Вечером они искупались в ванне, сытно поужинали, затем смотрели телефильм.

Довольнее всех была Оленька. Она игралась на коленях у бабушки, а Илья Трофимович позволил ей в буквальном смысле сесть себе на шею. Кате даже прикрикнуть пришлось:

— Оля, имей совесть, не думай, что твоя акробатика приятна другим.

Легли спать около двенадцати.

Илье Трофимовичу и Вере Игнатьевне была выделена большая комната, где, кроме стола, двух кресел, телевизора, стоял и раскладной диван.

Легли, и Вера Игнатьевна быстро уснула. Она и раньше, приезжая к сыну в гости, не раз ночевала у него, спала вот на этом самом диване и тоже быстро засыпала. Даже быстрее и крепче, чем дома.

Заснуть-то заснула Вера Игнатьевна и теперь, да только через полчаса, может, вдруг вздрогнула и открыла глаза. Ей почудился какой-то неприятный хруст. «Мыши грызут», — пронеслась в голове догадка.

Притаилась, прислушалась. Хруста не было. «Неужели это сон? — подумала. — Пожалуй, сон. Откуда тут мыши?.. Кстати, Илья так и не сделал вырез в двери и в крыше — для кошки. Сейчас она осталась на улице, не умрет, конечно, Дарья ее догадается приютить. Но оставь мы для нее лаз, она бы в хату время от времени заходила, мышей пугала. А так могут что хочешь погрызть: и перину, и стулья, и книги… Ладно, бог с ними, с мышами, все не съедят. Надо спать».

С правого бока перевернулась на левый. Так, однако, дышать было тяжелее, и она легла на спину.

Сон не шел. Чуть только задремлет — начинал слышаться мышиный хруст.

«Нужно Илью послать как-нибудь в село, пусть выпилит квадратик в двери для кошки. — И приказывала себе: — А теперь спать. — И внушала: — Я засыпаю, засыпаю… А ведь Илья, по-моему, тоже не спит. Он только делает вид, будто уснул крепко-крепко. Но я по его дыханию чувствую, что это не так. За тридцать с лишним лет нашей жизни уже изучила, как он дышит, когда спит».