дал команду разомкнуться. После этого велел друг другу перекидывать камни. Один кинет, другой подберет и кидает камень в сторону товарища и так много раз. Как только они их не кидали и от груди, и через голову, и с правой руки, и с левой, и из-за головы. Послышались долгожданные слова:

– На сегодня хватит. Завтра приходите с крепкими палками вот такой длинны, – он показал себе по подбородок.

Нечайка помог еще сделать кое-что по дому и заснул как убитый. Утром у него болели все мышцы. Вроде он и к физическому труду приучен, а вот, поди, как все болит. Но нужно идти на занятия. Он быстро подобрал палку нужной длинны и толщины, и пошел на площадку. Там уже собиралась их команда. Дядька Минай сидел в тени большого дерева.

– Что скуксились? Все болит? Ничего это у всех так с непривычки. Пройдет. Сегодня разомнемся и легонькие упражнения поделаем. Ребятам больше всего понравилось такое упражнение. Двое становились спиной друг к другу поднимали руки вверх, брались за одну палку и по очереди поднимали друг друга. Затем становились лицом друг к другу, брались за палку и старались своего противника перетащить на свою сторону. Потом лазали по деревьям, учились наносить и отражать удары палками. Дядька Минай разрешил купаться и то со смыслом. Соревновались, кто дальше нырнет и кто быстрее проплывет. Двое из них плавать не умели. Дядька Минай стал их учить этому полезному навыку, потом прикрепил к ним Нечайку, как лучшего пловца. При этом сказал:

– Ты за их плавание в ответе. Научишь. Я от тебя не отстану, пока они мне не покажут, как умеют плавать.

И теперь каждый после занятий Нечайка учил плавать своих подопечных. А вода уже была холодная, но приказ есть приказ.

На следующий день. Кроме разминки, камней Дядька Минай принес лук со стрелами и стал объяснять, что это за оружие, как за ним ухаживать и как из него прицеливаться и стрелять. Под конец он сорвал лопух, приспособил его на крутом склоне Покровки, установил огневой рубеж и всем дал пострелять из лука. Указывая на их ошибки.

На следующий день опять кидали камни и стреляли из лука, но еще добавилось копье. Изучали его, как и лук и по очереди метали в крутой склон Покровки. Каждый день они разминались, бросали камни, стреляли и метали, нарабатывая навык и глазомер.

День ото дня ребята чувствовали, как становились крепче, руки сильнее, глаз острее. И с каждым днем приходило осознание того, что раньше они думали, что все знают и умеют, а знания и умения только понемногу у них стали появляться сейчас. Дядька Минай радовался вместе с ними их успехам. Ругал, а порой и протягивал нагайкой нерадивых, но это было крайне редко. Затем им дали из сотенного табуна коней и они стали нарабатывать действия в конном строю, занимались джигитовкой, метали и стреляли с коня сначала со стоящего, потом в движении. Мишенями служили те же лопухи, повернутые тыльной стороной, чтобы лучше были видны среди травы, или небольшие плетни, поставленные у крутого склона.

Начались уроки фехтования саблями и рубка лозы. Сначала на земле, потом на коне. Однажды дядька Минай объявил:

– Завтра на конях идем в поход на три дня. Собрать все необходимое, оружие получим у сотника.

Утром дядька Минай проверил у всех что они с собой взяли. Безжалостно выбрасывал все лишнее. Очень ругал, если забывали корм для коня. Вроде все заседлали коней, упаковали свои вещи в переметную суму. Опять дядька Минай все проверил сам, указал на недостатки и заставил их все устранить. Все готово. В путь. Двое ехали впереди. Это головной дозор или как его называли Ертаул. Задача им ясная. Смотреть и первыми увидеть опасность для отряда. Основная группа за ними в метрах 50–10. Самых сильных и проворных дядька Минай поставил замыкающими, которым сказал:

– За вами может остаться только лошадиный навоз. Все остальное и люди и оружие, все что отстало или обронено должно быть подобрано. Если кто сзади на нас вздумает напасть – вы их должны жестко встретить.

Первая ночевка была в небольшом лесочке. Сделали шалаш, стреножили коней, выставили караул. Долго возились с костром. Было сыровато и костер никак не хотел разгораться. Дядька Минай, иногда давал советы, смотрел на наши усилия со стороны и ухмылялся в свои пышные усы, наминая бороду. Ну, все, разгорелось. Быстро вскипятили воды и сварили похлебку. Все поели горячего. Караул встал на посты, а остальные рухнули почти замертво. Только дядька Минай бодрствовал и следил, чтобы караул не заснул.

На следующий день в небольшой балочке дядька Минай устроил нам учения. Выставил мишени и назначил командиром Нечайку.

– Почему я?

– Да потому, что в тебе есть командирский стержень. Задачу понял? Командуй.

Нечайка стал лихорадочно вспоминать все уроки по тактике и отдавать распоряжения. Все мишени были поражены. Задача выполнена.

– Очень плохо, – сказал дядька Минай, – в бою ты бы потерял почти всех людей. Это тебе не кустарник. Напролом идти не надо. Маневрируй. Вот смотри как бы я сделал.

Нечайка сначала вспыхнул, хотел надерзить, но спокойный и рассудительный тон командира остудил его пыл и Нечайка начал понимать свои ошибки. Следующая ночевка была уже более удачная и шалаш быстрее построили и костер сразу разгорелся, а каша получилась совсем вкусная.

К вечеру следующего дня их отряд без потерь и болезней вернулся домой. Дядька Минай учил и натаскивал их еще два года. А как им стукнуло по 16 лет, тут пришел царский указ. Формировать новую казачью сотню и отправить на заселение пустующих донецких степей в район Изюмской сакмы на вечное житье. Сотником, под всеобщее одобрение назначили дядьку Миная, полусотников назначили тоже из опытных казаков. К всеобщему удивлению дядька Минай настоял, чтобы Нечайку назначили десятником и он стал командиром своего небольшого отряда. Провожать их сотню вышли все служилые люди Дедилова. Было понятно, что назад никто больше из них не вернется, а будут обживаться на новом месте. Конный строй вышел на дорогу, за ним ехали телеги с необходимыми вещами, да с женами, детьми и скотиною. На околице стояли люди и махали им вслед женщины платками, мужчины шапками.

 

Новый год

Давным-давно, лет эдак с тысячу назад на Руси Новый год праздновали не в январе. Зимой Новый год тоже праздновали, когда был зимний солнцеворот, когда Солнце на лето, зима на мороз. Но это был не основной праздник, основной Новый год праздновался по земле, когда просыпалась земля. В день весеннего равноденствия. Вот про этот Новый год мы сейчас и поведём рассказ.

За неделю до Нового года начинались большие праздники и длились целую неделю.

Масленица

Масленица – это веселые проводы зимы, озаренные радостным ожиданием близкого тепла, весеннего обновления природы, подведение итогов прожитого года. Даже блины, непременный атрибут масленицы, имели ритуальное значение: круглые, румяные, горячие, они являли собой символ солнца, которое все ярче разгоралось, удлиняя дни. Проходили века, менялась жизнь, с принятием на Руси христианства появились новые, церковные праздники, но широкая масленица продолжала жить. Ее встречали и провожали с той же неудержимой удалью, что и в языческие времена. Масленицу в народе всегда любили и ласково называли «касаточка», «сахарные уста», «целовальница», «честная масленица», «веселая», «перепелочка», «перебуха», «объедуха», «ясочка».

Масленица – это недельный праздник, праздник-обряд с хороводами, песнями, плясками, играми, а самое главное – с обрядом славословия, кормления и сжигания самодельного чучела Зимы. Детям рассказывают о ритуальном значении масленичных закличек и игрищ, разъясняют, почему нужно сжигать Масленицу, заманивать Солнце блинами, славить Весну, просить доброго урожая.

Масленичная неделя была буквально переполнена праздничными делами; обрядовые и не обрядовые действия, традиционные игры и затеи, обязанности и поступки до отказа заполняли все дни. Сил, энергии, задора хватало на все, поскольку царила атмосфера предельной раскрепощенности, всеобщей радости и веселья.

Как называются дни на масленичной неделе

Каждый день масленицы имел свое название, за каждым закреплены были определенные действия, правила поведения и пр.:

Понедельник – «встреча»,

Вторник – «заигрыш»,

Среда – «лакомка», «разгул», «перелом»,

Четверг – «разгуляй-четверток», «широкий»,

Пятница – «тещины вечера», «тещины вечерки»,

Суббота – «золовкины посиделки», «проводы», Воскресенье – «прощеный день».

Вся же неделя именовалась «честная, широкая, веселая, боярыня-масленица, госпожа масленица».

Как празднуют эти дни

Понедельник – встреча.

В этот день из соломы делали чучело Масленицы, надевали на него старую женскую одежду, насаживали это чучело на шест и с пением возили на санях по деревне. Затем Масленицу ставили на снежной горе, где начиналось катание на санях. Песни, которые поют в день «встречи», очень жизнерадостны.

Вторник – заигрыш.

С этого дня начинались разного рода развлечения: катания на санях, народные гулянья, представления. В больших деревянных балаганах (помещения для народных театральных зрелищ с клоунадой и комическими сценами) давали представления во главе с Петрушкой и масленичным дедом. На улицах попадались большие группы ряженых, в масках, разъезжавших по знакомым домам, где экспромтом устраивались веселые домашние концерты. Большими компаниями катались по городу, на тройках и на простых розвальнях. Было в почете и другое нехитрое развлечение – катание с обледенелых гор.

Среда – лакомка.

Она открывала угощение во всех домах блинами и другими яствами. В каждой семье накрывали столы с вкусной едой, пекли блины, в деревнях в складчину варили пиво. Повсюду появлялись театры, торговые палатки. В них продавались горячие сбитни (напитки из воды, меда и пряностей), каленые орехи, медовые пряники. Здесь же, прямо под открытым небом, из кипящего самовара можно было выпить чаю.

Четверг – разгул (перелом, широкий четверг).

На этот день приходилась середина игр и веселья. Возможно, именно тогда проходили и жаркие масленичные кулачные бои, кулачки, ведущие свое начало из Древней Руси. Были в них и свои строгие правила. Нельзя было, например, бить лежачего («лежачего не бьют»), вдвоем нападать на одного (двое дерутся – третий не лезь), бить ниже пояса или бить по затылку. За нарушение этих правил грозило наказание. Биться можно было «стенка на стенку» или «один на один». Велись и «охотницкие» бои для знатоков, любителей таких поединков. С удовольствием наблюдал такие бои и сам Иван Грозный. Для такого случая это увеселение готовилось особенно пышно и торжественно. И все-таки это была игра, праздник, которому, естественно, соответствовала и одежда. Если и вы хотите следовать древним русским ритуалам и обычаям, если у вас сильно чешутся руки, можно слегка и позабавиться, наверное, дракой – снимутся заодно и все негативные отрицательные эмоции, наступит разрядка (может, в этом и был какой-то тайный смысл кулачных боев), а заодно это и поединок сильнейших. Только не забывайте обо всех ограничениях и, главное, о том, что это все-таки праздничный, игровой поединок.

Пятница – тещины вечера.

Целый ряд масленичных обычаев был направлен на то, чтобы ускорить свадьбы, содействовать молодежи в нахождении себе пары. А уж, сколько внимания и почестей оказывалось на масленице молодоженам! Традиция требует, чтобы они нарядные выезжали «на люди» в расписных санях, наносили визиты всем, кто гулял у них на свадьбе, чтобы торжественно под песни скатывались с ледяной горы. Однако, самым главным событием, связанным с молодоженами, было посещение тещи зятьями, для которых она пекла блины и устраивала настоящий пир (если, конечно, зять был ей по душе). В некоторых местах «тещины блины» происходили на лакомки, т. е. в среду на масленичной неделе, но могли приурочиваться к пятнице. Если в среду зятья гостили у своих тещ, то в пятницу зятья устраивали «тещины вечерки» приглашали на блины. Являлся обычно и бывший дружка, который играл ту же роль, что и на свадьбе, и получал за свои хлопоты подарок. Званая теща (существовал и такой обычай) обязана была прислать с вечера все необходимое для печения блинов: сковороду, половник и пр., а тесть посылал мешок гречневой крупы и коровье масло. Неуважение зятя к этому событию считалось бесчестием и обидой, и было поводом к вечной вражде между ним и тещей.

Суббота – золовкины посиделки.

Золовка – это сестра мужа. Итак, в этот субботний день молодые невестки принимали у себя родных. Как видим, на этой «масленице жирной» каждый день этой щедрой недели сопровождался особым застольем. Воскресенье – проводы, целовальник, прощеный день.

Последний день масленичной недели назывался «прощёным воскресеньем»: родственники и друзья ходили друг к другу не праздновать, а с «повинением», просили прощения за умышленные и случайные обиды и огорчения, причинённые в текущем году. При встрече (порой даже с незнакомым человеком) полагалось остановиться и с троекратными поклонами и «слёзными словами» испросить взаимного прощения: «Прости меня, в чём я виноват или согрешил перед тобой». «Да простит тебя Бог, и я прощаю», – отвечал собеседник, после чего в знак примирения нужно было поцеловаться. Для чего? А чтобы в новый год идти свободно и весело и не думать о прошлогодних обидах и неурядицах.

Прощание с Масленицей завершалось в первый день Великого поста – Чистый понедельник, который считали днем очищения от греха и скоромной пищи. Мужчины обычно «полоскали зубы», т. е. в изобилии пили водку, якобы для того, чтобы выполоскать изо рта остатки скоромного; в некоторых местах для «вытряхивания блинов» устраивали кулачные бои и т. п. В Чистый понедельник обязательно мылись в бане, а женщины мыли посуду и «парили» молочную утварь, очищая ее от жира и остатков скоромного.

Наступление Нового года

А сам Новый год всегда наступал в четверг. У славян так повелось, что у каждого дня недели есть сой покровитель. Неделя раньше называлась Седмицей, а первый день недели был – недиля, сегодня это воскресенье. Этому дню покровительствовал Белый свет, понедельнику – Темная ночь, вторнику силы природы и их скотий бог – Велес. Среде покровительствовали человеческие способности и умения. Четвергу – мужское начало, Пятнице – женское. Заканчивалась неделя Субботой, которой покровительствуют наши предки, родители, пращуры. Поэтому у нас осталось понятие – Родительская суббота.

В ночь на четверг гасилась лампада – хранительница живого огня, которая висела в домах на почетном месте в Красном углу. Утром собирались люди и старейшины, наиболее уважаемые в данном населенном пункте, трением добывали Живой огонь. Вот с этого момента и начинался Новый год. Люди от нового Живого огня зажигали свечи и шли домой. При входе, на косяке двери Четверговой свечой коптили два косых креста, символы солнца, затем зажигалась лампада, которая должна была гореть весь год, не угасая.

 

Тула – неприступная крепость

Лето выдалось жаркое. Подходил к концу июнь. Тула жила своей обычной, размеренной жизнью. Ощущалось некоторое напряжение и переживание в семьях от того что почти все воинские люди казаки, стрельцы, да и некоторые пушкари по указу царя Ивана Грозного ушли к Коломне, где собирались войска для похода на Казань. Лихие люди этого ханства не давали спокойно жить нашим восточным окраинам. Набег за набегом.

Внутри не так давно построенного кремля было тихо и спокойно. Только суетился народ у воеводской избы, кто по своим делам приходил с челобитной к воеводе, кто по государевым. Все как обычно. В центре Кремля возвышалась деревянная соборная церковь, рядом стояла воеводская изба.

А большая часть территории была застроена небольшими деревянными сарайчиками. Это клети, в которых туляки пережидали осаду.

Базар

Около стен кремля кипела торговля. Прямо у крепостных стен сооружались навесы, чтобы укрыть товар от дождя и солнца и сарайчики – лавки, чтобы было удобнее торговать и хранить товар. Мелкие торговцы торговали со скамеек и лотков. А иные вообще без этого. Такие ходили по базару обвешанные товаром. Всюду слышались крики торговцев и зазывал, рекламировавших свой товар. То и дело вспыхивали яростные споры о цене товара между покупателями и продавцами. Одни старались купить подешевле, другие продать по дороже. Это был целый спектакль, когда диалог от обычного разговора переходил на повышенные тона. То и дело били по рукам, значит договорились. Били шапками о землю, в знак доказательства своей правоты или не согласия с противоположной стороной. Обнимались, целовались, а потом дело могло дойти до драки.

Драка на базаре была обычным явлением. Но она никогда не перерастала в массовое побоище. Дерущихся быстро разнимали. Хочешь подраться? Пожалуй на Кулачные бои в определенное время собирались в определенном месте и бились по строгим правилам. А нарушителей тех правил били и свои и чужие. Так что не забалуешь.

Жизнь города

Слободы и посад жили своей повседневной жизнью. Чем слобода отличается от посада? В слободе жили люди, освобожденные от государственных налогов, а в посаде, поселок, за стеной кремля, жили все остальные и платили тягло, тогда так налоги назывались. В тот момент в слободах было грустно, потому что почти все мужчины ушли на войну. Люди копошились на огородах, пасли скотину, заготавливали сено. По улицам бродили куры.

Набат!!!

По дороге галопом проскакал галопом одинокий всадник на взмыленной лошади. Он пролетел через Никитские ворота кремля, взлетел по ступеням и ворвался к воеводе. Воевода строго посмотрел на наглеца, а тот, задыхаясь от быстрой езды, смог выдавить из себя только три слова: «Татары! Много! Близко!». Все резко изменилось с первыми ударами колокола на колокольне соборной церкви. Набат! У всех ворот кремля появились усиленные караулы. Люди, схватив самое необходимое, прежде всего детей и продукты потянулись в кремль к своим клетям. Быстро сворачивалась торговля у стен кремля. Начали сносить навесы торговых рядов. Все деревянные конструкции разбирались и заносились в кремль. Везде была напряженная, целенаправленная работа. Среди людей не было никакой суеты и паники. Как будто это был их повседневный труд.

