Раф

Тревога заполонила меня от её строгого, холодного тона. Я отошёл в сторону, к окну в холле. Она стояла возле моей чёртовой машины на парковке. Сегодня, что блин, международный день скелетов в шкафу? Как я чёрт возьми, собираюсь объяснить ей это? Прямо сейчас!

Не очень наблюдательные люди, по большей части, не замечают этого в целостном спектре. И отчего-то видят во мне циника. Вероятно я им был, вероятно нет. Но так или иначе, вопреки своей природы, я вынужден был быть простаком. Не таким, что «Иногда и сам в просак он попадался, как простак.» как Пушкин описал. Я никогда не был бесхитростным, простодушным и недалеким по уму человеком. Я просто был человеком всеми путями упрощающий свой мир, эдаким вынужденным минималистом. Человеком, стремящимся ограничить всякое начинание минимальными задачами. И даже не из чрезмерной осторожности, боязни риска, или отсутствия смелости. В трусости, меня едва ли можно упрекнуть. Просто если бы я шёл путём наибольшего сопротивления, я бы никогда не возымел власть над собой, и этот беспорядок прикончил бы во мне всякую человечность, так или иначе.

В каждом человеке живёт злой волк, чудовище. У меня он сожительствует с весьма странными и небезопасными наклонностями. Сейчас эта жестокая, беспринципная тварь, надёжно спрятана внутри меня. А пару лет назад, когда только всё это началось, и я по неосторожности попал к Гетману, ему было достаточно одного психологического теста, и взгляда в глаза чтобы увидеть этого монстра внутри меня. Он тогда глухо рассмеялся, сказав, чтобы я воздержался пока от тестов на уроках профориентации. На вопрос «почему», он ответил, что в международной системе классификации видов профессиональной деятельности, специальность «серийный убийца», не фигурирует. И я очень сомневаюсь, что это было шуткой. Хотя вероятно у кого-то из нас двоих дерьмовое чувство юмора. И я даже не исключаю, что этот кто-то ― я.

А она… Она оказалась единственной, кому удалось заставить меня чувствовать хоть что-то, кроме того тупого дерьма, которым я жил, принимая за эмоции. Ведь, пока она скрывала от целого мира что восприимчива, я что, нет. Окружающим может казаться, что я безразличен к происходящему вокруг, что мои эмоции ограничиваются бесстрастием. Мне так не кажется, я в этом уверен. В основном это вовсе не видимость и даже не самоконтроль. Оборачиваясь назад, я предельно чётко понимаю, что многое было ненастоящими, только видимость ощущений. Ведь на той критической грани, где она тонет в океане чувств, я мертв на самом его дне. Как в вакууме, ничерта не чувствуешь, кроме тупой злогрусти и бесконечного одиночества. И вина мою испытана была очень давно в последний раз и навсегда. Это то единственное чего я никогда себе не прощу. Но на этом всё.

Было.

Пока жизнь не треснула пополам. И плевать я хотел, что мы не разу ненормальные с ней. И что любовь эта больная и одержимая, в доску. По правде сказать, большинство людей, сидящих пол своей жизни за компом, и забывших вообще, что такое жизнь и как дышать полной грудью, более ненормальные чем она и я. Да и в чём вообще заключается её отклонение от нормы? Сложносплетение чувства и эмоций? В том, что не имеет она над ними власти, и хочет умереть от всего этого? Я бы на её месте так не расстраивался на сей счёт. Я бы никогда не стал растрачивать свою жизнь на клетку, и оковы офисного планктона и прочей живности, пляшущую в корпоративном цирке. Даже в уготовленной мне моим отцом, роли дрессировщика. Люди почему-то не понимают, что все эти корпорации и холдинги ― это своего рода филиалы главного корпуса Цитадели Зла, в известном жарком местечке. Мой отец угробил к чертям свое здоровье и потерял лет двадцать своей полноценной жизни строя свою империю. А потом эта империя отняла одну жизнь и создала монстра. И что тогда такое норма? Навык носить маски морали, скрупулёзно пряча настоящую, и порой совершенно пустую душу от постороннего взора? А если сорвать все эти маски, прахом обратить оболочки и изящные обороты лживых фраз, просто взять и отменить всю эту ложь, остановить игру? Что вообще тогда останется, если пусто внутри? Сорвать с неё маску, и распахнуться крылья белее снега первого. Я точно знаю. Я могу на ощупь их ощутить, прямо сейчас, просто поцеловав губы, на вкус как небеса.

Что до меня… Я в целом в курсе что женская половина забывает дышать в моём присутствии. Вот только если бы кто-то знал, что я за человек, я стал бы музой какого-нибудь режиссера, и он снял бы ремейк к фильму «Никто не выжил». И если бы внешне я был бы такой же как изнутри, вероятно для некоторых это бы означало пришествие антихриста или явление «зверя о семи головах».

Это могло бы быть забавно, если бы не было правдой. Вот только в этом нет ничего забавного, я прекрасно знаю, что никогда не был хорошим человеком, я только пытаюсь им быть. Там, где я теряю контроль над параллелью и зверская ипостась подыхает от счастья, что ей дали волю, мне чертовски наплевать на чужую боль, чувства, мне в принципе люди вокруг становятся не интересны. Может только в качестве жертв. Меня не пугает вид крови если она не моя, хотя и своя не очень―то меня волнует. Я могу совершенно спокойно есть и смотреть какой―нибудь фильм типа «Коллекционера», или ещё какую дрянь с кровавым месивом. Да собственно в моей голове и без этого ассоциации на подобном дерьме основаны. Я частенько себе представляю, как буду медленно кого-нибудь убивать, если этот кто-нибудь основательно этого добивается, тем или иным способом. Спокойно обворожительно улыбаюсь, глядя в глаза, а сам тем временем ментально линчую ублюдка. Главное улыбаться, это рождает позитивные мысли и вероятно может оставить образ только в голове и в реальности ему не будет суждено воплотиться. Я досконально знаю анатомию человека, нахрена-то. Просто было любопытно. Мне например всегда было интересно что будет если отрезать человеку палец. Вопрос на столько меня задолбал, до зуда просто, что при первой же подвернувшейся возможности я на него ответил. Мама упала в обморок когда узнала. Палец парню из моего класса, пришили конечно, но из школы меня отчислили, и опять на лечение отправили. Именно после этого случая, родители перевели меня на своего рода домашнее обучение, после лечения. Грубо говоря спрятали монстра ото всех. Парнишка который едва не лишился пальца, был далеко непростым, школа была элитная всё-таки. Возможности моих родителей почти не ограничены. Мама была со мной, папа приезжал часто. Реально часто. У меня вообще классные родители, не каждый может такими похвастаться. Мои родители не иначе святые, это только я такой урод.

И это далеко не единственный инцидент. Однажды например, я покалечил одного ублюдка, избив до полусмерти. Он основательно вывел меня из себя. Я почти убил его, если бы не брат, то точно бы убил. Этот инцидент тоже кончился лечением для меня, хоть и не продолжительным, но очень, очень, и ещё раз очень эффективным. Если бы не этот случай, меня бы вообще сейчас здесь не было, и я вероятно был бы уже в местах не столь отдалённых, как говориться.

Просто может так случится, что в какой-то момент жизни, тебе предстаёт много ужаса и боли. Что-то пропадает внутри, ломая в тебе человека, и ты теряешь свою голову, теряешь ощущение собственных эмоции. И тогда появляется желание ощутить чей-то ужас и боль, которые когда-то открыли тебе. Но все равно я стараюсь видеть в этом негатив, а если не вижу его, я заставляю поверить себя в то, что это негатив, ведь я ищу свет и всё пытаюсь стать лучше, чем есть. И даже не уверен, что могу, но я могу сорвать эту маску, пока она ещё не слишком приросла. Что останется? Останусь я ― опасный человек, жестокий, страшный. Я не садист, и не маньяк. Ну по большей части по крайней мере точно нет. Я могу производить впечатление социопата, или просто грёбаного наглого урода. Но это не так. Всё посерьёзнее будет.

Я смотрел на неё в этом затыкании временного континуума и не представлял, как сказать ей это, как объясниться.

― Вик, я не знаю, что тебе сказать.

― Не нужно много слов чтобы сказать правду. ― бросила она мне мою же реплику. Чёрт! Я зажмурился.

― Правду… Хорошо. Я аффективный психопат. Как тебе такая правда?

Не было и тени шанса на то, что она не в курсе, что это за дерьмо такое, чем оно выражено и чем опасно. Открыв глаза, я полностью был готов увидеть, как она уходит. Она молчала, в окно я видел, как она отстранила телефон от уха и сжала переносицу.

Я не дурачился, я сказал правду, я болен аффективно-лабильной психопатией. Отличаюсь повышенной раздражительностью, постоянным пребыванием в состоянии психического напряжения, взрывной эмоциональной реактивностью, доходящей до неадекватных приступов ярости. Я требователен к окружающим, крайне эгоистичен и самовлюблен. Я превосходный актёр и лжец. Люди с моим диагнозом чаще всего добиваются успеха. Я недоверчив и подозрительно отношусь к окружению. Мне чужды такие понятия, как угрызение совести, стыд и сострадание. Очень часто впадаю в состояние дисфории ― злобной тоски. Я упрямый, неуживчивый, конфликтный, скрупулёзный и властный. В общении груб, а в гневе ― убийственно агрессивен. Я реально способен наносить жестокие побой и серьёзные травмы, и вряд ли я остановлюсь даже перед убийством. Моё аффективное поведение происходит на фоне суженного сознания. В некоторых случаях злобность взрывчатость смещаются в сторону застойных влечений: пьянство, бродяжничество, азартные игры, сексуальные излишества.

Я не помню момента, когда всё резко изменилось. Его не было, это был долгосрочной период интеграции. Но я помню, когда осознал, что мог бы убить. И меня это не пугало. Более того мне это нравилось. Я ощущаю мощнейший прилив сил, при мыслях что мог бы отнять у кого-то жизнь. Мне нравится смерть. Моя меня не интересует, я не суицидник там или ещё чего, нет. Смысл не в этом. Мне нравится видеть смерть. Я восхищаюсь этим неукротимым, непобедимым фатумом… смерть восхищает меня. Когда мне делали все эти операции, я долго пробыл в клинике, я много раз наблюдал как умирает человек, видел это мгновение когда душа покидает его тело, сердце замирает, дыхание, всё. Изящная подобно самому тонкому искусству, смерть безапелляционная сила ― сила богов. Смерть ― это абсолютный эквивалент власти, в моём сознании.

Да, вот такой я моральный урод, ничего не поделать. Я только снаружи красив. Внутри я великий и ужасный. Я мог бы стать прирождённым киллером, или убийцей, хладнокровным и расчётливым, вторым неуловимым Зодиаком, но стал поэтом. Мог бы изучить экономику и финансирование, и стать акулой бизнеса, но стал писать музыку. Мог бы убить её, чтобы предотвратить два года конфронтации с самими собой, но…

Я по сей день отмечаю дни календаря, приближая дни освобождения, в ожидании встреч. И когда это случится, я уже не буду жертвой. Я не умею прощать. Я хочу кровной вендетты, хочу мести и возмездия, и я не боюсь гореть в огне за это. Но смогу лишь посмотреть в глаза, каждому, и гореть изнутри от этого. Ведь мне не показалось. Она меняет меня. И она никогда не увидит меня такого. Мне мало этой жизни, и следующей тоже, мне никогда не будет достаточно её. Я буду вести её здесь, а она отведёт меня за собой потом. Навечно. Потому что, не будет никогда её в плене огня, ангелам не место в аду.

