Костя с вороной на плече, подошёл и склонился к моему уху.

― С тобой, что? ― шепнул он с подозрением. Посмотрела на отца. На Гордеева. Снова на отца и выставила большой палец в направлении Рафа.

― Я думала вы знакомы. ― вскинула я брови. Получила щелчок по носу.

― Атэ'ей! ― возмутилась я, потирая кончик носа, ― Чё за детский сад, тебе 41 год между прочим!

Тишина. Такая резкая, словно телефонные провода перерубили. Раф как-то вопросительно смотрел мне за спину. Обернулась. Костя застрял на мне откровенно афигевшим взглядом. Еле сдержала желание пощёлкать пальцами перед лицом некоторых зависших. Хен-йету потеребила его за мочку уха, клювом, запуская перезагрузку программы в голове Кости. Он тряхнул головой.

― Мне не послышалось? ― спросил он не верящим тоном.

― Прикинь тебе уже 41. Смирись Сэни (старик). ― подшутила я. Взъерошив волосы, спугивая птицу, он кинул на меня задумчивый взгляд и вышел во двор. Проводив его растерянным взглядом, посмотрела Рафа.

― Что такое Атэ'ей? ― спросил он.

― Па… ― меня замкнуло, ― Подожди-ка.

Я сорвалась и умчалась следом за отцом. Осмотревшись во дворе, нигде его не нашла. А мне срочно нужно его найти, и объяснить, уже наконец, что я не нарочно это делаю. В том, что я зову его исключительно по имени, отчасти есть его вина. Но только отчасти. Всё гораздо запутаннее. Я заприметила тёмно-медную шевелюру. Что-то говоря Коляну, отец, отходил в сторону. Направилась к нему. Я свернула в сторону сада. Меня дёрнулись за рукав. С визгом отшатнулась.

― Хэн! Ты напугал меня!

Костя лишь усмехнулся, облокачиваясь на сливовое дерево и отпил пиво.

― Слушай, не обижайся, я….

― Да, знаю я, ― перебил отец. Он вздохнул смотря в сторону, ― Просто… тебе было лет шесть, когда ты перестала называть меня отцом. Но это же не значит, что ты перестала считать меня таковым. И я не обижаюсь. Было бы на что.

Он отвел взгляд, рассматривая траву под ногами. Лет шесть. Как всё непросто в это моей темноте.

― Я уезжаю после завтра. ― сообщил мне Костя. Я угрюмо усмехнулась, скрестив руки на груди.

― Нашёл чем удивить.

― Я не на совсем уезжаю, ― добавил Костя, ― Мне надо решить кое-какие дела.

― Ага. Через два дня Инна возвращается, так и скажи, ― пристыдила я некоторых плохо выкручивающихся. Костя вонзил в меня поражённый взор.

― Так, прежде чем нападать выслушай меня? Не могу ж я всё бросить и переехать ― это во первых, а во вторых: тебе надо продержаться месяц, Тори. Один месяц. Дальше, я надеюсь у меня получится обнулить этот грёбанный документ, о твоей недееспособности, и всё. Ты совершеннолетняя, следовательно права собственности переходят в твоё полное распоряжение, предписание о моём так сказать неприсутствии в твоей жизни прекращает действие, а Инна, вообще здесь никто. Там уже решай сама, нужен я в твоей жизни или нет.

Он не сможет этого сделать. У Инны слишком серьёзные связи, слишком много власти в её руках. Я даже черту города не смогу пересечь незаметно. Да что там, я переступаю порог дома, а она уже знает. Он и не представляет… Мою скептическую ухмылку как ветром сдуло.

― Ой-вэй…

― Что? ― взволновался Костя. Я вплела пальцы в кудряшки, беспорядочно заметав взгляд. Отец подступил ближе.

― Тори, ты меня пугаешь в чём дело?

― Предписание. Как, я могла забыть… ― простонала я как от боли, ― Камеры! Система охраны оснащена наблюдением… они же всё зафиксировали! То, что ты здесь был!

― Тьфу ты чёрт! ― выругался Костя, ― Напугала. Я то думал, что-то серьёзное. Прежде чем я преступил порог этого дома, Колян, отключил все камеры, ― просиял он самодовольно. С подозрением на него взглянула.

― Так, а если она решит проверить?

― Пускай для начала докажет, что сбой в системе, был преднамеренным. ― он окинул меня внимательным взглядом, ― Ты опять не пьёшь таблетки, не так ли?

― Хм, чем докажешь? ― скривила я губы лукавой манере, принимая вызов.

