Раф
― Давай прогуляемся?
Она была другой сейчас, была грустной. Невероятно! Просто, невероятно, ведь ещё минуту назад, она была так чертовки зла, что у всех просто хавки отпали, не в силах противопоставить ей что либо.
― Прямо сейчас? ― переспросил я, и посмотрел на часы. Время почти 11 вечера. Время ночь почти, где-то вблизи разгуливает вероятная угроза, а она погулять решила. Она же не серьёзно?
― Мне нужно проверить голову, всё это слишком, для одного дня.
Я ненадолго задержался в её глазах. Да, нет, чёрт побери, она серьёзно. Я неуверенно кивнул.
― Хорошо. Куда пойдём?
― Я покажу.
Развернувшись, она направилась на задний двор. Я успел уловить слабую улыбку на её губах. Эти её улыбки тайком, как нераскрытые секреты.
Проходя мимо рояля в гостиной, её шаг замер, а взгляд упал на широкую красную ленту из атласной ткани, что лежала на крышке рояля. Вика перебросила волосы через плечо и они белыми сверкающими локонами мягко стекли по её силуэту. В уголке губ играла усмешка, рисуя ямочку на щеке, она взглянула на меня, из под густых ресниц.
― Развернись, ― попросила Вика, стаскивая ленту с глянцевого дерева инструмента. Немного подумав, я так и не пришел к выводам, о том, что она задумала. По крайней мере, те мысли, которые зародились в моей голове, включая в себя рояль, ленту и её, переадресовывались к автономному разуму, прямо в моих штанах, и они точно не вязались с реальностью, ибо дома мы не одни…
Я всё-таки, так и сделал, повернувшись к ней спиной. Опустив взгляд вниз, увидел, как она встала на цыпочки, со спины, её губы невесомо коснулись моего уха.
― Ты мне веришь? ― прошептала она. Мурашки взметнулись вдоль моего позвоночника. Это ― чертовски неудачный манёвр. Неудачный для меня, в первую очередь. Это могло сеять напряжение, где ему сейчас быть не следует. Тем не менее, я кивнул. И очень зря. Думая не о том, и не тем местом, я как-то не догадался, что Вика хочет завязать мне глаза этой красной лентой. А именно это она и сделала. Напрасно я забыл, что эта девчонка способна напрочь отключать мне мозги.
― Это обязательно? ― поинтересовался я, стараясь держать голос ровным.
― Конечно, я могла бы и не делать этого, но тогда эффект будет не тот, ― объяснилась девушка, и голос её звучал будто извиняясь. Вероятно, не будь я таким гордым кретином, я бы объяснил ей, что не стоит этого делать. Но я гордый кретин, ничего не поделать. Взяв меня за руку, она осторожно повела меня за собой, не имея ни малейшего понятия, что взвела затвор и приставила мне ствол к виску. Ведь я в свою очередь не имел ни малейшего понятия, куда мы идём. Что соответственно означает, что я совершенно слеп и не могу уследить за ситуацией. Мне это не нравится!
