1

Детский психолог Джейн Сандерс долго смотрела вслед своему маленькому пациенту, прежде чем перевела взгляд на явно взрослого посетителя, который удобно откинулся в кресле с журналом «Юный эрудит» в руках.

От неожиданности у нее екнуло сердце. Джейн не видела Рональда Бартона с тех самых пор, как полгода назад их крестник, Рональд Чейн, отпраздновал свой четвертый день рождения.

Адвокат был одет в строгий серый костюм вместо обычных джинсов и мятой вельветовой куртки. Это означало, что он уже побывал сегодня на судебном заседании.

Однако сейчас модный галстук сбился, воротничок белой рубашки был расстегнут, а темные волосы растрепались — наверное, он не раз за день запускал в них свои сильные пальцы.

— Чем я могу помочь тебе, малыш? — как нельзя нежнее произнесла Джейн.

Бартон, дочитав фразу, отложил журнал и поднял взгляд. Джейн почувствовала волнение.

— Эй, Сандерс, как дела?

Рон, выросший на скотоводческой ферме близ Плейсервилля, говорил протяжно, с ленцой любителя попивать виски с медом, что нередко привлекало присяжных на его сторону, а женщин — в его постель.

Других женщин, напомнила себе Джейн. Она и Рональд — просто хорошие знакомые, не более.

Одним движением он встал и приблизился к ней. Высокий, прекрасно сложенный, широкоплечий Рональд казался настоящим атлетом — сразу и не заметишь, что он потерял правую руку. О боли и горечи в его душе знали только самые близкие друзья.

Знала о них и Джейн, как и о вспышках безудержной ярости, когда он попадал в положения, напоминавшие ему об увечье.

— Я звонил тебе, — сообщил Рон и ласково коснулся губами ее щеки, что она давно уже воспринимала как чисто дружеский жест. — Мне сказали, ты занята с пациентом.

— Да, день тяжелый, и он еще не кончился.

— Ты можешь уделить несколько минут крестному отцу маленького Рона? Это важно, — подчеркнул он, когда увидел, что Джейн колеблется. — Иначе я не стал бы просить тебя.

— Я в твоем распоряжении на… — Она посмотрела на часы, — семь с половиной минут, но не будем считаться.

И провела Рональда в свой кабинет.

Впервые они встретились пять лет назад у зала заседаний Комиссии по защите прав несовершеннолетних, где Рональд добивался для своего клиента разрешения на свидания. Известнейший детский хирург Алан Чейн ложно обвинялся тогда в приставании к собственной дочери. А Джейн защищала интересы Милли, дочери Чейна, своей пациентки.

Она сразу обратила внимание на уверенную осанку Рональда, умные карие глаза и лишь потом заметила пустой рукав пиджака.

Интерес друг к другу родился мгновенно; к тому времени, когда она поняла, что Рон явно относится к непростому типу рефлексивных, саркастичных и много переживших мужчин, Джейн уже безнадежно влюбилась в него.

Он, конечно, тоже осознавал, что между ними возникло взаимное влечение, но в те несколько недель, когда они лучше узнавали друг друга, притягательный блеск в его глазах постепенно сменился холодным безразличием.

Джейн была заинтригована и несколько обижена, пока их общая приятельница Энн Чейн не объяснила ей, что после давней скандальной истории развода Рональд научился сопротивляться серьезным чувствам.

Чем сильнее ему нравилась женщина, тем упорнее он избегал ее, утверждала Энн. Хотя Джейн подозревала, что подруга просто хотела смягчить боль ее уязвленного самолюбия.

— Как прошло заседание в суде? — спросила она, усевшись за свой порядком заваленный бумагами стол и, скинув туфли, погрузила уставшие ступни в тепло пушистого ковра.

Рональд удобно расположился в одном из кресел и ослабил узел галстука.

— Мы выиграли! — объявил он.

— Поздравляю. Собираешься отпраздновать?

Он высоко вскинул брови, и Джейн залюбовалась блеском его темных глаз и густотой ресниц. Она ни у кого еще не видела такого неотразимого и печального взгляда.

— Вообще-то я большую часть времени потратил на поиски своего стола под грудой бумаг, скопившихся, пока был в Лос-Анджелесе.

— Мой стол выглядит так же по субботам, когда я привожу в порядок свои заметки, — поддержала его Джейн со вздохом. — Я бы предпочла мытье душевых бумажной работе.

— Что касается меня, то уж лучше чистить конюшни, — лениво протянул Рон.

— О-о-о, это настоящее мужское дело!

— Всего лишь способ зарабатывать на жизнь.

— А я всегда удивлялась, почему ты выбрал такую легкую профессию адвоката.

Сверкнула улыбка. В ней был вызов, на который, она знала, Рон не ждал ответа.

— Разве непонятно? Тот из нас, кто физически неполноценен, может заняться политической карьерой.

— Фу, как грубо, Рон. Лучше, если члены вашего научного общества не услышат это.

В юридических кругах города всем было хорошо известно, что Рон потерял руку на гонках. Джейн рассказывали, что у его машины лопнула покрышка, и он предпочел врезаться в стену, лишь бы не столкнуться с двумя машинами соперников.

Когда взгляд Джейн останавливался на пустом рукаве, ей всегда хотелось спросить, не жалеет ли он о своем благородном поступке. Но всякий раз, когда она пыталась заговорить о чем-нибудь менее отвлеченном, чем погода или спорт, он охлаждал ее пыл таким взглядом, который Джейн ни за что не хотела бы увидеть снова.

— Чем могу быть полезна вам сегодня, адвокат? — спросила Джейн, отгоняя эти мысли.

— Ты помнишь себя четырнадцатилетней, Сандерс?

Она нахмурилась, удивленная не столько банальностью вопроса, сколько небрежным тоном Рональда. Сдержанный и целеустремленный, он никогда не тратил время на пустую болтовню.

— Не очень, — в тон ему ответила Джейн, продолжая наводить порядок на столе.

— Лично я тогда впервые победил на юношеском чемпионате. Обошел своего старшего брата Джеймса. Он был просто измочален, и я решил побеждать его три года подряд.

Джейн попыталась представить себе Рона четырнадцатилетним подростком в расцвете физической красоты, полным неистовой жажды жизни.

— Мне не хочется торопить тебя, Бартон, но меня ждет пациент… Да и шесть минут уже прошли.

Рон посмотрел на часы. Он привык сам определять время и форму общения с людьми, а не наоборот. Джейн, в известном смысле, оказалась для него крепким орешком.

— Позволь мне рассказать одну историю, Сандерс. Это история молодой девушки по имени Мария Гонсалес, дочери сельскохозяйственного рабочего-эмигранта. Четырнадцатилетней девочкой отец продал ее своему хозяину, фермеру из долины Джеку Джекобсу, всего за две тысячи долларов и подержаный пикап.

— Продал? — скептически переспросила Джейн.

Движением руки он отверг ее сомнения.

— Он подписал бумаги, давшие разрешение на брак несовершеннолетней дочери с Джекобсом, за что тот вознаградил Хосе Гонсалеса некой суммой и машиной.

— О, Господи!

Джейн стала слушать внимательно, ее лоб под спутанной медного цвета челкой прорезала морщинка.

— Мария не винила отца. Она сказала мне, что была старшей дочерью, а все восемь детей — ее братья и сестры — вечно были голодны. Кроме того, она устала собирать салат-латук и мечтала хотя бы чуть-чуть пожить в доме с ванной.

Рон перевел глаза на кукольную семью, уютно расположившуюся на маленьком столике. Джейн устроила у себя в кабинете детский уголок, необходимый для игровой терапии. Приятная мизансцена, решил он. Все четко продумано, даже обои со зверюшками на стенах и букетик анютиных глазок в старом заварочном чайнике.

— Однако, — продолжал Рон, осторожно подбирая слова, — Мария не подозревала, что Джек любит покладистых женщин, а старина Джек не знал, что его девственница-невеста — девушка с характером. Когда она взбунтовалась в первый раз, он сломал ей нос. Мария пожаловалась отцу, но Хосе лишь пожал плечами в ответ и сказал, что большинство англичан воспитывают своих жен именно так.

Джейн глубоко вздохнула.

— Она оставалась с этим Джеком, потому что ей некуда было идти?

— В общем, да. После появления на свет третьего сына врач предупредил, что еще одни роды попросту убьют ее. Но Джек, узнав об этом, лишь засмеялся и ответил, что такой исход не станет для него большой трагедией. Что есть у одной женщины, то есть и у другой, а в темноте все они одинаковы.

— Таких надо расстреливать! — воскликнула Джейн.

— Вот и Мария была того же мнения. Она зарядила дробовик мужа и стала поджидать его в амбаре.

Рука Джейн, поднявшаяся к горлу, на мгновение задержала на себе взгляд Рона.

— Она убила его?

— Убила бы, если бы он не был здоров, как бык. Ублюдок всего-навсего пролежал месяц в больнице.

Рон как всегда старался казаться невозмутимым, но Джейн кожей чувствовала, как он разгневан.

Он был одним из самых загруженных работой адвокатов по уголовным делам в Сакраменто. Не потому, что гнался за деньгами, а потому, что никому не мог отказать в защите.

Нежная душа в шкуре большого злого волка — вечно подшучивал над другом детства Алан Чейн. Соперники Рона из окружной прокуратуры отзывались о нем, как о бессердечном сукином сыне, но втайне уважали за мужество и неподкупность.

— И ты собираешься взяться за ее дело? — спросила Джейн.

— Я уже взялся. Больше двух лет назад.

— И что произошло?

— Суд не устроили мотивы самозащиты. Если бы обвиняемая схватилась за ружье в состоянии аффекта, тогда… — Рон пожал плечами. — Словом, ей дали восемь лет тюрьмы, а Джек получил развод и полную опеку над сыновьями.

— Иногда плохой прицел — большая удача.

Рон криво усмехнулся.

— Она сказала, что закрыла глаза прежде, чем спустила курок. Боялась вида крови.

Джейн вспомнила ярко-красные следы на ковре в квартире, где они жили с мужем. После смерти Роберта хозяин сменил ковер, но Джейн мерещилась кровь всякий раз, когда она входила в спальню. В конце концов пришлось переехать, но и это не помогло.

— Как долго Мария находилась в тюрьме? — заставила она себя задать вопрос.

— Около двух лет. Вполне достаточно, чтобы забеременеть. Она родит через неделю или около того.

— А кто отец?

— Хороший вопрос. Я бы поставил на одного из охранников, но Мария отказывается назвать имя.

Отчаяние и гнев застыли в его глазах — отчаяние и гнев, вызванные собственным бессилием.

— Может быть, она любит этого человека и не хочет, чтобы он пострадал? — нерешительно предположила Джейн.

Рон скептически нахмурился, и она поняла, что он думает о любви.

— В записке, которую я получил от тюремного врача, говорится, что Мария на грани нервного срыва, и поэтому я здесь.

— Но, Рон, я не работаю со взрослыми! Только с детьми.

— И это значит, что тебе известно, как защитить детей гораздо лучше, чем мне.

— Да, конечно, но…

— Младенец Марии еще не родился, но бюрократы из Комиссии по защите прав детей уже шумят, что им снова придется рассматривать в суде дело об опеке. Мне нужен специалист по детской психологии, который поможет убедить чиновников подождать хотя бы до того времени, когда Марию отпустят на поруки.

Он наклонился, вытянув вперед руку — крупную мужскую руку с широкой ладонью и вздутыми венами. Да, она сильна, но похоже, совсем лишена нежности, подумала Джейн.

— Сначала я должна встретиться с ней. Поговорить, узнать получше, прежде чем решить, смогу ли быть ее адвокатом.

Рон кивнул, словно предвидел эти возражения и был готов к ним.

— Завтра начинаются праздники — День независимости, и суд объявил перерыв до вторника. Я еду утром в тюрьму, чтобы поговорить с Марией. Будет хорошо, если ты отправишься со мной. Я даже обещаю тебе ленч. А где — сама выберешь.

— Когда ее отпустят на поруки?

— Через четыре месяца. Джейн задумалась на мгновение.

— В таком случае, отсрочка не должна отразиться на состоянии ребенка, — сказала она медленно, — хотя, конечно, забота чужих людей не самый лучший вариант для новорожденного. Связь с матерью, ее присутствие очень важны в первые месяцы жизни.

— Ну, ты решила? Я, конечно, оплачу консультацию, что бы ты…

— Ленч — это очень заманчиво, — прервала его Джейн, взглянув на часы. Через несколько минут придет следующий пациент. — Конечно, если мое расписание позволит.

Джейн вынула из ящика блокнот и перевернула страницу. Пятница.

— Извини, Рон, но завтра у меня три пациента, — прошептала она, посасывая кончик ручки. — А вот в субботу, воскресенье и понедельник я свободна.

Она подняла лицо, и Рон заметил пятно синих чернил на ее нижней губе: интересно, а каковы на вкус чернила, когда целуешь женщину.

— Когда у тебя завтра последний прием?

— В одиннадцать, но…

— Я заеду за тобой ровно в полдень.

Он поднялся, снова подумал о том, что неплохо бы поцеловать Джейн, но уж слишком она хороша сегодня. Волосы растрепаны, будто только что была в постели с мужчиной. А может, виной всему белый шелковый халатик, облегавший стройную фигуру? Напомнив себе, что он злоупотребляет временем Джейн, Рон еле заметно улыбнулся и направился к выходу.

— Подожди минуту. Я еще не сказала, что согласна поехать… — Но Рональд был уже в приемной.

— Рон, подожди.

— Ровно в двенадцать, — повторил Рон, придержав дверь прежде, чем она плотно закрылась. Его уже не было, а Джейн все еще бормотала возражения.

Теперь его старт.

* * *

Рон уверенно держался в седле, то и дело подгоняя крупного жеребца.

Жесткий кустарник пустыни проносился мимо смазанной полосой, напоминая о зрителях, которые так восторженно приветствовали его.

Пальцы Рона сжимали поводья с нежностью любовника, когда он направлял лошадь по той самой дороге, где некогда мчался на своей лучшей гоночной машине.

В пятидесяти ярдах впереди возвышался старый каменный столб, служивший финишной отметкой. Совсем близко от него Алан Чейн криками подбадривал своего жеребца Изумруда, но его голос относило ветром.

Черт побери, подумал Рон, натягивая поводья над взметавшейся гривой гнедого. Рональд Бартон никогда не проигрывал гонки без борьбы.

За десять ярдов до финиша гнедой вырвался вперед. Не в силах больше сдерживаться, Рон испустил победный крик, способный долететь до гор Сьерра-Невады.

— Черт побери, Корн! — крикнул он в ухо лошади. — Мы это сделали!

Ничто не сравнится с победой, думал он, похлопывая гнедого по взмыленной холке. Она заставляет мужчину снова почувствовать себя сильным. Непобедимым.

Рон перевел гнедого на шаг. Сняв шляпу и держа ее в руке, Алан развернул свою лошадь ему навстречу.

Рон усмехнулся, увидев лицо друга, огорченного поражением. Такое же выражение он замечал и раньше, на лице другого парня, которого обошел на гонках. Дважды в Инди и один раз в Лемансе.

Но это случилось давно, когда у Рона были обе руки и неодолимая жажда жить в невероятном темпе. Теперь же гонки, которые он выигрывал, что-то значили только для него самого, и даже радость победы начинала изредка утомлять.

— А ведь был уверен, что обойду тебя сегодня, — объявил Алан, когда пыль осела.

— Ты почти сделал это. Просто Корн не мог допустить, чтобы его обошел такой молодой жеребец.

— Это происходит со всеми нами — раньше или позже.

— Черта с два!

Рон направил Корна в загон.

Как утверждал дед Рона по материнской линии, активный противник Реконструкции, старая конюшня была построена сразу после войны за независимость. Все остальные, включая отца Рона, считали, что ее сооружением они обязаны испанским солдатам времен колонизации.

Однако Рона это никогда не волновало. Он любил каждый дюйм старой конюшни и той земли, на которой она стояла.

Как только он подрос и уже не съезжал с седла, отец начал учить его верховой езде в этом самом загоне. Старик и его помощники всегда были рядом и выкрикивали советы. Каждый раз, когда он ошибался, старый ковбой поправлял и подбадривал его.

— Бросай эту петлю, парень. Сделай это раньше, чем бык заставит тебя петь сопрано до конца дней. Работай кистью руки, сынок, как я учил тебя. Работай как следует! Ничто не сделает из тебя мужчину лучше, чем верховая езда и лассо.

Рон улыбнулся про себя. Первый раз, взявшись за лассо, он страшно боялся, что потеряет сразу все зубы и переломает ноги, но гордость не позволила отступить, и в конце концов он стал лучшим наездником округа.

Оба друга спешились, и лишь тогда Алан полез в карман рубахи за двадцатью долларами.

— Энн убьет меня, когда узнает, что я снова проиграл, — пробормотал он, вложив двадцатку в нагрудный карман Рона.

— Тогда не говори ей.

— Ты же знаешь Энни. Рано или поздно она умудряется выведать все мои секреты. — Алан покачал головой. — Запомни, Рон: чертовски трудно быть женатым на ученой женщине.

— Да-а, я вижу, как ты несчастлив, каждый раз, когда останавливаюсь около твоего дома.

Думая о том, как повезло Алану, Рон гладил Корна по носу рукой, которая все еще держала поводья. Спустившись на землю, он снова стал лишь парнем с недостатком, который нельзя скрыть, и ворохом горьких воспоминаний.

Заведение Фрэнка было чуть больше наспех сколоченной лачуги. Усталые и мучимые жаждой сельскохозяйственные рабочие могли здесь промочить горло дешевым пивом и часами обсуждали торговые новости.

Платил Рон. От двадцатки Алана осталось одно воспоминание. Оба они прочно приросли к стойке, сжимая в руках кружки с холодным пивом, — самым лучшим, с точки зрения Фрэнка.

— Как Энн? — спросил Рон после первой кружки. Лицо Алана смягчилось, как и всегда, когда он говорил о жене.

— Отлично после того, как прошли утренние недомогания.

— И что ты испытываешь при мысли еще об одном малыше?

— Примерно то же, что ты — после первой победы в Инда.

Улыбнувшись Алану, Рон почувствовал знакомое волнение, сжавшее горло.

— Это здорово, правда?.

Когда он говорил о прошлом, его голос становился веселым и беззаботным.

Алан зачерпнул горсть фисташек из старой деревянной миски и высыпал ни стойку.

— Между прочим, мы с Энн хотели бы, чтобы ты стал крестным отцом нашего будущего ребенка. Как ты?

Рон проглотил комок в горле.

— Черт, это было бы здорово! Если я не испорчу его, как испортил Рона.

Алан засмеялся.

— Извини, старина. Ее, а не его.

— Заливаешь!

— Не больше, чем оператор ультразвукового аппарата.

— Ты постареешь к тому времени, когда Рон и будущий малыш закончат школу.

— Ну, Энн не даст мне состариться. Уверяет, что у нас будет уйма времени на то, чтобы подкрашиваться и выглядеть о'кей.

Рон познакомился с Энн, когда Алан впервые оказался под следствием. Тогда она была его золовкой, сестрой жены, которая подбила дочь заявить на отца в полицию. Тогда никто не верил, что родная мать может заставить свою дочь лгать, но именно это и сделала Мэгги Чейн. Лишь после смерти Мэгги, когда Милли переехала к Энн, открылась правда.

Рон тяжело привыкал к женщине, которая помогла отправить его лучшего друга в тюрьму, но изменил мнение, когда Энн вместе с Джейн помогли выиграть дело Алана при очередном слушании.

После Алан уговорил Энн остаться с ним навсегда, а год спустя с громким криком на свет появился Рон Филдинг Чейн, унаследовавший упрямый нрав своего отца.

— Джейн уже согласилась быть крестной, — добавил Алан, словно только что вспомнил об этом.

Рон кивнул и сосредоточился на пиве.

Они вместе с Джейн ждали в приемной, когда родился Рон Чейн. Были и на крещении, и на каждом дне рождения крестника. Каждый раз, когда они оказывались вместе, он хотел ее.

Это очень легко объяснить. Друзья юности Рона, да и он сам, называли таких женщин, как Сандерс, «аппетитными». Округлые формы заставляли кровь в жилах мужчины бежать быстрее.

Но больше всего ему нравились ее улыбка и блеск золотистых глаз, говоривших мужчине, что он — самый привлекательный из всех, кого она когда-либо встречала.

У его жены тоже были такие глаза. И она тоже была умной, сексуальной и волнующей. Вот только вовсе неверной и, главное, недоброй.

— Эй, эти часы правильные?

Алан окликнул бармена именно в тот момент, когда Рон подумывал о следующей кружке.

— Не идут! Сломаны! — проорал в ответ Фрэнк.

Ему было семьдесят, однако волосы его напоминали по цвету красное дерево. Слух он потерял почти полностью, работая на лесопильном заводе, и уже не мог разговаривать нормально.

— Ну, мне пора. — Алан осушил последнюю кружку и поднялся. — Пошли к нам. Энн и Ронни всегда рады тебя видеть.

— Нет, я… Я не такой, как твои знаменитые хирурги. Режут, когда хотят… У меня есть работа на вечер.

Алан усмехнулся.

— В это же время на следующей неделе? Дистанция та же?

— Почему бы и нет? Мне нужны деньги.

После ухода Алана Рон заказал еще пива. Может, купить пиццу по дороге домой, думал он, глядя на Фрэнка, который приближался с кружкой. Или поболеть за играющих в бильярд, прежде чем отправиться в долину.

Он хватался за любую возможность, лишь бы не возвращаться домой до тех пор, пока не вымотается до предела — настолько, чтобы заснуть, как только голова коснется подушки.

Во сне он никогда не видел себя калекой, хотя сны ему снились очень редко. Во сне он улыбался женщине, и она улыбалась в ответ, а когда он раскрывал ей объятия, она таяла в них.

Рон поднес кружку ж губам и сделал большой глоток. Дешевое пиво ударяло в голову и имело горький привкус. Но, как и его адвокатская практика, подержанный «мерседес» 1959 года и множество воспоминаний, которые иногда хотелось забыть, это было все же лучше, чем ничего.

 

2

Джейн закрыла глаза и представила, как лежит на пляже, обласканная теплыми лучами солнца, и потягивает ледяной «маи-таи». Она заставила себя поскорее отрешиться от лязга решетчатых дверей в утробе тюрьмы и постаралась оживить в воображении успокаивающий шепот волн.

Ей даже удалось почувствовать вместо тяжелого затхлого воздуха, пропитанного тюремной дезинфекцией, легкий и свежий ветерок с ароматом имбиря.

— Сандерс!

— М-м-м?

Джейн позволила ленивой улыбке тронуть уголки губ. Окликнувший ее глубокий, звучный, как у героев вестернов, голос был ей по душе.

— Эй, проснись, Сандерс! Не спи на работе. Большая мускулистая рука осторожно сжала округлое плечо Джейн, приглашая, ее из страны грез в пустую маленькую комнатку с холодным цементным полом.

— С возвращением.

Рон поставил свой стул напротив.

Джейн села прямо и повертела головой, разминая затекшую шею.

— Который час?

— Уже пять.

Серые стены женской тюрьмы, грязные окна, поношенная одежда обитательниц, которых они с Роном встретили в холле, — все было скучным и безрадостным. Даже самого бесчувственного человека эта обстановка повергла бы в уныние.

Джейн и Рон прибыли сюда в начале четвертого и смогли узнать только, что женщина, которую они хотели видеть, увезена в родильное отделение. Ждать пришлось в приемной тюремного изолятора. И пока Рон, уставший от вынужденного безделья, расхаживал по комнате, Джейн решила отвлечься и помечтать, чтобы отогнать подступающее удушье.

— Похоже, я задремала, — застенчиво пробормотала она. — Извини, пожалуйста.

На лице появилась и пропала легкая улыбка.

— Ничего. Это бывает после тяжелого дня.

— Узнал что-нибудь о Марии?

— С минуты на минуту разродится.

Жесткие складки в уголках рта разгладились, и Джейн поняла, что Рон волнуется.

— Как она?

— Не очень, судя по выражению лица того парня, с которым я говорил.

— Лучше бы они посадили охранника, который бросил ее, и закинули подальше ключи от камеры, вместо того, чтобы переводить его в другую тюрьму.

— Мария отрицает, что ее изнасиловали.

— А ты не пытался повлиять на нее, чтобы она изменила показания?

— Конечно, пытался. — Рон насмешливо фыркнул.

Джейн окинула его взглядом — измученный человек, который часто доводит себя до изнеможения и не хочет в этом признаться. Кто-то должен убедить его, что надо щадить себя, подумала Джейн. Кто-то любящий, кто увидел бы в нем живого человека из плоти и крови, а не винтик в судебной машине.

— Ты был так же жесток к себе и на гонках? — спросила она небрежно.

— Гонки были моей работой. Жестокость тут ни при чем.

— Но ты стремился быть лучшим.

Рон уставился на сырое пятно, проступившее на штукатурке стены: его глаза сузились и густые жесткие ресницы почти сомкнулись.

Джейн всегда мучил вопрос, вспоминает ли Рон о тех временах, когда роковое решение еще не изменило всю его жизнь, а тело и дух еще не были искалечены.

— Ты хочешь знать, рассчитывал ли я на победу всякий раз, когда заводил машину? Нет. Проигрыш — это часть науки побеждать, и я всегда мог сказать себе, что меня ждет следующая попытка. А такие люди, как Мария, имеют лишь один шанс на победу.

— Но ты не мог всегда надеяться на успех, — тихо сказала Джейн.

Рон медленно повернулся, и их взгляды встретились. Его глаза казались кусочками черного льда.

— Ты хочешь сказать, что не рассчитываешь помочь каждому ребенку, который появляется в твоем кабинете?

Его губы иронично изогнулись, и Джейн подумала, что он был бы потрясающе красив, если бы хоть раз позволил себе улыбнуться настоящей искренней улыбкой.

— Много лет назад я научилась не требовать от себя невозможного. Но признаюсь, что верю в чудеса, даже в исключительно трудных случаях.

— Не обижайся, Сандерс, но лично я уже давно понял, что доверять не себе, а чудесам — занятие для дураков.

Его голос стал твердым, как гранитная плита. Как стена, которую он воздвиг между собой и своими чувствами.

— О, ты типичный адвокат! — Она дразняще улыбнулась. — Перевернул мои слова с ног на голову.

— Кто, я?

— Да ты. Я говорю о том, что можно верить в чудеса, а не о том, что на них следует надеяться. — Она покачала головой и прищелкнула языком. — Это не одно и то же, между прочим.

— А это важно?

— Конечно, важно!

Он приподнял брови и пристально, с насмешкой, посмотрел на Джейн.

— Почему?

— Хотя бы потому…

— Мистер Бартон? — Их прервал усталый, надтреснутый голос. Лицо женщины было взволнованным, а одежда врача-хирурга — безукоризненно белой.

— Да?

Рон, мгновенно насторожившись, вскочил на ноги.

— Я — Этель Фостер, врач Марии.

Рон протянул для пожатия левую руку, на что женщина, слегка удивившись, протянула ему свою.

Без руки, с широкими плечами, он казался немного кривобоким. Джейн уже привыкла к нему, но видеть это впервые было трудно.

— Мария сказала, что вы человек слова, и потому ждала вас, — сказала доктор со слабой улыбкой. — В отличие от меня.

— Вы циник, доктор?

— Просто имела дело с адвокатами.

— Но не со мной.

— Время покажет, мистер Бартон.

Джейн, заметив, что доктор Фостер чуть улыбнулась, присудила очко Рону.

— Доктор Фостер, это доктор Джейн Сандерс. Она детский психолог, и я пригласил ее сюда представлять интересы ребенка.

— Понимаю.

Доктор повернулась к Джейн пожать ей руку, и та увидела темные тени под глазами и усталые морщинки вокруг полных бледных губ. Слишком большая ответственность, слишком много волнений и слишком мало сна, профессионально определила она, чувствуя духовное родство с этой женщиной.

— Я полагаю, ребенок уже родился? — мягко спросила Джейн.

Доктор Фостер кивнула.

— Около тридцати минут назад. Мы только что перевели Марию в палату.

— Как она? — поинтересовался Рон.

— Неважно. У нее было обильное кровотечение, да и долгие роды подорвали силы. Уровень лейкоцитов в крови опасно низок, он не поднялся даже после многократных переливаний.

— А ребенок? — быстро спросила Джейн.

— Слава Богу, нормально. Девочка. Шесть фунтов пять унций. Рефлексы нормальные, реакция тоже.

Рон встревожился.

— Очень маленький вес, по-моему.

— Как обычно у тюремных детей, — объяснила доктор Фостер с ироничной улыбкой.

— Сможет ли мать сама кормить ребенка?

Джейн подумала о первых днях жизни девочки.

— К сожалению, нет. Не только потому, что это против правил. Мария слишком слаба.

Во взгляде доктора Фостер сквозило отчаяние врача, который сделал все, что мог, и тем не менее проиграл.

— Мы можем ее увидеть? — спросил Рон.

— Обычно в таких случаях я отвечаю — нет, но она очень ждала этой встречи. Может быть, разговор с вами заставит ее меньше тревожиться о будущем девочки.

Рон выглядел смущенным, но решительным.

— Нам следует еще что-нибудь знать, прежде чем зайти к ней?

— Только то, что она очень слаба физически и еще больше угнетена эмоционально. Старайтесь не расстраивать ее, насколько это возможно.

Быстро повернувшись, доктор повела их в палату.

В комнате, рассчитанной на две кровати, стояли четыре, и одна и них была отделена от других занавесками.

Солнечный свет, падавший через решетку единственного окна, казался неприятным и резким. Все остальное было каким-то тусклым. Как и в тюремной приемной, здесь не было ни книг, ни цветов, ни единой картины на стене.

Доктор, чуть помедлив, отодвинула одну из занавесок у четвертой кровати. На ней лежала молодая женщина, сама больше похожая на ребенка, чем на многодетную мать. Длинные темные волосы спутались и потеряли былой блеск, а некогда красивый рот обметала лихорадка. Запавшие карие глаза, прежде горевшие огнем девичьих мечтаний, теперь были обведены тенями и полны безмерной усталости.

Рон наклонился и взял ее за руку.

— Привет, маленькая мама, — сказал он с грубоватой нежностью, что слегка кольнуло Джейн. — Как ты?

Бледные губы Марии дрогнули, когда она попыталась улыбнуться.

— Не очень… хорошо.

— Я привел к тебе друга. Ее зовут доктор Джейн Сандерс, и она много знает о детях. Ты можешь ей доверять.

Мария устало закрыла глаза, а потом медленно подняла их на Джейн.

— У нее… доброе лицо. — Голос был едва слышен, нежный, как у ребенка.

— Она очень хорошая.

Рон взглядом пригласил Джейн подойти поближе.

— Привет, Мария. Мы еще не видели твою девочку, но доктор Фостер сказала, что она очаровательна.

Глаза молодой женщины на миг засветились и вновь стали прекрасными.

— Я… дала ей имя Габриэлла. Так звали мою мать.

— О Мария, какое чудесное имя. Я знаю, твоя дочка будет ему рада, когда вырастет.

— Я… надеюсь. — Печальные карие глаза наполнились слезами. — Это все, что я могу ей дать, и это так несправедливо…

Рыдания сотрясли слабое тело; она не могла успокоиться и хрипло закашлялась.

Доктор Фостер налила воды из пластмассового кувшинчика и помогла Марии напиться. Больная немного оживилась.

— Тебе не следует так расстраиваться, иначе мне придется попросить мистера Бартона и доктора Сандерс уйти.

— Нет… пожалуйста. — Мария старалась дышать ровнее. — Я должна быть уверена… Я не хочу, чтобы моя малышка выросла, как я — без образования, без будущего, способная лишь рожать детей от мужчины, которого ненавидит.

Джейн прикусила губу и посмотрела на Рона. Его лицо было жестким, подбородок вздернут, словно он приготовился к драке.

— Все это в прошлом, Мария. Ты и Джек разведены. Он не сможет больше причинить тебе зло.

— Его адвокат сказал, я никогда не смогу увидеть своих мальчиков, даже если меня выпустят на поруки.

— Это не так. Как только тебя освободят, мы вызовем его в суд и заставим дать согласие на твои встречи с сыновьями.

Джейн, уловив стальные нотки в голосе Рона, невольно пожалела злосчастного адвоката.

Мария опустила глаза, ее рука слабо теребила край одеяла.

— Джек говорит, что они ненавидят меня. Джейн, наклонилась к ней.

— Послушай, Мария. Я работаю с детьми каждый день. Большими, маленькими, печальными, пропащими — самыми разными. Но всех их объединяет одно — любовь к матери. Это редкая, прекрасная и загадочная любовь. Она сильнее, чем слова, поступки… Иногда сильнее самой смерти. Не имеет значения, что сказал этот идиот.

Слезы брызнули из глаз Марии и потекли по худым бледным щекам.

— Я люблю своих мальчиков, доктор Сандерс. Вы должны верить мне. — Ее глаза метнулись к Рону. — Скажите ей, мистер Бартон то, что говорили тому судье. Я… я хотела только напугать Джека и все — ради своих мальчиков. Я не такая ужасная женщина, как повторяли эти люди на суде. Я не такая!

Страстные слова, казалось, лишили больную последних сил. Бисерные капельки пота покрыли лоб, она тяжело дышала. Доктор Фостер встревоженно нахмурилась.

— Все хорошо, Мария, — успокаивающе сказал Рон. — Доктор Сандерс все понимает.

Он едва покосился на Джейн, но та заметила взгляд.

— Конечно, я понимаю, — сказала она очень мягко. — И сделаю все возможное, чтобы Габриэллу не забрали у тебя.

— Она… та женщина из Комиссии, которая приходила ко мне, сказала, что будет слушание о том… кому лучше отдать Габриэллу на воспитание.

— Не волнуйся, детка, — хрипло сказал Рон. — Никто не собирается отнимать у тебя девочку.

Мария не сводила глаз с Рона, словно он один мог что-то сделать для нее.

— Отец отказался от своей дочурки, — прошептала она. — Он говорил, что любит меня, но, добившись своего, решил, что я уже нехороша.

Рон наклонился к ней.

— Не беспокойся, Мария. Я буду на этом слушании. Женщину, которая приходила к тебе, ждут неприятности.

— Эта женщина… сказала, что есть много хороших семей, которые хотят иметь ребенка, и я должна отдать свою девочку. Она назвала это частным… э…

— Частным усыновлением, — тихо подсказал Рон. В большинстве случаев Джейн была согласна с решениями Комиссии по правам, но только не теперь.

— По ее словам, тебе следует отказаться от права опеки над Габриэллой? — спросила Джейн осторожно. — И ты не сможешь предъявить на нее права, даже когда снова станешь свободной?

Марии не понадобилось отвечать. Страдание в ее глазах говорило само за себя.

— Ты хочешь?.. — спросил Рои тихо и настойчиво. — Хочешь отдать девочку на удочерение?

— Я молила Святую Деву помочь мне найти хорошего человека для Габриэллы.

Лицо Рона дрогнуло, но он держал себя в руках.

— И молитва помогла?

Кивок был еле заметен.

— Я хочу, чтобы это были вы, — проговорила Мария задыхаясь. — Никого, кроме вас. Вы не такой, как другие адвокаты, как тот, который защищает Джека. Вы знаете, что значит быть одинокой и бояться. Чувствовать, что все против тебя.

Джейн заметила, как Рону становится все труднее. Марии удалось распознать истинного Рона под панцирем уязвленного, израненного жизнью мужчины.

— Все эти недели… во время суда… обо мне писали столько грязи в газетах… я молилась и молилась, чтобы кто-нибудь помог мне. Поверил, что я не такая плохая, как…

Содрогнувшись от внезапного приступа кашля, она упала навзничь, хрипло дыша.

Доктор, взяв Марию за руку, быстро проверила пульс и посмотрела на Рона. Кивнув, он достал из кармана вельветовой куртки записную книжку и ручку.

— Мне нужно имя человека, которому ты хочешь отдать на воспитание девочку. — Джейн никогда не слышала, чтобы он говорил таким мягким и добрым голосом. — И адрес, если ты его знаешь.

Странное выражение появилось на лице Марии.

— Я уже сказала, кто он, — прошептала она. — Это вы, мистер Бартон. Я хочу, чтобы вы взяли Габриэллу. — Слезы снова брызнули из ее глаз, когда она крепко стиснула его руку. — Обещайте мне… Все, о чем я прошу, не дайте Габриэлле забыть меня.

* * *

У медсестры был утомленный вид, но ее взгляд потеплел, когда доктор Фостер попросила ее показать малышку Джекобс.

— Я всегда ужасно волнуюсь, когда мне приходится заботиться о новорождённых, — сказала она, умело хлопоча возле младенца. — Хотите взять ее на руки?

Сестра опустила высокую стенку колыбельки и осторожно взяла ребенка на руки.

Джейн перекинула ремешок сумочки через плечо и глубоко вздохнула. Рон впервые видел, как Джейн нервничает. Мечтала ли она когда-нибудь иметь своего ребенка? — вдруг подумал он. Была ли замужем? Он никогда не спрашивал ее об этом. Опасно много знать о женщине. Потом хочется узнать еще больше.

— Осторожно, маленькая козочка только что насосалась молока, — пробормотала медсестра, бережно передавая ребенка Джейн. — Ну, иди, моя маленькая.

— О Господи, она не спит, — прошептала Джейн. — И такая крошка. — Тихонько засмеявшись, она пальцем отодвинула прядку черных волос со лба девочки. — Смотри, Рон, она улыбается тебе.

Ощущая себя все более неловко, Рон быстро посмотрел на кругленькое личико в обрамлении пушистого розового одеяльца.

— Я вижу одни только волосы.

Джейн удивленно взглянула на Рона. Он, прятавший свои чувства, вдруг понял, что не может больше скрывать от себя, как много значит для него Джейн.

— Она просто прелесть, — прошептала Джейн. Ее голос дрожал, глаза были полны слез. — Представляю, как тяжело бедной Марии.

— Прошу извинить меня, — тихо сказала доктор Фостер. — Я должна вернуться к больной.

Бросив медсестре быстрый взгляд, который насторожил Рона, она жестом велела ей следовать за собой и вышла.

Джейн снова почувствовала на себе взгляд. С тех пор как они вошли в эту печальную детскую, Рон неотрывно и как-то напряженно смотрел на нее. С другим мужчиной это было бы невыносимо, но от Рона она терпела все. Таков уж он был, со своим римским профилем и важной походкой.

— Хочешь подержать ее? — спросила она тихо. — Не бойся.

Теплый розовый младенец барабанил по воздуху крохотными кулачками. Опыт общения Рона с новорожденными был весьма невелик. Его племянница появилась на свет, когда он только что развелся. Тогда он вел себя, как полное ничтожество, преисполненное жалости к самому себе, пока его брат Джеймс учился менять пеленки, он беспробудно пил.

А его крестник Рон Чейн? Этот феноменальный ребенок начал говорить и ходить, практически не вылезая из пеленок. Возиться с ним было все равно, что играть со щенком. Теперь все казалось труднее. Любая ошибка, одно неловкое движение — и она может пострадать.

— Нет уж, спасибо. У тебя это лучше получается.

— Будь мужчиной и возьми ее. Она не сломается, — уговаривала Джейн, и голос ее был нежным, а глаза потеплели от чувств, которые он не позволял себе испытывать.

— Конечно, не сломается, но от меня ей мало проку, — сказал он грубовато. — Да и этой больнице тоже, так что, если не возражаешь, я подожду на улице.

 

3

Пока они находились в тюрьме, прошумел редкий для Калифорнии ливень, умыв долину и превратив дорогу в полосу препятствий.

Неразумно было два часа добираться до дома, приехать поздно, а утром снова возвращаться. Уж лучше заночевать где-нибудь неподалеку.

Ближайший мотель был без претензий, но комнаты в нем — достаточно удобны. Рон заказал номера и, как Джейн ни сопротивлялась, настоял — тихо, но решительно — на том, что заплатит сам.

Было уже около восьми, когда они пошли перекусить в ресторанчик — кухней он похвастать не мог, но искать что-нибудь получше уже не было сил.

Рон заказал себе два гамбургера, две порции жареного картофеля и съел все, что было на тарелке. Теперь он допивал вторую чашку кофе, а Джейн с трудом пыталась осилить невкусный салат.