― Мышка, ― покачал он досадно, головой, ― мы ведь уже говорили об этом. Сначала лечение, потом татум. Чем дольше ты упрямишься…

― Ладно, ладно! ― закатила я глаза, ― Хватит, достаточно! Я пью свои волшебные пилюли, не нервничай.

Он явно мне не верил. Отлично.

― Тори, это не шутки, ― отрезал отец. Я пронзила его издевательским взглядом.

― Правда сложно, когда тебе не верят, да? ― уколола я, Костю. Я тут же втянула воздух. Ух ты ж чёрт! Зачем я это сказала? Я сильно заволновалась. Отец видимо задавался тем же вопросом.

― Когда это я тебе не верил? ― повёл он бровью, ― И дело то, не только в доверии. Ты прекрасно знаешь, что у меня есть все основания для беспокойства.

― Начни с себя, чёрт возьми! ― разозлилась я, скорее от безысходности, ― Я даже не уверенна, что проснусь завтра утром и ты будешь тут! Как я могу тебе верить? Как?!

Он пару мгновений смотрел мне в глаза. Затем сунул руку в задний карман джинсов. Достал оттуда нож-бабочку. Прежде чем я успела понять, раскрыл нож и полоснул себя по ладони. Я сильно втянула воздух.

― Что ты?…

― Вэкэн Танка, свидетель мне, и Тэтитоб ― слияние четырех величественных, святейших божеств солнца, скал, земли и неба. ― чётко и властно произнёс Костя, намертво поймав мой ошарашенный взгляд, ― Здесь и сейчас, пред продолжением моей крови ― Аяши Ви Хенви, я ― Воглака-на Вэкинуэн Хэнви, клянусь на крови собственной, в нерушимости и верностью своих слов. Никогда не откажусь от них. Никогда не сверну с намеченного пути. Приложу все силы и энергию этой жизни. Никогда не оставлю свою кровь, и не отступлюсь от неё, покуда бьётся моё сердце. Иначе быть мне проклятым в этой жизни и десяти следующих. ― он выжидающе застрял взглядом в моих глазах. Как заколдованная, забрав у него нож, слегка надрезала свою ладонь, даже боли не чувствующая, не до конца верящая в происходящее. Костя схватил и крепко сжал мою руку, своей, смешивая нашу кровь, так что я вздрогнула от неожиданности. Пара капель упала, теряясь в траве, скрепляя клятву, между нами, в свидетельстве пред Богами, всеми божественными стихиями и Высшими силами.

― Нунвэ! (Да бедует так!) ― произнесли мы в один голос.

― Ко-о-ость?…― протянула я, подозрительно, не выпуская его руки, ― А зачем тебе бабочка в кармане, мм?

― Я прибавил тебе уверенности?

― О, безусловно, ― кивнула я косясь на нож, в своей руке. Посмотрела на Костю, ― Так, зачем?

― На всякий случай, ― пожал он плечами.

― А, ну ясно, понятно, ― промямлила я. Он осторожно отнял свою руку. Отобрал у меня свой складкой нож. Прибрав его обратно а карман, достал платок и не спрашивая замотал мне руку.

― Ладно. Пойду гостей оставшихся провожать. ― Костя поднял на всё ещё обескураженную ― меня, глаза цвета затмения, ― Ты? ― коротко поинтересовался он. Я ― что? Ах, ну да. Я тряхнула головой и привалилась к сливе.

― А, я тут под деревцем пожалуй посижу пока, ладно?

― Не заставляй меня нервничать. ― напомнил Костя, обходя меня

― Тебе что, стресс противопоказан? ― спросила я, и улыбнулась, ― Мои поздравления. Ты беременный.

― Тори.

― Я пью пилюли. Честное индейское! ― отсалютовала я пальцами, ― Расслабься сэни (старик). Не надо так нервничать, беременным это вредно.

Он покачал головой, и скрылся за углом дома. Я сползла по деревцу, на траву. На моей памяти это впервые. Впервые, чтобы он давал клятву на крови. Он не тот человек, кто выполняет свои обещания, но и не тот, кто будет разбрасываться такого рода словами. От того никогда и не клялся. Коли дал клятву, держи. Иначе никак. Хм, неужели он и в самом деле уверен? Видимо больше чем я подозревала.