Я что-то рассказывал, но я просто был не в состоянии слушать самого себя, создавалось впечатление, что я стараюсь отвлечься. Волновало ли это меня? Да чёрт возьми и в самом плохом смысле! Я давным-давно разучился кому либо доверять! Я даже самому себе до конца не доверяю, хотя знаком с самим собой очень давно вообще-то, и столько, сколько знаю о себе никому неизвестно, даже она не знает всей правды. А болтая вне себя, бесконтрольно, можно и лишнего сболтнуть. Вика и не знает толком, кто я такой, каков я вообще. Хотя, я тоже многого о ней не знаю. До сих пор. Правда, то, что рассказывал мне Ренат, про себя, своё детство, её детство, про все те годы, персонального ада… Клянусь, тогда, для меня эти его редкие откровения, были словно сценарием к жёсткому психологическому триллеру. В это сложно было поверить, да никто особо и не верил. Даже я не верил, не представлял, что такое вообще возможно. Как такое возможно? Я испытал на своей шкуре, не мало грёбанного дерьма, но то были чужие люди, которым было глубоко наплевать, сколько мне лет, каков мой лимит ужаса и боли, и выживу ли я вообще. Но чтобы родная мать, превращала своих собственных детей, в объект своего сумасшествия… Я не удивлён, что Ренат, решил избавить мир, от подобного пятна на нём. Хотя, это конечно не похоже на него. Он прослыл пацифистом, наглухо пришибленным, но всё-таки убеждённым пацифистом. К тому же до смерти страшащийся предметов, способные причинить вред. Клянусь, он даже от розеток шарахается, ест исключительно ложкой, и у него длинные седые волосы. И когда я говорю длинные, и седые, я имею в виду реально длинные волосы, заплетённые в косу, до середины спины. И если Вика только с далека кажется седой, просто у неё волосы очень светлые, то Ренат на полном серьёзе, полностью, абсолютно седой! Правда с бабой его сложно спутать, даже с учётом довольно аскетичной фигуры, даже с косой, даже со спины. Его рост равняется с отместкой 2 метра, ровно. А теперь угадайте как его прозвали? Угадали. Так и назвали ― эльф. То есть, надо понимать, что для человека, страшащегося элементарных ножниц, взять в руки нож, и попытаться прирезать свою мать ― это весьма проблематичная задача. Он даже, вместо того, чтобы обстригать ногти, как все нормальные (ну, более менее нормальные, конечно) люди, предпочёл спиливать их пилкой.
Я не мог в это поверить, вот и всё. Я прекрасно, знаю этого парня. Он без сомнений чокнутый, но он из той разновидности сумасшедших, которые как малые безобидные дети, обиженные судьбой. Он никогда не был буйным, или агрессивным, никто никогда не боялся его в этом смысле. Напротив, пугает его апатия, и совершённая тишина в поведении. Он кажется, даже ходит, не касаясь пола. В ярость его могли привести только воспоминания о матери, и то, эта была бессильная ярость, что клокотала в нём, но всегда находилась прочно запертой, глубоко внутри него, словно опасный зверь, отчаявшийся вырваться из клетки. Чтобы не происходило в душе этого парня, это никогда не застрагивало поверхность. Нет, я даже не исключаю, что Рената могло замкнуть, и он решил прирезать свою мать. Но Вику он и пальцем не тронет. Не могло всё так круто измениться, он не может этого сделать! Просто не может! С какой стати человеку, пусть и безумному, нападать на сестру, которую он не боялся защищать до последнего. Защищать от своей же собственной матери, порой жестоко платясь за это заступничество…
Эта мысль посеяла сомнения. А может ли его перемкнуть в этом отрезке, превращая Вику в его сознании, из беззащитного ребёнка, в объект всех его бед? Просто перевернуть приоритеты и ценности? Да, может.
Вся эта хрень, заставила меня запутать самого себя.
На моё плечо легла тёплая ладонь и она дрогнула. Нежное касание прошлось по моей лопатке, но молча. Мы оба тяжело молчали. Я только сейчас понял, что давно уже молчу и меня потряхивает. Я даже не знаю почему замолчал, вероятно мне задали вопрос и даже по лицу её ничего не могу прочитать, потому что я не вижу нихрена! Мне нужно успокоиться, пока это не переросло в какую-нибудь ахинею в моей башке. У меня по сути даже нет причин ей не доверять. Вообще-то, если я согласился на подобную пытку, то я доверяю ей, даже больше чем себе. Это о чём-то, да, говорит, верно? О том, что я круто влип, например…
Резко остановившись Вика отпустила мою руку.
― Подожди минуточку. Только не подсматривай!
Она явно улыбалась сейчас. И кусала нижнюю губу, тем сексуальным образом, доступным только ей одной. Забавно, я даже не понимал, что под моими ногами, просто я не чувствовал ног. Зато мог чувствовать выражение её лица. Ну, как чувствовать… Слышать, по интонации её голоса. Из-за проблем со зрением, у меня довольно острый слух, это как бы выразилась Вика, бонус, чтобы прикрыть изъян. Её долго не было. Слишком долго, я нервил и ощущал пустоту. Как будто она ушла навсегда… И ведь понимаю, что бред. Бред же? Как есть бред! Понимаю это, осознаю, но… Это почему-то могло подкашивать. И кажется мне, я слишком сильно прикован к ней. И страшно-то не это. Страшно то, что такого рода мысли сильно давили на меня и пожирали… ни с чем несравнимое чувство, не знаю, что это. Но, когда эти мысли возникли в моей голове, возникли впервые, то следующая мысль что посетила меня, была таковой: «Всё, нахуй ― доигрался.» Но сейчас я с удивлением замечаю, что больше они не давят на меня, и всё чаще последнее время. Они могут греть, как маленький костер в снегу согревает и топит. И я тону. Но кажется, это именно тот свет, который был так нужен мне, тот воздух который способен воспламенять давно сгинувшие эмоции во мне.