Вот и кто я после этого? Жертва? Убийца? Маньяк? Я просто спятил, вот и всё.

Она не услышит слов о любви, не потому что я не верю в любовь. Я могу видеть это, видеть, как все вокруг влюбляются, все кроме меня. Я просто не умею любить, то что я испытываю к ней ― одержимость. Нездоровая и чертовски опасная. И теперь, когда до неё дойдёт это, лишь вопрос времени. Если она отыщет истоки, если она узнает, что случилось два года назад она убедится в этом. Но я солгал. Она не уйдёт и не сбежит. От меня у неё только одна дорога ― смерть. Вопрос лишь в том, для кого из нас эта смерть будет концом, а для кого убийством.

Но конечно же я могу быть хорошим парнем, если хочу. По сути всё, что для этого нужно, лишь знание как ведут себя хорошие парни, и чуть-чуть актерского мастерства.

― Что ж… это многое объясняет. ― хмыкнула она, ― Нет, это конечно бессомненно дерьмово, и…

Она тараторила, она была в грёбанном шоке, но всё ещё оставалась там, где стояла. Какая-то часть меня, та, что самая разумная, кричала ей: «беги!!!». А я не мог представить, что будет, если она вдруг услышит этот крик.

― Вот только, я не совсем догоняю Раф, за кого ты меня принимаешь? ― сказала она достаточно зло, ― Так, на минуточку, Раф, я тоже не мать её мисс-совершенство. И если честно… я не верю тебе. Ты знал, что из-за этого я никуда не уйду, не мог не знать. В чём настоящая причина? ― потребовала она.

У меня не было ни малейшего предположения, по какому принципу работает её интуиция. Потому, что причина и вправду лежала куда глубже, истоки были не на поверхности. Я бросил трубку. Не выдержав, я со зла швырнул смартфон в стену, напугав секретаршу на ресепшене. Я тяжело дышал, чувствуя, как темнеет в глазах, как всё размывается и фокусируется вновь синхронно с пульсацией в голове. С каждым ударом сердца, зрение шло на спад. Моя ремиссия становилась под громадный вопрос. Столкнуться с моей грёбанной аффективной ипостасью, если всё полетит к чертям собачьим, она не готова! А я отдавал себе отсчёт, что я не совсем в порядке сейчас. Мне стоило предупредить её, что не стоит будить во мне зверя. Эта тварь итак редко когда высыпается.

Я крутил ситуацию в голове, то и дело пытаясь найти из неё выход, и по всему получалось, что мне придётся его убить, чтобы сохранить истоки в тайне. Кроме этого, у меня нет ни малейшего представления, что делать.

― Рафаэль?

Я резко перевёл взгляд на Гетмана. Он был в шаге от меня, и смотрел на меня подозрительно. Я провёл ладонью по лицу, и выставил на него указательный палец.

― Я в норме.

Я не был в норме, ни на грамм, я просто ушёл оттуда. Я всё ещё думал, что когда выйду из здания, то её уже не будет. Где-то на краю сознания, фантазия уже рисовала мне Вику спешно собирающую вещи, чтобы уехать в своё завтра. Но причинно-следственная связь у этой девушки даёт серьёзную осечку. Она была всё там же, возле моей машины. Я остановился в шаге о неё, крутя ключи от машины в руке. Окинув меня хмурым взглядом, Вика молча отобрала у меня ключи. Видимо я выгляжу не лучшим образом.

Когда мы, готовились к своему сэту в баре, Вика всё равно смотрела на меня как-то странно, неверяще, но тревога охватила её взор, на ряду с печалью, картинно и драматично изогнув идеальные брови. Она казалась в отчаяние, может в ней тлела моя ложь. Внутри меня тлела ярость и мелькали расчёт. Невозможный диссонанс. Невообразимый просто. Покосившись на Ярэка, она приподнялась на носочках, потянувшись к моему уху.

― Раф, в этом нет смысла. ― и голос её был пропитан грустью, ― Ни капли. Ищи другого гитариста, не надо отказываться из-за меня.

Она находит силы париться ещё и об этом. Эта девочка сумасшедшая 100 %.

― Не думай об этом.

Вика немного запнулась, занятая перебрасыванием ремня гитары, через плечо, и взвизгнула не удержав равновесия. Успев перехватить её за талию, не давая упасть, я не удержался и прокрутив поставил к себе на носочки. Наши гитары интересно звякнули соприкасаясь струнами. Частичка мимолётного счастья запечатлелась в маленькой улыбке на её губах, рисуя маленькие ямочки на щеках. Лишь маленькая частичка. Я заправил локон ей за ухо, пробегаясь пальцами по пульсу на шее.

― Хватит так переживать Вик, всё будет хорошо, помнишь? ― напомнил я всматриваясь в её глаза. Но она отвела взгляд сильно хмурясь, и её ладони соскользнули с моих плеч, по груди и захватили Гибсон. Она отстранилась, и отходя обернулась через плечо, ― Тогда почему у меня такое ощущение, что ты лжёшь? ― её глаза метали молнии, и они были болезненны. Болезненны как для меня, так и для нее самой. ― Что ты не договариваешь, Рафаэль? ― она нападала. И нападала, она от отчаяния и безысходности.

― Вик… давай не сейчас, ладно?

Мы как минимум не одни и кулисы ― это не то место где стоит обсуждать подобные вопросы. Как максимум я… не могу. Вот так, вот. Не могу я ей этого сказать, и всё! И страшит меня её исчезновение, после моих слов, тех что она так хочет услышать, но едва ли хотя бы представляет себе на сколько всё в тот же миг перемениться. Я чувствовал отчаяние и злость, но удержал всё это, не дав отразиться в мимике.

Этого было достаточно, чтобы понять: это не должно было стать острой необходимостью, одержимость слепит меня.

Вот дерьмо. Я облажался. Я нуждаюсь в ней, я дышу ей. Это было так же ясно сейчас, как и то, что это может иметь страшные последствия. Если она уйдёт, то я не смогу её вернуть, ведь уже не смогу вернуть себя. Я вероятно должен буду отпустить её, если она захочет этого. Правда в том, что этого не случится. Этого не должно случиться, не так. Этого не должно было случиться, так. Это не должно было превратиться в зависимость.

Гетман, оказался прав. Я не смогу пройти через всё это.

«Как ты собрался справляться с этим?»

Я не знаю. Никогда не знал. Я просто слепо следовал своим желаниям. И кончится её уход плохо. Стоит мне сорваться и это может кончится для неё на 180 см. под землёй. Эта мысль заставила пространство дрожать. Или это был я. Но я же не могу ей навредить? Не могу, ведь?

Дерьмо в том, что, это так же равновероятно, как и то, что земля круглая.

Я заподозрил измену. Конкретно: измену моей головы, мне же. Кажется пространство вокруг замедлилось, движение сохранялось только внутри меня. Только оглушительный скрежет тормозов в моей голове.

Остановись.

Я буквально приказывал себе. Ведь если сейчас, она не сообразит, что стоит притормозить, я разобьюсь. Мне нужно было переключиться. Отключится от этого. Я видел её гнев, сурово взирающую на меня. Мне хотелось кричать, по правде говоря. Может быть сломать что-то. Или может кого-то. Лавина во мне перешла в режим стоп. Вопрос лишь в том, как долго она сможет существовать в этом искусственном бездействии. И когда она чёрт побери соизволит обрушиться. Прямо на неё.

Я видел в этом грёбаный негатив чернее ночи чёрной. Очень четкий с холодным привкусом смерти и страха. Страха перед самим собой, за неё. Как только я начинаю побаиваться себя и своих мыслей это означает генеральный прогон перед началом моего апокалипсиса. Это спусковой крючок дёргать за который, так же не желательно, как дёргать смерть за усы. И очень плохо что она не отдаёт себе в этом отсчёт.

Явно психанув, под сдержанно прохладной маской, она стянула гитару с плеча и уходя, всучила свою гитару Мише.

― Ты куда? ― удивился он. Вика ничего не сказала, просто ушла по коридору к служебным помещениям.

Я знал маршрут этого пути. Ледяная вода и никотин. Вероятно он будет приправлен Джеком. Очень вероятно.

Как я собираюсь пережить эти 24 часа? С одной громадной ремаркой: без осложнений.

Вика вернулась, и пришло время начинать сэт. Я занервничал. Вообще-то нервы на сцене не моя черта. Но с учётом последних событий, волнение почему-то захлестнуло меня. Проблема заключалась в том, что Вика отказалась писать музыку совместно. Лишь «Станицы дневника» являются совместной работой. А потом она отказалась. Не знаю почему. Всё началось с того момента как мы вернулись с утёса. Конкретно после написания этой композиции и своего рода утверждения, если можно так это назвать. У нас оставался час свободного времени, всё таки с Викой дела продвигались гораздо быстрее, она умело подхватывала инициативу, вносила дельные поправки и в нотной грамоте как и в целом в музыке она была профи, не меньше меня. Я решил поработать с черновым вариантом одной своей нотной писанины. Всё-таки музыку, так или иначе я пишу, остальные вносят предложения на изменения, или точнее сказать это делала только Вика, всех остальных и так всегда всё устраивало. А зря. В общем тогда-то возникла загвоздка. Если с музыкой разобрались играючи быстро и добились конечного результата, устроивший всех без исключения, то со словами-то и вышел фокус. Она вдруг решила оставить слова своей партии исключительно за собой. Причём не только в качестве единичной акции так сказать, а на постоянной основе. И была непреклонна, как бы я не пытался её переубедить. Вот и получается, что никогда не знаешь, что можешь услышать.

― «Теория вероятности» ― объявила она в микрофон.

― Ты дописала партию?

― Уже да.

Это насторожило. Она уже не злилась. Было очень видно этот её надлом внутри, причём судя по лицам всех остальных на сцене, виден он был всем без исключения. Даже не смотря на солнцезащитные очки скрывающие её глаза.

   (Р:    ― Тысячи строк в ночи написав,    Желая не видеть в глаза, не знать    Ворону белую, не видеть во снах,―    Удар, и дым стал, мой сон заменять.    В невозможности спать, назад отмотал.    Пытаясь себя понять, перелистал,    Войны, обрывки календаря.    Но запутался сам, в начале начал.    Пустые слова ― гневно, в сердцах.    Мысли в стихах ― за глаза на листах.    Травила ядом, а я, поджигал,    Украла сны, кошмаром кошмар, очернила…    О чернила запнулся, не ожидал…    Увидеть я, ту, с кем воевал.    Очертил я, пером, но даже не знал.    Незнакомкой, она поселилась в мечтах.    Брошен жребий, против и за,    В механизме весов, разум ― душа.    Вероятно, сладка дымка странности,    В теории вероятности.    Но, только если, странник ты ―рискни.    Вероятно, сможешь по шипам идти.    А если можешь ― лети,    Но только если,    Очень, срочно, разум включить.    Но только, если,    Пламя ярче, чем свечи в ночи, он затмит.    Там, где сердце в пожаре горит,    Грани чувства―каприз, обличил, ―    Вероятно, незнакомку спасти,    Но падает вниз, чёрт возьми!    (В:    ― Острым лезвием, по струнам смычок ―    Так рисуешь ты, нот идеалы.    Я рисую так линии алым,    Кровью по струнам, река потечет.    Таков мой текущий счёт, вероятности,    Ведь ты не учёл, рамки крайности.    Ты ― пророк, а, я ― порок и боль.    Проиграла, с тремя легионами бой за престол.    Ртутью, дышать тяжелее стало.    Достало, не помня снов, с виски без слов,    Зарывать чувства в песок.    Легиона пленницей стала,    С цепями у ног, я устала,    К виску, постоянно вскидывать ствол.    Ядом, отравлена ― пала.    Ядом отравленный мой рок-н-рол.

