— Жуть, — высказался с чувством Отто.

Ничего удивительного. Местность, раскинувшаяся внизу, именно такое чувство и вызывала. Старатели разворотили всю долину на двадцать верст в ширину и шестьдесят в длину. Трудно представить, что года три назад здесь был такой же лес, как и по соседству. Уцелела, не иначе случайно, всего парочка еле живых, с обрубленными ветками. Вся немалого размера долина, окаймленная холмами, превратилась в одну бесконечную пустыню, где видно только множество больших и малых глиняных куч вынутой почвы и кусков камней.

Желтую глину столько топтали, что она превратилась в огромное болото. Чтобы нормально ходить, между участками выкладывали доски. Даже не будучи здесь раньше, можно было определить, что прежде тут находилось много больше народу. Виднелись дыры, ведущие в глубину, и возле них никто не суетился. Так и стояли, никому не интересные. Над рабочими шахтами торчали странные сооружения, отдаленно похожие на шибеницы. Скрип лебедок смешивался с глухим гулом ударов лопат и кирок, криками старателей, стуком бадей.

— Совсем мало народу, участки без хозяев остались, — без особого удивления произнес Данила.

— Это мало? — пораженно переспросил Отто.

— Ага. Когда только нашли золото, иные копальщики в день добывали на полторы-две тысячи гривен. И оно лежало прямо на поверхности. Сюда шли буквально тысячи, от безденежных аристократов до сбежавших холопов, и остановить их было невозможно.

Делиться, сколь много их семья приобрела на этом нашествии, продавая в первую очередь продовольствие и оказывая всевозможную помощь, он не стал. Отец тоже изрядно просчитался. Мастерские, станки, приютный дом, помощь брату. Живи чуть скромнее — хватило бы надолго, а так все утекло меж пальцев. К сожалению, пророком он не оказался. Но тогда никто не догадывался, как быстро иссякнет золотой дождь, пролившийся на округу.

Кстати сказать, из их поселка многие удрали на прииски. Повезло одному, и то случайно. Продал участок за серьезную сумму и вернулся. А многие так и сгинули безвестно. Кто погиб в недрах земли, кто исчез неведомо куда, может, кости его где-то белеют, нарвался на грабителей, готовых убить за сущую ерунду, а кое-кто в шахтах продолжает трудиться за жалованье.

— Каждого не убьешь, тем более что населения в Новом Смоленске тогда было сотни три всех возрастов. Князь просто стал брать пошлину в десятую часть добытого.

— В смысле, вон те парни на дороге с оружием — стража? — показал гот на заставу, окруженную мощными стенами, запирающую выход из долины.

— Наверное. Целый форт замутили, чтобы не воровали. Только кто проверит проверяльщиков?

Отто хохотнул.

— Ну не наше дело. Зато участок за тобой закрепляется официальной бумагой, и отобрать его независимо от результатов гридни не позволят.

Просто года три был большой фарт, а потом с поверхности все выбрали. И здесь, и еще в парочке месторождений легкое золото закончилось. Все знают, надо идти в глубину, но это тяжелая работа, требуется уметь правильно крепить стенки шахты, иначе обвалится. Масса случаев, когда люди гибли. А овчинка выделки не стоит. В лучшем случае на десяток гривен наберешь за день, маша киркой в глубине. Это неплохо, но не сравнить с прежними рассказами о величайших удачах.

— Так почему все не уходят?

— Ой, сколько ходило рассказов об участках, брошенных отчаявшимися владельцами, где первый же новый старатель, едва копнув землю, находил кучу самородков. Я даже знал таких счастливцев, которые возвращались с набитыми золотом карманами домой. Сорок тысяч, двести тысяч, мешок размером с нашу телегу. Они, не считая, швырялись самородками за что угодно и больше запрошенного, вроде знай наших. Только таких в последние годы почти нет. Оставшиеся — неудачники. Их сводит с ума несбыточный шанс потерять целое состояние, оставив участок. Может, еще один взмах кирки — и станешь миллионером. Только большинство зря возится. Жила проходит глубже.

— А ты откуда знаешь?

— Сегодня это знает любой здешний…

— С чем пожаловали? — прерывая повествование, обратился стражник.

Совсем молодой парнишка, но при полном вооружении. В короткой кольчуге, с начищенным до блеска шлемом, на который Отто покосился откровенно-завистливо, с копьем в руке. Вид гордый, а опыта и без расспросов никакого. Видать, папа из гридней, и сам пошел по той же стезе. По юности опасен скорее желанием показать, кто здесь главный, чем фактически. Дать по шее, и все.