Подготовка к осаде

Воеводская изба мгновенно, из вялого бюрократического учреждения, превратилась в штаб обороны города. У нее толпилось множество мужчин и даже женщин желающих защищать свой город. Во все концы полетели гонцы. Прежде всего, к царю в Коломну. Несколько групп всадников отправились на разведку. Вот уже закрыты и приготовились к обороне Никитские и Одоевские ворота. Ворота сделаны из больших дубовых брусьев и усилены металлическими полосами, на мощных железных петлях. За воротами опущена мощная деревянная решетка, тоже обитая железными полосами. На воротах закрыты все засовы и замки. Специальные люди, воротники, хлопочут, чтобы усилить ворота подпорками из бревен, завалить камнем. Через Пятницкие ворота люди заходили в Кремль, а через Водяные ворота уходили на другой берег Упы, но большая часть населения брала воду из реки, заполняя все бочки и другие емкости водой. Везде разводили глину и обмазывали ей крыши и стены сараев. Эта мера не даст возникнуть массовым пожарам в городе. Это позволит не только сохранить продукты и вещи, но и сохранит жизнь многим тулякам.

Основная часть гарнизона ушла в Коломну. В Туле остались престарелые, увечные воины, торговые люди, бабы, дети и немного молодежи. Воевода дал команду о сформировании отрядов народного ополчения. И вот уже сформированы отряды, из ветеранов назначены командиры, которые тут же приступили к обучению и тренировке своих подчиненных. На стенах появились пушкари и готовили к бою свои пушки. Рядом с ветеранами хлопотали и внимательно слушали наставления старших молодые парни, которых еще не взяли в службу. Наиболее смышленые назначались стрельцами и им выдавалось огнестрельное оружие – пищали. Тут же обучали как ими пользоваться, как целиться, как стрелять. На стены кремля для ближнего боя начали поднимать камни, колья, котлы, в которые устанавливались на таганы и заливались водой. Готовился горячий душ для не прошеных гостей. На дороге, по которой должен придти враг рассыпался «чеснок». Нет не корнеплод, а специальные маленькие ежи, конь наступит на них, упадет и все, татарин дальше пойдет пешком.

Вражеское войско

Вскоре вернулись разведчики, не все. Некоторые были убиты передовыми отрядами татар. Они доложили, что татар много. Впереди идут отряды легкой кавалерии, а далее основное войско. Много янычар. Верблюды тащат пушки и телеги с каким-то еще вооружением. Движутся компактно, кавалерия ждет основное войско, поэтому скорость движения небольшая. Но передовые отряды уже на подходе и будут стараться с ходу ворваться в город. До этого была надежда, что татары вокруг кремля попрыгают, попрыгают, пожгут, пограбят, да и уйдут восвояси. Стало понятно, что бой предстоит серьезный. Но уныния в наших рядах не было. Несмотря на напряженность, которая висела, даже звенела в воздухе, вокруг не было слышно воя и истерики, наоборот слышались шутки, кое-где работали с песнями. Не смотря ни на что, Тула сосредотачивалась и готовилась к смертельному бою. Русские не сдаются.

Митька

Митька, парень лет 14, со своей старшей сестрой ворошил скошенное сено на лугу рядом с городом. Услышав набат, все кто был на поле быстро собрались и побежали к своим домам. Прибежав домой, они увидели, как мама собирает младших братьев и сестер, запасы продуктов и вещей. Без лишних слов они приняли в этом активное участие. Митькина семья жила в казачьей слободе недалеко от церкви Святого Николая, за речкой Хомутовкой. (Сегодня это рядом с Тульским цирком церковь Николы Завальского). Отца не было:

– А батька где? – спросил Митька.

– Да схватил саблю и побежал в кремль. Набат же, – ответила мать, не отвлекаясь от сборов.

Митькин отец получил тяжелое увечье в бою, ему отрубили руку. Поэтому его в поход не брали, но он старался не замечать своего увечья и старался в полном объеме нести службу в слободе и в городе Туле.

Недалеко от дома уже достраивался вал и был выкопан ров, по которому пустили речку Хомутовку, как защита посада, где жили мирные мастеровые, торговые и всякие люди. Центром города был Тульский кремль. Но на валу никого не было, потому что народу в городе, после ухода служилых людей по призыву Царя Ивана Грозного под Коломну, оставалось мало. Все люди стекались в кремль. Митькина семья успел проскочить через Никитские ворота, там уже почти опустили решетку и прикрыли створки ворот, оставив небольшой проход для людей. В любой момент ворота могли быть закрыты.

А в это время в Кремле

В Кремле, на узких улочках было много людей, все старались добраться до своих сарайчиков и узнать успели спрятаться родственники и друзья. Митька помог затащить в их клеть вещи, настроить полати. Их клеть представляла собой небольшой сарайчик, сделанный из жердей размером метра 2 на 2. Покрыт он был соломой и щепой. Внутри были устроены полати, под которыми размещались куры, овцы. На полатях спали люди. В углу стояла бочка с ячменем. В другом углу бочка для воды, которую нужно было еще наполнить. Митька хотел было идти искать отца, но мать велела идти за водой, а сама со старшей сестрой начала месить глину, чтобы обмазать крышу и стены и не дать возникнуть пожару. Тут на пороге появился отец:

– Ну что все здесь? Никого не потеряли? Все успели принести. Ну, слава богу. Я побежал. Некогда.

– Бать, возьми меня с собой, – взмолился Митька.

– Ты, давай, по дому помогай, а там видно будет. Всем дело найдется.

Митька натаскал в бочку воды и речки. У тайного колодца в Тайницкой башне Кремля, в простонародии – Тайника, стояла стража и пока никого к нему не подпускала. Береженного бог бережет. Митька потихоньку улизнул из клети. Напряженность в Кремле все нарастала. Все ворота были закрыты и тут послышались крики и визги снаружи кремля. В Тульский кремль и его защитников полетели первые стрелы. Со стен ответили выстрелами из пищалей. Понятно, что это передовой отряд, но нужно было дать понять, что Тула готова к бою. Народ хотел было забраться на стену, но у лестниц стояли часовые и не пускали. Потому, что толпа дезорганизует оборону и приведет к излишним жертвам. Люди воеводы прошли по улицам и назначили старших, которые должны были организовывать людей на тушение возникающих пожаров и для взаимопомощи и других необходимых дел. Старшие пробежались по клетям и проинструктировали людей. Митьку сначала тоже не пустили на стену. Он стал помогать внизу связывать деревянные колья и жерди, которые на веревках поднимались на стену для ближнего боя. Туда же поднимались мешки с камнями. Внизу, у бойниц подошвенного боя стены кремля, уже стояли люди с пищалями и настороженно всматривались, что происходит за стеной. Но там было пока все тихо. Но вот снаружи послышались вопли и свист, но уже гораздо громче, чем в первый раз. В защитников на стенах и внутрь Кремля полетели стрелы, некоторые уже с горящей паклей. Люди в городе зорко следили куда попадут эти горящие стрелы и тут же тушили их, не давая им поджечь дома.

Из башен и со стен ответили наши лучники, ударили пищали и пушки.

Постепенно начинало темнеть. Наступила тревожная короткая летняя ночь. Как только первые лучи солнца заблестели на листве и водной глади реки Упы, на Тульский кремль опять посыпались стрелы.

Начало штурма

Митька понял, что около кремля носятся всадники, на ходу из луков обстреливая защитников и пытаясь поджечь город. На стенах появились первые раненые и убитые. Все понимали, что это только начало. Вдруг за стеной послышались непонятные вопли. Потом Митька узнал, что это диковинные, для наших мест, звери под названием верблюд притащили телеги с боеприпасами и разным нужным имуществом и пушки. Наши пушкари старательно выцеливали и били по пушкам и обозу. Нужно успеть уничтожить как можно больше вражеской силы, пока они не могут открыть ответный огонь. Чем больше сгорит или взорвется, тем меньше сил у супостата будет. Нашим пушкарям удалось разбить несколько пушек и поджечь кое-какие повозки. Но янычары, не смотря ни на что, продолжали устанавливать орудия и оборудовать свои позиции.

И вот, в грохот выстрелов наших пищалей и пушек, стали вмешиваться другие звуки выстрелов. Это уже стреляли нападавшие. Все знали, раз огнестрельное оружие и пушки, значит, пришли турецкие янычары и будут штурмовать крепость.

Женщины и девушки оттаскивали раненых в безопасное место и перевязывали им раны. Внизу складывали убитых. Уже некоторые женщины, запачканные кровью наших раненых бойцов, подоткнув подолы юбок за пояс и засучив рукава, вставали рядом с мужчинами. Указывая рукой на пищаль, сверкая глазами, говорили:

– А ну-ка покажи как с этой штукой управляться. Я им сейчас устрою праздник.

Противопожарная оборона

Митька с ребятами и девчонками лазали по крышам клетей и выдергивали стрелы, бросали их на землю. Внизу другие ребята гасили горящие стрелы и собирали их в кучки. Эта работа была очень опасная. Стрелы летели тучей. Чтобы хоть как-то защитить себя ребята на спину приспосабливали кошелки, доски, а то и целиком деревянные корыта. Но все равно уже несколько человек были ранены. Слез, стонов, воплей не было слышно. Мало кто позволял себе это, а те кто предавался эмоциям, то их заглушал все нарастающий грохот боя. Шум стоял такой, что ничего не было слышно. Объяснялись знаками.

В Никитской башне

На улице, где геройствовал Митька с друзьями, набралась приличная куча стрел. Митька перевязал ее обрывком веревки и понес на Никитскую башню. Там сильнее всего была перестрелка. У входа на башню стояла какая-то женщина и никого не пускала. Но видя Митькину вязанку, тут же пропустила его. Поднявшись на средний уровень башни, Митька застал такую картину.

Старый пушкарь и его два помощника возились у пушки. После каждого выстрела пушка отъезжала от стены. Тут же в ствол пушки вставляли мокрый банник, чтобы погасить остатки тлеющего пороха, чтобы он не поджог новый заряд. Затем в ствол вставляли мешок с порохом, закатывали ядро. После этого пушку нужно было подтащить к стене. Тут уже старик прицеливался и производил выстрел, после этого опять все по новой. Одного из помощников уже убили, когда он заряжал пушку. Ребята с трудом подталкивали пушку к стене, им помогали лучники и стрельцы, которые занимали оборону в башне. Митька положил стрелы на видное место и показал лучникам на них. Те одобрительно кивнули головами и стали пополнять запасы стрел в своих колчанах. А Митька бросился помогать пушкарям. Пушку толкали к бойнице в стене, подсовывали жердь под станок, на котором была установлена железная пушка и толкали, толкали. Старик стал прицеливаться. Вставил деревянный клин между пушкой и станком и ударом деревянного молотка, забивая клин, выводил ствол на нужный прицел. Вроде все нормально. Помощник подносит горящий фитиль к затравочному отверстию, выстрел. Пока старик прицеливался, Митька соображал, как обезопасить заряжающего. Он быстро сообразил. Взял за рукав второго помощника и повел за собой. Они сняли с петель внутреннюю дверь и как только пушка выстрелила и откатилась, они тут же закрыли бойницу дверью. Было несколько неудобно, но безопасно.

Как только они зарядили пушку и стали ее подтаскивать к бойнице, башню сильно тряхануло. Это начали стрелять турецкие пушки. Первое ядро попало в Никитскую башню, чуть выше свода ворот. Посыпались обломки кирпича. Затрещали деревянные конструкции. Но башня выстояла. Турки хотели своей артиллерией выломать ворота. Старик тут же определил откуда был произведен выстрел и показал ребятам, под каким углом нужно подтаскивать пушку. Ребята выполнили указание. Убрали щит. Старый пушкарь, своим худым лицом и крючковатым носом был похож на хищную птицу. С озлобленным прищуром он выцеливал вражескую пушку, не обращая внимания на пули и стрелы, пролетавшие у его головы. Выстрел! Вроде попал. Некогда разглядывать. Заряжаем. Закрыли бойницу щитом, работаем. Достаем банник из ведра с водой, смачиваем ствол, заряжаем, подтаскиваем. Старик прицеливается. Выстрел. Ужасно хочется пить, из ведра с банником черпаем пригоршню воды, больше нельзя. Иначе пушка не сможет стрелять.

Но и враг не дремлет. Уже третье ядро попадает в башню и точно в ворота. Ворота прогнулись, трещат, но выдержали удар. На них осталась большая вмятина. Ядро дымясь, упало тут же рядом с воротами. Те пушки, которые стояли у Кремля были разбиты, оставались только большие, мощные и дальнобойные пушки, которые могли не бояться нашего артиллерийского огня.

Первый приступ

Тут же поодаль собирались штурмовые лестницы. Длинная лестница, по высоте стены. С обоих боков посередине к ней крепились две длинные жерди. Когда их собрали штук пять, то янычары быстро собрали штурмовые команды, подхватили лестницы и, прикрываемые огнем своих товарищей, под барабанный бой, устремились к стенам нашего кремля. В метрах трех от стены концы лестниц воткнули в землю и с помощью жердей стали их поднимать, когда лестницы встали вертикально на них устремились люди, чтобы в момент касания лестницы со стеной спрыгнуть вниз и начать захват нашего кремля. Видя эту подготовку, на эту стену между Никитской и Ивановской башнями подтянули затинщиков. И когда лестницы встали вертикально, по ним ударили наши крупнокалиберные затинные пищали.

Основная задача которых была перебить тетиву лестницы и сломать ее. С лестниц, как горох сыпались убитые и раненые янычары. Но они со своими ятаганами и криками «Алла! Алла!» продолжали упорно ползти на лестницы. Вот перебита тетива у одной лестницы и она сложилась пополам, убивая всех, кто находился на ней. Вот вторую лестницу постигла такая же судьба, но три лестницы упорно приближались к стене с висящими на них янычарами с кинжалами и саблями в зубах, чтобы руки были свободны. Первая лестница, которая достигла стены была пустой. Выстрелами со стены и башен были сбиты все нападавшие, но были еще две лестницы. К первой лестнице подскочили несколько юношей с бревном с рогатиной на конце. Уперлись рогатиной в ступеньку, немного оторвали ее от стены и отбросили в сторону. Лестница, вместе со штурмующими янычарами, стала падать вдоль стены, по пути ломая оставшиеся две лестницы убивая людей, которые лезли по ним. Вниз со стен и с башен, на головы штурмующих летели камни и заостренные колья. Несколько янычар, успевшие запрыгнуть на стену были убиты и сброшены со стены обратно к своим.

Митька все это наблюдал краем глаза, он так был увлечен своей ратной работой, которая у него забирала все силы. Тут он увидел старшую сестру, которая появилась рядом с ним.

– Вот ты где. Мама вся извелась. Ни тебя, ни отца нету.

– Погоди. Воды лучше принеси и вот парням помоги. Их перевязать надо и вниз спустить.

Парни, из последних сил, зажимая раны, начали протестовать:

– Мы еще нормальные. Повоюем. Никуда не пойдем. Перевяжи только.

Через некоторое время вернулась сестра с матерью и еще с какой-то девушкой, они принесли воды и полоски холста, которыми стали проворно забинтовывать раны защитников башни. Одному парню татарская стрела прострелила руку насквозь. Мать, не долго думая, отломила наконечник стрелы и резким движением выдернула ее из раны. Парень даже ойкнуть не успел, но в глазах у него потемнело. Большая часть раненых вернулась к своим боевым местам, но одного пришлось спускать вниз. Бой продолжался.

Второй приступ

Таяли ряды защитников. Но Тула держалась.

Турки стали обстреливать Кремль раскаленными ядрами, стремясь хоть так вызвать пожар в городе. Раскаленное ядро пробивало крышу и начинало все поджигать внутри дома. Но люди тут же заливали его водой и начинавшийся пожар. Иногда это не сразу получалось, но все пожары были потушены. Слажено работали пожарно-спасательные команды тульских улиц. Янычары хотел теперь артиллерией выбить Никитские ворота или разрушить стену. Непрерывно стреляли пушки. От ворот, при каждом попадании, летели щепки в разные стороны, от башни и стен разлетались обломки кирпича и камня.

Не выдержали Никитские ворота и стали разваливаться. У них уже выросла приличная гора турецких ядер. Начала разрушаться и стена между Никитскими воротами и Никитской башней. Пролом становился все больше и больше.

Эх, сейчас бы вылазку сделать, пушки атаковать, и если не взорвать, то забить их затравочные отверстия свинцовыми гвоздями и все нету у них более артиллерии, так, только музейные экспонаты. Но не было сил у туляков для вылазки, да и татары опасались сломя голову на Тулу лезть. Уже поняли, что тут не пирогами, а свинцовыми розгами угощают. Пока татары ждали, что вот-вот стена рухнет, а она все стояла. Да, пролом был, но на коне в него не пролезешь, а татарский воин без коня это недоразумение одно. Он ногами редко ходил, все верхом на коне. Да и в ворота только пеший воин пройти мог, а у янычар тоже пыл поостыл. Погибло много. Да и заметили туляки, что татары начали суетиться. Неужели помощь идет?

Пока суд да дело, стало темнеть. Защитники Тулы валились с ног от усталости, но надо делать дело. Все от мала до велика собрались у проломов. Одни подтаскивали камни, другие выкладывали стены, вместо ворот. Третьи разбирали дома, включая воеводскую избу, и несли бревна к пролому в стене и заделывали пролом. Начало светать.

Избавление

Все! Всем по местам стоять. Готовимся к бою. Митька прибежал к пушке. У нее спал старик весь израненный кусками кирпича и камня. Его не стали тревожить. Его меткие выстрелы были более нужными в бою, а камни таскать помоложе найдутся. У Митьки, да и других его товарищей слипались глаза, подкашивались ноги от усталости. То и дело падала голова и, то один, то другой впадали в забытье. Но с боевых постов никто не уходил.

В татарском лагере было тихо. Сначала осторожно, потом все смелее и смелее народ начал выглядывать и разглядывать поле боя и татарский лагерь. Было тихо. Никто не стрелял, не кричал. Что случилось?