― Почему ты раньше мне об этом не сказал? ― спросила она возвращаясь.
Не сказал о чём? Я что, вслух думал? Или она о том, что я до этого говорил? А, что вообще я говорил?
Встав за моей спиной, Вика потянула завязку на голове и атласная ткань скользнула с моего лица.
― Раф?…
В её голосе мелькнуло беспокойство и я распахнула глаза. Взгляду предстало что-то совершенно непонятное. Я не сразу сообразил, что к чему. Создавалось ощущение, что я стою прямо на поверхности воды, но это не так. Просто деревянный помост, практически равнялся с водной гладью, создавая иллюзию, что подкреплялась, мягким приглушённым освещением. Дно словно усыпано маленькими огоньками, подсвечивая воду изнутри. Проведя взгляд вперёд, увидел куда ведёт длинная тропа. Небольшая беседка, больше напоминала открытое бунгало, где вместо стен лишь лёгкий полупрозрачный шифон. Картина стала целостной, когда я обернулся проведя взглядом, вокруг. Это озеро, а в его центре и находится эта беседка, окружённая, озаряя голубую воду, невероятным на взгляд подводным свечением. На галечном берегу, виднелся тот самый сказочный замок ― основное здание поместья.
― Ты поэтому мне глаза завязала? ― спросил я, переводя взор на девушку.
― А ты подумал, что я веду тебя на жертвенный костёр? ― с саркастической ухмылкой поддела Вика.
― Ну… не то, что бы, прям так.
Подцепив меня за руку, она повела меня по необычному помосту. Стоило ли это потраченных нервов? О да! Это многого стоит.
― Знаешь, меня иногда удивляло, как твой отец, смог отгрохать состояние, на одном только искусстве,― сказал я вслух, ― Больше нет.
― Это бабушка попросила его. Видишь? Он круглый, это Священное место. Это был её Храм, ― ответила Вика, с мечтательной улыбкой на губах. Такую улыбку, не часто можно застать на её губах, крайне редко. Но именно от неё, сложно оторвать взгляд.
― А, что я там, должен был раньше тебе сказать? ― решил я уточнить, заходя в беседку, но сам забыл, что только что спросил. Уютное бунгало, было мягко освещено большими свечами, они казалось были повсюду, и круглая медная чаша, в окружении кучи подушек, различных цветов, размеров и формы, в каком-то странном стиле, но подозрительно напоминающий цыганский по орнаментам. Это вызывало ощущение тёплого очага. Эта чаша и являлась очагом, судя по небольшому отверстию в конусообразной крыше. Если не ошибаюсь, это называется Сиу.
― Работа, ― уточнила Вика, и вздохнула, ― Почему ты раньше ничего мне сказал о том, что хочешь, утащить меня со собой на свою работу? ― удивлённо спросила Вика. Я устремил взгляд перед собой.
― Не только тебя. Мы раньше работали там, а потом Лера свинтила. ― я тут же выразительно на неё взглянул. ― Это случайно вышло. Просто один друг твоего отца, владелец этого места.
― Постой… а этот друг случайно не здоровый такой, бритый дядька?
― Он. А что?
― Ничего. Ну и что? Он звал вас обратно?
― Да, но, тогда состав был не полный. Я сказал, что свяжусь с ним, позже, когда заполню пробел. Ну вот собственно…― я замолчал, поняв, что она загадочно хихикает.
― Так, и почему ты смеёшься?