— Ты всегда ешь так много? — спросила она, отложив наконец вилку. Сорок минут молчания доконали ее, и она боялась сорваться и сказать что-нибудь лишнее.

Рон пожал плечами.

— Не всегда. Иногда даже больше.

— Мне кажется, ты ешь слишком много жирного. Я просто слышу, как жир душит твои сосуды.

Потягивая кофе, Рон смотрел на нее ленивым, почти равнодушным взглядом.

— Если на то пошло, я слышу лишь ворчание сердитых туристов, жалующихся на дождь, — заметил он.

Даже запахи еды и раздражающий дым сигарет не мешали ему чувствовать исходивший от Джейн аромат. Легкий, бодрящий, но достаточно сильный, чтобы заставить мужчину обратить на нее внимание.

— Бог с ними, — сказала она. — Нам нужны все дожди, которые проливаются на землю. После хорошего дождя мир становится ярче и лучше.

— Но только не дороги в час пик.

— Ты всегда так циничен?

Он пожал плечами.

— Возможно. Я не веду счет.

Джейн улыбнулась.

— А не мешало бы. Это как раз то, что тебе нужно.

Он заметил откровенное мужское одобрение во взгляде прошедшего мимо Джейн парня.

— А ты всегда так оптимистична? — спросил он. Впервые за долгое время он чувствовал себя таким раскованным и, может быть, почти счастливым.

— Всегда. Это беспокоит тебя? Я могу постараться и стать немного более циничной, если тебе от этого будет лучше.

— Не беспокойся. Я в порядке.

А вот в этом Джейн была совсем не уверена. Чуть смущенный и настороженный, он отличался от большинства мужчин, которых она прежде встречала.

Рон совсем не стремился произвести на нее впечатление рассказами о легких успехах, своей неотразимости, мужественности и особой сексуальности. Именно поэтому она находила Рона столь привлекательным.

— Помоги мне хотя бы доесть салат, — спросила она, чопорно сложив руки на груди.

— Чего ради?

Теперь Джейн пожала плечами.

— Тебе полезны овощи.

Он недоверчиво приподнял брови.

— Что полезного в этой приправе, которую ты размазала по всей тарелке?

— Здесь мало калорий, — торжественно провозгласила Джейн. — В каждой столовой ложке всего тридцать пять калорий. Так сказано в меню.

Он окинул ее с головы до ног оценивающим взглядом.

— Только не говори мне, будто ты одна из тез женщин, которые помешаны на худобе и хотят, чтобы от них остались кожа да кости.

Джейн поморщилась.

— Разве я так выгляжу?

Он прислонился спиной к стенке кабинки, вытянул длинные ноги и пододвинул к себе ее салат.

— Ты выглядишь очень… здоровой.

— Премного благодарна.

Рон с минуту изучал ее. Всякий раз, когда они были вместе, Джейн беззлобно подшучивала над собой, словно и его приглашая к этому. Он же не верил, что жизнь может быть к кому-нибудь добра. Возможно, поэтому всегда чувствовал себя с Джейн слегка неуверенно.

Кроме того, Рону приходилось сдерживать свое влечение к ней всякий раз, как они оказывались на достаточно близком расстоянии друг от друга.

— Между прочим, это комплимент. — Он поддел вилкой салат. — Худые женщины причиняют мне боль.

Джейн насторожилась. Он не флиртовал с ней. Рональд Бартон ни с кем не флиртовал. Но сейчас, по непонятной причине, он не был таким резким и грубым, как обычно.

— Извини, но большинство мужчин, насколько я знаю, не согласились бы с тобой, — возразила она и деланно вздохнула.

— Возможно, потому что они никогда не были женаты на манекенщицах. А я был. — Рон с хрустом разгрыз листик салата. — Ни калорий, ни вкуса, — пробормотал он, прежде чем отпить глоток кофе.

— Ты говоришь о салате или о бывшей жене?

Рон чуть не поперхнулся и вынужден был взять стакан с водой. Когда из взгляды встретились, Джейн ожидала увидеть гнев разъяренного льва.

— И о том, и о другом, — сухо ответил он.

И вдруг кривая усмешка смягчила суровую линию рта, а вокруг его глаз разбежались веселые морщинки.

Рональд Бартон в свои четырнадцать лет был, должно быть, неотразим. После сорока, он бесспорно, стал опасен. Она с облегчением вздохнула и подождала, пока к ее пульсу вернется нормальный ритм.

— И как давно ты развелся с этой манекенщицей?

— Тринадцать лет назад.

Теплые искорки во взгляде погасли. Джейн сразу стало их не хватать.

— Тебе не хочется говорить об этом?

— Не очень.

Непредсказуемая женщина, подумал он. Искренняя и сочувствующая в больнице, теперь она осмеливается на то, на что не решились бы даже близкие друзья. Она намерена дразнить его, когда он ясно дал понять, что пребывает не в том настроении.

Внутренний голос советовал, а не узнать ли Джейн получше, и Рон предложил выпить в баре после обеда. Бывало, он поддавался влечению к женщине и рано или поздно это приводило к постели, где все зависело от того, как воспринималось его увечье. Джейн Сандерс слишком нравилась ему, чтобы рисковать и проверять, примет она его или нет.

— Угодно ли вам еще что-нибудь? — Официантка стояла возле стола с горячим кофейником, переводя глаза с Рона на Джейн. — У нас есть чудесный фирменный клубничный пирог.

Рон, поймав укоризненный взгляд Джейн, едва сдержал улыбку.

— Конечно, почему бы и нет? Два, пожалуйста.

— Сейчас принесу.

Официантка, захватив пустую тарелку Рона, ушла.

— Стыд и позор, Бартон, соблазнять меня пирогом.

— Не говоря уже о твоих сосудах.

— И это тоже.

В ресторане становилось жарко, даже душно. Джейн расстегнула манжеты и закатала рукава блузки.

— Как ты думаешь, что делает сейчас Мария? — сказала она, посмотрев на Рона.

Он поднял глаза и застыл с вилкой в руке над последним листиком салата, который вопреки всему ел с наслаждением.

— Доктор Фостер кажется первоклассным врачом.

— Да, это так. — Джейн помолчала, потом медленно добавила: — Однако я была бы спокойнее, если бы Мария лежала в обычной больнице.

Рон отодвинул тарелку и взял чашку с кофе. Отхлебнув глоток, он обвел зал ресторана спокойным, пристальным взглядом. Наблюдатель, подумала Джейн. Из тех, кому нужны только факты, в то время как ее всегда интересовали эмоции.

— На суде она хваталась за меня, как утопающий за соломинку.

— На суде она еще надеялась.

— Она надеется и сейчас.

— Разве, Рон? — Джейн покачала головой. — Поставь себя на ее место хотя бы на минуту. Муж использовал ее, как боксерскую грушу, а сейчас получил право единоличной опеки над сыновьями и уже предупредил, что собирается нанести ей новый удар с помощью закона.

— Он может допытаться. — Рон говорил обманчиво мягким голосом, в то время, как во взгляде вспыхнул гнев.

— А теперь, когда она так ранима, другой мужчина, которому она явно верила… оттолкнул ее. Что может сделать закон? Сказать ей напрямик, что она не в состоянии вырастить своего ребенка, вот что! Это варварство!

— Это закон.

— Глупый закон! — резко бросила Джейн.

Изменчивая, вспыльчивая, она волновала мужское воображение. Сейчас Рону было особенно трудно подавить желание узнать Джейн поближе.

— Он призван защищать детей. Я думал, ты всецело за него.

Рон умышленно затягивал разговор, чтобы любоваться игрой света в ее волосах и блеском ее живых глаз.

— Да, но я не могу не сочувствовать Марии.

— Сочувствия и девяноста центов хватит только на чашку кофе. — Рон старался сохранить шутливо-небрежный тон.

— А подавление собственных эмоций приводит к язве желудка.

Джейн отпила вино из бокала и сделала вид, что не заметила внезапной горечи и обиды в его глазах. Этому ей еще предстоит научиться.

— Должно быть, один из нас лучше контролирует себя, чем другой.

— Или убеждает себя в этом.

Подошла официантка с подносом в руках и принесла обещанный пирог.

— Еще кофе? — предложила она, показывая на полный кофейник.

Кивнув, Рон пододвинул свою чашку.

— А вы, мэм, — спросила она Джейн, держа кофейник наготове. — Еще кофе к пирогу?

— Нет, спасибо. У меня есть вино.

Она отпила еще глоток, пока официантка убирала со стола грязную посуду.

— Есть ли шансы возобновить слушание дела Марии? — спросила Джейн, когда официантка ушла.

— Никаких. И на апелляцию шансов нет. Я уже выяснял.

Рон ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу клетчатой рубашки. Пиджак он снял раньше, и свободный рукав, аккуратно приколотый к плечу рубашки, привлекал всеобщее внимание. Особенно он веселил хихикающих подростков в кабинке напротив.

— А помилование? Ведь такое бывает.

— Но не в этом штате.

— Но, если бы ты постарался…

Прошло несколько долгих минут, прежде чем Рон ответил — голосом напряженным, словно он сознавался в чем-то позорном.

— Я пытался. Безуспешно.

Джейн попробовала пирог. Он был тошнотворно сладким. Чтобы не обидеть повара, она съела несколько кусочков и отодвинула тарелку.

— Я думаю, теперь надо найти человека из Комиссии по изучению условий жизни неблагополучных семей, чтобы он помог с усыновлением. — Она размышляла вслух. — Виктория О'Коннел.

Рон, отправив в рот последний кусочек пирога, отодвинул тарелку. И как это он ухитряется есть, словно грузчик, а живот остается плоским и крепким, как камень? — с невольной завистью подумала Джейн.

— Тебе, возможно, интересно будет узнать, что мы знакомы с Викторией. Не очень близко, но я работала с ней раньше. Она… вполне компетентна в этих делах.

Он метнул на нее настороженный взгляд.

— Полагаю, слово «компетентный» относится к нашему брату, не блещущему умом юристу?

— Виктория — настоящий профессионал. Представительна, знает законы. — Джейн выпила последний глоток вина, прежде чем продолжить: — Но ей не хватает чуткости.

— Что именно ты имеешь в виду?

Она вертела в руках пустой бокал, прислушиваясь, как из соседней кабины уходят подростки, и чувствуя на себе их любопытные взоры.

— То, что она, похоже, никогда в своей жизни не обходила законы.

— А ты?

— Тоже нет, но иногда я замедляла ход и во имя благой цели не лезла на рожон.

Строго сжатые губы на мгновение дрогнули.

— Ты меня заинтриговала, — лениво протянул Рон.

Джейн вспыхнула и засмеялась.

— Это неудивительно, — прошептала она. — Я никому не говорила об этом, кроме нескольких близких друзей, правда.

— И сколько же этих «нескольких»?

— Ну, например, Энн, а теперь и ты. Итого двое.

Рон от изумления вскинул брови.

— Что заставило тебя включить меня в этот избранный круг?

— Мне понравилось, как ты вел себя с Марией. Ты немало постарался, чтобы восстановить ее веру в мужчин.

— Не обольщайся, Сандерс, — проворчал он, нахмурившись. — Я не очень добрый парень. Адвокатам это несвойственно. Мы не можем позволить себе расслабляться и делаем свою работу, как положено, избегая сантиментов. — Он взял с подноса чек и вышел из-за стола. — Ты готова?

Джейн взяла сумочку и сунула ноги в туфли-лодочки.

— Теперь готова, — ответила она, сползая со скользкого дивана и вставая рядом. Она улыбнулась, и на щеке появилась чуть заметная ямочка.

— Спасибо, что ты пришла, Джейн, — шепнул Рон, пока ему выписывали счет.

— Я рада, что ты настоял.

— Я тоже рад. Это ради Марии.

Макушка Джейн еле доставала до его подбородка, даже когда она была на высоких каблуках, и Рон залюбовался оттенком тусклого золота в ее непослушных волосах.

— Все в порядке? — спросила кассирша, протягивая Рону длинную квитанцию, чтобы он расписался.

— Отлично.

Его каракули были настолько неразборчивы, что женщине пришлось сравнить их с подписью на кредитке.

— Извините, но мой босс очень строг… — сказала она, явно чувствуя себя неловко, и вернула карточку с квитанцией.

— Не беспокойтесь, я привык.

Он научился делать левой рукой все, почти все — только не писать и не заниматься любовью.

* * *

Чтобы напиться, Рону, мужчине ростом шесть футов два дюйма и весом в двести пятнадцать фунтов, нужно было немало виски.

Рон взболтал свой четвертый — или пятый? — скотч на дне стакана, прежде чем опрокинуть его в рот. Он давно уже не чувствовал вкуса и не обращал внимания на марку напитка. С таким же успехом он мог бы пить воду.

— Повторить, друг?

Бармен был не прочь поболтать, но Рон сразу дал понять, что хочет остаться один. Ну а сейчас парень делал свою работу, и Рон не собирался ему мешать.

— Почему бы нет? — спросил он, пододвигая стакан.

После обеда Джейн отправилась прямо к себе в номер принять душ и разобрать ненавистные бумаги. Рон попытался отдохнуть в комнате напротив, но слишком устал и не мог заснуть.

— Двойной скотч, неразбавленный.

Бармен расстелил перед Роном белую салфетку и только после этого поставил стакан.

— Это должно вам понравиться. Рон благодарно кивнул.

— В какое время обычно закрываетесь? — спросил он вяло.

— В два часа. У вас масса времени. Больше чем достаточно, чтобы напиться до упаду, если вы именного этого добиваетесь.

— Это мысль. Но не слишком симпатичная для человека, которому нечем заняться.

— Интересуетесь компанией? Я могу…

— Нет.

Бармен убрал руки со стойки и отступил назад.

— Не обижайтесь, приятель. Просто у вас вид парня, которому хочется дать себе волю. Вот и все.

Бармен отошел, а Рон вернулся к своему стакану. Женщина мне нужна в последнюю очередь, подумал он. Особенно профессионалка.

Это было в первый год после того, как он выбрался из госпиталя. Тогда было легче заплатить за секс, чем каждый раз выворачивать себя наизнанку перед женщиной, которая так и не научилась прятать жалость в глазах при виде его изуродованного, плеча.

После первого опыта с проститутками Рон почувствовал себя еще более одиноким. Эти женщины были умелы и привлекательны, но не могли дать ему того тепла, которое он страстно искал. Теперь он предпочитал этой чертовщине воздержание.

Все под контролем, мысленно усмехнулся Рон, чокаясь со своим отражением в зеркале. Но, прежде чем сделать глоток, он оказался лицом к лицу с Джейн Сандерс.

Без косметики она выглядела как мальчишка-сорванец, а не как преуспевающая деловая женщина.

Рон решил, что такой она нравится ему гораздо больше — не так подавляет.

— Стакан белого вина, пожалуйста, — заказала Джейн, залезая на высокий стул у стойки.

— Да, мэм.

Судя по всему, бармен сделал явно неправильные выводы, но Рон не обратил на него внимания. Он сосредоточился на Джейн.

— Как твои бумаги?

— Все закончила, слава Богу, и чувствую себя очень добродетельной.

— Почему же ты не легла спать? — спросил Рон.

— Каждый раз, закрывая глаза, я вижу лицо Марии. Я уже измучила мозги, стараясь придумать, как лучше ей помочь.

Бармен вернулся с вином и, молча поставив бокал перед Джейн, ретировался к дальнему концу стойки.

— А как ты? — спросила она, пригубив вино. Рон пожал плечами.

— Спать ложиться слишком рано, и я не любитель телевидения.

— Не думала, что ты большой любитель проводить одинокие часы в баре, — парировала Джейн и отпила еще вина.

— Иногда бывало.

— У меня тоже.

Она скрестила руки на стойке, и легкая улыбка-воспоминание скользнула по губам.

Рон почувствовал волну желания и даже чуть насладился им, прежде чем подавить.

— Ты хочешь рассказать мне об этом? — Он прекрасно знал, что она хотела. Темные бары — прекрасное место для развязывания языков и быстрого сближения.

Все эти дни Рон не был готов ни к тому, ни к другому, но виски наполнили тело ленью. Может быть, он слишком устал пить в одиночку? Все равно, лишь бы хоть на время не думать о Марии Джекобс.

Джейн бросила на него любопытный взгляд.

— Обещаешь не смеяться?

— Слово скаута.

Поправляя воротничок шелковой блузки, она невольно привлекла внимание Рона к нежной ямочке открытой шеи. Он снова ощутил волнение.

— Был мой тридцать седьмой день рождения, и мой тогдашний избранник уже почти перестал быть таковым. Дело в том, что он влюбился в свою двадцатидвухлетнюю ассистентку, только что окончившую институт. Помнишь его? Я привела его к Чейнам на последнюю рождественскую вечеринку. Высокий бородатый блондин. Он заведовал отделом психологии в администрации штата. Я считала его слишком уравновешенным, а он считал, что я слишком скромна.

Рон уловил нотку вызова в голосе и задумался, что больше мучает Джейн — возраст или то, что ее бросили.

— Таких случаев сколько угодно, — утешал он Джейн, сам не зная почему. — Половина мужчин моего возраста имеет вторую семью.

Ее лоб прорезали морщинки, отчего нос казался длиннее, чем был на самом деле. Рону захотелось наклониться и разгладить эти морщинки поцелуем, но он точно знал, что не сможет вовремя остановиться.

— Так или иначе, я решила напиться и забыть предателя и его новый маленький грешок.

Рон попробовал представить себе доктора Джейн Сандерс пьяной, но ничего не получалось. Вероятно, она стала бы от вина более игривой, как и многие женщины, чувственные от природы. Воображение Рона манило в опасные дебри, и он остановил себя.

— Ну и как, помогло?

— Забыть? Да, конечно, — сказала она с загадочной усмешкой. — Где-то между последним стаканом и первым приступом рвоты я разлюбила его.

Рон облился виски и обругал себя за неуклюжесть. Затем бросил на Джейн недоверчивый взгляд — она все еще улыбалась, как расшалившийся ребенок.

— Что это, Сандерс? — протянул он. — Психологический юмор?

Она задумчиво улыбнулась и искоса посмотрела на него.

— Не-е-т, скорее, эксперимент.

Джейн вертела в руках салфетку. Пальцы у нее были маленькие, гибкие, ногти коротко острижены и покрыты бесцветным лаком вместо кроваво-красного, столь любимого большинством женщин.

— Что за эксперимент?

— Я хотела проверить, смогу ли подогревать твой интерес достаточно долго, чтобы побить мировой рекорд.

Ее глаза по-кошачьи мерцали в тусклом свете. Джейн не флиртовала. Рон не обманывался, считая, что она находит его сексуально привлекательным. Она просто не была профессионалкой, с которыми ему прежде доводилось сталкиваться.

Он поерзал на высоком стуле.

— Ладно, Сандерс. Я клюнул. Что за мировой рекорд?

— М-м-м, подожди минутку, пожалуйста.

Она поднесла запястье к неяркой лампе и стала всматриваться в маленький золотой циферблат. Сейчас ее волосы отливали темно-красным. Как грива у лошадки, что была у него в детстве, только еще нежнее.

Определенно нежнее.

Рон в раздумье потер большим пальцем запотевшему стакану. Интересно, какими окажутся волосы Джейн на ощупь, если пропустить их сквозь пальцы или пощекотать ими шею? Такая же у нее теплая и гладкая кожа, какой она видится в этом тусклом свете?

— Драмролл, пожалуйста, — сказала Джейн, подняв палец.

Рон заметил изумление на лице бармена и почувствовал себя записным идиотом.

— Сандерс…

— Ты сделал это. — Она бросила на Рона быстрый взгляд, заставив его помрачнеть от собственного недоумения.

— Что, черт побери, я сделал?

— Оставался в моем обществе дольше пятнадцати минут и лишь потом стал подыскивать предлог, чтобы уйти.

Рон пробормотал первое, что пришло в голову:

— Ну да, мы ведь обедали вместе, помнишь? А перед этим два часа провели в дороге и еще полдня сидели в приемной.

— Конечно, но это были дела.

— А сейчас нет?

— Нисколько. — Джейн облокотилась на стойку в уперлась подбородком в ладонь. Не обращая внимания на его настроение, она размышляла, каково будет ее губам в плену этого жесткого, сурового рта.

— Скажи мне, Бартон, почему ты сидел в баре один? Что с тобой в последнее время?

Джейн с вызовом посмотрела ему прямо в глаза, а он подумал, что ни одну женщину так не хотел поцеловать, как эту. Ее губы, нежные и шелковистые даже без помады, возбуждали у мужчин желание покорить их поцелуем. Искушение становилось слишком сильным.

Рон говорил бесстрастным тоном, а его взгляд оставался холодным — ради него и ради нее.

— Моя не-совсем-бывшая жена родила ребенка от своего любовника Марчелло Крести. Слышала о нем?

— Да, конечно. Знаменитый гонщик, как и ты.

Не как я, подумал Рон. Удачливый ублюдок продолжает спокойно заниматься любимым делом, а не убеждает себя каждый день, что отнюдь не скучает по гонкам, толпам поклонников и победам.

— Кроме того, этот сукин сын считал, что он мой лучший друг.

— Это должно быть очень обидно.

— Я пережил.

Джейн не старалась скрыть глубину волнения, вызванного его словами. Рон понимал, что ей потребуется такая же открытость и от того мужчины, с которым ее свяжут близкие отношения.

— И где она сейчас? Я говорю о твоей жене.

— В последнее время, я слышал, она живет в Париже и тратит деньги Марчелло так же быстро, как он их зарабатывает.

— А ребенок?

— Наверное, в каком-нибудь интернате. У Вирджинии отсутствует то, что ты называешь материнским чувством.

Рон уставился в свой стакан. Он не вспоминал о Вирджинии и Марчелло уже несколько лет, даже когда неожиданно увидел их лица на рекламном щите в бакалейном магазине.

Однажды, вскоре после их фантастической свадьбы, репортер опубликовал фотографию Вирджинии, сделанную сразу после несчастного случая с Роном. На этой фотографии она молилась в госпитальной церкви за его выздоровление и выглядела убитой горем и очень красивой.

Как верная и любящая жена, Вирджиния была около Рона, когда он вышел из наркоза и обнаружил, что хирург отнял ему руку по плечо.

Врачам пришлось привязывать Рона к кровати на несколько недель, прежде чем он успокоился. И даже после этого за ним долго вели тщательное наблюдение. Потом медики признались, что боялись попытки самоубийства.

Она продержалась до его выхода из госпиталя. Рон старался занять свое время чем-нибудь еще, кроме жалости к себе, когда Вирджиния вдруг сообщила, что разводится с ним. Он ни в чем не виноват, но она выходила замуж за первоклассного гонщика, а не за человека, который даже любовью не может заниматься как следует.

Сидящая сзади них женщина засмеялась низко и хрипло. Рон подумал, закончит ли она вечер в постели своего спутника?

Джейн вздрогнула, словно очнувшись от каких-то размышлений. Говорила она рассеянно, медленно поднося к губам стакан.

— Итак, это возвращает нас к нашим проблемам. Я звонила в тюрьму, но они не захотели соединить меня с изолятором. Сказали: таковы распоряжения.

— Да, я знаю. Очевидно, мы должны приехать туда завтра около половины девятого утра.

— Мне казалось, что посещения начинаются не раньше десяти.

— Знаю, но у адвокатов есть специальное разрешение.

— Ты уже представляешь, что нужно сделать в первую очередь?

У Рона неприятно засосало под ложечкой.

— Еще не совсем.

— А вдруг Мария будет настаивать, чтобы ребенка отдали на воспитание тебе? Что тогда?

— Я постараюсь убедить ее изменить решение. — Он сделал еще глоток и отодвинул наполовину пустой стакан с виски. Он был не пьян, но и не совсем трезв.

— Не уверена, что это будет легко.

Рон глубоко втянул воздух, пропитанный сигаретным дымом и парами спиртного. Когда-то его ноздри дразнили запахи моторного и смазочного масел — он все еще скучал по ним.

— Меньше всего мне хочется обидеть Марию. Она и так жестоко наказана. Но то, о чем она просит… — Рон покачал головой. — Встань на мое место, Сандерс. Даже если я буду ходатайствовать об усыновлении, Комиссия по правам использует все правила и инструкции, предъявит кучу других претендентов и докажет, что рядовой адвокат за сорок с явным физическим недостатком — не самый лучший кандидат в папаши. И к тому времени, когда начнется процесс, Габриэлла пробудет в воспитательном доме месяцы, а то и годы.

— Ты можешь выиграть процесс.

— Не обманывай себя, доктор. Система в этой стране работает против интересов меньшинства вот уже триста лет. И хочу я этого или нет, но со своей неполноценностью отношусь именно к этому меньшинству.

Джейн нелегко признавала поражения, но на сей раз он был прав. Не однажды она пыталась бороться с системой и проигрывала, притворяясь победительницей.

— Мария будет очень расстроена. Приготовься к этому заранее.

Рона бросило в жар.

— Думаешь, я не знаю?

— Я думаю, что ты хороший человек с добрым сердцем и изо всех сил стараешься это скрыть.

— Чушь.

Она старалась вызвать его на откровенность. Это была ее работа, разве нет? Освобождать пациента от боли, вытаскивая на свет глубоко спрятанные тайны и обиды. Правда, детские тайны и обиды. Рон потянулся к забытому стакану и залпом осушил его.

— Если я и такой, то это моя личная проблема, — бросил он и жестом попросил бармена повторить заказ.

— Другими словами, отвяжись, Сандерс.

— Точно.

Она беззлобно рассмеялась — скорее, над собой, чем над его словами. А может быть, ей просто захотелось засмеяться. У этой женщины все непредсказуемо.

— В тебе так много хорошего, сильного; ты особенный человек, — прошептала Джейн, словно говорила сама с собой. — Но все это так тщательно сокрыто, что я не уверена, знаешь ли об этом ты сам.

Он почувствовал, как в нем что-то щелкнуло, как перед пуском в прекрасно отлаженном механизме. А Джейн нежно положила руку на искалеченное плечо, наклонилась и поцеловала Рона.

 

4

У всех этих высокооплачиваемых ученых, которые клянутся, что алкоголь — верное, обезболивающее, явно общее помешательство. Страдальчески сморщившись, Рон одним махом бросил в рот две таблетки аспирина, взятые у официантки, и запил их горьким черным кофе. Принятое ранним утром решение выпить кофе помогло желудку, но не голове. Рон мрачно утешил себя, что стоить оно ему будет только головной боли и тошноты. Ошибочный брак и идиотское благородство на гонках обошлись куда дороже.

Где-то заплакал ребенок, и Рон снова поморщился. Семья с тремя детьми заняла соседнюю кабину, и старшая официантка суетилась там с высоким детским стульчиком.

Совсем рядом со звоном упала ложка, и Рон громко охнул от резкой боли в висках. И тут же увидел входящую в ресторан Джейн.

Она улыбнулась пробегавшей мимо старшей официантке и бросила несколько слов, заставивших озабоченную работой женщину засмеяться.

В нем шевельнулось чувство, похожее на первые позывы голода после долгого поста. Но по привычке он сумел подавить ненужные ощущения и стал наблюдать за Джейн, поглядывая на нее поверх чашки. Невысокого роста, она, тем не менее, привлекала внимание своим ладным и крепким телом, гибким, подвижным, и потому волнующим.

Джейн пыталась найти место для некурящих, но Рону показалось, что она ищет его. И вскоре догадка подтвердилась: заметив Рона у окна, Джейн направилась прямо к нему.

Рон уже приготовился к обычной приветливой улыбке, которой она одаривала всех, и не понял, радоваться ему или огорчаться, когда Джейн не улыбнулась.

— Ты уже заказал что-нибудь? — Она села напротив и положила сумочку на пустое сиденье между ними.

— Пока только кофе. — Рон кивком указал на кофейник.

— Мужчина моей мечты. — Джейн налила себе чашечку и сделала жадный глоток, прикрыв глаза и с наслаждением смакуя напиток. — Для меня утро не начинается, пока не выпью кофе, — пояснила она.

— Ты выгладишь отлично.

— Чего нельзя сказать о тебе.

— Спасибо, именно это я и ожидал услышать.

Она приподняла брови, словно это помогало ей прочесть то, что было написано на лице Рона. От него всегда исходит та особая мужская сила, которая почему-то так действует на меня, подумала Джейн. Как и вспышки злой самоиронии, У него твердый и надежный характер: это мужчина, который всегда окажется рядом, если ты невзначай оступишься, а затем отомстит холодностью за свою доброту.

Джейн улыбнулась. Сочувственно и в то же время с осуждением.

— Я думала, тебе нравится откровенность.

— Немного такта не помешало бы.

— Не хочется говорить тебе это, Рон, но я была тактична.

Подбодрив себя еще несколькими глотками кофе, она обхватила чашку руками и прижала ее к подбородку. От чашки поднимался пар, и глаза Джейн затуманились, что всегда приводило мужчин в смущение. Рон тут же попытался представить, как она пробуждается — медленно и лениво, как кошка, или мгновенно, как потревоженная лань?

Однако нет сомнений, что приятнее всего ей было бы проснуться от поцелуя. Недовольный собой и своими мыслями, он решил не обращать на Джейн внимания. Рон разговаривал по утрам только с самим собой, и эту привычку нелегко было сломать.

— Ну, адвокат, когда же ты лег спать? — спросила Джейн, чувствуя, что молчание затянулось.

Рон пожал плечами и поморщился от боли в висках.

— Мы с Крисом закрывали бар.

— С Крисом?

— Да, с барменом.

— А-а, это твой новый лучший друг?

— Вроде того.

Рон заметил, что сегодня аромат духов сменился здоровым запахом мыла. Он решил, что и то, и другое ей идет, тем более, что сам предпочитал женщин без косметики и духов.

— Тебе повезло, что в Калифорнии все дела рассматриваются на закрытых заседаниях.

— Говори за себя, доктор.

— Ой-ой, мы, кажется, в отвратительном настроении, не так ли? — Джейн откинулась на спинку стула, держа чашку в руке.

Интересно, подумал Рон, играет ли она в теннис? Или занимается танцами? Не этим ли объясняется такое сочетание — грация и выносливость?

— Я в достаточно хорошем настроении, чтобы поесть.

— Похоже, ты потерпел поражение в поединке с новой бритвой, которую купил вчера?

Рон не сразу понял, что речь идет о двух порезах на его щеках. Он пощупал недавно выбритую кожу и обнаружил, что ранки кровоточат.

— Мне никогда не нравились бритвы с одноразовыми лезвиями, — заявил Рон, вытирая пальцы бумажной салфеткой. Дома он пользовался элетробритвой. — Мне повезло, что я не перерезал себе горло.

— Нет ничего лучше, чем ночевать в мотелях.

Она поприветствовала его своей чашкой кофе и углубилась в одно из меню, лежавших на столике. Проглядывая свое меню, Рон думал о том, что не выспался и не отдохнул, хотя очень нуждался в этом. А еще его интересовало, слышала ли Джейн через стенку, как он всю ночь мерил шагами комнату.

Если да, то наверняка приписала это мукам совести. Отчасти так оно и было, согласился Рон, знаком подзывая официантку.

Другие же причины своей бессонницы он предпочитал хранить в тайне: боль в отсутствующей руке и тяга к маленькой рыжеволосой женщине — столь сильная, что это пугало его.

Джейн уже ознакомилась с меню, когда подошла официантка.

— Доброе утро, — сказала она, открывая блокнот на чистой странице. — Кажется, гроза уже прошла, не так ли?

Джейн бросила на Рона короткий взгляд.

— Не уверена. Спросите меня минут через десять.

Официантка, озадаченно посмотрев на Джейн, лишь пожала плечами. У нее не было времени разгадывать загадки.

— Что будете заказывать?

Рон наблюдал, как Джейн обсуждает преимущества вафель перед оладьями и отметил ее способность легко втягивать человека в разговор и делать его своим тайным союзником. Он долго вырабатывал в себе это умение, чтобы добиться успеха в суде. У нее же это получилось как-то естественно, само собой.

— Номер шесть: хорошо прожаренный бекон, яйца вкрутую и большой стакан томатного сока, — продиктовал Рон, когда официантка наконец повернулась к нему. — И добавьте в сок немного водки, пожалуйста.

— Вот это правильно, — с пониманием улыбнулась официантка и снова обратилась к Джейн: — А вы, мэм? Что-нибудь еще из напитков, кроме сока?

— Только апельсиновый сок. Я вчера легла спать намного раньше, чем мой друг.

Рассмеявшись, официантка направилась к бару.

Рон уставился в свой стакан, ожидая, пока пульсирующая боль в голове утихнет. Он с удовольствием отдал бы свой гонорар за месяц, лишь бы этот день поскорее закончился.

— Рон, я много думала.

Джейн смотрела на него. Еще одна из ее раздражающих привычек — улыбаться, когда ему совсем этого не хочется, и заставлять говорить о том, чем делиться он ни с кем не намерен.

— И наверняка ни о чем хорошем.

— Я знаю. — Джейн театрально вздохнула. — Это плохая манера, но избавиться от нее, похоже, уже не смогу. — А затем быстро втянула в себя воздух и, пока решимость не покинула ее, выпалила: — Я полагаю, тебе следует серьезно подумать об усыновлении ребенка Марии.

Рон был потрясен: лишь тренировка и умение скрывать свои чувства перед судом присяжных помогли ему.

— Ты шутишь?

— Вовсе нет.

— Меня называли по-разному, но «папой» еще никогда, и не без причины. Я не гожусь для этой роли.

— Откуда ты можешь это знать, если никогда не пробовал?

— Я никогда не пробовал повеситься, но абсолютно уверен, что мне это не понравится.

Джейн, глядя на саркастическую усмешку, в который уже раз подумала, что он не родился таким. Неприступным и язвительным его сделала жизнь. Судьба нанесла Рону страшный удар, но он не стал жертвой. Он никому и ничему не позволил бы взять такую власть над собой.

— Ты в сущности второй отец для Ронни и Милли, — с улыбкой напомнила Джейн.

— Это совсем другое.

— Потому что они старше.

Рон попытался взглядом остановить ее, но Джейн не собиралась уступать. Ее решительно сжатые губы с почти сошедшей помадой были бледны и от этого казались беззащитными.

Он снова почувствовал желание попробовать их на вкус, желание, гораздо более сильное, чем обычно. Но Рон и на этот раз поборол его.

— В том-то и дело. Младенцев надо кормить, менять пеленки, постоянно заботиться о них.

— Справедливо.

— Да еще девочка… Черт, я даже не смогу заплести ей косички.

— Ужасная трагедия, я согласна.

Жесткая складка рта смягчилась в улыбке, но лишь на мгновение.

— Ты не очень-то помогаешь мне, Сандерс.

— Странно. А мне казалось, я стараюсь изо всех сил.

Рон внезапно выпрямился, пристально глядя на Джейн. Тень улыбки все еще таилась в уголках рта, и это шло ему. Веселость приходила к Рону в самые неожиданные моменты, и тогда его осторожность и холодность отступали.

— Теперь я понимаю, какой ошибкой было взять эту женщину с собой. Тебе присущ юмор висельника.

— Только если висельник я сама. И не пытайся сменить тему разговора. Кстати, как это называется у юристов? Сбить с толку свидетеля?

К ним приближалась официантка с подносом.

— Так о чем мы беседовали? Ах да, о Габриэлле. Она недолго будет младенцем и очень скоро научится ходить и мило лепетать.

— Да, и что с того?

Джейн подождала, пока официантка, ловко расставив еду и приправы, не удалилась, пообещав принести напитки.

— То, что пройдет не так много времени — и она станет взрослой, как это произошло с нами.

Рон нетерпеливо покосился на нее.

— Не знаю, как насчет тебя, Сандерс, но я вырос в семье, где были папа, мама и еще парочка братьев. Это была не самая лучшая на свете, но, по крайней мере, нормальная семья.

— И что?

— А то, что Габриэлле придется расти без матери и…

— Такое случалось и раньше.

— А отец даже не сможет как следует обнять ее. Пойми, наконец, такой парень, как я, не в состоянии вырастить ребенка в одиночку, будь он его собственный или чужой.

— Тогда женись.

— Очень смешно.

Ледяной тон и не менее ледяной взгляд осадили Джейн. Рон редко угрожал, но если шел на это, противник мгновенно делал нужные выводы.

Сам он слышал, что так обычно ведут себя люди с очевидным физическим недостатком, особенно мужчины. Компенсация — так называется это в учебниках. Потребность быть жестким, грубым и абсолютно независимым, чтобы никто не посмел унизить тебя жалостью.

— Я серьезно, Рон, — настойчиво продолжала Джейн. — Сейчас самое время жениться, разве ты не знал? Это, кстати, едва ли не самое надежное средство избежать венерических заболеваний. Я читала статью, где говорилось, что бюро по выдаче брачных свидетельств буквально завалены работой!

Рон вздернул подбородок.

— Я уже был женат один раз. Более чем достаточно.

— Тогда найми няню. Ты можешь себе это позволить.

— Нет, спасибо. Я ценю уединение.

— Ага! — тихонько воскликнула она. — Так вот где собака зарыта. Ты просто боишься нарушить свою спокойную налаженную жизнь.

Глаза Рона сузились и стали еще холоднее.

— Это не все. Даже если бы я действительно считал, что такое возможно… — Его голос на секунду замер, затем он добавил с еще большей силой: — Но нет. Ни один судья не отдаст ребенка такому типу, как я, и точка.

— Но ты брался за дела и потруднее.

— Трудные, но не такие. Насколько я знаю, в Калифорнийском суде подобные дела еще никому не удавалось выиграть.

Джейн открыла было рот, но тут же благоразумно закрыла его. Было обидно признавать, что Рон говорит правду.

Он отодвинул тарелку и оперся плечом о стенку кабины. Когда их глаза снова встретились, Джейн поняла, что он уже жалеет о своей резкости.

— А как же Мария? — спросила она мягко. — Ты же слышал, что она сказала.

— Все эти мольбы и просьбы… — с болью начал Рон. — Поверь, они должны быть адресованы совсем не такому, как я.

— Никаких комментариев, — поддразнила его Джейн и получила в ответ нечто похожее на улыбку.

— Я все объясню Марии. Она поймет.

Официантка вернулась с соком для Джейн и «Кровавой Мэри» для Рона. Не обратив внимания на еду, он начал с напитка, вкус которого показался ему омерзительным.

— Так тебе и надо.

Джейн взяла вилку и подхватила кусочек ананаса из гарнира. От одного вида этого у Рона снова начались боли в висках и спазмы в желудке.

— О, черт, — пробормотал он.

Между тем в соседней кабине снова заплакал ребенок, и молоденькая мать испуганно оглянулась на ближайшие столики.

— Я лучше возьму его на руки, — громко прошептала она мужу.

— Нет, ты сиди, — шутливо приказал он. — Я сам. — И, вытащив заливавшегося слезами сынишку из высокого детского стульчика, прижал его к своему плечу.

— Сколько ему? — спросила Джейн, когда женщина посмотрела на нее, безмолвно извиняясь.

— Почти шесть месяцев, — вздохнула та. — Кто мог подумать, что у него прорежется первый зуб как раз во время нашего отпуска.

Джейн засмеялась.

— Ну, конечно. Таков закон подлости.

— Вы так считаете? — Женщина опять вздохнула и стала поторапливать двух других малышей, которые пили молоко.

Пока мать отсчитывала чаевые, дети выбежали из-за стола, толкая друг друга.

Мальчик — он выглядел старше, наткнулся на угол кабинки, где сидели Рон и Джейн, и упал бы, если бы Рон не подхватил его.

— Извините, — пробормотал непоседа. — Это все сестра виновата. Она всегда первая начинает.

— Я слышал, бывают такие сестры, — всерьез посочувствовал ему Рон.

В глазах мальчика появился интерес.

— У тебя есть сестра?

— Нет. Два брата, но в детстве они были ничуть не лучше.

— Мой младший брат — страшный зануда.

— Может, он в этом не виноват, а?

Паренек пожал плечами и посмотрел на мать, которая торопливо допивала кофе.

— Что с твоей рукой? — Мальчик заметил пустой рукав Рона.

— Несчастный случай. Врач ампутировал ее, чтобы спасти мне жизнь.

— Врач ам… амп… Что значит это слово?

— Ампутировать — значит отрезать. Врач отрезал мне руку, потому что она была слишком сильно повреждена и починить ее было нельзя.

— Ух ты, звучит ужасно!.. Ты не скучаешь по ней? То есть по руке?