Честно? Я был поражен. И дело не в том, что это звучало плохо, вовсе нет. Это звучало жёстко, отчаянно мощно, в гранже на грани с отборным металом, это было круто вне сомнений. Дело в ней самой. Это было чистым отчаянием. Её голос пронзал насквозь тысячью отравленных спиц. Меня пошатнуло изнутри.

   (В-Р:    ― Вероятно, сладка дымка странности,    В теории вероятности.    Но, только если, странник ты ― рискни.    Вероятно, сможешь путь по шипам пройти.    А лучше ― лети,    Но только если, сможешь спасти.    Смотрит в душу, а голос молчит,    Но только если,    Взгляд глаза в глаза ― магнит,    И сильно так манит,    Вероятно, с ума сойти от ревности.    Но только если, мотыльки спиралью в крови ―    К чёрту теорию вероятности.

Как я мог её не желать? Если прямо сейчас, великолепная смесь звуков и эмоций резонировала с воздухом. Эта атомная смесь проходила через наши тела и танцевала тенями по всем стенам, в спектре её соло. Ослепительное мерцание глаз, я ощущал его даже сквозь стёкла солнцезащитных очков. Она не отрывалась от меня, не ведая преград. Она смотрела на меня, и я знал, что пел только для неё, играл для неё и слушал, как она отвечала мне совершенством своего голоса и идеальной игрой. Зрителей не существовало. Они испарились со звуком первого аккорда. Когда Вика затаила музыку в финале, сея дрожь струн и восторг довольной аудитории, я положил пару независимых аккордов своей гитары, означая то, что хочу сыграть. Это вызвало минутную заминку в группе, и некоторое недопонимание.

Ко мне подошёл Миша, попутно подбирая нужные аккорды на своей акустической гитаре.

― Раф, эта музыка недописанная, вроде? ― озадачился Раевский, что собственно не мешало ему успешно играть переливчатую мелодию свей партии. Я полностью включился в игру, ― Была. До этого момента.

Яр после небольшой ритмичной сбивки, положил подходящий ритм.

― Вечер экспромта, пшал?! ― выкрикнул брат, и зрители поддержали его одобрительными выкриками.

― Почему бы и нет?

― Что это будет? ― шепнула Вика в микрофон. Мой взгляд принадлежал только ей. Этого было достаточно, чтобы народ замер в предвкушении, в ожидании продолжения. Это вызвало у меня ухмылку, и она тут же отразилась на её губах. Она смотрела на меня поверх очков, она была так чертовски опасна и соблазнительной в тандеме с электрогитарой. Кажется я мог ревновать её к Гибсону, просто потому что она касалась его.

― «Оружие» ― объявил я в микрофон, не разрывая визуального контакта с девушкой. Этого было достаточно, чтобы она ударила по струнам, и разгоняя мелодию словно на волнах раскачиваясь, подорвала толпу всплеском. Этого было достаточно, чтобы мой голос нашёл нужные слова, и ноты.

   (Р:    ― Должно быть, что-то со мной не то,    Отражается и преломляется посредством глаз.    А в её цвета затмения сейчас,    Потерянно-запутанное зло,    Это ― я…    Это оружие ― я.    Её оружие ― сладкий яд.    Мы стремительно генерируем этот изъян.    Нас спасут лишь спустя 24 часа.

Сами того не замечая, мы притеснялись друг к другу, и мы играли, встав спина к спине, просто по привычке, забыв про все неурядицы и обиды. Я касался её, так будто мне было необходимо касаться её с каждым сыгранным аккордом. Её голова легла на моё плечо, терзая серебряные струны Гибсона и чёрные струны моей души, внимали ей заставляя между нами разгораться жар и огонь. Сцена кажется пылала и её волосы в свете софистов отливали роскошной платиной, сцена словно сталкивала нас в одно целое. Здесь не существовало боли, она выражалась изливаясь вихрем и электрическим зарядом между нашими вибрирующими инструментами. Музыка поднималась вверх по спирали, превращаясь во что-то живое, во что-то осязаемое.

   (Р:    ― На столько красиво мы были закружены,    На сколько вообще может быть красиво оружие.    И вероятно, она не знает сама,    Что у нее есть оружие против меня.    Оно звучит как баллада, трагичная и минорная,    В ней и ярость и страсть ярко чёрная,    О том, что она думает словно я лгу,    Когда бежать говорю.    Я же просто беспечен,    Ко всему, что движется в такт, так быстротечно,    О том лишь времени думая бесконечно,    Где скрывать уже будет нечего.    Вот что делаю я ― спешу.    Я забегаю слишком вперёд,    В комбинации шах и мат навстречу,    Просчитаю ходы наперёд.    (В:    ― Я живу только здесь и сейчас,    Не важно завтра или спустя час.    Тебе стоит ходы пересмотреть.    Перед чувствами что не испытаем впредь,    Ты кажется слишком смел.    Это именно тот момент,    Чтобы предельно чётко осознать,    Что ты переступил барьер,    За который остерегали не ступать.    Никогда не предавал особого значения?    Сколько раз ты слышал наставления?    Уступая перед чувствами, в ярком созвездии…    (Р:    ― Мы никогда не испытывали этого прежде.    Мы не думали слепо поклоняясь надежде,    Не думали одержимо друг другом дыша,    Что мы на пороге проигрыша.    И мне стоило ей сказать,    Что у меня тоже есть оружие,    Смертельно опасная сталь,    Оно звучит, так же как ранее.    Это ― я…    (В-Р:    ― Это оружие ― я.    Её оружие ― сладкий яд.    Мы стремительно генерируем этот изъян,    Нас спасут лишь спустя 24 часа.

Развернувшись к другу лицом, мы словно ещё сохраняли наши актерские маски, они отражали боль разлуки, и страх. Но в наших обнаженный эмоциях, никогда не было фальши. Просто музыка так влияет на нас, играя на наших чувствах.

Всё, что я видел ― это была она.

Все, что я слышал ― это её голос. И все, о чем я думал ― это как мне не хотелось говорить ей прощай.

Я хотел сорвать у неё поцелуй прямо сейчас, но чёртов договор с Державиным не позволит мне этого сделать.

Официантка вместе с разносом заполненным виски, принесла записку.

Оставляя гитару свисать на ремне, я положил руку на поясницу Вике. Она тут же её отбила отходя от меня, она странно возмущённо улыбалась. Я был шокированы и сбит с толку, некоторое мгновение, правда потом до меня дошло. Не афишировать отношения, конечно. Будь проклят грёбаный рейтинг.

Развязно ей подмигнув, я развернул записку и не прошептал в микрофон.

― Шёпот близких? ― я отыскал в зале, предположительного заказчика так сказать, и согласно кивнул, ― Никто не против русского перевода я надеюсь?

Ответом мне послужили лишь призывные аплодисменты. Я взглянул на Вику. Её был тёмным под линзами очков. Мне не нужно было ничего говорить, она пронзила пространство переливами электрогитары, в вступлении подражая насыщенному звучанию саксофона.

   (Р:    ― Я чувствую робкое волнение,    Касаясь руки твоей    Зову на танец тебя.    Музыка, экстаз,    (В:    ― Взгляд печальных глаз,    Как сцена из голивудского сценария    И всё твердит― прощай…    (Р:    ― Мне больше так не станцевать    В чувствующих вину ногах нет ритма.    И хотя всё легче лгать,    Я знаю, что ты неглупа.    Не знал, чем обернется клевета,    Я упустил свой единственный шанс.    И больше мне так не станцевать,    С тех пор как повстречал тебя    (В&Р:    ― Время никогда не излечит ран,    От беззаботного шёпота близких.    С точки зрения ума    Безобидно забвение.    В правде нет утешения,    Боль приносит лишь она.    (Р:    ― Мне больше так не станцевать    В чувствующих вину ногах нет ритма.    И хотя всё легче лгать,    Я знаю, что ты неглупа.    Не знал, чем обернется клевета,    Я упустил свой единственный шанс.    И больше мне так не станцевать,    С тех пор как повстречал тебя.    (В-Р:    ― В полночь музыка кажется громче.    Жаль, что мы не можем покинуть этот зал.    А может, напротив, так даже лучше.    Словами мы бы причинили друг другу боль.    Нам могло быть так хорошо вдвоем,    Мы могли бы вечно жить этим танцем.    Но кто же теперь станцует со мной?    Прошу, постой…

* * *

Я не мог уснуть. Думать по ночам, это вообще неизлечимо. Отчего же меня так перекинуло? Я смотрел на неё спящую, беззащитную в своём сне, совершенно юную и хрупкую для этого жесткого мира, слишком хрупкую для жестокого меня; и не мог этого понять. Просто не мог разгадать чем она меня так зацепила. И дело-то не во внешности. Конечно она безукоризненно прекрасна ―это бесспорный факт, но она не единственная такая красавица на земле, не единственная красавица в моей жизни, единственная зацепившая ― в этом дело. Я мог бы подумать, что меня привлекал явный страх по отношению ко мне. Страх заразителен, для простого обывателя. Достаточно одного источника этого чувства, чтобы в подобии цепной реакции он проник в души других носителей. Она инстинктивно опасалась меня, словно могла смотреть прямо в мою душу и видеть все мои пороки. Вот только там, где у обывателей страх порождает ненависть, я просто не был обывателем. Между страхом, удовольствием и воодушевлением, для меня границы стерты. Я в основном совершенно равнодушен и безразличен к социуму. Для меня он часто не больше чем фильм с выключенным звуком. Что-то говорят, жестикулируют, а я вижу только картинку. Мне просто наплевать. Но как только чужой страх кристаллизируется в моём восприятии как источник удовольствия, значит «Он» близко. И существует только один правильный принцип действий: бежать и прятаться.

Временами мне казалось, что я чувствую этот налом в её душе, что так её душит. Особенно явно это стало, когда моя версия подтвердилась, и это даже не надлом, это как оказалось целая пропасть в грёбанной ржи. И мне просто не в жизнь объяснить, почему это вызывает у меня такую эмоциональную реакцию, это пугает меня до чёртиков, в равной степени как, и поднимает ото сна что-то во мне, словно некромант поднимает нежить из недр земли. И я уже не знаю за кого мне переживать больше за неё, или за себя самого. Вообще-то я никогда не был хорошим человеком, и понимающим тоже не был. В силу своих тараканов в голове, я всегда крайне нетерпимо и презрительно относился к таким людям. В смысле, к людям, что даже не пытаясь, что либо предпринять, просто опускают руки перед сложностями и кончают с собой, причём по невразумительным причинам. Так, я думал, пока не столкнулся с этим лоб в лоб.

Снова.