И по моему она ничуть не удивлена. Вика стянула балетки с ног и отставила их в сторонку. Я последовал её примеру, сбрасывая чёрные тенниски. Удобно усевшись на подушки, друг напротив друга, я осмотрелся, примечая множество бубнов и ловцов снов, различных видов и размеров. Лёгкий перезвон колокольчиков, в разных частях святилища, звучал волшебно, в вечернем воздухе. Подобие тамтама в сторонке, плетёные из веток, корзины, и я обратил внимание на запах. Свечи источали странный аромат. Я глубоко вдохнул приятный воздух.
― Что это?
― Свечи из вербены, ― ответила Вика, подхватывая маленькую корзину рядом с собой, высыпала уголь в медную чашу.
― Подай мне, вон ту, ― попросила девушка, указывая на корзину за мной. Придвинул к ней запрошенное. Она, ныряя в корзину, достала охапку веток, мелких и по крупнее, и распределила их по образу вигвама, в чаше. От свечи она зажгла маленькую щепку, и поместила эту лучину в самый центр «вигвама».
Я отыскал её глаза, следящие за тем, как распространяется огонь в чаше.
Она сильно задумалась. В её глазах, отражаясь, плясали языки пламени. Маленькая улыбка, на губах Вики, была загадочной. И сейчас она была не Викой, не Викторией, и даже не Тори. Сейчас, она была Аяши Ви Хенви ― Маленкой Солнечной Луной. Она была там, где и должна быть, в своем мире, на своей ветке, в гармонии с миром. Я клянусь, никогда не видел её такой. Господи, да сколько же у неё масок?
Потянувшись к маленькой плетённой корзине, она подняла её крышку и достала трубку. Это была Трубка Мира, из красной обожженной глины, украшенная узорами, бусинами, и перьями. Достав следом жестяную коробочку, девушка заставила меня напрячься и насторожиться. Она лукаво сверкнула голубыми глазами.
― Всего лишь табак, не паникуй.
― Хм, предлагаешь мне раскурить Трубку Мира?
Ловко подготавливая Трубку, она поднесла к ней огниво, зажжённое от маленького костра, заставляя тлеть табак
― Курение Трубки Мира, является очень важным и торжественным ритуалом, между прочим. ― улыбалась она, ― Им скреплялись все заключенные договоры. А, сама трубка ― гарантия мира и символ братства. Ее курят, пуская по кругу, друзья, союзники… бывшие враги. ― она протянула трубку мне, на губах всё ещё играла таинственная улыбочка, ― Она также служит пропуском и своего рода охранной грамотой. Знаменитый исследователь и миссионер-иезуит отец Маркетт получил такую трубку от принимавших его индейцев. И ведь она действительно явилась надежной гарантией безопасности во время его путешествия в Великих озерах, заселенные самыми разными индейскими племенами. С другой стороны, покрытая красной гирляндой ― Трубка Войны, была знаком непримиримой вражды.
― Эта трубка из глины? ― поинтересовался я, чувствуя, что для глины у неё не подходяще тяжёлый вес. Вика отрицательно покачала головой.
― Катлинг ― этот камень, он имеет густой тёмно-красный цветовой оттенок, поэтому похож на обожженную глину, ― объяснила она, ― Его ещё называют «трубным камнем».
Дым имел мягкий сладкий привкус, терпкий и древесный, и пряный запах, на грани с коньячным. Он таял внутри и густыми молочными кубами селился в сводах беседки, устремляясь к Сиу ― отверстию в крыше. Девушка казалась расслабленной, умиротворённой, это место явно положительно влияло на неё.
― Расскажи мне, ― попросил я.
― О чём? ― переспросила Вика.
― Обо всём этом. Об этом месте. О Богах, духах, шаманах.
Она опустила взор на пламя свечи и склонила голову чуть влево.
― Зачем тебе это?
Я передал ей трубку, наблюдая за её размеренным движениями рук ко мне навстречу. Её пальцы легко соприкоснулись с моими. Маленький ток пробежал по мне.
― О твоей религии и культуре не очень-то много известно.
― Разумеется, ― кивнула она, с её губ кольцами, вверх, срывался дым, ― Вопрос в том, что это знание, даст лично тебе?
― Ещё один, недостающий кусочек пазла, ― ответил я сходу. Она повела бровью, склоняя голову, на другой бок.
― И зачем?
― Затем, что я не вижу целостной картины, ― сказал я, ― Я не вижу тебя, настоящую. Должен же я когда-то исправить наконец, это досадное недоразумение?