Постепенно, опустились сумерки, делая сад вдвое тенистее и прохладнее. Сад, объятый вечерним мягким мраком, казался сказочным, эфемерным, таким загадочным и очень близкий к сердцу. Вдыхая свежий, влажный воздух, чувствуя запахи спелых яблок, и желтеющей травы, я растворилась в этой приятной темноте. Люблю темноту, мне это дарит чувство безопасности и покоя. И да, я разумеется в курсе, что я странная до чёртиков. Но у меня имеются на это более чем веские причины и основания. Я вслушивалась в мирную тишину, этого места. Я могла слышать, как затихло всё вокруг, и только вечерние птицы и трель насекомых, играли музыку в этом месте. Я различила еле уловимые голоса и хлопки, пришедшие издалека, и звук работы мотора. Один, второй, третий. Гости покидают наш дом. Были ли когда-нибудь времена, когда я любила этот дом? По идее я должна его любить. Этому дому, как всему поместью, более двухсот лет. Конечно же дом был разрушен до основания, во времена революции, как и основное строение, и реконструировался уже моим дедом, дважды. Но всегда сохранял те частицы архитектуры, в стиле которой был построен изначально. Второй раз реконструкцию проектировал уже Костя, вплетая в фасад современные веяния, он создал просто сказочный замок.

Дед никогда не препятствовал его начинаниям. Хочешь сделать реконструкцию? Делай. Не хочешь быть музыкантом? Ради Бога. Хочешь быть художником? Пожалуйста. Не хочешь быть христианином? Хочешь принять веру матери? Кто я такой, чтобы указывать тебе во что верить? Твоя жизнь ― твои правила!

Отец безгранично любил своих родителей, и любит до сих пор. Совершенно справедливо. Бабушка и дедушка были невероятными людьми. Такими разными, и потому абсолютно особенными. Костя говорил, что даже он никогда не вспомнил бы, как они по-настоящему ругаются. Точнее, как ругается дед. Он никогда не ссорился с Рейвен. Говорил, что это бесполезное занятие, пытаться её переспорить. Поэтому, он тупо затыкал её. Самым нечестным способом, посредством поцелуя. И всё.

Я как-то непроизвольно улыбнулась, пытаясь вспомнить их. И я помнила. Они вели себя друг с другом, как беззаботные влюбленные дети, в то время, когда обоим было за семьдесят. Бородатый, с рыжими как яркая медь волосами по плечи, довольно бесцеремонный и дерзкий рокер, и черноволосая с необычным для индейцев голубым цветом глаз, дочь высокопочитаемого племенного шамана. Дед дразнил бабушку ведьмой, она его Красной Бородой или Барбаросса, как пирата, из старой испанской легенды. Вместе эти люди были критически несуразным сочетанием несочетаемого. Вместе они были совершенством…

Вспоминая их, я ненароком погрузилась в детство. Резко встав, я отбросила эти мысли как можно дальше. Не знаю, сколько я тут просидела, но темнота ощутимо сгустилась. Я стала пробираться на свет, сквозь кустарники ягод и плодовые деревья.

Когда я зашла в дом, стерео наигрывало «Мессалина» группы Jane Air. Сола, Мишаня, Колян и Саша, играли в игру «Я никогда не…» Это такая игра с алкоголем, когда титул ведущего передается по кругу. Ведущий говорит например «я никогда не был на море» если остальные были, то пьют, если нет, то не пьют, и так далее.

Прямо на полу, посреди гостиной, был построен форд из подушек с нашего дивана. С кухни скользнула тётя Наташа, ― мать всех Раевских, то есть. Она улыбаясь и вытянула оттуда заливающегося смехом, маленького двухлетнего Кирилла.

― Всё Кирь, мама уже пошла домой и тебе пора, ― пролепетала она, мягким голосом своему супер-младшему сыну. Из форда кто-то что то сказал, но я не расслышала.

Потом из подушек высунул голову Гордеев и подмигнул мелкому, на руках тёти Наташи.

У меня челюсть отвалилась. Ущипните меня…

Перегнувшись, не руша конструкции, он сначала коснулся ручки Кирилла, словно пожимая, а затем потянулся к Мишиной руке, точнее к бутылке в ней. Отобрав пиво, получил от Миши выговор на русском могучем. Миша же получил подзатыльник от проходящей мимо тёти Наташи.

― Следи за языком, ― острожилась она.

― Так точно, мам! ― отсалютовал Миша, щуря один глаз. Она со вздохом покачала головой и посмотрела Коляна.

― Домой когда?

― Ма-а-а-а… ― протянул мой крёстный, не без укоризны, ― Завязывай, тут расстояние через забор. Мы вместе.