Впрочем, обижать его явно не рекомендовалось. Возле караульной будки расположился еще пяток воинов, с интересом их обоз разглядывающий. Не могли не разглядеть издалека и особой опасности в пяти сильно нагруженных повозках при десятке людей не заметили. Тем более что кроме запряженных лошадей у каждого своя, а то и две дополнительно. Немало вышло в целом, считая десяток добытых в бою промысловых. Ехали не так быстро, не свыше семи-восьми верст в час. На ровных участках мелкой рысью, на всех подъемах, даже небольших, шагом, и чтобы не перетруждать лошадей, соскакивали и шли пешком.

Не удивительно, что охрана не особо беспокоилась. И то, стали бы злоумышленники ехать по свету и у всех на виду прямо через пост. Сначала поискали бы более безопасную дорогу.

— Давыду Игнатьевичу, торговцу товар везем, — доложил Данила.

— Кому?

— Леку, — сказал еще один вояка постарше, подойдя.

— Товар? — в голосе первого прозвучало изумление. — У него на слоновую кость хватает, — гридни переглянулись.

— Он еще и торгует?

Даниле все это глумливое ехидство крайне не понравилось. Тем более что знают здесь дядьку по сомнительному прозвищу. Лек — игра в кости. Приходилось видеть.

— Не мое дело обсуждать старшего родича, — сообщил для собравшихся. Уже все стражники торчали рядом, внимательно прислушиваясь. Большинство без оружия, но добрая половина взрослые и, судя по поведению, опытные люди. Такие и без меча на многое способны. — Мое дело привезти, потом в приморье добро уйдет. Или вы пушнину по хорошей цене возьмете?

— Это откуда же привез?

— Издалека, с севера.

— А чего не на насаде, прямиком?

— Не берут игуменские суда нашего брата, а ждать обычного купца дело долгое.

— А он тебе кто, Давыдка? — спросил без усмешки пожилой дядя с седыми усами.

— Отца брат.

— Давно не видел?

— Лет семь, — честно ответил Данила.

— Езжай, — сказал, делая широкий жест, караульный, — то не наше дело, кому продашь привезенное издалека. За торговлю налог совсем другие люди берут. Вроде не дурак и далеко ходил, с прибытком вернулся. Не разбазарь.

— О чем это они? — потребовал Отто, когда отъехали.

— Понятия не имею. Все равно передумывать поздно, — произнес Данила после паузы, так и не разобравшись, к чему был странный разговор. — На месте будем смотреть.

Тем более что три телеги — их, а две с пушниной от готов, а также людей в помощь и для сохранения дал Старый. Со всех сторон его опутывали обязательствами, и приходилось ворочать мозгами, пытаясь понять, чего добиваются. Здесь ведь не просто желание найти еще одного поставщика. Наверняка не прочь подключиться к его делам. И дешевле напрямую покупать, и уже не откажешь просто так в маленькой просьбе.

Но не согласиться на дополнительную охрану после всего случившегося и добавочные крепкие руки было бы в высшей степени глупо. Пришлось бы оставить половину груза: втроем не утащить через чащобу. Конечно, по реке удобнее, но против течения до волока, и затем искать судно, которое уже загружено, тоже не слишком удобно. Напрямик при наличии проводников и справных вояк из готов не то чтобы удобнее, но изрядно короче и безопаснее.

— Так что ты про золото не закончил? — потребовал Отто.

— А? А… Россыпное золото — маленькие кусочки самородного металла в виде чешуек и зернышек. Раньше считалось, лишь в горах бывает. Выходит, здесь они и были, но очень давно и разрушились. Да оно и видно, кругом холмы. Никто не додумался до находки о таких вещах. Здесь нашли впервые.

Отто глубокомысленно хмыкнул.

— Ну да, раз мы с собой тот мешок тащим, еще где-то точно имеется. Только болтать не нужно.

Гот скривился, всем видом демонстрируя недовольство. Якобы давно усвоил многократно сказанное и тайну всем подряд излагать не собирается.

— Кто-то умный сказал, что в долину золото попало при разрушении коренных месторождений. Значит, возможна жила. Проблема старателей: чем глубже, тем больше просачивается в разработки вода и сильнее опасность обвала из-за рыхлой породы. Крепь тоже надо уметь ставить. Нужны были на работы специалисты, шахтеры, рудознатцы, чтобы искать кварцевые жилы с золотом. У этих набеглых таких сумм для мастеров не имелось, даже у самых удачливых. Даже у князя недостаточно. Надо ведь бить шурфы, прослеживая выход пород, выламывая в забое путь, и удобнее взрывать. Даже такое опасное и дорогое продвижение нередко обходится дешевле толпы рудокопов. Но профессионалы на дороге не валяются. Я уж не в курсе, как князь договаривался с Китежским епископатом, но тот выделил средства и людей.