Воевода выслал разведчиков. Те быстро вернулись и сказали, что татары ушли. Но воевода приказал, всем стоять на своих местах. Из города не выходить. Помните, как под Козельском, вроде ушли татары, обрадовались, вышли, а они выскочили, да всех перебили. И головы их в большую кучу у города сложили. Я не хочу, чтобы ваши головы тоже в куче лежали. Сидим. Ждем. Пока есть возможность отдыхаем. Неизвестно. Как там повернется. Выставить усиленные караулы и всем отдыхать. Митька лег около своей, да она ему уже стала своей, родной, пушки, вытянулся и провалился куда-то в теплую и уютную пустоту.

Он проснулся от того, что все кричали: «Ура-а-а!!!». Выглянув из башни, он увидел много всадников, которых приветствовали туляки со стен, а те, в свою очередь, приветствовали туляков. Наши!!!

Куда подевалась усталость. Митька кубарем скатился по лестнице. Все ворота еще закрыты. Вылезти из Кремля можно только пробравшись через завал разбитой стены. Он ужом проскочил между бревнами и выскочил из Кремля. У стены валялись ядра, бревна, обломки лестниц убитые татары и туляки. Все напоминало о вчерашнем дне.

Митька подбежал к всадникам.

– Татары где? – услышал он вопрос.

– Так ушли, наверное. Узнали, что вы тут рядом и ушли.

– Какой дорогой?

– Да, вот этой. Муравский шлях называется.

– Покажешь?

– Конечно.

– На коне ездить можешь?

– Да я казак, – обиженно сказал Митька.

– Ладно, не обижайся.

Ему подвели коня, Митька вскочил на него привычным движением и тронул поводья.

– За мной.

Дорога, по которой отходили татары и так была видна по брошенным повозкам ядрам и прочим вещам. Особенно много было брошено вещей и даже пушки у переправы через реку Упу. Там крутой спуск, на котором все у татар ломалось и переворачивалось. И чего тут только не было и пушки, и порох, и награбленное добро, убитые верблюды и кони. Но татар не было, они уже ушли дальше. К Митьке подъехал молодой воевода в доспехах и сказал:

– Спасибо тебе. Ты вон еле в седле держишься. Вчера, наверно, намаялся. Тут все ясно. И дорога их видна. Возвращайся домой. Коня себе оставь. Заслужил. И вот от меня тебе еще подарочек.

И протянул ему небольшой кинжал в красивых ножнах. Митька хотел было возмутиться, но усталость уже брала свое и он не возражая, повернул домой в Тулу.

Наши догнали татар на переправе через реку Шиворонь, разбили их и пленных освободили, которых татары в полон по окрестным деревням набрали. А через два года на той реке Шиворонь встал город-воин Дедилов – мощный страж границ русских.

 

Битва на Шивороне

Третьяк справный был казак. Почему Третьяк, да третьим сыном он был в семье. Вот и не стали родители долго думать над именем, а назвали по очереди. Обидно было, что для сестер его родители все покрасивее имена выбирали Улыба, Красава там, а тут Третьяк, Пятак, Шестак.

Был у Третьяка конь, молодой вороной жеребец, Третьяк так его и звал Воронок. С норовом был конь, но сошелся он характером с хозяином и они с полуслова понимали друг друга. Правда, с оружием Третьяку не повезло, был лук со стрелами, да одно копье, но владел он им мастерски. «Ничего, не беда, в походе добудем, саблю добрую, а если повезет то и пищаль», – думал Третьяк. Атаман, как раз вел их сотню на сборный пункт в Коломну, где Царь Иван Васильевич IV, в народе прозываемый Грозным, собирал войска для похода на Казань.

Лагерь русских войск под Коломной городом

Потом Третьяк вспоминал. Утром подошли к реке Оке, за Окой город Коломна, а вокруг нее сотни дымов от костров. Это тысячи русских воинов собрались на призыв Ивана Грозного. Атаман послал казака доложить царю о прибытии донских казаков. Посланец вернулся и сказал:

– Вам велено через Оку не переправляться, стоять здесь. А то из Дикого поля тревожные вести поступают. Дивлет Гирей на наши украйны войной идет.

Ну что ж, здесь, так здесь. Палатки разбили, шалаши построили, дров нарубили, коней в табун согнали и на луга пастись отправили под охраной, отдыхаем, кашу варим. День, два, пять. Казаки уже от безделья на всякие озорства стали пускаться, то подшутят над кем-нибудь, то в деревне с кем-нибудь повздорят. От царя приехал посыльный и передал царское веление, угомониться, а то озорников выпорют прилюдно. Это известие как-то охладило пыл. Но скука была неимоверная.

Город Тула просит помощи

Где-то на седьмой день, уже под вечер, прилетел от царя гонец: «Тревога, Дивлет Гирей Тулу осадил, летим на помощь». Куда только лень и озорство подевались, все стали деловито готовиться к походу, отлавливать своих коней осматривать, седлать, сворачивать лагерь. Через час мы уже готовы были выступать. С того берега переправились еще казаки, воеводы со своими людьми, малоросские черкассы, тысяч пять всего набралось. Во главе войска встал Андрей Курбский, молодой, горячий, весь в железных доспехах, да и конь под ним, ему под стать. Выступили без промедления, как же беда там в Туле. Скакали практически без отдыха, там добрых верст 100. Впереди всех летели туляки, они ведь тоже по государеву Указу на Казань выступили и в городе остались силы малые. Недалеко от Тулы воеводы приказали остановиться на ночлег. Непонятливым разъяснили, что еще войска подойдут, да и сами отдохнем. Станицы донесли, что татар там тысяч 30. И действительно, за ночь подошли еще отряды, всего тысяч 15, но значительный перевес сил врага никого не смутил. Рано утром встали и, не мешкая, полетели к Туле. Прибыли. Все в дыму, город побит, поломан. Думали, опоздали, ан нет. Бежит кто-то, руками машет и кричит:

– Наши, наши!

Подросток какой-то, а за ним мать, тоже кричит:

– Стой, куда! Какие там наши, татары наверно вернулись.

Но когда мы подъехали поближе, женщина убедилась что это действительно свои. Она без сил опустилась на землю и зарыдала приговаривая:

– Наши, наши! А мы уж не чаяли помощи, помирать собрались, вчера во время приступа всех ратников и мужиков на стенах побило, одни бабы, дети да старики остались, стену проломили, ворота сломали, всю ночь проломы заделывали.

Подросток деловито объяснял, что татары утром снялись и куда-то подались, часа за три до нашего прихода. Крымчаки быстро ушли, побросав все добро. Воевода послал разведку, но из города выходить запретил.

Вокруг города следы вчерашнего приступа, поломанные лестницы, бревна, оружие, кругом убитые татары и защитники Тулы.

Князь Курбский, моментально оценив ситуацию, скомандовал:

– По коням, в погоню!

И полетели мы следом за врагом. Верст 30 мы гнались за ним, по пути сметая и захватывая в плен небольшие группы и обозы.

Битва

Нагнали мы основные силы у реки Шиворонь. Брод там не широкий и глубокий, вот и сгрудились они все на том броду тысяч 25. Это была огромная живая масса, где воедино слились кони, люди повозки, быки. А когда мы увидали огромную толпу наших пленных, в основном женщины и дети, которых гнали татары как скотину, ну тут в нас такая злость закипела, что мы, не помня себя, на басурман накинулись. С ходу в их боевые порядки врубились. Не ожидали они такого натиска, паника у них началась, все к броду бросились. Кто упал, того затоптали, но потом очухались и давай с нами рубиться. Я не знаю и куда только усталость подевалась. Я копьем своим крутил как веретеном и Воронок молодец не подвел, всех других коней теснил, копытами бил, зубами кусал.

Наши пленные, как только освобождались от пут, сразу же вступали в бой, не только мужчины, но и женщины и даже дети. Ну, вроде все, никто больше не сопротивляется, пленных в кучу согнали, раненых перевязываем, убитых считаем. Наших всех освободили, конвоиров окаянных перебили, мужчины сразу оружие попросили, а женщины и дети, кто домой сразу подался, кто без сил опустился на землю и рыдал, настрадались бедные, а многие нам помогали раненых перевязывать, оружие в порядок приводить.

Вдруг с того берега ертаул летит, это воеводы передовой отряд послали за татарами вдогонку. Кричат:

– Татары назад с подмогой идут!

Мы пленных подальше отогнали, раненых подальше оттащили, пищали зарядили и опять на коней. Только они к берегу подошли мы первые ряды залпом выкосили, но их уже не остановить, они на скорости в воду влетели, ну а мы их на берегу встретили, из воды и из грязи не выпускали, рубим их нещадно, но и нам достается. Где-то через час все было кончено. Крымчаков мы побили, а коих не побили, убежали они восвояси. Нас целых осталось немного, все больше раненые, даже душа битвы князь Андрей Курбский весь израненный был, несмотря на хорошие доспехи. Он соколом в бой рвался, на самых опасных участках появлялся. Как его ратники увидят, так и воодушевлялись и откуда, только силы брались и у него и у нас. Сначала мы думали, что толку от него мало будет, молодой еще, всего 23 года, а вышло по-другому. Только бой утих, со стороны Тулы еще отряд крымчаков к броду подходит. Опять бой. Только этот отряд разметали, еще один подходит. Это они от Тулы на грабеж окрестностей уходили. Вернулись, видят лагерь пустой и ну, и домой пошли знакомой дорогой, а тут мы. В общем, часа три рубились.

Преследование

За татарами вдогонку послали нас, казаков. Мы их чуть ли не до Крыма гнали. Большая часть басурман, лишившись командиров, удирали без оглядки. Одни только янычары отступали организованно, нас близко к себе не подпускали, одно слово гвардия. Но мы тоже не лыком шиты. Изловчимся, брешь в их обороне найдем и наносим удар. Они пока сообразят что к чему, пока изготовятся, а нас уже и след простыл. А когда где-то по Азовом появились свежие басурманские отряды, которые шли к своим на выручку, мы повернули назад.

Вернулись мы на Шиворонь-реку, а там стрельцы стоят, позицию себе оборудовали на крутом холме, что рядом с рекой. Царь велел им здесь татар сторожить. От битвы уже и следа не осталось. Они передали нам Указ царский. На том броду, на Шивороне реке, заслон из двух казачьих сотен выставить против крымчаков, их там малыми силами можно остановить, да и тревожную весть подать. Атаман выделил две сотни в заслон, нашу Дергилеву, да Луговую.

Братская могила

К нашему возвращению собрали оружие, трофеи всякие, раненых перевязали, погибших решили похоронить на вершине холма, недалеко от того брода. Пленные выкопали большую братскую могилу, перенесли наших погибших товарищей. Хоронили их в одних рубахах, только нательные кресты оставляли, у казаков кресты особенные были, их называли анкалпионы, с древности из поколения в поколение передавалась форма этого креста. У нас на днях перепалка, чуть не до драки, с малоросскими казаками, черкассами, вышла. Мы на них «хохлы», за их прическу в виде пряди волос на темени, которая еще в косу сплеталась, а они на нас, сами вы как козлы бородатые «как цап» (цап по малоросски – козел). А сегодня жестокий бой приняли и бились плечом к плечу и победили, а погибшие в этой братской могиле так плечом к плечу и останутся лежать в веках и вечная память их подвигу и назидание потомкам.

Хоронить своих товарищей мы пленным не доверили, сами похоронили и курган на вершине холма насыпали. Из добычи, я себе саблю добрую добыл, Воронку кое-что из сбруи. Среди трофеев диковинные животные были, они у татар телеги таскали, крымчаки их верблюдами называли. Часть раненых в Туле оставили на излечение, а остальные с добычей опять в Коломну пошли. Пришли в Коломну, царь похвалил войска за доблесть. И пошли они брать Казань. И взяли. А мы обустроились, как смогли, землянки отрыли, шалаши построили, лесу мало в этих местах – степь.

Церкви Ивана Грозного в Дедилове

А на месте битвы церковь Царь Иван Грозный за свои деньги поставил во имя Праскевы Пятницы, да на братской могиле курган небольшой насыпали и тоже Царь церковь поставил Покрова Пресвятой Богородицы. На Покрова Казань взяли, а на Пятницу русские войска в Москву вернулись.

Царь про нас не забыл. Наделил нас землей, а за то, что мы по его приказу под командование малоросского атамана Вишневецкого под Азов город ходили, ногаев, черкасс да басурман всяких гоняли, еще добавил землицы, а некоторых в дворяне поверстал.

Следом повелел город ставить, и назвали его Дедилов. В память о прежде здесь стоявшем городе вятичей Дедославле.

А Пятницкая церковь много раз перестраивалась, но стоит до сих пор на том самом месте. А от Покровской одно название холма осталось Покровка, да разоренная братская могила наших воинов. Только недавно поставили на ней крест, да иногда казаки атамана Бахтина со всей Тульской области съезжаются и панихиду по своим братам казакам и другим русским воинским людям вместе с местной детворой панихиду служат. Забыв чужие подвиги и предав поруганию святые места, не рассчитывай на благодарность за свои хорошие дела.

 

Восстановление Дедославля с новым именем – Дедилов

С взятием Казани, угроза восточным рубежам русского государства была устранена. С юга рубежи были защищены р. Окой, засечной чертой. Но не была перекрыта любимая дорога крымчаков – Муравский шлях, по которой они вплотную подходили к Туле со стороны реки Шиворонь. Поставил Иван Грозный там казачий заслон, а потом подумал-подумал и повелел поставить там город Дедилов. Это был первый город, поставленный на открытом месте в Диком поле – так тогда называлась степь.

Город решено было строить из дерева. Технологии отработаны. Обычно части городской стены, башни, постройки собирали в тех местах, где рубили лес, затем бревна нумеровали и постройку разбирали. Так как все города стояли на реках, то разобранные постройки связывали в плоты и сплавляли по рекам к месту строительства. А там быстро собирали. Так Царь Иван Грозный за неделю поставил город Свияжск под носом у наших тогдашних неприятелей Казанского ханства.

Строительство Дедиловского кремля

При строительстве Дедилова этого сделать было нельзя. Так как до ближайшего леса 50 километров, а река Шиворонь течет по степи и к лесу не заворачивает. Но за два года Дедиловский кремль построили. 4 угловых башни, да 2 проездных с воротами, да стены более 500 метров. Внешние стены башен и стен кремля были в три бревна. Чтобы вражеская артиллерия их не могла с первого выстрела пробить. Башни строились из длинных в 6 метров дубовых бревен. Стены делались из отдельных 6 метровых 3-х стенных срубов, поставленных вплотную друг к другу. И так все 500 метров.

Как строили? Для начала нужно было обезопасить строителей. Для этого рядом со стройкой был построен небольшой острог. Очень похоже, что он стоял на месте старого городища, где были похоронены наши бойцы, павшие в Шиворонской битве. А церковь Покрова Пресвятые Богородицы была первой церковью построенной в Дедилове. Здесь люди могли без опаски отдыхать и в случае набега спрятаться от врагов. Здесь же хранились запасы продуктов и оружия. Конечно на строительстве, для охраны строителей и стройки, был небольшой гарнизон.

Самая трудная задача была это доставка стройматериала. Точно неизвестно, но, на мой взгляд, бревна для строительства крепости перевозились, в основном, зимой – волоком. Впрягали лошадей и тащили. Не было в те времена телег с такой грузоподъемностью, чтобы везти 6 метровое бревно диаметром не менее 30 сантиметров.

Вот город построен. Внутри города сделана соборная церковь и воеводская изба. На каждого жителя города в кремле выделялось место для строительства небольшое сарайчика, в котором, в случае осады города, могла укрыться его семья. Этот сарайчик назывался клеть. Некоторые богатые дворяне строили и осадные дворы, но их было немного. В крепости никто не жил, за исключением сторожей осадных дворов.

Организация обороны города

Для обороны города были пушки, затинные пищали и ручные пищали. Пушки стояли на стенах и в башнях. Рядом лежали ядра, но порох, также и все оружие и пули хранились в казенном погребе. В случае осады все это выдавалось служилым людям. Казаки занимали оборону вокруг крепости и не подпускали врага к стенам. Стрельцы и пушкари занимали оборону на стенах и башнях. Им помогали подростки, да и все население Дедилова. Они все были расписаны по своим местам на стенах и в башнях и занимали оборону с кольем и каменьями.

Как только враг подступал к Кремлю, в бой вступали казаки. Если удар был силен и их теснили, то первыми открывали огонь пушки и были врага на дальних подступах. Если казаков теснили еще сильнее, но к пушкам присоединялись затинные пищали, если еще ближе, то начинали воевать стрельцы со своими ручными пищалями. Ну а если уже на стены лезли, тут уж в ход шли колья и каменья.

Слободы Дедилова

Набран гарнизон. Он состоял из казаков, они стояли перед городом с наиболее опасной стороны. Тут и разместились две казачьи слободы по названию командиров сотен. Луговая и Дергилева, в ней с 16 века служили мои предки. Внизу от крепости до реки поначалу никто не жил. Опасно. В случае внезапного набега и собраться не успеешь, как под удар попадешь. За рекой была еще одна казачья слобода новоприборных казаков. Там была поставлена церковь Михаила Архангела, которая стоит до сих пор. Именно с этой стороны враги нападали на Дедилов и именно эта слобода первая встречала их. Поэтому если кого поверстали в казаки, то селили здесь. Выжил, место в сотне освободилось, тогда тебя в нее зачисляли и переселяли в соответствующую слободу.

За крепостью и за казачьими слободами были две Стрелецкие слободы. Одна за Тихоновским кладбищем, другая – деревня Жилая. Ее полное название Жилая стрелецкая слобода. За ней деревня Пушкари. Ее полное название Жилая пушкарская слобода. Это была слобода пушкарей и затинщиков. Затинщики – это стрелки из крупнокалиберных пищалей, которые для уменьшения отдачи специальным крюком цеплялись за стены, за забор, или как тогда его называли за тын.

Были также устроены слободы казенных плотников, которые достраивали и ремонтировали Дедиловский кремль и слобода воротников, которые следили за исправностью ворот и запоров на них, а также их охраняли.

За городом с самого края была Ямская слобода. Это почтовая станция, которая раньше называлась Яма, а люди, служившие на ней Государеву службу, – Ямщиками.