― Это я-то, недоразумение? ― тихо рассмеялась девушка. Я закивал.
― О, ты, то ещё недоразумение, уж поверь мне.
Задумчиво надув губы, она смотрела в сторону, приковав свой взгляд к тамтаму у стены.
― В первую очередь, тебе, Раф, следует иметь в виду, что большинство индейских племён Северной Америки никогда и не имело, какой-то оформленной системы религиозных верований, понимаешь? Это, не религия в полном смысле понимания, эту культуру невозможно четко и последовательно изложить, как например христианство или иудаизм. Порой множество мифов и легенд переплетается в одну паутину. ― Вика сомкнула глаза, смещаясь в позу лотоса, ― Всё зависит от самих людей, племени, времени, и среды обитания. Да много от чего. Даже, тоже христианство, повлияло на культуру и традиции. Одни племена, например верят в существование высшей божественной сущности, другие ― нет. Это всё может показаться, непонятным и сложным. Но на самом-то деле, моё верование очень простó. И культура очень интересна и во многом прозрачна и чиста, в раной степени, как и таинственна. Особенное место конечно же занимают сны, сердце и табак. Вообще трудно конечно, передать ту степень воздействия и влияния, которую имеют на североамериканских индейцев откровения, видения и сновидения, а также другие подобные мимолетные отблески сознания человека. На Западе же стали придавать значение снам только после выхода в свет в 1900 г. работы Фрейда «Смысл и значение сновидений». Ведь именно Фрейд, назвал сны «самым прямым и легким путем в подсознание», значение которого стали понимать, наконец, даже мыслящие сугубо рационально, а потому зачастую поверхностно западные люди. У индейцев никогда не было недоверия и скептицизма относительно значения снов и видений. Индейцы, как показывают их многочисленные ритуалы, обладают гораздо большим воображением, интуицией и внутренним видением по сравнению с белыми людьми. Юнг в своей книге «Воспоминания, сны, размышления» описывает свое посещение одного из пуэбло в штате Нью-Мексико. Хотя его жители почти не имели тех предметов, наличие которых в окружающем их мире рассматривается как признак благополучия и которые поэтому представляют соответствующую ценность, они считали братьями как друг друга, так и всех остальных людей, даже несмотря на то что те относились к ним далеко не по-братски. Когда Юнг беседовал с вождем пуэбло Таос, тот сказал ему: «Американцы хотят уничтожить нашу веру. Почему они не оставят нас в покое? Ведь то, что мы делаем, мы делаем не только для себя, но и для них. Мы делаем это для всего мира. Каждому это идет на пользу». Вождь называл себя «посланником солнца на земле, земным солнцем». Далее Юнг пишет: «Тогда я понял, на чем основано глубокое чувство собственного достоинства, присущее каждому индейцу, это величавое спокойствие и уверенность… Их жизнь наполнена вселенским, космическим смыслом… Если отбросить в сторону наши отговорки и оправдания, мы увидим, что наша жизнь, основанная лишь на рационализме и доводах здравого смысла, является на самом деле бедной и пустой. Мы с усмешкой относимся к «наивности» индейцев из чувства зависти; нам нужно выставить их в подобном свете, чтобы еще раз похвастаться перед собой тем, какие мы умные, иначе мы бы обнаружили, какой обедненной и приземленной является наша жизнь. Знание не обогащает нас; оно уводит нас все дальше от того таинственного и непостижимого мира, откуда мы родом и который однажды был нашим домом по праву рождения». Вождь индейцев сказал Юнгу слова, которые страшны своей правдивостью и действительно раскрывают человеку глаза: «Посмотри, какими ожесточенными и озабоченными выглядят белые люди. Их губы сжаты, нос заострен, все лицо покрыто складками и морщинами. В их взгляде всегда озабоченность; они все время что-то ищут. А что они ищут? Им всегда что-то надо, всегда чего-то не хватает; они всегда беспокойны и напряжены. Нам непонятно, чего они хотят. Мы их не понимаем. Нам кажется, что они просто сумасшедшие». Юнг спросил его, почему он так думает. «Они говорят, что думают головой», ― ответил вождь. «Ну а как же иначе? А чем думаете вы?» ― удивленно спросил его Юнг. «Вот чем», ― сказал вождь, показывая на сердце».