— У них ведь есть шахты на Урале! — обрадованно воскликнул Отто.

— Вот именно. Серебро добывают. Сама здешняя россыпь уходит под камни вокруг долины, выходит с другой стороны и опять уходит. Они нашли жилу важнее. Последний раз, когда я слышал, уже били третий этаж шахты. Вроде еще есть разработки поменьше, но тысячи две работает в главном руднике, не меньше.

Тут даже Земислав, в обычной манере равнодушно валяющийся сзади, шевельнулся.

— Там огромное производство и масса самого разного народу. Руду добывают, поднимают на поверхность, дробят, промывают, обрабатывают. В глубине простые бревна не выдерживают. Пришлось сколачивать специальные ячейки, настолько прочные, что поверх них можно было устанавливать новые такие же. В результате все вокруг вырубили, и лес подходящий издалека возят. Еще охрана, от воровства. Сколько процентов прибыли хозяева имеют, наверное, они одни и знают, но содержание металла огромно. Не меньше двадцати златников на шесть берковцев, или шестьдесят пудов породы. Это очень много, — объяснил Отто. — И то потому что они разламывают коренную жилу. На считающемся богатым серебряном руднике берут до сотни гривен с такого веса.

— Так если охрана, как мы золото покажем? Скажут — ворованное. Надо было прямо в приморье рвануть.

— Если ничего не изменилось, у дядьки должна быть доля в участках, и не одна. Всегда можно подсунуть в выработку дополнительно. Придется десятину отдать, зато мы чистые и с бумагой, сдаем монахам официально металл. А сунься к кому с таким мешком — или зароют под забором, или сдадут властям. Мы же знакомств не имеем.

— Так, может, он кого знает? Давыд?

Данила прекрасно помнил: рядом с главным прииском с десяток мелких имеется. Там десяток-другой старателей копается в небольшом разрезе. Добывают мелочь, а на самом деле занимаются скупкой краденого золота, уплачивая за него немного больше, чем платит компания за труд. Это легко, потому что хозяин не несет расходов по добыче. Уличить этих людей трудно — они записывают золото добытым на своем отводе, который и держат для отвода глаз.

Правда, известны случаи, когда по-настоящему везло и на таком участке. Иногда на выход жилы или гнездо натыкались случайно. Потому и прикрытие для незаконной деятельности замечательное. И это тоже вариант, но не очень удобный. Придется расстаться не с десятью, а с бо́льшим процентом.

— Может, и в курсе, — нехотя буркнул.

Планы у Данилы имелись, да неизвестно как выйдет. Потому делиться раньше времени не хотелось.

Разговор прервался, когда они въехали в бесконечно тянущуюся слободу. Отто разинув рот вертел головой. Видимо, цивилизацию он представлял по книгам несколько иначе. Впечатление обстановка производила малоприятное.

Пыльная улица, бесконечно застроенная приземистыми халупами, из окон и дверей которых поглядывали нередко недобрые глаза. Скособоченные заборы, вдруг без всякого предупреждения добротный дом — и опять жуткая убогость, сменяющаяся крохотной лавочкой и кабаком, прямо перед которым валялась парочка пьяных. Такой попался на пути уже второй и отличался исключительно флюгером на крыше, изображающим вставшего на дыбы медведя. Кроме жилых изб, еще имелось немало складов, амбаров, конюшен, хлевов и прочих строений. Некоторые в весьма запущенном состоянии.

В кривые переулки и заглядывать не хотелось. Если, считай, на основной улице такое творится, там и вовсе жуть должна присутствовать и нищета. Наверняка ведь первоначально никто не собирался долго здесь жить и строился на скорую руку, добывая в первую очередь золото. Теперь так и существуют по привычке в убогости и грязи. Разве парочка собак оживляет пейзаж своим брехом.

И над всем этим «великолепием» возвышались хорошо видимые, поставленные в противоположных концах Нового Смоленска две крепости. Правая не просто на возвышенности, еще и окружена высоким земляным валом, по которому сверху проходила стена, составленная из могучих бревен. На самом деле ставили срубы, засыпая их землей, но снаружи таких тонкостей с первого взгляда не разобрать. Это княжеские хоромы.

А вот вторая более новая, со стеной, увенчанной двухскатной крышей, закрывавшей галерею и от непогоды, и от метательных снарядов, а для стрелков были проделаны окошки. Снаружи у холма возвышалась немалых размеров деревянная церковь. Внутри торчала недостроенная каменная, и на лесах суетились люди. Работы начались давно, и непохоже, что скоро закончатся.