 

Набег

Дружинка, Миляй, Микитка и Нечай дружили давно. Жили они рядом в Луговой слободе. Почему Луговая, да потому что здесь стояла Луговая казачья сотня. Правда, время на игры было немного, дома работы невпроворот по хозяйству. Зимой работы было поменьше, но натаскать воды, сделать встряску и накормить скотину – это была их святая обязанность в своем хозяйстве. Не знаешь что такое встряска? Это когда сено мешают с соломой для корма коровы или лошади. А летом: посевная, бесконечная прополка, поливка, сенокос, уборка урожая и т. д. И ребята с усердием выполняли всю работу, потому что от нее зависело, что будут кушать не только они, но и их младшие братья и сестры. Но их радости не было предела, когда им выпадало пасти табун лошадей, особенно в ночном. Когда неяркий свет догорающего костра чуть освещал ребят и разбрасывал вокруг причудливые тени, сами собой рассказывались истории одна страшней другой, которые слышали ранее или придумывались тут же.

В то утро ребята напоили лошадей и пустили их пастись дальше. Дружинка сел на лошадь, как всегда без седла, и решил объехать вокруг табуна, а остальные сидели вокруг догоревшего костра. Но тут Дружинка увидел, что в его сторону скачут галопом незнакомые всадники. «Татары», – мелькнула в голове страшная догадка.

Он тут же развернул коня и поскакал к своим ничего не подозревающим друзьям, крича на ходу:

– Татары, татары.

Друзья вскочили, стали ловить лошадей, но своим встревоженным видом и громкими криками они их только испугали, только Микитке удалось поймать лошадь, схватив ее за гриву, взлететь на нее и пуститься наутек. Но ему наперерез уже летел чужой всадник и преградил ему дорогу своим конем. Конь Микитки крутанулся и он слетел с него. Дружинка подхватив Миляя, помог ему взобраться к себе за спину и они стали уходить от погони, но вдруг Миляй упал с лошади, Дружинка остановил ее чтобы подобрать друга, но чужие всадники уже хватали Миляя, в их руках блестели сабли.

– А ведь в слободе еще никто ничего не знает, – подумал Дружинка, – извини друг, нужно нашим быстрее сообщить, а то большая беда будет.

Увернувшись от подлетевших к нему чужаков, он пустил коня в галоп, быстро уходя от погони. За спиной еще некоторое время он слышал хрипение чужого коня и тяжелое дыхание чужого всадника. Над головой что-то прошуршало. «Наверно стрела. Промазали», – промелькнуло в голове. Ему казалось, что он слился с конем в одно целое и они летели, не касаясь земли.

Влетев на околицу слободы, Дружинка закричал:

– Татары, татары.

Подлетев к дому, он остановил взмыленного коня, слетел с него кубарем. К нему подбежала встревоженная мать, отец и соседи, одного из младших братьев отец заставил ходить с конем. Дружинка, задыхаясь от пережитого, и быстрой езды сбивчиво рассказывал, что произошло. Казаки быстро похватали оружие, седлали имеющихся в наличии коней и поскакали к табуну. Одного из подростков отправили к воеводе сообщить о случившимся. Через некоторое время над Дедиловым тревожно загудел колокол, извещая всех о беде, которая подступила к их порогу. Тут приехали казаки, сказав, что табун угнали и подростков с собой забрали.

А по домам уже собирали имущество, продукты и детей и народ потянулся в кремль. Пушкари в Кремле уже деловито осматривали пушки готовили порох или, как тогда его называли, зелье, и ядра, рядом с ними занимали оборону, братья и дети казаков и стрельцов, а сами казаки и стрельцы готовили свои слободы к обороне. Улицы перегораживались рогатками, бревнами и цепями, конница уже здесь пройти не могла. Служилые люди обустраивали свои боевые позиции и проверяли оружие. Особое внимание уделялось броду через реку Шиворонь, только здесь можно было остановить врага. К ночи все в основном было закончено и Дедилов замер в тревожном ожидании.

Дружинка, отдышавшись, активно помогал матери в сборах, придя с ней в кремль, свалив вещи в клеть, он незаметно ускользнул, но его планы чуть не сорвал стрелец, стоявший на часах у входа в кремль. Он схватил подростка за шиворот и спросил:

– Куда?

– Мамка дома пряху забыла, быстро соврал Дружинка.

Вырвавшись из цепких рук стрельца, он помчался к дому, думая о том, как он отомстит этим крымчакам за друзей.

Дом, совсем недавно наполненный разными звуками, был тих и пустынен. Вокруг дома и по дороге бродили несколько кур, деловито выискивая и поедая червячков. Дружинке стало тоскливо, горький ком подкатил к горлу и на глазах навернулись слезы. Он огляделся вокруг, никого из взрослых не было видно. Потом он начал думать, как он будет мстить за друзей. Но у него не было никакого оружия, оставались только камни, а их кругом было много, нужно только выбрать удобную позицию и собрать побольше камней. Перед домом из камня был выложен забор. «Лучше позиции не найти», – подумал Дружинка.

Но тут он услышал голос матери, которая звала его. Он спрятался и подождал пока мать уйдет, она, обыскав все углы в доме и вокруг него, взяв еще что-то из вещей, ушла в кремль вся в слезах. Смеркалось и незаметно для себя утомленный всем пережитым Дружинка уснул.

Утром его разбудили выстрелы, это в слободу за рекой ворвались крымчаки. За рекой слышался звон металла, выстрелы, конское ржание и крики. Дружинка залез на дом, чтобы посмотреть, что там происходит. За рекой горели некоторые дома, над слободой поднимался дым и клубы пыли, которые неуклонно приближались к реке. Дружинка спустился с дома и залег за забор, просматривая улицу. Вдруг его кто-то схватил за шиворот, от неожиданности он вздрогнул, но тут же стал вырываться. Но услышав голос отца, прекратил сопротивление:

– Ты что удумал, паршивец. Мать там с ума сходит, а он здесь к войне готовится. А ну быстро к матери в кремль.

Дружинку душили слезы:

– А они? А как? Миляй, Нечай? Я им.

Отец посмотрел на сына и сказал:

– Понятно, но рано тебе еще дружок в такие игры играть. Вреда им никакого не принесешь, а только нам с матерью горе будет, если с тобой что вдруг случится. Ну, беги к матери.

На берегу реки уже появились первые татары и тут по ним из Луговой ударили первые выстрелы. Отец, подхватив пищаль и придерживая саблю, побежал на свою боевую позицию. Дружинка сделав несколько шагов в сторону кремля, решительно повернулся и вернулся на свою позицию.

С того берега тоже начали стрелять по Луговой слободе, Дружинка знал, что огнестрельным оружием вооружены только янычары – турецкая гвардия. «Тяжело нашим будет», – подумал он. Бой у брода все нарастал, но с нашей стороны выстрелы раздавались все реже и реже. «Неужели погибли, да нет, наверное, порох кончился», – подумал Дружинка, беря камень и примеряясь к своему сектору обстрела. Сломал ветку, которая мешала его броскам. В этот момент брод преодолели несколько всадников и вылетели на улицу, кони, перепрыгнув через первые цепи, задели за вторые и вместе с всадниками полетели на землю. От домов несколько казаков бросилось к ним с обнаженными саблями и копьями и быстро расправились с упавшими. С того берега по ним ударили выстрелы, засвистели пули и стрелы, но вроде никого не задело. В это время реку преодолевала другая группа Крымчаков, они уже не пошли на улицу, а под прикрытием стрелков с того берега стали ломать рогатки, которые мешали им обойти слободу, что им удалось через некоторое время. Основная масса крымчаков двинулась огородами вдоль реки к кремлю, некоторые спешившись, начали шарить по домам, ища чем поживиться и живых защитников. Вот один татарин с обнаженной саблей переходит улицу и идет к его дому. Дружинка взял камень и прицелился в его крючковатый нос, бросок был неудачный, его сразу заметили и побежали в его сторону. Дружинка юркнул под лопухи, что росли вдоль межи, и стал уползать за огород. За огородом в кустах он услышал шорохи, присмотревшись, увидел соседа дядьку Неждана, он пытался перевязать раненую руку:

– Дядьку, дай помогу.

– А ты что тут делаешь? А ну беги отсюда.

– Ну, дай помогу, а потом побегу.

Дружинка оторвал подол от рубахи и перевязал кровоточащую рану:

– А батьку не видали?

– Жив, жив твой батька. Давай чеши отсюда.

В это время с кремля ударили пушки и пищали, значит, враг уже у кремля.

Дядька Степан пополз обратно в слободу. Через некоторое время там опять зазвенел метал и послышались крики. Дружинка так и сидел в тех кустах. Он увидел группу казаков, которая с саблями и копьями бежала вдоль домов, а затем выбежала на улицу, там опять разгорелся бой. Начало темнеть. Дружинка пополз к дому. Некоторые дома на улице горели. Большая группа татар ломала дом на той стороне. «Видно для костров», – подумал Дружинка. От них отделилась небольшая группа и пошла вдоль улицы, не успели они отойти и 10 метров, как на них из-за домов налетели казаки, и через минуту все было кончено. Бросив ломать дом, татары побежали на помощь, но казаки как испарились, громко ругаясь, татары унесли убитых и раненых с места нападения. С кремля то и дело ухали пушки. В домах у кремля не утихал бой. Когда совсем стемнело, татары отступили на открытое место и разбили лагерь. Со стен кремля и из ближних домов по ним то и дело стреляли. Дружинка осмотрел дом, сено забрали, в доме все перевернуто. «Да, тяжело зимой будет, еще хлеба наверно потравили», – с грустью думал Дружинка. С этими мыслями, он дошел до куста, под которым прятался, забрался под него поглубже и через некоторое время уснул.

Утро встретило Дружинку тишиной. Никто не стрелял. Звуков боя не было слышно. Он подполз к дому, никого. Догорали некоторые дома. Трупы татар кто-то подобрал. Он побежал к броду. Там тоже никого. На боевых позициях казаков он увидел убитых, но отца среди них не было. По улице шла группа казаков с пищалями и саблями. Дружинка выбежал к ним на встречу с радостными криками:

– А ты пострел, что тут делаешь? Никого не видел.

– Нет никого.

– Ну, значит, точно ушли.

На той стороне реки появился человек:

– Андрей, как там у вас?

– Ушли, сволочи поганые. Беды много натворили.

В это время со стороны кремля появилась группа вооруженных казаков на конях, они переправились через реку и поехали на разведку. Пока они не вернулись с добрыми вестями из кремля, никого не выпускали.

В группе казаков, что собралась у брода, Дружинка рассмотрел отца, его голова была в запекшейся крови. Он бросился к нему:

– Жив! Жив! Дай голову перевяжу.

– А ты так к матери и не пошел. Я тебе.

Дружинка пригнулся от отцовского подзатыльника. Подошел дядька Неждан:

– Да ладно тебе Найден. Героический казак растет. Мне здорово помог и ничего не испугался. Но старших нужно слушать.

– Ладно, ладно, – пробормотал Найден с внутренней гордостью за сына, – а у меня руки опускались. Все думал, добежал ли до Кремля.

– Как твои руки опускались и поднимались, мы видали, – выкрикнул кто-то из казаков, – а потом басурмане в разные стороны разлетались.

Последние слова потонули в дружном молодецком хохоте. Отец обнял сына за плечи и они побрели домой, где разоренное жилище, в умелых и проворных руках матери и сестер Дружинки превращалось в уютный дом.

В это время вернулась разведка и доложила, что татары ушли далеко, несколько человек остались наблюдать за ними. Открыли ворота и народ потихоньку потянулся к своим домам. Женщины заголосили по убитым и по уничтоженному хозяйству. Около 100 домов пожгли и разломали татары. Но не прошли они вглубь нашей Родины.

 

Набег (по отчету Дедиловского воеводы)

На дворе стояла весна 7142 (1633) года. Снег уже сошел, солнце пригревало, но пахать еще не начинали. По дворам деловито готовились к весенним полевым работам. И вдруг на сторожевой башне Дедиловского кремля забил вестовой колокол. Народ встревожился: «Крымчаки что ли? Да вроде рано, они обычно позже приходят». Но делать нечего каждый знает что по этому сигналу надобно делать, у каждого по тревоге свое место имеется, которое он должен быстро занять. В кремль, из воинских людей, бегут только пушкари да затинщики, да всякие неслужилые люди вооруженные дубьем и каменьями, которые занимают оборону на стенах, тоже по особому расписанию. Женщины, старики и дети также укрываются в кремле, для этого там построены клети – летние домики. А в мирное время в кремле только на государевом дворе воевода со свитой и писцами живет, да в некоторых осадных дворах знатных людей живут сторожа.

Бабы быстро собирают детей и пожитки, казаки и стрельцы осматривают оружие, возводят поперек улиц заграждения против конницы, перекрывают дорогу на Тулу, что идет под стенами кремля заграждениями из бревен, а далее в Рогатках устанавливали рогатки, чтобы задержать прорвавшуюся кавалерию.

Но из кремля бегут гонцы останавливают баб и говорят, что воевода проводит учения на случай набега.

После того как подготовка к обороне закончена воевода лично осматривает боевые порядки казаков, стрельцов, пушкарей и т. д. Делает замечания, ругает сотников и десятников за допущенные промахи и недостатки. Все недовольно бурчат, мол, от таких важных дел оторвал, посевная на носу, но в душе понимают, прав воевода. На следующий день все пошло по старому, командиры кое-как устранили недостатки, сделали разнос своим подчиненным, ну и успокоились на этом.

Готовилась к выходу на сторожи очередная смена. Сторожевые казаки проверяли оружие и коней, готовили припасы, они должны были три месяца сидеть в небольших крепостях на путях вероятного появления крымчаков. Воевода обеспечивал конями и оружием полковых казаков, которые должны были постоянно станицами (разъездами) курсировать между крепостцами и наблюдать за местностью и если вдруг появлялись крымчаки, оповещать сторожевых казаков, а те в свою очередь должны были разослать гонцов с тревожной вестью по ближайшим городам. Дорога предстояла им далекая почитай верст 200.

Воевода Дружина Бешенцов старый вояка, но одного боевого опыта мало чтобы управлять целым уездом, оборона обороной, а тут и посевную организовать и сенокос, и налоги собрать, и к зиме подготовиться, и склоки и жалобы все разобрать, а то взяли моду, чуть что, так сразу царю челобитную пишут, он-то, конечно, разберется, но при случае, выскажет свое недовольство.

Пошла посевная, первый сенокос, отцвели на полях пшеница, рожь и гречиха, собрали ягоду, пошли огурцы. Жизнь течет медленно и плавно, как вода в равнинной реке. И вдруг где-то в середине июля прискакал подросток на взмыленной лошади. Он сбивчиво рассказал: «Там, за рекой, крымчаки, много, наш табун отогнали, дружков моих Миляя, Микитку и Нечая в полон угнали».

Воевода, посетовав, на сторожей, что пропустили крымчаков, велел в вестовой колокол бить. Услышав тот звон, все поняли, что пришла беда на их землю. Недосчитались тогда трех конских табунов и людей, что в поле были, многих в полон забрали. Быстро и споро готовился Дедилов к обороне, добрым словом все вспомнили воеводу, его весенние учения и разносы. К вечеру все было закончено, все были на своих боевых постах, на улицах не было видно ни животных, ни людей, только кое-где прогуливались взбалмошные куры.

Утром крымчаки подошли к Дедилову и ударили по слободе вновь приборных казаков. Мужественно сражались казаки, но силы были неравны. Да и у вчерашних крестьян было маловато боевого опыта. Бой переместился в Луговою слободу, где более успешно воевали казаки Луговой сотни, обороняя каждый дом, каждую улицу, каждую канаву, но удалось крымчакам оттеснить казаков и приблизиться к крепости. Они уверовали в свою победу настолько, что стали под стенами города на поле разбивать лагерь. Но тут в бой вступили пушкари и затинщики. Как только собрался враг у стен города ударили они по нему из всех стволов.

Враг пытался отстреливаться, но русские пушкари были искуснее и удачливее крымских татар. Под ударами артиллерии падали убитыми люди и лошади, рушились палатки и шатры, взрывались запасы боеприпасов. По крымчакам опять начали наносить удары в слободе новоприборных казаков и Луговой. Крымчаки недоумевали, вроде только что всех защитников поубивали, откуда они опять там взялись. К вечеру бой стих. В лагере у крымчаков горели костры, по которым стреляли пушкари из крепости. Дрогнули крымчаки и поутру подались домой. В тот набег сожгли крымчаки 29 дворов пушкарей, затинщиков и казенных плотников, 40 казачьих дворов и 12 стрелецких, а многие дома просто на дрова разобрали. Потравили и вытоптали поля и сенокосы, разграбили и пожгли деревни в уезде.

Узнали мы обо всем этом из рапорта Дедиловского воеводы Дружины Бешенцова царю. В рапорте обо всем отписал царю воевода и сколько чего уничтожено, сколько свинца и пороха израсходовано, сколько денег потрачено, но нет у него в рапорте, сколько народу погибло и пленено при отражении набега.

 

Железное и оружейное дело

После битвы на реке Шиворонь в 1552 году, в наших краях появился веселые и деловые люди, которые служили нашему русскому царю-государю пушкарями, стрельцами и казаками, почтальонами, как их тогда называли ямщиками. Царь Иван Грозный, чтобы сократить расходы на содержание армии наделил их землей. Весь служилый народ обрабатывал свои участки и выращивал продукты для своего пропитания. Но основным их делом оставалось оборона нашего государства от набегов степной голытьбы и других охотников до нас и нашего добра. Но для войны нужно оружие, а его как раз и не хватало. Что-то давал царь, что-то добывали в бою, но этого все равно было мало.

Видимо, очень радовались наши предки когда на землях Луговой казачьей сотни нашли железную руду. Руда – это хорошо, но из нее еще как-то надо сталь выплавить, а для этого тогда металлургических комбинатов еще не было. Но наши предки уже умели в домашних условиях построить одноразовую доменную печь – конвертор. Называлось это кричный промысел (выплавка кричного железа, рыхлой, мягкой стали из болотной руды).

Сначала готовили к плавке руду. Ее крошили на небольшие куски, затем ее перемешивали с древесным углем. А уголь в Дедиловские края везли из засек из-под Венева. А это по минимуму 50 километров. За морем телушка полушка (мелкая монета на Руси), да рубль перевоз. Такая продолжительная дорога существенно удорожала продукцию.

