Рано утром, едва успели продрать глаза, на сеновал зашел тот самый бородатый. Выглядел он бодрячком, похоже, никакой боли не испытывал, хотя повязка на животе имелась, но в сравнении с прошлым порез, видимо, сущие пустяки. Успел переодеться и для начала низко поклонился, прижимая руку к сердцу, горячо поблагодарив за спасение. Звучало это несколько косноязычно, и половина слов незнакомые, видно готские, но смысл очевиден. На вежливое отмахивание еще раз поклонился и щелкнул пальцами. Моментально возник старый знакомец Отто.

— Ему тяжело говорить на словенском, — пояснил свое появление. — Хочет, чтобы недоразумений не было.

Дальше последовала достаточно длинная и красочная речь с бесконечными комплиментами, извинениями и обещаниями, прерываемая на паузу для перевода. Суть ее сводилось к тому, что семейство его никогда не было неблагодарным и обещания выполняет. Но сами понимаете, здесь все живут с хозяйства, на продажу почти ничего не идет. Даже пшеницу и рожь для вывоза не сеют, нет смысла. Настоящей цены никто не даст, и везти далеко. Кроме того, у него большие проблемы. Жена померла, дети малые, а сыновей двое, и только один в силу вошел, хоть и молод. А Отто еще мал. Старается, да силенок не хватает. Тот переводил с мученическим видом. Слова ему, безусловно, не по душе пришлись.

Зато здесь охота хорошая, продолжал хозяин. Зверя всякого непуганого в округе полно. Только кто же снимает шкуру летом? Это разве с медведем хорошо, в это время у Топтыгина самый длинный и пушистый мех. Зимой медведя бьют из-за мяса и сала, но такие шкуры берут хуже. Пушных зверей брать надо в холодное время года. Сколько угодно белок здесь, но они стоят сущую мелочь. Зато есть лисы, рыси, бобры обычные и гигантские, куница, соболь — того немного, но имеется. Чего душе желательно, то и взять запросто. Здесь его угодья, и он каждую тропку знает.

В общем, есть предложение. Вы же люди вольные, на запад идете, да без особых прибытков. Опять же фузею неплохо приобрести да обеспечить будущий год. Припасы там, одежду, порох и прочее. Поработать у него до весны, а все добытые зимой шкуры по праву будут ваши. Ему ничего не надо. С кожи не прокормишься, а детей у него куча.

С сенокосом запоздал из-за болезни, а на одну корову не меньше трехсот пудов сена потребно, овес слишком рано поспел, картофель сорняком зарос, а по реке скоро сельдь-бешенка пойдет на нерест. На весь год можно заготовить, но рук не хватит. А он посадит на насад, что по реке приходит с торговцами. Все лучше, чем грести добрый месяц. И ближе к побережью цены на шкурки много выше. Вам дополнительный доход немалый, чем сдать здесь даже за серебро. Помогите, а? Или вас ждут?

Данила посмотрел на Земислава. Тот кивнул, подтверждая мысли. Торопиться особо некуда, договоренность четкая. Им самим на пользу, а в поселке частенько подставляли плечо соседям в сложных и срочных случаях, с которыми семья не справлялась самостоятельно. Здесь требуются работники постоянно до самой зимы. Никто не станет забрасывать собственное хозяйство, дабы спасать даже хорошего человека. И наверняка, имей возможность, позвал бы знакомого за плату, чем просить прохожих, унижаясь. Значит, надо подсобить, тем более что не за одну кормежку и благодарность.

На самом деле не такой уж плохой вариант. Хуторяне помощнику платили до гривны в неделю. Причем часть продуктами. А здесь наверняка много больше можно взять пушниной. Места безлюдные, и дичь не выбитая. Заявиться к продавцам оружия с голым задом и мешком золота — не лучшая идея. Еще примут за разбойника, и вместо покупок придется знакомиться с княжьими блюстителями порядка. Надо иметь чем расплачиваться на первое время и объяснение для людей, зачем возвращаться имеется желание. Да и подход к торговцам удобнее, когда есть что показать и предложить. На слово в Смоленске и горожанам не верят.