― Ладно, ладно, поняла. ― закатила она глаза, с весёлой улыбкой. Сразу видать, что тётя Наташа, и мой фазер, в своей молодости вращались в одной и той же тусовке. Попрощавшись со всеми тётя Наташа с Киром ушли. Гордеев поймав встывшую в пространство ― меня, взглядом, и улыбнулся как идиот.

― А я тут крепость построил, ― сообщил он.

Пару раз моргнув подбирая свой растерянный дар речи, я неловко усмехнулась проходя мимо.

― Я вижу.

― Хм, знаете, есть у меня одна идейка, ― ожил Колян, привлекая всеобщее внимание, ― Давайте сыграем в своего рода бутылочку. ― (все дружно раздражённо простонали), ― Так, спокойно! Это не такая бутылочка! ― успокоил Коля, ― Мы в неё в школе играли. Принцип несколько иной и достаточно прост. Ведущий крутит бутылку и параллельно задаёт вопрос. На вопрос отвечает тот, на кого бутылка укажет. Ответчик, если он конечно ответил, крутит бутылку и задаёт вопрос. Если он не отвечает, вопрос переадресовывается по часовой стрелке, до тех пор, пока не будет получен удовлетворительный ответ. Кто не знает, трусит или просто не помнит… всяко бывает… в общем, затрудняется с ответом, пьёт залпом, до дна. Кто попался на вранье или ответ оказался неверным, если таковые разумеется найдутся, выпивают штрафную до дна. Спрашивать можно всё что душе угодно, от банальных личных вопросов, до квантовой физики. Если конечно вы знаете квантовую физику, респект вам. Реально респект. Риторические вопросы разрешаются, но ответ на них может быть любой. Смысл разумеется в том, чтобы говорить правду. Но уверяю вас каждый будет подставлять друг друга, по полной программе! Так что следите друг за другом, похлеще чем в «Мафии». Инструкции ясна?

Все согласно кивнули, мы образовали круг на полу (Гордеев не выбираясь из своей крепости).

― Что ж, я предложил, мне и начинать. ― Колян крутанул бутылку, ― Внимание знатоки, вопрос: что получится если персик скрестить с мандарином?

Сам вопрос уже вызвал пьяное хихикание в народе. Бутылка совершила последнее медленное кружение и остановилась… на мне. Посмотрела на Колю.

― Ну тут два варианта: получится либо пердарин, либо мандасик.

― Принято. ― прищёлкнул пальцами Колян. Крутанула бутылку, хитро смотря на всех по очереди.

― В чём заключены все самые сокровенные мечты и желания человека? ― задала я вопрос. Бутылка указала в форд некоторых главнокомандующих. Гордеев задумчиво посмотрел на меня, на стопку, на меня. Расцвёл улыбкой чеширского кота.

― Мм-м… В уголовном кодексе?

― Зачёт, ― прищёлкнула я. Он перегнулся и привёл в движение механизм нашей рулетки.

― Почему шуршит кулёк? ― спросил Раф, окидывая всех потешающимся взглядом. ― Санёк молчит и не отсвечивает. ― предупредил он следом.

Чего?

Все офанаревше на него уставились. Бутылка завершила круг вокруг своей оси и показала на Солу. Она не мигая смотрела на парня. Опрокинула стопку. О-о-о… ну если даже она не знает. Гордеев, весело хмыкнул, глядя на Сашку, выпил предоставляя мне возможность ответить.

― Ну вот почему, а? ― улыбнулся парень. Чёрт, мне придётся ответить, мне нельзя пить. Знать бы ещё, что ответить. Я почувствовала, как меня сверлят взглядом несколько пар глаз. Причём Колян отчего-то самодовольно лыбился. Он думает, что я отвечу? А я отвечу? Я знаю ответ? И почему тогда я об этом не знаю?

― В смысле… полиэтиленовый, да? ― уточнила я. Как будто это что-то изменит!

― Да, ― подтвердил Раф. Да, значит… значит… пластик?

― Ээ… Потому что звук ― это колебание упругого предмета? ― предположила я осторожно. Раф нахмурился, косясь на Сашку. Тот поправил очки.

― И-и-и?… ― подтолкнул Саша. Клянусь, я не знаю, как работает мой мозг! Я провела ладонью по губам, подалась чуть вперёд.

― И так, как полиэтилен ― это та же пластмасса, только ее слои во много раз тоньше, то при деформации, или любом достаточно сильном внешнем воздействии он должен колеблется, так? Но так, как размеры у всех участков кулька разные, колеблется не один участок, а несколько, и все с разной частотой. Эти звуки смешиваются… и мы слышим то, что называем шуршанием?