Я в принципе был в истинном шоке, с того самого момента, как столкнулся с Викой лицом к лицу. И сошёл с ума, замечая всё чаще и чаще, что мысли мои о ней то спотыкались, то вихрем летали. Я ― эмоционально нищий, и не знал, что это чувство, так душит. Никогда до неё, чувство глубокое, неописуемое, парадоксально мощное чувство диктовало новую тенденцию безысходности, отчаяния ― в вечного одиночества тенденцию. Это злило меня. Ярость горела во мне, она бесила меня, могла бесить, и затравливать немыслимо глубоко, и самое главное, что мне это нравилось. Да, нравилось, очень. Вот в чём была моя чёртова проблема! Я просто не понимал, что происходит. Ожидая от неё любого повода, чтобы это чувство вспыхивало во мне снова и снова, я не заметил, что убивал себе того, которого я и сам не знал. Я так напрочь запутался, и не заметил, что просто чертовски одержим. Но вопреки всему, своим убеждениям… эм, просто вопреки всему! Никто, никогда не занимал столько места в моих мыслях, буквально оккупировав все мои мечты и сны. И чтобы я не делал, как бы не старался выбросить её из головы, ничерта не получалось. При том что, она и на шаг никого к себе не подпускала, кроме Миши и Солы. Ведя себя более чем провокационно, концентрируя на себе неимоверное количество внимания, всегда как-то умудрялась оставаться закрытой книгой. И это бесило меня ещё больше, больше лишь то, что она снится мне по сей день, когда её нет рядом. Только теперь, она посещает меня в кошмарах, и кошмар всегда один и тот же ― я вижу смерть. Я хороню её и никогда не могу остановить это, проснутся, с тех самых пор когда посреди ночи, меня посетило сообщение. То, самое что она по запарке отправила мне, явно вместо Солы. Вот когда всё перевернулось. Господи, я и раньше то не мог отделаться от мыслей о злогрустной особе с внешностью ангела, так жёстко контрастирующей с далеко не ангельским характером; но эта рулетка револьвера у виска, остановилась окончательно. И я перестал спать, переспорил сам себя миллиард раз, просто пропал в смятении, в то время, когда она была неизвестно где, в каком состоянии, и как оказалось совершенно мне незнакомая…

Я до сих пор словно сплю, не верится.

Столкнувшись с этим однажды, и обнаружив линии шрамов на её руках, под татуировками, я был готов к любой реакции, к любой кроме той, что испытал. Ясно же было, что это, не способ привлечения внимания. Кто режет руки до самого локтя? Верно только тот, кто делает это так, чтобы наверняка. И знал я это наверняка.

Я не мог понять, почему мне так отчаянно хотелось стереть эту метку смерти с рук девушки. Они возвращали меня на несколько лет назад, туда где был её финал. Туда, где я упал и проиграл.

Почему все так резко изменилось?

Я столько раз желал не знать её совсем. Тогда, я на мгновение представил: а что бы было, не будь её? Не будь Вики, здесь, живой, все эти пару лет ноября? Не знай я её совсем? И не нашёл ответа, на этот вопрос, я вообще-то не мог себе такого представить, но мои сны уже тогда делали это за меня. Я никогда не считал её слабым человеком, это вообще крайне сложно считать кого либо слабым, если он изо дня в день доказывает тебе обратное, давая тебе нехилый отпор. Но в тот момент она была уязвимой, и почему её слабость, и уязвимость стали своего рода двигателем, вызывая непреодолимое желание, спрятать и защитить её от всего мира, я не представляю. Гетман, как-то раз ради прикола назвал это «комплексом мессии.» Мой психолог вообще имеет привычку жестоко меня тролить. У него вообще-то тот ещё юмор, конечно, но по-моему он тогда всерьёз это сказал. И злость, что последовала за потрясением, была к себе. Я никогда не был хорошим человеком, особенно по отношению к ней. Был жесток, наравне со всеми, даже больше чем ко всем, не зная, не пытаясь знать, что она за человек. Мне просто нравилось чувствовать огонь. Она надёжно сокрыла свою сломленную сущность, мастерски сменяя тысячи масок в секунду. Это безусловно сбивало с толку, и сеяло хаос. Это и… возраст ― стали фундаментом непроницаемой стены. Чтобы я там не испытывал к ней, я сразу же возвел границы, самые мощные. И она возненавидела меня. Это было именно тем, чего я хотел тогда, этой страстной ненависти. Это было убийственно, ведь я не тот человек, кто способен справляться с беспорядком. А беспорядок ― был её вторым именем всегда. И я играл. Играл в ненависть и презрение. С одной маленькой ремаркой ― мне правда было чертовски хреново. Хаос разрушал меня, медленно, сильно, до основания. Я сходил с ума, я откровенно пугал брата, этим дерьмом. Я хотел её убить временами. Реально убить, придушить к чертям или соблазнить. Я не мог этого сделать, она была под запретом, я предельно чётко обозначил эти границы, и исправно удерживал и, хотя пёр поперёк своей мать природы. Казалось весь мой фарт давным-давно спёкся. Прямо до того момента, когда ей не исполнилось 18. И все стало сложно. Нет, я думал, думал, что-за-безрассудное-дерьмо-я-творю? Ведь это, не шутки, чёрт возьми, и даже не сложный переходный возраст, не гормоны, эти маски не актёрское мастерство, не театр и не маскарад ― это жизнь. Вся её жизнь, является драмой в режиме реального времени, и имя этой драме ― биполярная шизофрения. Я знал, что с ней что-то не так, не знал, что настолько. Так или иначе, если бы не этот фактор её беспорядка, я бы так и вторгся в её жизнь. Не потому что никогда бы не посмел. Просто тогда, я бы не знал её…

Я не тот человек, что может сделать её жизнь счастливой. Я тот человек, который уничтожит всё, что с таким трудом было построено, то что так бережно хранили, просто потому что я есть в её жизни, и убираться из неё, у меня нет никакого грёбанного желания. Меня до сих пор поражает собственная глупость и эгоизм. Это ведь предельно ясно, что рано или поздно, этот вопрос возникнет, но я понятия не имею, как собираюсь сказать ей об этом, минуя весь масштаб разрушительных последствий. Она испугается и сбежит. И я даже не знаю, к добру это или нет. Для неё, да, это вне сомнений к добру, это будет самое правильное её решение в жизни, если она решит уйти. А для меня? А, для меня её беда и боль, стали единственным спасением, я просто воспользовался, сложившейся ситуацией, вероломно наплевав на все свои принципы, жизненные приоритеты, и обещания данные самому себе. Я просто сумел рассчитать это, взвешивая все против и за, на ментальных весах где-то внутри себя. И не смотря на то, что разум мой отчаянно кричал голосуя «против», всё внутри меня поставило на «за». И я воспользовался чашей, в свою пользу, рискнул пожертвовать ей, в пользу своих желаний, и до сих пор надеюсь, что по ряду причин, этот вопрос и вовсе не возникнет. И именно по этому, я не тот человек, что ей нужен, и лучше бы ей было держаться как можно дальше от меня, пока это было ещё возможно.

Так и не сумев уснуть, проработал всю ночь над музыкой, зачёркивая и черкая вновь по нотным листам. Я вернул внимание к крепко на крепко спящей особе, уже утром. Черты её лица были напряжены. Решил дать ей время поспать. Вернувшись из душа, навис над мертвецки спящей красавицей. И это не метафора, она реально спала мертвым сном.

― Вик… ― я осторожно потряс девушку за плечо? ― Вик проснись, утро уже. ― она даже не шелохнулась.

Пара капель воды с моих волос пала на её лицо и они росинками скатились вниз по её щекам. Даже не поморщилась. Господи, как можно так крепко спать? Не впервые между прочим сталкиваюсь. Вообще-то иногда это заставляет беспокоится. Всякое бывает, люди испокон веков в летаргический сон впадали. Я наклонился, ниже к ней, прислушиваясь к размеренному дыханию. Такое ощущение, что она думает будто, во сне она в безопасности, в убежище, что может прятаться ото всех в своём сне, сколько угодно долго, что никто не видит ее и не отыщет. Так же как, когда она спала в наушниках на предпоследней парте, и думала, что это делает её невидимкой, или когда забывала зашторивать окна, думая видимо, что кому она мол нужна и что никто её не видит.

Хм, а я думал, что она красавица.

Я обратил внимание на то, что у неё волосы не просто растрепались ото сна. Они намагничены. Я перевёл взгляд на часы. 23 минуты двенадцатого. Мне кажется или это не впервые? Внутри меня что-то оборвалось. Ведь я был чертовски уверен, что видел, как ночью часы отметили три часа ночи.

― Какого чёрта…

Она протянула руку, я не ожидал такого, я просто замер. Её глаза были сомкнуты, а ресницы подрагивали, меня каратнуло лёгким статическим током, когда её ладонь теплом прижалась к моей щеке. Её дыхание участилось, напряжение в чертах усилилось. Болезненный, слабенький стон, раздался как-то слишком громко в тишине. Что будет если разбудить её сейчас? Она просто спит или не просто? Во избежание эксцессов я стал успокаивающе шептать ей в сон, подозрительно косясь на часы.

   ― Это тайна всех тайн, всех бутонов бутон,    Корень дерева жизни и небо небес,    Сердцевина всех почек, надежда надежд,    Самой дерзостной мысли стремительный бег,    Что всегда ты со мной, ты во всем и везде, дорогая.    Это чудо, что звездам упасть не дает,    То, что в сердце моем твое сердце живет.

Вскоре я заметил, что её дыхание успокоилось, и её лицо расслабилось. Незримую улыбку рисовали её губы.

― Камингс…

Я еле расслышал этот звук. Видимо я мог влиять на ход её сна. Я осторожно пощёлкал пальцами у её уха. Волосы паутинкой повело за моим движением. Но реакции не последовало. Я искоса взглянул на спящего ворона. Меня посетила странная догадка.

― Разумеется. Ты же не… здесь.

Мне вдруг подумалось, что она может проспать так много лет, до тех пор пока она и вовсе не умрёт. Этого было достаточно, чтобы мной сразу же овладело отчетливое паническое ощущение, что смерти её я просто на просто не вынесу. Скорее слягу рядом и захочу умереть вместе с ней. В голове вспыхнул образ, белокурой спящей красавицы медленно идущей вдоль белой стены, и ведя вольны кончиками пальцев по поверхности. Алой кровью, волны, на белоснежном остающиеся словно нотный пяти полосный стан, такой же как чёрные татуировки на её руках. И волны размашистые словно шрамы от запястья до локтя. Это было красиво, но только в моём воображении. Ведь когда-то был такой момент, и шрамы были смертельными кровоточащими ранами…

Я не боюсь крови. Не боюсь смерти. Я боюсь её смерти. Я содрогнулся от этого образа, возникшего в моей голове. Ментально перерезал глотку, паршивой мысли и прикопал её на отшибе сознания. Мысленно опёрся на лопату, и прикурил сигарету с таким довольным выражением, словно я серийный маньяк убийца удачно прикопавший труп под деревцем.

Моя фантазия меня пугает. Порой мне кажешься, что у меня не все дома.

Минуточку. У меня и так не все дома.

В шоке от своего воображения, я прижался лбом к её лбу. Вообще-то мне не нравится, что мысли о смерти стали слишком часто меня посещать в последнее время. Обычно я относился к смерти несерьезно, философски возможно, но всерьёз я давно уже стараюсь не думать. Мне лучше не думать о смерти, это может повернуться не в ту, сторону в которую мне полезно.

― Здесь…

То есть, на звуки она не реагирует, а на голос ― да? Мне стало буквально маниакально интересно. В чём фишка? Спина девушки немного изогнулась, словно она хотела сделать шаг. Решив рискнуть притянул её к себе, она покорно поддалась. Вика села, и её руки сомкнулись на моей шее. Но она спала, не проснулась.

Вообще-то, нихрена себе… А если ей в руки нож вложить? Я образно конечно, но, чёрт побери, в таком состоянии она же просто марионетка в моих руках. И я бы соврал, если бы сказал, что эта мысль не приглянулась мне. Эта мысль мне очень даже приглянулась, и хитрая ухмылка расплылась на моем лице.

Мне вспомнился действенный способ, как её можно разбудить. Я снова покосился на остановившееся часы. Почему именно 23 минуты двенадцатого?

«―Электроника творит черте что, рядом со мной. Часы останавливаются на идентичных цифрах, ворон подрезает мою тачку на скорости под сотку!

― Предчувствие плохое.

― Ну… вроде того.»