* * *

— Ты о чем думаешь? — пихая в бок кулаком, потребовала Лизка.

— О том, — честно ответил Данила, — не можешь ли кричать потише? Земислав проснется.

Она еще и ругалась во время их любовных игр в голос по-черному на двух языках, и подозрение, что не в курсе, что именно говорит, уверенно развеяла при осторожном вопросе. Почему-то такое поведение нешуточно возбуждало.

— Я не специально, — хихикнув, созналась она. — Так получается. А его чего стеречься? Просыпается, только если обращаются. Как это возможно, не понимаю.

Здесь она, безусловно, права. Его странный товарищ определенно был волхвом. Умудрялся слышать совсем слабые звуки в лесу и не реагировал на происходящее рядом. Хоть нарочно стучи по соседству — никакого движения, однако стоит позвать по имени — и моментально вскочит. И дело не в бесконечной работе, от которой ломило плечи и мечтал спокойно отдохнуть в первые дни. Из-за смерти хозяйки и болезни старшего со сроками запаздывали, и приходилось наверстывать.

Хозяин и сам трудился до полного изнеможения, наверняка стараясь подготовиться к будущему без дополнительных батраков, и остальных не забывал подгонять. Ему все было мало. Еще весной, когда снег сошел и земля малость отогрелась и просохла, раскорчевал и распахал дополнительно к имеющемуся раньше пару десятин. Семья растет, кормить надо. Гречихой засеял. На целине если первой пшеницу посеять, то ее в стебель гонит, колос малый дает. Он положил еще без них в почву три пуда на десятину, но собрали уже вместе сто пудов со своих четырех десятин.

Надо было заготавливать сено для скотины в огромном количестве. В лесу это сложное занятие. Иногда приходилось отмахивать немалые концы за парочкой стогов. Это продолжалось почти месяц. К счастью, погода выпала удачная, дожди отсутствовали. Скошенная трава подсыхала на солнышке и постепенно превращалась в сено. Когда вдруг надвигалась тучка, его приходилось сгребать в копны или скирды. А уж когда совсем трава высохла, из сена делали большой стог и перевозили на двор. Только кажется, что махать целый день вилами и граблями в удовольствие. Когда с утра до вечера и сутками без остановки, достаточно устаешь.

Понять хозяина, конечно, нетрудно. Шесть коров специальной молочной породы, в лес их самостоятельно не выпустишь. Два десятка овец, свиньи. Четыре лошади, два вола. К счастью, доить, заквашивать молоко и изготавливать из него сыр и масло и без Данилы имелось кому. Кроме младенца, днем обнаружить дрыхнувшего или изучающего облака лентяя было невозможно.

Никто не торчал на виду без дела. Посидеть спокойно или сбегать в лес, на речку считалось за счастье. И хуже всего был гнус, буквально заедавший. В их краях такого огромного и злобного не водилось — появлялся в сезон ненадолго и быстро исчезал. А эти кровососущие могли и буквально сожрать.

Вставали до рассвета и ложились затемно. Требовалось сажать кучу овощей, предварительно вспахав огород. Морковь, лук, горох, редис. Редьку сеяли позже, вместе с репой и огурцами. В последнюю очередь рассаживали капусту. А дальше требовалось ухаживать за ними, попутно следя, чтобы лесные звери не сжамкали ростки. Прополка, поливка, коли требуется, уборка, переборка, расфасовка, сушка продукта.

Ему приходилось и прежде работать подобным образом, однако и для отца, и для Данилы все-таки огород с полем в основном подспорье. Жили они не за их счет. А здешний глава семьи норовил набить запасами все пристройки и подвал до отказа. Запасливый, не хуже сурка. Дубовые бочки (все, кроме железных изделий, своим руками создано) с грибами, квашеной капустой, ягодами, рыбой, салом, мясом.