― Хм, табак? ― решил я выяснить, ощущая себя странно.
― О, табакокурение является важной частью практически всех индейских культур и распространено у всех коренных жителей Северной, Центральной и Южной Америки, за исключением эскимосов. ― её голос, слегка плыл в моём сознании. Знакомое ощущение, надо признаться. ― У индейца, вроде как, и у Шерлока Холмса, есть «проблемы на три трубки». Обращения к высшим силам с теми или иными просьбами и пожеланиями, обычно сопровождаются выкуриванием положенного количества трубок и направлением клубов дыма на три стороны
― Вик… а ты уверенна, что это всего лишь табак?
― Уже нет, ― улыбнулась она, и подозрительно уставилась на трубку. ― Хмм… Думаю он с корнем кактуса, и дурманом. ― она посмотрела на меня, ― Концентратом такой смеси можно при умении и транс вызвать.
― А, при «не умении»? ― осведомился я.
― Концентратом. ― обозначила она подчёркнуто важно, ― И это не он. В таких пропорциях, табак с травами действует, как успокоительное, не более.
Точно. Вот на что это похоже. Эта хрень, надо отдать должное, покруче таблеток в действии. Кажется, я начал немного понимать индейцев.
― Каждая частичка ― это целый культ, таинство. Хотя, индейцы, предпочитают думать об этом мире, а не о каком-то ином. В отличие от западного человека, которого как религия, так и постулаты социализма и коммунизма призывают сконцентрировать внимание на «счастливом завтра», а не на «плохом сегодня», индейца не интересуют картинки совершенного человеческого общества. Он не утопист. Он живёт сегодняшним днем и хочет получить от него максимум возможного.
Какое-то мгновение она казалась удрученной, а взгляд потухшим, слабым.
― Не боишься?
Это ещё что за вопрос?
― Чего?
― Меня. ― ответила она спокойно и еле заметно вздёрнула уголок губ.
― Ты сейчас серьезно?
Я заблуждал взглядом в её глазах, в попытке что-то прочесть. Как будто такое возможно…
― Тебе стоит бояться меня, Раф, ― заявила она серьёзно, ― Из-за меня ты и сам рискуешь стать Чёрным Сердцем ― отвратительным персонажем, плюралистической драмы, кто мучает невинных… Ведь это единственное, что я делаю, единственное, что знаю. С кем поведёшься, как говориться.
Ну, если следовать её рассуждениям, то единственное что стоит мне ей сказать это: «Беги…»
Беги от меня, без оглядки, и сожалений, поскольку я не тот человек, что нужен. Эта девушка никогда не была для меня. Кто-нибудь со здоровым взглядом на жизнь, и вообще в полном здравии, и довольно сильным терпеливым характером― вот какие люди способны сталкиваться с подобными сложносплетениями. Я не способен, я способен по щелчку, всё усложнять, утрировать, терять свою голову и спешить, чертовски спешить. И если я чему-то и научился, то всегда выбирать путь наименьшего сопротивления, проложив основой единственно верный принцип ― целесообразность. И я уверенно и ровно ступал по этому пути, моё спасение всегда было в простоте и односложности. Разумеется я наплевал на это. Я никогда не отличался постоянством, но это никогда не было тем чего я хотел. Сложно поверить, но полегаемость на самом-то деле вообще не моя черта характера, я как минимум не так воспитан. Я как волк, либо один, либо с одной. Просто есть великая разница, между желаемым и нужным.
Мне всегда было интересно, почему она почти не задаёт вопросов о моей жизни, о том как я вообще стал тем, которого она застала, и кого так до конца и не знает. Хотя чему тут удивляться, я бы и сам на её месте не стал бередить прошлое такого человека, как я. Ясно ведь, что ничего хорошего не услышишь.
― Ты боишься Рената? ― решил я спросить. Она долго смотрела в мои глаза, прежде чем ответить.
― Я не хочу, чтобы он… пробудил воспоминания, которые лишь подкармливают мою болезнь. ― заявление было серьёзным и явно не раз обдуманным. В её словах нет ни тени сомнения, но взгляд её потерянный, горький.
