Прижимая Габи к плечу, Джейн закрыла за собой дверь приемной Рона. Безупречно одетая и тщательно ухоженная женщина примерно одних лет с Джейн подняла на нее глаза.

— Добрый день, мэм. Могу я вам помочь?

Джейн ответила любезной улыбкой.

— Надеюсь, что да. Я не договорилась о встрече, но может быть, мистер Бартон найдет для меня несколько минут? Я… я его жена, Джейн.

Женщина просияла и стремительно протянула ей руку.

— Миссис Бартон, как приятно наконец встретить вас! Я Джулия Макмиллан, коллега Рона. Мы несколько раз говорили с вами по телефону.

Джейн пожала ей руку.

— О, конечно. Мне тоже очень приятно.

— А это, очевидно, Габриэлла? Рон рассказывал, что она самая прелестная девочка на свете, и я, пожалуй, согласна.

Джейн пыталась сохранить на лице улыбку.

— Можно, я войду? — тихо промолвила Джейн.

Джулия бросила взгляд на аппаратуру, где все еще мигал красный огонек, означавший, что телефон Рона занят.

— Да, пожалуйста. Только советую не делать резких движений — вполне можете лишиться головы.

Джейн нахмурилась.

— Он в плохом настроении?

— О, нет. Плохое настроение в последнее время стало нормой. Сегодня с ним просто невозможно разговаривать.

Мисс Макмиллан вернулась к столу и села.

— Может быть, какое-то очень сложное дело?

Джулия странно посмотрела на Джейн.

— Именно так. Позавчера суд присяжных вынес оправдательный приговор вопреки ожиданиям всех, включая и Рона. — Она пожала плечами, внезапно смутившись. — Но вам, конечно, известно обо всем лучше, чем мне.

Джейн улыбнулась в ответ так, как она улыбалась своим пациентам, когда нечего было сказать.

— В сущности, я ничего об этом не слышала. Мы оба так заняты, а потом, знаете, маленький ребенок…

Мисс Макмиллан снова смутилась.

— Конечно.

Постучав в дверь кабинета, Джейн медленно приоткрыла ее. Рон сидел за огромным столом красного дерева и, прижав правым плечом к уху телефонную трубку, левой рукой лихорадочно что-то записывал в желтый блокнот.

Его хмурое лицо мгновенно стало отстраненно холодным, когда он увидел Джейн, а ей показалось, будто у нее перед носом захлопнули дверь.

— Да, черт побери, я буду свидетельствовать, — прорычал он в трубку, не спуская глаз с жены и ребенка. — Да, конечно, я видел синяки на теле обоих мальчиков, и они не могли получить их, играя с собакой.

Джейн, поколебавшись, села на один из кожаных стульев, стоявших для удобства посетителей недалеко от стола. Габриэллу она пристроила на коленях и убедилась, что девочка снова уснула.

— Да, хорошо, я подожду.

Рон бросил ручку на стол и откинулся в кресле. На нем была рубашка в желтую и коричневую клетку с длинными рукавами, на одном из которых он закатал манжету. Старые джинсы местами совсем побелели. Ярко-оранжевый галстук с завязанной петлей висел на абажуре настольной лампы.

— Добро пожаловать в мой кабинет. — Он иронично улыбнулся.

Эту улыбку Джейн просто ненавидела.

— Если бы я знал, что ты придешь, то навел бы здесь порядок.

— Если бы ты знал, что я приду, то постарался бы удрать куда-нибудь подальше отсюда, как делал в последнее время.

Кожа на его скулах побледнела и стала почти серой, но он сдержался.

— Я полагал, так лучше для нас обоих.

— Это второе твое единоличное решение после того, как ты переселился в гостиную.

Прежде чем он успел ответить, человек на другом конце провода снова заговорил.

Ожидая конца беседы, Джейн осматривала просторный кабинет Рона. Как утверждает наука психология, вещи, которыми человек окружает себя, позволяют судить о его характере. В случае с Роном это было очевидно. Кто еще, кроме него, мог выбрать кабинет с глухими кирпичными стенами, недосягаемо высоким потолком и поцарапанным паркетом?

Джейн внимательно разглядывала пейзажи на стене, когда Рон наконец повесил трубку.

— Прости, что заставил тебя ждать.

— Ничего. Если я забыла предупредить тебя раньше, то сообщаю сейчас, что беру отпуск на эту неделю.

— Ты не забыла.

Рон подвинулся вместе со стулом и дотронулся до бутылки с виски и стакана, которые держал в нижнем ящике стола.

Открыв бутылку одной рукой, он налил себе — этому Рон обучился достаточно хорошо. Так же, как водить машину, одеваться и готовить еду. Но кое-что для него все-таки оставалось недоступным.