Оно и понятно, окружающая дом природа давала обильные плоды. Орешник-лещина и шишки кедровые, множество всяких грибов и малина, черника, голубика. Добыть буквально в ста саженях за оградой парочку птиц, оленя чуть дальше и рыбу не составляло труда. Даже мед имелся в недалекой пасеке. Вот с солью было туго. Ее привозили издалека, и ценилась она недешево.

— Дан, сильно много думаешь, я еще хочу.

— Я просил не называть меня Даном!

— Ну, ты же зовешь Лизой, а я, если правильно, даже не Эльза, а Элизабет.

— Так Дан — на самом деле от Богдана, сколько вам всем объяснять!

— Дан — это хорошее имя, — полезла шаловливыми ручками ниже пояса. — Будто из наших.

Приблизительно так ответил и Отто. На древнем языке это «судья», а народ данов был не хуже го́тов. Выходцы из свеев и дальние родственники. Когда готы ушли на юг и подчинили тамошние племена, даны остались в прежних местах. То есть вроде бы комплимент данам делают, ставя на одну доску с собой.

Трудно все-таки понимать чужаков, даже говорящих с тобой на одном языке. Когда Лизка принялась ходить вокруг него на манер кошки и чуть не вешалась на шею, Данила обратился к хозяину. Меньше всего желалось повторения неудачного прошлого, с заключительным венчанием без его желания. И если уж жениться на пусть симпатичной, то придется остаться здесь навсегда, а ему это вовсе не мечталось. На удивление, отец девушки не только не внял осторожным намекам, а прямо позволил дочери забавляться.

Дикари часто отправляли жен и дочек в качестве подарка гостям, но среди христиан такое не принято. Отец Федор даже вполне невинные игры на Ивана Купалу норовил запретить. Совсем не удалось, теперь разжигали костер подальше от поселка. А здешние, оказывается, позволяли своим девкам гулять до замужества. И наличие ребенка при сватовстве скорее было дополнительным плюсом. Не иначе, по тем самым причинам, что и сеземцы: новая кровь. Наверняка все эти готы друг другу приходятся тем или иным родичем. Так что никто не собирался ловить его на девке и тащить в церковь.

А когда отсутствует опаска, какой смысл отбрыкиваться от предложенного и манящего? Вот она в руках, и на том все мысли отшибает. Не первый месяц баб не видел вообще, а хотелось не только посмотреть издали. Привык все-таки к определенным приятностям, расположенным через забор, и всерьез этого не хватало. А тут в руках, считай, на законных основаниях молодое, горячее и податливое тело. Ничуть не хуже Марии, в иных отношениях и лучше. Тогда он был несмышленыш и шел за женщиной. Теперь сам управлял и учил.

— Мне с тобой повезло, — усаживаясь сверху, уверенно производя нужные действия, определяя, куда надо, и опускаясь, попутно стряхнув с глаз мешающие волосы, сообщила, — говорят, вначале больно и не всем нравится, если парни неумелые.

— Спасибо и на этом, — погладив бедро, согласился Данила.

Если вначале он был осторожен и максимально нежен, очень стараясь не испортить впечатление и продолжить столь приятное знакомство, очень скоро она вошла во вкус, проявляя немалый темперамент и требуя продолжения. Не всегда после целого дня работы и желание появляется, а она все искала понравившихся впечатлений. Иной раз сама все делала, ему оставалось дивиться решительности и ненасытности нежданной подруги.

— Нет, правда, — ухватив его ладони и перенеся на свою грудь, воскликнула Эльза, — ты меня многому научил. Я же в семье старшая, посоветоваться не с кем после смерти матери. А теперь муж у меня вот здесь будет, — и показала сжатый кулак. — Феликса стану держать за его отросток крепко, — залилась смехом.

— Муж? — спросил Данила, перестав ласкать грудь девушки. — Ты уже знаешь кто?