— Иногда, но тут уж ничего не поделаешь.

Мальчик нахмурился.

— Да, но…

— Хватит, Тэд, — вмешалась мать громко и несколько смущенно. — Папа нас ждет.

Взяв детей за руки, она боязливо встретила взгляд Рона.

— Извините его, — сказала она, беспомощно пожав плечами, — он не хотел вас обидеть.

— Забудьте об этом, — коротко ответил Рон. — Он просто любопытен, вот и все. Люди в большинстве своем любопытны, просто не все имеют смелость признаться в этом.

Женщина, с облегчением пробормотав, что они опаздывают, быстро повела детей в сторону кассы.

— Ты хорошо поладил с малышом.

Рон видел, что Джейн наблюдает за ним.

— У меня уже приличная практика.

— Другой мог бы просто отругать его.

— Виноват, черт побери, я, а не он, что вовремя не сменил покрышки.

— Ты скучаешь по гонкам?

— Какой смысл скучать по тому, чего все равно не будет? — Рон сдернул с колен салфетку и встал. — Если ты готова, мы тоже могли бы покончить с завтраком.

* * *

Как только доктор Фостер повернулась к ним от окна кабинета, Джейн все поняла.

— Мария не выдержала, да? — тихо спросила она.

Доктор покачала головой.

— Она умерла сегодня рано утром. Около четырех меня позвала ночная сиделка и сказала, что Мария без сознания. Когда я пришла, все было уже кончено.

Джейн судорожно вздохнула, губы Рона побелели.

— Почему вы не отыскали меня? — требовательно спросил он.

— По двум причинам, — спокойно ответила доктор. — Во-первых, не успела. А во-вторых, вы ничего не смогли бы для нее сделать.

Нахмурившись, Рон приблизился к окну, оперся рукой о раму и уставился на унылый, залитый асфальтом двор.

— Как это случилось? — спросил он.

— Удар, но, думаю, она просто не хотела больше жить.

Рон не двигался, но Джейн почувствовала, как он внутренне сжался.

— Доктор Фостер, — вмешалась она осторожно, — а что с девочкой? Вы уже предупредили Комиссию?

— Да, час назад. Документы еще не готовы. Женщина, которая занимается делом Габриэллы, ходатайствует о передаче ее на усыновление. Она сказала, что через день или два ситуация прояснится. А тем временем…

Рон внезапно повернулся.

— Тем временем мы должны забрать ребенка отсюда.

Доктор покачал головой.

— У меня нет на это права, мистер Бартон.

— Тогда дайте мне телефон того, у кого оно есть. — Он бросил нетерпеливый взгляд на Джейн. — А ты сделай все, что нужно, чтобы подготовить ребенка, потому что мы не уйдем отсюда без девочки.

* * *

Джейн никогда не нравилось заниматься любовью на заднем сиденье машины — слишком уж тесно. Не менее трудно оказалось на нём и поменять ребенку пеленки.

— Что с ней? Почему она кричит?

Джейн раздраженно взглянула наверх вороха «необычайно удобных в применении» одноразовых пеленок, из которых она тщетно пыталась выпутать свои пальцы.

— Не спрашивай. Я, как и ты, новичок в этом деле.

Лежа на одеяльце, предусмотрительно разложенном на сиденье драгоценного «мерседеса», почти голенькая Габриэлла набрала в легкие побольше воздуха, икнула и выразила свое возмущение таким громким воплем, что, казалось, задрожали стекла. Она так быстро барабанила ножками по воздуху, что поменять пеленку было истинным испытанием даже весьма терпеливого человека.

— Все в порядке, моя хорошая. Сейчас тетя Джейн устроит все.

Первый час поездки маленькая Габи спала, похожая на розового ангелочка. Сердце Джейн просто пело от этого зрелища. А теперь этот ангелочек вертелся и вопил, демонстрируя свое недовольство.

Рон остановил машину и мрачно посмотрел на заднее сиденье.

— Черт возьми, Сандерс! Сделай что-нибудь! У нее что-то болит.

— Она просто мокрая, вот и все.

— Да? А почему у нее такое сморщенное и перекошенное лицо?

— А ты представь, что у тебя нижнее белье промокло насквозь.

Джейн чуть не расхохоталась, взглянув на Рона.

— Один-ноль в твою пользу, — пробормотал он, мрачно краснея.

— Не волнуйся так. Все в порядке.

— Да? Тогда почему, черт возьми, ребенок все еще лежит голый, а ты отбрасываешь эти пеленки одну за другой и никак не можешь найти подходящую?

— Потому что я пеленала детей всего два раза в жизни и использовала при этом матерчатые подгузники и обыкновенные английские булавки. А эти, одноразовые, явно изобретены высоким собранием убежденных холостяков.

Джейн надорвала зубами пакет. Пластик треснул, и она неловко извлекла следующий подгузник. Все еще хмурясь, Рон уселся поудобнее.

— Ты уверена, что Энн и Алан ждут нас?

— Уверена. Алан даже обещал найти и привести в порядок старую колыбельку Ронни.

— А как же одежда и все остальное, мимо чего ты прошла в магазине?

— Я все учла, Рон. В конце концов, в твоей чудо-машине есть телефон. Позвони им сам, если не веришь.

Он провел рукой по волосам, растрепав их еще больше. Если бы Джейн не знала Рона, то подумала бы, что он на грани паники.

— Я не говорил, что не верю. Просто не люблю не доводить дело до конца.

— Да еще по чьей-то вине, не так ли?

Джейн пыталась и удержать брыкающуюся девочку, и обернуть пеленку вокруг маленькой попки. Кожа Габи была нежной, как бархат, тело, словно игрушечное, а голосу прелестной малышки позавидовала бы оперная дива.

— Сейчас я прилажу эту штуку… А теперь эту… О, Господи!

— Она все еще плачет! — резко, как обвинение, бросил Рон.

— На всякий случай, если ты не заметил: у меня отличный слух, — пробормотала Джейн, поудобнее заворачивая ребенка в одеяло. — Все хорошо, моя маленькая, — мурлыкала она. — Тетя Джейн возьмет тебя на руки.

Нежно воркуя, она подняла теплый сверток и, приложив девочку к плечу, тихонько похлопала ее по спинке. Габи издала последний вопль, икнула, а затем, к удивлению Джейн, затихла и прикрыла глаза.

С облегчением вздохнув, Джейн улыбнулась и посмотрела на Рона. И в этот миг застала его врасплох. На лице Рона она прочла все, что он сейчас чувствовал. Никогда прежде она не видела такого ранимого человека — даже среди своих пациентов, и маленьких, и тем более взрослых. Джейн не была такой даже в самые черные минуты своей жизни.

Улыбка исчезла, а их взгляды встретились и застыли, как в стоп-кадре. На глазах Джейн Рон превращался из глубоко страдающего человека в равнодушного циника, который старательно удерживал ее и остальных на расстоянии.

— Полагаю, ты была права, — грубовато согласился он, — насчет того, почему она плакала.

И доктор Фостер, и женщина, занимающаяся делом Марии Джекобс, были поражены, как быстро удалось Рону получить разрешение суда на временную опеку. Должно быть, не последнюю роль сыграл здесь и его внушительный рост, подумала Джейн. А может быть, напористость, категоричность, уверенный тон, не допускающий возражений.

— Рон, скажи мне правду, — мягко спросила Джейн, поглаживая девочку по спинке и ожидая, когда ее тельце совсем расслабится. — Что повлияло на решение суда?

— Я сказал, что выполняю предсмертное желание матери ребенка.

Джейн напряглась и крепче прижала к себе Габриэллу.

— Ты так сказал?

— Черт возьми, Сандерс! Ты сама говорила, что нужно оплачивать свои счета.

 

5

Рон удобно расположился на большом кожаном диване в кабинете Алана Чейна и наблюдал, как тот наливает коньяк в бокал.

Через открытую дверь гостиной им были видны Джейн и Энн, укладывающие девочку в складной кроватке.

— Сделай двойной, — попросил Рон, когда Алан посмотрел на него, вопросительно подняв брови.

— Тебе так плохо?

— Если иметь в виду, что моя жизнь в последние сутки перевернулась вверх дном, тогда ты прав — мне плохо.

Алан молча приготовил тройную порцию.

— Я бы выпил с тобой, но у меня дежурство, — извинился он, закрывая бутылку.

— Обратная сторона славы хирурга с мировым именем, — прокомментировал Рон, беря широкий круглый бокал.

Пока он пил, Алан развалился в «своем» кресле, которое Энн каждый год безуспешно пыталась выбросить, и перекинул длинные худые ноги через подлокотник…

— Сколько времени, ты сказал, у вас заняла поездка из тюрьмы?

— Четыре часа. — Прежде Рон редко тратил на нее больше двух. — Машина пропахла прокисшим молоком.

Алан улыбнулся.

— Что тебе ответить, приятель? Дети имеют привычку выплевывать то, что попадает им в рот.

— И пачкать свои штанишки.

— Пеленки.

Рон опрокинул в себя ударную дозу коньяка и подождал, пока спиртное позволит ему расслабиться.

— Штанишки, пеленки, называй как хочешь. Джейн израсходовала чуть ли не половину этого добра, которое мы купили перед тем, как отправиться сюда.

— Мне это знакомо.

— Каждый раз, когда я хотел увеличить скорость, она не разрешала. Черт меня побери, если я понимаю, как люди с детьми все же ухитряются приезжать куда-то вовремя.

— Тщательно продуманный план — и удача.

Алан сказал об этом очень просто, но Рон догадался, что его друг по-прежнему безумно влюблен. Он с радостью готов на все ради Энн и ребятишек.

— Ты уже нашел мне няньку?

Алан откинул голову на мягкую спинку кресла. Они с Роном были ровесниками, но волосы Алана уже совсем поседели.

— Нет еще, но я начал прощупывать почву пару часов назад.

Рон задумчиво посмотрел на коньяк в бокале.

— Похоже, мы напрасно тратим время.

— Ты действительно решил усыновить этого младенца?

— Я дал слово судье, и лучше мне не нарушать его.

— Почему? Ты чувствуешь себя в долгу перед матерью девочки?

Наклонившись, Рон поставил бокал на кофейный столик. Он уже достаточно выпил. Хватит.

— Отчасти, да. А кроме того, как ни банально это звучит, я не хочу, чтобы ребенка Марии взял посторонний человек. После того, как жизнь и так отняла у нее почти все. — Он покачал головой и снова откинулся на спинку дивана. — Правда, теперь, трезво оценивая случившееся, я понимаю, что, должно быть, сошел с ума.

Алан задумчиво посмотрел на друга.

— Похоже, ты уже трусишь.

— Черт, конечно трушу! Ну что я знаю о воспитании маленьких девочек?

— Наверное, то же, что и я. То, что знает большинство отцов.

Рон взволнованно вскочил, подошел к окну и выглянул во двор.

Игрушечные машинки валялись в песочнице, которую они строили вместе с Аланом, а купальник двенадцатилетней Милли висел на бортике бассейна. Две кошки, серая и ослепительно белая, уютно свернувшись клубочком, спали на двух соседних стульях.

Повернувшись спиной к окну, Рон прислонился к широкому подоконнику. Он уважал Алана, как, пожалуй, никого в своей жизни, и не без содрогания вспоминал те времена, когда навещал друга в тюрьме.

Но Алан выдержал этот кошмар и вышел из него с честью. Возможно потому, что он всегда думал о других больше, чем о себе. А вот для Рона Бартона на первом месте всегда был он сам — до того рокового дня на трассе.

Он глубоко вздохнул.

— А вдруг я не вынесу, если она вырастет и начнет стесняться своего отца-калеку? Глупо, правда?

— Нет, не глупо. Я ведь тоже все еще бывший подозреваемый, хотя обвинения и сняты. Вполне возможно, когда-нибудь мои дети будут стыдиться меня из-за той проклятой истории.

— Это не одно и то же. Ты не был виноват.

— Да и ты не изменился после аварии.

Рон уставился на лежащий под ногами коврик, искусно сотканный руками восточных мастериц. Да, раньше он ощущал себя мужчиной — медали, призы, зарубки на спинке кровати свидетельствующие об одержанных победах. А кто он теперь? Рон не знал, а возможно, и боялся узнать.

— Вероятно. Я все-таки реалист.

Рон поднял глаза и увидел прямой взгляд Алана.

— Это правда, Бартон. Именно поэтому ты будешь бороться и с внешними трудностями, и с собственными сомнениями, — чтобы иметь право удочерить девочку, которая, может быть, даже не скажет тебе спасибо, когда вырастет.

— Послушай, Алан. Я уже вел об этом речь с Сандрес и…

Но тут резко зазвонил телефон и прервал разговор. Алан поднялся и снял трубку.

— Доктор Чейн слушает.

Между тем Рон подошел к камину и принялся рассматривать фотографии, расставленные на каминной доске.

Вот его самая любимая, сделанная на крестинах маленького Рона Чейна. Джейн держала его на руках и улыбалась в камеру, но в глазах затаилась странная грусть. Интересно, размышлял иногда Рон, может ли мужчина влюбиться в женщину по фотографии, но тут же напомнил себе: для этого нужно верить, что любовь вообще существует.

— Хорошо, ждите меня через десять минут.

Решительный голос Алана вернул Рона к действительности. Повернувшись, он спросил:

— Проблемы?

Алан кивнул, лицо его помрачнело.

— Нечастный случай на дороге. Двое погибли, двое в критическом состоянии. У четырехлетней девочки переломы грудной клетки. Она на пути в госпиталь.

Рон подумал о хрупком детском тельце и о том, что с ним могут сделать обломки железа да и разбитое стекло.

— Бедный ребенок. Надеюсь, она выкарабкается.

Алан вытащил из ящика стола ключи от машины.

— Надо идти. Увидимся, когда вернусь.

— Удачи тебе.

— Спасибо.

Алан открыл дверь как раз в тот момент, когда вошла Джейн. Он наклонился, поцеловал ее в щеку и кивком указал на Рона.

— Прости, я должен уехать на некоторое время. «Папаша» все тебе объяснит. — И не дожидаясь ответа, сбежал по лестнице в холл.

Одетая в футболку и джинсы, позаимствованные у Энн, Джейн сейчас мало походила на известного детского врача-психолога.

— Случилось дорожное происшествие, — сказал Рон, — и Алана вызвали оперировать маленькую девочку с переломами грудной клетки.

В глазах Джейн появилось неподдельное сочувствие.

— По крайней мере, она в хороших руках.

— Если ее довезут живой до госпиталя.

Даже если все обойдется, малышке придется пройти через ад страданий, пока срастутся раздробленные кости и невыносимая боль перестанет терзать израненную плоть. Будь стойкой, детка, мысленно пожелал Рон, ты справишься.

Тяжелые воспоминания невольно заставили его спрятать руку в карман. Он с трудом выжал из себя улыбку.

— Как Габи? Все обошлось?

— Спит, как ангелочек.

— Значит, сухая?

Джейн улыбнулась.

— Мелкий выпад в адрес ангелочка. Кстати, я пришла предупредить вас с Аланом, что мы с Энн собираемся в магазин.

— В магазин?

Она кивнула.

— За детскими вещами. Энн составила список того, что тебе понадобится.

— Да, конечно. Я не подумал об этом… Возьми мою кредитную карточку.

— Мне будет проще воспользоваться своей, а потом мы рассчитаемся.

Он кивнул.

— Вы ненадолго?

— На пару часиков, не больше.

Рон нахмурился.

— А как же девочка?

— Я оставлю в холодильнике бутылочку. Подогреешь до комнатной температуры, только не забудь перед этим снять с нее соску.

Рон представил себе жуткую картину обожженного детского горла.

— А если молоко будет слишком горячим?

Джейн в это время расправляла закатанные рукава футболки. Мягкий трикотаж придавал ей какой-то трогательно беззащитный вид. Подняв голову, она быстро улыбнулась Рону, и он вспомнил, как подростком жутко стеснялся, поглядывая на хорошеньких женщин.

— Тогда прежде проверь молоко. Капни несколько капель на руку и поймешь.

Рон выпрямился.

— Да-а-а? — протянул он, вложив в свои слова весь сарказм, на какой был способен. — И как, ты полагаешь, я это сделаю — зубами?

Он ожидал неловких извинений, смущенного взгляда, осторожной жалости, которую ненавидел так же сильно, как свое отражение в зеркале в полный рост.

Однако вместо этого Джейн состроила нетерпеливую гримаску.

— Если это поможет, попробуй зубами. — И посмотрев на часы, холодно добавила: — Мы рассчитываем вернуться к шести, а если запоздаем, пеленки найдешь на комоде возле кроватки.

Не дожидаясь ответа, она повернулась и вышла.

* * *

Джейн держала крохотную — как для куклы — рубашечку с маленькими розовыми оборками.

— Тебе нравится?

Энн перестала перебирать плюшевые конверты для новорожденных.

— Очень хорошенькая, — ответила она подруге с нежной улыбкой, — но, боюсь, уже через неделю или две будет слишком мала.

Джейн нехотя сложила прелестный крохотный наряд.

— Почему я чувствую себя так, словно сильно поглупела?

Энн рассмеялась.

— Когда я носила Ронни, то прочла все книги, не пропустила ни одной лекции для молодых матерей в клинике, даже самостоятельно составила идеальный распорядок дня для новорожденного. Если хочешь знать, я была основательно подготовлена.

— Мне ли не знать? — заметила Джейн холодно. — Вспомни, как ты разбудила меня в три часа ночи, потому что не могла решить, какие подгузники лучше — непромокаемые или матерчатые. — Джейн покачала головой. — Если честно, мне в тот момент было решительно все равно, какие ты выберешь.

Щеки Энн залила краска.

— Да, но ты же помнишь все наши разговоры о том, что от подгузников бывает сыпь, что они вредны и тому подобное.

Джейн подняла руку.

— Прошу тебя! Побереги все это для Рона. Я всего лишь тетушка на общественных началах.

Энн отложила шесть конвертов разных размеров и расцветок и прибавила их к стопке белья, уже лежащего на столике у кассы.

— Рон, кажется, собирается нанять няню?

— Конечно, ему придется сделать это. По крайней мере, до тех пор, пока Габи не подрастет. Он утверждает, что не любит детей.

Энн взглянула так же испуганно, как и Джейн, когда она впервые услышала от него это признание.

— Ты шутишь? Да он с ума сходит по Милли и Рону! Только позволь ему, и он их совершенно избалует!

— Я напомнила ему об этом. Он сказал, что тут совсем другое дело.

Джейн добавила к стопке белья пушистое радужное покрывало.

Энн покачала головой.

— Вообще, конечно, мысль о том, что Рон станет отцом, немного настораживает.

Джейн вопросительно посмотрела на подругу.

— Почему? Из-за его увечья?

— О Господи, нет! Скорее всего, дело в его чисто мужском характере. Сплошные острые углы и грубоватая внешность. Трудно представить, как он играет в куклы, выбирает школьную форму или обсуждает с дочерью жизненные проблемы.

Джейн прикусила губу, раздумывая, насколько ей следует быть откровенной. У Рона слишком развито чувство порядочности, и оно могло толкнуть его на поступки, о которых он потом пожалел бы.

— Он не говорил много, но смерть Марии тяжело подействовала на него, — сказала Энн.

— В глубине души Рон очень эмоционален. Вся беда в том, что он сам не знает об этом.

— Или, может быть, справляется со своими переживаниями совсем не так, как мы.

— Так поступает большинство мужчин.

Энн кивнула.

— Но он не такой, как большинство мужчин, не так ли? Я не имею в виду увечье.

— Да, Рону нравится выводить человека из равновесия.

Добиться этого, а потом полночи потратить на попытку стереть воспоминание о коротком поцелуе, который означал лишь утешение, а кончился Бог знает чем.

— Ты бы видела его во время скачек! — Энн закатила глаза. — Он в седле. Густые черные волосы до плеч, дьявольская улыбка. Господи, я просто не представляю, чтобы кто-нибудь мог устоять перед ним в дни его молодости.

Или позже, добавила про себя Джейн.

— Вчера вечером он кое-что поведал о своей жене. Несомненно, она ушла от него уже беременной, причем отцом ребенка был его лучший друг.

Энн удивленно вскинула брови.

— Он сам сказал тебе об этом?

Джейн кивнула.

— Помимо всего прочего. А что?

Энн прислонилась к прилавку.

— Джейн, Рон уже пять лет мне и Алану как брат, и никогда… ни одного раза, слышишь, не говорил с нами о своей бывшей жене!

— Возможно, вы не спрашивали.

— Шутишь! Ты же знаешь мое ненасытное любопытство. Конечно, я спрашивала. Он был очень мил, но твердо дал понять, что ни с кем не собирается обсуждать свое прошлое.

Джейн внимательно смотрела на маленькую рубашечку, которую держала в руках, но видела только Рона — такого, каким он был вчера в баре. Его одиночество и печаль, пока он не заметил в зеркале за спиной бармена, что она наблюдает за ним.

— Он выпил вчера. Может быть, поэтому, — задумчиво сказала Джейн.

— Или в тебе есть что-то, в чем он нуждается, Джейн. Что-то такое, из-за чего он готов доверять тебе и больше никому.

У Джейн задрожали губы.

— Какова бы ни была причина, я не такая дура, чтобы верить, будто значу для него больше, чем друг и чертовски хороший психолог, на которого он может рассчитывать в трудную минуту.

— Вы покупаете эти вещи?

Веселый приветливый голос продавщицы заставил обеих прийти в себя.

— Да, — сказала Джейн, копаясь в сумочке в поисках кредитной карточки.

— И что дальше? — спросила Энн, пока продавщица, откладывая каждую вещицу, пробивала цену.

— Дальше надо оформить бумаги, дающие Рону право временной опеки, пока будет рассматриваться его просьба об удочерении девочки.

— Я думала, это пройденный этап.

Джейн покачала головой.

— Габи все еще под опекой суда, а Рон пока просто исполняет обязанности приемного отца.

— Звучит как-то непонятно.

— Так оно и есть. Видимо, нормы юридического права разлетаются в прах, когда мать лежит в тюремном госпитале, а отец ребенка отказывается от всех прав на него.

— Ну а как же предсмертная просьба Марии о том, чтобы приемным отцом девочки стал Рон?

— Словесная просьба. Вот если бы Мария написала прошение в присутствии свидетелей, тогда другое дело.

Энн нахмурилась.

— Рон не пользуется любовью в службе охраны прав ребенка с тех самых пор, как взялся защищать Алана.

— Знаю, поэтому и обещала поддерживать его до конца.

Джейн следила, как девушка-кассир оформляет одну за другой их покупки. Эти вещи будут ее прощальным подарком Габи, хотя Рон еще не знает об этом.

— Когда вы ждете ребенка? — осведомилась девушка, когда Джейн протянула ей чек.

— Собственно, ей уже исполнилось два дня. Девушка открыла рот, и взгляд ее невольно упал на талию Джейн, затянутую ремнем.

— Похоже, это были легкие роды, — пролепетала она, пытаясь улыбнуться.

Пока Энн сдерживалась, чтобы не расхохотаться, Джейн решила пожалеть бедняжку.

— Я покупаю это для друга. Он удочерил самую прелестную маленькую девочку на свете.

— Уверена, что это так. — Девушка протянула две большие фирменные сумки. — Пожалуйста, передайте мои наилучшие пожелания вашему другу.

— Спасибо, — серьезно поблагодарила Джейн. — Думаю, ему понадобится любая помощь.

Вопрос лишь в том, захочет ли такой гордец, как Рон, принять ее?

 

6

Рон открыл глаза и почувствовал себя разбитым. После ухода Джейн и Энн он неожиданно заснул и теперь не имел представления, долго ли спал.

В доме было тихо — ни криков мальчишек, играющих на заднем дворе, ни звуков музыки из комнаты Милли.

Его беспокоило какое-то неприятное ощущение. Казалось, что правая рука выше запястья затекла. Прежде чем туман в голове рассеялся, Рон инстинктивно потянулся растереть его и вдруг вспомнил — запястья не было, как не было и самой правой руки.

Нахмурившись, он переждал, когда несуществующая боль утихнет, повернулся на бок и снова закрыл глаза. И в ту же минуту раздался сердитый вопль.

Проснулась Габриэлла.

В голове Рона стало пусто, сердце бешено забилось, и он почувствовал нечто похожее на панику.

— Эй, детка, не плачь, ладно? — обратился он к Габриэлле, вскакивая с дивана и наклоняясь над кроваткой. — Дай хотя бы сообразить, что делать.

Однако Габриэлла по-прежнему надрывалась, отчаянно размахивая руками и ногами. Собравшись с духом, Рон стянул с нее одеяльце, и в нос ударил не самый приятный запах. Перебрав обычный набор юношеских ругательств, Рон освободил Габриэллу от мокрых ползунков, насухо вытер, присыпал тальком и подготовил несколько подгузников.

А девочка в это время, казалось, решала, продолжать ей вопить или лучше засунуть подальше в рот свои пальчики.

Рон весь взмок от испарины.

— Эй, послушай, детка… Габи, — сказал он в отчаянии. — Я занимаюсь этим впервые в жизни, поэтому помоги мне, ладно?

Подгузник напомнил ему толстый лечебный пояс, в котором он долгие недели лежал в больнице; только этот был в прозрачной упаковке. Не сумев найти петельку, за которую следовало потянуть, чтобы вскрыть целлофан, Рон трижды помянул недобрым словом Джейн, бросившую его одного.

— Ну вот, перестань лягаться, тогда я смогу закрепить эту липучку, — бормотал Рон. Он наклонился пониже, так что малышка смогла дотянуться до его носа. — Эй, полегче с ним, ладно? Я уже три раза его ломал.

Девочка вдруг перестала кричать и уставилась на мужчину большими круглыми глазами. Голубыми и блестящими, как у котенка, которого только что вылизала мать.

И все равно она будет брюнеткой, решил Рон. Как и Мария. И как он сам.

У Джейн были светлые глаза, то зеленые, то золотистые. Хотя не так уж это и важно сейчас, сказал он себе, скрипя зубами в новой попытке добиться успеха на «подгузочном» фронте.

— Не то, чтобы я не хотел быть твоим папой, моя радость, — грубовато уговаривал ребенка Рон, нащупав петельку и увернувшись от очередного удара по носу. — Просто люди, которые присматривают за такими детишками, как ты, позволят мне это только после большой драки. И даже тогда перевес может быть не в пользу столь классного парня, как я.

Справившись с одной петелькой, Рон сосредоточился на второй. А Габриэлла тем временем таращилась на него с тем восхищенным вниманием, которое он долго и трудно вырабатывал в себе с тайным умыслом покорять присяжных.

Он так долго пристраивал верхний конец подгузника, что терпение иссякло, а рука заныла. К тому же девочка продолжала брыкаться, особенно когда он задевал ее животик.

— Боишься щекотки? Я тоже, только это секрет.

Габи сморщила личико, готовясь к новой попытке разнести стекла вдребезги своим криком, но Рон опять заговорил с девочкой, полагая, что голос успокоит ее лучше, чем тишина.

— Ну-ка, не мешай мне, детка. Я собираюсь драться за тебя. Хуже другое — я, наверное, не самый лучший для тебя отец. Что если мы победим, а потом окажется, что я не гожусь на это?

Надо бы отказаться от нее, вот что. А что потом, Бартон? Доживать остаток своих дней с мыслями о доверии, светившемся в глазах Марии перед смертью?

Последняя неуклюжая попытка — и петелька на месте. Рон улыбнулся и с облегчением вздохнул, наслаждаясь успехом.

Не Бог весть какая работа, но, черт возьми, он ее сделал! Рон не чувствовал себя таким гордым с тех пор, как научился одной рукой застегивать рубашку.

Девочка ворочалась и тихонько покряхтывала, чистенькая и душистая.

— Отлично, а что теперь? — Поглядывая одним глазом на Габриэллу, Рон быстро перебрал вещи, оставленные Джейн.

— Что скажешь насчет этого наряда? — спросил он у Габи. Та нетерпеливо нахмурила брови-полумесяцы.

— Ты не в восторге, а? Конечно, это слишком просто для такой изысканной маленькой леди, как ты, но пока вполне сойдет.

Он потратил минуту, размышляя, где застегивается непривычная одежка — спереди или сзади, — а потом еще несколько минут, прикидывая, как бы совладать с вертящейся в кроватке девочкой и рубашкой, которая была чуть больше его ладони.

Вскоре Габриэлла была одета во что-то мягкое и пушистое, а Рон совершенно обессилен. И все это время он думал о том, что уже не сможет отказаться от девочки, даже если суд отклонит его ходатайство.

* * *

Пока Энн ставила машину в гараж, Джейн уже бежала к дому. Полные сумки били ее по ногам. По дороге она представляла, как девочка или оглохнет от крика, или покроется сыпью от промокших подгузников. Или случится и то, и другое.

Промчавшись через кухню в холл, она начала подниматься по лестнице и вдруг услышала младенческое гуканье.

Видимо, Габи давно проснулась. Бедный Рон, подумала Джейн виновато.

«Бедный Рон» тем временем сидел на полу, опершись спиной о софу и согнув колени. Вчерашний костюм он сменил на футболку, словно вытащенную из мешка старьевщика, и джинсы на пару размеров меньше, чем нужно.

Девочка, завернутая в застиранный купальный халат, в безнадежно мятом, перекосившемся подгузнике, лежала у Рона на коленях, энергично пиная его ножками в живот.

Рон увидел, как вошла Джейн, и в знак приветствия широко улыбнулся. Когда-нибудь она перестанет придумывать, что за этой простой белозубой улыбкой прячется роковой сексуальный соблазнитель, сказала себе Джейн.

— Потеряли часы, что ли? — сухо поинтересовался Рон.

Чувствовать себя виноватой — это одно, а вот признаться, что виновата, когда так не считаешь, — совсем другое.

— Ты не представляешь, какие пробки на дорогах, — беззаботно ответила Джейн и, прежде чем пересечь комнату, оставила сумки у входа.

Подняв брови, Рон наклонялся, пока не оказался нос к носу с малышкой — один нос очень большой и чуть крючковатый, другой нежный и трогательный, как у крольчонка.

— По-моему, звучит совсем неубедительно, дорогуша. Что ты об этом скажешь?

В научных трудах утверждается, что новорожденные не умеют улыбаться. Но гримаска Габи была так похожа на улыбку, что горло Джейн внезапно сжалось.

— Привет, приятели, — ласково сказала она, плюхнувшись на мягкую подушку и улыбаясь девочке. — Как наша дорогая Габи?

— С дорогой Габи все великолепно, — проворчал он, — а вот дорогой Рон измотан до основания.

Хотя Рон хмурился, Джейн чувствовала, что втайне он очень доволен собой. Да и выглядел Рон расслабленным и отдохнувшим.

— Ну, — спросила она, — ты напоил ее молоком?

— Примерно час назад. Она выпила все до последней капли, — Рон сдвинул брови над своим римским носом. — Похоже, она отличается отменным аппетитом.

— Поэтому, наверно, и сосет твой палец.

Рон вдруг внимательно посмотрел на Джейн. Она умела до тонкостей определять, что выражал тот или иной взгляд, но этот был непроницаем. Почему же тогда, черт возьми, у нее такое ощущение, будто он раздевает ее?

В это время девочка громко загулькала, размахивая крошечным кулачком.

Джейн тихонько засмеялась и потянулась погладить длинные легкие, как пух, волосики Габи. Ее захлестнула теплая волна нежности.

Как бы я хотела, чтобы ты была моей, чудесная Габи, подумала Джейн. Я уже люблю тебя так сильно, что это причиняет мне боль.

— Похоже, ты неплохо провела время, крошка, пока меня не было, — прошептала Джейн. — Хотя папа и надел на тебя халат задом наперед.

— Черта лысого, — протянул Рон так же негромко. — Я достаточно поносил их в госпитале, чтобы разобраться, где зад, а где перед.

Она представила халат, сшитый для мужчины среднего роста, на высоком Роне. Он доходил ему только до середины бедер. И, наверное, легко распахивался… Джейн вспыхнула, ее сердце учащенно забилось.

— Но это, скорее, ночная сорочка, а не больничный халат, — сказала она вкрадчиво, приводя мысли в порядок. — Значит, разрез должен быть спереди, а не сзади.

Рон посмотрел на девочку, блаженно воркующую у него на руке.

— Что ты думаешь об этом, моя хорошая?

Габи зевнула, широко открыв ротик, и Джейн расхохоталась.

— Похоже, она думает о чем-то другом, а?

— Как любая женщина. Парень уверен, что все идет отлично, и вдруг получает дверью по лбу.

Она не сразу догадалась, что это сказано и в шутку, и в то же время вполне всерьез.

— Не беспокойся, — посоветовала дружески Джейн, стараясь не задеть его самолюбие. — Привязанность возникает не сразу. Главное — сохранить ее.

— Привязанность? Чью? Мою и Габи?

Джейн не могла понять, успокоила она его или только подлила масла в огонь. Рон — большой мастер скрывать свои чувства.

— Конечно. Если бы она была утенком, то наверняка решила бы, что ты — папа-селезень и что она — самый счастливый маленький утенок.

Джейн не верилось, что большого и мужественного Рона ее слова могут сделать по-детски счастливым, но именно так он сейчас выглядел. Его рот начал расплываться в улыбке, но внезапно он вновь стал серьезным.

— Конечно, но она не утенок, а я пока еще не папаша. Так что мы с ней на равных, не так ли?

— Это просто аналогия.

— Да знаю я, что это, Сандерс. Может, я и не отличался потрясающими успехами в школе, но потом мне все же удалось подцепить кое-где пару ученых степеней.

И стать адвокатом с первой попытки, подумала Джейн, что не так просто для парня, который полжизни полагался на силу своих мускулов, выносливость и быстроту реакции, а вовсе не на мощь интеллекта.

— Брось, Рон, — поддразнила она его, — не будь таким обидчивым и…

— Я не обидчив и не нуждаюсь в психоанализе — ни в твоем, ни в чьем-нибудь еще, понятно?

Джейн уловила легкую угрозу, но решила не обращать на нее внимания.

— Так вот почему ты всегда даешь задний ход в моем присутствии? Боишься, что я извлеку на свет и предам огласке все твои страшные тайны?

— У такого парня, как я, нет никаких тайн!

Рон вскочил. Джейн заметила, как напряглись мышцы его сильной шеи в разлохмаченном вороте выцветшей голубой футболки.

— Нам надо поговорить.

— Неужели?

— Чтобы правильно надевать распашонки, правильно кормить Габи и прочее, мне нужна помощь, пока я не приведу все дела в порядок.

— Ты можешь нанять опытную няню.

— Да, я уже ищу ее, но как быть с привыканием? Не слишком ли много новых людей для крошки в первые дни жизни?

— Да, конечно, но у нас ведь не так много вариантов.

— Ты можешь переехать ко мне.

— Что?!

— Эй, ребята… — сказала Энн, входя животиком вперед, с приветливой улыбкой, которая тут же погасла, как только она увидела лица Джейн и Рона. — О, простите, пожалуйста. У вас важный разговор?

— Нет, — абсолютно спокойно ответил Рон.

Джейн молчала, не в силах произнести ни слова. Энн посмотрела сначала на одного, потом на другого, и ее глаза хитро заблестели.

— Я только хотела… э-э… Да, я просто хотела убедиться, что вы остаетесь обедать.

— Я не голодна… — пробормотала Джейн, старательно избегая взгляда Рона.

— Уверена, что голодна, — отрезала Энн с широкой улыбкой. — И ты тоже, правда, Рон? Я приготовлю лазанью.

Он явно не обрадовался, отчего его слова прозвучали еще неожиданней.

— Да, конечно. Но теперь, когда вы обе здесь, я ненадолго съезжу в город, если позволите.

— Возражений нет. Мы все равно сядем за стол не раньше семи, пока Алан не вернется из госпиталя. Тогда протрубим во все трубы.

— Вам что-нибудь нужно?

— Ничего. Только твоя божественная улыбка и дьявольская красота.

Он криво усмехнулся.

— Все в твоем распоряжении, детка.

Габи внезапно забеспокоилась, размахивая ручонками, как сигнальщик флажками. Рон осторожно поймал ее пальчик и очень нежно пожал.

— Нетерпеливая маленькая вертушка, правда? — Он посмотрел на Джейн.

— Похоже, что так, — согласилась та.

Он на мгновение задержал взгляд, потом наклонился поцеловать девочку.

— Веди себя хорошо, пока меня не будет, ладно, крошка?

Габи икнула и уткнулась личиком в теплую шею Джейн.

Снова встретив его взгляд, Джейн почувствовала волнение. Хотелось, чтобы он поцеловал и ее тоже. Но не в утешение, конечно.

Словно прочитав эти мысли, Рон посмотрел на ее губы и его глаза потемнели.

Поцеловав Джейн, как обычно в щеку, он не отодвинулся, а на мгновение прижался губами к ее рту.

— Мы продолжим разговор позже.

Резкие нотки в голосе Рона могли означать и угрозу, и обещание. Или и то, и другое.

— Если хочешь, — почти прошептала Джейн.

— Мои желания и возможности обычно сильно различаются.

Пригладив рукой взъерошенные волосы, Рон вышел. Секундой позже открылась и снова захлопнулась входная дверь. Джейн и Энн обменялись взглядами.

— Ого! — мягко воскликнула Энн. — По-моему, между вами возникло сексуальное напряжение, или мне только показалось?

Коротко вздохнув, Джейн уложила Габи поудобнее.

— Начинаю думать, что ты не ошибаешься.

— Я знала, что он сильно переживает, хотя и не показывает вида. Стоит тебе продемонстрировать свои многочисленные достоинства — и его чувства вырываются наружу.

Джейн улыбнулась.

— Энн, мне очень неприятно тебя обижать, но твоя беременность явно способствует размягчению мозга.

Энн с задумчивым выражением лица погладила малышку по голове.

— А у некоторых народов беременная женщина считалась медиумом.

— Но не у нас.

— М-м-м, не будь так категорична. Еще когда я была беременна маленьким Ронни, я говорила Алану, что ты определенно покорила Рона. Похоже, я была права?

— Не глупи, Энн. Рон очень нравится мне как друг, и это все.

— Да, конечно. То-то ты покраснела, как попка Габи.

Джейн невольно прижала свободную руку к щеке.

— Ну, что я говорила? Я — медиум, — улыбнулась Энн.

— От судьбы не уйдешь.

— Давай назовем это роком. Джейн покачала головой.

— Называй это как хочешь, Энн, а я собираюсь отнести эту дорогушу наверх и проверить, хорошо ли справлюсь со сменой подгузников.

— Неплохая мысль. А я лучше приготовлю лазанью для Рона. Он не в восторге от нее, но мы оба притворяемся, что это его любимое блюдо.

— Притворяетесь? А почему?

— Да потому что Рон не может есть то, что нужно резать ножом.

— О Господи. Никогда не думала об этом.

— Большинство людей об этом не думает. А Рону приходится.

И женщины в молчаний разошлись по своим делам.

* * *

Рон стряхнул капли пота, заливающие глаза, и приготовился к очередному приступу как раз в тот момент, когда боль обожгла его мускулы и пронзила всю руку от запястья до плеча.

— Что, тяжелый случай, Бартон?

Рон вовремя поднял взгляд и успел поймать полотенце, брошенное Кевином Уилсоном, только что отжавшим свои двести восемьдесят фунтов веса на тренажере.

— Можно сказать, да. — Рон вытер полотенцем влажное лицо и повесил его на шею.

— Еще одно проигранное дело?

— Возможно, хотя точно еще не знаю.

Он облокотился бедром о стойку, чтобы сохранить равновесие, и смотрел, как Уилсон перемещается со скамейки в инвалидную коляску. Знаменитый футболист Кевин стал калекой после того, как однажды утром застал банду подростков, собиравшихся угнать его «порше», и неожиданно получил удар ломом в спину от стоящего на стреме юного преступника.

В настоящее время он пытался восстановить способность двигаться, и, по возможности, старался избегать встреч с журналистами.

Друзья с поры своего славного спортивного прошлого, Кевин и Рон были совладельцами гимнастического зала, специально оборудованного для инвалидов.

— Взять тебе пива? — спросил Уилсон с улыбкой.

— Спасибо, но через час меня ждут в одном месте.

— Да-а? Дело или удовольствие?

Рон колебался.

— Дело.

— А я-то надеялся, что твой вечер закончится свиданием.