Что я, чёрт побери, сейчас сказала? Посмотрела на Коляна, опрокидывающего стопку. Саша подумал, потерев подбородок.

― Верно, ― кивнул парень и почему-то выпил стопку. Раф аккуратно потыкал меня пальцем в плечо, будто проверяя настоящая я или нет.

― С этим мега-мозгом ясно всё, ― отмахнулся он, ― Существует рациональное объяснение, того, откуда ты это знаешь?

― No commends!

Я закрутила бутылку на полу и задала какой-то банальный вопрос кому-нибудь, кому угодно. Я думала о перфомансе моей памяти. Ведь кто-то же вложил мне это в голову, не так ли? И кто интересно? Ведь физикой я никогда не интересовалась, это не моё.

Круг замкнулся на мне. Я прослушала вопрос.

― Повтори? ― попросила я. Миша подозрительно сощурился на Рафа, проницательно посмотрел на меня.

― С кем у тебя был первый раз?

О, ну ясно, понятно. Спасибо Миша… Хотела бы я дать ему по шее, и чтобы мои щёки горели сейчас. На свой страх и риск, выпила стопку. Я уж надеюсь, от текилы ничего не будет. То же самое сделал Колян, заставляя всех удивиться.

― Ну, что? ― всплеснул он рукой, глухо смеясь, ― Не помню я! Я пьяный был.

Саша пропустил стопку. Миша напоролся на свою же мину. Не переглядываясь с Солой, ибо она с прищуром на него смотрела, выпил стопку. Сола отставила палец в сторону, Миши.

― Я думаю комментарии излишни, не так ли?

Почему я не удивлена?

― Зачёт, ― пробормотал Миша, как то уж слишком странно улыбаясь.

― Что нужно делать при атомном взрыве? ― спросила Раф, закрутив нашу рулетку. Честь ответить, досталась мне.

― Нужно завернуться в простынь и медленно ползти на кладбище. ― ответила я.

― Почему медленно? ― уголок губ у некоторых дрогнул, в намёке на улыбку, неотрывно смотря на меня с замиранием дыхания, словно в попытке что-то прочесть. Я скрестила руки на груди.

― Чтобы не создавать паники.

― Зачёт.

Он ещё пару мгновений удерживал мой взгляд. Я закрутила бутылку.

― Как определить, врет ли адвокат? ― задала я вопрос. Наш стеклянный перст судьбы призвал к ответу Солу.

― Когда врет, у него губы шевелятся, ― улыбнулась она ехидно, но стопку всё равно выпила.

― Зачёт. ― прищёлкнула я пальцами.

Сола задумалась. Закрутилась бутылку.

― Доводилось ли тебе когда-нибудь влюбляться и в кого?

Бумеранг вернулся Соле. Она прищурилась, смотря на меня.

Какого чёрта она задумала?

Сола просто взяла и выпила свою стопку. Прикусив лайм, с вызовом уставилась на Гордеева.

― Представляешь Скарибидис, в девушку. ― спокойно ответил Раф.

Ха! Выкрутился!

― В какую? ― не отставала Сола.

― В идеальную.

― А поконкретнее? ― авторитетно наседала подруга. В уголке его губ заиграла провокационная усмешка.

― Мм… в совершенно идеальную?

― Имя, Гордеев!

― Ну с утра вроде Рафаэлем звали.

― Имя, девушки!

― Любое? Ну пускай, будет Фрося.

― Имя девушки в которую ты влюбился, малакас! ― вскипела Сола.

― Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови её хоть нет, ― флегматично изрек он Шекспира, но отведя взгляд, стопку всё же выпил.

― Информативно, ― хмыкнула Сола.

Я потерялась в прострации, пропуская вопрос за вопросом, не уверенная что и как вообще чувствую. И чувствую ли хоть что ни будь? Священное бесчувствие! Совершённый штиль… совершенно идеально. Прям как море замирает. Замирает перед бурей. А затем обрушивается разрушительными волнами кризиса. Кажется, мне стоило пить.

В какой-то момент, до меня дошло, что альтернативная бутылочка переросла в классическую. Прям в тот момент, когда рулетка указала на меня. Подняла глаза на Сашу, который собственно и должен был меня целовать. Сашка насмешливо смотрел мне за спину. Я напряглась, поддаваясь тревоге.

― Это против правил, Раф, ― возмутился Миша, ― Не справедливо!

― Не справедливо родится мужиком 8 марта! ― съязвил Гордеев, ― Всё остальное приемлемо!