— Ну да, — сказала она, нетерпеливо ерзая и устраиваясь на нем удобнее. — Ты чего остановился? Я же с малолетства посватанная. Конечно знаю.

— И какой он? — с некоторой оторопью спросил Данила.

— Обычный. Семья хорошая, невесток не гнобят. А у тебя было много женщин?

— Одна, — честно сознался.

— Всего? — в голосе определенно прозвучало разочарование.

— Тут важно, чтобы оба хотели друг другу приятное сделать, а не спешить.

— Тогда она хорошо тебя обучила, — заявила Эльза утвердительно.

— Это всего лишь дело опыта.

— Не ври, — начав двигаться, сказала Лизка, — знаю я, как иной раз женщины с вашим братом мужиком страдают. Он про ее душу не заботится, о желаниях не спрашивает, силой взял и захрапел.

Интересно, где этого наслушалась? Не иначе, в их церкви бабы сплетничают. Туда редко всей семьей отправляются, в основном по большим праздникам. За все время один раз и были. На Новый год в начале осени. Их с Земиславом с собой не взяли. Очень удачно, что приблудные батраки появились: есть кому за хозяйством присмотреть, пока семья гуляет. А то ведь надолго не уедешь, скотина терпеть голод и отсутствие дойки до возвращения не умеет.

— Ты ко мне всей душой, хоть и не останешься. Или не уйдешь? — спросила с надеждой.

— Надо, — отрезал Данила.

Хорошая девка, но ведь действительно нужно дальше отправляться, если хочет выполнить данное обещание. Да ведь и не тянет жениться. Лишние сложности, особенно с обиженным отвергнутым женихом и его семейством, помимо того что он все равно останется чужаком. Другое дело останавливаться, идя дальше. Полезные знакомства и приятная стоянка.

Соль здесь уйдет без проблем и с хорошим наваром, да и порох пользуется спросом. Фузеи он видел. Два старых фитильных в доме, более новое кремневое у старшего сына — Оскара. И очень недурственное у привезенного тем врача. После осмотра и подробных расспросов о симптомах и течении болезни подтвердил необходимость операции и заверил, что все сделано правильно. Более того, при всех признал необходимость и срочность ее. Неизвестно, успел бы помочь и сумел бы вытащить практически с того света. При разрыве кишки выживших не бывает, даже если врач решается на хирургическое вмешательство.

Очень приезжий лекарь заинтересовался методом отправления в сон, с лишением сознания при отсутствии боли. Для режущего людей полезное дело. Земислав, как всегда, мертво молчал, объясняясь жестами. Собственно, никто тому не удивлялся. Что он происходит из не так далеко живущих сарматов, приезжие вычислили практически мгновенно. Какие-то контакты существовали, пусть и не очень частые. Потому приняли как данность слабое знание языка. Разубеждать их гости не стали.

Старательно-косноязычно Данила изложил ход операции, упирая на «а тут он как резанет, кровь так и брызнула!». Земислав на его байку ухмыльнулся краем рта. Кажется, вообще впервые с их знакомства нечто вроде улыбки мелькнуло на лице. Затем, с разрешения волхва в виде кивка, Данила показал оба ингредиента. Еще раз убедился в правильности догадки. Корень достаточно хорошо известен, и это отнюдь не царский. В сосняках встречается, вроде дикой морковки с виду. А вот сухих листьев они оба не опознали. И единственное врач добился обещания поспрашивать и в случае находки поделиться. Даниле посулили неплохой прибыток, но это пока одни слова. Когда оно еще будет, коли вообще случится.

— Тогда я возьму свое, — глядя ему в глаза заявила Эльза. — Чтобы помнил.

Потом они долго лежали молча, обнявшись. Она положила голову на его грудь и слушала, как стучит сердце.

— Дан, как давно ты знаешь Земислава? — спросила еле слышно.

— Не очень, — честно ответил Данила. — А что?

— Он изгой?

— Нет, насколько я могу судить.