Выпрямившись, Рон стащил полотенце с шеи и швырнул его в Уилсона.

— Ты что, не слышал? Калеки не занимаются любовью, — бросил он через плечо, направляясь в душ.

— Эй, парень, говори за себя, а не за других! — крикнул вслед ему Уилсон.

Рон не обернулся. Он, как всегда, не был расположен к беседе о сексе.

Встав под душ, Рон повернул кран и в клубах пара подставил тело под струю горячей воды. Он приказал себе расслабиться. Кожа дышала, ему было очень хорошо, но хотелось большего. Рон размечтался, разморенный теплом и приятной усталостью.

Он хотел понимания, женской нежности, ласки. Что греха таить: он хотел Джейн Сандерс.

Рон всегда гордился тем, что умеет контролировать свою жизнь и уж тем более обуздывать влечения плоти. Но порой одиночество становилось невыносимым.

Он запрокинул лицо под струей горячей воды, надеясь, что она рассеет воспоминание об удовольствии, которое он испытал, чувствуя губы Джейн у своей щеки. Или об еще более сильном и неудержимом чувстве, охватившем его во время поцелуя.

Рон гордился своей логикой. Так почему же сейчас он не может разобраться, чего именно ждет от Джейн. Нечто большего, чем ее умение делать его человеком, способным понимать и принимать недостатки других. Большего, чем ее попытки заставить его улыбаться, когда она улыбается, и смеяться, когда смеется она. Черт подери, до чего все не просто.

Как и все в его жизни. Самые обычные вещи требуют от него изобретательности, упорства и терпения. Как, например, есть, водить машину или открывать дверь, когда в руке чемоданчик с бумагами.

Правда, с подобными проблемами, как бы они ни раздражали, он в состоянии справиться.

А как быть с чувствами, желаниями? Их не увидишь воочию, не потрогаешь, не изучишь по крупицам.

Сжав зубы, Рон потянулся за мылом. Он хорошо знал свое тело — одна сторона была такой, как всегда, а вот вторая изменилась до неузнаваемости. Как доктор Джекил и мистер Хайд у Стивенсона, подумал он, пока пальцы намыливали неровную, покрытую шрамами плоть правого плеча, изуродованную и вызывающую жалость.

Рон слышал все, что о нем говорили, чувствовал на себе любопытные взгляды. Он принял свое уродство как должное, потому что иного ему не оставалось.

Такая яркая, интересная и темпераментная женщина, как Сандерс, могла выбирать. Почему, черт побери, он решил, что она выберет именно его?

 

7

— Остался еще один кусок пирога! — объявила Энн, стоя в дверях кухни. — Можете разделить между собой!

— Или отдать его Бартону целиком, — ответил Алан, взглянув с улыбкой на Рона. — Он что-то похудел в последнее время.

Девочка, жертва автомобильной катастрофы, была удачно прооперирована, поэтому Алан успел домой к обеду.

— Как хочешь.

Рон сердито сверкнул глазами в сторону Алана и посмотрел на Энн.

— Дело, видишь ли, в том, что он сменил трех лошадей и все равно не смог обойти меня. Внешне мы выглядим одинаково, а разница в весе фунтов двадцать, и все они у него на животе.

— Черт побери, какое вранье! — Алан похлопал себя по животу. — Я пока свободно влезаю в джинсы, которые носил еще студентом.

— Да, дорогой, — улыбнулась Энн. — Только сесть в них ты уже не можешь.

Алан смутился.

Все это время Джейн хранила молчание, сосредоточенно взирая на бокал с вином. Незадолго до обеда Рон нашел ее в кухне, где она помогала Энн. Он был чисто выбрит, волосы — влажные после душа. Этот человек еще ни разу ее не разыскивал. Обычно — избегал. Поэтому Джейн не сразу поверила в случившееся.

— До сих пор не могу привыкнуть, что у нас в доме ребеночек! — крикнула Милли, вбегая в кухню со стаканом молока в одной руке и блюдцем с мороженым в другой.

Маленький Рон уже закончил обед и нетерпеливо ерзал, слушая разговоры взрослых. Улучив момент, он получил разрешение доесть десерт у себя в комнате, откуда уже доносились негромкие звуки детской передачи.

— Это просто сюрприз! Вернуться с тренировки и найти тетю Джейн с ребенком на руках! Ого-го!

Милли плюхнулась на стул, поставила стакан и схватила ложку для мороженого — и все это едва ли не одним движением.

— Потом вдруг оказалось, что дядя Рон собирается удочерить ее. Дважды ого-го!

Рону приятно было слышать искреннюю радость в голосе девочки. Всего два месяца отделяли Милли от ее тринадцатилетия, и она очень старалась быть «взрослой». Хотя, конечно, часто забывала об этом.

— А когда ты заберешь Габи домой, дядя Рон? — спросила она с набитым ртом.

Рон посмотрела в глаза Джейн и, прочтя в них тот же вопрос, уклонился от прямого ответа.

— Я еще точно не знаю. У меня во вторник слушание дела.

— Ты всегда можешь оставить Габриэллу у нас, — предложила Энн, вернувшись с яблочным пирогом и полным кофейником свежего кофе. — Я была бы рада еще одной девчушке у нас в доме.

— Да, дядя Рон! — воскликнула Милли. — Я обожаю возиться с малышами!

— Это чудесно, — заметила ее мать, расставляя чашки. — А кто останется с ней, когда ты унесешься на тренировку, на теннис или на прогулку с друзьями?

— Никаких проблем. Я просто возьму Габи с собой.

Поставив кофейник на маленькую соломенную плетенку, Энн присела за стол.

— Прости, дорогая, но это не так просто.

— Почему?

— Да потому, что тебе придется всюду брать с собой подгузники, простынки, бутылочки и несколько пар ползунков на смену.

Милли поморщилась.

— Ой! Это похоже на работу.

— Ты совершенно права, — серьезно сказала Энн. — Поэтому я и убеждаю дядю Рона оставить Габриэллу у нас. Я хожу на службу только два дня в неделю, пока не родилась твоя сестричка.

Успокоенная Милли выскребла остатки мороженого и переключилась на Джейн.

— Спорю, тебе ужасно не хочется отпускать малышку, но, может быть, дядя Рон позволит тебе ухаживать за ней время от времени.

— Вообще-то я стараюсь уговорить ее на большее, — вставил Рон, прежде чем Джейн успела ответить.

Сверкнувшие от любопытства глаза Милли уставилась на Рона.

— Да-а? На что же это?

— Переехать ко мне и помогать с Габи до тех пор, пока суд не решит, буду я ее отцом или нет.

Рон решил использовать шанс, хотя знал, что рискует. Расчет на удачу был пятьдесят на пятьдесят, а это побольше, чем обычно в суде.

— Отлично! — закричала Милли. — Как в одном фильме, который я недавно видела. Только там был мальчик, его матерью была сестра той женщины, а отцом — брат того парня, про которого фильм.

Милли выжидательно обвела взглядом сидевших за столом. Поскольку все молчали, она продолжила.

— Ну так вот, те двое, я имею в виду родителей, погибли в авиакатастрофе и оставили мальчика сиротой, как Габи. Понимаете?

Рон вдруг сообразил, что она ждет отклика.

— Думаю, да, — ответил он сдержанно.

— И тогда… Где я остановилась?

— Авиакатастрофа, — подсказал Алан.

— Ну да. Так вот эти двое, тетя и дядя мальчика, начали спорить, кто должен усыновить ребенка…

— Спора бы не было, если бы родители оставили завещание, — вмешался Рон.

Милли была недовольна, что ее перебили.

— Да, но ты учти — это только часть проблемы. Родители ведь не собирались умирать такими молодыми. Но все равно начался суд, и эти двое стали врагами, понимаешь? А на самом деле они влюбились друг в друга, только не знали об этом и…

Рон застонал.

— Хватит, Милли. Твоя история вызывает у меня сердцебиение.

Отважная Милли улыбнулась.

— Да, это был шикарный фильм.

— Уверена, что так, — вмешалась Джейн, прежде чем Милли собралась продолжить рассказ. — Но дело в том, что дядя Рон пошутил, когда сообщил о переезде к нему.

Она небрежно улыбалась и казалась абсолютно невозмутимой, но Рон безошибочно ощутил бурю эмоций, скрытых за деланным спокойствием.

— Я предложил это всерьез, — возразил он. — Энн нужно заботиться о своих детях, а мы с тобой люди независимые, и наш распорядок дня достаточно свободен.

— Твой, может быть. А мой нет.

Отставив стул, Рон поднялся, обошел стол и встал между Джейн и дверью. Ему хотелось дотронуться до нее, но он напомнил себе, что делает все это ради Габи, а не ради себя.

— Вставай. Прогуляемся, чтобы улеглась лазанья.

Джейн посмотрела на него так, будто он произнес нечто ужасно нелепое.

— Рон, мне пора домой. Я должна разобрать почту, позвонить клиентам, и ты это прекрасно знаешь.

— Отлично, я подвезу тебя.

Краем глаза Рон увидел, как переглянулись Алан и Энн. Интересно, что бы они сделали, если бы он схватил Джейн за волосы да уволок отсюда?

— Нет… О, ну хорошо, только не забывай, я не присяжный заседатель, на которого действуют бойкий язык и умопомрачительный пристальный взор адвоката Рона Бартона.

Милли хихикнула. Ее глаза стали круглыми от любопытства, а рука в волнении обхватила горло.

— Мы поступим вот как, Сандерс. Я произнесу неподготовленную речь, а ты выслушаешь ее. Вот и все, чем мы будем заниматься. Пока, во всяком случае.

* * *

Дом Джейн был поистине архитектурным кошмаром — с множеством башенок, лепниной и с окнами совсем в ином стиле, чем само здание. Окрашенный в неброский серый цвет, он зато сверкал белизной наличников.

Рон с минуту задержался на пороге и подумал, что этот дом столь же противоречив, как и его хозяйка. Не слишком яркий снаружи, он ошеломлял богатством красок внутри. Множество картин и гравюр, случайных и порой неудачно подобранных, украшало стены и своим разнообразием создавало впечатление беспорядка. Казалось, хозяйка, приобретая какую-то новую вещь, тут же торопилась пристроить ее на любое место.

— Интересно, — медленно произнес Рон, поймав вопросительный взгляд Джейн.

— Рада, что тебе нравится.

— Я этого не говорил.

Джейн легко рассмеялась, а Рон почти жадно впитывал звук ее голоса.

— Чувствуй себя, как дома.

Она бросила сумочку и кейс на первый попавшийся стул со спинкой в виде резного дракона. Другого такого стула в комнате не было.

— Холл — самое удобное помещение в доме. Я только проверю кофеварку, и мы выпьем кофе.

Рон посмотрел направо и увидел застекленную дверь, ведущую, должно быть, в столовую. Во всяком случае, там стояли стол и стулья, висела большая красочная картина.

Чертовски необычно, подумал Рон, неторопливо оглядываясь вокруг. Мебель, пожалуй, величественная, даже громоздкая, в викторианском стиле. Однако вышивка шелком на диванных подушках, похоже, современная. Кстати, подушки были везде — изящные, мягкие, с кисточками или с оборками.

Вот даже кушетка, обитая розовой тканью с красной вышивкой и золотым шитьем. Она словно попала сюда из борделя девятнадцатого века. Такой располагался некогда в здании, где находилась адвокатская контора Рона.

— Потрясающая, не так ли? — воскликнула Джейн, увидев, что он гладит пальцами скользкий шелк обивки. — Я купила ее за бесценок в маленьком антикварном магазинчике.

— Охотно верю.

Она подошла к нему, улыбаясь, с дымящимся кофе в руках. Рон заметил, что Джейн успела снять туфли и что-то сделала с волосами, кажется, немного распушила и теперь они выглядели более естественно.

— Черный, без сахара, не так ли? — спросила Джейн, ставя две чашечки на старинный, весь в трещинках, кофейный столик, после чего примостилась в уголке кушетки.

— Верно.

Он выбрал кресло-качалку, достаточно прочное с виду, и сел. Высохшее дерево заскрипело под тяжестью его тела, и они оба от неожиданности вздрогнули.

— Видел бы ты это кресло раньше, когда я еще не починила его, — сказала Джейн, безуспешно стараясь не обращать внимания на длинные ноги, вытянувшиеся в ее сторону. — Совершенная рухлядь.

— Ты любишь чинить вещи, я заметил.

Она взяла со стола свою чашку и сжала в ладонях.

— Это оскорбление или комплимент?

— Давай посмотрим, сколько времени это кресло меня выдержит, а там решим, согласна?

Рон говорил почти насмешливо.

— Ты прав.

Показалось ли Джейн, или так было на самом деле, но тот и другой сдерживали дружескую непринужденность, не давая ей проявиться. Джейн играла с дерзкой мыслью все же выпустить ее на свободу.

— Представляешь, я чувствую себя так, будто не была дома несколько недель, а не часов.

Она отпила кофе, продолжая держать чашку в ладонях, и откинула голову на спинку кушетки. Ее шею, нежную и белую, так удобно было бы сейчас поцеловать! Рон поспешно схватил свою чашку и сделал два больших глотка. Горячий кофе чуть не обжег ему внутренности. К счастью, это его отрезвило.

— А как ты? — Джейн приоткрыла глаза. — Ты чувствуешь то же самое, когда возвращаешься домой?

— Нет. Еще гонщиком я привык везде быть как дома.

Что-то в нем изменилось, подумала Джейн, но что — трудно уловить. Он был по-прежнему серьезен, по-прежнему сдержан и непроницаем, даже когда смотрел на нее. Его глаза все видели и столько же скрывали. И все же…

Джейн улыбнулась и бросила пробный шар.

— Я слушаю тебя, — тихо промолвила она.

— Что, прости?

— Ты сказал, что будешь говорить, а я буду слушать. Помнишь?

Рон обычно получал удовольствие от словесной дуэли в суде, потому что заранее тщательно продумывал линию поведения. И чем труднее доставалась защита обвиняемого, тем больше он увлекался.

Но Джейн Сандерс вовсе не обвиняемая и не свидетель обвинения. Она — женщина, которую он уважал, которая при всей своей занятости сумела выкроить время для помощи совершенно незнакомой ей Марии просто потому, что он попросил ее об этом.

Рон осторожно поставил чашку на стол и выпрямился на неудобном сиденье.

— Послушай, нам обоим небезразлична судьба Габи, это ясно. — Мысль о девочке заставила его улыбнуться и придала сил. — И я чувствую себя, по крайней мере, ответственным за то, чтоб выполнить предсмертную просьбу Марии.

— Как ни странно, но и я тоже.

— Я все думаю о ее последних словах. О том, что она хочет лучшей жизни для своей девочки. Если суд доверит мне опеку, ты знаешь, я сделаю все, чтобы быть ей хорошим отцом.

— Знаю.

— Но маленькая девочка… У меня были одни братья. Мне не известно о девочках даже самое элементарное, а идея с няней кажется слишком абстрактной.

Джейн нетерпеливо вздернула подбородок.

— В конце концов скажи мне ясно, Рон, чего ты хочешь?

— Черт побери, Джейн, я всегда думал, что у женщин на этот случай есть шестое чувство.

— На какой случай?

Рон глубоко вздохнул. Его рука стала влажной от пота, а в горле пересохло.

— Я уже говорил тебе. Я хочу, чтобы ты переехала ко мне.

— И стала няней Габи?

— Ну… не совсем. Ты могла бы стать ей матерью.

— Я… Ты?

— Именно. Я и ты. Ты сама внушала мне, что браки нынче в большой цене.

Рон чувствовал себя глупо. Он полагал, что действует прямо и открыто, но Джейн наверняка прочла в его глазах иное. Да, он представлял себе дом, полный детей с волосами красно-рыжего цвета, с зелеными глазами и улыбкой точь-в-точь, как у нее. В основном, мальчишек, которые, конечно, избалуют свою старшую сестру.

— Я понимаю, что должен многое тебе объяснить. — Он откашлялся, внезапно ощутив волнение гораздо более сильное, чем на всех судебных заседаниях, вместе взятых. — Мне почти сорок шесть, у меня прочное финансовое положение и отличное здоровье. Я неприхотлив, и у меня не слишком много вредных привычек, во всяком случае, противозаконных.

— Это радует.

Рон, увидев улыбку в ее глазах, позволил и себе улыбнуться в ответ. Пока все шло хорошо.

— Я буду оплачивать все расходы, но, по правде говоря, теперь, когда увидел твой дом, думаю, что лучше мне переехать к тебе. Здесь вдвое больше места и есть двор. А также уют и тепло, которые не смог дать Рону даже дорогой декоратор.

— И дерево для качелей.

— Да, верно. Качели.

— И, наверное, песочница.

— В любой момент, как только ты захочешь.

— Ты имеешь в виду, в любой момент, когда это будет нужно ребенку? — Голос Джейн дрожал от скрытой улыбки.

— Вне сомнений. Хочешь я внесу все эти условия в контракт?

Взгляд темных глаз Рона был очень напряженным. Посмотрев на него, Джейн почувствовала, как ее невольно затягивает в их глубокий омут. Опасный мужчина, в который раз подумала она. Боли и тревоги с ним не избежать, но что-то подсказывало Джейн, что риск будет оправданным и этот сильный мужественный человек подарит ей счастье.

— Ты имеешь в виду брачный контракт?

— Да, можешь назвать и так.

— Нотариально заверенный?

Джейн явно собиралась заставить его идти до конца.

— Большинство людей, которых я знаю, верят мне на слово.

— А ты поверишь на слово мне?

— Да.

Его глаза предупреждающе вспыхнули. Но Рон не из тех, кто теряет контроль над собой, подумала Джейн. Он не будет добрым или нежным, если это не в его интересах. Но он будет честен и постарается сделать женщину счастливой. Как любовник, напомнил ей слабый голос рассудка. Но не как муж.

— Неужели? — Легкая улыбка тронула губы Джейн. — Контракт по всей форме, свернутый в трубочку, с сургучной печатью и лентой. Остается только подписать?

— Да. Только скажи — и я подготовлю все бумаги.

Джейн оперлась обеими руками о кушетку и стала болтать перед собой ногами. У нее были маленькие узкие ступни, а ногти на ногах покрыты ярко-розовым лаком, пожалуй, слишком ярким для детского психолога.

Рон перевел взгляд с тонких лодыжек на лицо Джейн. Она задумчиво надула губки, опустив глаза.

— Ну что ж, это не самое… романтическое предложение из тех, которые я получала, — сказала она, пока Рон рассматривал ее.

— Я не очень-то гож для бокалов с вином и канделябров. Тебе это известно.

Она опустила ноги.

— Итак, я знаю, что получаю?

— Точно.

Джейн почудилась усмешка в его голосе. Она посмотрела на него, но губы Рона были сжаты так крепко, что превратились в одну жесткую линию.

— А почему обязательно свадьба? — спросила она равнодушным тоном. — Почему не просто соглашение о совместной опеке над Габи? Разве для нее это не все равно?

— Я думал, но это не подойдет.

Его плечи напряглись, а голос стал резким.

— Нет?

— Нет. Что если ты, например, встретишь кого-нибудь и захочешь выйти замуж? Кто тогда будет папой Габи?

— Да, понимаю.

Джейн внимательно изучала вены на тыльной стороне своих рук. Она носила обручальное кольцо почти пять лет и два года оплакивала того, кто подарил его ей.

После этого она пару раз подумывала о том, чтобы снова выйти замуж. Однажды это почти случилось, даже была объявлена дата свадьбы с человеком, обещавшим наполнить ее старый дом детьми. Но в последний момент Джейн решила, что не любит его, и все отменила.

— И ты, конечно, тоже можешь встретить кого-нибудь и влюбиться, — добавила она, когда наступило молчание. — Кого-нибудь, кого ты захочешь сделать матерью Габи.

— Вряд ли.

Джейн подняла голову, и их глаза встретились.

— Значит, если говорить откровенно, — произнесла она холодно, — это будет брак по разумному расчету и согласию сторон с главной целью — заботиться о ребенке.

Рон удивился тому, как сухо прозвучали ее слова, хотя Джейн всего лишь перефразировала его собственные.

— Совершенно верно.

— Ну, а как насчет супружеских отношений? Как насчет секса?

Рон потер руку о бедро, затем сжал в кулак. Он чувствовал, как струйка пота медленно потекла по спине, и его бросило в жар. Когда-то он уже испытал такое — когда надо было сделать выбор, единственный из возможных, за который он расплачивается до сих пор.

— Это зависит от тебя, и решать тебе. — Рон словно подчеркивал, что лично ему абсолютно все равно. — Я не фанат секса и не заставлю тебя делать то, чего ты не захочешь.

— Необычайно великодушно с твоей стороны. — Джейн неожиданно встала. — Я подумаю об этом. — И допила кофе.

Рон тоже вскочил. Хотя говорила Джейн неестественно спокойным тоном, ее лицо побледнело. Его лицо, наоборот, пылало.

— Я и не жду немедленного ответа, — сказал он, когда молчание стало тягостным.

— Очень хорошо, — сухо молвила Джейн, — потому что я все еще в шоке.

— Думай сколько хочешь, только дай ответ не позднее вечера четверга.

— Почему именно четверга?

— Потому что в пятницу у меня первая встреча с Викторией О'Коннел. Если бы я мог сказать ей, что мы с тобой помолвлены, это очень помогло бы делу.

Джейн дрожащей рукой поправила волосы.

— Да, конечно, — пробормотала она, чувствуя, что выдержка вот-вот покинет ее. — Это вполне разумно.

Рон следил, как солнечный луч проник через оконное стекло и распался на десятки золотых и красных бликов в ее волосах. Ему всегда нравилась небрежная прическа Джейн и то, как нежные завитки подчеркивали изящную линию щек.

Она разгладила брюки на бедрах. Ее плечи были напряжены, а улыбка получалась натянутой.

— Слушать тебя было одно удовольствие, Рон, — сказала она деланно бодрым тоном.

Она протянула ему руку, и пожатие ее было, как всегда, крепким. Тонкие пальцы слегка задержались в мужской ладони.

— Рон? Что-нибудь не так?

— О, черт, — пробормотал он и в следующую секунду уже целовал ее, нежно и чуть неуверенно, словно прошло много-много времени с тех пор, как он целовал женщину.

Джейн была тронута, ее глаза увлажнились, но жалость к Рону мгновенно вспугнули нарастающие настойчивость и страстность его поцелуя. Теперь он целовал ее по-мужски нетерпеливо, с трудом сдерживая охватившее его волнение.

Джейн уперлась руками в грудь Рона, стараясь оттолкнуть его, но он не отпускал ее, ибо вдруг почувствовал себя полным сил и радостного предвкушения счастья.

Ладонь Рона скользнула вниз по изгибу ее спины. Мягко, но настойчиво, он наклонил Джейн так, что она почти полностью откинулась на его руку. Тело женщины было гибким и податливым, от него исходило нежное тепло.

Стараясь держать себя в руках, Рон оставался неподвижным, и, не отрываясь от ее губ, с наслаждением пил их сладость до тех пор, пока у обоих не прервалось дыхание.

Почувствовав, что через секунду будет слишком поздно, Рон неохотно отпустил Джейн, но продолжал поддерживать ее, пока она наконец не открыла глаза и не обрела равновесия.

— Это тоже было в интересах ребенка?

Она спросила как бы небрежно, хотя во влажно блестевших глазах почти бушевало смятение.

— Нет, — огрызнулся Рон. — Просто я чертовски устал от этого отказываться.

Как человек, который уже жалеет о своем поступке, он резко повернулся и вышел.

 

8

— Брак по-расчету, да? — Энн выловила ядро грецкого ореха из кучки, которую Джейн только что приготовила для шоколадных пирожных. — Знаешь, я всегда хотела, чтобы вы были вместе, но даже представить себе не могла, что это произойдет так, как ты описываешь.

— Ты хочешь сказать, как это описывает Рон.

Джейн слизнула шоколадное тесто с пальцев и бросила ложку в раковину. Была вторая половина воскресенья. Рон и Алан присматривали за Габи. С разрешения Энн Алан обучал Рона, как купать малышку таким образом, чтобы не утопить ее, не залить ванную и не вымокнуть самому с головы до ног.

— Я оказалась меж двух огней. — Джейн поставила миску на стол и высыпала орехи в тесто. — Если забыть о своей гордости, у меня есть шанс стать матерью. Но одновременно придется быть женой человека, который меня не любит. Если же я сохраню гордость, то потеряю Габи.

— Что же ты решила?

Джейн выложила тесто на противень. Она никогда не могла отказать себе в удовольствии полакомиться шоколадом, чем бы это ни грозило фигуре.

— Если честно, Энн, я и сама не знаю, — ответила она, счищая остатки шоколада со стенок миски. — Поэтому и послала тебе сигнал.

Энн с симпатией посмотрела на нее.

— И воспользовалась моей страстью к шоколадному печенью, — пошутила она, глядя, как Джейн ставит противень в горячую духовку.

— Конечно, — ответила Джейн, посмеиваясь, хотя на душе у нее было тревожно?

— Ты любишь его? — спросила Энн, окончательно выводя подругу из равновесия этим вопросом.

— Нет, но очень даже могла бы, — призналась Джейн, опускаясь на табурет. — Если бы он дал мне шанс. Но он этого не сделает.

— Откуда ты знаешь?

— Когда я спросила, будет ли секс входить в условия партнерства, которое он предлагает, Рон ответил, что ему все равно. Как я захочу, так и будет.

Энн удивленно уставилась на нее.

— Рон так сказал? Тот самый Рон Бартон — после моего мужа — самый сексуальный мужчина всех времен и народов?

— Да, да, тот самый, только я поставила бы его на первое место, не обижайся, пожалуйста.

Джейн ободряюще улыбнулась подруге.

— Никто и не обижается. — Энн откинулась на стуле и задумчиво надула губы. — Если я правильно тебя поняла, ты считаешь, что мужчина, который утверждает, будто ему все равно, спит он со своей женой или нет, не может быть влюблен в нее? Или этому человеку безразлично, что она к нему испытывает?

— Именно так.

Энн, как всегда, попала в точку, и Джейн с болью слушала ее слова.

— В таком случае, женщина с чувством собственного достоинства будет просто дурой, если влюбится в такого?

— Именно так, — кивнув, повторила Джейн.

Они посидели молча, а потом Джейн встала, чтобы вскипятить воду для травяного чая. Возможно, хоть он успокоит ее измученные нервы.

— Я часто пыталась представить, как он живет, но, честно говоря, у меня ничего не получалось.

Джейн обернулась и встретила взгляд Энн.

— Зато я знаю. Когда Алан сломал запястье и был в гипсе, он чуть с ума не сошел, а ведь мы не были близки всего четыре недели. У Рона же за спиной четырнадцать лет каких угодно запретов и препятствий. Могу вообразить!

Джейн поставила на стол кружки с кипятком, взяла два пакетика лекарственного сбора и снова села.

— Не говоря уже о любопытных взглядах, дурацких вопросах и неуместных соболезнованиях, — добавила она, окуная пакетик в воду.

Энн тоже опустила свой пакетик в кипяток и сморщила нос от резкого запаха.

— Рон прекрасно держится. По крайней мере, на людях. Ну а когда он остается один… — Энн пожала плечами. — Кто ведает?

Джейн провела языком по нижней губе. Рон целовал ее как опытный мужчина. К тому же нежно и страстно, он не притворялся. Она же чувствовала, как дрожала его рука, как напряглось стальное тело. Во всяком случае, в тот момент он хотел ее.

Попробовав чай, Джейн скорчила гримасу. Вкус ужасный. Однако сейчас он для нее необходим. Решительно прихлебывая настой, Джейн посмотрела в окно, выходившее во двор. Две сойки — голубой самец и маленькая невзрачная самочка — порхали в олеандровой рощице.

Соединяются ли птицы на всю жизнь, подумала она. Способны ли они любить, испытывать сердечные муки и желание, или просто подчиняются инстинкту продолжения рода? И не все ли равно, зачем рождаются дети, пока есть взрослые, чтобы защищать их?

— Скажи, Энн, если бы Алан не влюбился в тебя, могла бы ты выйти за него замуж только для того, чтобы у Милли снова были родители?

Энн задумалась.

— Признаюсь, я и сама задавала себе этот вопрос, особенно по ночам, когда лежала в его объятиях. По правде, я и до сих пор не знаю. Я, конечно, говорю о себе, что должна была бы больше уважать себя, но ужасно рада, что не сделала иного выбора.

Самой Джейн нужен был не столько любовник, сколько человек, способный поддержать ее, разделить ее мечты, надежды и страхи.

— Он упрям и никому не позволяет разрушить ту стену, которую воздвиг вокруг себя, когда его оставила жена.

Джейн не сразу поняла, что произнесла фразу вслух, и опомнилась, лишь увидев испуганный взгляд Энн.

— Классический вариант, но, по-моему, вполне подходящий для такого уязвимого и гордого мужчины, как Рон.

— Скорее своевольного и властного.

— Ужасные качества в мужчине, согласна, — усмехнулась Энн. — Это напоминает мне Алана, когда он был отпущен на поруки и хотел задушить каждого, кто косо смотрел на него.

— Он был таким колючим по весьма серьезной причине.

— Но такая же причина есть и у Рона.

Джейн возмущенно фыркнула, что не подобало настоящей леди.

— Да, у него есть проблемы, а у кого их нет? Просто у Рона они на виду.

— То, за чем гоняется пресса, как говорил мне Алан.

Джейн встала, чтобы взглянуть на печенье, и через секунду упоительный запах шоколада наполнил кухню. Еще десять минут, решила Джейн, жадно вдыхая аромат, и неохотно закрыла духовку.

— А при чем тут пресса? — спросила она, снова усаживаясь напротив подруги.

— После аварии репортеры пробирались в палату Рона и фотографировали его, когда он спал.

— Какая мерзость!

— Алан рассказывал, что одна из бульварных газет подкупила медсестру, и та подробно описала реакцию Рона на сообщение о том, что он лишился руки.

Газеты тогда пестрели заголовками: «Знаменитый автогонщик Рональд Бартон впал в неистовство, узнав, что стал калекой».

Ужаснувшись жестокости этих слов, Джейн представила себе Рона — беспомощного, на больничной койке, неспособного управлять своим изувеченным телом.

— Неудивительно, что у него такой комплекс, — произнесла она медленно. — После похорон Роберта я много месяцев просидела одна в нашей квартире, питаясь чем попало и ужасно жалея себя.

— Но ты не занимаешься этим сейчас? Я имею в виду жалость к себе.

— Не уверена. — Джейн подперла щеку рукой. — Скажи мне правду, Энн. Как бы ты поступила на моем месте?

Энн поставила чашку на стол и сплела пальцы под подбородком.

— Я бы вышла замуж на его условиях, а потом соблазнила бы Рона.

Джейн откинулась на стуле.

— А если он откажется быть соблазненным? Что тогда? Платонический брак до тех пор, пока Габи не окончит колледж? — Она покачала головой. — Я хочу, хочу быть матерью Габи, но не уверена, что смогу терпеть такую боль.

Она решительно отодвинула стул и встала, чтобы вынуть печенье из духовки.

* * *

Центральная Калифорния летом похожа на знойную пустыню, насквозь продуваемую горячими ветрами. За те несколько минут, пока Джейн добралась до входа в церковь, где отпевали Марию, ее лицо покрыли капельки пота, волосы растрепал ветер, и они словно потрескивали от разрядов статического электричества.

В церкви, совсем маленькой, было чуть прохладней, пахло восковыми свечами и старым деревом. Простой сосновый алтарь украшало белоснежное кружевное покрывало, а фигуры Девы Марии и младенца Христа на деревянном распятии ручной работы были вырезаны с большой любовью и немалым искусством.

Беспокоясь, что никто этого не сделает, Джейн послала в церковь цветы, но, оглядевшись, поняла, что ее опасения были напрасны.

Цветы были повсюду: ноготки и темноглазые настурции из чьего-то сада, лилии, розы и другие, названий которых Джейн даже не знала. Гроб украшала трогательная ветка небольших жемчужно-белых роз.

Немногочисленные присутствующие занимали первые ряды и слушали священника, который стоял возле простого, но явно дорогого гроба.

Священник говорил по-испански, и Джейн понадобилось какое-то время, чтобы привыкнуть к мягким гласным и быстрой речи. Не прерывая молитвы, он проследил взглядом за опоздавшей Джейн и кивнул, когда она тихонько села на заднюю скамью.

Рон сидел справа в первом ряду. Здесь же разместились десять-двенадцать человек, скорее всего, родственники Марии — в основном женщины с детьми; некоторые тихонько плакали.

Слова краткой молитвы были удивительно проникновенны. Джейн почувствовала это, несмотря на свои отнюдь не совершенные познания в испанском.

Гимн пели без музыки, потому что в церкви не было ни органа, ни даже пианино. Голоса взрослых и детей сливались в нестройном, но искреннем хоре, и от этого песня звучала еще трогательней.

Когда умолкли последние слова, глаза Джейн затуманили слезы. Пока она судорожно искала в сумочке носовой платок, распорядитель похорон покатил каталку с гробом по проходу между скамьями, за ним прошествовал с серьезным грустным лицом священник и все остальные.

Рон шел последним, и Джейн очень удивилась, заметив, что его сопровождают три черноволосых и черноглазых мальчика, причем один из них, самый маленький, крепко держал Рона за руку.

Сыновья Марии, подумала она, а через секунду уже не сомневалась в этом.

У ее скамьи Рон остановился. Даже если он и был удивлен, встретив ее здесь, то не подал вида и тихо представил Джейн мальчикам.

Старшего, худенького и мрачноватого, лет восьми, звали Джеком-младшим. Под глазами у него были желтые круги, а на лице остались следы синяков. Средний мальчуган, Майкл — застенчивый и очень похожий на Марию, а младший, Джонни, сильно заикался, когда отвечал на приветствие Джейн.

— Мне очень жаль вашу маму, ребята, — сказала она серьезно, — но я знаю, что она горячо любила вас. Ее последние слова были о вас и о вашей маленькой сестренке, которая недавно родилась.

— Мама никогда не вернется, — пропищал тоненьким голоском Майкл.

— Не вернется, — мягко ответила Джейн, понимая, как больно это сознавать ребенку. Но правда была необходима, чтобы излечиться от горя.

— Мистер Бартон сказал, что мама сейчас на небесах и теперь она будет нашим ангелом-хранителем. — Пальчики Майкла нервно крутили пуговицу на куртке. Он поднял глаза на Рона и спросил: — Вы и вправду думаете, что мама сейчас смотрит на нас, мистер Бартон?

— Да, Майкл, я так думаю.

— Я тоже так думаю, — поддержала его Джейн. — Она всегда будет там и в твоих мыслях.

— Моя мама была преступницей, и люди об этом знают, — пробормотал Джек-младший, обращаясь ко всем сразу и ни к кому в частности.

— Твоя мама была хорошей женщиной, сынок. Когда-нибудь я помогу тебе понять это.

Рон говорил, не повышая голоса, но мрачное лицо Джека-младшего внезапно покраснело. Он плотно сжал губы.

Рон выглядел очень представительно в черном костюме и белой рубашке, но будь он в другой одежде, своим спокойным видом и искренностью все равно внушал бы доверие. И дети это чувствовали.

Внезапно Джек бросился по проходу и выскочил на улицу. Майкл молча стоял, кусая губы, а Джонни начал хныкать.

— Я знаю, тебе плохо, малыш, но не грусти. Все будет хорошо, — прошептала Джейн, опускаясь на колени.

Она попыталась взять дрожащего ребенка на руки, но он вырвался.

— Папа говорит, что плачут только неженки, — с мальчишеской бравадой заявил Майкл и бросил быстрый взгляд вокруг, словно ожидая, что появится отец и поддержит его.

— Мне кажется, все плачут, когда им больно, — сказала Джейн, осторожно подбирая слова. — Одни могут плакать при людях, другие нет, но так или иначе, плакать — совсем не значит поступать плохо.

— Нет, значит, — пробормотал Майкл. Сейчас он был больше похож на Джека-младшего, чем на мать. — Папа сказал, что Джонни плакса и что…

Мальчик внезапно умолк, уставившись на кого-то, кто стоял за Джейн.

— Продолжай, продолжай, парень, — произнес неприятно гнусавый голос. — Повтори этой маленькой леди, что я говорил тебе.

Джейн, вспыхнув, обернулась. Большими шагами к ним направлялся толстый, как бочка, человек выше среднего роста, с тяжелой круглой головой и холодными глазами цвета мокрой соломы.

Так вот какой он, Джек Джекобс, подумала Джейн и внутренне содрогнулась, искренне сочувствуя Марии. Следом за отцом, копируя его движения, с самодовольной улыбкой шел Джек-младший. Между тем с приближением отца Майкл все больше съеживался в комочек, а Джонни спрятался за длинными ногами Рона.

— Эй, парень, тебе что, язык отрезали? Я же велел тебе повторить этой леди мои слова.

Майкл покраснел и опустил глаза.

— Наша мама была такая… — промямлил он, пугаясь свирепого взгляда отца.

Тонкие губы Джекобса язвительно искривились.

— Да, ваша никчемная, слезливая и глупая мамаша была именно такой. Вечно скулила из-за любого идиотского пустяка, и не советую вам забывать об этом. Джейн замерла, с ужасом ожидая, что Джек сейчас ударит мальчика, но, прежде чем Джекобс шевельнулся, Рон встал между ним и детьми. Его лицо было суровым, глаза — ледяными.

— Ты хватил через край, Джекобс.

Рон осторожно подбирал слова, словно балансируя на острие ножа. Джек раздул ноздри, как дикое животное перед явной опасностью.

— Что еще может сказать такой грязный шантажист, как ты, Бартон?

— Я сказал то, что сказал. Мария просила меня присматривать за детьми, и я сделаю это.

— И сколько народа ты позовешь на помощь? Джейн заметила стальной блеск в агатовой глубине глаз Рона.

— Неосторожное заявление со стороны такого большого, сильного и храброго воителя с женщинами, как ты, Джекобс.

Джек со свистом втянул в себя воздух, его глаза налились кровью, а лицо побагровело.

— Если бы ты не был калекой, Бартон…

— Пусть это тебя не останавливает.

— Ты ведь этого хочешь, а, Бартон? Спровоцировать драку, а потом привлечь меня к суду за нападение? Все вы, адвокаты, одинаковы, кровососы поганые. Да только я не такой дурак, чтобы играть в ваши игры без правил.

Лицо Рона оставалось непроницаемым.

— Как тебе угодно. Но не забывай, что я тебе сказал. Сыновья Марии теперь под моей защитой, и я не позволю, чтобы они забыли свою мать.

Джекобс грязно выругался и приказал Джеку-младшему взять за руку Джонни. Сам он дернул за руку Майкла, да так резко, что тот вскрикнул.

— Я не сделаю тебе больно, ты просто слабак, — прошипел Джекобс и бросил в сторону Рона взгляд, полный ненависти. — С тобой мы еще встретимся, Бартон. Даю слово.

Джейн смотрела, как он шел по проходу, а трое мальчиков следовали за ним. Несмазанная церковная дверь скрипнула, а затем громко ударилась о косяк, когда Джекобс, распахнув ее, вышел на улицу. Джейн медленно перевела дыхание.

— Жаль, что Мария промахнулась, — заявила она горячо и искренне.

Рон словно очнулся; его взгляд потеплел, от уголков глаз разбежались веселые морщинки.

— Да, это уберегло бы детей от массы проблем.

— Ты имеешь в виду синяки Джека-младшего и Джонни?

— Ты тоже их заметила?

Джейн кивнула. Ее внезапно бросило в дрожь, хотя солнце, переместившись, теперь заливало церковь ярким светом.

— Ты думаешь, он начал избивать их, потому что Мария больше не может помешать ему?

Лицо Рона передернулось.

— Ставлю сто против одного, что именно так. Джейн следила, как пылинки пляшут в потоках света, льющегося из открытых витражных окон.

— Мы должны что-то предпринять…

— Все в порядке. Люди из окружной Комиссии по делам подростков ждут Джека в его доме с повесткой. С мальчиками все уладится еще до наступления темноты.

Джейн удивилась.

— Ты успел позвонить в Комиссию?

— Да, из машины перед началом отпевания. Пока сестры Марии знакомились с племянниками. Джек Джекобс им раньше не позволял видеться.

— Детям нельзя ни в коем случае оставаться с ним.

Рон нахмурился.