Вроде того…

Мне не нравилось всё это. Не нравилось! Я с опаской отношусь к экстрасенсорными вопросам. Я не знаю об этом ровным счётом ничерта. Что я по сути знаю? Метафорический отрезок от ада до рая? Тогда мне даже думать не хочется где она может блуждать во сне. Я бы вообще не хотел, чтобы она блуждала.

И если я чего-то не понимаю, или не дай бог, не знаю, того, что мне хотелось бы знать, это крайне дерьмово. Неведение мощный спусковой крючок для меня. Я теряюсь напрочь, просто и начинаю нервничать. При этом стоит иметь в виду, что это не очень-то безопасно, когда псих с проблемами агрессии и садистскими наклонностями, начинает нервничать. Хотя говорят, что как такого понятия, садизм ― нет. Не верьте! Это придумали психологи и психиатры, чтобы садисты не думали о том что они садисты, полагая видимо, что если они перестанут думать о себе как о садистах, так или иначе, они и вовсе перестанут таковыми являться. Я не то чтобы плохо отношусь к психологам, вовсе нет. Я просто не особо-то доверяю психологам, хотя бы потому, что они психологи. Их задачи, заключаются в том, чтобы разбираться в человеческих чувствах и эмоциях, являясь при этом испытателями душ человеческих, по большей части циниками и лицемерами. И чокнутыми, не чуть не меньше прочих чокнутых. И как бы не было парадоксально, но именно такие ― чокнутые психологи, психиатры и психоаналитики ― гениальны. И если вы думаете, что они не пользуются таким инструментом как ложь, когда в ней больше блага, нежели вреда, то конечно же вы наивный глупец. Пользуются и весьма виртуозно. Я первое время, даже читал пометки психологов, ведь я понятия не имел что они там пишут постоянно. Мне было некомфортно от этого, это раздражало. Впрочем любой аналитик спокойно давал мне читать свои записи, в работе со мной. Даже психиатры в клиниках. Все, кроме Гетмана. Он поняв, что меня это нервирует, просто перестал делать записи и всё. Причём я уверен, что записи он всё же ведёт, анализируя проведенную работу, уже после приема. Ведь чтобы упомнить всё, нужно как минимум носить фамилию Смолов, ну, или быть секретарём Дьявола ― кем он не является. (Хотя на счёт второго я не уверен.) Но на вопрос почему бы ему чёрт побери просто не дать мне прочесть, лишь усмехается. Клянусь, если я когда-нибудь увижу в его блокноте, напротив своей фамилии, одну единственную запись, типа: «этот парень чёртов психопат» я даже не удивлюсь.

Как-то мне примрачнело от всех этих бредней и часы стали меня откровенно напрягать. Мне нужно было отвлечься на что-то хорошее, переключиться. Не долго думая, поцеловал девушку, ища спасения на этих губах. И я его нашёл. Она отвечала. И спала при этом. И билась током.

А, вообще-то, приятно…

Ну вот и кто из нас в чьих руках марионетка, а? Не удивительно что я потерял свою чёртову бдительность, она лучшее средство от мозгов. В прямом смысле, от мозгов. Такое же эффективное, как лаботамия.

Такое ощущение, будто в такие моменты мои мозги обливают ледокаином, и остается только один малюсенький кусочек в моих мозгах ― совершенно обособленная область, которая живёт своей жизнью, отдельной от меня, между прочим, и запечатлевает то, что меня очаровывает, гипнотизирует, впечатляет и оживляет дрожащее напряжение. И всё то, что сделало мою жизнь другой. Сделало её прекрасной, с тех самых пор, как жизнь раскололась пополам. Не на «до» и «после», нет. Там, где ни одна девушка, кроме неё не могла запечатлеть в этом участке моих мозгов даже самый мимолётный незначительный след, было вернее сказать: пополам на «до» и «навсегда».

Как такое могло случится со мной, я не понимаю.

Я просто перестал понимать, скрываю ли я свою сущность, или я в самом деле меняюсь. Я уже не различаю ― где я, а где моё притворство. Я ненавижу притворство и ложь, на дух не переношу. Но там, где она и её маски, у меня тоже хренова куча козырей всех мастей в рукаве. И если раньше я играл в ненависть, проверяя насколько далеко я оттолкну её, но отталкивая, пристально следил за тем чтобы она оказалась там, где я всё таки смогу дотянуться до неё чуть позже. Я просто играл и я доигрался к чертям, и теперь я в святого играю! Что это? Что? Это свет или с головой моей всё хуже и хуже?

Гетман, был единственным, кто забрался так глубоко в мою душу, и потому он единственный врач, кто говорил мне, что это может сглаживаться, что если взять себя в руки и хорошо поработать над собой, то спустя некоторое время, работа непременно даст свои плоды. «И ты уже и не вспомнишь как это было.» Бывает, мне кажется, что я и вправду спрятал всё это настолько глубоко, что даже не вспоминаю об этом. Прям до тех пор, пока кто-нибудь не напомнит мне о существовании моей психопатической сущности. Так бывает, когда ты сам хочешь забыть о том, кто ты есть на самом деле. И, да, это мы уже проходили. Будем будить постепенно, действенно и с удовольствием…

* * *

На удивление она прибывала в прекрасном настроении. Хотя может это из-за удачного способа пробуждения. В общем вчерашние неурядицы были словно бесследно забыты. Честно говоря, я пока не знаю хорошо это или это затишье перед бурей. От неё же чего угодно можно ожидать, в любое мгновение, и неизвестно чего.

За завтраком я внимательно, но так, чтобы это не было очевидно, наблюдал за Викой. Она в приподнятом настроении разговаривала с Алей, рассказывая, как вчера прошёл нас сэт. Встав на носочки Вика потянулась к верхнему шкафчику, делясь впечатлениями с женщиной. Вика общалась с ней, так, как пожалуй никогда не общалась со своей матерью, а должна бы была по идее. Вот только на реале, именно Альбина, и являлась той, кто заслужил признание девушки. И не без основательно, на мой взгляд такое тёплое отношение, предельно оправдано.

Вика вернулась за стол, с таблетками и стаканом воды.

И вот оно. Момент, когда она должна принять свои препараты. Что она будет делать? И будет ли вообще?

Я практически насильно удерживал себя от желания воспроизвести барабанную дробь пальцами. Она маршировала прямо в моей голове на ментальном уровне.

Что я буду делать если она каким-то образом отлынивает от приёма лекарств? Можно конечно решать проблему напрямую, без посредников, но она же может и в штыки это принять. Можно всегда подключить Гетмана. Но и тут можно на штыки напороться. Керро может и спятившая, вероятно и вовсе одержимая, но по моему она прекрасно знает о чём говорит.

Совершенно спокойно, Вика запила маленькую таблетку водой. И поблагодарив Алю за завтрак, вышла из-за стола. Я то и дело ждал, что она провернёт какой-нибудь трюк, чтобы избавится от препарата. Но нет, этого не случилось.

Дробь замерла. Я запутался.

Я не имел ни малейшего представления, что всё это значит и что теперь делать. Одно я знал наверняка: из отпуска вернулся Гетман, и завтра у Вики приём. Уж он то наверняка разрулит эту неразбериху с диагнозом, таблетками, её поведением. Там уже будет видно, как со всем этим быть.

Один день. 24 часа. И всё встанет на свои места. Просто подожди. Только не спеши…

Самое главное не делать поспешных выводов. Не утрировать, и не терять свою чёртову голову, просто удержать всё и себя в первую очередь, под чётким контролем. Без суеты. Это просто. Всегда было.

― Раф!

Я вскинул голову. Вика недоумённо и выжидающе смотрела на меня, подцепляя сумку и перебрасывая ремень через плечо. Она немного нервничала смотря на меня, разрозненно, я бы даже сказал с опаской. Я и не знал, что потерялся в прострации. Это не есть хорошо.

― Ты на звонок не хочешь ответить?

Я только тогда увидел, что Вика протянула мне свой смартфон и на экране высветился входящий от Ярэка. В один глоток я допил свой кофе, и поднявшись на ноги, ответил на звонок:

― Да.

― С добрым! ― просиял через трубку, брат. У меня же поводов сиять не было. Я знаю почему он звонит.

― Ага, привет.

― Ты не пробовал телефон заряжать? ― иронично спросил Яр, но в голосе явно отразился строгий выговор. Я подрастерялся, не совсем понимая о чем он талдычит. Только потом вспомнил, что расхлестал вчера свой телефон.

― Угадай кстати зачем звоню.

― Не малейшего представления. Удиви меня.

― Чем мы с тобой займёмся, ровно в пять по полудню, сразу в понедельник, тоже не догадаешься?

― Яр, чё те надо, а? ― прервал я эту викторину «угадай-ка».

― Автограф, твой!

― Яр, кончай идиотничать, ближе к делу. ― заявил я серьезно.

― В понедельник подпись будем твою ставить. Так―то, братка.

Подпись. Дарственная. Я посмотрел на Вику, заводящую движок с ключа. Оформление документов, тем более дарственной, да ещё и на 25 % акций корпорации, это не так―то быстро. Она ведь не натворит ничего за пару другую дней, правда? И настроение у неё вроде хорошее сегодня, может и в понедельник будет…

Потерпев фиаско, она злобно и далеко не хило выругалась, и шарахнула по рулю. Хм, узнаю свою девочку. И это―то как раз таки меня и настораживает.

― А это никак не может подождать? ― поинтересовался у Ярэка, не отводя тревожного взгляда от по щелчку разозлившейся девушки.

― Черта с два! С адвокатом я договорился. В понедельник, после обеда, чтобы твоя персона была в офисе! В главном! Точка!

― Давай на следующей неделе. ― предложил я, и положил руку на Викину с ключами от машины. Повернул ключ и машина завелась с пол оборота.

― Ну так это и будет на следующей неделе. ― сказал Яр.

― Что за спешка, я не понимаю?

― Кстати… о ней. О спешке, то бишь. Некто старший вчера в город приехал, он у родителей твоих.

Ой, лять…

― Старший это… который?

― Который Богдан Драгомирович.

Ляяя…

― Один?

― Нет. Хочет кстати встретится с тобой, так что жди звонка. Увидимся в три.

Трижды ля!

Яр, скинул вызов.

Дед это плохо. Ещё хуже если он не один приезжал а с бабушкой.

И чёрт меня побери если это не с подачи брата, что б его тоже…

Вообще-то это не очень приятная мысль. Она не сможет ничего подписать. Чёрт! Посмотрел на девушку. Вика сидела зажмурившись и явно считая до десяти про себя, или стихи читая мысленно. В общем делала, всё чтобы успокоиться, и что-то мне подсказывает, что ей это не удавалось. Например то, что движения её губ в немой манере, неумолимо рисовали обороты фраз далеко не литературного содержания.

Ладно…

24 часа. 24 часа и всё наладится. Это звучало почти как мантра для меня. Это и стало мантрой. Я отчетливо видел, как все утро её бросало в скачках настроения. От веселья до раздражения, в системе, где от поцелуя, до холодного взгляда был только шаг. Я видел это, но ничерта не мог понять. Ведь не менее отчётливо я видел, как утром она приняла препарат.

Что мать твою происходит?