— Что сказал доктор?

— Что у нашей маленькой девочки отличное здоровье, что она быстро набирает вес и вообще все в порядке. Приглашает через три недели для первой прививки.

Рон поморщился.

— Звучит страшновато.

— Иногда легкая боль полезна, — прошептала Джейн.

Он допил виски и задумался, налить ли еще, но тут же напомнил себе, насколько дурацкая это идея. После спиртного он слишком много говорит о своих проблемах.

Аккуратно убрав бутылку и стакан, Рон захлопнул ящик стола.

— Предварительное слушание дела Джекобса отложено на девятнадцатое августа. Я собираюсь присутствовать.

Через две недели, прикинула Джейн. В их теперешней ситуации это целая жизнь.

— Наверное, я тоже должна там быть?

В ответ он лишь слегка передернул плечами.

— Если хочешь, хотя в этом нет особой необходимости.

Джейн посмотрела на спящую дочурку. Габи была такой маленькой и такой трогательно совершенной. Сердце замирало при одной мысли о том, что пришлось бы отказаться от нее, если бы их брак оказался неудачным.

— Рон, ты хочешь развестись?

— Нет, а ты?

Сухость тона заставила Джейн поднять глаза. Он был очень вежлив, но держался отстраненно с того самого утра, когда увидел, как она смотрит на его шрамы.

С тех пор он отвергал все ее попытки сломать стену, которую воздвиг между ними. Джейн убеждала себя, что не имеет права судить его, так как не была в его шкуре, не испытывала унижения от любопытных взглядов и необходимости просить помощи у каждого встречного. Она повторяла себе, что не должна быть нетерпеливой и злой, но иногда так хотелось стукнуть его по башке, что Джейн с трудом сдерживалась.

— Я даю тебе еще месяц, — сказала она пугающе мягким голосом. — Делай все, что считаешь нужным, убеждай себя, что я бесчувственная дрянь только потому, что позволила себе так сильно отреагировать на боль близкого человека. Отсиживайся в гостиной, спи один, если тебе так легче. Ты получаешь мое разрешение еще тридцать дней жалеть себя сутками напролет, если это сделает тебя счастливым.

У Рона дрогнула щека.

— Ну а потом? Что будет потом?

Прижав к себе Габи, Джейн встала.

— А потом у тебя будет выбор: или мы разводимся, или ты перестаешь вести себя, как эгоистичный капризный ребенок, и становишься нормальным мужчиной, достойным любви, уважения и поддержки. Короче тем, за кого я выходила замуж.

Его лицо было абсолютно белым, глаза горели. Он не двигался.

— Я вынесу это на подробное рассмотрение, — ответил он ледяным тоном.

— Уверена, что именно так ты и поступишь.

Джейн прижала малышку к одному плечу, перекинула через другое пакет с подгузниками и свою сумочку и пошла с высоко поднятой головой. Сердце ее глухо билось.

Выходя, она не хлопнула дверью, но всерьез подумывала об этом.

* * *

В пятницу старое кирпичное здание быстро пустело. Служащие, которые обычно толпились в холле и коридорах, теперь заполнили рестораны и бары Старого Сакраменто, выпивая, болтая друг с другом и вообще отлично проводя время.

Джулия ушла пораньше, чтобы до возвращения домой успеть занести кое-какие бумаги в здание суда. Рон оказался в том одиночестве, которым он обычно дорожил. Обычно, но не сегодня.

Сегодня, в этом опустевшем здании он еще отчетливей ощутил, какой одинокой была его жизнь в последние годы. Если он заходил в бар или ресторан, то всегда по делу, а когда переговоры заканчивались, никто не приглашал его выпить по-приятельски рюмку-другую.

Нет сомнений, в этом его собственная вина. Он намеренно создавал себе репутацию крутого парня с плохим характером. Лучше быть неприятным, чем жалким, сказал себе после больницы Рон. А вскоре он понял, что стал и тем, и другим.

До встречи с Джейн он даже не подозревал, как одинок и как отчаянно хочет разрушить созданный им вокруг себя вакуум.

Что ж, Бартон, ты его разрушил. Только теперь Джейн думает, что ты еще и трус. И это правда.

* * *

Джейн сунула в ротик Габи очередную ложку рисовой каши и подождала, пока та снова выплюнет ее обратно. Малышка еще только училась соразмерять свои потребности в пище с умением удовлетворять их.

В это воскресное утро на улице моросил дождь, а потому Рон отменил еженедельные конные соревнования с Аланом. Джейн ожидала, что сразу после кофе муж отправится в контору, но вместо этого он удалился в свою комнату, сетуя на то, что ему необходимо сделать массу звонков.

— Не похоже, чтобы такой способ кормления ей понравился.