— После того как Мария признала под присягой, что она — единственная жертва жестокого обращения Джека, у суда не было оснований лишать его родительских прав.

Джейн посмотрела на алтарь. Цветы вдруг перестали действовать на нее умиротворяюще, а слова недавней молитвы больше не приносили утешения.

— Почему Джекобс обвинил тебя в шантаже?

— Потому что я пригрозил ему судебными неприятностями, если он не разрешит детям проститься с матерью.

— Ты в самом деле мог бы добиться этого?

— Не сразу, конечно, но он этого не знал.

Интересно, задумалась Джейн, играет ли Рон в покер.

— И какой твой следующий шаг?

— Ходатайство о передаче сестре Марии, Эстер, опеки над мальчиками на то время, пока власти определяют тяжесть нанесенных детям обид и оскорблений.

Лицо Рона внезапно застыло в горькой усмешке. Джейн почувствовала, что он корит себя за то, что сделал для Марии слишком мало, пока она была жива, а может быть, даже считает себя виновным в ее смерти.

Она потихоньку пошла к выходу, и Рон, чуть помедлив, последовал за ней.

Как только они оказались на улице, Рон ослабил узел галстука и расстегнул воротничок рубашки.

Джейн улыбнулась. Рон недолго мог выносить бремя цивилизации в виде официального костюма. А что касается его галстуков, то они были самыми ужасными из всех, какие ей когда-либо доводилось видеть на мужчине.

— Давно хотела спросить тебя, как ты завязываешь галстук одной рукой?

Джейн снова заметила в его глазах стальной блеск. Одни вопросы он мог переносить спокойно, другие — нет, какими бы ни были ответы, но Джейн все равно не перестанет спрашивать.

— А никак, — бесстрастно сказал Рон. — Продавец в магазине завязал галстук прямо на мне, и с тех пор я его просто не развязываю.

— Очень разумно.

Они в молчании дошли до стоянки. Катафалк уже уехал, и асфальтовая площадка была пуста.

— Не ожидал, что мы увидимся здесь, — произнес Рон. От жары его лицо покрыла испарина, а волосы закручивались колечками на влажной шее.

— Я чуть не опоздала, — доверительно сказала она, откидывая со лба челку. — Обычно я всюду приезжаю раньше, но в последнее время все идет наперекосяк.

— Как всегда.

Джейн насторожилась: непонятно, что в ее словах могло вызвать такое раздражение.

— Как Габи?

— Все хорошо. — Рон помедлил. — Она все еще у Энн.

— Да, я знаю и думала об этом. — Джейн провела языком по внезапно пересохшим губам. — Моя соседка, миссис Квинсли — дипломированная няня. Она сейчас не работает, потому что приехали ее внуки, но завтра они уезжают.

— Ты хочешь рекомендовать ее для Габи?

— Хотя бы на первое время. — Джейн глубоко вздохнула. — Сегодня ночью я, пожалуй, смогу присмотреть за Габи, а завтра, когда отправлюсь на службу, меня сменит миссис Квинсли.

Вместо ответа Рон достал из нагрудного кармана солнцезащитные очки и водрузил их на нос. Прячет глаза, подумала Джейн, видя в матовых линзах лишь свое отражение.

— Означает ли это, что ты принимаешь мое предложение?

Джейн чувствовала, как он изо всех сил старается сохранить спокойствие.

— Ты дал мне подумать до четверга.

— Но я не обещал, что не стану отстаивать свои интересы при каждом удобном случае, — сказал Рон, приблизив лицо к Джейн.

Его губы нашли ее рот не сразу, а словно давая ей время уклониться, отвергнуть его, как это случалось и раньше.

Не в силах шевельнуться или перевести дыхание, Джейн закрыла глаза и ответила на поцелуй, на этот раз более страстный и требовательный. Ее мысли смешались, а руки обхватили его шею. Рон вздрогнул, словно от внезапной боли, а потом обнял ее крепко и бережно.

— Поужинай со мной завтра вечером. Мы обсудим все, что касается твоей миссис Квинсли.

Рон говорил неровным голосом и никак не мог перевести дыхание.

— Хорошо. — Джейн уронила руки и неуверенно отступила назад.

Он медленно снял руку и бережно погладил ее нежную шею.

— Я заеду за тобой в шесть.

— Я буду у себя в кабинете.

Рон распахнул дверцу и подождал, пока Джейн сядет, а потом наклонился и поцеловал ее снова.

— У тебя в кабинете, — повторил он и захлопнул дверцу. — Сандерс! — вдруг окликнул он ее в открытое окно машины.

— Что?

— Время бежит.

 

9

Отглаженные брюки и до блеска начищенные ботинки свидетельствовали о том, что Рон побывал в суде, но где-то уже успел освободиться от пиджака и предстал перед Джейн в широких подтяжках, которые делали его похожим больше на простого работягу, чем на адвоката.

— Ты готова? — спросил Рон, глядя на Джейн невинными глазами. И прежде чем она успела опомниться, наклонился и жадно, быстро поцеловал ее. Так быстро, что она даже растерялась.

— Мне не хочется тебя торопить, но мы опаздываем.

— Ты сказал: в шесть, а сейчас нет и пяти.

— Дорога дальняя, и поесть негде, а я прозевал ленч.

Рон был в хорошем настроении, даже весел, но чувствовалась в нем отчаянная решимость. Казалось, никакие злые силы не помешают ему сделать то, что он задумал.

— Куда же мы едем? — небрежно спросила Джейн и направилась в кабинет за сумочкой, а еще для того, чтобы немного собраться с мыслями, чему Рон все равно мешал.

— Во-первых, туда, где лучшие ребрышки в штате.

— А во-вторых? — поинтересовалась Джейн, перекидывая ремень сумочки через плечо и гася настольную лампу.

— На ранчо моего брата.

Рон повернул выключатель света в кабинете и, когда Джейн вышла, закрыл за нею дверь.

— Твой брат — чемпион родео? — спросила Джейн, когда они подходили к машине.

— Мой брат, богатый и преуспевающий ветеринар, стал фермером-скотоводом, — ответил он и взял Джейн за руку. — Я решил, что твое знакомство с представителем семейства Бартон, обладающим светскими манерами, поможет осуществить мои планы.

* * *

Даже одной рукой Рон вел машину с искусством бывалого гонщика. Больше того. Казалось, длинная, низкая гоночная машина и водитель составляли единое целое.

— Что-то не так? — спросил он, заметив, что Джейн бросила тревожный взгляд на спидометр.

— Нет. Просто удивляюсь: ты, как выясняется, консерватор, — ответила она, когда мимо с форсом промчался на бешеной скорости новенький «корвет».

— Почти все гонщики консерваторы.

— А на треке?

— И на треке тоже. Слишком многим рискуешь, если не держать себя в руках.

Она смотрела на профиль Рона. Он опустил стекло машины, и ветерок превратил в озорные завитки пряди обычно прямых волос. Рон уже не казался сейчас таким суровым, как обычно, и что-то в ней дрогнуло.

— Я никогда не бывала на гонках, — призналась Джейн, глядя перед собой. — Даже не смотрела их по телевизору — боюсь несчастных случаев.

— Они могут и не произойти. Особенно в последнее время, когда появились новые, более безопасные, машины.

— Ты шутишь? Видела я фотографии этих машин. В пять лет у меня тоже была гоночная машинка и, кажется, покрепче ваших.

Рон добродушно рассмеялся, и морщинки у края губ превратились в глубокие ямочки.

— Если бы ты видела гонки, то поняла бы, что конструкторы все рассчитывают — каждую деталь, каждую мелочь.

— А внезапное возгорание, пожар?

— Для этих машин используется чистый спирт, он не так летуч, как октановое топливо, и проще тушится.

Джейн сделала глубокий вдох.

— А в твоем случае пожар возник?

— Небольшой.

— У тебя были ожоги?

— Нет, спасатели вытащили меня из машины, прежде чем пламя добралось до бака.

Он говорил бесстрастно и спокойно, словно комментировал пункт из свода законов.

Джейн, слушая, с удовольствием вдыхала запахи его кожи, крема после бритья, ощущала веяние ветерка, влетевшего в окно.

— Ты хорошо помнишь, как это произошло? — спросила она, словно без особого интереса.

— Все до мелочей.

Джейн подождала, когда кончится череда поворотов, и лишь потом продолжила:

— По ночам тебя не мучают кошмары, в которых все повторяется?

Рон ответил не сразу.

— Нет. Теперь нет.

— Но раньше мучили?

— Скорее обрывки воспоминаний. В больнице твоя коллега предупредила меня, что такое возможно, но я не поверил. — Он посмотрел на Джейн с ироничной усмешкой. — Она оказалась права.

— Как долго они продолжались?

— Несколько лет. До второго или третьего курса университета.

Он остановился на перекрестке, потом свернул налево — на дорогу, ведущую, казалось, в никуда. Джейн еще никогда не забиралась в такую глубинку.

— Я уже вижу самого Джона Уэйна в образе ковбоя, на гребне вон того холма, — кивком указала Джейн.

— Я всегда был одиноким рейнджером, когда мы с братьями играли в ковбоев и индейцев.

Джейн рассмеялась, представив себе Рона угловатым подростком в холщевых брюках и клетчатой ковбойке на коне. Это было трудновато сделать, глядя на широкоплечего мужчину, сидевшего рядом.

— Удобные для угона чужого скота земли, надо сказать, — словно про себя заметила Джейн, подавляя странное волнение.

— Прежде всего неплохие пастбища, — ответил ей в тон Рон и бросил шутливо-удивленный взгляд, который, однако, не рассмешил, а привел Джейн в еще большее волнение и заставил почему-то вспомнить его жадный и короткий поцелуй.

— Значит, твой брат разводит скот?

— Нет, лошадей породы апалуза и беговых на короткие дистанции. Когда-то в семействе Бартонов были скотоводы, отец и сын — три поколения назад.

— Как же случилось, что ты стал гонщиком? Вроде нелогично.

— А почему нет? Я всегда любил лошадей. Просто хотелось нестись быстрее одной лошадиной силы.

Джейн покачала головой.

— Разумно.

Какое-то время они молчали, следуя по петляющей дороге, обсаженной древними, но все еще зелеными дубами, пока наконец не выехали на грунтовую проселочную дорогу.

Медленно, на самой низкой скорости, Рон свернул у старого деревянного указателя с большой буквой «Б» и припиской внизу: «Братья Бартон».

— Я не знала, что ты совладелец ранчо, — заметила Джейн, подавшись вперед, чтобы лучше разглядеть места, где родился Рон.

— Я не совладелец. Джеймс делил ранчо с нашим братом Биллом до того, как его убили, да так и не собрался поменять указатель.

Прежде чем Джейн успела спросить, что же произошло с его братом, они спустились с невысокого холма. В долине, среди вековых зарослей эвкалипта, возвышался двухэтажный дом с тенистыми верандами. Его окружали ухоженные лужайки с бассейном за густой вьющейся оградой. Там стояли и другие постройки, но только большая конюшня была каменной.

Рон подъехал к загону и выключил зажигание.

— «Дом, родительский дом», — с чувством продекламировал он, вынимая ключи и ставя машину на тормоз. — Джеймс в конюшне, просил найти его там. Он чинит сбрую.

— О Рон, как красиво! — воскликнула Джейн, оглядываясь вокруг.

— Смотри, не влюбись, — предостерег ее Рон, выходя из машины. — Здесь живет Джеймс, а я живу в бунгало в Фэйр-Окс.

Джейн уже освободилась от старого потрепанного ремня безопасности, когда Рон открыл дверцу и протянул ей руку.

Решив, что когда она выйдет из машины, он отпустит ее, Джейн неожиданно оказалась совсем близко от него. Прежде чем она успела что-то сказать, Рон с силой притянул Джейн к себе и его нетерпеливые губы уже искали ее.

Джейн чувствовала, как колотится сердце и слабеют ноги, когда он, чуть отстранившись, сказал:

— Это чтобы ты помнила, кто из братьев Бартонов собирается на тебе жениться.

 

10

Войдя в конюшню, Джейн словно попала в другой мир и даже в другую эпоху. Все здесь было проще, понятнее и соизмерялось с естественным ходом природы.

В прохладном, просторном помещении сладкий запах люцерны с сеновала смешивался с запахом навоза и конского пота.

Подняв голову, Джейн увидела над собой массивные, грубо отесанные дубовые балки потолка, потемневшие от времени.

— Как здесь хорошо, — тихо, почти про себя, молвила она, медленно оглядываясь вокруг.

Стоя у двери, Рон следил за каждым ее движением и выражением лица, пытаясь угадать, понравилось ли ей место, которое сам он так любил. В эту минуту он напоминал юношу, который представлял родителям свою невесту.

Он почему-то опасался, что Джейн почувствует себя здесь так же неловко, как он в ее доме. Да и одета она, скорее, для светской гостиной, а не для конюшни — модные брючки, белая шелковая блузка, золотые сережки в ушках и золотая цепь на шее. Ничего, что хотя бы намекало на привычное женское кокетство, и все же…

— Знаешь, это совсем не похоже на ту конюшню, где я держала свою Ласку.

— Ласку?

Как давно он был близок с женщиной? Рон пытался вспомнить это. Сколько лет он живет монахом, убеждая себя в том, что это именно то, что ему нужно?

— Ласка — арабская кобыла. Отец купил ее мне в подарок за успешную учебу, а потом заставил продать. — Джейн вздохнула. — Все здесь напомнило мне о ней.

Она встала почти рядом, словно проверяла, сдержит ли Рон свое обещание не спешить и быть последовательным. Аромат ее духов, близость нежных губ были поистине жестоким испытанием, но Рон владел собой.

— А мне это место напоминает о чертовски тяжелом труде.

— Который тебе больше не нравится? — не удержавшись, спросила она. — Или ты просто убеждаешь себя в этом, поскольку не можешь к нему вернуться?

Рон застыл.

— Я и сейчас могу здесь работать, если захочу, — сказал он, чеканя слова. — Только не так споро и быстро, как прежде.

— Ты недоволен, что я завела этот разговор?

Лицо его стало каменным. За внешней непроницаемостью он спрятал чувства, о которых Джейн догадывалась.

— Разве ты мог предположить, что когда-нибудь будешь сердиться только из-за того, что для меня не существует тех препятствий, которые мешают тебе? — Она положила руки ему на плечи и заставила посмотреть ей прямо в глаза. — Рон, скажи, как я должна относиться к тому, что ты считаешь себя «ограниченно годным»? Кажется, теперь это так называется?

Джейн явно пыталась помочь Рону забыть об увечье, но говорила она об этом с той прямотой, которой он от женщины совсем не ожидал. Да и вообще от кого-либо, если уж на то пошло. Сам не слишком чуткий, Рон, однако, ценил чуткость в других. А Джейн этого качества не занимать.

Лежа в больнице, беспомощный, как ребенок, он понял, как часто чуткость бывает вызвана жалостью, способной больно задеть достоинства человека. Поэтому он предпочитал, чтобы Джейн бранилась.

— Я не хочу, чтобы ты вообще касалась этой темы, — оборвал Рон.

— Напрасно, мы оба знаем, что от нее не уйти. Помню, кто-то сказал: хотя наука может все, едва ли следует ожидать, будто однажды какой-нибудь гений сделает открытие, которое поможет потерянной руке отрасти. Если мы не будем честны и откровенны друг с другом в отношении такой, в сущности, небольшой проблемы, как твоя, сможем ли мы преодолеть другие, возможно, куда более серьезные трудности, когда поженимся?

С этими словами Джейн повернулась и быстро отошла к стойлам. Лошади, словно малыши в детском саду, с интересом повернули головы в сторону гостьи.

— О, какая красавица! — негромко произнесла Джейн, останавливаясь перед годовалой кобылкой.

Рон, поборов раздражение, решил ничего не отвечать. Так будет лучше. Разговаривая с Джейн, подумал он, рискуешь как никогда. Она будто вызывает на это.

— Фарра, гордость и радость моей племянницы Лиз.

Кобыла насторожила уши и тихонько заржала.

— Привет, леди, — промолвил Рон, потирая ее нос костяшками пальцев.

— Она любит тебя, — заметила Джейн, с любопытством бросая на Рона быстрый взгляд.

— Я помогал Джеймсу при ее рождении. Мы…

— Если ты скажешь, что она обязана тебе этим, я… — воскликнула весело Джейн, и глаза ее озорно заблестели.

В полутьме конюшни они казались скорее янтарными, чем зелеными, и ему захотелось тут же бросить эту женщину на свежее сено, целовать, ласкать медленно и жадно… Но он неосторожно произнес имя брата, а тот уже был тут как тут. Высунув голову из кладовки, где хранилась сбруя, он, широко улыбаясь, помахал Рону.

— Это ты, Рон? Узнал твой голос… — Джеймс тут же осекся, увидев Джейн. — Ты не говорил, что у нас будет гостья к обеду.

Рон сразу догадался, что его брат понравился Джейн с первого взгляда. И не мудрено. Джеймс всем нравился, особенно женщинам. Он был первым парнем в округе, пока не женился на своей школьной подруге. Теперь, овдовев, он стал для многих более желанным.

— Джейн Сандерс, — произнес Рон, взяв Джейн под руку и подводя к брату. — А это надежда и опора семейства Бартон — мой старший брат Джеймс.

Джейн смотрела на чуть постаревшую и похудевшую копию Рона. Те же темные глаза и четко очерченный волевой рот. Встретив его открытый прямой взгляд, она поняла, что за личиной простого фермера скрывается недюжинный, как и у брата, острый, пытливый ум.

— Здравствуйте, Джеймс. Очень рада познакомиться с вами.

Джейн протянула руку, но Джеймс, словно не заметив этого, заключил ее в свои медвежьи объятия.

— Я тут немного не успеваю с починкой фестивального седла для Лиз, — пояснил Джеймс, неохотно, как показалось Рону, отпуская Джейн. — Не попьете ли пока кофейку, а я скоро закончу. Кофе в термосе. Если хотите свеженького, можете приготовить сами.

Рон разочарованно застонал.

— А ничего другого у тебя не найдется? Джейн любит белое вино, я же готов пить что угодно, кроме местной сивухи, Джеймс перекинул длинную ногу через сиденье стула, придвинулся поближе к висевшему на перекладине инкрустированному серебром седлу необычайной красоты.

— Сожалею, спиртного не держу.

— Отлично, меня устраивает кофе, — улыбнулась ему Джейн, да так искренне и дружелюбно, что Рону стало даже завидно.

Он не ревновал, но чувствовал себя задетым.

Отхлебнув, Рон тут же почувствовал, что кофе на сей раз еще хуже, чем обычно. Похоронив несколько лет назад жену, Джеймс сам готовил и вел домашнее хозяйство, но варить кофе так и не научился.

— Крепкий, как ты хотела? — спросил Рон, пристально глядя на Джейн.

Она осторожно отпила глоток и кивнула.

— Да, очень.

Здесь, она видела, Рон чувствует себя более непринужденно, чем где-либо. Здесь он — бывалый ковбой, а не адвокат-интеллигент. И перед таким Роном устоять еще труднее, особенно, если он смотрит на тебя своими темными, чуть загадочными глазами, полными страсти и желания.

Она ощутила волнение, но тут же постаралась подавить его. Загнанное внутрь желание способно вспыхнуть в нем внезапно и неудержимо. В силах ли она будет противостоять ему?

— Очень крепкий, — повторила Джейн, заставив себя отпить еще глоток. — А это опасно для здоровья.

Губы Рона тронула ироничная улыбка.

— Женщины всегда предпочитают что-нибудь не слишком опасное, не так ли?

— Не все.

— Хотя их иногда бывает трудно понять, как ты считаешь?

С трудом сдерживая желание сжать ее в объятиях, он прислонился к шкафчику и сосредоточил внимание на ловких пальцах брата, умело справлявшихся с шилом, мнущих и натягивающих кожу. Когда-то Рон люто ненавидел это ковбойское ремесло, а теперь отдал бы все, чтобы работать так же споро.

— А где Лиз? — спросил Рон, когда молчание слишком затянулось.

— На каком-то собрании. — Джеймс смочил слюной край кожаного лоскута. — Через месяц сельскохозяйственная выставка-ярмарка, — пояснил он специально для Джейн. — Моя дочь в этом году впервые выставляет свою Фарру.

— Думаешь, она получит приз?

— Надеюсь, черт побери. Не знаю, как Лиз перенесет неудачу. — Джеймс с силой вонзил шило в толстую кожу седла. — В этом, надо сказать, она вся в своего дядюшку Рона. Тот не терпит поражений.

— Неужели? — тихо промолвила Джейн с деланным простодушием.

Рона все больше одолевало желание поцелуями наказать ее за дразнящую игривость.

Допив кофе в два глотка, Рон поднялся и с нетерпением спросил у брата:

— Может, ты закончишь седло потом? Я обещал леди к обеду ребрышки под соусом, да и сам не прочь ими полакомиться.

— А как вы, Джейн? — спросил Джеймс, отложив инструменты и потянувшись за шляпой. — Готовы попробовать ребрышки под фирменным соусом «Марвелл»? Такое бывает раз в жизни, предупреждаю.

— Приглашайте, — с готовностью откликнулась Джейн и, отставив чашку, тоже встала, легко и грациозно.

Когда они подошли к «мерседесу» Рона, Джейн, бросив взгляд на длинные ноги Джеймса, благоразумно выразила желание сесть на заднее сиденье.

— Нет необходимости, леди, — остановил ее Джеймс и предложил Джейн взять его под руку. Подбородком он указал на несколько машин, стоявших под навесом. — Вы поедете со мной.

— Я?

— Конечно. Мы всегда ездим к «Марвеллу» на двух машинах — Рону не надо отвозить меня домой, а уже потом возвращаться к себе.

Джейн вопросительно посмотрела на Рона, но тот только пожал плечами.

— Он ведет машину, как старая осторожная экономка, которая отправилась на рынок! Поезжай, то-то будет простор для остроумия. Но не говори потом, что я тебя не предупреждал.

— Не слушай его, детка, — воспротивился Джеймс и сам подхватил Джейн под локоток, поскольку она проигнорировала предложенную ей руку. — Теперь он сам водит машину, как старая респектабельная дама.

Выбранный Джеймсом пикап был внутри так же чист и удобен, как ее собственная машина. Прежде чем переключить скорость, Джеймс вложил кассету в магнитофон, и мелодии Бетховена зазвучали в салоне.

Джейн про себя улыбнулась. В известной степени Джеймс был для нее такой же загадкой, как и Рон.

Джеймс ловко развернул пикап и описал круг, прежде чем выехать на ведущую к дому аллею. Рон последовал за ним.

— Вы, должно быть, очень дороги моему брату, — сказал Джеймс, — глядя в зеркало заднего вида.

— Почему вы так думаете? — удивленно спросила Джейн.

— Ну, прежде всего потому, что он никогда не привозил женщин на ранчо. — Джеймс быстро посмотрел на нее и улыбнулся. — А потом, он едет за нами.

Джейн взглянула в боковое зеркало. Старый спортивный автомобиль показался ей приземистым, широким… и все равно шикарным. Джейн почувствовала странное волнение.

— Я не совсем вас поняла.

— Обычно он едет впереди, не позволяя мне, по его утверждению, развивать недозволенную скорость. А сегодня, похоже, Рон подгоняет нас.

— Может, он действительно проголодался?

— Возможно, или хочет, чтобы я не успел предупредить вас.

Тон его стал вдруг серьезным. Джейн поняла, что Джеймс похож на брата еще в одном: он ничего не делает без причины.

— Мне… мне очень нравится Рон, — сказала она тихо и так же серьезно. — Я никогда не причиню ему зла намеренно. Видимо, это вас больше всего беспокоит?

Она с радостью почувствовала, что атмосфера изменилась.

— Не то чтобы беспокоило. Просто я хочу знать.

— Понимаю, ведь Рон ваш брат.

— Вот поэтому я и хочу знать, осознаете ли вы, на что идете, связывая жизнь с таким человеком, как мой брат. Известно ли вам, как поработала над Роном его бывшая жена? Истерзала хуже хирургов.

Джейн молча ждала, когда Джеймс продолжит.

— Странно, — продолжил он после минутного размышления. — Вирджиния по-своему любила Рона. Мне кажется, она хотела остаться с ним, но он сделал это невозможным.

Джейн нервно затеребила ремешок сумочки.

— Когда Вирджиния ушла от него, то уже ждала ребенка от другого мужчины, — не выдержала она такой несправедливости.

— Я не утверждаю, что эта женщина совершенство, но и мой брат тоже не сахар.

— Вы хотите сказать, он первым изменил ей? Джеймс отрицательно мотнул головой.

— Рон всегда держит свои обещания, вот почему он так редко их дает. Нет, с Вирджинией получилось совсем иначе. После несчастного случая он просто вычеркнул ее из своей судьбы, как часть прошлого, которое для него уже не существовало. Возможно, так ему было легче привыкать к жизни, где нет больше места гонкам. А Вирджинии было трудно с этим смириться… Мужчина, если он любит женщину… А он не хотел простить Вирджинии обычные человеческие слабости. Да, Рон не прощал их.

Джейн уловила в его голосе осуждение и нахмурилась.

— Может быть, он все же пытался?

— Да, верно. Возможно, пытался. Но дело в том, что все личное мой брат держит под замком. — Джеймс бросил на нее быстрый взгляд. — Например, он скрывает, что собирается жениться.

— Почему вы думаете, что это так?

— Он позвонил и сказал, что хочет поужинать со мной. Я подумал: никак ему потребовался мудрый совет старшего братца.

Он повернулся к Джейн с широкой улыбкой, словно эта мысль ему самому показалась невероятной.

Джейн тоже улыбнулась в ответ, однако не могла скрыть удивления. Как бы узнать, что на самом деле Рон сказал о ней брату?

— Почему вы думаете, что я будущая невеста?

— Поверите ли, Рон никогда не был ревнив, но сегодня он по-настоящему ревнует. Потом… Есть лишь один человек, который достаточно крепок, чтобы не пострадать от моего братца. Это вы.

Джейн рассмеялась.

— Выходит, мне повезло?

Теперь уже расхохотался Джеймс.

— Спросите меня через год после свадьбы.

Джейн мгновенно помедлила с ответом.

— Я еще не дала согласия.

— Дадите. Рон всегда добивается своего. Жажда победы — вот что обычно двигало им. Я не верю, что он переменился.

Джейн внимательно посмотрела на Джеймса и поняла, что он честен с ней.

— Мне показалось, вы его недолюбливаете?

— Так и есть. Вы не ошиблись. Здесь мало кто его любит. Разве что Алан Чейн. Эти двое были большими братьями, чем мы с Роном.

— А теперь? — спросила она тихо.

Джеймс тихонько засмеялся, но в этом смехе не было радости.

— Здесь он совсем другой, — задумчиво промолвила Джейн. — Он стал мягче.

— Более терпимым, возможно. Но мягким? — Он огорченно покачал головой. — Никогда.

— Вы ошибаетесь, Джеймс, — горячо возразила Джейн. — Я видела его в больнице, когда он разговаривал с матерью Габи. Рон искренне сочувствовал этой женщине. Глубоко сочувствовал.

Они проехали через пустующий городок с заколоченными закусочными и заправочной станцией. Когда-то здесь бывало немало туристов — до того, как шоссе стало всего лишь коротким отрезком дороги, соединяющей побережье с горами.

— Что ж, может, он и изменился, не знаю. Но когда мужчина… — Джеймс печально улыбнулся, — или женщина делают успех идолом и поклоняются ему, все остальное для них просто перестает существовать. Это закономерно. Рон всегда рисковал, брал машины, небезопасные из-за износа или неполадок, решался даже на откровенный обман, лишь бы добиться своего.

Джейн нахмурилась.

— Но он чуть не погиб, думая о других.

— Кто вам это сказал?

— Я… Один знакомый.

— Ваш знакомый ошибается. Рон разбил машину и чуть не погиб сам только потому, что пошел на недозволенный обгон. Рон стал калекой, потому что допустил ошибку. А допустил он ее потому, что во что бы то ни стало хотел получить флажок победителя. Не ссылайтесь на меня, но я уверен, его больше всего задело то, как Вирджиния восприняла несчастье. Она одна виновата в том, что он до сих пор носит в себе горечь.

Джеймс затормозил, заметив кошку, перебегавшую дорогу.

— Рон затаил в себе гнев, Джейн, более того — обиду на всех. Его путь был опасным и трудным — труднее, чем у многих из нас, — и старые шрамы продолжают саднить. Я не имею в виду шрамы в буквальном смысле.

— Я понимаю.

Он снова посмотрел на нее, но теперь уже осторожно, словно проверяя.

— Значит, вы видели его без сорочки?

Джейн не была ханжой, но этот вопрос застал ее врасплох.

— Нет, не видела. Вы хотите спросить, спала ли я с ним?..

— Нет, не хочу, — поспешил разуверить ее Джеймс. — Это ваше личное дело.

Она улыбнулась.

— Да, это наше личное дело. Но я готова ответить. Мы не были близки. Если на то пошло, это наше первое свидание.

Джеймс растерялся.

— Я так и думал.

Теперь растерялась Джейн.

— Есть что-то, что я должна знать? — спросила она тихо.

Джеймс пугающе долго хранил молчание, прежде чем заговорил.

— Прошло почти четырнадцать лет с тех пор, как я в последний раз видел Рона без рубахи. Он объезжал для меня лошадей, перевозил навоз, помогал рабочим чинить ограду на пастбищах и все это при жаре тридцать градусов в тени. Но он ни разу не снял рубашку.

Джейн молчала, почувствовав, что Джеймсу необходимо выговориться.

— Он стесняется своего тела, Джейн. Может, даже стыдится. — Джеймс поморщился, словно от боли. — Я хожу вокруг да около, а на самом деле хочу попросить вас вот о чем: будьте с ним терпеливей, если решили полюбить его. Не требуйте всего сразу. Он, может быть, не так уверен в себе, как прежде.

Осторожный прерывистый вздох сорвался с губ Джейн. Догадываться и подозревать — это одно, но получить полное подтверждение своих сомнений от человека, близкого Рону, — совсем другое.

— Спасибо, что сказали, — поблагодарила она Джеймса и коснулась его руки. — Я знаю, вам нелегко было выложить все это.

И взглянув на его лицо, она поняла, что поступила верно, сделав шаг навстречу.

— Я не мастер давать советы. Просто хотел, чтобы вы знали.

Он сбавил скорость и свернул налево. Кругом стояли все те же брошенные дома. Джеймс хоть и не сразу, но все-таки втиснулся между машинами на площадке у старой оштукатуренной, гасиенды. Рону тоже пришлось покружить, пока он нашел место для своего «мерседеса».

Пока Джейн и брат ждали его, их обоняние дразнили аппетитные запахи доносившиеся из открытого окна кухни. Слышалась музыка — характерные ковбойские ритмы Запада.

— Вы советуете мне выйти за него замуж? — спросила Джейн, прежде чем Джеймс открыл дверцу машины.

Он подумал немного.

— Выходите за него замуж, будьте матерью его детей и любите его за то, что в нем есть хорошего. Но не влюбляйтесь в него, как это сделала Вирджиния.

Джейн глубоко вздохнула.

— Слишком поздно. Я уже влюбилась.

 

11

Джейн отлично провела время в «Марвилле»: ребрышки были и впрямь великолепны, а Джеймс смешил ее весь вечер презабавными историями о братьях Бартонах в их лучшие денечки.

На обратном пути они с Роном почти не разговаривали, но у дверей своего дома Джейн пригласила его зайти и выпить чашку чая. Правда, теперь она сомневалась в разумности своего поступка. Джейн не была уверена, что даст ожидаемый ответ, и в то же время не хотела огорчать Рона отказом.

Из открытого окна веяло ночной прохладой. Улица под шатром деревьев готовилась ко сну. В ее старых особняках обитали теперь почти сплошь молодые врачи, адвокаты, люди свободных профессий. Они рано ложились и рано вставали.

В этом квартале было приятно и удобно жить и растить детей. Спокойное дружелюбное окружение, хорошие школы и так близко от дома, что можно дойти пешком. Просто идеально. Джейн, одной из немногих одиночек, посчастливилось поселиться здесь. Она услышала шаги Рона еще до того, как он вошел в кухню.

— Как девочка? — спросила она, повернувшись.

— Наконец уснула. Так сказала Милли.

— Беспокойный ребенок?

Рон потер затылок, словно снимал боль. Волосы были растрепаны, а челюсти плотно сжаты.

— Не знаю. Энн уже легла, а Алан на каком-то собрании, поэтому некому подтвердить, так это или нет.

Джейн нахмурилась.

— Вчера Энн действительно показалась мне измученной.

— Вчера?

— Да, у меня были кое-какие дела неподалеку, и я заехал к ним выпить кофейку.

— И часто это бывает?

— Случается.

Джейн принесла чайник и указала Рону на стул.

— Ничего, что я принимаю тебя в кухне? Это мое любимое место.

Он обвел кухню медленным взглядом.

— Здесь уютно и красиво. Особенно мне нравится аквариум.

Джейн с удовольствием посмотрела на свою удачную покупку с «блошиного» рынка.

— Не правда ли, он впечатляет? Я так люблю наблюдать за рыбками, особенно за вуалехвостами, они ужасно милы.

— Милы? Хм.

Рон потянулся за кофе и обнаружил в чашке слабо заваренный чай.

— Ромашка, — пояснила Джейн, когда их взгляды встретились. — Успокаивает.

Рон отпил глоток — уж лучше бы выпить просто виски или, на худой конец, безвкусное белое вино, столь любимое Джейн.

Рон откинулся на спинку стула и дал отдых напряженным мышцам спины — на них, а также на левую руку приходилась теперь вся физическая нагрузка. Если бы Рон был один, он снял бы боль массажем.

— Расскажи мне об этой миссис Квинсли, — обратился он к Джейн и вытянул ноги, чтобы окончательно расслабиться.

Его просьба пришлась кстати, и Джейн засветилась улыбкой.

— О Рон, она просто чудо! Вырастила шестерых детей, а потеряв седьмого, решила воспитывать чужих. За это время она между делом стала дипломированной медсестрой. А еще… — Джейн приблизила к нему лицо, словно собиралась сказать что-то очень важное, — она умеет печь шоколадное печенье, да какое! Язык проглотишь.

Рон уже привык к взрывам восторга Джейн по самым неожиданным поводам. Они придавали их общению интимность и доверие — то, что Рон так тщательно избегал все эти годы.

— Хм, первая часть твоего отзыва имеет прямое отношение к достоинствам няни. Но вторая? При чем здесь шоколадное печенье?

— Как ты не понимаешь? Шоколадное печенье — очень важный фактор в формировании психики и характера ребенка, — очень серьезно ответила Джейн. В легкой переливающейся блузке, подчеркивающей формы, она выглядела чертовски соблазнительно.

— Каким образом?

— Сообрази сам. Что тебе больше всего запомнилось из твоего детства?

— Запах карболки от бинтов, которыми мать перевязывала мои разбитые коленки.

Джейн улыбнулась.

— А кроме этого?

— Вызов к директору?

— Рон! Будь серьезным.

Это тихое восклицание вызвало у него неодолимое желание взять Джейн на руки, подняться в спальню, медленно и осторожно снять с нее все лишнее, но… Проделать это теперь ему было не так-то просто.

Рон отпил глоток невкусного отвара.

— Ладно, ладно, не смотри на меня так, будто я ранил тебя в самое сердце. Действительно мне приходилось пить молоко с печеньем, а потом садиться за уроки.

Ее губы тронула улыбка.

— С каким печеньем?

Он заставил ее немного подождать, залюбовавшись радостным ожиданием в глазах цвета золотисто-темной бронзы.

— С шоколадным.

— Ага, тогда мне нечего добавить.

Рон снова попробовал чай и, окончательно решив, что он ему не по вкусу, отодвинул чашку.

— Тебе не нравится? — очаровательно надув губки, спросила Джейн, и у Рона бешено забилось сердце. Усилием воли он заставил его успокоиться.

— Не очень. Я вообще не люблю чай.

Джейн с любопытством пыталась отгадать, что означает этот блеск в его глазах. Она и сама ощущала себя несколько необычно.

— Я тоже не большая любительница этого напитка, но когда пью его, то кажусь себе воплощением добродетели. Именно поэтому и заварила.

Рон переменил позу, нахмурился, снова заерзал на стуле, распрямляя плечи. Неужели этот стул мал, или он волнуется и никак не может расслабиться, отдохнуть?

— А как ты чувствуешь себя, когда пьешь кофе? — спросил Рон, взглянув на нее исподлобья.

— Чертовски грешной, — вздохнула Джейн. — Это мой второй тяжкий грех, но я не собираюсь избавляться от него.

Уголок рта у Рона пополз вверх, но это отнюдь не означало улыбку. Он понимал, что позволяет этой женщине брать верх и начисто ломать установленные им правила. Рон был просто бессилен противостоять колдовскому наваждению ее близости.

— А первый? — поинтересовался он, вопросительно подняв брови.

— Лучше предупредить тебя заранее, — насмешливо ответила Джейн, тоже стараясь скрыть волнение в голосе. — Я безумно люблю все шоколадное. Я держу коробку конфет на работе и дома в столике у постели. Не говоря уже о запасах на кухне.

— Да, грех велик.

— Жаль, что ты так думаешь.

Она попробовала свой чай, поглядывая на Рона сквозь струйку ромашкового пара.

— Теперь твой черед. Какой у тебя самый страшный грех?

Рон отважился назвать тот, с которым давно и безуспешно боролся.

— Вспыльчивость.

— Ага, плохой характер, не так ли?

— Был. Но теперь я умею обуздывать его.

— А если не удается?

— Тогда… все стараются держаться от меня подальше.

— Хороший предлог ни с кем не сближаться, не так ли?

Рон не привык, чтобы ему возражали, больше того, обсуждали мотивы его поступков или анализировали их. Он вообще не хотел, чтобы его понимали. Он делал все, чтобы сохранить в тайне свою личную жизнь. Понимание неизбежно приводит к контролю, на что он никогда добровольно не согласится.

— Где-нибудь рядом с шоколадом у тебя не спрятана бутылочка виски?

По ее глазам он прочел, что Джейн догадалась о его желании и теперь решает, как быть. Давать ей право выбора ошибочно. Это придаст Джейн уверенности, а его сделает еще более уязвимым.

— Значит, с чаем покончено, — произнесла Джейн и подчеркнуто драматично вздохнула.

Встав, она направилась в кладовку и вскоре вернулась с запыленной бутылкой.

— Вишневый ликер. Кто-то из родственников преподнес на Рождество несколько лет назад. Домашнего приготовления и, думаю, немалой крепости.

— А точнее? — поинтересовался Рон, глядя, как она вытирает бутылку полотенцем.

— Градусов шестьдесят — Она нахмурилась от усилий отвинтить пробку. — Черт побери, не открывается.

— Не поглядывай с укоризной, — ответил Рон скорее сухо, чем рассерженно.

Джейн рассмеялась.

— А как поступаешь ты, если что-то не открывается? — Она подставила металлический колпачок бутылки под струю горячей воды.

— На дверце кухонного шкафчика есть специальное приспособление, которое заменяет мне вторую руку.

— Разумно.

Обернув полотенцем горлышко бутылки, Джейн попыталась снова открыть бутылку, и на сей раз это ей удалось.

— А теперь надо найти подходящий хрусталь, — торжественно произнесла она и выбрала самые изящные и дорогие рюмки, да на таких хрупких ножках, что страшно было брать их в руки.

— Так будет лучше, не правда ли? — улыбаясь, сказала Джейн, глядя, как он подносит бокал к губам.

У вишневой настойки был искристый темный цвет дорогого вина, а вкус столь тонкий и необычный, что вводил в искушение и заставлял забыть об осторожности.

Рон с наслаждением смаковал вишневую сладость и еле удержался, чтобы не слизнуть ее с губ Джейн.

— Да, лучше, — согласился он.

Глаза их встретились. В наступившей паузе, как показалось Джейн, они словно подошли к той невидимой черте, которая отделяла их от физической близости. За ней, она знала, обратной дороги не будет. А Джейн еще не готова к этому.

Овладевая собой, Рон острее, чем следовало, почувствовал, что теряет момент.

— Как я понимаю, ты говорила вчера от моего имени с миссис О'Коннел?

Деловой тон беседы, столь привычный Рону, сулил ему большую безопасность.