Меня корежила мысль, что контракт ею не будет подписан. Как и вообще любой другой документ. Любой! А с учетом того, что дед не с проста к отцу приезжал, это просто катастрофа! Просто так, мой дед, который ещё и барон, не в жизнь не приехал бы, он с родителями моими, в очень натянутых отношениях. Из-за мамы. В смысле из-за моей мамы, ведь она не цыганка, а батя мой ко всему прочему должен был жениться по сговору. Это когда старшие заранее планируют брак своих детей. Обычно среди семей баронов это самой собой разумеющиеся. Да, и так вот бывает. Когда отцу исполнилось 18, и дед мой, который барон, напомнил отцу об этом, последовало следующее: мой батя рассмеялся. Рассмеялся и засветил ему паспорт с новоявленным штампом, мол, не судьба, бать…

Скандал говорят был знатный. Ведь дядя мой например, женился так же по сговору старших. И если с братом, отец со временем помирился, и даже бизнес вместе построили, то с дедом, не разговаривал до тех пор пока в семье трагедия не произошла. Ну какая именно думаю упоминать излишне, и так ясно.

Я с дедом в нормальных отношениях, но чувствую не на долго. Собственно Ярэк напрасно так забавляется. Он сто процентов давно уже на карандаше, как говорится. Правда пока об этом не особо упоминают, и не дергают его. Может потому что, он в универе учится. Как ему это удалось я не представляю.

Почему не дергают меня? Ну во первых: отец никогда не станет требовать от меня подобного. Сам потому что считает это неправильным, и вообще пережитком прошлого. А во вторых: не одна нормальная семья не станет вступать в договорной брак, если речь идёт обо мне. Отчасти из-за инцидента с отцом, отчасти из-за меня самого. Стоит только рассказать всё как на духу. Да один только факт, что я психопат, предостаточный аргумент. А целостная ситуация, вообще венец безбрачия на всю жизнь.

Даже если единственная цель брака нажива, семья не бедная всё-таки, и не смотря на то, что кровь у меня не чистая, всё равно факт остаётся фактом: я внук барона. Вот только и тут облом. Всё что имеют мои родители, имеют только мои родители. Я имею только то, что заработал только сам, в крайнем случае, то, что подарили. А это обустроенный дом, машина, пара драгоценностей и вещей. И всё. Остальное, исключительно моя добыча. Всё-таки музыкой можно зарабатывать, и вполне нормально, главное знать все тонкости этого ремесла. Идиотизм? Вероятно. Зато я перестраховался на всю жизнь! С такими показателями, никакой договорной брак мне не грозит. И в некотором смысле мне это необходимо. Просто нужно доказать, что я могу добиться чего-то, сам. Я доказываю это до сих пор. И я буду это делать, независимо от чьего либо мнения. Буду доказывать, и не кому-то, а самому себе. Вика это спокойно понимает и принимает, а на остальных плевать я хотел. Никто по большому счёту и так знать не знает, кто мои родители, и что моя семья и я сам, не так уж и прост. Во всех смыслах. Даже Вика пока что слабо себе представляет, что всё это означает.

И даже если отбросить все традиции, останется достаточно причин чтобы в очередной раз взвесить все «против» и «за». Но мне всё ещё невозможно её отпустить. Это вообще невозможно.

И если раньше все это меня устраивало, то уже не очень. Я едва ли себе представляю, что смогу отпустить её, даже если она сама захочет уйти. Как вот я собираюсь это сделать? Что вообще я собираюсь делать, и как чёрт бы меня побрал, я собираюсь всё ей объяснить, а?!

Главное, чтобы Скарибидис не впалила, что происходит. Да она меня заживо закопает, если узнает, что я вероятно какую-то вспышку проморгал! У нас и так с Солой, отношения на грани военных действий! У меня нет ни времени ни желания, с ней рамсить. В конце концов, она Викина подруга, да ещё и Мишина девушка. Разосрусь с Солой, и автоматически придётся иметь дело с Раевским, потому что не секрет кто там в этой семейке власть. А втыкаться с Мишей так себе удовольствие, тем более когда не просто друзья, но и в одном коллективе работаем. Не к чему всё усложнять. Тем более сейчас!

Ещё Яр со своей… моей… с дарственной короче! Фишка в том, что это своего рода возврат. На двадцатилетие своему придурошному братцу, я просто вручил дарственную. Конкретно: свои 25 % акций в семейной компании. А отказываться от подарков как известно правило плохого тона. Дарёному коню, в зубы, как говорится не смотрят. Вот и получается, что Яр имеет контрольный пакет акций, в 50 %, тогда как дядя и отец мой, по 25. Однако, возврат моего подарка, это самое пустяковое. Про остальное, мне пока что даже думать не очень охота. Обе ситуации на данный момент в доску безвыходные. Просто неосуществимые.

Отыграв так четыре часа на репетиции, прозибая в тысячи и одной мысли, я просто не выдержал и попросил Яра, подбросить меня кое-куда, (моя машина осталась у Викиного дома).

― Вик, я отъеду не на долго. ― заявил я выйдя на улицу, ― Увидимся в баре, хорошо?

Кажется я выбил её этим из колеи.

― Что? Куда? Зачем?

Ещё тысяча вопросов пронеслись в её мыслях и отразились в растерянных голубых глазах.

Не дав ей сказать, поцеловал и скользнул к Яру в машину.

― Так, не кури в мой тачке, бесишь! ― обозлился брат, когда я прикурил сигарету.

― Потерпишь! ― усмехнулся я, проигнорировав просьбу.

― А ты вот не можешь да?

― Нарочно не буду! ― заявил я, довольно скалясь. Яр, мимолетно на меня посмотрел вскинув бровь, ― Слабо?

― Даже не начинай! ― запротестовал я. Нафиг! Еще я на это с ним не спорил!

― Значит, да. ― бросил он как-бы невзначай. Да как бы не так!

― Яр ты почему такая сволочь, а?

― У тебя научился! ― выпалил он, ― Ну так, и?

Ну вот опять…

― Цена вопроса? ― осведомился я. Всё-таки как таковой зависимости у меня нет. Бросал сто раз. Правда всё равно то и дело возвращаюсь к дурной привычке. Нервы. Он задумался, потом посмотрел на меня.

― Если не бросишь, согласишься на долю своего наследства.

― Слушай чё ты докопался с этой темой? ― возмутился я, незамедлительно, ― Тебе-то вообще какая разница?

― Да потому что, блин! ― выпалил он несдержанно, ― Ты дурью маешься!

― Если я брошу курить, ты бросишь вызов традициям. Ровно тем же образом, что и мой отец. Соответственно своему отцу, деду и так далее. ― я ухмыльнулся, ― Слабо?

Хотя вопрос чисто риторический, конечно. Яр поражено на меня уставился.

― Пошутил, что ли? ― ужаснулся брат. Что собственно и требовалось доказать.

― У меня четыре года как невеста есть.

От те раз… И почему я только сейчас об этом узнал? Или я что действительно должен был считать, что это так, само собой разумеющиеся? Вообще-то мне сложно представить, что он так спокойно об этом говорит.

― Серьезно, что ли?

― Ну, да. ― пожал он плечами.

― Ты сам её выбрал, или это договорной брак?

― Сам.

― Но она цыганка?

― Разумеется.

― То есть это единственный критерий, да? И всё. Ни чувств, ни чего либо такого? И тебя это что реально устраивает?

― Ну знаешь ли! ― рассмеялся Яр, ― По крайней мере я точно знаю, что беру в жёны порядочную девушку, и никаких чёртовых сюрпризов, в виде всяких скелетов в шкафу, меня ожидать не будет! ― выдвинул он аргумент. Ну или по крайней мере он считает, что это аргумент. Я же лично считаю, что это долбанное средневековье и вообще нарушение прав человека!

― И она знает, что ты за фрукт?

― Нет, конечно. Пока. Но ничего плохого я в этом не вижу.

― По твоему это нормально вообще? Как так можно, я не понимаю? Ты же ведь даже когда с кем либо знакомишься, наверное обращаешь внимание на симпатию какую-то, хотя бы! Смотришь, нравится тебе человек или нет!

Яр фыркнул, мотнув головой, ― Тебе просто сказать! У меня нет никаких отговорок и причин. А я как-то не намерен с отцом ссорится, в потом как дядя пол жизни с ним не общаться! Как я по твоему должен буду, работать с ним плечом к плечу!

― Это-то тут причем, вообще?

Яр на эмоциях, всплеснул рукой, ― У нас семейный бизнес, Раф! Очнись! И в отличие от тебя, я уже четыре года как принимаю в нём активное участие, за что имею 200 штук грина, на личном счету, помимо прочего! И два раза больше в обороте на бирже! Соответственно могу позволить себе высшие образование с нулевой посещаемостью, в любой точке мира! Мне этот диплом по сути, так для галочки. Я и так всё это знаю. А с девушкой этой, я не раз виделся и общался. Хорошая девушка, в принципе. Лучше скажи мне, куда мы едем?

― Пока что прямо. ― ответил я, ― Нет, Яр, а ты вообще понимаешь, что это тебе не какая-то глупая девчонка, без чувства собственного достоинства, имя которой ты на утро даже не вспомнишь? Тебе ведь всю жизнь с ней жить, Яр!

― Ты чё привязался ко мне? Мои родители больше двадцати лет уже живут и чёто не жалуются! И всё у них нормально!

― А ты хоть раз спрашивал, что они чувствуют?

Брат недоумённо на меня взглянул, ― В смысле?

― В прямом. ― вскинул я подбородком, ― Жить-то они может и живут…

― Ну наверное мои родители друг друга полюбили, со временем! ― заявил он, без сомнений, ― Не все же такие шустрые как батя твой, раз и влюбился с первого взгляда и до гроба! И вообще любовь ― дело-то не особо надежное. Она имеет свойство проходить, Раф.

Он что в самом деле так считает?

― Тогда, это не любовь. ― покачал я головой. Яр рассмеялся, ― Тебе-то откуда знать? Можно подумать ты большой знаток в этом вопросе и влюблялся дочерта раз!

― В том-то и дело что нет. Но я например точно знаю, что мои родители друг друга любят, и с неизменной силой.

― Да, конечно! Все это уходит, Раф! ― гнул он свою линию, ― Красота стареет, здоровье истощается, и чувства тоже могут померкнуть! Это же очевидно!

Он обратил внимание, на моё молчание, взглянув на меня.

― Не мне. ― отрезал я решительно.

― Ты мне нормально не хочешь объяснить куда мы едем? ― допытывался брат, откосив от темы.

Это не то, что я могу ему объяснить. Он знает, о Вике считай ничего. Что он знает? Общеизвестные факты, и незначительные мелочи? Что моя девушка, моя бывшая одноклассница, и одногрупница в некотором смысле этого слова. И всё. Остальное известно лишь узкому кругу людей, и он в него не входит, и вписывать его в этот круг, я не в праве, без её ведома.

― Надо Яр, надо. Иначе хрен нам а не контракт, кстати. Да и напомни мне в следующий раз, с тобой не спорить, ладно?

Мне бы этот контракт, шёл бы лесом, просто Яр считает, что я неуч, бездарь и ничерта у меня с группой не получится. Знал бы он кто я, так же кристально, как я знаю, кто он. Вообще-то, мне не нужен никакой продюсер, зная, как работают механизмы медийного бизнеса, я бы и сам мог раскрутить «ДиП», вот только, это было бы пожалуй слишком странно.

― Что, слабо, да? ― ухмыльнулся он самодовольно. Но это не так.

― Ой, заткнись, и на право поверни.

Ярэк так и сделал, и загрузился следя за дорогой.