Подняв голову, Джейн увидела, что Рон стоит в дверях с пустой чашкой из-под кофе в руке и смотрит на нее. Он был в ботинках для верховой езды, джинсах и светлой ковбойской рубашке. Отросшие волосы ложились на воротник и слегка топорщились над ушами.

Сердце Джейн гулко застучало, ей стало жарко. Он не прикасался к жене с того ужасного утра, но это не означало, что ей удалось не думать о его теле. При одной мысли о руке Рона, ласкающей ее грудь, во рту Джейн пересохло.

— Просто она еще не распробовала вкус каши, — пробормотала Джейн, вытирая малышке подбородок. Взглянув на перепачканный нагрудник Габи и свою блузку, она улыбнулась. — Иногда мне хочется оклеить себя, ее и кухню моющимся пластиком.

Рон поставил чашку на стол, затем принес кофейник и снова наполнил их чашки.

— Это еще ничего. — Он расположился на стуле и вытянул ноги. — Видела бы ты, как я привыкал есть левой рукой. Мне грозила голодная смерть, пока я не научился съедать обед вместо того, чтобы вываливать его на себя, — с горькой улыбкой сказал Рон.

Он уже не так холодно держался с Джейн, хотя стена между ними все еще существовала.

— Похоже, ты выжил.

— Да, но до могилы было не так уж далеко. От меня остались кожа и кости.

Она осторожно улыбнулась, вытерла личико дочурки мягкой салфеткой и в последний раз попыталась впихнуть в нее остатки каши.

— Ну давай, моя красавица, еще ложечку за маму, — ворковала Джейн, но безрезультатно.

Явно недовольная Габи отвернулась и издала предупреждающий вопль. Джейн поспешно бросила ложку и вынула девочку из высокого стульчика.

— Упрямый маленький чертенок, — холодно прокомментировал Рон.

— Не такой упрямый, как его папочка, — пробормотала Джейн, пристраивая малышку на руке, чтобы дать ей бутылочку с молочной смесью.

— Папочка старается. Может быть, он хочет, чтобы его похвалили?

Он смотрел на Джейн так, словно старался запомнить каждую черточку ее лица.

— Мы не на гонках, Рон. Если наш брак развалится, не выиграет никто. А пострадает больше всех Габи.

Рон стиснул зубы и, ничего не ответив, поглядел в окно. В кухне воцарилось напряженное молчание, нарушаемое только шумом дождя и причмокиванием сосущего соску ребенка.

Через минуту, наевшись, Габи энергично выплюнула соску.

— Ну хорошо, а теперь сделаем массажик. Джейн говорила мягко и убедительно. Поставив бутылочку на стол, она вытерла ребенку ротик и, прижав животиком к плечу, стала легонько гладить по спинке, пока Габи не срыгнула.

Джейн весело рассмеялась.

— Вот какая ты у меня умница, — ворковала она, целуя ребенка в шелковистые волосики.

— Дай ее мне, — грубовато сказал Рон. — А ты выпей свой кофе. Судя по твоему виду, тебе надо взбодриться.

Джейн передала малышку Рону. Он вздрогнул, когда она невзначай коснулась его рукой.

— Извини, я не нарочно.

Она взяла свою чашку с кофе и жадно отпила несколько больших глотков.

— Ну как? Теперь я выгляжу лучше?

Подняв голову, она увидела боль в его глазах.

— Сандерс, я не могу все время следить за тем, что говорю, — уже не сдерживаясь, бросил Рон.

— А почему? Ведь от меня ты этого ждешь, и я, кстати, так и поступаю.

Он поморщился.

— Это не одно и то же.

— Проклятие! Почему не одно и то же?

Она встала, чтобы отнести Габи наверх, но вместо этого внезапно зажала рот рукой, бросилась в туалет и, захлопнув за собой дверь, наклонилась над унитазом. Ее вырвало:

— Джейн?

Она вытерла рот полотенцем, закрыла крышку унитаза и села на нее, ожидая, пока пройдет дурнота.

— Я сейчас.

— Что случилось? Тебе помочь?

— Нет. Посмотри за Габи, ладно?

Но Рон не ушел. Вместо этого он открыл дверь и просунул в нее голову. Его рот был крепко сжат, а глаза полны тревоги. Только сейчас, когда жене стало плохо, он понял, как сильно тревожится за нее.

— Где Габи? — раздраженно спросила Джейн. Она могла думать только об одном.

— Сидит на своем стульчике. — Он приблизился к Джейн и сразу заполнил собой небольшое помещение. — Так что же все-таки с тобой?

— Все в порядке. Теперь, когда я избавилась от своего завтрака.

— Это первые признаки гриппа?