В глазах Джейн мелькнуло удивление, но вовсе не намек на вину или сожаление, которые Рону так хотелось бы увидеть.

— Я обещала тебе помочь и сдержу слово.

Рон, не сводя глаз с Джейн, провел пальцем по тонкой ножке рюмки. Глаза у этой женщины удивительно меняли свой цвет — от зеленого до янтарно-золотистого. Все зависело от настроения.

— Она не сказала тебе, что у меня столько же шансов получить право на опеку, сколько отрастить потерянную руку?

— Да, сказала.

— И, конечно же, добавила, что шансов было бы больше, если бы я женился. И не на ком-нибудь, а на леди безукоризненных репутации и положения. Иначе говоря, на ком-нибудь нормальном.

В его словах прозвучала не просто горечь, а полное отчаяние. Ее сердце сжалось.

— Итак, все испробовано, — заметил он медленно, стиснув ножку рюмки из ее свадебного набора. — Теперь лишь от тебя зависит, сдержу ли я обещание, данное Марии.

— Это несправедливо! — воскликнула Джейн.

— Но разве не ты призывала меня бороться? Вспомни. — Он посмотрел на вино в рюмке, но тут же отставил, ее и встал. Лицо его было мрачным, взгляд тяжелым. — Я вижу лишь один выход, Джейн. Сражаться до конца. Тебе это не нравится, ну что поделать. Если ты выйдешь за меня замуж, тебе придется привыкать к этому, потому что я не изменюсь.

Джейн открыла рот, но не нашла слов. Она попробовала снова:

— Это похоже на ультиматум. Итак, играть лишь по твоим правилам или же выйти из игры совсем?

Рон сцепил зубы так, что кожа вокруг рта побелела.

— Возможно, что и ультиматум, — резко бросил он. — Или я просто устал ждать, пока ты решишь, стоит ли тебе ради Габи связываться с таким типом, как я.

Слишком расстроенная, чтобы рисковать и сказать что-то не то, Джейн направилась к двери.

— Допей свою рюмку, а то прикончи всю бутылку, если тебе от этого станет легче. А я иду спать. Буду признательна, если закроешь за собой входную дверь.

Он настиг Джейн в темном коридоре. Какое-то мгновение, когда Рон резко повернул ее к себе лицом, она испугалась, что на сей раз он применит физическую силу. Его пальцы больно вцепились в руку Джейн, но тут же ослабели. Кажется, Рон образумился.

— Я предупреждал тебя, что плохой, — хрипло произнес он.

— Да, предупреждал. Я сама виновата, что не приняла всерьез твои слова, — сказала Джейн ровным голосом. — Больше не повторю такой ошибки.

Он отпустил ее и сунул руку в карман.

— Спокойной ночи, Сандерс. Приятных снов.

И оставил Джейн у двери. Ее сердце глухо билось, а в душе нарастало неприятное гложущее чувство, похожее на страх.

* * *

— Меня нет дома.

Джейн еще сильнее уткнулась лицом в подушку. Первый пациент придет в десять. Около четырех ночи она поставила будильник на восемь утра. Неужели уже так поздно?

Заставив себя открыть глаза, Джейн уставилась на дверь спальни. Внизу разрывался старомодный звонок, вот уже сотни лет оповещавший о приходе гостей.

— Ну кто там? — недовольно проворчала она, все еще окончательно не проснувшись. — Сейчас оборву провод.

Джейн выбралась из-под теплого одеяла и стала ощупью искать халат.

— Да перестаньте же звонить, я иду, — крикнула она вниз.

Даже ее богатый столярный опыт не позволил сделать так, чтобы старые ступени не скрипели, толстая ковровая дорожка спасала босые ноги от холодного пола. Было утро, и даже внутренние ставни не могли скрыть яркость солнечных лучей.

— Ладно, ладно! — бормотала Джейн, рывком открывая дверь.

Меньше всего она готова была увидеть на крыльце Рона с малышкой Габи у плеча в позе, возможно, не очень удобной для нее, но, во всяком случае, безопасной.

Он был в темно-синем костюме в еле заметную полоску и белой рубахе с открытым воротом. Галстук небрежно засунут в карман, волосы — в беспорядке.

— У Энн грипп.

— Мне очень жаль, но, надеюсь, она в надежных руках.

Хотя бессонная ночь порядком снизила способность Джейн сопротивляться, ее лицо оставалось каменным.

Рон нахмурился. Видимо, и у него настроение было не лучше.

— Если не веришь, позвони сама. Но хочу предупредить: Энн сказала, что как только мы уйдем, она ляжет в постель и вставать не собирается.

Джейн резко откинула со лба спутанные ряди волос.

— Верю, — сказала она холодно. — Только не понимаю, зачем ты сюда пришел.

— За миссис Квинсли, вот зачем. За той, которая печет чудесное печенье и нянчит детей.

Джейн неопределенно махнула рукой.

— Через два дома налево. Дом с розарием.

Рон на мгновение закрыл глаза. Когда он открыл их, Джейн прочла в его взгляде то, что не нуждалось в словах. И все же он сказал:

— Ты могла бы хоть немного помочь мне, Сандерс.

— Почему? Потому что ты инвалид? Он поморщился, как от боли.

— Нет, черт побери. Просто я должен быть в суде не позднее десяти, а судья не отложит заседание из-за того, что адвокату надо перепеленать младенца.

Он был прав. Причина и впрямь достаточно уважительная.

— Хорошо, — сдалась Джейн, отступив и пропуская его в дом. — Зайди, а я позвоню миссис Квинсли. Бедняжка, должно быть, еще спит.

Она закрыла дверь и, повернувшись, встретила из-за широкого плеча Рона сонный взгляд Габи.

— Доброе утро, малышка, — заворковала Джейн. — Тебя тоже ни свет ни заря безжалостно вырвали из теплой кроватки?

Габи икнула и закрыла глаза. Кто-то аккуратно запеленал девочку в новое одеяльце, которое они с Энн недавно купили. Наверное, Энн, решила Джейн, удержавшись от желания тут же взять Габи и прижать к себе. Нет, чем скорее она отстранится, тем лучше.

— Четверть восьмого, — не такая уж рань, — пробормотал Рон, поворачиваясь к ней.

Джейн заставила себя сделать вид, что не замечает усталости на его лице и темные круги под глазами.

— Не рань для тех, кто не собирался вставать раньше восьми? — Она прошла вперед, демонстративно не приглашая его следовать за ней.

— Разве у тебя нет утреннего приема? — Голос Рона звучал глухо и раздраженно.

— Да, я начинаю в десять.

Рон, наблюдавший за ней в напряженном молчании, остановился на мгновение, прежде чем подойти к большому низкому креслу, в котором Джейн обычно пыталась, урвав минутку, отдохнуть и почитать. Вместо того чтобы сесть в кресло, он положил туда Габи. Девочка, издав недовольный крик, тут же снова уснула.

Скоро он не сможет ее носить так, как сейчас, подумала Джейн, поднимая трубку и набирая номер миссис Квинсли. Но тут же напомнила себе, что это ее, в сущности, не касается.

* * *

Рон нажал на звонок сильнее, чем следовало. Что ж, пусть он у Сандерс и музыкальный, зато у него звонок без всяких глупостей, простой, нормальный и такой сильный, что разбудит даже мертвого.

Он еще раз нажал на кнопку звонка и держал долго, прислушиваясь к мелодии. После судебного заседания его терпение было почти исчерпано. К тому же он знал, что Джейн дома — ее пижонский BMW стоял перед гаражом, похожим на кукольное жилище.

Рон бросил взгляд через плечо на дом миссис Квинсли. Кажется, она довольно милая старушка и, конечно же, опытная няня с хорошим характером. Должно быть, с нетерпением ждет, когда ей вручат младенца.

Пока он вынимал из «мерседеса» детские вещи, миссис Квинсли и Джейн сравнивали расписание всех троих. У миссис Квинсли в пять часов визит к врачу, у Рона встреча с клиентом сразу же после утреннего заседания в суде, а у Джейн — собрание.

Сандерс, конечно, злится на него за опоздание, и он ее не осуждает. Через застекленную дверь он увидел наконец красное пятно, а потом, когда Джейн открыла дверь, — ее хмурое и недовольное лицо.

На ней был красный свитер с ярким узором из цветов на груди и старые, испачканные краской, сильно обтягивающие бедра джинсы. На подбородке белело пятно от детского талька. Одно плечо было мокрым, на другом, сухом, лежала головка Габи. Джейн выглядела встрепанной и уставшей, как и положено молодой неопытной мамаше.

— Прости, я опоздал. Попал в автомобильную пробку.

Она нетерпеливо сдула упавшую на глаза прядь волос.

— Ладно, на сей раз сошло. Собрание оказалось коротким, и я успела к уходу миссис Квинсли.

— Я заехал к Энн и забрал еще кое-что из вещичек Габи, — Рок указал на две сумки у своих ног.

— Хорошо. Ты знаешь, куда их отнести. Проходя мимо Джейн, Рон уловил запах детской присыпки и еще чего-то, присущего только ей, отчего у него замерло сердце. Однако лицо осталось невозмутимым.

— Я сварю кофе, — предложила Джейн, глядя на его спину, когда он стал подниматься по лестнице.

— Я люблю черный и крепкий, — бросил он, не оборачиваясь.

— Знаю, — ответила она. — У меня отличная память.

Когда через несколько минут Рон спустился в кухню, Джейн уже пила кофе, а Габи уснула в своей мягкой складней коляске, стоявшей рядом.

— Твоя дочь долго крепилась, но не выдержала… и уснула. — Джейн пожала плечами, как бы извиняясь.

— С ней все в порядке? — Голос Рона звучал глухо.

— Насколько я в этом разбираюсь, да.

Он бросил на нее взгляд, каким, должно быть, смотрел в суде на враждебно настроенного свидетеля.

— Она только и делает, что спит, не так ли?

— В книге, которую я купила, сказано, что это нормальное состояние младенцев, — язвительно заметила Джейн.

Рон встретил ее взгляд. Она поняла, что ответ чем-то задел его.

— Мне казалось, что специалисту по детской психологии известно о детях все.

— Все знать невозможно, Бартон. Думаю, что и тебе в твоей юриспруденции еще есть чему поучиться.

Рон следил, как она поднесла чашку к губам и с подчеркнутым удовольствием отпила. Она была зла на него, и он не винил ее за это.

— А что говорится в этой книге о самоуверенном идиоте, который все делает не так, как нужно, когда оказывается в обществе любимой женщины?

Выражение лица Джейн не изменилось.

— В этой книге речь идет о детях не старше восемнадцати.

— Что же делать?

— Действуй, как считаешь нужным. То есть как тебе нравится. — Ее тон вернул его к тем бессонным ночам, в тот ад, который он сам себе устраивал в бесконечно долгие предрассветные часы.

— Ты разрешаешь мне делать ошибки? — резко спросил он.

Она кивнула.

— И возможность извлечь из них уроки.

Рон по-прежнему смотрел на нее, и Джейн заметила, как его глаза потемнели от печали.

— И ты веришь, что я извлеку именно те уроки, которые мне нужны?

Джейн с деланным равнодушием пожала плечами, хотя с трудом скрыла охватившее ее волнение. Он по-прежнему ей небезразличен, даже более того. А это опасно.

— Ну, например, ты мог бы научиться больше доверять своим чувствам, если, конечно, не упрятал их так далеко, что уже и не сыскать.

Рон замер. Он сосредоточенно слушал Джейн, словно боялся пропустить хоть одно слово, чувствуя, что его внимание радует ее.

Звонок телефона был столь неожиданным, что оба вздрогнули.

Сдвинув в недоумении брови, Джейн сняла трубку.

— Доктор Сандерс слушает… А, здравствуйте, миссис Квинсли. Что сказал доктор?

По мере того, как она слушала, лицо Джейн становилось все более озабоченным.

— Да, конечно… я понимаю… Нет, нет, никаких проблем, не беспокойтесь. Все будет хорошо.

Джейн положила трубку, пообещав миссис Квинсли позвонить завтра.

— Перебои в сердце. Врач хочет завтра же провести обследование, — сказала Джейн, медленно возвращаясь к столу. — Она надеется, что через два-три дня сможет приступить к работе.

— О, черт! — в отчаянии не удержался Рон.

— Разделяю твои чувства.

Рон проснулся среди ночи. Он лежал на животе весь в поту, а рука его свешивалась с кровати. В комнате, даже с настежь распахнутым окном, было душно.

Только, потянувшись к ночному столику за аспирином, Рон вспомнил, что он не дома. Пришлось заночевать у Джейн, в спальне для гостей. Вот почему сон был таким беспокойным.

Попробовав снова уснуть, он просунул руку под подушку и придвинул ее к себе, прислушиваясь в темноте к собственному дыханию. Он уже привык спать один. Не только спать, но и просыпаться в одиночестве. Привык так давно, что успел убедить себя в том, что это ему даже нравится.

А теперь… Он сделал долгий выдох. В каком же возрасте человек перестает совершать ошибки? Доживет ли он когда-нибудь до этих счастливых лет?

Нынешняя проблема побила все рекорды. Он согласился заночевать в доме Джейн, потому что ему с утра надо быть в суде, а у Джейн тоже прием в утренние часы. Словно не мог переночевать дома и приехать сюда к шести утра, как раз к первому кормлению Габи, корил он себя.

Скрежеща с досады зубами, Рон повернулся на бок, различая в темноте очертания двери, через которую он вынес колыбельку из этой комнаты в спальню Джейн. Она взяла на себя ночное кормление девочки.

Ему не пришло в голову, что он может наведаться к малышке — проверить, как она. Или просто побродить по дому из-за бессонницы.

Повернувшись на спину, Рон сбросил простыню и сел на кровати. Может, выпить пива? Наверное, у Джейн в холодильнике найдется баночка.

Он натянул брюки и тихонько вышел в коридор. Едва закрыв дверь, он услышал плач Габи, напоминающий вопль зверька, попавшего в капкан. Не раздумывая, он бросился в спальню Джейн.

Она стояла, нагнувшись над кроваткой, и испуганно подняла голову, когда вошел Рон.

— Господи, как ты меня напугал.

— Что случилось?

— Два часа. Время ее кормить.

Джейн снова нагнулась над кроваткой. Бледно-голубая сорочка открыла стройные ноги. На этот раз то, что почувствовал Рон, никак нельзя было назвать робким трепетом желания. Кровь молотком ударила в голову, и он был рад, что надел брюки.

— Ты знаешь свое расписание, не так ли, малышка? — ворковала Джейн. — О, да ты еще и оскандалилась, юная леди. Испачкала все пеленки.

Рон застонал от отчаяния. Какого черта его понесло в спальню, где была полуголая Джейн. Это выше его сил.

— Раз папа здесь, попросим мы его помочь, не так ли, Габи? И пусть сам выбирает, что ему больше подходит. Не бойся, выбор невелик.

Джейн бросила на него взгляд через плечо, и их глаза встретились. Волосы ее были со сна встрепаны, одна щека румяней другой, а губы без помады — еще желанней для безумца, который почти потерял контроль над собой.

— Ты можешь поменять пеленки или, если хочешь, согрей бутылочку с молоком, — ровным голосом предложила Джейн.

Рон провел пятерней по волосам, неслышно чертыхнулся и дал себе зарок никогда не врываться среди ночи в спальню женщины, что бы там ни случилось.

— Я приготовлю ей бутылочку, — наконец промолвил он и буквально пустился в бегство, пока не натворил чего-либо, о чем пришлось бы пожалеть.

 

12

Джейн кормила ребенка, прислонившись к изголовью кровати, Габи уютно устроилась у нее на руках. Рон развалился в кресле, и его белая рубашка резко выделялась на фоне узорной ситцевой обивки. На подлокотнике кресла стояла бутылка пива.

— Не понимаю, как ей может нравиться такая гадость.

— А может, оно действительно вкусное? — кивнула Джейн на бутылочку с молоком.

— О, нет! — возразил Рон и, с удовольствием хлебнув пива, утер рот тыльной стороной ладони.

Джейн скептически улыбнулась.

— Пробовал, что ли?

— Пробовал. — Рон зевнул и добавил: — А как иначе я мог проверить, горячее ли оно?

По искоркам в глазах Джейн он понял, что позабавил ее.

— А я-то беспокоилась, как ты справишься? — протянула Джейн, наклоняя бутылочку поудобнее, прежде чем снова взглянуть на Рона. — Но должна признать, что об этом варианте я не подумала.

— А о каких подумала?

— Ой, прости, моя милая, — шепнула она, ненароком вытащив соску и всовывая ее обратно в жадный детский ротик. Габи сжимала и разжимала крошечные кулачки, пытаясь вцепиться в бутылочку. Джейн попробовала вообразить, как эти маленькие пальчики ухватились бы за ее грудь.

— Ну, ты мог просто потрогать бутылочку рукой, — не сразу продолжила она. — Хотя это не самый лучший способ.

— Да, и, к тому же, не очень приятный.

— И тогда я представила себя на твоем месте — так у меня появилась, гм… мысль…

Он медленно поднял брови с видом невинного юнца.

— Какая же?

Джейн слегка кашлянула:

— Приложить бутылочку к животу.

Рон невольно взглянул на свой плоский живот.

— Я тебя не вполне понимаю, Сандерс.

— Кожа живота, — сказала она чуть более колко, чем хотела, — почти так же чувствительна, как и кожа запястья, но в данном случае более доступна.

Его губы шевельнулись в едва заметной улыбке, но тон остался совершенно серьезным.

— К тому же еще и волосатая.

— Откуда мне знать.

Джейн проверила, сколько смеси осталось в бутылочке — едва ли не на донышке.

— Хочешь убедиться? — вкрадчиво спросил Рон.

— Нет, спасибо.

Неважно, волосат живот или нет, но грудь у Рона наверняка великолепна, со свободно очерченными линиями напряженных мышц, невольно подумала она.

— Может быть, ты и права. — Теперь в его голосе послышались холодные нотки. — Едва ли я представляю интерес для красивой женщины.

— Едва ли я красивая женщина, — быстро вскинув голову, парировала она.

А потом приподняла девочку и прислонила к плечу, чтобы дать ей срыгнуть. Рон встал с кресла.

— Если вы закончили, я отнесу бутылочку вниз и вымою. Я все равно иду за пивом.

— Мы все закончили, правда, моя милая? — проворковала Джейн, поглаживая Габи по спинке. Голова девочки слегка качнулась и доверчиво улеглась на плечо Джейн.

— А тебе принести?

По блеску его глаз она поняла: Рон ждет отказа.

— Конечно, — ответила она, пряча лукавую улыбку. — Очень хочется пива.

Две бутылочки — детская и из-под пива — позвякивали в руке Рона, когда он выходил из комнаты. Джейн подождала, пока заскрипели ступени лестницы, и лишь потом осторожно встала, чтобы перенести Габи в кроватку.

— Знаешь что, дорогая моя Габи? Твой папа очень непростой человек, — шептала она девочке, перепеленывая ее. — Он хочет, чтобы все думали, будто у него только мускулы и мозг, а сердца нет и… чувств тоже. А сам способен переживать куда сильнее, чем я. И боюсь, Что ужасно его люблю, в том числе и за это.

В ответ на что Габи широко зевнула и закрыла глаза.

— Не беспокойся, я ему ничего не скажу. С Роном Бартоном это была бы самая-самая большая ошибка, — тихонько напевала Джейн, укрывая малышку легким одеялом.

Еще один хороший зевок, и вертушка Габи затихла — на несколько часов, по крайней мере.

— Спи, моя дорогая, — прошептала Джейн, целуя девочку в головку. — Я очень тебя люблю.

Услышав слабый стук в дверь, она открыла и увидела Рона, вежливо ожидавшего с двумя бутылками пива в руке. Он стоял, прислонившись к косяку, — большой и очень сонный мужчина, которому явно было неловко.

— Почему так официально? — спросила Джейн, беря одну из бутылок.

— Здесь же твой дом, и спальня твоя.

— Прежде тебя это не останавливало.

Она повернулась, медленно прошла в спальню и села на кровать.

— Я услышал малышку. — Он поднес бутылку ко рту, сделал длинный глоток и добавил: — Подумал, вдруг ей что-нибудь нужно.

Что, если именно так он и выражает свои самые глубокие чувства? — размышляла Джейн. Не словами, а поступками.

— Раз уж мы оба не спим, может быть, решим насчет выходных? — предложила она и заставила себя попробовать пиво, которого ей совсем не хотелось.

— Прекрасно. — Рон созерцал запотевшую бутылку. — Твои предложения?

Джейн попыталась вспомнить, когда в последний раз пила пиво среди ночи — такого, пожалуй, не случалось никогда.

— Во-первых, мы должны как можно меньше перевозить ее с места на место, поэтому будет лучше, если Габи останется здесь, пока ты не найдешь постоянную няньку.

Джейн вопросительно взглянула на него снизу вверх.

— Я вообще-то рассчитывал на миссис Квинсли.

Рон стоял все там же, намеренно не приближаясь, чтобы не видеть темные круги ее сосков сквозь тонкую ткань пеньюара. Напрасно, фантазия его уже разыгралась.

— Я тоже, но раньше понедельника мы ничего не узнаем. — Джейн нахмурилась. — Бедняжка. Она так беспокоилась, что мы обидимся. Все время говорила, как тяжело нас… тебя… бросать, когда ты в ней так нуждаешься.

— Да, я действительно в ней нуждаюсь.

Хотя на самом деле он нуждался в другом — и прежде всего в хорошем пинке под зад — за то, что стоит здесь и, как деревенский дурачок, пялится на самую красивую девушку в округе, вместо того, чтобы поскорее оказаться с ней на этих влекущих простынях в цветочек.

— Завтра в три нам с Габи назначена встреча у миссис О'Коннел, — сказал Рон, прежде чем снова припасть к бутылке.

Пиво было по-настоящему холодным, — таким, какое он любил в жаркие летние дни.

— Я свободна после двух, так что можешь оставить Габи со мной, если хочешь.

— Боюсь, мы не успеем. Ведь сначала тебе придется ехать сюда через весь город, а потом мне гнать обратно в офис О'Коннел.

— Верно, тем более, что на дорогах могут быть пробки.

Задумавшись, Джейн медленно поднесла бутылку к губам, Рон тут же представил, как целует Джейн: сначала осторожно, чтобы лаской и нежностью победить беспокойство, а затем настойчивей, чтобы почувствовать, какие поцелуи ей нравятся больше. Долгие и сухие? Или крепкие и влажные? Он не пустит в ход язык — нет, не сразу. Только когда точно поймет, что она решится на такую близость. Рону вдруг показалось, что в комнате стало гораздо жарче, и он допил пиво двумя большими глотками.

— Я бы встретила тебя там и забрала Габи, — предложила Джейн, вмешиваясь в соблазнительные видения Рона.

— Или вы обе подождали бы меня, а потом мы бы где-нибудь пообедали, и тебе не пришлось бы готовить.

Она хмурилась почти так же обворожительно, как и улыбалась.

— Сомневаюсь, Рон. — Их взгляды встретились. — Боюсь, Габи слишком мала для подобных выездов.

Он пожал плечами.

— Тебе лучше знать.

— Пожалуйста, перестань это повторять! — воскликнула Джейн. — Я не умею обращаться с младенцами, как и ты. Совсем не умею.

— Но ты разбираешься в них лучше, чем я.

Выпрямившись, Рон подошел к небольшому письменному столу и бросил пустую бутылку в корзину для бумаг — скорее из желания размяться, чем из стремления к порядку. У него самого в доме было чисто благодаря придирчивой и властной миссис Уолкер, которая приходила раз в неделю, но порядка все равно не было.

— Если хочешь, я дам тебе почитать книжки по детской психологии, — сказала Джейн. Не сводя с него своих зеленых широко посаженных глаз. — Скоро будешь знать не меньше, чем я.

— Между «знать» и «уметь» есть разница.

Помедлив, Рон присел на край ее кровати и сразу почувствовал легкий аромат духов. Он не хотел, чтобы они ему нравились. Он не хотел, чтобы Джейн ему нравилась. А больше всего он не хотел, чтобы ему нравилось сидеть здесь, в спальне, рядом с этой женщиной и с малышкой. Это было слишком похоже на ту жизнь, от которой он отрекся. Однако он собирался оставить у себя Габи, а опыт юриста подсказывал, что, не имея подходящей жены, на это рассчитывать не приходится.

— Сандерс, я не мастер на психологические игры, — сказал он резко, чем явно озадачил Джейн.

— Ты считаешь, что мы играем?

Рон уставился на пушистый ковер.

— Мы с Вирджинией поженились слишком быстро, и я не успел толком выяснить, как ухаживают за женщиной. Если ты ждешь тонкого и любезного обхождения, то учти: я не тот мужчина, который тебе нужен.

Ведает ли Рон, думала Джейн, как отстраненно сейчас звучит его голос и каким напряженным он выглядит. Сидит неподвижно, словно испытывает необъяснимый страх перед ней, Джейн захотелось коснуться большой руки Рона, сказать, как она жаждет любить его и как необходимо ему быть любимым. Но Рон ранен слишком глубоко, чтобы верить словам.

— За мной ухаживали, — тихо сказала Джейн. — Цветы каждый день, романтические обеды при свечах, шампанское. Надо признаться, мне это очень нравилось.

Он поджал губы.

— Как большинству женщин, я полагаю.

— Роберт и я были женаты почти два года, когда умер наш ребенок. Девочка была полностью доношена и совершенно нормальна во всех отношениях. Мы назвали ее Виктория. Просто врачам не удалось заставить ее дышать, и никакая новейшая техника не помогла. Воля Божья, как выразилась одна сестра, когда они уносили мою малышку.

— Да, тяжело, — отрывисто сказал Рон. — По правде говоря, если бы я это знал, то не стал бы просить тебя о содействии.

Она кивнула.

— Эта история известна очень немногим: Энн, моим маме и папе и, конечно, родителям Роберта. Они меня так поддерживали все эти годы.

Рон прищурился.

— Ты забыла упомянуть своего мужа.

Джейн глубоко, прерывисто вздохнула и, наклонившись, поставила бутылку на ночной столик.

— Уже одиннадцать лет, как Роберт умер.

— Ясно.

Рон вопросительно взглянул, но промолчал. Не склонный к откровенности сам, он не требовал ее и от других.

— В больнице, когда до нас наконец дошло, что все кончено, я не выдержала. То билась в истерике, то впадала в тяжелую депрессию и проклинала всех: Бога, врачей и даже Роберта за то, что он не хотел ребенка. А Роберт держался, как скала — спокойный, все понимающий, и старался помочь.

— Наверное, неплохо, когда рядом такой человек.

— Да, но мне было нужно совсем другое. Я ждала, чтобы он страдал — так же, как и я. Чтобы его тоже душили боль и ярость. Но этого не было, и тогда я стала обвинять Роберта в равнодушии и даже в том, что он… втайне радуется смерти малышки.

Джейн остановилась, чтобы перевести дыхание.

— Он не приехал за мной, чтобы забрать домой из больницы. Я долго ждала, потом вызвала такси. Войдя в нашу квартиру, я нашла его в детской, рухнувшим на кроватку. Он… Он застрелился. — Она вновь перевела дыхание и попробовала улыбнуться: — До сих пор меня тошнит от запаха свежей краски.

Рон внимательно разглядывал свою руку.

— А меня — от запаха медицинского спирта, — сказал он. — Сразу кажется, будто я снова лежу пластом на больничной койке, проклиная Господа, весь свет и себя самого. Есть вещи, которые лучше навсегда забыть.

— Это как раз труднее всего, — прошептала Джейн. — Такие воспоминания подстерегают, где бы ты ни был, что бы ни делал.

Рон удивленно посмотрел на нее.

— Но ведь это и есть твоя работа — прогонять призраки прошлого!

— В каком-то смысле, да.

— Почему же ты не помогла себе?

— Я помогла. Но потребовалось почти два года, чтобы я перестала просыпаться каждое утро в слезах. Просто однажды я поняла, что устала он жалости к себе и от тоски по не сбывшимся мечтам. И тогда я решила посвятить себя работе с детьми.

Он чуть заметно улыбнулся.

— Что ж, логично.

— Да, но это не значит, что я себе все простила. — Джейн опустила глаза. — То, что я наговорила Роберту, было ужасно. Он этого не заслуживал. — В ее глазах отразилась давняя острая боль. — Он так меня любил…

Рону стало неловко, как всегда, когда кто-нибудь упоминал при нем о любви.

— Если он так сильно любил тебя, то почему заставил увидеть весь этот кошмар?

Джейн едва не задохнулась.

— Твои слова ужасны!

Он пожал плечами.

— Возможно, но, по-моему, твой муж хотел, чтобы ты почувствовала себя виноватой.

— Нет, нет! Роберт был очень раним, и мне следовало понять, как сильно он страдает. Я должна была, подумать о нем.

— Вот как? Но ведь он-то о тебе не подумал, скорее даже предал тебя.

— Ну, что ты! Ты не представляешь, как он обо мне заботился, как поддерживал!

Рон покачал головой.

— Если бы он по-настоящему любил тебя, то никогда не оставил бы одну.

Она собиралась возразить, но в его словах действительно была доля правды, о которой она прежде просто не хотела знать. Чтобы отвлечься от мыслей о себе, Джейн деловито спросила:

— Ты когда-нибудь помышлял о самоубийстве?

От неожиданности Рон на секунду оцепенел, а потом ответил:

— Да. И не раз, черт возьми.

— Когда тебя покинула жена?

Его лицо окаменело.

— Ну, в общем, да.

— И что тебя остановило?

— Выйти из игры, когда тебе худо, значит проиграть, а этого я не мог допустить.

Как поразительны отвага и сила духа этого человека, думала Джейн. Рон — победитель, и останется им всегда. Он не прятался от боли, а боролся с ней. Как и многие ее пациенты. Как она сама уже долгие годы.

Джейн даже зажмурилась от неожиданного гнева. Рон был прав. Она любила Роберта и никогда бы не бросила его столь чудовищным образом.

— Я… никогда не думала, что Роберт сдался или предал меня. Хотя, в каком-то смысле… это так. — Признаваться в этом было мучительно.

Рон вдруг взял ее за руку. Его теплая, крепкая, надежная ладонь успокаивала и вселяла уверенность.

— Не ты приставила пистолет к виску мужа. Не ты спустила курок. И вряд ли твои слова могли что-либо изменить. Я тебе советую — вспоминай об этом всегда, когда тебя начинает терзать чувство вины.

— Спасибо… спасибо тебе.

Чувство вины не исчезло, но, странно, оно уже не было таким невыносимым, как прежде.

Рон опустил взгляд на их сплетенные руки.

— Знаешь… Мне так жаль твою дочь…

— Мне тоже.

— Неудивительно, что ты так привязалась к Габи.

— Да, она напомнила мне дочку, но, конечно же… не заменит ее.

— Никогда?

— Нет. Габи — это Габи. Полноправная маленькая личность. И еще, — добавила она мягко. — Это твоя дочь.

Рон нахмурился и медленно покачал головой.

— Нет, Сандерс, я не могу пока позволить себе поверить в это. Слишком мало шансов.

Джейн не стала переубеждать его, хотя понимала, что какая-то надежда все же есть.

— А что если О'Коннел выскажется против того, чтобы отдать Габи тебе?

Черные глаза гневно сверкнули, но Рон мгновенно овладел собой.

— Ее отдадут под опеку суда до тех пор, пока не подыщутся подходящие родители.

— Это может затянуться на месяцы, а тем временем она окажется Бог знает у кого.

— Вот почему я и считаю, что ты должна обратиться в суд.

Джейн задумалась.

— Для того, чтобы попытаться самой ее удочерить? — спросила она.

— Очень вероятно, что это удастся. К тому же… — Он помедлил и с усилием продолжил: — К тому же приблизительно об этом просила Мария.

Его пальцы чуть сильнее сжали руку Джейн или, может, ей только показалось? Как и то, что эти глубокие глаза смотрят на нее с затаенной болью?

— Значит ли это, что ты берешь назад свое предложение?

Уголок его рта дернулся, как от боли.

— После вчерашнего вечера я думал, что получил отказ.

Джейн глубоко вздохнула.

— Я была тогда… расстроена.

— А сейчас?

— Возможно, я решила иначе.

— Почему? — резко спросил Рон низким грубым голосом.

— Потому что ты славный, и порядочный и, м-м-м… очень интересный.

И еще потому, что даже от мысли о том, что мы можем заниматься любовью, меня просто бросает в жар, добавила она про себя.

— Вот как? — произнес он задумчиво, словно пытаясь обнаружить скрытый смысл в ее словах.

— Ну-у, могу добавить, еще и удручающе красивый… Когда не глядишь так свирепо.

Подавшись вперед, Джейн коснулась свободной рукой его щеки, покрытой колючей щетиной — странно притягательной, как и беззащитный изгиб на мгновение расслабившихся губ.

— Когда? — хрипло произнес он.

— Что когда?

— Когда ты выйдешь за меня?

Не будь Джейн уверена в обратном, она могла бы поклясться, что Рон так же увлечен ею, как и она — им.

— Давай в следующее воскресенье.

На его лице медленно и робко расцвела улыбка. Глаза повеселели, а суровые черты смягчились.

— Мне это подходит.

— Устроим все здесь, в моем розовом саду. Кончиком пальца она провела по ускользающей складке на его щеке. Ей было приятно, что Рон не отстранился, чего она отчасти опасалась.

— В саду так в саду.

Ей нравилось ощущать его кожу.

— Энн мне поможет хлопотать. И обязательно будет свадебный торт.

— Разумеется, — сухо сказал он.

— Прием будет небольшой, но очень и очень изысканный. Я надеюсь, — добавила Джейн с мимолетной улыбкой.

Он отвел от щеки ее руку и, поднеся к губам, поцеловал нежную ладонь, отчего все тело Джейн напряглось.

— И еще мне понадобится новое платье.

Она задышала прерывисто, а в голове все смешалось, когда Рон слегка приподнял ее за подбородок большим пальцем.

— Все, что пожелаешь, — сказал он, склонившись к ее лицу. Дыхание его было теплым, с легким ароматом хмеля.

Джейн опускала ресницы все ниже, пока не стали видны только его губы, жестокие, неулыбчивые, но умеющие целовать с такой утонченной нежностью.

— Ты, конечно, пригласишь своего брата с дочерью.

Из-за учащенного дыхания она говорила почти шепотом.

— Конечно, мадам.

Он склонился еще ниже. Сердце ее колотилось, а губы дрожали от острого желания ощутить его губы. Он все еще медлил, и тогда Джейн сама слегка прикоснулась к ним. Рон яростно втянул воздух. Он не собирался спрашивать, знает ли она, что делает. В тот момент ему было все равно. Прошла целая вечность с тех пор, как женщина впервые поцеловала его по-настоящему, с тех пор, как он сам захотел большего. Закрыв глаза, он впился в ее рот порывисто, как подросток. Джейн прижалась к нему и нетерпеливо схватила за шею. В ответ на дразнящую игру его языка губы ее раскрылись с поразившей Рона жадностью. В этой женщине не было и намека на скованность или нерешительность, которые пришлось бы преодолевать фальшивыми для обоих уверениями в любви.

Но бешеная гонка вдруг остановилась, и Рон, обескураженный, отодвинулся от Джейн. Он должен отдавать себе отчет в своих действиях. Человек с таким физическим недостатком, как у него, очень быстро обучается не поддаваться импульсам. Что если в последнюю минуту она вдруг отпрянет? Или сожмется от ужаса — как Вирджиния?

Но в этой спокойной комнате, где очертания предметов мягки, почти нереальны, ему так хотелось забыть все прежние горькие уроки. Он отстранялся, пока ее руки не соскользнули с его шеи на плечи. Джейн медленно открыла все еще затуманенные глаза.

— Завтра я составлю все бумаги.

— Бумаги? — пробормотала она.

— Брачное соглашение.

Постепенно до нее стал доходить смысл слов, а глаза из нежно-золотистых стали карими.

— Ах, да. Я совсем забыла.

Она выпрямилась и лишь тогда встретилась с ним взглядом.

— По крайней мере, одну проблему мы решили. Завтра можно вместе поехать к О'Коннел и сообщить ей о нашей помолвке.

— Какое кольцо ты хочешь? У Вирджинии было с бриллиантом, но если ты предпочитаешь что-нибудь другое…

— Мне вполне подойдет простой ободок из золота. В конце концов, мы оба знаем, что это не совсем обычный брак.

Джейн говорила совершенно спокойно, сдержанно, но Рон от этих слов почувствовал напряжение. Так бывало всегда, когда свидетель явно не договаривал что-то очень важное.

Он нехотя встал на ноги. Хороший адвокат знает, когда нужно поднажать, а когда отступить.

— Я должен дать тебе немного поспать.

— Тебе это тоже необходимо, — сказала она, улыбаясь вполне дружелюбно. — Завтра утром твоя смена, помнишь?

Он кивнул и посмотрел на кроватку со спящим ребенком.

— Ну, а если ты еще не проснешься…

— Проснусь, — сказала она, скользнув под одеяло. — И можешь входить без стука. Мой дом — твой дом.

Но не постель, подумал Рон, покидая комнату.

 

13

Рон приподнял подбородок, чтобы не мешать Алану завязывать ему галстук, свадебный подарок Энн. Он сдавил шею, словно удавка.

— Надо было ехать в Лас-Вегас, — недовольно проворчал Рон, когда Алан наконец справился с галстуком и опустил на место туго накрахмаленный воротник.

Джеймс отошел от окна.

— Поздно: Смит уже идет к дому. Во всяком случае, смотрится он, как настоящий судья — седина, решимость в глазах и кнут в руках, — сказал он.

А Алан уже заправлял запонки в манжеты сорочки Рона, пустив в ход даже зубы.

— Очень остроумно, Джеймс, — проворчал Рон.

— Не волнуйся, приятель, — веселился Алан. — Дадим судье от силы десять минут на все, а там сразу за праздничный стол.

Рон кинул на друга раздраженный взгляд. Он жалел, что не настоял на бракосочетании в кабинете судьи, даже если бы это разочаровало Джейн.

— Отличный костюм, — небрежно бросил Джеймс, явно наслаждаясь растерянностью брата. — Новый?

Рон покосился на свой серый фланелевый костюм. Он всегда приносил ему удачу, и потому Рон неизменно надевал его в первый день судебного разбирательства.

— Нет. А твой?

— Надеюсь, — ответил Джеймс, натягивая пиджак, который прихватил с собой. — Ты думаешь, Лиз позволила бы мне явиться в старом пиджаке и джинсах на свадьбу любимого дядюшки?

Рон крепко выругался, что еще сильнее позабавило Джеймса, и, хмурясь, снова посмотрел на часы. Джейн была наверху с Энн и малышкой. Сегодня он ее не видел.

Очевидно, и она переживала те же предсвадебные страхи, которые ночами заставляли его бродить по дому. Связать свою судьбу с человеком, общение с которым доставляло многим немалые неудобства, — не так просто для любой женщины.

— Ой-ой, чуть не забыл. Энн убила бы меня! — воскликнул Алан, быстро открывая коробку и вынимая три белые гвоздики. Бросив одну Джеймсу, он вдел остальные в петлицы себе и Рону.

— Жаль, что вы не можете отправиться в свадебное путешествие.

Рон, едва удержавшись от того, чтобы не засунуть палец за душивший его крахмальный воротник, буркнул:

— Нет времени.

— Послушайся моего совета, парень, и найди его. Правильно начать жизнь в первые часы после свадьбы важнее всех твоих рабочих расписаний.

— Может, позднее. Когда завершится судебный процесс.

Джеймс тоже взглянул на часы.

— Ну, последние минутки, дружище, — сказал он и положил Рону руку на плечо.

У Рона пересохло в горле и кровь застучала в висках, но он с деланным равнодушием пожал плечами.

— Поскорее бы все кончилось, — выдохнул он и направился к двери.

Джеймс и Алан переглянулись. Следуя за Роном в сад, где должна была состояться церемония, и тот, и другой искренне желали ему счастья. Но, зная Рона, оба опасались худшего.

— А девочка?! — испуганно воскликнула Джейн, остановившись на площадке лестницы.

Но Энн, крепко сжав локоть невесты, успокоила ее:

— Не беспокойся, Милли уже отнесла ее вниз.

Джейн тряхнула головой и на ее изящно уложенных волосах опасно закачалась свадебная диадема.

— Помоги мне, Энн. Я так волнуюсь, что, кажется, забуду свое имя.