Дальше события развивались так. Строили из камня и глины полую коническую башню с открытым верхом внизу вставлялись специальные глиняные сопла, к которым присоединялись кожаные меха. Делалось небольшое поддувало. Все, домница готова.

После этого в нее загружалась приготовленная смесь. Поджигалось снизу. Чтобы увеличить интенсивность и температуру горения, а, следовательно, для получения более качественного железа через меха в домну начинали подкачивать воздух. Получая больше кислорода из нагнетаемого воздуха, огонь разгорался ярче и жарче.

Процесс этот был довольно длительный, а воздух нужно было подавать постоянно и вот меняя друг друга сталевары того времени непрерывно качала мехами воздух в печку. Меха делались как с ручным, так и с ножным приводом, какие традиции складывались в данной местности и у кого на что хватало выдумки.

Все. Уголь прогорел, печь остывает. Остыла. Сталевары ее ломают, убирают шлак. На полу печи остается небольшой слиток рыхлого, с примесями шлака железа, величиной с тарелку супа. Ее называли крица.

Что уже кузнецами можно делать нужные вещи? Нет. Это только начало пути. Этот слиток кузнецы рубили на полосы. Чтобы сделать серп, нож или наконечник копья, эту полоску нужно было нагреть и проковать, для уплотнения металла 5–7 раз. Вон сколько драгоценного древесного угля на это уходило.

С холодным оружием вопрос решили, но очень нужно было и огнестрельное оружие. А для него нужен был более качественный металл. Опять кузнец нагревал полоску и проковывал ее на наковальне уже раз 20 не меньше.

Затем начинался процесс изготовления ствола. Эту полоску нужно было свернуть в трубочку и сварить края. Кто умел это делать считался кузнецом высшего класса и назывался Заварщиком. В городе Туле было аш две Заварные улицы в Заречье и в Чулкове, на сегодняшний день их осталась одна – в Заречье. Теперь понятно, что улица Заварная – это не о любителях заваривать хороший чай, о мастерах кузнецах – оружейниках высшего класса. Их еще называли кузнецы – самопальщики. В моем детстве что такое самопал объяснять никому не надо было. Современной детворе, видимо, придется.

Раньше огнестрельное оружие заряжалось со ствола. В ствол из специальной пороховницы засыпался порох, заталкивался пыж, это такая уплотнительная прокладка, чтобы порох не высыпался, затем вставлялась пуля, еще один пыж, чтобы пуля не выкатилась. Вроде тот же патрон, только без гильзы. Можно стрелять? Нет. Ни капсюля, ни спускового механизма нет. Как порох воспламенить? Для этого в нижней части ствола сверлилась маленькое отверстие и у него делалась полочка. На эту полочку насыпалось немного пороха. В нужный момент, по команде: «Огонь. Пли!», зажигай, значит. Вон когда эта команда появилась. Ее до сих пор используют. Стрелок подносил горящий фитиль к пороху, он загорался и поджигал основной пороховой заряд и происходил выстрел. Вот первые такие огнестрельные устройства и называли самопалы. Потом началось усовершенствование огнестрельного оружия. Но это уже совсем другая история. Мой любознательный читатель, ты хочешь сказать, что это ты уже давно знал? Ну, извини.

Долго ли, коротко ли, но дедиловские кузнецы стали изготовлять много оружия, а могли еще больше. Да было одно неудобство. Нет не то что уголь издалека подвозить приходилось, все легче чем руду тащить. Дедилов – то в степи стоял. Лесу не было. Тут другое. Как лето, так на наши границы и на Дедилов, как передовой пограничный город, со степи разных охотников до чужого добра тучами набегало. Им всем по рукам надо было давать, что бы на чужой каравай рот не разевали. В принципе работа одна и та же, что молотом по раскаленному металлу, что по дурной голове бить, только инструмент другой. Откладывали молот и брали саблю. А удар годами наработанный. Но это от работы отвлекало, производительность терялась, да и мастера не все живы после таких схваток оставались.

Вот и попросили дедиловские кузнецы – самопальщики Царя государя нашего Федора Ивановича из рода Рюриковичей, сына Ивана Грозного мы, мол, готовы оружие делать для всего царства-государства, но создайте нам условия для плодотворной работы. Недолго думал царь и своим указом в 1595 году переселил 30 семей дедиловских кузнецов самопальщиков в город Тулу и сделал для них Кузнечную слободу. Это узкая полоска земли вдоль реки Упы до улицы Луначарского, которая в ту пору был границей города. Ото всех налогов их освободил, их воевода даже наказать не мог, только свое кузнечное начальство. Работайте ребята, создавайте оружие для нашей русской армии. Вот так и начался оружейный промысел в городе Туле.

 

На дальних заставах

Небольшой отряд Дедиловских казаков ехал уже вторые сутки. Вокруг простиралась степь или как она тогда называлась Дикое поле. Седой, кланяющийся все ветрам, главный обитатель степи ковыль покрывал всю поверхность. Он колыхался и волновался под ветром как море. И по этому морю, рассекая эти волны своими конями, ехали казаки на дальние заставы, сменить своих товарищей.

Дальние заставы. Это сеть маленьких сторожевых крепостей с небольшим казачьим гарнизоном. Всем в ней командует командир – сторожевой казак. А между крепостями постоянно разъезжают станицы или как сейчас говорят разъезды. И задача одна – обнаружить и вовремя предупредить пограничные крепости о подходе неприятеля со стороны степи.

Иван с Кузьмой казаки молодые, хозяйством еще не обросли. Поэтому на государеву службу пришли безо всего. Коней им из сотенного да государева табуна дали, да по копью из государевой казны. У других казаков копья свои были, а у некоторых даже сабли, более опытные казаки получили пищали и боезапас к ним. Только сторожевые казаки ехали на своих конях, да ещё один в запас и с основательным запасом продуктов и всякого имущества, вплоть до гвоздей, лошадей подковать. Потому что ехали они на государеву службу не на три месяца, как все, а на полгода. Им все подчинялись, они всем командовали. А забот у сторожевых казаков было много. Ну, прежде всего службу наладить, чтобы станицы за степью внимательно присматривали, на одном и том же месте два раза не ночевали, не пропустили врага лютого на наши земли. Оборону крепостцы организовать, на случай прихода лихих людей. Своим подчинённым быт и кормёжку наладить, а в случае обнаружения в степи войска чужого, немедленно посылать гонцов в близлежащие крепости с тревожными вестями. А если проворонят они те самые войска, то перед государем и народом русским ответ держать по всей строгости.

Впереди небольшого отряда ехал самый опытный седой, как лунь, с большой окладистой и тоже седой бородой сторожевой казак дядька Василий. Он быстро находил правильную дорогу, по, ему только ведомым, приметам, и отряд уверенно и быстро продвигался к намеченной цели. Молодёжь удивлялась и как он в этих бескрайних просторах ориентируется. Вроде необъятные степные просторы и примет то никаких не имеют. Ковыль да травы всякие, солнце жарит, жаворонки поют, а он без ошибочно выводит отряд к водопою и казаки обустраивают привал или ночевку в очень удобном месте.

Молодежь к нему с расспросами, что, мол, и как. А он ухмыльнется в бороду и скажет хитро прищурясь:

– А вы в степи живёте, вот и приглядывайтесь к ней. Она живая и благодарная к тем, кто к ней с открытой душой и от голода спасёт и в беде выручит. А дорогу найти вообще дело плёвое, не по сторонам, а к приметам и ориентирам приглядывайся. Я-то могу всё рассказать, но вы это быстро забудете, а свой опыт долго не забывается, а если чего не поймете так я подскажу.

А так в дороге всё больше шутки да смех, ну на ночь страшилки рассказывать. Если особых проблем нет, то за двое суток до места доберёшься. А там уже все на иголках, домой охота, по родным соскучились, да и вообще летом каждый день на вес золота.

Сторожевые казаки дела передают, про обстановку расспрашивают, ну все сменяющиеся домашними новостями интересуются, что там, да как. А прибывших больше местные новости интересуют, что здесь, да как. В степи все вроде спокойно, но какие-то люди верхами появились и в степь не уходят и близко не подходят. Дядька Василий озабоченно смял бороду, не к добру эти люди в степи. Толи ждут кого, толи обстановку разведывают, но не с добрым сердцем они здесь. Сменяющаяся смена стремглав унеслась в степь. Сторожевые казаки определили задачи, разделили рядовых казаков на станицы. Дядька Василий остался на центральной крепостце, а остальные тронулись к окраинным. Дядька Василий оставил ещё несколько шустрых да сообразительных казаков на справных конях при себе, чтобы в случае беды с вестями их посылать в близлежащие городки. Некоторые казаки начали артачиться, конечно, по степи веселее разъезжать, чем в крепости париться, но дядька Василий грозно посмотрел на недовольных и буркнул:

– Здесь вам не гулянка и не игрища. Серьёзное дело делаем. Проморгаем, лихих людей пропустим, сами головы не сносим, да родным нашим достанется. Так что не скулить, что кому делать мне решать и смотрите у меня.

Он поднял над головой свой огромный кулак с зажатой в нем нагайкой. Молодёжь немного побурчала для вида, но понимая серьёзность момента, вскоре затихла.

Крепостца находилась на небольшом холмике и представляла собой небольшую территорию огороженную частоколом высотою метра два с половиной с небольшими воротами. Внутри стояла наблюдательная вышка, сколоченная из жердей и прикрытая сверху сеном. Внизу стояли несколько шалашей, в которых жили казаки, над костром висел большой котел, недалеко от костра в землю был вкопан грубо сколоченный стол и две лавки. Казаки, которые не были заняты на службе, большую часть времени проводили за ним. Вечером обязательно готовился большой котёл еды, потому что из степи приезжала станица, в этот вечер одна, в следующий другая, они целый день в дозоре на сухомятке, вот им хоть раз в день горячего похлебать. Переночуют и опять в дозор.

Ивана оставили при центральной крепостце вестовым, а Кузьма ушёл со станицей, которую возглавлял дядька Евсей, кряжистый казак с залихватским чубом, лет 35, с жестким, пронизывающим взглядом. Когда Кузьма увидел вдалеке несколько всадников, он подъехал к Евсею и попросил разрешения съездить посмотреть, что за люди:

– Я тебе съезжу, – сказал Евсей, потрясая в адрес Кузьмы нагайкой, – твоя шея ещё аркана не пробовала. От отряда не отрываться, мы сейчас в ту балочку нырнём, да за ними вон из тех кустов посмотрим.

Отряд быстро скрылся в кустах, нырнул в балку и Евсей, взяв с собой Кузьму, быстро поднялись наверх и, спрятавшись в кустах, стали наблюдать за степью. Небольшой отряд из 10 человек, вооружённый пиками, кое у кого были сабли, да луки со стрелами, быстро выдвигался из степи в сторону балки в которой только что скрылась станица:

– Зипунов захотели поганцы. Сейчас мы их приоденем.

Евсей с товарищами быстро спустились вниз к отряду. Евсей распределил роли. Двое с пищалями залегли в кустах на склоне балки, а остальные притаились на лошадях в небольшом ответвлении:

– Лучников и командира главное снимите, а остальные нам не опасны, – инструктировал Евсей засаду с пищалями.

Когда все были по местам, из-за поворота появился отряд, осторожно продвигаясь вперёд. Они внимательно всматривались в следы на траве. Прав был Евсей, когда заставил всех проехать на конях до следующего поворота и вернуться назад. Когда люди увидели, что следы уходят за поворот, то они тронулись вперед смелее, но как только они поравнялись с кустами, по ним ударили выстрелы. Лучник и командир слетели с лошадей и тут же сбоку на них вылетели все остальные, и у непрошеных гостей шансов не было. Кузьма тоже вылетел вместе со всеми, выставив впереди себя копьё и прижав его к боку, он выбрал себе цель, усатого мужика на гнедой лошадёнке, но промахнулся, конь Кузьмы подлетел к тому мужику и встал на дыбы, Кузьма, выронив копье, схватился за конскую шею, лошаденка рванулась и сбросила мужика. Он вскочил, но тут же был сражён сабельным ударом. Один из нападавших слетел с лошади, сел на колени, головой уткнулся в землю, обхватил её руками и в такой позе, задницей к верху, замер. Когда схватка закончилась, Евсей подъехал к замершему агрессору и ударил его нагайкой по задранному месту. Агрессор вдруг заверещал на все лады: «Ой, дяденьки не убивайте. Ой, дяденьки, не убивайте». Обступившие его казаки дружно заржали. Как будто не было только что жестокой кровопролитной схватки, в которой погибли все нападавшие, за исключением этого «храбреца». Евсей взял его за шиворот и грозно сказал:

– Это от тебя будет зависеть. Кто такие? Откуда и куда едете? Чего хотели? Почему за нами увязались?

Перепуганный парень лепетал без передышки, что они из-под Чигирина города, черкассы. Что они опередили всех и ждали их здесь. А там основной отряд сзади идёт, они с ногаями сговорились и вместе решили Московские окраины повоевать. Его отец с собой чуть ли не силком взял, чтобы он к мужскому ремеслу привыкал. А за ними они увязались, потому что им показалось что казаки от них убежать хотят, вот они и решили их догнать и поубивать, а коней и имущество их себе забрать:

– Так значит, ты нас убивать шёл, смерти нашей хотел, из-за этого барахла наших детей сиротами оставить. Хотел бы я на тебя посмотреть, если бы ваша взяла. Наверно не пощадил бы. Чего дома не сидится, по хозяйству что ли дел мало? Или грабежом жить веселее и сподручнее. Бандитская жизнь весёлая, только недолгая, – сказал Евсей и кивнул в сторону убитых.

– Ну ладно будем тебя не к бандитскому, а к нормальному мужскому ремеслу приучать.

– А не убьёте?

– Да вроде нет нужды. Зачем без нужды лишний грех на душу брать.

Казаки тем временем переловили коней нападавших, собрали в кучу их оружие и вещи. Кузьма в этом процессе участвовал слабо. Он был в шоке от первой схватки и от того что он ничего доброго в ней не успел сделать. А каким героем он себя видел в своих мечтах. В жизни всё оказалось гораздо труднее. Он стоял в стороне, опустив голову:

– Кузьма, иди-ка сюда, – сказал Евсей, – Вот тебе кинжал добрый, трофейный. Заслужил. И вот что, этого начи нающего грабителя доставь до дядьки Василия, но не потеряй по дороге. Он много интересного рассказать может. Дорогу найдёшь?

Кузьма кивнул и начал отказываться от кинжала:

– Бери, кому говорят. Твой трофей. В бой смело шёл, с коня не упал. Дальше лучше будет. Кто знает, может быть, скоро ты нас всех от гибели лютой спасёшь. Носи и с умом применяй. Ну ладно, шуруй быстрее, важные вести несёшь. Дядьке Василию скажи, коней попозже пригоним.

Кузьма про себя изумился дядьке Евсею. Он не только впереди всех летел и рубил налево и направо, но ещё и всех видел, кто как воюет, а Кузьма только и видел того мужика, да конскую гриву. Да ещё и копьё потерял. Дядька Евсей стал для него непререкаемым авторитетом. Кузьма воодушевился. Казаки уже связали руки полонянику. Кузьма сел на коня, пленного посадили сзади и для надежности привязали к Кузьме ремнём. Кузьма поскакал в степь. Доставил пленного на центральную крепостцу дядьке Василию, рассказал ему о схватке. Дядька Василий начал расспрашивать захваченного перепуганного парня. Кузьма уже пришёл в себя, в уме уже исправил свои ошибки в схватке и к нему пришла уверенность в себе. И в этот самый момент к нему подошёл его закадычный друг Иван. Увидев кинжал, он спросил:

– Откуда он у тебя.

– Да вот в бою добыл.

– Ты уже в бою был?

– Была тут у нас одна стычка, вон пленного привёз.

– А мы тут всё без дела сидим. Повезло тебе.

– Да ладно не переживай и тебе повезёт. Ничего интересного в том нет. Одно расстройство.

– Расстройство, расстройство.

– Иван, иди сюда. Вот сию грамоту быстро доставь в Мценск и обратно пулей. Там на словах расскажешь подробней. Если нас тут не будет, обратно в Мценск дуй. Понял?

С очень серьезным видом сказал дядька Василий. Иван торопливо кивнул. Схватил грамоту, засунул её в шапку, взлетел на коня и поскакал в степь.

Пока суд да дело Кузьма напоил коня, стреножил его и пустил попастись рядом с крепостцой. Казаки покормили Кузьму и тут он понял как устал. Присев в тени стены крепости он быстро заснул.

– Сморило нашего героя. Ничего пусть дух переведёт.

Доброжелательно сказали казаки.

Служба шла своим чередом и никто не знал что может случиться через час.

 

Шахта

Как-то в году 1635 в лето к Дедиловскому воеводе из Москвы приехали несколько иноземцев в сопровождении важного чиновника, как их тогда называли – дьяка. По городу пошел слух приехали нас учить, как руду добывать. Горячие головы сразу в позу.

– Сами с усами. Мы ее уже почитай 80 лет тут добываем. Чему иноземец нас научить хочет?

Пыл народа остудил воевода.

– Это царский указ. Царь сюда их прислал. Не любо не слушай, а все прикажут – делай. Спрос с меня, а у меня батогов на всех ослушников хватит.

Делать нечего. Разместили иноземцев в небольшом домике рядом с воеводской избе внутри Дедиловского кремля. Утром они поехали осматривать места добычи, что-то между собой живо обсуждали, при них ходили московские люди, воевода и толмач, так раньше переводчика называли. А чуть в стороне собралась толпа дедиловцев, посмотреть на их диковинные одежды. Кругом сыпались остроумные комментарии по поводу одежды, того или иного жеста, сопровождавшиеся взрывами хохота. Шустрые мальчишки норовили подойти поближе и все поподробнее рассмотреть. От них отмахивались как от назойливых мух.

Изнывая от жары, московские люди и воевода нехотя следовали за иноземцами, изредка спрашивая толмача:

– Чего они там бормочут?