Нет, ну я конечно знал, что в эмоциональном плане он не далеко от меня ушёл. Вот только если в моём случае бесстрастность и цинизм ― это патология, пункт анамнеза, который-то и устроил мне два года отборных мучений. То, в случае с Ярэком, я всегда подозревал некоторую степень обычной ветрености. Ему всё-таки 24 года всего и в психическом плане он здоровый человек. Нет, ну конечно смерть сестры, была ударом и для него тоже. Особенно для него! Но он справился, не сразу, но всё же сейчас он в норме. По крайней мере я так думал. Но по моему это тоже на нём по своему отразилось. А главное, когда он успел так, перемениться? Да так незаметно от меня? Он же только что не живёт со мной! Я пока с Викой не встречался, брата видел чаще чем рожу свою в отражении! Или он всегда таким был, просто мы как-то не натыкались на такие темы? Ну всерьёз по крайней мере! Так-то он всегда отшучивался, что в аспирантуру пойдёт, а потом в армию сгасится, отслужит, и ещё на одну вышку пойдёт, а может и ещё на одну, а там глядишь уже и пенсия. Но шутки шутками, в армии он отслужил, и на вторую вышку тоже пошёл, но на деле-то вот оно как получилось. Или как это вообще объяснить? Почему он вообще считает, что обязан это делать, я не пойму?

― Больничка? ― удивился он, своей догадке, когда увидел здание, ― Нахрена тебе в больницу, пшал?

― Много будешь знать, раньше будут отпевать… ― пробормотал я, в ответ. Тот паркуясь чуть тачку не зацепил. Укоризненно на меня уставился, ― Типун тебе на язык, придурок! Так и что мы здесь делаем?

― Ты сидишь в тачке и ждёшь меня. ― объяснил я, ― А я решаю одну проблемку.

― Звучит многообещающе. ― он смерил меня взглядом, ― Ты что решил кого-то добить, пока на тебя уголовное дело не успели завести?

Он что всю жизнь мне будет это припоминать? Добивать я конечно никого не добивал, а вот в колонию по малолетству и очень, не единожды имел возможность загреметь, за драки с весьма нехорошими последствиями. Про выкрутасы, до последних двух лет, я вообще пожалуй помолчу. Сделав саркастичную физиономию уверенно кивнул, ― Да.

Яр, пару секунд подумал. Вообще отлично, он ещё и думает…

― И долгого мне тебя ждать? ― спросил он наконец.

― Честно? Не знаю. ― я маниакально ухмыльнулся, ― Но я постараюсь сделать всё быстро и качественно.

― То есть, мне мотор не глушить, я так понимаю?

― Ну если бензина не жалко, можешь и не глушить.

Он покачал головой, и вздохнул.

― Иди уже быстрей, киллер недоделанный, блин.

Так я и сделал. Чтобы не терять время, в прениях с охранником, и ещё примерно столько же с сотрудницей на пропускной, прошёл через приёмный покой.

― Рафаэль. Что на этот раз? ― спросила Керро, стоило мне переступить порог палаты.

― И вам доброго. ― хотя вру конечно. Ничего доброго я бы ей не пожелал. ― Документ действует открыто, или только если вы этого хотите.

Она находилась в той же позе что и вчера. Документация, ноутбук, кондиционер в режиме Арктической зимы. Её руки замерли над клавиатурой.

― Да… ― ответила она туманным тоном. Она взяла какой-то документ, сосредоточенно его изучая. Только потом рассеянно посмотрела на меня, ― Так. И что нужно?

― Две подписи поставить. Нотариально заверенные разумеется.

Вот так вот. И сейчас она либо пошлёт меня ко всем чертям, либо даст разрешение на подпись. Керро задумчиво прошлась по мне холодным взором.

― Ну одна ясно, группа ваша. А вторая тебе зачем.

― Ну так, и что? «Да» или я пошёл.

Она задумалась. Я занервничал. В смысле реально занервничал, и тьма стала сгущаться перед моим взором и странный звук стал разгоняться, нарастать в голове, что-то похожее на шум, и дрожь прошла по телу. Я не знаю сколько прошло времени, но молчала она пару секунд, а казалось дольше. Не на много, но это было странно, как будто часы внезапно замедлились. Отведя от меня свой взгляд, она вернула всё своё внимание в монитор ноутбука.

― Я думала твой отец не придерживается строгих правил, разве не так?

― Так.

Очень интересно. Мой отец, в курсе всех дел, за счёт меня самого. Я не особо-то скрытничаю, так что родители в целом в курсе моей жизни. Ни к чему держать их в неведении, и нервном напряжении соответственно, я и так один живу. Но она-то откуда всё знает?

― Тогда и подпись тебе не нужна. ― спокойно ответила Керро, ― И имей в виду, что не важно, документ остаётся в тени или нет, он есть. Что соответственно означает, что как только я его обнародую он официально вступит в силу. У меня ведь нет поводов для этого, Рафаэль? ― поинтересовалась она многозначительно.

― Нет. Кто вам информацию сливает? ― спросил я следом.

― Не Альбина, не беспокойся.

― Я знаю, поэтому и спрашиваю.

― Какая тебе разница?

― Вика может самостоятельно пересекать границу? ― спросил я спокойным тоном, ― Я просто хотел на зимних праздниках съездить, куда-нибудь.

― Ну так уезжай.

― Не один. Так может она или нет?

― Нет. ― отрезала Керро.

― Но вы ведь дадите разрешение на перелёт, не так ли?

― Не так ли.

― То есть, нет? ― подытожил я, ― Почему?

Мгновение она молча испытующе смотрела на меня.

― Думаешь я не знаю, ничего? ― спросила она странным тоном, ― Не стоит делать из меня дуру, я и так слишком лояльно к тебе отношусь. Это всё? ― осведомилась она наконец. Ей явно не терпелось избавится от моего присутствия. Я развернулся на пятках, бросив:

― Выздоравливайте. ― не очень-то искренне это прозвучало. Я расслабился, и шум ослабел пока и вовсе не исчез, возвращая мне стабильную единицу диоптрии. А нервы-то шалят…

― И тебе не хворать. Что там кстати с препаратами?

Я обернулся через плечо, приостановив шаг у порога.

― Она их принимает.

Керро криво ухмыльнулась погружённая в работу, ― Ну, да, ну, да…

Всё изменилось позже.

Или скорее вернулось в начало, когда мы вечером завершили работу в баре, отыграв три сэта по 40 минут, попрощались и разъехались по домам. Половину дороги мы ехали молча. Композиция за композицией сменяли друг друга в магнитоле. И выражение её лица, говорило о том, что не стоит рушить это молчание. Она была на грани взрыва, но кажется только внутри себя. Мне же она старалась не показывать этого.

Это было странно. Она не прогоняла меня, не устраивала сцен или чего-то в этом роде. Сходила с ума от злости но молча. И я не знаю на сколько это хорошо или плохо. Нет, я понял конечно, что она замкнулась, но я всё равно ничего не мог с этим сделать, по крайней мере сейчас. И даже не уверен, что смогу что-то изменить завтра.

Чёрт! Почему она так зациклилась на этом?

В потом до меня кажется дошло. Грёбанный волос…

― Вик… ты что ревнуешь?

― Ага. В основном. ― пробурчала она, смотря на дорогу. Серьёзно?

Я подавил смех. Она же не серьёзно? Какого чёрта, она что в самом деле решила, что… А что вот она интересно там решила, подожди-ка…

― Вика? ― привлек я к себе внимание, ― Нет ну ладно, если бы я хотя бы повод тебе дал. Хоть один. Он был?

― Да причем тут это вообще? ― она всплеснула рукой, ― Я просто не понимаю ничерта! Что ты скрываешь? Что? Почему ты мне не говоришь?

Да, блин.

― Я уже говорил.

― О, ну конечно! ― закивала она не искренне улыбаясь, ― Конечно. Я должна буду уйти от тебя, точно. Помню. Почему? Просто ответь мне почему я чёрт побери должна уходить! ― её тонкие пальцы запутались в светлых кудрях, пронзив меня мимолётным взглядом она буквально требовала ответов. Вздохнув я ощутил усталость и злость одновременно.

― Ты не должна.

На мгновение она зажмурилась и сделала звук громче. This Is Gonna Hurt, группы Hoobastank заряжали пространство излишними искрами. Да уж действительно, это будет больно. Вне сомнений прямо, черт побери, сейчас.

― Мм… ты убил человека? ― поинтересовалась она скорее не всерьёз, не отрывая глаз. Вообще-то она казалась очень устлавшей, вероятно она просто не могла открыть глаза. А она за рулём вообще-то.

― Эм, нет.

― Двух? ― гадала она без энтузиазма. Но я знал, что мысленно она реально ищет ответы.

― Ну если только ментально, тогда даже больше двух. Даже сотен. Сама понимаешь. За дорогой следи. ― одёрнул я.

― Вот именно! ― вспылила она, вонзив в меня резкий взгляд, ― Понимаю! Я знаю, что ты Гордеев псих ненормальный, деспот с садискими наклонностями! ― взмахнула она рукой, ― И что-то не бегу от тебя, сломя голову! Тогда в чём проблема?

― В том-то и проблема. ― пробормотал я, ловя смену её настроения. Мог ли я угнаться за ней, мог ли поспеть за этими маневрами? Я не знал, я просто гнался за одержимой мечтой. Она раздражённо простонала, ― Да чёрт побери… Ты можешь хотя бы примерно мне объяснить в чём дело?

― В чём ты меня подозреваешь? ― решил я выяснить. Вика взглянула на меня не иначе как на идиота, ― А сам ты не догадываешься?

― Я тебе не изменяю. ― отставил я указательный палец в выражении чётком и бескомпромиссном. Это судя по скепсису в её чертах не очень-то её убедило. Вот те на…

― И даже не смотря на меня так, Вик! Это правда, от начала до конца. Я вообще не имею такой привычки.

― Правду говорить? ― хмыкнула она.

― Изменять.

― Да, ну?

― Ну, да. Сама подумай, нахрена? Вот зачем мне это, мм?

― Тогда объясни мне своё долбанное молчание, Раф! ― взбесилась девушка. Подумав решил перевести вопрос в другое русло, в другую линию.

― Ты же понимаешь, что ты не сможешь уйти?

― Нет? ― удивилась она наиграно.

― Нет. От меня у тебя только один единственный путь ― смерть. И он меня не устраивает.

Мельком она посмотрела на меня.

― В смысле?

― Я не убийца, Вик. Ну практически точно нет. Однако теоретически всё может быть.

― Хм, убьёшь меня? ― в её сарказме было много яда. Вряд ли она подозревает как близка оказалась к истине. Или подозревает?

― Вик? ― привлек я внимание девушки, ― Ты поэтому так упорно от меня бежала, Вик? В смысле… ты предвидела такую вероятность? Что я не здоров?

― По твоему, я похожа на Нострадамуса?

Сарказм, сарказм… но, кажется мне, она прекрасно знает чем это закончится, если что-то пойдёт не так.

― Как ты… ― я провёл ладонью по лицу, ― Как ты вообще можешь мне доверять, в таком случае?

― Кажется я ясно дала понять, что я на сей счёт думаю, разве нет? Но честно признаться, как-то знаешь ли сложновато с этим стало в последнее время. Вообще, довольно непросто верить, когда ощущаешь занесенный нож в спину.

― Стоп. Так да или нет?

Она театрально задумалась, следя за дорогой,

― Дайка подумать… Значит, мой парень ― психопат, потенциальный маньяк-убийца, бабник, и у него чёртова куча секретов от меня, и не исключено, что парочка трупов прикопана на заднем дворе. Так, что там тебя интересует? Верю ли я? ― она метнула в меня очевидный взгляд, ― То есть, по твоему я с ума сошла?

―Ээ… Да. ― ответил я. Она пожала плечами, и её ресницы слегка затрепетали когда она закатила глаза вверх, от раздражения,

― Что ж, ты сам ответил на свой вопрос.

― И почему это тогда так важно, если ты мне доверяешь? Ну если доверяешь, конечно, неужели нельзя оставить этот вопрос?