— Главное, не забудь имя жениха. А он пусть помнит твое.

Джейн попыталась улыбнуться, но сердце то бешено билось, то замирало. Это творилось с тех самых пор, как Рон сделал ей официальное предложение и она приняла его.

Восемь дней сомнений и надежд, предчувствий и страхов, пока они с Роном выполняли всякие формальности — от анализа крови до получения лицензии и заполнения бесчисленных бланков, связанных с усыновлением ребенка. За это время Рон постепенно переселился в ее дом, перенося вещь за вещью свое нехитрое имущество.

Через несколько минут она станет миссис Рональд Бартон, а по заверениям О'Коннел, недалек тот день, когда она официально будет считаться матерью маленькой Габи.

Джейн закусила губу, но тут же вспомнила, что лишь мгновение назад наложила новый слой помады, вместо почти съеденного.

— Ты уверена, что он уже здесь? Я имею в виду, он уже стоит перед судьей?

— Да, да, он уже здесь и выглядит великолепно в своем сером костюме. И, кстати, на сей раз на нем приличный галстук, во всяком случае вполне респектабельный.

Джейн понимала, что Энн очень старается развлечь ее и развеять тревогу, которая не покидала ее с той минуты, как Джейн сменила уютный домашний халатик на подвенечный наряд.

Простое платье цвета слоновой кости — ничего особенного, — но прежде Джейн не испытывала столь приятного ощущения шелка на своей коже, похожего на нежное прикосновение любящей мужской руки.

— Не надо выглядеть такой испуганной, дорогая, — мягко сказала Энн. — Все будет хорошо!

Хотелось бы верить! Но Энн не видела брачного контракта, составленного Роном. Он предусмотрел все: кто какие счета оплачивает, кто заботится о здоровье Габи и ее учебе, кто ведает трастовым вкладом, который сделал Рон на имя ребенка, кому будет поручено опекать Габи в случае развода.

Джейн прочитала это «деловое соглашение», подписала и побыстрее сунула в конверт. Правда, после того, как сама перепечатала на машинке четыре беспощадно равнодушные страницы, поначалу разорванные в клочья.

Вспомнив особенно сухие выражения, она судорожно вздохнула.

— Помоги мне, Энн. Почему у меня такое чувство, будто еще шаг — и я полечу в пропасть?

— Синдром невесты. Так бывает, — беспечно отмахнулась Энн. — Это знакомо всем, кто идет к алтарю. А в твоем случае — на лужайку за домом.

— С тобой такого не было.

— Еще как! Ты была тогда очень занята, чтобы это заметить.

Джейн подняла голову.

— Я не…

— На тебя тогда свалилось все: поставщик продуктов для свадебного стола, священник, органист. — Энн загибала пальцы. — И наконец Рон, который, правда, в тот день был удивительно спокоен.

— Рон всегда спокоен.

— Спокойствие не означает бесчувствие, — назидательно заметила Энн, словно читая ее мысли.

— Все это так, Энн, но…

Громкий мужской смех прервал ее мысли. Где-то там, среди гостей, Рон. Его экземпляр брачного контракта надежно спрятан в кармане, а темные глаза по-прежнему таят недоверие к женщине.

— О Господи! — воскликнула Джейн с испугом. — Может, нам все отменить?..

— Важно только одно, — серьезно и твердо произнесла Энн. — Ты любишь его и хочешь стать его женой.

— Ты так считаешь, Энн? Или я влюблена в человека, который существует только в моем воображении?

Энн глубоко вздохнула.

— Ну что ж, тогда думай о Габи. И о другом ребенке — твоем и Рона.

Джейн стало трудно дышать.

— Я даже не знаю, хочет ли он детей. — Она сжала руку Энн. — Мы поспешили. Мне еще нужно время…

— Эй, леди, вот и жених, — крикнул снизу Алан. — И главный судья, который убежден, что в любую минуту может начаться дождь.

Энн и Джейн обменялись взглядами.

— Мы готовы! — крикнула Энн. — Еще пять минут — и Милли может включать музыку.

Энн торопливо обняла Джейн.

— Пойдем. Ты прекрасна! Прекрасна, как настоящая невеста.

Джейн судорожно сглотнула. Лицо ее горело, а душу сковал холод.

— Я, наверное, единственная сорокалетняя невеста, не переспавшая с женихом до свадьбы, — прошептала она и глубоко вздохнула.

Энн весело расхохоталась.

Джейн, оглянувшись на полуоткрытую дверь, увидела край постели. Выше голову, сказала она себе и стала спускаться вниз.

— Сегодня обещали дождь, — заметил Джеймс, покосившись на кучевые облака, идущие с востока. — Жаль. Твоя свадьба — это событие.

Милли и Ронни первыми встречали жениха на лужайке, где стояли скамьи, украшенные цветами и лентами. Габи покоилась в коляске под надзором Лиз, племянницы Рона.

Она приветствовала своего дядю, как спортсмен-победитель, взмахнув над головой руками, и улыбнулась широко и радостно.

Джеймс суетился, как незамужняя тетушка жениха, убежденная, что тот обязательно сделает все не так. Алан занял свое место у дверей на веранду. Он тоже не был уверен, что жених не подведет.

Ни музыка, ни цветы, ни всеобщее веселье не помогли Рону забыть, что он уже второй раз дает торжественное обещание женщине. Любить ее и заботиться о ней в радости и в горе.

Когда Вирджиния нарушила свой обет, он решил, что такое с ним больше не повторится. И сдержал бы слово, если бы не Алан Чейн. Это он, приведя Рона в чувство после жестокой попойки, заставил посмотреть на себя в зеркало.

Оттуда на Рона глядел грязный бродяга, никчемный человек, опустившийся пропойца, обросший недельной седой щетиной, с красными заплывшими глазами. Это был потерпевший сокрушительное поражение неудачник, один из тех, кто постоянно околачивается у сомнительных питейных заведений в поисках собутыльников. Зрелище ошеломило Рона настолько, что он оцепенел от ужаса и стыда.

Возвращение было долгим, путь нелегким и тернистым. Поступить в университет в двадцать восемь лет — немалое испытание, но благодаря занятиям он ежедневно вставал по утрам и отправлялся в аудиторию. Учиться на юридическом факультете оказалось потрудней, чем тренироваться на треке. Однако упорство и прилежание, успехи в учебе, уважение учителей и сокурсников помогли ему возродиться.

Первый выигранный процесс стал важной вехой в его новой жизни. Рон словно пересек финишную черту, но опознавательные флажки были теперь иные.

Вот только он по-прежнему оставался один и, впадая в отчаяние, не делился своей мукой ни с кем. А сейчас за несколько минут может все измениться. Он станет мужем и отцом, ответственным за две другие жизни.

Кого он обманывает? Он все такой же черствый эгоист, который думает только о себе. Ночами мается без сна только потому, что не знает, как заставить Джейн полюбить его.

Рон, взглянув на часы, краем глаза заметил какое-то движение среди присутствующих. Алан открыл наконец широкие застекленные двери веранды.

Но первой оттуда появилась Энн, наградившая мужа щедрым поцелуем, после чего Алан подал руку идущей следом невесте.

Джейн ослепительно улыбнулась и вышла в сад, на который уже легла тень приближавшихся дождевых туч.

Ее рыжеватые волосы напоминали сверкающий нимб, где запутались солнечные лучики, с трудом пробившиеся сквозь толщу облаков.

Судья Джозеф Смит откашлялся, лицо его расплылось в доброй, почти отеческой, улыбке, чего Рон никогда раньше за ним не замечал.

С неожиданно нервной улыбкой Джейн встала рядом с Роном. Ее духи щекотали его ноздри, ее рука касалась его руки. Белые орхидеи, которые он в последнюю минуту сообразил послать ей, трепетали от ветерка.

Джейн услышала, как за спиной внезапно смолк негромкий гомон голосов, отчего музыка зазвучала громче и заполнила небольшой дворик и сад.

Она постаралась успокоиться, чувствуя, что все смотрят на нее. Все, кроме Рона. На лице Милли и Лиз застыло радостное ожидание, маленький Ронни неловко ежился в своем первом настоящем костюмчике, а малютка Габи невозмутимо сосала кулачок.

— Начнем? — спросил судья, и улыбка смягчила его строгий взор.

Джейн подумала, что Рон поступил правильно, выбрав именно этого человека. Она кивнула и посмотрела на Рона, а тот лишь сильнее сдвинул темные брови.

Рядом с ней стоял человек, решивший полностью изменить свою жизнь — лишь бы сдержать безмолвно данное умирающей слово, — человек, которого Джейн отчаянно хотела полюбить. Но не было никакой уверенности в том, что он ей это позволит.

— Я готова, если ты согласен, — шепнула она.

— Ладно, давай попробуем.

Он протянул ей руку. Еле сдерживая волнение, Джейн вложила свою в его широкую ладонь и была удивлена, как властно он сжал ее. Но пальцы его дрожали.

Джозеф Смит, заглядывая в тоненькую книжечку, и громко бессмертные слова супружеской клятвы. Джейн потрясли простота, величие и искренность этих слов. На вопросы судьи она отвечала тихо, а Рон — голосом хриплым, еще сильнее сжав руку невесты.

Когда судья предложил обменяться кольцами, Рон на мгновение отпустил руку Джейн, и она внезапно ощутила, как ей не хватает теплого и уверенного прикосновения.

Кольцо надевалось с трудом, застряв на среднем суставе, и Рон проворчал что-то о неправильно подобранном размере. Джейн улыбнулась.

— Когда я сказала про размер, то забыла предупредить, что от страха суставы разбухают.

Наконец кольцо оказалось на нужном месте. Рон посмотрел на нее. К удивлению Джейн, в его глазах было озорство, а вовсе не мрачное отчаяние, которого она почему-то ожидала. Он снова взял ее за руку и дал знак судье продолжать.

Наконец наступила торжественная минута: судья объявил Джейн и Рона мужем и женой. Все. Или почти все.

— Поспеши, Бартон, — тихо произнес судья Смит. — Поцелуй свою прелестную жену, пока эти тучи еще не накрыли нас дождем.

— Слушаюсь, ваша честь.

Рон притянул Джейн к себе и прильнул к губам жены столь стремительно, что ей не оставалось ничего другого, как только закрыть глаза. Его поцелуй тянулся так долго, что Джейн потеряла счет времени и не заметила ни налетевшего ветра, трепавшего подол платья, ни детского хихиканья за спиной. Сейчас поцелуй Рона означал для нее нечто большее, чем страсть. Словно бутон, лепесток за лепестком, в ее душе раскрывалось что-то новое, доселе не испытанное. Она сама дивилась волшебной перемене, но Рон вдруг отпустил ее. Джейн все еще нетвердо стояла на ногах, но, слава Богу, сразу оказалась в объятиях Алана.

— Так держать, детка, ты на верном пути, — шепнул он ей на ухо.

А в это время Джеймс и судья поочередно трясли руку Рону и хлопали его по плечу. Кто-то сфотографировал Джейн, ослепив ее магниевой вспышкой. Смеясь, она позволяла Алану все сильнее прижимать себя к широкой груди, пока наконец не вмешалась Энн.

— Ну, вот видишь, как все просто, — шепнула она Джейн, крепко обнимая ее.

— Где Габи? — Джейн забрала у Энн букет невесты.

— Не беспокойся, с ней Рон.

Джейн увидела его на скамье рядом с коляской. На руке его лежала Габи, а сам он так низко склонился над девочкой, словно что-то ей говорил.

Теплая волна счастья захлестнула Джейн — вот он, ее муж, а это их с Роном дочь.

— Тетя Джейн, ты здорово справилась.

Джейн смахнула слезинки с ресниц, отвечая на объятия Милли.

— Думаю, что да, — согласилась она, вовремя поймав налетевшего на нее маленького Ронни.

— Скорее, тетя Джейн, идем. Надо разрезать свадебный торт, — торопил ее мальчик. — Я так проголодался.

Джейн рассмеялась.

— Сейчас, мой медвежонок. А почему бы тебе пока не выпить апельсинового сока? Ты знаешь, где он? В холодильнике.

— О'кей.

Мальчишка помчался через лужайку. Повернувшись, Джейн чуть не столкнулась с судьей.

— Мои наилучшие пожелания, миссис Бартон.

— Благодарю, ваша честь. Я очень признательна, что вы согласились сочетать нас браком. Рон так уважает вас, и для него много значит ваше присутствие.

— Вам посчастливилось встретить такого человека, как Рон, — тихо сказал судья. — Только не позволяйте ему убедить вас, что за внешней суровостью не вскрывается доброе сердце. Оно есть, миссис Бартон, чему я не раз был свидетелем. Да и вы тоже, не так ли?

Джейн успела лишь согласно кивнуть и ответить судье благодарной улыбкой, ибо к ним подошел брат Рона. Джеймс потребовал своего поцелуя.

— Добро пожаловать в нашу семью, — широко улыбнулся он.

— Спасибо, — пробормотала Джейн, стирая следы помады с губ Джеймса.

— А это наша Лиз, — произнес Джеймс, ласково обнимая дочь за плечи.

Между отцом и дочерью, а отчасти и Роном было заметно сходство, особенно в глазах, темно-карих, и в тяжелых черных, как смоль, волнистых волосах. Несмотря на тонкие проволочки, выравнивавшие зубы, угловатость и неловкость подростка, племянница Рона обещала из гадкого утенка превратиться в лебедя.

— Здравствуй, Лиз, — приветливо сказала Джейн и первой протянула руку, чувствуя, что девочка немного застенчива. — Спасибо, что пришла на нашу свадьбу.

— У меня еще никогда не было настоящей тети, — вдруг покраснев, ответила Лиз, прикоснувшись к руке Джейн. — Дядя Рон был уже разведен, когда я родилась.

— Ну, тогда это для нас всех вдвойне счастливый день! — воскликнула Джейн и улыбнулась свободно и радостно. — Ты получаешь тетю, двух двоюродных сестричек и одного братца, а я — целую семью.

— Как это?

— А вот так: Габи — твоя двоюродная сестричка, Милли тоже, а Ронни — двоюродный брат.

— Да, верно, — согласилась ошеломленная Лиз. Ее отец только довольно хмыкнул и указал на семейство Чейнов.

— Надо и им сказать, да поосторожней, чтобы не испугались.

— Папа, всегда ты со своими шуточками, — пожурила отца Лиз, но, тем не менее, тут же последовала его совету.

Порыв ветра снова подхватил юбку Джейн, и в ту же минуту кто-то сильный и уверенный обнял ее за талию. Муж. С того самого дня, как он пригласил ее съездить к Марии, она впервые увидела на его лице покой. Он показался ей вдруг чертовски красивым. Но по-прежнему что-то неразгаданное таилось в этих темных глазах и волевых чертах лица.

У любого, кто смотрел на них со стороны, не вызвало бы сомнения, что этот человек влюблен в свою жену. Но Джейн не могла избавиться от мысли, что преуспевающий адвокат всегда немножечко актер.

— Привет, — сказала она тихо и вдруг поняла, что похожа на тех обожательниц в суде, которыми нередко поддразнивал Рона Алан. — Где Габи?

— Энн унесла ее в дом.

Рон посмотрел на небо, и в его взгляде отразились грозовые облака.

— Ветер набирает силу. Холодает.

— Да? Я и не заметила. — В его объятиях она не чувствовала непогоды.

— Еще бы, — пошутил он, прижимая ее к себе еще сильнее. — Ты произвела фурор. Я даже испугался, что не удастся пробиться к тебе.

Близость Рона стала беспокоить ее, и она вдруг растерянно прошептала:

— Не хочешь попробовать торта?

Он удивленно поднял брови.

— Шоколадного, конечно?

— Да, — сказала она с вызовом. — А какого же еще?

Во взгляде, которым окинула его Джейн, сквозила насмешка, что лишь раззадорило Рона. Хотела она того или нет, но Джейн соблазняла его, и он не мог противиться ее чарам.

Он жадно впился в полуоткрытый от удивления рот почувствовал податливость губ, пахнущих свежестью ветра. Они напомнили о жарком солнце и молодости, когда он любил жизнь и жадно гонялся за мечтой.

Руки Джейн обхватили его за шею, он ощутил упругость нежной груди и совсем забыл, что сам дал ей право решать, когда пустить его в свою спальню. Он уважал договоренность, но не тогда, когда голова шла кругом и кровь стучала в висках. Рон живо представил ее белую светящуюся кожу и скрытое желание в обнаженном теле.

Джейн все больше поддавалась, слабела в руках Рона, и он отпустил ее. Он умел укрощать себя, научился этому на треке.

Изумленная Джейн, издав легкий стон, открыла глаза.

— Господи, — прошептала она дрожащим голосом, проведя языком по опухшим губам.

Хор радостных голосов помешал Рону извиниться. Обернувшись, он увидел сияющие лица гостей. Когда он встретился глазами с Джеймсом, тот расплылся в знакомой хитроватой улыбке дьявола-соблазнителя и громко зааплодировал!

— Неплохо для тренировки! — крикнул он. — Но не лучше ли подождать взмаха зеленого судейского флажка?

 

14

Тусклые огни задних фар исчезли в тумане, окутавшем опустевшую улицу. Последним уехало семейство Чейнов, забрав маленькую Габи.

Когда Джейн запирала на ночь входную дверь, она надеялась, что Рон не заметит, как дрожат у нее руки.

— Очень мило, что Энн и Алан взяли девочку с собой, не правда ли? — промолвила она, гася свет в передней.

И лишь после этого решилась повернуться к Рону. Он снимал галстук, а его пиджак уже висел на спинке стула в столовой.

После поцелуя на лужайке у всех на виду настроение Рона заметно испортилось. И чем больше его брат подшучивал над ним, тем мрачнее и отрешенней становился Рон, словно медведь в предчувствии зимы и долгой спячки.

Наконец он ослабил петлю галстука и, не развязывая его, стащил через голову, после чего пригладил волосы рукой.

— Алану взбрело на ум, что нам нужен… э-э-э… медовый месяц…

— Надеюсь, ты ему объяснил, почему это невозможно.

— Пытался, но парень очень переменился после того, как женился на Энн. Считает, что все браки совершаются на небесах.

— О нашем этого, конечно, не скажешь, — улыбнулась Джейн, глядя на мужа.

— Чертовски верно подмечено.

— И все же, Рон, вряд ли следует оповещать всех о содержании нашего брачного контракта. Главным образом, из-за Габи. Особенно, если мы не уживемся и дело дойдет до развода. Ты как думаешь? Я не хотела бы, чтобы она когда-нибудь винила себя за этот брак.

— Нет.

Рон сжал зубы. Он не из тех мужей, которые требуют для себя заботы и нежности, но по поцелую Джейн угадала, как ему все это необходимо. И именно поэтому попросила Энн взять Габи на эту ночь.

Джейн еще не приходилось соблазнять мужчину, но она понимала, что для этого потребуются силы и нервы.

— Чувствуй себя, как дома, — она повела рукой в сторону гостиной, — а мне надо уладить все с официантами и поставщиками.

— Какие-нибудь проблемы?

— Нет, все прошло отлично. Кажется, все остались довольны.

Особенно братец Джеймс, мрачно подумал Рон, глядя вслед Джейн, скрывшейся в кухне.

Джеймс практически не отходил от нее, словно женихом был он. Никак не мог дождаться, пока разойдутся гости, чтобы умыкнуть Джейн хоть на минутку. Ему за пятьдесят, но, как говорят, седина в бороду — бес в ребро.

Рон злился на брата, злился на себя и потому охотно ушел в гостиную, где, сам не зная для чего, зажег лампы.

Отодвинув тюлевую занавеску на окне, он стал глядеть на пустынную улицу. Не было еще и семи, но густой туман скрыл небо и погасил вечерний закат. От этого в доме казалось пусто и одиноко.

— Не правда ли, чудесный вечер? Такой таинственный и уютный.

Рон резко обернулся и посмотрел на Джейн. Мрачная досада вдруг растаяла в волне странного жаркого тепла. Джейн сменила подвенечное платье, которое он мысленно снимал уже не раз за этот вечер, и облачилась в полупрозрачный голубой пеньюар, вновь ожививший его воображение.

— Я думал, ты все еще разбираешься с поставщиками, — произнес он с усилием.

— Уже разобралась. Они получили неплохие чаевые и отправились по домам.

Она приближалась к нему медленно, не торопясь, легкое одеяние соблазнительно облегало крутые бедра. Чтобы не потерять контроль над собой, он сосредоточился на бокалах, которые несла Джейн. Рон считал, что настоящий мужчина всегда должен держать себя в руках.

— Это шампанское?

— Ага. Я попросила официанта сохранить одну бутылку. Решила, что нам следует обмыть… наш контракт. Только вот не успела подготовить тост.

Она протянула Рону бокал, подняла свой и посмотрела на мужа в ожидании ответа.

— Есть предложение?

Он почувствовал себя, как гонщик, вдруг обнаруживший, что выехал на трассу, не зная правил состязания. Долго ли он сможет продержаться?

— За Габриэллу Марию Сандерс Бартон, — наконец нашелся Рон. Голос его звучал глухо.

Губы Джейн дрогнули в улыбке.

— И за Марию, — тихо добавила Джейн. — Надеюсь, она обрела покой, который заслужила.

Они молча пригубили шампанское, после чего Джейн опустила руку с бокалом.

— Как ты думаешь, Мария рада, что мы поженились? — помедлив, произнесла она.

Рон пожал плечами.

— Если ты спросишь, верю ли я в жизнь на небесах, я отвечу: нет, не верю. Мертвые остаются мертвыми — и точка.

Джейн печально улыбнулась.

— А мне кажется, она знает все и благодарна нам.

Рон хотел было сказать, что все это сказки из плохих фильмов, но, к счастью, промолчал и снова пожал плечами.

— Мне позвонил прокурор. Он считает, что у него достаточно материала, чтобы привлечь Джекобса к суду, но только по одному из обвинений.

— Джек-младший?

Рон кивнул. Обстоятельства этого дела были настолько неприятны, что он решил не портить Джейн настроение.

— Джекобс поймал мальчишку, когда тот болтал по-испански с кем-то из друзей. Так он узнал, что Мария все же обучила сына родному языку, вопреки запрету мужа.

— Какой ужасный человек! — воскликнула Джейн, вздрогнув, словно от внезапного сквозняка.

— Тебе холодно.

— Нет, противно.

Она взглянула на недопитый бокал в руке и снова поднесла его к губам. Рон смотрел на ее нежную шею, когда Джейн, запрокинув голову, отпила глоток, и думал, что ему понадобится немалая выдержка, чтобы заслужить обещанное приглашение.

У Джейн была изящная шея, тонкие черты лица и казавшийся крупным на небольшом овальном лице рот. Пожалуй, единственный ее недостаток. А жаль, потому что она была, потрясающе красивой женщиной. Но Рон тут же вспомнил, каким мягким и податливым стал этот рот под его поцелуем.

— А ведь неплохая была свадьба, ты согласен?

— Конечно.

Неплохая и, главное, быстрая. Он залпом допил шампанское.

— Мне понравился судья Джозеф Смит. — Джейн уютно устроилась в углу кушетки, поджав под себя ноги и прикрыв глаза. — Мне кажется, он милый человек.

— Кто? Джозеф Смит? Такой же милый, как гремучая змея.

— Представляешь, они с женой прожили сорок лет вместе. Она умерла в прошлом году.

Узкая бретелька ее ночной сорочки сползла с плеча, и под тонким пеньюаром показалась мягкая округлость груди. Рон добросовестно старался смотреть только на ее лицо, но воображение коварно рисовало совсем другое.

Рону неожиданно захотелось выпить еще. Вскочив, он извинился и направился в кухню.

— Куда ты? — испугавшись, спросила Джейн. Он не мог этого не заметить.

— Иду, чтобы по-настоящему напиться.

Может, так легче разобраться, как быть дальше, понять, какую глупость я в очередной раз совершил, разъяренный подумал он.

Джейн, задыхаясь, поднялась к себе в спальню и громко захлопнула дверь. Щеки у нее горели.

— Я знала, что это глупая идея, глупая, глупая, глупая… — повторяла она.

Роковая соблазнительница из нее не получилась. Стоит только посмотреть в зеркало, чтобы это понять.

Она обошла кровать и присела на краешке. Что ж, она оказалась дурой, но ничего, она переживет. Не такое бывало. Прибавится еще парочка шрамов в душе, но все обойдется.

Это всего лишь первый вечер после свадьбы. Рон не каменный, хотя ему и хочется, чтобы его таким считали. Он, возможно, скуп на слова и улыбки, и даже способен отрешиться от чувств, но, хочется ему или нет, Рон Бартон весьма темпераментный и страстный мужчина. Человек, убедивший себя в том, что любви для него не существует.

Все плохо, плохо, тут же тихо бесилась она, упав на кровать и стараясь не расплакаться. Рону как никому нужна любовь, и от этой мысли у нее заныло сердце.

Джейн застонала от отчаяния и закрыла глаза. Возможно, ей следует принять холодный душ или выйти прогуляться в мокром тумане. Все что угодно, лишь бы…

— Где у тебя аспирин?

В дверях стоял Рон и, опершись рукой о косяк, хмуро смотрел на нее. Зубы сжаты, рубашка не заправлена в брюки, ноги босые.

— В ванной, в аптечке. Ты напугал меня, войдя без стука.

— Ты сама предложила не стучать, — проворчал он. — Мой дом — твой дом.

Чтобы попасть в ванную, ему пришлось обойти кровать. Джейн с замиранием сердца следила, пока он не скрылся в ванной. Нет, Рон не был пьян. Он просто был мужчиной, который на что-то решился.

Когда Рон снова появился в спальне, Джейн внезапно почувствовала, что дрожит, хотя по-прежнему сидела с невозмутимым видом.

— Мне открыть флакон зубами? — грубовато спросил Рон. — Или ты поможешь? — Он был явно раздражен и недоволен собой.

Растерянно моргая, Джейн смотрела на него, пока не догадалась: Рон держал флакончик с аспирином. Чтобы обезопасить лекарство от любопытных детей, он открывался не без секрета, и с одной рукой Рону было не управиться.

— Я открою. Будет некрасиво, если на крышке останутся следы чьих-то зубов.

Рон искренне удивился. Выражение мрачного отчаяния в его глазах сменилось любопытством.

— Боюсь, Сандерс, тебе придется привыкать к следам зубов, — подхватил он шутку, — или ходить за мной по пятам, когда я в помещении.

Он не сказал «в доме». Оговорился или намеренно? — подумала Джейн и решила, что второе. Он ведь хвастался, что умеет подбирать нужные слова. Как-никак адвокат, и это его профессия.

— Сколько тебе таблеток? — спросила Джейн.

— Парочки хватит.

Она вытряхнула две таблетки в подставленную ладонь.

— Болит голова?

— Да, и чертовски сильно.

Он бросил лекарство в рот и проглотил, не разжевывая.

— Слишком много выпил шампанского? — спросила она ехидно.

— Скорее слишком мало ел.

— И кто в этом виноват? Стол ломился от яств.

Рон с обидой посмотрел на нее.

— Я не жаловался, что еды было мало, — уточнил он своим ровным адвокатским голосом. — Я сказал лишь, что мало ел.

— О! — Она нахмурила брови и вопросительно взглянула на мужа. — Почему же?

— Потому что решал проблему: как такой умный осел, как я, вдруг решил, что способен жить с тобой в одном доме и не спать в одной постели.

Джейн растерялась.

— И как же ты решил эту проблему?

Он покачал головой, но в глазах его уже не сквозили печаль и равнодушие.

— Если мой пеньюар тебя смущает, я переоденусь.

Неожиданно взяв прядь ее волос, он стал наматывать ее на палец.

— Лучше бы раздеться.

Он тронул затылок Джейн и ее обнаженную шею.

— Возможно. Но я должна подумать.

Он продолжал играть ее волосами.

— Хочешь совет… друга?

Он обнял ее за обнаженное плечо. Задев тонкую бретельку ночной сорочки, его рука скользнула дальше.

— Сейчас не время для принятия таких… решений, ты не считаешь? — пролепетала Джейн, пытаясь скрыть дрожь в голосе.

— Предоставь решение мужу.

Медленно и уверенно он освободил ее плечи от узких, как тесемки, бретелек и, склонившись, прильнул губами к груди Джейн.

— Кажется, ты его уже принял? — она испугалась, что выдаст свое волнение.

— Ты возражаешь?

Она почувствовала на своей коже тепло его дыхания и вдруг ощутила, как мужские губы целуют ее обнаженную грудь. Вырвавшийся вздох был больше похож на стон, и Рон, приняв его за ответ, взял Джейн за руку и заставил встать. Его нетерпеливые, жадные, почти сердитые губы, коснувшись ее рта, вдруг стали нежными и осторожными.

Джейн отдалась его ласкам, давно ждала их и была готова следовать за ним до конца. Обхватив Рона за шею, она тесно прижалась к нему, с трепетом ощущая сильное тело.

— Не бойся, — хрипло прошептал он. — Не бойся меня.

— Я не боюсь, — отчаянно, волнуясь, прошептала Джейн, чувствуя, как он дрожит.

Чтобы успокоить Рона, она нежно обвела пальцем очертания его губ и удивилась, как они напряжены.

Рука Рона поглаживала ее груди, легонько касаясь ложбинки между ними. Джейн, горя от нетерпения, стала расстегивать пояс его брюк. Когда они упали рядом с ее ночной сорочкой, Рон отбросил их ногой.

Глядя на его бедра в узких белых, ничего уже не скрывающих плавках и чуть нахмуренное лицо, Джейн вдруг подумала: неужели он действительно считал, что я могу бояться его. Почему? Бедняга. Это тронуло ее до слез.

— Разве похоже, что я боюсь? — прерывающимся голосом спросила она.

— А разве нет? Значит, ты не против?

Джейн покачала головой и потянулась к вороту сорочки, но Рон внезапно удержал ее руку.

— Не сейчас, хорошо? — неуверенно произнес он.

Джейн хотелось сказать, что ей совершенно все равно, что его увечья для нее не существует, она не видит его, но что-то внезапно удержало ее от этих слов.

— В моей постели или в твоей? — решительно спросила она.

Он молча отпустил Джейн, сорвал покрывало с кровати и, в упор глядя на жену, без труда освободился от трусов.

Когда Рон снова обнял ее и потянул за собой в постель, она уступила ему легко и с готовностью.

* * *

— Я не слишком тяжел? — прошептал он, успокоенный и удовлетворенный, коснувшись губами ее уха.

— О, нет.

— Значит, я могу еще немножко полежать так.

Джейн обняла его покрепче.

— Я все равно не отпущу тебя, только попробуй уйти, — прошептала она.

— Слушаюсь, мэм.

— Так-то лучше. — Она поцеловала его в растрепанную макушку.

— Всего одна брачная ночь — и я уже под каблуком.

Джейн почувствовала комок в горле.

— Есть возражения? — шепнула она, обдавая его горячим дыханием.

Ответа не последовало. Ее новоиспеченный муженек сладко спал.

 

15

Солнечный свет, упавший на смеженные веки Рона, возвестил, что наступило утро. Отвернувшись, он уткнулся лицом в копну душистых мягких волос и чье-то теплое плечо.

Джейн спала, свернувшись калачиком, как сытая, довольная кошка. Одной щекой она прижалась к изуродованному плечу Рона, и ее рыжие волосы ярким пятном рдели на его белой рубашке. Глубоко втянув воздух и задержав дыхание, он тихонько отодвинулся на подушке, чтобы лучше видеть ее лицо. Кожа Джейн словно светилась, а губы были розовыми и припухшими.

Давно Рон никого не целовал так, как эту женщину. И она отвечала ему чертовски страстно.

Доктор философии, преуспевающий надменный адвокат, одержавший блистательную победу над помощником прокурора во втором слушании дела Алана Чейна, Рональд Бартон оказался изобретательным и пылким любовником.

А всегда собранная и строгая леди-психолог, предпочитавшая классические строгие костюмы и скромные блузки, в тиши ночи превратилась в сладострастную соблазнительницу. Облегавшие ее тело шелка стали теперь всего лишь кучкой смятой одежды на полу в спальне, а это означало, что под цветастой простыней и ярко-зеленым одеялом его возлюбленная нага, как в день своего появления на свет.

Даже самые смелые фантазии Рона не шли ни в какое сравнение с этой живой и теплой реальностью. Кожа Джейн, белая и удивительно нежная, казалось, никогда не знала загара, а темные соски напоминали гладкие, обкатанные морской волной камешки.

Он тихонько застонал, чувствуя, как безудержное желание вновь захлестывает его. Тело, давно отвыкшее от ласк, заныло. Он, конечно, не настолько самонадеян, чтобы считать себя любовником лучше других, особенно сейчас, когда его сковывает увечье. Но, черт побери, страсть Джейн была искренней и бурной. Такое не сыграть даже самой талантливой актрисе.

Рон впервые узнал, что такое секс, когда ему было лет десять. Читая как-то в конюшне, он заснул, а проснувшись, услышал, как Джеймс и Энни Паркер занимаются любовью в пустом стойле.

Но то, что испытывал он по отношению к Джейн Сандерс, было гораздо больше, чем просто сексуальное влечение, и это пугало. А пока он изо всех сил старался подавить в себе возбуждение.

Лежа неподвижно, Рон представлял, что студеным зимним днем входит в ледяную воду полузамерзшего пруда. Это не помогло, и он начал потихоньку отодвигаться.

Джейн открыла глаза и потянулась к мужу, еще не совсем проснувшись.

— Не уходи, — прошептала она, — мне нравится спать с тобой.

— Ты хочешь сказать, на мне, — ответил Рон, целуя ее в кончик носа.

Улыбка промелькнула в ее глазах, уголки рта соблазнительно изогнулись — совсем как ночью.

— Ты такой агрессивный, когда спишь. Чуть не сбросил меня с кровати.

Рон похолодел. Ему казалось, что он спит спокойно, по крайней мере, в последние месяцы.

— Агрессивный? — переспросил он нарочито небрежно.

— Ну-у… Стянул одеяло, толкался. Я думала, ты меня задавишь. Знаешь, первое, что мы сегодня сделаем: пойдем в магазин и купим кровать королевских размеров.

— Ну уж нет. Эта меня вполне устраивает.

Он внезапно повернулся так, что они оказались лицом к лицу.

— А ты уверен? Потому что…

Не дав Джейн договорить, Рон закрыл ей рот поцелуем.

* * *

Проснувшись, Джейн обнаружила, что запуталась в одеяле и обнимает подушку Рона.

Ей никогда не приходилось спать так долго — даже по воскресеньям. Соседи наверняка удивляются, почему она до сих пор не взяла утреннюю газету. А может, и не удивляются. Они ведь знают о вчерашней церемонии.

Улыбаясь своим мыслям, Джейн повернулась на спину и потянулась. Утомленное тело хранило память об испытанном наслаждении.

Солнце поднялось высоко и заливало комнату яркими лучами. Один из них, упав на ее обручальное кольцо, отбросил сверкающий золотой отблеск. Улыбка Джейн стала мечтательной.

Ее муж оказался темпераментным и требовательным любовником. Он обращался с ней не как со скромной, достойной почтения женщиной (а мать готовила Джейн именно к такой роли), но как с легкомысленной соблазнительницей, какой ей всю жизнь хотелось стать.

Сдерживая себя, он был нежен и внимателен, стараясь доставить удовлетворение подруге, и лишь потом превращался в необузданного, шумного дикаря.

— А ты, Джейн Сандерс Бартон, радовалась каждой минуте этих восхитительных и рискованных выдумок, — прошептала Джейн, мечтая, когда же повторить их снова. Прямо сегодня, ночью, решила она, вылезла из супружеской постели и направилась в душ.

Через пятнадцать минут, завернувшись в махровый халат, Джейн яростно вытирала волосы полотенцем и вдруг почувствовала, что не одна в комнате. Рон смотрел на нее, стоя в дверях.

Судя по всему, он встал уже давно, успел побриться, принял душ и облачился в джинсы и одну из своих любимых старых футболок. Когда-то ярко-оранжевая, с эмблемой известной нефтяной компании на груди, она после многочисленных стирок выцвела и села, облегая массивные плечи Рона.

— Скажи мне, что кофе готов.

— Кофе тебя ждет. Знаешь, кое-что случилось.

Джейн нахмурилась. Она так засмотрелась на торс мужа, что не заметила беспокойства в его глазах.

— И что же?

— Энн звонила, пока ты была в душе, и сказала, что…

— Что-то с Габи? Да или нет? Я же вижу по твоему лицу! — Она схватила его за руку дрожащими пальцами.

— Не волнуйся так, дорогая. У нее легкая ушная инфекция. Алан уже позвонил в аптеку и попросил прислать антибиотики.

— Это опасно?

Рон, видя, как встревожилась Джейн, мысленно отругал себя за то, что высказался так неосторожно.

— Ничего опасного. Малышка в хороших руках, и никаких оснований для паники нет.

— Это не паника. Эта чувство вины. Паника будет потом.

Джейн принялась разматывать полотенце, которым повязала мокрые волосы, но оно неловко сползло ей на глаза. Она с раздражением сорвала его и отбросила в сторону, представив себе Габи, мечущуюся в жару и плачущую от боли.

— Дети всегда болеют. При чем тут ты?

Рон выглядел слишком бесстрастным, слишком спокойным, а Джейн хотелось, чтобы он волновался, нервничал и был напуган не меньше, чем она.

— Это все моя вина, — пробормотала Джейн. — Мне не надо было просить Энн взять ее к себе.

— Мне казалось, Энн сама настояла?

Ласковый голос мужа остановил Джейн, и она поняла, что Рон обо всем догадывается.

— Да, конечно, но все равно я первая попросила ее об этом, — прошептала она. — И не смотри на меня так, будто я сказала что-то непристойное. Ты тоже виноват.

— Может, объяснишь?

Джейн подобрала полотенце и повесила его на дверцу душа. Когда она снова повернулась к нему, Рон прочел в ее глазах страх и раздражение.

— Ты так благородно вел себя. Должна же я была хоть что-нибудь предпринять!

— Благородно? Я? — Губы его скривились в ироничной усмешке.

— Да, ты! — Джейн больно ткнула его пальцем в грудь. — Неизвестно почему вбил себе в голову, что наш брак останется платоническим.

— Но ведь ты, кажется, не возражала?

— Попробовала бы я возразить! Я видела тебя в суде. От бедного прокурора только рожки да ножки остались, когда он попробовал с тобой не согласиться.

— Там была работа.

— А здесь?

— Бесспорное удовольствие, — протянул Рон, улыбаясь так, как она больше всего любила.

— Тогда о чем мы спорим?

— Понятия не имею.

Обняв Джейн за шею, Рон притянул ее к себе и жадно поцеловал. Его губы были горячими и пахли зубной пастой.

— К твоему сведению, я всегда знаю, чего хочу, но насчет тебя не был уверен.

— А сейчас?

Его слова задели Джейн. Неужели она так и не разобралась в нем за эти годы?

— А сейчас я, пожалуй, выйду, чтобы дать тебе одеться. Иначе Габи успеет поступить в колледж раньше, чем мы ее заберем.

* * *

Склонившись над Габи, как ангел-хранитель, Джейн приложила тыльную сторону ладони ко лбу девочки. Рон смотрел на нее, стоя в дверях, и думал: знала бы она, как ей идут растрепанные волосы и мило прикушенная нижняя губка.

— У нее все еще жар, — прошептала Джейн, поднимая на мужа тревожный взгляд. После двух беспокойных дней и бессонной ночи она побледнела, а под глазами легли тени.

Рон и сам целых двадцать минут с пристрастием расспрашивал Алана о всех симптомах ушных инфекций и о том, как определить побочные эффекты антибиотиков, которые давались девочке каждые четыре часа. Теперь уже было ясно, что состояние Габи улучшилось и она пошла на поправку.

— Сандерс, ты измеряла ей температуру двадцать минут назад. Тридцать шесть и восемь лишь с большой натяжкой можно назвать жаром.

С тех пор как они привезли девочку домой, Джейн не присела и на полчаса. Сейчас уже полночь, а она все никак не могла успокоиться.

— Да, но термометр мог испортиться.

Рон понимал, что силы Джейн на пределе и ей необходимо отдохнуть. Вторую ночь после свадьбы они спали по очереди, сменяя друг друга у кроватки больной Габи. Рон подошел и встал рядом с женой у кровати. На Габи была тонкая рубашечка и подгузник, сверху — тонкое одеяло. Все в точности, как советовал Алан.