— Тогда еще хуже. Ты с юга…

Ну, это для нее Смоленск сильно дальняя южная территория. На самом деле как раз посредине расположен. Настоящий край иной. Там и солнце печет иначе, даже леса местами. Вся степь распахана, только под табуны пастбища оставили.

— …он из Союза. Вряд ли хоть что-нибудь раньше о таких слышал.

— Они называли себя сарматами, и не христиане, но для лесных племен нормальное дело. Чем дальше от побережья, тем меньше крещеных и больше язычников.

— Это только половина правды. Там, дальше на север, уже столетие идет война. Тамошние дикари совсем не похожи на знакомых тебе мирных охотников. Когда пришли остатки сарматов, члаги…

А вот тут вспомнилось начало знакомства. Дети при них говорили на словенском специально, но в первый момент как раз Эльза нечто сказала непонятное при их виде. Отто ответил «да», явно не желая продолжать разговор. Определенно тогда прозвучало это слово «члаг», но он не обратил внимания.

— …уже были оседлым земледельческим народом и достаточно многочисленным, пусть и разделенным на несколько групп. Сарматы принесли умение находить и обрабатывать железо, заключив союз с одним из небольших и слабых племен. С тех пор многое изменилось. Появились князья из выросших при Союзе общих сыновей. Род Темра начал подчинять себе соседей, создав постоянные войска. Они не грабили, а заставляли платить себе дань и давать людей в армию. Сопротивляющихся уничтожали, сдавшихся нередко переселяли или создавали на их землях свои поселки выселенцев из темрюков или воинских отрядов, беря в жены местных женщин из покоренных родов. Иногда очень далеко отправляли девок, раздавая лояльным семьям. Отличившиеся в боях, независимо от происхождения, становились богатыми за счет покоренных.

Рассказ сделался все более занимательным, и не зря она еле слышно шептала. Спит Земислав или нет, отсюда не было видно.

— Сначала темрюки покорили нижние племена, говорящие на одном языке с ними. Потом занялись средними, со схожим наречием, и добрались до верхних — совсем чужих. Там заканчиваются леса и начинается мамонтовая степь. Причем впереди отрядов члаги бежали во множестве, спасающиеся от тяжкой руки победителей, и несли ужас. Сзади их ждала смерть, и, ничуть не задумываясь, они толкали ее перед собой на наконечниках копий и стрел, вытесняя прежних насельников. По слухам, там была страшная резня до самого побережья.

Как-то не особенно жалко тамошних жителей-поморян, подумал Данила. Пока их отвадили южнее ходить, много крови текло. Норманны на каяках. Только этих выжгли, когда словенское население выросло и смогло прийти с ответным визитом. А поначалу было тяжело. Каждый день стычки, у моря житья не было от набегов. Не зря тамошние сеземцы отнеслись спокойно к первым словенам. Они сами селиться у моря опасались из-за налетчиков с севера, грабящих и убивающих. Воины в железе, не выбивающие всех подряд, а ограничивающиеся твердо оговоренной данью, пришлись тамошним племенам по душе. С удовольствием крестились и почти растворились в пришельцах. Мало кто теперь и помнит, откуда взялось тамошнее население.

— А правды никто не знает. Сюда, как понимаешь, попадают в лучшем случае мамонтовые бивни да моржовая кость. Не люди.

— Но к готам они воевать не ходят?

— У нас договор. А соглашения члаги выполняют. При всей жестокости и воинственности данное слово держат.

— О чем договор?

— Мы не ходим за Байоган — они не появляются у нас. И, — она поколебалась, — платим, чтобы нас не трогали.

— Много?

— Не знаю точно. О таких вещах с женщинами не говорят. Совет поселений решает, кто и сколько дает. Десятину от всего продукта, не меньше.

— Вы же говорили, готов тысяч сорок! — поразился Данила. — Вот так запросто согласиться на регулярную дань?

