Изможденная, но счастливая, Энн уронила голову на грудь Дрю. Сердце его билось часто и гулко, и ритм его совпадал с биением ее сердца. То единение, которое она испытала с ним, принесло ей ощущение, будто теперь ей ведомы все тайны его души: что он любит и чего не любит, что его раздражает, и что радует, что его огорчает, чего он боится. Конечно, это была иллюзия, но сладостная иллюзия, и Энн не хотелось гнать ее.

Она хотела знать все об этом мужчине, который принес ее телу такое блаженство, какого она никогда не знала и едва ли когда узнает. Но Энн была реалисткой. Этот момент был лишь всплеском в ровном течении времени. Такое не повторяется. Но как же ей хотелось в этом ошибиться!

— Ты не спишь? — спросил он.

— Вовсе нет.

Она провела рукой по его животу и вдруг почувствовала, что его рука коснулась ее точно так же. Это спонтанное движение навстречу друг другу почему-то заставило обоих смутиться.

— Энн.

— Угу, — один его голос заставил ее окунуться в сладкую истому.

— Послушай. Я говорил тебе, что мне очень жаль твоего отца?

Энн замерла, сердце ее сжалось. Такого она не ожидала.

— Нет, никогда не говорил.

— Мне, правда, очень жаль.

— Спасибо тебе, — прошептала она, с трудом находя слова. Об отце она старалась не думать, потому что воспоминания о нем всегда доводили ее до слез.

— Я старался объяснить своему отцу, что он совершает чудовищную ошибку. — Энн почувствовала, как он напрягся. — Но ты же знаешь, да и каждый знает, что Джона Макмиллана невозможно было ни в чем разубедить. Он всегда считал, что только он один прав.

Дрю помолчал и слегка повернулся, чтобы видеть выражение ее лица.

— Знаешь, самое скверное во всем этом было то, что даже на могилу твоего отца он пришел с этим убеждением.

— Нет, — прошептала Энн. — Самое скверное это то, что вы оба так никогда и не поняли друг друга.

— Видит Бог, я старался, — голос его звучал безжизненно. — Но бесполезно. Он всегда поступал по-своему и никак иначе.

— Это плохо.

— Если бы не мама…

Ему не надо было больше ничего говорить. Энн все поняла.

— Да, моя мама тоже всегда была мне опорой, пока не заболела. Если врачи правы, утверждая, что переживания провоцируют рак, то моя мама — тому подтверждение. А разгильдяйство Питера ее добило.

Дрю нервно моргнул.

— Мне это тоже ужасно неприятно. Я все отдал бы, чтобы того несчастного случая не было.

— В той аварии ты не виноват. И я не осуждаю тебя. Ни за Питера, ни за моего отца. Сама судьба иногда решает поставить нам подножку, и никогда не знаешь, где это случится.

— А ты ведь в глубине души уверена, что это Питер разгромил твой салон?

— Да, и мне горько сознавать, что он до такого докатился. — Она потупила глаза. — Может быть, мне следовало пойти ему навстречу и еще раз выручить.

— Не говори так. Даже не думай об этом. Ему надо понять, что он не может каждый раз бежать к тебе за помощью, как только снова влипнет в неприятности.

— Пожалуй, ты прав. Но когда я вспоминаю, во что превратился мой чудесный салон… — голос ее задрожал.

Дрю обнял ее.

— Салон будет убран и отремонтирован, вот увидишь. Хрупкие вещи надо просто убрать от греха подальше.

— Бедный, бедный Питер.

— А знаешь, если б не эта неприятность, то, может, и всего остального не случилось бы. Я ведь твердо зарекся держать себя в руках.

— Ты что, решил исповедаться? — Энн хотелось немножко подразнить его, чтобы как-то развеять охватившую их грусть. Таким, как теперь, она его никогда не видела. Искренность Дрю тронула ее до глубины души.

Он как будто почувствовал, что слишком раскрылся, и напустил на себя беззаботный вид.

— Ты права, хватит этих исповедальных разговоров. У нас есть дела поважнее.

— А именно?

Он улыбнулся и провел кончиком пальца по ее груди.

— Восхитительно.

— Слишком большая, — вздохнула Энн.

— Неправда.

— Это надо понимать как комплимент? — игриво спросила она.

— Твоя грудь — само совершенство, — он пощекотал языком ее сосок.

Энн зажмурилась.

— Хорошо?

— Невероятно! О…

Он приблизил свое лицо к ее лицу и коснулся губами ее век. Потом снова уткнулся в ее груди, ловя губами затвердевшие вдруг соски.

— О, Дрю… — Энн прижалась к нему, сгорая от нахлынувшего вновь желания.

— А не перебраться ли нам в постель?