Тот им объяснял, а они, махнув рукой, отходили в сторону, норовя попасть в тень от небольших деревьев.

Руду, называемой болотной, рядом с Дедиловым, на землях Луговой казачьей сотни, нашли почти сразу, как построили дедиловскую крепость в 1554 году. Сначала брали, что сверху лежало, потом нужно было закапываться вглубь земли. А как понять где руда есть, что всю землю перекапывать, так на это ни сил и лопат не хватит. Некоторые сметливые дедиловцы стали замечать приметы и используя ивовый прутик угадывать, где руда лежит. Называли этих людей – рудознатцы. Им был большой почет и уважение. А все остальные, кто участвовал в процессе добывания руды, назывались рудокопщики.

Дедиловцы с удовольствием старались стать рудознатцами, но никто не хотел быть рудокопщиками. Была охота казакам под землей ковыряться. И чего только ни делал царь: и указы посылал с поименным указанием кому из дедиловцев быть рудокопщиками, и льготы всякие и посулы давал. Ничего не действовало, а если действовало, мало людей соглашались на эту работу и поэтому для этих работ присылалась люди из соседних городов и деревень.

До этого момента ее добывали так. Рудознатец обнаруживал место где была руда. В этом месте копался колодец, который назывался – дудка. Как только докапывались до пласта руды, его начинали долбить кувалдами, как тогда их называли – болдами. Откалывали куски, затем их поднимали наверх, как из колодца поднимают ведро с водой. И так до тех пор, пока не выберут весь пласт.

Вечером воевода собрал всех рудознатцев в воеводской избе в кремле. Немцы хотели с ними побеседовать. Тут пришлось попотеть толмачу. Задали вопрос – переведи, ответили, опять переведи. Да еще сам пойми и тем и другим объясни, что они хотели сказать. Это сейчас все просто есть терминология, одни и те же вещи и механизмы называются одинаково и у них и у нас, а тогда этого не было, многие названия были местными, другим их было сложно понять.

Сначала дедиловские рудознатцы встретили иноземцев и их вопросы насторожено, но затем, почувствовав родственные души, разговор пошел более оживленно. Немцы выясняли, как они ищут руду и рассказывали, как это делают в Германии. Наши рудознатцы с интересом слушали и наматывали на ус.

На следующий день немцы и наши рудознатцы, уже без московских людей и воеводы, вышли в поле за реку Шиворонь и Олень и начали искать залежи руды. Наши при помощи ивового прутика в виде рогатки и другими народными средствами. Немцы – при помощи каких-то мудреных устройств, ям и анализируя попадающиеся минералы. Ну, в общем, общими усилиями обнаружили большие залежи руды. Сейчас на этом месте проходит улица Чехова города Киреевска. Решено было строить здесь шахту по немецкой технологии.

Немцы говорили, какой нужен будет материал. По команде воеводы его привезли. Иноземцы вместе с нашими плотниками определили, как будут строить ствол шахты.

Дело пошло. Копали колодец, собирали сруб ствола, делали сверху подъемный механизм. Сначала дело спорилось, но чем глубже продвигались строители, тем было все труднее и труднее. Пот заливал глаза, не хватало воздуха. Во время перерывов внизу ствола разжигали небольшой костер. Нагретый воздух устремлялся вверх, а свежий, богатый кислородом, спускался вниз.

Долго ли коротко ли докопались до рудного пласта и начали его ковырять при помощи кирок и кувалд – болд. Затем от ствола в стороны начинали копать горизонтальные коридоры – выработки, которые по шахтерски называются штреки. Чтобы избежать обвала в тоннеле, стены и потолки которых укреплялись бревнами, которые назвались крепи.

Сначала штреки были небольшими и не высокими, и добытую руду к стволу подтаскивали на волокушах, а потом подвозили на тачках или телегах. Потом штреки стали делать побольше и по ним руду возили на лошадях. Эти лошадьми управляли специально обученные люди – коногоны.

Самая популярная песня среди шахтеров, это старая песня про коногона. Во время Великой Отечественной войны ее переделали на военный лад про танкистов.

Но вернемся в 17 век. Проветривали шахту также как и дудку. От ствола копали небольшой тупиковый тоннель – штрек и разводили там костер. Все изменилось, когда появилось электричество и электронасосы. С их помощью стали делать системы вентиляции в шахтах.

Но в шахтах был и остается коварный враг шахтеров – газ метан. Он где больше, где меньше выделяется из породы и скапливается в штреках и при малейшей искре взрывается, вызывая обрушения перекрытий и пожары. За завалами могут оставаться люди и к ним пробиваются, рискуя жизнью, шахтерские аварийно-спасательные команды. На земле трудно потушить пожар, а глубоко под землей, это может казаться невозможным, но люди все равно сражаются с ним до победы. Ведь их помощи ждут их товарищи, отрезанные от мира обвалившейся породой.

Для профилактики таких взрывов сегодня сделано очень многое. Есть и датчики, и автоматические устройства. Электрооборудование делается так, чтобы никакая искра не могла попасть наружу. Но первым безопасным шахтным осветительным устройством была шахтерская лампа. Она была так хитро сделана, что к горящему фитилю снаружи поступал кислород, а метан туда не проникал. Много жизней спасла та простая шахтерская лампа.

Руду в Киреевске добывали до середины 20 века. Во время Великой Отечественной войны, когда в наши места пришли немцы, рудник и шахты Дедиловского района взорвали, при отступлении немцы уничтожили все, что еще оставалось. После освобождения нашего района от фашистских захватчиков наших людей не надо было уговаривать ударно трудиться. Все как один работали с полной отдачей и в кратчайшие сроки все шахты и рудник были восстановлены и начали давать продукцию, делать свой вклад в разгром ненавистного врага.

Сегодня почти все шахты по Тульской области закрыты и только горы пустой породы, которые называют «терриконы», напоминают о былой трудовой славе и трудовых подвигах наших предков.

 

Кузницы и кузнецы

Всю ребятню Дедилова, словно магнитом, к себе притягивали большие деревянные сараи, стоявшие за огородами, подальше от жилых домов. Они там стояли от греха и пожара подальше. В этих сараях происходило что-то таинственное и даже несколько зловещее. Над теми сараями круглый год курился дым и зимой, и летом там работали полуголые люди в больших кожаных фартуках. Они колдовали над раскаленными полосами металла, который освещал их сосредоточенные лица, придавая им еще большую серьезность и загадочность.

Ребят туда не пускали. Вернее им разрешали постоять в проеме дверей, а те, кому не хватало места, наблюдали за происходящим через щели в стенах. Каждый из ребят хотел участвовать в этом завораживающем процессе. Но взрослые были категоричны в своих отказах.

Что у кузницы внутри

В этих сараях размещались кузницы. Посередине сарая стояла колода, а к ней была прикреплена наковальня. Рядом с наковальней стояла кадка с водой. У стены стоял выложенный из камня большой постамент, а на нем почти всегда костром горел древесный уголь. Чтобы он горел жарче к постаменту, он называется горн, была приделана интересная конструкция в виде двух досок положенных друг на друга и обитых по периметру кожей. Эта конструкция называется меха. Когда доски разводили и кожа между ними натягивалась, вовнутрь образовавшегося пространства входил воздух, а когда доски опять сводили, то воздух выходил из небольшого сопла. Струю воздуха направляют на огонь и он, получив свежего воздуха, горит жарче и быстрее нагревает полоску металла до нужной температуры. Тут же лежит необходимый мастеру инструмент: щипцы, разные молотки и приспособления. Мастера, которые там работали, называются кузнецами. Им помогают подмастерья, в основном это молотобойцы.

Кузнецами становились не какие-то специальные заезжие люди, а местные стрельцы, казаки, пушкари, у которых обнаруживался талант к этому нелегкому и красивому ремеслу.

Процесс ковки

Процесс ковки был таков. Кузнец клал кусок металла в горн, махами раздувал огонь и ждал, пока металл не нагреется до красного каления. Затем быстро брал его щипцами и клал на наковальню. Одной рукой держал щипцы, а в другой у него был небольшой молоток. Им он ударял в нужное место по раскаленному куску металла и тут же по этому месту бил большим молотом молотобоец. Так кузнец показывал, куда надо бить. Если бить молотом больше не нужно, то кузнец бил плашмя молотком по наковальне. Когда изделие было готово, то его бросали в кадку с водой, где оно быстро остывало, при этом закаливаясь, то есть становилось тверже.

Особенно ребятам нравилось, когда ковались сабельные клинки. Они уже знали, если у кузни стоит лошадь, значит сегодня будут ковать саблю. Потому что когда процесс ковки заканчивался, подмастерье хватал еще красный от температуры клинок, вскакивал на лошадь, поднимал его над головой и скакал в поле. Считалось, что клинки сабель так закаляются лучше всего. Это зрелище было особенно завораживающим в сумерках или в предгрозовую погоду и придавало процессу какой-то сказочный вид. А если еще подмастерье начинал им размахивать, оставляя в сумерках огненные дуги и кольца, то всем казалось, что это летит какой-то небесный воин с огненным мечем.

Шурка

Шурка чаще других пропадал у кузни. Он тратил на это каждую свободную минуту. Хотя таких минут было немного. На нем много было обязанностей, особенно летом. Тут и воды натаскать, и дров наколоть, да и на поле, и на огороде. По дому много чего надо сделать подлатать, поправить, пристроить. Везде находилась работа для его мужских рук. Несмотря на свои восемь лет, он уже себя ощущал мужчиной в доме, но вот в кузню его не пускали, говорил мал еще. А ему так хотелось пробовать что-нибудь выковать. Когда раскаленный бесформенный кусок металла под ударами твоего молота, подчиняясь твоей воле, твоему мастерству, превращается в нужную вещь. Кузнецам тоже нравился это упрямый и смышленый паренек. Но раскаленный металл игрушка плохая. Чуть проморгаешь и калека на всю жизнь. Каждый кузнец может пересчитать свои ошибки, они остались шрамами на его теле. Поэтому до поры до времени они держали ребят на расстоянии от кузницы, где рядом с завораживающим зрелищем и увлекательным, но не легким, трудом таилась серьезная опасность.

Шурку пустили в царство Вулкана

Однажды он стоял в проеме ворот кузницы и наблюдал за работой, для него полубогов, кузнецов. Отблески пламени освещали серьезные и потные лица мастеров. Дядька Минай одной рукой в кожаной рукавице клещами поворачивал заготовку в огне, чтобы она лучше и равномерней прогрелась, а другой работал мехами и нагнетал воздух в горн. Он был один, его напарники уехали на дальние заставы в Дикое поле на тир месяца. Такая была у них у всех служба Государева. А если тебя по службе повысили до Сторожевого казака, то и все полгода в Диком поле наши границы сторожить будешь. Шурка не поверил своим ушам, когда услышал:

– Шурка!

– Да дядь Минай.

– Слетай ко мне до дому. Кваску принеси, а то в горле пересохло.

Шурка опрометью кинулся к дому дядьки Миная. Там ему дали корчагу, ну крынку, с квасом и он ее тут же принес в кузню. Дядька Минай взял крынку и стал жадно пить. Обращаясь к Шурке, сказал:

– А ты пока покачай меха.

Шурка не верил своему счастью. Он радостно схватился за палку – журавля, которая одним концом была прикреплена к мехам, переброшена через балку. Если тянешь один конец вниз, другой задирается наверх и поднимает меха, когда отпускаешь, меха сжимаются и струя свежего воздуха дует на огонь в горне. Отчего пламя разгорается еще ярче. То что у дядьки Миная получалось как бы само собой, без видимых усилий, у Шурки не получалось вовсе. Схватившись за палку и повиснув на ней всем своим небольшим весом, он ощутил, что меха тихо-тихо пошли вверх. Он спиной ощутил лукавую улыбку дядьки Миная и услышал его слова:

– Что не получается? Если ты так качать будешь, то огонь совсем погаснет. Дай-ка я.

Шурка смущенный и расстроенный отошел в сторону. Он готов был расплакаться, но тут услышал:

– Ты не убегай. Вон видишь, на сучке фартук висит. Примерь-ка.

Первый урок кузнечного дела

Окрыленный Шурка бросился к стене, взял фартук, но он оказался ему очень велик. Тогда он, связав, укоротил шейный охват, вроде стало лучше, заодно одел и лежащие рядом рукавицы. Он ощутил на себе завистливые взгляды своих товарищей, стоявших снаружи. Сознавая, что это ему с рук не сойдет и за это счастье придется биться в неравном бою, Шурка решительно подошел к дядьке Минаю.

– Вот примерил. Все подошло.

– Совсем как кузнец, – сказал дядька Минай, доставая из огня раскаленную небольшую полоску металла.

– Давай добрый молодец, бери вон тот молоток и будешь бить, куда я покажу. Я ударю. Ты бей в тоже место что есть мочи.

– Ага.

Дядька Минай ударил, и металл промялся под его ударом. Шурка размахнулся и ударил изо всех сил, но почти попал, вернее промазал. Он тут же взмахнул молотом еще раз и ударил, теперь удар был точнее, но металл это почти не произвело никакого впечатления. Только искры разлетелись во все стороны. Одна из них попала Шурке на руку, но он боли не ощутил. Дядька Минай плеснул ему на руку водой.

– А со стороны все легко казалось? Вот и первая метка кузнеца на тебе. Осторожней надо. Молоток должен не под углом, а прямо бить. Вот каким трудом мы свой хлеб добываем. Понял?

Шурка согласно кивнул головой. – Ну ладно. Не боги горшки обжигают. Приноровишься. Давай не зевай, видишь металл остывает.

И они споро принялись за работу. Через некоторое время бесформенный кусок металла стал превращаться в ножик. Дядька Минай закончил его практически без помощи Шурки. Шурка так и стоял у наковальни в фартуке с молотком, изредка нанося удары по требованию своего наставника.

Когда нож был окончательно готов, дядька Минай бросил его в кадку с водой. В кадке все зашипело и облако горячего пара обдало Шурку. Шурка стоял обалдевший от всего увиденного и пережитого, главное – от участия в таков важном деле. Дядька Минай достал из кадки нож и протянул его Шурке.

– Вот, держи. Ручку сможешь сделать и на камне наточить?

Шурка, не веря своему счастью, согласно кивнул головой.

– Если не передумаешь, завтра приходи. Ну, беги, сорванец.

По городу уже прошла весть, что Шурка сам в кузне работает и около кузницы собралась стайка ребят. Шурка вышел из кузни как завороженный. Ребята его обступили, стали расспрашивать и рассматривать его ожег на руке, а главное, ножик. Драться не пришлось. Ему, конечно, завидовали, но не было среди его друзей озлобления и ожесточенности. .

* * *

Прошли годы. Шурка вырос и стал дядькой Шурой и главное хорошим кузнецом и его с семьей по царскому Указу в числе 30 семей Дедиловских кузнецов-самопальщиков перевезли в Тулу в Кузнечную слободу. Где он стал одним из главных кузнецов-оружейников. Он сковал много хорошего и надежного оружия для нашей русской армии. Но всю жизнь у него в кузнице висел на почетном месте тот первый его нож, который он сковал с дядькой Минаем. А шрам от того ожога затянулся, но иногда он становился заметен и дед Шура с удовольствием вспоминал тот свой первый урок кузнечного мастерства и дядьку Миная.

 

Ярмарка

В конце июня с вечера в Дедилов потянулись груженые и не груженые телеги. Всю ночь был слышен скрип колес, щелканье кнутов и крики возниц, мычание и блеяние, храп и ржание лошадей. Это собирался народ на ежегодную ярмарку. Кто чего продать, кто чего купить, да и просто среди народа потолкаться. На людей посмотреть и себя показать. Ребята заглядывались на девчат, особенно приезжих, девчата тоже не оставались в долгу и эти соревнования часто оканчивались драками между местными и приезжими парнями.

Дома у Василька давно уже готовились к ярмарке. Мать подбирала товар, который можно было подать, в основном это были ранние овощи и фрукты. Но у Василька и его старшего брата было свое дело на ярмарке. Они торговали квасом. Им торговали многие ребята из Дедилова, каждый старался приготовить свой неповторимый квас.

Затем в деревянных ведрах на коромысле таскали его по торговым рядам и продавали всем желающим. Василек с братом тоже таскали такие ведра на коромысле. Но потом Васильку это надоело и он стал думать, как кваса на ярмарку привезти больше, а таскать его было легче. Конечно, если бочку на телеге привезти, то напоишь всю округу. Но не всякий пойдет за квасом, ведь товар бросить надо. А тут конкуренты стаей вьются. А еще и за торговое место платить придется. И предложил Василек брату взять бочку поменьше и приспособить к ней колеса и ручки сделать и катать её по всей ярмарке. Сказано – сделано. Под руководством плотника соорудили они колеса и тележку, бочку на неё приспособили. Получилось очень даже ничего. Попробовали в ней воду из колодца возить, получилось. Но убрали ее подальше до ярмарки. А то конкуренты подсмотрят, тоже такую сделают и не будет никакой выгоды. Заранее заквасили большую бочку квасу, все как положено и солодом и с хреном, еще трав всяких добавили для аромату.