— А Союз сейчас может выставить не меньше пятнадцати тысяч воинов зараз. И это без вспомогательных отрядов от подчиненных племен. Живи мы одним городом — могли бы и отбиться. А так просто вырежут всех по частям. Им не привыкать. Да и запершись за стенами, долго не протянешь. До нового урожая. А члаги в поле выйти не позволят. У них умелые вожаки и опытные воины. Таких ошибок не совершают.

— Так откуда известно, что так, если вы за реку не ходите?

— Ну есть общение, — без особой охоты прошептала Лизка. — Торгуем потихоньку, бывает, жен на той стороне берут наши или ихние. В гости, случается, захаживают, детей показывают. Иногда помогаем соседям, коли нужда какая. Не по обязанности, по-людски. Вот и Земислав лечил, пусть и не обязан. А где люди, там и разговоры. Особенно среди баб. Некоторых вещей не скроешь.

— Так почему не позвать на помощь из княжеств?

— Зачем? — она искренне удивилась. — Мало нам ушкуйников из Пересеченя, не дающих нормально торговать с Зауральем…

А вот об этом ему до сих пор никто не сказал, насторожился парень. Сомнительно, что специально, просто не заходила речь о подобных крайне отвлеченных от работ вопросах. Сам не догадался завести разговор о торговле. Выходит, дорога все равно на Новый Смоленск, а уже потом к стольному городу. Надо бы порасспросить всерьез Отто об окрестностях и людских отношениях.

— …Так еще станут свои порядки наводить, и им придется платить за защиту. И новые вояки со старыми станут между собой выяснять, кто сильнее, наши земли примутся топтать, дома жечь, людей убивать. А нас и так никто не трогает за те же деньги. Пока члаги договор соблюдают, незачем вмешивать сюда еще дополнительных чужаков с неизвестными последствиями. Это не я так говорю, все так думают.

— Ну а фузеи неужели не просили раньше продавать? — сказал и пожалел. Невольно выскочило «раньше». Не так сложно догадаться о причине.

— Фитильные они испытывали, остались недовольными. Длинный ствол, большая тяжесть и малая скорострельность. Новые бы взяли, но дорого. Официального запрета нет. Иначе посчитают нарушением договора о добрососедстве, так что кое-что уходит через реку. Если сможешь привезти партию, неплохо заработаешь.

Похоже, все она поняла, но осталось равнодушной.

— А другие торговцы? — заинтересовался Данила. Кажется, ее не особо трогает, что он может заняться вооружением опасных соседей. Или не шибко верит в возможности. Что огромных богатств у вольного охотника не бывает, все прекрасно знают. Ну привезет полсотни стволов — и то на пушнине столько не выручить. Дешева она. И на тысячи воинов все одно не хватит.

— А им ходу за реку нет. Весь товар готам сдают и у нас же забирают. Кто за Байоган без разрешения ходил, назад не возвращался. Договор!

— И почему раньше не сказала? — спросил Данила после паузы. — И никто не говорил?

— А зачем? Сначала думали, ты и сам в курсе, раз с одним из них якшаешься свободно и он тебя слушается. Вон пояс на тебе какой. Сразу видно — не простой приблуда, не меньше полусотника.

И ведь была мысль, что непростой ремень подарили вместе с одеждой. Заклепки, рисунок, орнамент. Почитай, ни на одном из людей в поселке не увидел одинакового. Мелькнула мысль и ушла. Уж очень обрадовался. Все время чувствовал себя не лучшим образом, оставшись без своего ремня. Лыковая веревка отнюдь его не заменяла. Без пояса могли позволить себе выйти на улицу только дети. Для остальных — бесчестье. Не зря выражение «распоясаться», означает «опозориться».

— Потом отец запретил встревать. По весне уйдете — и не наше дело.

— Но ты все равно сказала.

— Думаю, тебе это важно. Будешь представлять, с кем дело имеешь. Члаги опасны, жестоки и отличные бойцы, однако сло́ва первыми не нарушают. Но вот с клятвопреступниками поступают по высшей справедливости. Весь род уничтожают. До некоторых и через годы дотягиваются.