Джейн хотелось закричать. Вместо этого она коротко и нервно рассмеялась.

— Нет. Это первые признаки беременности.

Его взгляд стал бессмысленным, челюсть отвисла.

— Ты ждешь ребенка?

— По крайней мере так сказал врач.

Наконец-то это случилось. Но вместо восторженного изумления и счастья, которые она так долго мечтала увидеть на его лице, Джейн встретили лишь растерянность и безмерный страх. Все ясно: Рон не хочет ребенка.

Она медленно встала, отвела в сторону протянутую для помощи руку и пошла в кухню, чтобы взять дочь. Наверху сменила Габи подгузник, перепеленала ее, спокойно удалилась в свою комнату и закрыла дверь.

Только после этого Джейн разрыдалась.

* * *

Когда около четырех часов дня дождь утих, Рон отправился на ранчо, Джейн и Габи спали.

Он убедил себя, что едет из-за лошади, которой нужна тренировка, но по дороге понял, что похож на раненого зверя, уползающего в свою берлогу.

Джеймс, чистящий стойла, когда Рон пересек порог, поднял глаза от лопаты и улыбнулся.

— Привет, выглядишь так, будто похоронил любимую кошку!

— У меня выходной. Решил приехать посмотреть. Убедиться, что ты все делаешь, как надо.

Джеймс хмыкнул.

— А как ты это узнаешь? Ты теперь один из белых воротничков. Для тебя не существует ни сено, ни лопата для навоза.

— Мы, интеллектуалы, оставляем это для сельских ребят, вроде тебя.

— Вы, интеллектуалы, сделаны из того самого, что я сгребаю вот этой лопатой.

Джеймс сдвинул шляпу на затылок, вытер влажный лоб тыльной стороной руки и снова водрузил стетсон на лоб.

Пользуясь передышкой, он наполнил чашку из термоса и вопросительно поднял брови.

— Кофе?

Рон покачал головой.

— Я стараюсь сократить потребление кофе.

Джеймс ополовинил чашку одним глотком, а потом стал пить медленно и с удовольствием.

— Ты слышал? Мадонна принесла жеребенка. Лиз гуляет с ним во дворе.

— Я думал, девочки в ее возрасте склонны интересоваться больше мальчиками, чем лошадьми.

— Это произойдет рано или поздно. А пока я рад, что она так же сходит с ума по лошадям, как когда-то ее мать. — Его лицо исказила гримаса боли, но вскоре он снова улыбнулся. — Ну а как моя любимая невестка?

Рон приехал на ранчо именно потому, что знал: рано или поздно брат заговорит о Джейн. Видит Бог, он нуждался в дружеском совете, но был слишком горд, чтобы попросить его.

— Она ждет ребенка.

Джеймс замер, а потом оставил кружку с кофе и от души хлопнул брата по спине.

— Поздравляю, парень! Я горжусь тобой!

Рон с трудом сдержался. При одной мысли о том, что Джейн носит его ребенка, у Рона внутри все похолодело. Не потому, что он этого не хотел. Просто не очень верил, что может быть мужем, тем более отцом двух детей.

— Нечем гордиться, брат. Мне повезет, если она позволит дождаться срока, чтобы помочь ей при родах.

— Вы что, поругались?

— Да, и крупно.

Не нарушая молчания, они вышли на широкий двор. Распрямив широкие плечи, Джеймс смотрел на серое низкое небо, а Рон — на знакомые с детства горы.

— Может, расскажешь? — спросил Джеймс, не глядя на брата.

— Да тут и рассказывать нечего. Она жалуется, что я веду себя, как эгоистичный ребенок, и настолько погружен в собственные проблемы, что не отличаю подлинного сочувствия от жалости.

— Это когда ты снимаешь рубашку?

Рону никогда не удавалось провести брата. Наверное, поэтому они росли, постоянно споря друг с другом по любому поводу.

— Да. Думаю, я потерял над собой контроль и вел себя, как последний идиот.

Джеймс покачал головой.

— Отец всегда говорил, что ты упрямый мул и гордец. Похоже, он был прав.

Рон, сунув руку в карман, направился в угол загона.

— Известный адвокат с репутацией опасного противника легко сдался только потому, что женщина, которую он любит больше всего на свете, отнеслась к его увечью не так, как он того ожидал.

— Оставь, Рон. Старая история. — Джеймс говорил неожиданно серьезно.

— Не такая уж старая, Джеймс. Когда я уезжал из дома, моя жена рыдала. Я хотел успокоить ее и на коленях просить дать мне еще один шанс, но не смог.

— Почему, черт побери?

Рон посмотрел на Джеймса и в его глазах, печальных и полных боли, увидел самого себя.

— Потому что она заперлась от меня в своей спальне.