― Ты не сможешь вечно прятаться от этого… затмения в сознании. Я вижу, что это забвение затравливает тебя. И ты не можешь этого отрицать.
Она серьёзно смотрела в мои глаза, практически воинственно. Зря я это сказал, она может захлопнуть эту дверь прямо перед моим носом, просто потому, что я сую нос не в своё чёртово дело. По крайней мере так она думает.
― Я была рождена и воспитана, чтобы побороть всех! Потому, я привыкла скрывать то, что таится во мне, в том числе от самой себя. И я его не боюсь, Раф. Нас растили в этом безумии, и теперь мы живём сами по себе. Его оставили в этой темноте, наедине с самим собой, так же как и меня. И неужели ты думаешь, что он может напугать меня?
А вот это интересно…
― Это делает тебя бесстрашной? ― повёл я бровью, в провокационно-подшучивающей манере, ― Поэтому ты раз, за разом бросаешь мне вызов, и сражаешься со мной? Вроде как, уже нечего терять?
― У-у. ― мотнула она головой, подаваясь вперёд, ― Ты не может жить без огня. Я не могу жить без воздуха. При взаимодействии ― это именно тот жар, что делает меня сильнее, при том, что для меня все желания ― это наркотик, они преграждают мой путь ― вот с чем я обречена сражаться изо дня в день. Не с тобой. С тобой я сражаюсь исключительно потому, что ты наглый подавляющий тиран. ― заявила она с провокационной ухмылкой на губах, ― Ты когда-нибудь поймёшь наконец, что мне нужно пространство в отношениях?
Она когда-нибудь поймет, что не стоит использовать такие интонации и взгляды в разговоре со мной? У нее вообще, есть одна интересная мимическая особенность: воспламенять, всегда при этом сохраняя сдержанный царственный холод. Особенность, от которой у мужской половины планеты сей, спешно улепётывают все рациональные мысли, и возникают мысли чертовски безрассудные, или не возникают вовсе, оставляя только желание. С такого ракурса, вообще не удивительно, как я смог увидеть свой мир иначе, мгновенно находя в нём место для неё. Место, которое рискует стать синонимом её боли и разочарования…
Не думать об этом!
Я запихал эти мысли подальше, пока это не стало проблемой. Это может выводить меня из себя. Я скользнул рукой по её волосам, пропуская жемчужные спирали, сквозь свои пальцы, словно ведя по струнам любимой гитары. Мне нравится это ощущение, никогда не испытывал притязаний к волосам девушки. Мне было как-то наплевать, хотя однажды мне всё же раскрыли глаза, на тот непреложный факт, что все девушки, с которыми я имел близкие отношения, последние пару лет ― блондинки. Все, поголовно. Хотя до неё, это вообще не имело значения для меня.
Она взметнула взгляд в мои глаза, заставляя моё сердце биться быстрее. В её глазах сверкнуло что-то призрачное, и в то же время ужасно знакомое, словно она была чем-то изумлена. Где-то в глубине моего сердца, постоянно что-то барахлит, то разгоняясь, то замирая, и пульс становится фоном. И всё это там, где мы просто тени, в бесконечной дилогии вероятностей. Она опустила взгляд, застряв им на пламени свечи. Её губы легко изогнулись в мягкой улыбке. Но это было не так. Скорее горько и грустно и понять причину было пожалуй не под силу самому опытному психологу, какого чёрта вообще говорить обо мне?
И вот оно ― замешательство. Я не представляю, что делать в подобных ситуациях, когда её перемены настроения, просто ставят меня в тупик. И раз за разом, я вынужден отбрасывать клеше и шаблоны, и читать по глазам. Подбирать коды, ломая каноны, в поисках внутри неё хоть каких-то закономерностей, чтобы обесточить это замыкание. И в этом пути, в этом временном промежутке, от тишины, до неизвестной вероятности, я теряюсь. Я не представляю, что мне делать, когда глаза её кричат о чём-то, словно на алтарь сложив все мысли, но она молчит, не на секунду не отрывая глаз от моих.
Да, к чёрту!
Спешно преодолев расстояние между нами, я накрыл его губы поцелуем, не видя иного выхода. К тому же это куда более приятнее, чем пытаться копаться в её душе.