Я была самым узурпаторским образом перехвачена, с визгом утащена в берлогу некоторых, и усажена на колени. Замахнувшись, пихнула Рафа ладонью в плечо.

― Ты что творишь, придурок?! ― рассмеялась я нервно.

Раф мягко перехватил мои руки за запястья.

― Я не придурок, я дракон, и мы в крепости, ― пробормотал он глупо улыбаясь, ― А в каждой крепости должно быть сокровище и дракон чтобы его охранять.

Я непроизвольно улыбнулась, но по моему улыбка так и не достигла моих губ. Мне до боли хотелось зарисовать этот момент и сохранить его навечно где-то глубоко, глубоко внутри, рядышком со своим сердцем, просто чтобы брать и смотреть на него, в тёмные времена, когда жизнь становится слишком суровой, дерьмовой драмой. Красивый пьяный парень в крепости из подушек, в моей гостиной говорит, что я сокровище. В моих глазах поселились искорки, мне необходимо сделать глубокий вдох. Этот момент не был весёлым или грустным. Он был… прекрасным.

Раф, аккуратно потянул за узелок платка, коим была замотана моя ладонь, и стянул его с руки.

― Ты поранилась? ― шепнул он, тихонько проводя подушечкой большого пальца, по еле заживающему незначительному порезу, на руке. Сапфировый тёмный взгляд, беспокойно блуждал по моему лицу, то фокусируясь, то рассеиваясь.

― Не совсем, ― качнула я головой, ― Это клятва на крови. У нас так принято. Костя дал её мне.

Секунду он наблюдал за мной, потом почти незаметно кивнул, так, словно он понял о чём речь. Рафаэль, медленно отпустил мои руки. Они словно по наитию, легли на его грудь. Его сердце тяжело грохотало под моей правой ладонью. С ума сойти… с таким ярым сердечным ритмом жить нереально, кажется. Синие как небо глаза, сияли даже из под опущенных ресниц, в приглушённому освещении ночной гостиной. В периферии всего вокруг меня, услышала, как пожелав всем спокойной, (а может и не очень спокойной!), рассмеялись Миша с Коляном и взвизгнула Сола.

― Поставь меня на ноги, варвар!

Многозначительно переглянувшись с Рафом, выглянули из крепости. Сола уже сверкала задом, свисая с плеча некоторый заразительно хохочущих. Колян только весело замотал головой выходя во двор.

― В натуре, бро! Чё ты вытворяешь? ― крикнул он брату.

Мишаня, забавляясь пихнул его в плечо. Сола разразилась тирадой на греческом.

― Что она сказала? ― спросил Миша оглянувшись на меня.

― Ну если вкратце… Грозится укусить тебя за зад.

Миша вскинул брови, и рассмеялся, что-то бормоча сквозь смех, удаляясь вслед за Колей. Куда делся Сашка, клянусь не знаю, но наверное с ребятами ушёл. Что-то ещё наигрывало в стереосистеме. Я не успела различить. Глухо посмеиваясь, меня по собственнически вернули на колени.

― Тебя, Сола греческому учила, да? ― спросил Раф с искренним любопытством.

Ох, ну ладно, диктатор. Спорить с тобой всё равно бесполезно, да и по правде говоря, не очень-то хочется…

― Нет, она не учила. И я, не то чтобы прям его знаю, нет конечно. Просто когда часто слышишь иностранную речь, запоминаешь.

― Хм. Английский нам в школе преподавали, навахо тоже понятно, это в семье. Французский откуда? ― любопытничал парень.

― Ты говоришь по-цыгански?

― Ну, да. ― ответил он сведя брови.

― Ну вот и я с детства на четырёх языках говорю. ― я хитро улыбнулась кое-что припомнив, ― Ты тоже знаешь французский.

Он лишь повторил мою хитрую полуулыбку, словно счёл вопрос риторическим. «Празднуй моё поражение…» А вообще-то зря я об этом вспомнила…

― А что тогда за четвёртый язык? ― спросил Раф.

― Ну как же, я неплохо владею русским, представляешь? ― потешалась я с серьёзным видом. Я прикусила губу изнутри, чтобы отогнать непрошеные воспоминания. Тщетно.

― Вот оно что. ― он опустил взгляд, заправляя мне выбившуюся прядку за ухо. Его рука замерла. Гордеев потерял улыбку и нахмурился, смотря в одну точку. По моему я знаю, что он там увидел. Бандана… Проклятье. Я где-то потеряла её!