И вот рано утром Василек встал, брат уже хлопотал у бочки и приготовил два ковша. Они залили квас в бочку, закрыли его крышкой, повесили два ковша и двинулись на ярмарку. Там уже просыпался народ и начиналась торговля. Рядами стояли возы с зерном и различными крупами. В другом углу блеянье, мычание и ржание, в третьем кудахтанье и шипение. Там овощи да фрукты, мед да воск. Причем если принес старую колоду, то мед тебе дешевле отдадут. Везде порядок. В центре ярмарки площадь, на ней свои таланты показывают лицедеи всякие. Особой популярностью пользуется кукольный театр, где Петрушка совершает свои подвиги, восстанавливает справедливость и наказывает жадных и бессовестных под одобрительные выкрики зрителей. Петрушке рады и стар и млад. Там под дудочки и барабаны пляшут скоморохи. На это зрелище собрался свой зритель. В процессе выступления среди зрителей ходит девочка и в подол собирает подношения артистам. Постепенно народу становится все больше, а солнце греет все сильнее. И тут начинается время прохладительных напитков. Торговля в этот раз пошла хорошо. Не сходя с места, ребята продали половину бочки, а народ все подходил. Некоторые лоточники пристроились рядом, продавали свои ватрушки и пироги. Василек с братом их не гнал, а наоборот, лоточники отгоняли других настырных продавцов. Не было еще и полудня, как пришлось бежать домой и наполнять бочку. Квасу оставалось еще на один выезд. Продав вторую бочку, ребята решили отдохнуть, а оставшийся квас продать на следующий день. Они поделили выручку. Треть отдали матери, ну и оставшееся пополам. И с достоинством пошли по рядам, позволяя побаловать себя всякими мелкими удовольствиями. Там пирожок купят, здесь леденец. Из товара им больше всего было интересно посмотреть всякие кузнечные изделия. И чего там только не было. И ножи, и топоры, и пряжки на ремни, и колокольчики, но все это стоило очень дорого. Но Василий все деньги потратил на покупку ножа. Очень ему хотелось настоящий железный нож. Он уже утратил всякий интерес к ярмарке, но брат потянул его в птичьи ряды. Там наряду с гусями и утками продавали и певчих птиц, которые сидели в плетенных из ивового прута клетках. Василию их было жалко. Он привык птиц видеть на свободе и слушать на лугу или в кустах их веселые песни. Он сам любил волю и ему было неприятно, когда этой воли лишали какое-то вольнолюбивое создание. Он пошел в скотные ряды и с удовольствием посмотрел на лошадей. Особенно ему понравился молодой вороной жеребец, который все пытался освободиться от узды и не давал себя смотреть покупателям. Рядом продавали конскую упряжь, телеги и даже сани.

Ребятам также нравилось ходить по деревянным рядам, тут и кошёлки, и корзинки, и туески, и вёдра, и посуда всякая деревянная, и ложки простые и рописные, и чашки, но самым интересным были игрушки, тут фигурки из дерева, тут погремушки всякие и свистульки. Ребята смотрели на всё это как завороженные.

Гончары тоже привезли много интересного товара. Ну, горшки и сковородки само собой, и красные и белые и черные, но у них еще были глиняные яркие расписные свистульки, и всякие глиняные игрушки. Пока Василек любовался игрушками, у гончара с покупателем начался скандал. Покупатель купил дорогой горшок из белой глины, но нечаянно отколол кусочек и увидел, что горшок, только сверху белой глиной обмазан, а внутри такая же красная глина, а белые существенно дороже. Гончар быстро погасил скандал, вернув деньги покупателю и отдав горшок почти задаром, лишь бы люди не слышали о его мошенничестве. Налюбовавшись игрушками, Василий пошел дальше.

Дальше были суконные ряды. Тут продавали всякий материал и одежду. Тут он натолкнулся на мать:

– Василёк, подойди-ка сюда. Вот примерь.

И даёт Васе новую рубаху, красивую с вышивкой:

– Пусть будет у тебя выходная рубаха, а то всё бегаешь оборванцем.

– Да зачем она мне, зачем деньги тратить, мне и в этой хорошо, – запротестовал Вася.

– Поговори у меня ещё, – неожиданно строго сказала мать, – Вот, вроде впору. Ну ладно беги дальше. Нет, постой. Отнеси-ка покупки домой, что бы с ними не таскаться по базару.

Вася понял, что отвертеться не удастся, оставил тележку знакомым и покорно взял корзинку с вещами и побежал домой, чтобы быстрее вернуться назад на ярмарку. Вечерело, жара спала. Торговля потихоньку затихала, но начиналась другая ярмарочная жизнь. То там, то здесь слышалась музыка и песни. Взрослые все больше гуляли по корчмам и у своих возов, а молодёжь сбилась в одну большую компанию у костра. Здесь весело играли гудки, били барабаны и ещё какие-то инструменты. Но если бы и никто не играл, то молодёжь все равно веселилась бы и плясала и без музыки. Все расположились вокруг костра. Отблески пламени освещали радостные молодые лица девушек и парней. Вся молодёжь плясала. Каждый пытался показать свою удаль. Затем начались групповые танцы, типа нашей игры в Рыбки, где кавалер выбирал себе партнёршу и наоборот. Вот именно в этих танцах завязывались основные знакомства. Потихоньку от костра стали отходить парочки, кто отправлялся спать, а кто гулять дальше, но уже в более спокойной обстановке. А веселье не утихало. Вдруг в разгар танца музыканты, сидевшие на самом почетном месте, выкрикивали «Сучок» и все целовались. А затем танец продолжался с ещё более нарастающей энергией. Разгорячённые девушки картинно обмахивались платочками, а ребята всё старались в танце переплюнуть друг друга, показывая свою удаль.

Временами, все забывали про костёр и вспоминали только тогда, когда он почти загасал и становилось темно, тогда быстро подбрасывали новых дров и он разгорался с большей силой.

Уже под утро танцы и песни затихали, новый день приносил новые хлопоты, до обеда распродавали остатки товара, а с обеда уже начинали сворачиваться и разъезжаться по домам.

Опять к повседневным заботам от зари до зари. Но в душе все увозили ощущение праздника, хорошее настроение, весёлые воспоминания, а иногда и свою новую судьбу.

 

Война не мать родна

Как-то вечером Шурка, вихрастый паренек с выгоревшими волосами лет одиннадцати, с ребятами играл в футбол. Днем не до игр. Шла вторая половина июня. Нужно и сено косить, и полить и прополоть, скотину выгнать и убрать, а вечером у всей сельской ребятни выдавалась минутка заняться своими очень важными делами. Одно из первых – футбол. Самый неважный игрок назначался вратарем, но после фильма «Вратарь» – желающих быть вратарем заметно прибавилось. Одна задорная и воодушевляющая песня чего стоила:

А кто из ребят не хотел быть пограничником как в фильме «Джульбарс»? Правда Чапаев был и вне конкуренции. Каждый себя представлял на его месте, когда он летит в бурке, с шашкой в руке, на своем боевом коне и побеждает всех врагов.

Кино в селе Дедилово показывали, или как тогда говорили «крутили» у больницы. На стену вешали простынь, запускали движек, чтобы электричество для кинопроектора было, правда, он тарахтел как целая пулеметная рота, но его оттащат подальше, да еще как-нибудь за угол, ну вроде ничего, становилось слышно, о чем там в кино разговаривают.

Ну, так вот. Играем мы в футбол, вдруг к нам подбегает запыхавшийся наш друг Мотя. Он настолько запыхался, что из себя мог только выдавить:

– Ребята! Ребята! – на большее у него не хватало сил, мы столпились вокруг него, с нетерпением спрашивая:

– Ну что? Что?

– Война началась! Ура! – наконец выкрикнул он.

Мы все сразу представили, как мы одной левой побеждаем всех врагов и возвращаемся с победой домой героями. Забыв про футбол, все стали живо обсуждать эту радостную новость. Когда радостный и возбужденный Шурка вернулся домой, то увидел заплаканную мать. На его вопрос:

– Что случилось?

Мать ответила:

– Горе большое. Война сынок.

«Да какое же это горе?», – подумал про себя Шурка. Но вслух сказать это не рискнул.

Многих мужчин призвали в армию и Шуркиного отца тоже. Ему тоже хотелось на фронт. Но за другими заботами это желание как-то притупилось. Ему, вместе со старшим братом, приходилось выполнять работу взрослого мужчины не только дома, но и в колхозе. В июле его старший брат с другими старшеклассниками уехал, как сказали: «На окопы». Понятно – строить оборонительные рубежи. Только потом он узнал, что их увезли в Смоленскую область под город Дорогобуж. Там они попали в окружение, но все вернулись домой уставшие и повзрослевшие.

А так все шло, как шло раньше в мирное время. Только мужчины и молодежь собиралась на занятия. Они ходили с деревянными винтовками, учились штыковому бою, бросали гранаты, изучали оружие и технику, рыли окопы. Ребятам тоже хотелось заниматься вместе с ними, но им, на эти занятия, разрешали только смотреть издали.

Первого сентября 1941 г. открылась новая школа. Большая, белая, двухэтажная, кирпичная. Раньше здесь стояла церковь, ее разобрали и из этого кирпича построили школу. Они проучились в ней уже две недели, как однажды, сидя на уроке, он увидел, как к школе подъехали грузовые машины, в них залезли старшеклассники, в том числе и его старший брат Николай, и уехали. На перемене учительница отдала Шурке сумку брата и велела отнести домой. На вопрос «Куда они уехали?» Она негромко сказала: «Оборону от фашистов строить?» Все остальные школьники со следующего дня пошли не в классы, а на поля собирать урожай. Однажды, когда они собирали свеклу, над полем появился наш самолет и на него напали два немецких и начался воздушный бой. Все смотрели, как завороженные, как наш самолет, делая немыслимые маневры в воздухе, отбивался от фашистов. То и дело раздавались пулеметные очереди и на землю падали стреляные гильзы. Один немецкий самолет задымился, но тут вдруг наш самолет вспыхнул и упал на землю. Мы все побежали к месту падения, но взрослые нас туда не пустили, а через некоторое время подъехал грузовик, туда погрузили обломки самолета, погибшего летчика и увезли. Потом мы долго еще находили на этом месте мелкие обломки самолета и стреляные гильзы. Это было для нас большой ценностью.

Через неделю пришло письмо от брата. Он писал, что устроились хорошо. Разбили их на мужские и женские бригады, работают много, но весело. По дорогам тянулись в тыл бесконечные колонны беженцев, которых бесплатно кормили в столовой у Чайной, и бесконечные стада коров и овец. В сторону Тулы ехали машины с оружием, шли колонны солдат. В начале ноября стали слышны взрывы. Бои приближались к селу.

Дедилово готовилось к обороне. Саперы сожгли мост у Чайной, но мост у мельницы в сторону Жиловских выселок не хотел гореть, так его и бросили обгоревшим. Было слышно, как у села Панино идут бои. Тут на селе появились наши танки, небольшие юркие, выехали на дорогу в сторону Жилой, командир забрался на Покровку и в бинокль стал рассматривать местность, но его тут же обстреляли немецкие танки и ранили, его на танке повезли в госпиталь, который развернули в новой школе. Наша радость, при появлении танков, сменилась недоумением, а когда приехали два немецких танка и расстреляли наших четыре, а наши ни одного выстрела не сделали по ним. Тут мы вообще приуныли. Так эти разбитые танки и стояли еще долгое время на бугру у школы. Наши танкисты не погибли, их просто не было в танках, все ушли куда-то. Потом мы с этих танков долго еще пробку на поплавки срезали. Потом приехали наши пушки и от школы начали обстреливать немцев в Выселках, те отступили.

В нашем доме поселилось остатки взвода, а может и роты пехотинцев. На 10 человек у них было одна винтовка, пистолет и пулемёт, который они потеряли при отступлении. Пришел командир и сказал:

– К утру пулемета не будет, всех расстреляю.

Когда стемнело, они все ушли, вернулись под утро, но уже 8 человек. Натолкнулись на немецкий пост, который их обстрелял. Потом пришел командир и дал еще один день, а командиру взвода, назовем его так, свой автомат. Солдаты стали просить его отца провести их к месту боя. Трудно без провожатого, да еще ночью. Отец, его звали на дерене дед Чукай, немного поворчав, «Тоже мне Аники-воины», собрался и повел их в лощину между Выселками. Мы с тревогой вслушивались в ночные звуки. Вдруг ночь разорвали выстрелы, потом еще и еще. Мать заметно побледнела, но виду не подавала. Примерно через час на улице появились люди. Впереди шел наш отец, сзади солдаты, один был ранен. Солдаты сгрузили оружие, его стало заметно больше. Когда они зашли в дом, то в свете лампы Шурка увидел, что все даже отец и его палка испачканы в чем-то красном. «Кровь», догадался Шурка. Мать стала приставать с расспросами: – Ну что там? Как? Целы?

Отец устало махнул рукой, за него стал говорить бойкий красноармеец: – У вас героический отец. И дорогу быстро нашел и немцев первым заметил. Тут уж мы им трепку устроили, никто не ушел. Еще мы машину командирскую с танком сожгли. Даже ваш отец в бою участвовал:

– А как же по-другому. Война-то народная, вот всем миром и воюем, – пробурчал усталый отец.

Утром пришел старший командир и велел построить солдат. Командир взвода вернул офицеру его автомат, сам встал в строй с немецким автоматом. Пулемет они нашли, правда чужой, но все же, а также притащили наши и немецкие винтовки и автомат.

Мой дед Андрей Петрович Чукаев. 1944 год

Командир роты посмотрел и сказал:

– Что-то у вас на семь человек оружия многовато. Вот это и это сдать во взвод огневой поддержки.

И осталось у них пистолет, пулемет, две винтовки. А автомат командир так себе и оставил. Потом солдаты чистили оружие. Шурка все рвался им помочь. Ему даже дали почистить некоторые детали и подержать винтовку.

Показали, как пользоваться оружием, как целиться и стрелять. Затем их позвали копать окопы. Окопы копали на высоком берегу Шиворони, начиная от Пушкарей и до Конопки. Готовились к нападению немцев со стороны Выселок. Но все вышло по-другому. Немцы прорвали нашу оборону у Бородино и вышли в тыл нашей обороне у Дедилово. Начался кровопролитный бой. Пулеметчики в своих окопах дрались до последнего патрона, так они и погибли на своих боевых позициях. У новой школы стояли пушки, которые вели огонь по наступающим танкам и пехоте, немцы захватили наши пушки и школу, но решительной контратакой солдаты отбили все назад. Внутри школы кипел бой, а орудия, которые стояли рядом вели огонь по врагу, не смотря на огонь немецких пехотинцев из школы. В школе шел бой за каждое помещение. На одном этаже в одном классе были наши солдаты, а в соседнем – немецкие. Немцы кидали гранаты, наши солдаты их ловили и кидали в немцев. То и дело возникали рукопашные схватки. В ход шло все и винтовки и саперные лопаты, и ножи и просто штыки от винтовок. Об этом нам потом рассказал наш раненый солдат, которого мы прятали на чердаке, за печной трубой до прихода наших.

Пришли немцы. Большая часть ушла в сторону Венева. День и ночь по дорогам ехали машины и бронетехника. Недалеко от Шуркиного дома обосновалась немецкая кухня. Голодную ребятню, как магнитом, притягивали ароматные запахи. Они обступали кухню, но близко не подходили. Повар, пожилой немец, хлопотал у кухни. Видимо вспомнив своих детей, стал подкармливать ребят. Опалит головы, ноги и всякие остатки от курей, обжарит и отдавал ребятне. Кто-то из ребят постарше бросил в него камень и все дружба кончилась.

Через две недели пришли наши. Немцы спешно отступали. И решили они все жилые дома сжечь. Подожгли и Шуркин дом. Отец со старшими дочерьми начал его тушить, а Шурке наказал:

– Беги по деревне. В тех домах которые не горят, пусть быстро затапливают печи, перекрывают трубы и выбивают окна.

Не уточняя зачем это надо, Шурка побежал по деревне. Эта мысль моментально разнеслась по деревне. Подходят немецкие поджигатели к дома, а там окна выбиты, дым из окон идет. А если учесть, что наша кавалерия вот-вот в деревню ворвется, то им не подробностей. Они бегут к другому дому, который целый и поджигают его. Так добрая половина деревни от пожаров спаслась. И это среди зимы. Народ долго еще благодарил деда Чукая за это. Из 1100 домов более 900 было сожжено и люди с большими трудностями пережили зиму.

А мой дедушка, тот самый дед Петрак, как только отогнали немцев ушел в армию. Дома остались семеро детей. Провоевал всю войну в пехоте. Дважды был ранен, но боевых позиций не покидал. Награжден двум орденами и медалью «За отвагу», которая ему была дороже всего.

 

Был такой случай

Петя проснулся очень рано и лежал на полатях. Очень не хотелось открывать глаза, но еще больше не хотелось вставать и вылезать из своего теплого убежища. За ночь в доме стало прохладно, печь еще не топили. Темнота обостряла все его чувства, но самое главное чувство голода. Петя услышал, как встала мама и вскоре загорелась лампада, и дом наполнился тусклым, мерцающим светом. Где-то на севере слышалась канонада, это шли бои и наши уже начали бить фашистов:

– Петя-петушок, вставай, – ласково сказала мама и потрогала его за плечо.

Петя притворился спящим, но через некоторое время встал и приступил к своим обязанностям. Отец воевал на фронте, а он в свои 12 лет остался старший мужчина. Принес дров, натаскал воды из колодца. На завтрак мама дала суп из мелко накрошенных картофельных очисток, куда положила сушеной зелени и слегка подбелила молоком. Корова – это единственное что удалось сохранить из домашней скотины и птицы. Шла третья неделя фашисткой оккупации Дедилова.

Первый раз немцы подступили к Дедилово в октябре, но наши их отогнали. От тех боев остались стоять у дороги 4 наших подбитых легких плавающих танка, да сожженный мост у чайной. В начале ноября фашисты вновь пошли в наступление. Долгие и кровопролитные бои шли за село Панино. Затем наши отступили к Дедилово, в деревнях Жилой и Пушкарях, да и по всему Дедилово стали рыть окопы, готовили оборону. Наши солдаты были усталые, потрепанные и голодные. Местные жители делились с ними своими нехитрыми запасами, зачастую, заставляли голодать себя и своих детей. Во второй половине ноября немцы пошли в наступление. Их ждали со стороны Панина, а они зашли с тыла. Основные бои были у новой школы. Немцы старались захватить школу и пушки, которые стояли рядом. Наши солдаты отбивали атаки. Пушки стреляли до последнего снаряда, до последнего бойца. В школе если в одном классе были немцы, то в другом были наши. Днем и ночью там шел бой. Но сила, солому ломит. Захватили немцы Дедилово. Когда захватывали деревню, то во многие дома бросали гранаты и поранили много местных жителей, а затем их сами же и лечили. В Петин дом, на постой, пришли немцы, танкисты. Они целыми днями пропадали у своего танка. К соседям встали финны, они перебили у них всю живность. Если у немцев была столовая, то финны каждый кормился как мог. Потом финны пришли и к ним в дом. Забрали кур, овец и корову.