― Это священное место между прочим! ― пробормотала она недовольно, но уже веселее. Вообще-то это и вправду опрометчиво, оторваться от неё весьма сложная задача. Вот, что она со мной делает. И раз за разом, я ловлю себя на мысли, что она что-то безвозвратно перевернула во мне.
Нехотя отстранившись, я прислонился к её лбу своим. Её взгляд скользнул куда-то ниже.
― Откуда он берётся постоянно?
― Кто? ― не понял я. Вика отстранилась, и коснулась моей шеи слева. Я хмурился озадаченно взирая на неё пару мгновений, а потом до меня дошло.
― Синяк? ― решил я уточнить. Она кивнула, неотрывно смотря на мою шею. Мой рот невольно сложился в полуулыбку.
― Всё то тебе надо знать? ― прищурился я, ― А, как же пространство, Вик?
Она пожала плечами, обвивая меня за шею.
― Просто, спросила. ― сказала она без энтузиазма. Голос звучал расстроенно.
― Это скрипка.
Девушка пару раз рассеянно моргнула, и её брови устремились вверх.
― Что?
― Скрипка, Вик, ― повторил я, видя, что пояснить придётся, ― Я играю на скрипке, иногда она может оставлять этот след на шее.
― Нет, это я знаю, ― проговорила она хмурясь, ― Просто… ты играешь на скрипке? Ты никогда не…
― Ты не спрашивала, я не говорил, ― прервал я её замешательство. Окинув меня подозрительным взглядом, Вика сменилась в лице, каким-то подозрительным выражением.
― Слушай… а, ты случайно не скрытый маньяк-убийца, нет?
― Я не убийца, ― опроверг я, вторя её тон.
― Ага? А, насчет маньяка, комментарии будут?
― А надо? ― повёл я бровью. Медленно, она кивнула, с ухмылкой на губах, что обличала ямочку на щеке.
― Желательно. А то мало ли, я как-то раньше не спрашивала.
Окинул взглядом её лицо. Порой она проницательнее, чем мне кажется. Порой даже проницательнее, чем кажется ей самой. Она неотрывно смотрела мне в глаза, из под ресниц. Вот, чёрт, я тону…
― Очень мило с твоей стороны, мышка, завести меня в место столь необычное по своему смыслу, а посему ограничивающие мои действие, а потом делать всё чтобы меня соблазнить.
― Сам-то понял, что сказал? ― фыркнула она, ― Где это видано вообще, чтобы невинная дева соблазняла Казанову?
И я даже не исключаю, что она не нарочно это делает, вот только ситуация от этого легче не становится. Я бы даже посмеялся, вот только мне вообще ни разу не смешно. Вот даже ни сколечко.
― Побойся своих Богов, Вик.
― А ты значит Их не боишься?
― Боятся, мышка, стоит людей, а не Богов.
Вздохнув, она поджала губы, ускользая взглядом в сторону. Я пытался поймать её взгляд, но она сложила голову мне на плечо, подминая ноги под себя. Я взглянул на часы, проверяя время. Почти час ночи… Куда делись два часа? Вот и как, так-то, спрашивается?
― Почему Алигьери?
― Мм?.. ― не поняла я. Причём тут Алигьери?
Очень интересно… Когда она могла видеть эту мою татуировку, на лопатке? Я же никогда не поворачивался к ней спиной, если на мне нет футболки. Вообще. И если она видела надпись, то татуировку на позвоночнике, она никак не могла не заметить. Я заставил себя беззаботно улыбнуться, но смотрел в сторону, остерегаясь её прямого взгляда глаза в глаза.
― Всё, пошли спать, Вик.
Не дожидавшись, реакции, заглянул в её лицо. Я было рот открыл, но столкнулся с проблемой. Пока я слушал её, то и не заметил, что она в самом деле засыпает. А ведь, у неё на лбу было написано, что она с ног уже от усталости валится. Разумеется она никогда не признается в том, что устала, если мгновение назад была зла на весь свет. Разумеется. Она наверняка и понятия не имела о своём состоянии, раз уснула на моём плече, прежде чем её голова подушки коснулась. Все это было слишком для одного дня, даже для меня, о ней и речи нет. Я затушил свечи и огонь в чаше. Осторожно, я перехватил девушку на руки.