Я втянула воздух.

― Рэйвен не только на-дене говорила. ― сказала я отвлекая его, от очередного плохого открытия, ― Она знала несколько диалектов атапаскских языков. Ну и мы с отцом и дедом соответственно тоже волей неволей их знали. Никто никого не заставлял их учить, просто как я уже говорила, это запоминаешь со временем.

Кончиками пальцев он проследил почти уже незаметный шрам на шее, и взметнул взгляд в мои глаза. Тысячи вопросов пронеслись в его голове, за одно мгновение, повисшей тишины, сквозь которую из колонок стерео, вилась приглушённая мелодия Centrefolds ―Placebo. Я вздохнула отводя взгляд в сторону, на белый рояль.

― Английский, французский, и немецкий, я учила с самого детства. Я практически училась говорить, сразу на нескольких языках, помимо русского.

Мне не нравилось это вспоминать, и уж тем более рассказывать об этом. В те времена, только музыка спасала меня. В музыке есть прекрасная вещь ― когда она попадает в тебя, ты не чувствуешь боли. Боб Марли. Рок всегда завораживал и очаровывал меня ― меня до дрожи восхищает эта тонкая почти безумная грань, между агрессией и технической сложностью. Совершенно удивительное сочетание дикого варварства и интеллекта.

Раф долго молчал. Когда я повернулась, то наткнулась на синий взгляд полный чистейшего недоумения и изумления.

― Зачем?

― Я не знаю, ― пожала я плечами, чувствуя, как они дрожат, ― Так от меня хотели.

― Мама? ― правильно догадался Раф.

Я поджала губы, чувствуя себя в ловушке.

― Почему ты так подумал?

― Просто, твой отец не похож на помешанного человека. ― ответил он более чем уверенно. Я горько усмехнулась.

― Думаешь моя мать помешанная?

Он провёл рукой по своим волосам, взъерошивая чёрные пряди.

― Ради Бога, Тори! ― его слегка рычащий голос граничил с чем-то отчаянным, ― Ну а как ещё это назвать? Тебе просто испортили детство всем этим.

Ого. С такими доводами при всём своём грёбанном желании не поспоришь. Да и не с чем спорить.

― У меня не было детства.

Это было слишком. Слишком личное. Даже сквозь алкоголь я чувствовала преграду между нами. Гордеев в некотором замешательстве повёл бровью.

Заметив, что ремешок на правом браслете слабо застегнут, я подалась немного вперёд, зависая в считанных сантиметрах от его лица. Раф отрывисто вздохнул, он не ожидал, он растерялся, когда я прикоснулась к кожаному браслету и мягко схватил меня за руку отстраняя от себя.

― Не стоит. Это не то, что ты думаешь, ― покачал он головой, неумело пряча то, что ломалось под всем этим жестоким величием. Восхитительно медленно. Я получала практически физическое удовольствие от этого. Я выбила его из равновесия, это очевидно, даже моему синему как смурфу, мозгу.

― Тогда что? ― не отставала я. Меня насторожило это, я цвела от этого, мёртвым кипарисом. От того, что могла загнать его в угол.

Раф отпустил мою руку. Он был напряжён и злился.

― Это совсем… другое. ― процедил он сквозь зубы. Было что-то чёрное и страшное в его виде. Вот именно в такие моменты, этот парень пугает меня до чёртиков. Вспышки. Такое впечатление что он не контролирует свой гнев. Это заставляет меня сжиматься в комок. И это мне очень кое-кого напоминает.

Он удерживал мой взгляд пару секунд и покачал головой кусая нижнюю губу изнутри.

Смотря на свои руки, он выглядел хмуро, сдержанно… сокрушённо. Я видело это в нём буквально сегодня утром. Вздохнув, он расстегнул браслет на правом запястье.

Первым, что я увидела, были письмена: витиеватым почерком они оплетали правое запястье. Было похоже на латынь, но я не уверенна. Я уже где-то видела эти слова, потому что почему-то знала, что он означают. Мудрость, справедливость, мужество и умеренность ― четыре звезды, что символизируют четыре естественные добродетели древнего мира, на руках закоренелого антагониста. На второй руке была роза. Она так же как и надпись являлась тонко вытатуированным браслетом на его коже, оплетая его запястье, стеблем с шипами. Сам, едва раскрытый белый бутон цветка был изображён на внутренней стороне запястья. И роза такая детальная, словно живая.

Прочистив горло посмотрела на него.

― Почему роза?