Мама как их только не упрашивала, старалась оставить хотя бы корову, но они ударили ее. Петя набросился на них с кулаками, но они, смеясь, отбросили его в сторону и дали пинка. Вечером вернулись танкисты и увидели плачущую избитую нашу маму:

– Вас ист дас? – спросили они, значит – что это? Им, как могли, объяснили. Не слова ни говоря, они взяли автоматы и ушли. В соседнем доме послышались крики и возня, затем прогремела автоматная очередь и все стихло. Через некоторое время танкисты вернулись, что-то живо обсуждая и потрясая оружием. За собой на веревке они привели нашу корову. Финны стали обходить наш дом стороной.

Петя с ребятами постоянно бегали и смотрели места боев. Там валялось много оружия, наши винтовки с переломанными прикладами, патроны, иногда попадались гранаты. Один местный парнишка попытался выковырять гранату из мерзлой земли, но она взорвалась и семья потеряла единственного помощника, а остальные мал мала меньше.

Была на Шиворони, где теперь мост в Жиловские выселки, плотина и стояла там водяная мельница, которой командовал Петин отец, пока на фронт не ушел. На ней давно уже не мололи муку. Но ребятня постоянно захаживала на мельницу и лазила по всем закоулкам, соскребая мучную пыль вперемежку с обычной пылью, лепили из них сосульки, сосали их. Это хоть как-то заглушало голод. Когда Петя уходил на мельницу, младший братик Сережа попросил его принести сосульку и младшая сестра тоже попросила.

Петя постоянно помнил о них и, если где удавалось добыть съестного, он приносил им гостинцы. Управившись с делами, Петя с другом решили пойти на мельницу за «сосульками». Петя надел свою потрепанную телогрейку и старую шапку. У его была отличная Буденовка со звездой, которой он гордился, но после того как в соседней деревне фашисты убили подростка, за то что он шел в Буденовке. Мать ее отобрала, хотела сжечь, но потом спрятала.

До мельницы добрались быстро. Хоть мост через реку был взорван, но им можно было пользоваться, они перешли на другую сторону реки и зашли в мельницу. Там уже были двое ребят из Жилой, тоже наскребали сосульки. Сперва, они, конечно, поссорились и даже подрались, но потом помирились и начали лазить по мельничным конструкциям и механизмам, соскребая желанную пыль. За работой время прошло незаметно. Кто-то из ребят почувствовал, что пахнет гарью.

Ребята выскочили на улицу и увидели, что все село горит, они, было, побежали домой, но тут увидели группу немцев с канистрами и факелами, за собой они тащили отнятые у кого-то санки с каким-то барахлом. Испугавшись, ребята юркнули назад в мельницу. Немцы зашли следом. Не обращая внимания на ребят, они стали смотреть, как поджечь мельницу. Она хоть и была деревянная, но все дерево настолько пропиталось водой, что поджечь его было невозможно. Через некоторое время один из немцев нашел старый молоток и что-то сказал своим товарищам, те одобрительно закивали головами. Затем они принесли низкую, большого диаметра консервную банку. Дали ребятам по большому куску хлеба и стали объяснять:

– Вир геен, абер зи шлаген, – ну значит, они уйдут, а мы должны были ударить молотком по центру этой банки. Лопотание мы их не поняли, но они все образно представили, что все стало понятно. Они дали Пете молоток и ушли:

– Что будем делать?

– А ничего. Нашли дураков. В банке явно не тушенка, граната какая-нибудь.

Ребята примкнули к щелям в дверях и стене. Немцы отошли от мельницы и стояли чего-то ждали. Потом начали кричать нам, мы ни гу-гу. Один было пошел в сторону мельницы, но другие остановили его. Потом они махнули рукой и пошли в сторону Жиловских выселок.

Тут ребята услышали ржание и цокот копыт. Через Шиворонь по льду ехали кавалеристы на низкорослых лошадях и шапках со звездами:

– Наши, наши, – закричали ребята. У Пети перехватило горло и слезы брызнули из глаз.

– Ребята, где тут немцы?

– Вон, вон поджигатели, – закричали ребята хором и показали в сторону убегавшей группы немцев. Трое кавалеристов поскакали в их сторону, раздались автоматные очереди. Ребята увидели, как взорвались канистры с бензином и несколько немцев загорелись и живыми факелами стали бегать по полю:

– Собакам, собачья смерть, вон сколько беды наделали, люди с детьми в зиму без крыши над головой остались, – сказал командир кавалеристов; а вы что тут делаете? А ну марш домой.

– Дяденьки, мы тут мучицу соскребали. А немцы нам хлеба дали, чтобы мы вот по этой штуковине молотком ударили.

– Какой-такой штуковине?

– Вот, – и ребята показали на немецкую банку.

– Вот по этой? Вот в это место? … Вот гады, с детьми воюют, – у командира сжались кулаки, он вскочил на коня и поскакал в сторону поджигателей, те уже без движения лежали на снегу.

– Ну не ударили, ну и молодцы, – сказал другой кавалерист, – давайте, домой бегите, вас там уже обыскались, наверное.

– Дядь, а что это за штуковина?

– Мина противотанковая. Если бы она рванула, то не то что от вас, от мельницы бы ничего не осталось. Но они уже поплатились за свои злодеяния. Быстры наши Боги на расправу.

Ребята пустились в обратную дорогу. Не прошло и недели, как заработали школы. Старая школа сгорела, а новая была разбита и заработала она только через 14 лет. А первые занятия проходили в сохранившихся домах. Из 1100 домов, сохранилось не больше сотни. Пете казалось, что нет ничего лучшего в мире, как сидеть на уроках, слушать учителей и ума набираться. Да еще в школе давали завтраки, но Петя всегда помнил о своих младших и приносил им из школы гостинец, которому они были несказанно рады.

 

Бой под городом Чигирин

Недалеко от города Чигирина, что на Украине, правильнее в Малой России. В 17 веке Россией было 5: Великая Россия – это Российская Федерация, Малая Россия – Украина, Белая Россия – Белоруссия, Червоная (Красная) Россия – Западная Украина, Черная Россия – Полесье в Белоруссии.

Сам город Чигирин с 16 века был ставкой запорожского казачьего гетмана и самого известного из них Богдана Хмельницкого. Недалеко отсюда, на реке Днепр, на островах, в середине 16 века гетманом Вишневецким была основана основная база запорожского казачества Запорожская Сечь. Неоднократно на город нападали татары, поляки и т. д. Самой жестокой была многомесячная осада города турецкими войсками(110 тыс.) в 1678 г. Город мужественно обороняли запорожские казаки гетмана Самойловича (30 тыс.) и русские войска под командованием воеводы Григория Ромодановского (около 50 тыс. человек). После нескольких месяцев осады, осажденные обвесили повозки щитами, построили их прямоугольником, это сооружение называлось Гуляй-городом. И под прикрытием такой передвижной крепости отступали более 100 км, пока не вышли на берег Днепра и переправились на безопасный берег с минимальными потерями. В русских войсках было много воинских людей казаков, стрельцов и пушкарей с Тульского края и из Дедилова.

А сейчас у нас сказ тоже про войну, но последнюю Великую Отечественную 1941–1945 гг.

Так вот недалеко от города Чигирина есть село Бураково. И жил в нем в то время Микола Волошин, паренек лет 12. Немцы захватили село в 41, наши освободили его в 43 году.

Шел декабрь месяц 1943 г. Утром выглянул Микола на улицу, а там, хоть и декабрь, но все раскисло, снег с дождем, низкие рваные облака медленно проползали над селом и также медленно и нудно обливали его холодным дождем. Он быстро юркнул обратно в дом, но мать наказала принести воды из колодца. Делать нечего пришлось идти. Он тут же промок, ноги вязли в мокрой глине и расползались в разные стороны, на каждой ноге налипло той глины по несколько килограмм. Микола с трудом удерживался на ногах, а тут еще и два ведра с водой все норовили расплескаться и опрокинуться вместе с Миколой на землю. Но представив, что тогда придется вернуться и весь путь проделать по новой, Микола проявлял чудеса устойчивости и находчивости. Но путь тот пришлось все равно проделать еще раз, так как мать сказала, что двух ведер мало. Недовольно бурча, и клацая зубами от холода, Микола принес еще два ведра воды.

Когда он подходил к дому то заметил, как в проулке появились наши солдаты, которые по всей этой слякоти тащили противотанковые пушки. Из их сидоров (солдатский вещмешок) торчали снаряды. Пушки никак не хотели заезжать на гору и все норовили съехать вниз вместе с солдатами, но солдаты не сдавались. Втыкая в глину лопаты и заточенные колья, они медленно, но верно двигались вперед. И железное чудовище нехотя, но все же подчинялось воле человека. Микола как завороженный смотрел на это противоборство людей и стихии. Солдаты уже преодолели подъём и вышли на ровное место. Проехали школу и на огородах, как раз напротив Миколиного дома начали разворачивать пушки в сторону околицы. Ему бросили мимоходом:

– Прячетесь, сейчас здесь танки полезут.

За околицей, под крутым бугром слышался рев многих моторов, который становился громче с каждой минутой. Микола влетел в дом, поставив ведра с водой, сказал матери:

– Танки, немецкие, на село наступают. Там наши артиллеристы к бою готовятся. Я побегу до соседей, предупрежу.

Мать только махнула рукой и быстро стала собирать младших сестренку и братишку, отец только сплюнул и тоже стал собирать вещи. Оно и понятно, думали, что все их мытарства закончились, а тут опять всё по новой. Микола как смог быстрее пробежал по соседям и побежал назад, за ним увязался его закадычный друг Микита. Ну как же тут у Миколы под окнами сейчас бой будет, а он не увидит. Солдаты уже приготовились к бою, танки вот-вот вылезут из-за бугра. Ребята прибежали домой, дома никого уже не было, все ушли в погреб, что стоял за домом. Только отец стоял под навесом и усиленно махал им рукой. Но друзья, как будто не видели его, и проскользнули вовнутрь дома. И в это время ударили первые выстрелы наших пушек. Один танк задымился, а остальные начали ожесточенно отстреливаться. Поле порылось взрывами и воронками. Друзья увидели, как один снаряд попал точно в нашу пушку и взорвался. Железная пушка рассыпалась как игрушечная, а весь расчет остался лежать рядом. Тут они услышали требовательные призывы отца. И в это момент снаряд взорвался у их дома, дом тряхануло, тут же вылетели все стекла, на улице кто-то вскрикнул. Микола выглянул на улицу. Часть крыши дома снесло ударной волной, а рядом с домом у стены сидел его отец и держался за шею, меж пальцев сочилась кровь:

– Пап, пап, – бросился он к отцу.

– Что ж ты такой неслух. Тут же не игрушки – война. Вот видишь.

Ребята помогли ему подняться и быстро прошли в погреб. Мама быстро оторвала полоску белой материи и перетянула рану, смочив все самогоном.

А бой не стихал. Снаряды рвались один за другим. В подвал приникал едкий дым горящих танков и сгоревшего пороха. К вечеру все стихло. Отцу становилось все хуже и хуже. Друзья, несмотря на протесты матери, выбрались из подвала и выглянули на улицу. И тут же отшатнулись в испуге. Прямо у калитки лежал убитый наш солдат, с катушкой телефонного провода. А в поле солдаты окапывались сами и окапывали орудия.

Тут они заметили, что в их сторону идет человек с закопченным лицом и руками в шапке со звездочкой и в ватнике с пришитыми на нем погонами. И с ходу завел разговор:

– Ребята вы местные? Сколько народу в селе? Где они прячутся? Очень помощь нужна.

Офицер склонился над лежавшим солдатом, затем встал и сказал:

– Ему уже ничем не поможешь.

– Нам тоже помощь нужна, у меня отца ранило, – выпалил Микита.

– Сейчас. Санинструктор, ко мне. – Прокричал офицер в сторону позиций. В их сторону пошел невысокий солдат с винтовкой и большой сумкой с крестом. Когда солдат подошел к ним, они увидели, что из-под каски торчат косы:

– Петрова, там гражданского ранило, помоги ему, – сказал офицер девушке и уже в нашу сторону, – Где он?

– Да вот тут в погребе.

Девушка спустилась с ребятами в погреб и в мерцающем свете керосиновой лампы осмотрела руну отца, перевязала и сделала укол:

– Вроде ничего страшного, но потом врачу покажитесь.

– Как там у вас? Хлопчики видели, как пушку вашу разорвало. – Спросила мать.

– Вроде выстояли. Трое сегодня погибли, не считая раненых, вот один прямо у вашей калитки. Ну ладно я пойду, а то меня там ждут.

Она открыла дверь и хотела выйти, но на пороге появился другой солдат и посветил фонариком в погреб:

– Все кто здоровый на выход, кроме детей. Помощь срочно нужна.

Ребята с матерью вышли из погреба:

– Значит так, – сказал солдат, – наши машины там завязли, а боеприпасы позарез нужны. Просьба помочь.

Мы пошли в указанное место, по мере того как мы подходили ближе нам на встречу стали попадаться жители нашего села и солдаты, увязая в грязи и поеживаясь от холода, все несли кто снаряды, кто патроны, кто какие-то коробки и мешки в сторону боевых позиций. Недалеко от увязших машин расположилась полевая кухня, в которой уже варилась сытная каша. У ребят засосало под ложечкой, они вспомнили, что ничего с утра так и не ели. Когда в очередной раз друзья проходили мимо кухни, они видимо так посмотрели на повара, что тот сказал:

– А ну-ка пострелы идите сюда, – и при этом достал котелок и ложку. Он плеснул в котелок каши из котла и отдал ребятам. Они съели по ложке, это была самая лучшая в мире каша, которую им только удалось попробовать, или очень есть хотелось. Они позвали маму, но она сказала, что не хочет. Ребята ей не поверили и настояли, чтобы она тоже ела кашу. Она съела несколько ложек и заторопилась:

– Нужно быстрее все это перетаскать и домой, у нас же там маленькие и отец раненый.

Возвращая вылизанный котелок, Миколай спросил повара:

– Дома у меня братья, сестры младшие и отец раненый, можно им каши немного.

Повар тяжело вздохнул и сказал:

– Конечно можно, только котелок верни.

Взяв на руки два снаряда и повесив на руку котелок, Миколай полетел домой, отдал котелок в погреб, там уже все спали, но аппетитный запах быстро у всех прогнал сон:

– Я потом загляну, котелок нужно вернуть.

Он подхватил снаряды и понес к пушкам. Там артиллерист взял у него снаряды и положил их на плащ-палатку, расстеленную прямо на мокрой земле. Недалеко от того орудия валялись обломки погибшей пушки:

– Там что все погибли, – спросил Миколай, показывая в сторону разбитой пушки.

– Нет. Наводчик и командир орудия. Остальные ранены. Мы их вместе с еще одним парнем – связистом, там за школой похоронили.

– Это который у нашей калитки с проводом в руке убитый лежал?

– Того самого.

На душе стало как-то муторно и тошно. Ком подступил к горлу.

Сходив еще несколько раз к застрявшим машинам, вернув повару котелок, Микита наконец-то освободился. Он пришел в погреб и рухнул на чтото мягкое и тут же заснул.

Утром его разбудили взрывы. Но это уже были взрывы за околицей, бой ушел из села. В школе устроили госпиталь, отца там подлечили.

После войны погибших перезахоронили в братскую могилу у соседнего села Верхние Верещани, но имен погибших никто не знал и их записали неизвестными. Микола вырос, отслужил в армии, в десанте, женился, вырастил детей, внуки пошли.

Как-то в конце 1980-х годов сидит он у своего дома на лавочке и вдруг подъезжает машина и из нее выходят несколько офицеров. Двое были местные, а третий совсем незнакомый. Незнакомец спросил:

– Извините, вы тут во время войны были?

– Да, конечно.

Братья Николай и Алексей Лепехины. 1941 год

– Где тут бои были?

– Да вот тут и были. Там пушки стояли, здесь убитый связист лежал. Танки из-под бугра выползли и пошла канонада. Наши по танкам стреляют, а те по нашим. Наши несколько танков подбили, а немец прямо в наше орудие попал:

– Значит вот тут и погиб мой дядя. Лепехин Алексей Петрович. – Может быть, а откуда ты это взял. – Его друг с фронта письмо прислал, описал, что и как. – А откуда вы будете?

– С Тулы. Их три брата воевало. Старший вернулся весь израненный, средний погиб и только младший, мой отец, цел остался.

Микола вспомнил те далекие времена и того связиста, убитого на пороге его дома, того повара и радость младших братьев и сестер, когда он принес в подвал полный котелок солдатской каши. На глазах навернулась слеза и поползла по щеке, прячась в морщинах.

Прошло 20 лет. Как-то летним днем к братской могиле, что на окраине села Верхние Вересчаны, где на памятнике было написано пять фамилий и 34 неизвестных, подъехали две машины, из них вышли люди и стали что-то прикручивать к изгороди кладбища. Люди их заметили и стали заинтересовано подходить и смотреть, что они делают. А приехавшие закончили свою работу, расстелили на земле брезент, достали закуску разлили по стопкам горилку и выпили, не чокаясь со словами: «За всех тех, кто не дожил до Победы». Селяне прочитали на табличке:

«6 гвардейский Артиллерийский полк 5 гв. Воздушно-десантной дивизии, 4 гв. армии Воронежского фронта

Дерба Владимир разведчик 1921–17.12.43 г. Черниговская обл.

Михайлович гв. ефрейтор с. Найденовка

Лепехин Алексей разведчик 1915–17.12.43 г. Тульская обл. Петрович гв. рядовой Дедиловский р-н, д. Жилая

Гражданкин Иван телефонист 1911–20.12.43 г. Куйбышевская обл.

Федорович гв. рядовой Хворостовский р-н.

Погибли в бою в деревне Бураково»

С удивлением они узнали в приехавших людях жителей соседней деревни. Те им объяснили. Что их брат работает в далекой Якутии, вот он с ними, и его друг попросил повесить эту табличку на этой могиле, так как Лепёхин Алексей Петрович – его дядя. Народ понимающе закивал головами и через некоторое время у кладбища собралась очень большая компания, где в складчину устроили большие поминки нашим погибшим бойцам.