— Если это поможет, я готов сбегать в аптеку и купить еще пару детских термометров.

— Если тебе нетрудно… — вздохнула она с облегчением и вдруг спросила подозрительно: — А почему пару?

— Чтобы ты могла вычислить среднюю температуру, — невинно ответил Рон, с трудом сохраняя серьезное лицо.

— Это совсем не смешно, Бартон, — с негодованием прошептала Джейн. Ее взгляд мог означать только одно: она оторвет голову каждому, кто посмеет пренебрежительно отнестись к первой болезни дочери. — Габи плохо. Я это знаю, потому что у меня в детстве тоже болели уши. Это был кошмар.

— Поверь мне, Сандерс, если бы ей было плохо, она бы не заснула.

— Ты бы тоже заснул, если бы проплакал битых два часа.

— Она плакала потому, что стоило ей пошевелиться, как ты тут же вскакивала с постели, трогала ее лоб и будила ее.

Рон провел пальцами по мягкому воротнику простого, очень пристойного, но невозможно соблазнительного купального халатика. Да, не миновать мне жариться в аду, подумал Рон, ибо все то время, что она беспокоилась о ребенке, я мечтал только о том, как бы заняться с ней любовью.

— Пойми, самое лучше, что ты можешь сейчас сделать, это немного поспать.

— Ой, нет, ни за что! Хотя бы до тех пор, пока у нее не спадет температура.

Вытянув шею, Джейн постаралась через плечо мужа взглянуть на спящую малышку.

— Пора в постель, мамочка, — приказал Рон.

— Дай мне проверить еще.

— Ладно, но только потом, после того как буду уверен, что ты упакована в ту потрясающую ночную сорочку.

Он обхватил ее за плечи и нежно, но решительно повернул в сторону спальни. Джейн в последний раз попробовала воспротивиться.

— Рон, но ты же обещал раздобыть еще один термометр…

— Утром.

— Но…

— Никаких «но», Сандерс.

Он притянул ее к себе за отвороты халатика и, закрыв рот поцелуем, попытался погасить тревогу в глазах жены единственным способом, который еще не пробовал.

Желание охватило Рона, но теперь, когда он знал, как она отзывчива на ласки и как ему хорошо с Джейн, он все время сдерживал себя и старался относиться к ней особенно бережно.

Оторвавшись от нежных губ, Рон посмотрел на Джейн со своей чарующей дразнящей улыбкой.

— Через пять минут свет в доме будет погашен.

Все эти дни Рон был ангельски терпелив: грел бутылочки с молоком, помогал обтирать горячее тельце Габи влажной губкой — и все это без тени своего знаменитого высокомерия.

Очень медленно, давая ему время понять ее намерения, Джейн провела рукой по лицу Рона, по сурово сжатым губам. Под ее пальцами они сначала затвердели, а затем почти незаметно расслабились.

Джейн обворожительно улыбнулась.

— Эй, женщина, веди себя прилично. Тебе нужно отдохнуть, забыла?

— М-м-м… Свет должен быть погашен через пять минут. К тебе это тоже относится, папочка.

Рон провел рукой по ее спине, Джейн вздрогнула и обняла его за шею.

— Сандерс…

Он не смог продолжить, чувствуя только неодолимое желание. Его дрожащая рука развязала пояс халатика и скользнула под мягкую ткань, к нежной и теплой коже Джейн.

— Ты такой чудесный, — едва слышно молвила она, — невероятно чудесный…

— Ты тоже. — Он гладил ее бережно, едва касаясь, и Джейн, изнемогая от волшебной ласки, тихонько застонала.

— Ты… могла забеременеть прошлой ночью. Мы оба совсем не подумали об этом, — шепнул Рон.

Джейн вдруг внимательно посмотрела ему в глаза.

— Я хочу от тебя ребенка. И поскорее, пока это не стало для меня невозможным, — ответила она тоже шепотом.

— Я мечтаю об этом, — почти выдохнул Рон. — Спасибо тебе. — Его поцелуй говорил о том, как он ей благодарен.

— Я люблю тебя, Рон. И кажется, любила уже давно.

Слишком взволнованный, чтобы отвечать, он стал целовать Джейн, стараясь не пропустить ни одной клеточки ее тела, страстно прижался губами к груди Джейн, а потом спустил халатик с плеч. Прежде чем она успела возразить он выключил лампу. Только слабый луч света падал от ночника в коридоре.

— Рон? — Голос выдавал ее волнение.

— Я здесь, дорогая, — пробормотал он, снимая с себя оставшуюся одежду.

Кровать прогнулась под их телами, и Джейн ощутила жар, исходивший от мужа. Прильнув к нему, она целовала его и чувствовала, как растут его напряжение и сила. Ей очень хотелось сказать Рону, что для нее он всегда будет самым лучшим мужчиной в мире, но не посмела, и только ласкала его все нежнее.

— Господи, детка, ты сводишь меня с ума, — произнес Рон хрипло.

— Я хочу тебя, Рон. Пожалуйста…

Их тела слились, и все время, пока они любили друг друга, Рон мысленно молился, чтобы Джейн подарила ему ребенка, о котором они оба мечтали.

* * *

Она медленно просыпалась, ощущая восхитительную тяжесть в теле. Солнце еще не встало, но темнота за окном сменилась жемчужными красками рассвета.

Медленно приоткрыв ресницы, Джейн различала нечеткие в полумраке контуры мужской груди, наполовину прикрытой одеялом. Наслаждаясь первым трепетом возбуждения, она проследила взглядом, как эта линия переходит в очертания массивных плеч.

Внезапно она похолодела, а в голове застрял болезненный ком, не дававший дышать. Она увидела кроваво-красный сморщенный и бугристый шрам, который, словно щупальца осьминога, охватывал все правое плечо Рона.

Как же он должен был страдать, подумала Джейн, какие мучения вынести. Слезы выступили на ее ресницах, она прикусила губу, чтобы унять дрожь.

Подняв глаза, она встретила взгляд самых черных, самых жестких и полных боли глаз. Рон не спал и заметил ужас, застывший на лице Джейн.

— Рон… — прошептала она прерывающимся голосом. — Это не то, что тебе кажется.

Но Рон уже не слышал ее. Он уже пережил это однажды — ледяной холод в душе, когда мозг немеет от боли, которую невозможно выразить.

Двигаясь, как робот, Рон встал с кровати, поднял с пола одежду, которую с такой поспешностью сбросил всего несколько часов назад, и ушел в ванную, захлопнув за собой дверь.

 

16

Прижимая Габи к плечу, Джейн закрыла за собой дверь приемной Рона. Безупречно одетая и тщательно ухоженная женщина примерно одних лет с Джейн подняла на нее глаза.

— Добрый день, мэм. Могу я вам помочь?

Джейн ответила любезной улыбкой.

— Надеюсь, что да. Я не договорилась о встрече, но может быть, мистер Бартон найдет для меня несколько минут? Я… я его жена, Джейн.

Женщина просияла и стремительно протянула ей руку.

— Миссис Бартон, как приятно наконец встретить вас! Я Джулия Макмиллан, коллега Рона. Мы несколько раз говорили с вами по телефону.

Джейн пожала ей руку.

— О, конечно. Мне тоже очень приятно.

— А это, очевидно, Габриэлла? Рон рассказывал, что она самая прелестная девочка на свете, и я, пожалуй, согласна.

Джейн пыталась сохранить на лице улыбку.

— Можно, я войду? — тихо промолвила Джейн.

Джулия бросила взгляд на аппаратуру, где все еще мигал красный огонек, означавший, что телефон Рона занят.

— Да, пожалуйста. Только советую не делать резких движений — вполне можете лишиться головы.

Джейн нахмурилась.

— Он в плохом настроении?

— О, нет. Плохое настроение в последнее время стало нормой. Сегодня с ним просто невозможно разговаривать.

Мисс Макмиллан вернулась к столу и села.

— Может быть, какое-то очень сложное дело?

Джулия странно посмотрела на Джейн.

— Именно так. Позавчера суд присяжных вынес оправдательный приговор вопреки ожиданиям всех, включая и Рона. — Она пожала плечами, внезапно смутившись. — Но вам, конечно, известно обо всем лучше, чем мне.

Джейн улыбнулась в ответ так, как она улыбалась своим пациентам, когда нечего было сказать.

— В сущности, я ничего об этом не слышала. Мы оба так заняты, а потом, знаете, маленький ребенок…

Мисс Макмиллан снова смутилась.

— Конечно.

Постучав в дверь кабинета, Джейн медленно приоткрыла ее. Рон сидел за огромным столом красного дерева и, прижав правым плечом к уху телефонную трубку, левой рукой лихорадочно что-то записывал в желтый блокнот.

Его хмурое лицо мгновенно стало отстраненно холодным, когда он увидел Джейн, а ей показалось, будто у нее перед носом захлопнули дверь.

— Да, черт побери, я буду свидетельствовать, — прорычал он в трубку, не спуская глаз с жены и ребенка. — Да, конечно, я видел синяки на теле обоих мальчиков, и они не могли получить их, играя с собакой.

Джейн, поколебавшись, села на один из кожаных стульев, стоявших для удобства посетителей недалеко от стола. Габриэллу она пристроила на коленях и убедилась, что девочка снова уснула.

— Да, хорошо, я подожду.

Рон бросил ручку на стол и откинулся в кресле. На нем была рубашка в желтую и коричневую клетку с длинными рукавами, на одном из которых он закатал манжету. Старые джинсы местами совсем побелели. Ярко-оранжевый галстук с завязанной петлей висел на абажуре настольной лампы.

— Добро пожаловать в мой кабинет. — Он иронично улыбнулся.

Эту улыбку Джейн просто ненавидела.

— Если бы я знал, что ты придешь, то навел бы здесь порядок.

— Если бы ты знал, что я приду, то постарался бы удрать куда-нибудь подальше отсюда, как делал в последнее время.

Кожа на его скулах побледнела и стала почти серой, но он сдержался.

— Я полагал, так лучше для нас обоих.

— Это второе твое единоличное решение после того, как ты переселился в гостиную.

Прежде чем он успел ответить, человек на другом конце провода снова заговорил.

Ожидая конца беседы, Джейн осматривала просторный кабинет Рона. Как утверждает наука психология, вещи, которыми человек окружает себя, позволяют судить о его характере. В случае с Роном это было очевидно. Кто еще, кроме него, мог выбрать кабинет с глухими кирпичными стенами, недосягаемо высоким потолком и поцарапанным паркетом?

Джейн внимательно разглядывала пейзажи на стене, когда Рон наконец повесил трубку.

— Прости, что заставил тебя ждать.

— Ничего. Если я забыла предупредить тебя раньше, то сообщаю сейчас, что беру отпуск на эту неделю.

— Ты не забыла.

Рон подвинулся вместе со стулом и дотронулся до бутылки с виски и стакана, которые держал в нижнем ящике стола.

Открыв бутылку одной рукой, он налил себе — этому Рон обучился достаточно хорошо. Так же, как водить машину, одеваться и готовить еду. Но кое-что для него все-таки оставалось недоступным.

— Что сказал доктор?

— Что у нашей маленькой девочки отличное здоровье, что она быстро набирает вес и вообще все в порядке. Приглашает через три недели для первой прививки.

Рон поморщился.

— Звучит страшновато.

— Иногда легкая боль полезна, — прошептала Джейн.

Он допил виски и задумался, налить ли еще, но тут же напомнил себе, насколько дурацкая это идея. После спиртного он слишком много говорит о своих проблемах.

Аккуратно убрав бутылку и стакан, Рон захлопнул ящик стола.

— Предварительное слушание дела Джекобса отложено на девятнадцатое августа. Я собираюсь присутствовать.

Через две недели, прикинула Джейн. В их теперешней ситуации это целая жизнь.

— Наверное, я тоже должна там быть?

В ответ он лишь слегка передернул плечами.

— Если хочешь, хотя в этом нет особой необходимости.

Джейн посмотрела на спящую дочурку. Габи была такой маленькой и такой трогательно совершенной. Сердце замирало при одной мысли о том, что пришлось бы отказаться от нее, если бы их брак оказался неудачным.

— Рон, ты хочешь развестись?

— Нет, а ты?

Сухость тона заставила Джейн поднять глаза. Он был очень вежлив, но держался отстраненно с того самого утра, когда увидел, как она смотрит на его шрамы.

С тех пор он отвергал все ее попытки сломать стену, которую воздвиг между ними. Джейн убеждала себя, что не имеет права судить его, так как не была в его шкуре, не испытывала унижения от любопытных взглядов и необходимости просить помощи у каждого встречного. Она повторяла себе, что не должна быть нетерпеливой и злой, но иногда так хотелось стукнуть его по башке, что Джейн с трудом сдерживалась.

— Я даю тебе еще месяц, — сказала она пугающе мягким голосом. — Делай все, что считаешь нужным, убеждай себя, что я бесчувственная дрянь только потому, что позволила себе так сильно отреагировать на боль близкого человека. Отсиживайся в гостиной, спи один, если тебе так легче. Ты получаешь мое разрешение еще тридцать дней жалеть себя сутками напролет, если это сделает тебя счастливым.

У Рона дрогнула щека.

— Ну а потом? Что будет потом?

Прижав к себе Габи, Джейн встала.

— А потом у тебя будет выбор: или мы разводимся, или ты перестаешь вести себя, как эгоистичный капризный ребенок, и становишься нормальным мужчиной, достойным любви, уважения и поддержки. Короче тем, за кого я выходила замуж.

Его лицо было абсолютно белым, глаза горели. Он не двигался.

— Я вынесу это на подробное рассмотрение, — ответил он ледяным тоном.

— Уверена, что именно так ты и поступишь.

Джейн прижала малышку к одному плечу, перекинула через другое пакет с подгузниками и свою сумочку и пошла с высоко поднятой головой. Сердце ее глухо билось.

Выходя, она не хлопнула дверью, но всерьез подумывала об этом.

* * *

В пятницу старое кирпичное здание быстро пустело. Служащие, которые обычно толпились в холле и коридорах, теперь заполнили рестораны и бары Старого Сакраменто, выпивая, болтая друг с другом и вообще отлично проводя время.

Джулия ушла пораньше, чтобы до возвращения домой успеть занести кое-какие бумаги в здание суда. Рон оказался в том одиночестве, которым он обычно дорожил. Обычно, но не сегодня.

Сегодня, в этом опустевшем здании он еще отчетливей ощутил, какой одинокой была его жизнь в последние годы. Если он заходил в бар или ресторан, то всегда по делу, а когда переговоры заканчивались, никто не приглашал его выпить по-приятельски рюмку-другую.

Нет сомнений, в этом его собственная вина. Он намеренно создавал себе репутацию крутого парня с плохим характером. Лучше быть неприятным, чем жалким, сказал себе после больницы Рон. А вскоре он понял, что стал и тем, и другим.

До встречи с Джейн он даже не подозревал, как одинок и как отчаянно хочет разрушить созданный им вокруг себя вакуум.

Что ж, Бартон, ты его разрушил. Только теперь Джейн думает, что ты еще и трус. И это правда.

* * *

Джейн сунула в ротик Габи очередную ложку рисовой каши и подождала, пока та снова выплюнет ее обратно. Малышка еще только училась соразмерять свои потребности в пище с умением удовлетворять их.

В это воскресное утро на улице моросил дождь, а потому Рон отменил еженедельные конные соревнования с Аланом. Джейн ожидала, что сразу после кофе муж отправится в контору, но вместо этого он удалился в свою комнату, сетуя на то, что ему необходимо сделать массу звонков.

— Не похоже, чтобы такой способ кормления ей понравился.

Подняв голову, Джейн увидела, что Рон стоит в дверях с пустой чашкой из-под кофе в руке и смотрит на нее. Он был в ботинках для верховой езды, джинсах и светлой ковбойской рубашке. Отросшие волосы ложились на воротник и слегка топорщились над ушами.

Сердце Джейн гулко застучало, ей стало жарко. Он не прикасался к жене с того ужасного утра, но это не означало, что ей удалось не думать о его теле. При одной мысли о руке Рона, ласкающей ее грудь, во рту Джейн пересохло.

— Просто она еще не распробовала вкус каши, — пробормотала Джейн, вытирая малышке подбородок. Взглянув на перепачканный нагрудник Габи и свою блузку, она улыбнулась. — Иногда мне хочется оклеить себя, ее и кухню моющимся пластиком.

Рон поставил чашку на стол, затем принес кофейник и снова наполнил их чашки.

— Это еще ничего. — Он расположился на стуле и вытянул ноги. — Видела бы ты, как я привыкал есть левой рукой. Мне грозила голодная смерть, пока я не научился съедать обед вместо того, чтобы вываливать его на себя, — с горькой улыбкой сказал Рон.

Он уже не так холодно держался с Джейн, хотя стена между ними все еще существовала.

— Похоже, ты выжил.

— Да, но до могилы было не так уж далеко. От меня остались кожа и кости.

Она осторожно улыбнулась, вытерла личико дочурки мягкой салфеткой и в последний раз попыталась впихнуть в нее остатки каши.

— Ну давай, моя красавица, еще ложечку за маму, — ворковала Джейн, но безрезультатно.

Явно недовольная Габи отвернулась и издала предупреждающий вопль. Джейн поспешно бросила ложку и вынула девочку из высокого стульчика.

— Упрямый маленький чертенок, — холодно прокомментировал Рон.

— Не такой упрямый, как его папочка, — пробормотала Джейн, пристраивая малышку на руке, чтобы дать ей бутылочку с молочной смесью.

— Папочка старается. Может быть, он хочет, чтобы его похвалили?

Он смотрел на Джейн так, словно старался запомнить каждую черточку ее лица.

— Мы не на гонках, Рон. Если наш брак развалится, не выиграет никто. А пострадает больше всех Габи.

Рон стиснул зубы и, ничего не ответив, поглядел в окно. В кухне воцарилось напряженное молчание, нарушаемое только шумом дождя и причмокиванием сосущего соску ребенка.

Через минуту, наевшись, Габи энергично выплюнула соску.

— Ну хорошо, а теперь сделаем массажик. Джейн говорила мягко и убедительно. Поставив бутылочку на стол, она вытерла ребенку ротик и, прижав животиком к плечу, стала легонько гладить по спинке, пока Габи не срыгнула.

Джейн весело рассмеялась.

— Вот какая ты у меня умница, — ворковала она, целуя ребенка в шелковистые волосики.

— Дай ее мне, — грубовато сказал Рон. — А ты выпей свой кофе. Судя по твоему виду, тебе надо взбодриться.

Джейн передала малышку Рону. Он вздрогнул, когда она невзначай коснулась его рукой.

— Извини, я не нарочно.

Она взяла свою чашку с кофе и жадно отпила несколько больших глотков.

— Ну как? Теперь я выгляжу лучше?

Подняв голову, она увидела боль в его глазах.

— Сандерс, я не могу все время следить за тем, что говорю, — уже не сдерживаясь, бросил Рон.

— А почему? Ведь от меня ты этого ждешь, и я, кстати, так и поступаю.

Он поморщился.

— Это не одно и то же.

— Проклятие! Почему не одно и то же?

Она встала, чтобы отнести Габи наверх, но вместо этого внезапно зажала рот рукой, бросилась в туалет и, захлопнув за собой дверь, наклонилась над унитазом. Ее вырвало:

— Джейн?

Она вытерла рот полотенцем, закрыла крышку унитаза и села на нее, ожидая, пока пройдет дурнота.

— Я сейчас.

— Что случилось? Тебе помочь?

— Нет. Посмотри за Габи, ладно?

Но Рон не ушел. Вместо этого он открыл дверь и просунул в нее голову. Его рот был крепко сжат, а глаза полны тревоги. Только сейчас, когда жене стало плохо, он понял, как сильно тревожится за нее.

— Где Габи? — раздраженно спросила Джейн. Она могла думать только об одном.

— Сидит на своем стульчике. — Он приблизился к Джейн и сразу заполнил собой небольшое помещение. — Так что же все-таки с тобой?

— Все в порядке. Теперь, когда я избавилась от своего завтрака.

— Это первые признаки гриппа?

Джейн хотелось закричать. Вместо этого она коротко и нервно рассмеялась.

— Нет. Это первые признаки беременности.

Его взгляд стал бессмысленным, челюсть отвисла.

— Ты ждешь ребенка?

— По крайней мере так сказал врач.

Наконец-то это случилось. Но вместо восторженного изумления и счастья, которые она так долго мечтала увидеть на его лице, Джейн встретили лишь растерянность и безмерный страх. Все ясно: Рон не хочет ребенка.

Она медленно встала, отвела в сторону протянутую для помощи руку и пошла в кухню, чтобы взять дочь. Наверху сменила Габи подгузник, перепеленала ее, спокойно удалилась в свою комнату и закрыла дверь.

Только после этого Джейн разрыдалась.

* * *

Когда около четырех часов дня дождь утих, Рон отправился на ранчо, Джейн и Габи спали.

Он убедил себя, что едет из-за лошади, которой нужна тренировка, но по дороге понял, что похож на раненого зверя, уползающего в свою берлогу.

Джеймс, чистящий стойла, когда Рон пересек порог, поднял глаза от лопаты и улыбнулся.

— Привет, выглядишь так, будто похоронил любимую кошку!

— У меня выходной. Решил приехать посмотреть. Убедиться, что ты все делаешь, как надо.

Джеймс хмыкнул.

— А как ты это узнаешь? Ты теперь один из белых воротничков. Для тебя не существует ни сено, ни лопата для навоза.

— Мы, интеллектуалы, оставляем это для сельских ребят, вроде тебя.

— Вы, интеллектуалы, сделаны из того самого, что я сгребаю вот этой лопатой.

Джеймс сдвинул шляпу на затылок, вытер влажный лоб тыльной стороной руки и снова водрузил стетсон на лоб.

Пользуясь передышкой, он наполнил чашку из термоса и вопросительно поднял брови.

— Кофе?

Рон покачал головой.

— Я стараюсь сократить потребление кофе.

Джеймс ополовинил чашку одним глотком, а потом стал пить медленно и с удовольствием.

— Ты слышал? Мадонна принесла жеребенка. Лиз гуляет с ним во дворе.

— Я думал, девочки в ее возрасте склонны интересоваться больше мальчиками, чем лошадьми.

— Это произойдет рано или поздно. А пока я рад, что она так же сходит с ума по лошадям, как когда-то ее мать. — Его лицо исказила гримаса боли, но вскоре он снова улыбнулся. — Ну а как моя любимая невестка?

Рон приехал на ранчо именно потому, что знал: рано или поздно брат заговорит о Джейн. Видит Бог, он нуждался в дружеском совете, но был слишком горд, чтобы попросить его.

— Она ждет ребенка.

Джеймс замер, а потом оставил кружку с кофе и от души хлопнул брата по спине.

— Поздравляю, парень! Я горжусь тобой!

Рон с трудом сдержался. При одной мысли о том, что Джейн носит его ребенка, у Рона внутри все похолодело. Не потому, что он этого не хотел. Просто не очень верил, что может быть мужем, тем более отцом двух детей.

— Нечем гордиться, брат. Мне повезет, если она позволит дождаться срока, чтобы помочь ей при родах.

— Вы что, поругались?

— Да, и крупно.

Не нарушая молчания, они вышли на широкий двор. Распрямив широкие плечи, Джеймс смотрел на серое низкое небо, а Рон — на знакомые с детства горы.

— Может, расскажешь? — спросил Джеймс, не глядя на брата.

— Да тут и рассказывать нечего. Она жалуется, что я веду себя, как эгоистичный ребенок, и настолько погружен в собственные проблемы, что не отличаю подлинного сочувствия от жалости.

— Это когда ты снимаешь рубашку?

Рону никогда не удавалось провести брата. Наверное, поэтому они росли, постоянно споря друг с другом по любому поводу.

— Да. Думаю, я потерял над собой контроль и вел себя, как последний идиот.

Джеймс покачал головой.

— Отец всегда говорил, что ты упрямый мул и гордец. Похоже, он был прав.

Рон, сунув руку в карман, направился в угол загона.

— Известный адвокат с репутацией опасного противника легко сдался только потому, что женщина, которую он любит больше всего на свете, отнеслась к его увечью не так, как он того ожидал.

— Оставь, Рон. Старая история. — Джеймс говорил неожиданно серьезно.

— Не такая уж старая, Джеймс. Когда я уезжал из дома, моя жена рыдала. Я хотел успокоить ее и на коленях просить дать мне еще один шанс, но не смог.

— Почему, черт побери?

Рон посмотрел на Джеймса и в его глазах, печальных и полных боли, увидел самого себя.

— Потому что она заперлась от меня в своей спальне.

 

17

Джейн работала у себя в спальне за маленьким столиком, чтобы быть поближе к Габи, если та проснется. Было уже поздно, Джейн в это время обычно ложилась спать и поэтому, засидевшись, чувствовала себя утомленной.

Зевнув, она наконец сунула ноги в домашние туфли и встала.

Неожиданно зазвонивший телефон испугал ее.

— Алло, — подняла она трубку.

— Мне надо поговорить с Бартоном, — послышался холодный мужской голос.

— Кто его просит?

В трубке раздалось не то ворчание, не то хриплый хохоток, который встревожил Джейн.

— Слышал, вы двое поженились. И забрали девочку.

Только теперь Джейн узнала, чей это голос, и у нее перехватило дыхание.

— Вам что-то нужно, мистер Джекобс? Говорите конкретно.

— Куда уж конкретней, леди. Бартон просто осел, которому не помог хлыст. Лезет не в свое дело.

— Благополучие и безопасность детей Марии — это его прямое дело, мистер Джекобс. И мое тоже.

Джейн бросила трубку, но продолжала сидеть, уставившись на телефон и чувствуя, как все в ней кипит от негодования. Рон! Надо немедленно ему сообщить. Но куда? Возможно, Алан знает.

Она протянула руку к телефону, но он снова зазвонил. Джейн быстро сняла трубку.

— Послушайте, вы… — возмущенно воскликнула она, но ей не дали договорить.

— Это вы послушайте моего совета, леди. Никогда не бросайте трубку, когда вам звонит человек, еще не решивший — убить ли вас или заставить мучиться всю жизнь.

На этот раз первым положил трубку он.

* * *

Было уже около десяти вечера, когда Рон свернул с главной магистрали на улицу, ведущую к дому Джейн. Рон помог Джеймсу чинить стойла в конюшне и чувствовал теперь, как ноет натруженная спина.

Обычно тяжелая физическая работа снимала напряжение, однако сегодня этого не произошло. Скорее, наоборот.

Большой старый дом был погружен в темноту. Свет горел лишь в одном окне верхнего этажа в спальне Джейн.

Рон открыл дверь и стал осторожно подниматься по лестнице, но слишком поздно вспомнил о проклятой ступеньке — она громко заскрипела.

Теперь он наверняка разбудил Джейн, но, может, это и к лучшему. Он сразу попросит прощения, пока еще полон решимости… И вдруг услышал крики и глухой стук.

В несколько прыжков Рон достиг лестничной площадки, на которой уже появился Джек Джекобс. Одной рукой он тащил за волосы Джейн, а в другой держал тяжелый, похожий на дубинку электрический фонарик, каким пользуется полиция.

Рон остановился, как вкопанный, увидев ужас на лице Джейн. Болотного цвета глаза Джекобса маниакально блестели, а на губах играла торжествующая усмешка.

— А ну, иди сюда, Бартон, — приказал он со злобной гримасой. — Мы с твоей хозяйкой и ублюдком Марии заждались.

— Отпусти ее, — тихо сказал Рон и поднял руку, показывая, что в ней ничего нет. — Ведь тебе нужен я. Отпусти ее.

Джекобс с явной издевкой посмотрел в глаза Рону.

— Эта сучка, моя жена, разве не рассказывала, как ее держали в узде? Например, я неплохо управляюсь с этим фонарем. Разве что не артист в этом деле.

Рон впервые в жизни почувствовал настоящий страх.

— Если ты причинишь зло моей жене и ребенку, я убью тебя, Джекобс.

Он почти физически ощущал презрение и ненависть Джекобса.

— Ты хорошо поработал, — заметил тот, явно сознавая в этот момент свое превосходство. — Спустил на меня всю свору. Вы хотите отнять у меня мальчишек, убедили их, что я плохой отец — все, даже этот адвокатишка, которому я плачу. Считаете, что сестра Марии и ее никудышный муженек лучше воспитают моих собственных детей, мою родную плоть и кровь, да?

Рон, заметив ссадину и синяк на щеке Джейн, невольно вспомнил, чего натерпелась за все эти годы бедняжка Мария. Для такого зверя, как Джекобс, и смерти мало.

— Не я избил Джека и Джонни, — ледяным тоном произнес Рон, еле сдерживая себя.

— Ну и что? — отмахнулся Джекобс. — Меня отец тоже бил. Мальчишки ничего не имеют против ремня; битье делает их крепче, они становятся мужчинами.

— А какой мужчина бьет женщину?! — воскликнула возмущенная Джейн. В словах ее прозвучало презрение, а в глазах застыл страх.

— Да тот, кто мужчина получше, чем твой муженек, — с издевкой протянул Джекобс. — Скажите-ка, миссис Бартон, у вас не бегут мурашки по телу, когда он прикасается?

Глаза Джейн сверкнули неподдельным гневом, и она с размаху ударила Джекобса локтем в пах. С диким ревом он отшатнулся от нее.

Этим минутным замешательством противника и воспользовался Рон. Бросившись вперед, он сбил Джекобса с ног. Тот с грохотом упал, выронив фонарик, но быстро вскочил и принялся размахивать руками, как мельница крыльями.

Увертываясь от его кулаков, Рон изловчился и все же ударил Джекобса в скулу, но тот оставался несокрушим, как окаменелое дерево. Рон вился вокруг неповоротливого Джекобса, нанося короткие, но сильные удары то в живот, то под колени, а то и в пах, что было особенно болезненно. Наконец Джекобс с ревом согнулся пополам и рухнул.

Обессиленный Рон уселся на верхнюю ступеньку лестницы, пережидая, когда перестанет кружиться голова. Джейн дрожащими руками гладила его по лицу и вытирала кровь с разбитой губы.

— Как ты? — в тревоге спрашивала Джейн. — Что у тебя задето?

— Гордость, — хрипло промолвил он и встревоженно окинул взглядом лицо Джейн.

Ее глаза были полны слез, щека распухла, но в целом ничего страшного не произошло. Она казалась испуганной и такой трогательно беззащитной в своей легкой сорочке, что ему захотелось взять ее на руки и не отпускать от себя ни на миг.

Но от волнения голос прозвучал грубовато, когда он торопливо спросил:

— С тобой все в порядке? Где Габи?

— С нами все хорошо. — Джейн с отвращением бросила взгляд на мучнисто-бледное лицо Джекобса. — Он грозился выкрасть мальчиков и увезти их в Мексику. Сказал, что мы… никогда не забудем его.

Рон заскрипел зубами в бессильном гневе. — Как он попал в дом?

— Я услышала шум на крыльце, решила, что это ты, и открыла.

— Конечно, даже не спросив, кто за дверью?

Джейн обиженно поджала губы.

— Я беспокоилась. Алан не знал, где ты; я звонила Джеймсу. Он сказал, что ты давно уехал.

— Я решил проехаться по дорогам, которые знал с детства. Иногда это помогает привести мысли в порядок.

— И помогло? — От нее пахло детским тальком и духами.

— Помогло, пока не налетел на штраф за превышение скорости. После этого я только и думал, во сколько мне обойдется это удовольствие.

Джейн сделала глубокий вдох, отчего грудь ее высоко поднялась в низком вырезе ночной сорочки:

— Рон Бартон… если ты еще раз повторишь какую-нибудь из своих глупых выходок, клянусь, я отниму у тебя ключи от «мерседеса» и зашвырну их так далеко, что ты их никогда не найдешь.

Ему трудно было разобраться в путанице одолевавших его чувств, но одно он знал: во что бы то ни стало он снова завоюет ее любовь.

— Не беспокойся, — прошептал Рон, прижимая к себе Джейн. — Теперь, когда мы ждем прибавления в семействе, я не могу позволить себе выбрасывать сотни тысяч долларов на штрафы дорожной полиции. Давно следовало бы отучиться от дурных привычек.

Он осторожно дотронулся до ссадины на ее щеке, и вдруг острая боль пронзила его. Он едва удержался от крика и лишь теснее прижался лицом к ее плечу.

— Прости, — сказал он сдавленным голосом. — Все, что ты говорила обо мне, верно. Я эгоист и чертов лицемер.

— Лицемер?

— Да, самый настоящий. Подумаешь, мои чувства задеты! А при чем здесь ты?

Взяв его ладонь, Джейн прижала ее к своему лицу.

— Я не должна была так поступать. Я не имею права не понимать, что чувствуют другие.

Рон смотрел ей в глаза. В них бушевало такое смятение, что это должно было бы испугать его. Но вместо этого он мысленно поклялся, что никогда больше не посмеет обидеть Джейн.

— Осторожней, детка. Не перехвали меня. Я не так часто и охотно признаю свою вину. — Он говорил тихо и спокойно, словно просто ставил ее в известность.

— И я тоже, — улыбнулась Джейн. — Возможно, нам обоим придется кое-что изменить. Например, для начала, нашу привычку спать в разных комнатах. — Губы у нее дрожали. — Мне так не хватает борьбы за свою часть одеяла. Или твоей руки на моем плече по утрам, когда я просыпаюсь…

Рон почувствовал, как жаркий туман застилает глаза и он вот-вот неприлично растрогается.

— Что ж, я мог бы время от времени…

Джейн вскинула брови.

— Время от времени?..

— Я не имею в виду разные комнаты, — поспешил ответить он. — Я хочу сказать, что ты сможешь время от времени просыпаться на моей руке.

Брови Джейн превратились в одну строгую линию.

— Рон Бартон, если ты опять начнешь жалеть себя…

Он остановил ее тираду поцелуем.

— Не кричи на меня, ладно? Я должен сказать тебе нечто очень важное, но прежде прошу: не кричи.

На этот раз он целовал ее страстно, требовательно, нетерпеливо и до тех пор, пока у обоих не перехватило дыхание.

— О! — наконец передохнула Джейн, слабея от головокружения. Теперь я знаю, за что так люблю тебя.

— А я — тебя. Но это не все. Подожди, я еще докажу, на что способен твой муженек.

Джейн сделала вид, что заинтригована.

— Ты о победе над Джекобсом? Кстати, надо вызвать полицию, чтобы забрали его туда, где ему надлежит быть.

— Отличная идея, дорогая. Кстати, нам надо поспешить, пока он не очнулся. Однако есть еще одна небольшая проблемка, которую требуется решить…

— Речь идет о Габи?

— Не только, хотя придется забросить ее к Чейнам по пути в больницу. После того, конечно, как полиция увезет Джекобса.

Джейн испуганно втянула в себя воздух.

— В больницу?

Краска залила лицо разгневанного Рона.

— Ты помнишь мой последний удар снизу? В боксе он называется апперкотом. Это он уложил Джекобса, — сердито заключил Рон.

— О, мой герой, это был великолепный удар, — поддразнила его Джейн, но глаза ее смотрели серьезно.

— Да, но только твой герой сломал себе при этом кисть.

— О, нет! — в отчаянии воскликнула Джейн. — Рон, что же теперь делать? Как я могу помочь?

Рон сцепил зубы, почувствовав приближение нового приступа боли. В глазах жены он, однако, не увидел пугавшей его жалости. Он знал: ее больше не будет.

— Во-первых, давай договоримся, что ты не разведешься со мной, пока моя рука будет в гипсе и я не смогу водить машину.

Он никогда еще не видел у Джейн такой прекрасной улыбки.

— Обещаю, — промолвила она.

— Даже если я буду кричать на тебя, пинать ногами двери, мебель и вести себя, как последний идиот? Джейн уловила прежнюю тревогу в темных глазах.

— Даже тогда, — сказала она твердо.

И уложив себе на колени его пострадавшую руку, стала покрывать поцелуями упрямый подбородок.

— Кроме того, — шепнула Джейн, когда он с явным облегчением закрыл глаза, — я действительно без ума от твоего тела, поэтому согласна на все.

— И в радости, и в горе?..

— Пока смерть не разлучит нас…

 

Эпилог

Солнце в этот великолепный воскресный весенний день приятно грело круглый животик Джейн.

Маленькие Джекобсы уехали несколько часов назад, после недельного пребывания, и Рон, категорически запретил хлопотать по дому, велел ей отдыхать. Роль мамаши трех сорванцов и малышки Габи порядком утомила Джейн.

Пройдет еще немного времени, и в их семье будет прибавление. Она буквально считала дни. Через две недели, по ее расчетам, Джеймс Алан Бартон будет лежать у мамы на руках вместо того, чтобы озорно брыкаться в ее чреве.

— Вода со льдом для Мамы-Будды.

Открыв глаза, она увидела улыбающиеся лица Рона и Габи, которую он удобно пристроил на своем бедре. В руках у Габи была кружка с желанной водой.

— Ма-ма, — произнесла девчушка и улыбнулась, показав все свои шесть перламутровых зубиков и только что прорезавшийся седьмой.

— Спасибо, малышка, — пробормотала Джейн, осторожно беря у нее кружку. Поскольку Габи не сводила с нее черных любопытных глазенок, Джейн долго смаковала воду, причмокивая, вздыхая и восклицая к великому восторгу девочку: — Вку-у-у-сно.

— Ву-у, — протянула девочка, и Джейн расплылась в улыбке.

После неоднократных обсуждений она и Рон пришли к заключению, что у них просто гениальный ребенок.

Разумеется, это мнение разделяли все Чейны и миссис Квинсли, которые были убеждены, что Джейн святая, ибо она без единого упрека и жалобы, а, наоборот, с улыбкой и необыкновенной легкостью справлялась с младенцем, у которого резались зубы, и мужем, у которого Бог знает какой дурной и вспыльчивый характер.

Миссис Квинсли каждую неделю заявляла об уходе. Однажды утром, выведенная из себя раздраженными придирками Рона, она запустила в него диванной подушкой и грозно приказала закрыть рот на весь остаток дня, иначе она заставит его съесть эту подушку.

Джейн не осмелилась при Роне расхохотаться, чего ей страшно хотелось, но потом тайком искренне поблагодарила миссис Квинсли.

— Ну, маленькая мама, как мы чувствуем себя сегодня? — спросил Рон стоим ленивым приглушенным голосом, который так любила Джейн. Она теряет от него голову, когда погашен свет и они остаются вдвоем в спальне.

— Как перезревший плод, готовый лопнуть, — пробормотала Джейн.

Она наблюдала из-под чуть прикрытых век, как Рон усадил рядом с ней Габи и сунул малышке бутылочку с соком, вытащив ее из заднего кармана джинсов.

— Перезревший, говоришь? — так же лениво протянул он и прилег рядом на лужайке. Осторожно повернувшись к Джейн, он приложил ухо к ее животу.

От Рона пахло солнцем, трудовым потом и скошенной травой. Солнце высвечивало серебряные пряди в его спутанных волосах, и Джейн, не удержавшись, коснулась их пальцами.

— Малышу уже не терпится, бунтует вовсю, — смеясь промолвила она. — Весь в отца, которому даже с гипсом на руке неймется поработать. Места себе не находит.

Рон поднял голову и заглянул ей в глаза.

— Эй, разве я плохо поработал, признайся?

Джейн фыркнула.

— Первый раз встречаю такого самонадеянного и упрямого человека — мужчину и дитя одновременно.

Ее действительно не переставало удивлять, как большой и сильный Рон может быть то трогательно несмелым влюбленным подростком, то пылким любовником, то, наконец, волевым и упрямым мужчиной-супругом. Но она знала одно: с каждым днем он становится ей все дороже. Джейн любила его.

— Неужели у меня нет качеств, компенсирующих многочисленные недостатки? — спросил он лукаво.

Джейн задумчиво надула губки, прекрасно понимая, какого ответа от нее ждут.

— Должна сознаться, что кое-что меня приятно удивило в последние дни…

Рон довольно усмехнулся.

— Компенсации иногда расширяют кругозор.

— Согласна, — пробормотала она. — А ты, мой господин, на них мастер.

Она уткнулась носом в его ключицу, вдыхая запах согретой солнцем кожи, и коснулась губами рубцов на правом плече. Он больше не стеснялся, да и вообще забывал о них, когда целовал свою жену.