― Имя. ― только и сказал Раф. Так, словно был готов ответить в любую секунду, словно готовил себя к ответу. У него было такое выражение лица, что я почему-то не рискнула спрашивать, чьё это имя. Лишь потом, я сообразила. Посмотрела на помрачневшего Рафаэля, готовая поспорить на свою душу, что это напрямую связанно с его музыкой и стихами. Вот кого, он навещал. Роза ― вот как её звали. Она на его запястье запечатлена татуировкой. Она в его памяти навсегда. Отогнала прочь эту мысль. Ну по крайней мере предприняла все попытки. Я поддалась навязчивому порыву, прикасаясь к татуировкам. Его руки вздрогнули от контакта. Он дышал ровно и смотрел на меня, взглядом практически неживым, статичным… страшным. Было что-то очень странное с его руками. От порезов, так бывает? И тут из меня разом вышибло весь воздух…

― Ах…

Это не то, что я думала. Я теперь вообще не знаю о чём думать. Шрамы, пересекают линии вен. Но они гораздо шире, они неровные, словно рваные, и они опоясывают запястья полностью! Что-то очень плохое и тёмное заскреблось внутри меня. Я прижала свои руки к груди, как маленькая. Чёрт! Я испугалась. Я закрылась. Мгновенно.

Я просто не представляла, что сказать. Одно я знала точно: это сделал не он!

Раф отвёл от меня взгляд, застёгивая браслеты на руках.

― Что это такое?

― Повреждение сухожилий.

― Как ты играешь?

― Не так как хотелось бы. ― ответил парень, очень сосредоточенно на меня смотря.

Я отчаянно не могла понять, такое впечатление, что, ему больно когда он играет. И эти рубцы на запястьях, они… Как если бы, руки… сковывали или связывали. Сердце грохнулось где-то в районе горла. Как? Кто? Почему? Чёрт! Слишком много вопросов и подозрений пронеслось в моей голове. Слишком много. Просто слишком!

― Что произошло? ― прошептала я еле слышно. Он глубоко вздохнул.

― Хм, странно получается. Ты знаешь обо мне всё, я о тебе ― ничего. ― Раф поймал мой взгляд. В его, блуждающем по моему лицу, отражалась глубокая степень мысли. Всё? Я ничегошеньки о нём не знаю. Вот даже не на грамм. И чем больше узнаю, тем больше не знаю. Я застряла взглядом на этих браслетах, переживая совершенное крушение, не понимая, как такое могло случиться с ним. Что за чёрт случился с ним?

Запуская пальцы в мои волосы на затылке, он придвинулся ближе. Я хотела остановить его, но мой порыв приблизил его ещё ближе. Он лишь слегка коснулся моих губ своими и замер. У нас обоих дыхание перехватило от этого. Я чувствовала, на сколько он тёплый, от него прямо волнами исходит сильный жар, как от очага. Я бы могла подумать, что у парня температура.

― Только не бойся. — тихо прошептал Раф. Его голос сильно хрипел и был низким, словно низкий саунд у гитары. Скользящим движением он обхватил меня за подбородок и легко провёл большим пальцем по моим губам. В блёклом свете с улицы, что проникал из окна, черты его лица казались мягкими, призрачными, эфемерно красивыми. Чёрт возьми, он и в правду был прекрасным снаружи, совершенно красивым. Длинные густые ресницы, отбрасывали мягкие тени под глазами. Губы еле уловимо дрогнули. Очень напряжённые брови, выдавали тревожные мысли. Я осторожно протянула руку и легонько скользнула по шёлковым волнистым прядям, чёрного цвета, что слегка поблескивали синеватым серебром, от лунного света проникающего в гостиную. Парадокс заключался в том, что я хотела его ― в своём личном пространстве, в своём времени. В своём больном мире, своих мыслях, я боялась его, считала деспотом, а в сердце замирала перед ним. Я потеряла границы страха и удовольствия.

Кажется, у меня руки дрожат.

Кажется, он не может сделать вдох…

Кажется, я тону.

О, нет, мне не кажется.

Его прикосновения медлили и оставляли трепещущие прикосновения на коже. Моё эго орало ему: «Поцелуй меня!». Он лишь оставил невесомый поцелуй по моей щеке. Я ощущала это глубже чем физически.

― Спокойной ночи.

Раф отстранился, поднимаясь на ноги. Я не могла и слова вымолвить, видя, как он уходит. Пытаться разобраться в себе сейчас, походу бесполезное занятие. Ладно, утро вечера мудренее. Вот утром и разберемся, какого чёрта всё это было.