— А про черного ягуара слышала? — после паузы спросил.

— Да все про него знают, — ничуть не удивилась Лиза. — Он давно в лесах живет. Когда первые готы пришли, уже был. Некоторые бают, и до члагов бродил. Ну то, поди, чистые враки. Это сколько же лет назад? Никто столько не живет. Несколько их, потому и видят в разных местах, а потом выдумывают. Просто они в одиночку, как тигры, гуляют. У тех свой участок, и эти не хуже. Вреда никакого не делают местным. Все сказки от пришлых пошли. А кто зря зверей не бьет, на земле работает и уважит при случае подношением…

Кажется, и на этой стороне Баюн жертвы имеет добровольные. Интересно, как это совмещается с христианством? А промежду слов легко поймать и случайную подсказку. Кое-кто поимел неприятности при попытке объегорить. И как бы не на манер того продемонстрированного сознательно покойника. Кто-то мешал просто принести золото? Специально Земислав показал, и не без умысла, если прямой приказ получил. Надо вести себя правильно.

— …того сроду без причины не трогали.

— Но он же разговаривает! — удивленный странным отношением, прошептал Данила.

— А, ты встречался! — моментально просекла Лизка. — Действительно все знает? И прямо в голове говорит? А какой он вблизи? Правда самец или, может, самка? — зачастила Лизка вопросами, даже позабыв понизить голос. Или это все равно?

— Так ты же слышала о нем?

— Все знают, но не каждый своими глазами видел вблизи. Какой он? — глаза горят, теребит рукой в нетерпении. Видимо, все же не боятся, однако рассказ о встрече одного близкого знакомого все мне точно передал и станет лучшей байкой этого года.

— Обычный зверь с виду. Только большой очень. А так… да… Сильно ученый, только половину слов не понимаешь.

— Это он тебя научил колыбель сделать?

— Чего это вдруг? — Данила даже обиделся умалением своих достижений. — Сам догадался.

Капризный ребенок будто чувствовал отсутствие мамки и требовал, чтобы его постоянно держали на руках, поднимая плач при малейшей попытке устроить хотя бы в люльку. Лизка как-то пожаловалась, что и обед нормально не сготовить. И тогда он показал, что способен на нечто большее, чем прополка огорода или таскание навоза. К счастью, кое-какие инструменты и старые железки в сарае хранились помимо топора.

Через несколько дней явился со сделанной в свободное время игрушкой. Установленная в дымоходе очага, она вращалась под действием проходящей по трубе струи нагретого воздуха и газов. При помощи специальной оси заставляет люльку равномерно качаться. Маленький крикун остался доволен. Еще больше — женская часть семьи, получившая немного свободы. Сразу после этого Лизка и стала тереться вроде случайно бедром и задевать грудью.

Внизу раздались шаги, и радостный голос Отто заорал:

— Вставайте! Ночью первый снег лег!

Лизка отчетливо выругалась и кинула вниз ботинком. Судя по звуку, попала.

— Все равно уже рассвет, — обиженно сообщил ее брат то, что и так было видно в открытую им дверь. Ночь ушла, скоро станет светло. Первые лучи солнца появились.

В общем, ничего нового не прозвучало. По утрам трава уже хрустела под ногами от инея. Небо стало высоким и бледно-голубым, и в нем загоготали гуси, улетающие на юг. Просто вышел срок. Пришла пора собираться на охоту, и это прощание. Данила еще появится до весны, но, считай, уже перебрался в охотничью избушку и станет думать об уходе.

— Не куксись, — сказал только дня нее. — Я люблю твой смех, ты тогда такая красивая.

— Правда? — спросила она, широко раскрыв глаза.

— Конечно! Как умеет Лиза улыбаться, можно бесконечно восторгаться, — выложил давно заготовленное на подобный случай.