С того момента, как невидимая сила толкнула их друг к другу, они так и лежали посреди комнаты на мягком ковре.

— Как хочешь, — пробормотала она, не в силах думать ни о чем, пока его губы проделывали что-то невероятное с ее телом.

— Я сам не знаю, чего хочу. Не думаю, что я хотел бы еще куда-то идти.

— Я тоже. Но, может, тебе неудобно? Я хочу сказать…

Он усмехнулся.

— Не беспокойся о моих коленках. На этот раз ты будешь сверху.

С этими словами он перевернул ее так, что она оказалась верхом на нем. Энн глубоко вздохнула, глаза ее расширились. Дрю, казалось, проник так глубоко, что немыслимо было вообразить. Она свела ноги, чтобы сжать его еще сильнее.

Он нетерпеливо вскрикнул и обхватил ее за талию.

Их охватил неистовый восторг. Сердце Энн рвалось из груди. Ее отчаянно влекла вершина наслаждения, казавшаяся такой близкой.

Вдруг он издал гортанный крик и изогнулся всем телом. Энн показалось, что он пронзил ее насквозь. Мир вокруг нее обрушился, как разбитое зеркало.

— О, Дрю, — простонала она и рухнула ему на грудь.

Потом они и в самом деле перебрались на кровать и заснули. Энн разбудил яркий солнечный свет. Поначалу она никак не могла сориентироваться в обстановке, ощущая необычную слабость. Потом вдруг все вспомнила. Она присела на постели и обвела комнату взглядом.

Из ванной вышел Дрю, подбирая на ходу свою одежду, все еще разбросанную по ковру. Во рту у Энн враз пересохло. Он был совершенно нагим. И хотя она совсем недавно касалась каждого дюйма этого тела, вид его при свете в полный рост привел ее в возбуждение.

— Доброе утро, — спокойно сказал он, как будто прогуливаться обнаженным было для него привычным делом. — Я уж было решил, что ты проспишь до полудня.

— А… который час?

Он взглянул на свой «ролекс».

— Восемь.

— Уже восемь! — воскликнула она. — Мне же в девять надо накладки приделывать.

— Ты опять за свое? Энн покраснела. Дрю расхохотался:

— Ей-богу, ты скромничаешь.

— Я имела в виду, что должна сделать накладные ногти одной даме.

Ее серьезный тон заставил Дрю рассмеяться еще сильнее. Энн ответила ему улыбкой, которая тут же угасла, поскольку она вспомнила о разгроме.

— Как ты думаешь, я сегодня смогу работать?

— Сбегай в магазин и купи все, что требуется. Лицо ее просветлело.

— Подсобное помещение осталось нетронутым. По-моему, там у меня есть все необходимое.

Они немного помолчали.

— Накладки, говоришь? — Дрю покачал головой. — Забавно. Я запомню эту шутку.

— Ах, ты… — она швырнула в него подушкой и попала прямо по голове.

— Наповал, — с наигранной серьезностью произнес Дрю.

Они оба рассмеялись. Но смех замер, потому что иное чувство оказалось сильнее. Они испытывали такую близость, когда не нужны никакие слова.

— Энн…

— Да? — прошептала она, пытаясь подавить те неистовые чувства, которые он всегда пробуждал в ней.

Дрю тоже не был так спокоен, как хотел казаться. Вены его набухли и пульсировали. Надевая рубашку, он с трудом попадал в рукава.

Но Энн не могла отогнать навязчивую мысль, мрачной тучей нависшую над радостью этого утра. Увидятся ли они снова? Или это приключение на одну ночь, какие он так любит?

«Не причитай, Энн», — приказала она себе. В конце концов, она знала, на что шла.

Она ведь представляла, с кем имеет дело. Даже если они оба захотят серьезных отношений, ничего не получится, Слишком они разные. Он богат, она — скорей наоборот. Он живет, словно гонщик, она любит размеренность и порядок, Она привыкла соблюдать правила, он — нарушать.

Дрю натянул джинсы и застегнул пояс. Взгляд Энн упал на его руки, которые совсем недавно проделывали что-то невообразимо приятное с ее гибким, податливым телом.

И тут она поняла. С нею произошло самое худшее. Она влюбилась. А может быть, любила его всегда. Внутри у нее все оборвалось, и она не вскрикнула только потому, что сильно прикусила губу.

— Я загляну к тебе в салон, хорошо?

Он глядел на нее, и взгляд его лучился нежностью.

— Хорошо, — прошептала она чуть слышно. Он повернулся и направился к выходу.

— Я люблю тебя.

Ну вот она и сказала эти слова. Как надкусила запретный плод.

Но он уже не слышал. Комната была пуста.