― Ты серьёзно? ― скривилась она скептически.

― Дай мне время, Вик. Просто немного времени, я… мне нужно… Вик, столько, сколько ты обо мне знаешь, даже родители мои не знают, неужели этого не достаточно? Да, даже Яр не знает всего, что знаешь ты.

― Тем не менее есть что-то такое что знают все включая твоих родителей, но не знаю я. Классно. ― она пристукнула по рулю, жестоко ухмыляясь и хмуря брови, ― Просто счастье, твою мать!

― Пусть это будет одним маленьким секретом, ладно? Пока что.

― Значит, твои секреты ― это только твои секреты? ― сощурилась она недовольно, ― Я верно всё поняла?

― Я отвечу на любой твой вопрос, кроме этого.

― Значит не скажешь?

Она заставляла меня спешить, но спешка ― это не то что я мог себе позволить. И всё это было тем, чего я не мог решить прямо чёрт побери сейчас. Это был вопрос что решится не раньше чем спустя 24 часа.

― Прямо сейчас ― нет.

Остановившись возле дома она уронила руки с руля. Секунду, её взгляд был на грани слёз.

―Класс. И это после всего, через что мы прошли. ― глаза Вики загорелись внезапным гневом, ― Знаешь, что, Раф, от всего этого дерьма, часть меня хочет собрать шмотки и уехать куда подольше, если честно. Забыть всю эту дерьмовую драму… забыть тебя.

― Господи, Вик, ты ведёшь себя как ребенок. ― выдохнул я, с трудом веря в то, что она только что сказала, ― Заканчивай с проклятыми нападениями! Я не делал ничерта плохого, всего лишь поддерживал тебя. Но твое дерьмо погубит нас. Неужели ты не понимаешь? Ты даже не пытаешься держать своих долбанных демонов под контролем!

Не могу сказать, что с моей стороны было правильно произносить все это. Я убедился в этом запоздалом умозаключении, когда следующая секунда потрясла меня до глубины души. Прямо сейчас резкая перемена и острая вспышка в глазах, кардинально преобразили её. Черты её лица в полумраке рисовали мне иного человека. Они рисовали мне женщину из чёртово льда. В какой-то момент я был напрочь ошеломлен тем, как сильно плохое в наших отношениях перевешивает хорошее. Что станет с нами, если мы не сможем и дальше заставлять видеть все, что было в нас замечательного, и всё то удивительное, что происходит между нами? Что произойдет тогда? И когда её гнев иссяк, он сменился тяжёлой грустью.

И это было гораздо тяжелее для моего взора.

Выйдя из машины, Вика направилась в обратную сторону, от дома. Разумеется первое что я сделал, это преградил ей путь. Я даже рта открыть не успел, чтобы возразить, как Вика, бросила на меня яростный взгляд.

― Знаешь, это так мило, с твоей стороны, Раффи, просто взять бросить мне мои проблемы в лицо! Ха! А, действительно, паркуа бы не па, чёрт возьми?! Я стараюсь! Старюсь, ясно?! Что еще я могу сказать? Такое ощущение, что ты просто ищешь оправдание, чтобы нахрен избавиться от меня. Ну, и отлично. Я сделаю тебе одолжение. Проваливай! ― закричала она на меня. Она толкнула меня прямо в грудь. Я не ожидал этого и споткнулся, я просто охренел от этого. ― Просто отвали от меня! Нахер это всё! К чёрту тебя! ― всплеснула она руками, и прошла мимо, бортанув меня плечом.

Я опешил и упер руки в бока, смотря под ноги.

Ничё не напоминает? Это нормально, что у меня сейчас стойкое чувство дежавю?

Ладно, я опешил лишь на мгновение, на самом деле это давно уже не удивительно. Я знаю, что моя девчонка, умеет напрочь обескураживать, испытывая мои нервы на прочность. Я ведь уже сталкивался с этим, не так ли? Переведя дыхание, я принялся считать до десяти, всё что угодно, только сохранять спокойствие. Спокойствие, блять!

Я с прищуром посмотрел в небо, слыша её спешно удаляющиеся шаги.

Господи, если ты есть… скажи, что это не закончится дерьмово. Солги мне!

Я быстро взял себя в руки, и развернувшись на пятках, замер. Пространство несло мне её шаги, а она… а вот чёрт его знает где, она! Вообще-то, фонари в удалении от её дома, не пашут ничерта, и темень дальше по улице, непроглядная. Но рискну предположить, что Вика утопала в сторону, аллеи вдоль рощи. Угу, время почти час ночи, а её к рощи понесло, прям вот куда потемнее и пострашнее. Почему я, скажите мне, не удивлён? Я зажмурился на мгновение. Не, тут либо пан, либо пропал…

Открыв глаза, направился за ней. Направился вопреки тому, что чертовски боюсь именно такой густой темноты.

Шагнув в темноту, удержал контроль над разрастающейся паникой. Без паники, блять! Найди что-нибудь позитивное, и держись за это! Пространство ведь не замкнутое? Верно, не замкнутое, тут целый долбанный лес. Да. Чёрный непроглядный лес. Ну, да очень позитивно, ничего не скажешь… Гетман, с досады бы ударил себя ладонью в лоб, за направление моих нынешних мыслей. А может и меня. Хотя, нет, он, бы просто охренел от того, что я вообще попёрся в эти дебри. Во всех смыслах слова между прочим.

Осмотревшись дезориентированными взглядом, сразу же нашёл знакомую маленькую фигуру, во тьме. Воспрянув духом, последовал за девчонкой. Она неторопливо шла, по аллее, освещённой лишь скудным лунным светом, в самом конце длинной. К слову сказать от этого света было мало толку. Просто намёк на размытое светлое пятно, в кромешной тьме…

― Прекрасно… Самое чёртово место, для девчонки с уровнем удачи смертницы. ― подметил я бормоча, с мрачным сарказмом. Не знаю, что мною двигало в тот момент, но мной овладело желание остановить её. Немедленно остановить и вернуть, нахрен, домой!

― Ну и куда ты попёрлась, я не пойму?

Ответа разумеется не последовало.

― Знаешь, Вик… меня просто поражает твоё острое чувство самосохранения!

Она слегка поёжилась и перебросила кудри по пояс, на левое плечо, но не остановилась.

― Нет серьёзно! Тебе что, скучно живётся? Решила поискать приключения на свою задницу?

Зря я это сказал… Вика немного ускорила шаг. Ну я тоже не собиралась так просто сдаваться. Спешно исследуя жуткую местность взглядом, я продолжил выносить ей мозг, активно жестикулируя.

― Нет, ну, ты просто генератор гениальных идей! А, действительно? Почему бы, черт побери, не прогуляться промозглой, осенней ночью, по тёмной аллее с притаившейся в тени деревьев стаей ворон. Это же просто… охренеть.

Я уронил руки и резко остановился. Быстро, вернул взгляд, туда где ранее мелькнули чёрные крылья. Присмотрелся внимательнее…

Ворона. Наверняка та самая, что является нагвалем Викиного отца, ибо она отличается крупным каким-то совершенно идеальным складом. Это точно она. Собственной персоной. Чёрт, да, и не одна…

Я пробежался взглядом по тёмным веткам. Они сидел на ветках деревьев, и их клянусь было не меньше пары десятков. От этой картины кровь стынет в венах…

В моих венах кровь вспыхнула, это было потрясающе. Темень ночи, осенняя туманная, холодная темнота. Чёрной фиолетовое небо, полураспустившийся месяц, полуопавшая листва. Красно-бордовые клёны, как кровь. И вороны. Завораживающие явление. Неправильная эстетическая часть меня ликовала от этого. Одна из чернокрылых, каркнула, и звучало как-то слишком оглушительно в тихой ночи.

Пока я тут стоял как опешивший идиот, девчонка моя уже скрылась во мраке.

― Вика! Остановись, развернись и возвращайся! ― крикнул я, и прислушался. Её шаги остановились и я обратил всё внимание на ворон.

Один из воронов, взметнулся с ветки, куда-то стремительно сматываясь. На самом деле, мы оба прекрасно знали куда.

Чувство острой угрозы, окутало моё сознание. Возможно я и чокнутый параноик, но это как запах озона перед грозой, или так штиль перед штормом ― так на уровне инстинктов в воздухе витало ощущение приближающейся опасности.

― Вик?!… ― крикнул я заискивающе. Ответом мне послужила лишь тишина.

Словно какое-то натяжение рвануло меня вперёд.

Я рванулся с места, поддавшись этому натяжению. Я нагнал её только в конце аллеи, и столкнулся с проблемой. И заключалась она в том, что её нигде не было. Вики в смысле. Той, что могла бы развернуться и пойти домой по крайней мере точно не было. Мой слух уловил движение в стороне, хрустнула ветка, мгновенно приковывая всё моё внимание. Жизнью клянусь, мы были не одни, хотя я никого конечно же не видел. Вика тоже обратила на это внимание всматриваясь в темноту деревьев. Она инстинктивно шагнула назад, пятясь ближе ко мне и резко развернулась. Моё дыхание резко прервалось, когда её шаг остановился в долбанном сантиметре от меня. Кажется я забыл какого дьявола мы вообще здесь делаем. Её глаза были слегка испуганными, но всё ещё хранили нервное раздражение. Я хотел удалить это, я хотел, чтобы взгляд её хранил в себе туманную нежность, как я храню в себе память о каждой когда либо прожитой секунде рядом с ней. Мне до безумного не хватало тепла в её взгляде. Это и так было безумием, ведь это никогда не было тем в чём я нуждался, это никогда даже не интересовало меня. Всё что я видел во взглядах направленных на меня, было либо завистью и ненавистью, либо вожделением и восхищением, в зависимости от ситуации и пола отправителя. На свете существовало не так уж много людей, кто питал ко мне какие-то настоящие глубокие чувства. И не считая Яра, что по какой-то чудотворной причине сумел простить мне смерть своей сестры, и до сих пор терпит все мои закидоны; они носят идентичную со мной фамилию.

Честно? Мне всегда нравилось причинять людям страдания и боль. До сих пор нравится, даже врать не стану, таков уж я есть.

Но прямо сейчас тоскливая, отчаянная природа этой её нервозности, могла причинять боль мне. И не почему-то, а потому, что источником этих её внутренних стенай был я.

Желание прикоснуться к ней, буквально зашкаливало, но что-то меня тормозило. Реакция. И вроде бы я знал, что она спокойно переносит мои прикосновения. Рискну даже предположить, что они ей нравятся. Думаю даже больше чем нравятся, но чёрт побери, она в весьма шатком состоянии, и кто знает по какому принципу работает спусковой крючок этой фобии?

Это я так тупил, или взгляд её умолял, и я не знал о чём. Отступить или прикоснуться?

Я не мог перестать думать о том, что я опасен и как сильно стараюсь измениться. Но только пока она верила мне. Существовало и иное сомнение. Сомнение насчет того, что там, где я стараюсь достаточно сильно, она вообще кажется не старается. От этого было тяжело. Я скучал по ней. Мне хотелось, обнять её, заставляя верить, что все будет хорошо. Мне нужна эта мысль, даже если это всего лишь иллюзия.

Она лишь просто смотрела на меня, в мрачной ночной темноте аллеи. Я мог увидеть её глаза, сияющие в этой темноте. Они мерцали, она неумело сдерживала слёзы. Она убивала меня. Снова.

Я хотел завтра. Реально хотел ускорить время получить наконец следующий день, свой долбанный часовой приём и совет, как мне со всем этим быть!

― Не знаю, как ты, а я устала. ― это было всё что она сказала.

Не обронив более ни слова она прошла мимо меня, направляясь в строну дома.