— Эй, малец, — окликнул Данила первого попавшегося мальчишку, с интересом наблюдающего за обозом. — Подь сюда! — и когда тот бестрепетно приблизился, спросил: — Где Давыд торговец живет, знаешь?

— Покажу, — хитро блеснув глазами, согласился тот. — Гривна.

— Ты очумел? Сейчас другого кликну, смотри сколько вас.

— Те еще крепче потребуют. Жизнь дорогущая.

— Половину дам, — решив, что блуждания бессмысленны и чем скорее приедут, тем лучше, пообещал.

— Целую. Ты, видать, Нового Смоленска не знаешь. Здесь обед дороже.

— Ну иди, обедай.

— Дай, — подал голос Земислав.

Прозвучало достаточно неожиданно. Тот редко говорил зря.

— Ладно, показывай.

— Не, — озабоченно сказал мальчишка, — плату вперед. У нас в долг не отпускают.

— А ты возьмешь — и стрекача в переулок?

— Сговор нарушать нельзя, — наставительно заявил тот.

— Pacta sunt servanda, — пробормотал еле слышно Отто и хихикнул.

Это был такой тяжелый намек на их давний разговор и ругань по поводу данной им клятвы. Считать себя свободным от вырвавшихся глупых слов категорически отказывался. И в доказательство как раз приводил историю, с ее древними римлянами. На латыни это и означало «договоры должны соблюдаться». Кому в Беловодье требуется давно исчезнувший народ и его афоризмы, Данила не понимал и особо не стремился. Зачем-то в готской школе детей учили про великую державу. Он подозревал, из тщеславия, подчеркивая, какую империю их предки умудрились отметелить. Для гордости оснований маловато. Как раз пра-пра-пра здешних готов так и остались на месте, в отличие от основной толпы, и к развалу древней страны отношения не имели.

— Тогда садись на телегу и показывай, — протягивая монету, предложил Данила. — Вздумаешь ловчить — уши оборву.

Отрок показательно фыркнул, запрыгивая рядом, гордо уселся и показал рукой.

— Прямо и в переулок направо.

Вслед тронувшемуся обозу донеслась завистливая ругань от оставшейся детворы. Слова употребляли отнюдь не из книжек выуженные. В кабаках иной раз такое постесняются сказать вслух. Или побоятся. Недолго и в харю словить.

Переулок оказался заполненным неизвестно откуда взявшейся грязью и шириной ровно в одну лошадь с телегой. Их двойка могла идти только впритирку, и попадись навстречу другая повозка или даже человек, не разминуться. Кому-то пришлось бы пятиться задом достаточно долго.

— Много здесь живет народу?

— Да кто ж его знает, — очень рассудительно ответил мальчишка. — Тыщ пять, не меньше, ежели с бабами и детьми.

Достаточно весомо. По словенским меркам город с числом душ больше двадцати пяти тысяч считался большим. И таких монстров было по пальцам пересчитать. Девять десятых людей жили по деревням, иногда достаточно крупным, вроде их поселка, но город считался, лишь когда переваливало за тысячу насельников. И таких изрядно много разбросано по всей земле.

— Отец твой где работает? — спросил Отто после второго поворота в не менее кривой и грязный переулок, где отчетливо воняло какой-то дохлятиной.

— Преставился тятя, — крестясь, ответил проводник по запутанному району. — Лихоманка взяла. Огневица третьего года нагрянула, многие тогда померли, — он шмыгнул носом. — Сестры младшие тоже.

— У нас тоже была, но в прошлом, — пробормотал гот. — Не иначе кто-то из купцов и занес.

А это была еще одна причина, по которой к Даниле с его сомнительной историей отнеслись положительно. Не надежда, что он никого в будущем не заразит. Один из постоянных смоленских купцов не вернулся, очень вероятно тоже сгинул от болезни. Второй — Кочкарь — просто исчез вместе с кораблем и грузом. С очередным завозом товаров ожидались трудности. Его охрана ко всему имела где-то под задницей мошну с серебром на закупки крайне необходимой соли, пороха и всякого разного полезного добра по обстановке и возможности.

— У меня мамка в подкладку, — показав на свой дранный кафтан, похвастался мальчишка, — зашила молитвенный список. Каждую старуху-болезнь по имени поминает.

— А живете на что?

— Прачка она, стирает. Здесь налево, — показал рукой.

— Говорят, таким образом можно заработать больше иного золотоискателя.

— То прежде, — пренебрежительно отмахнулся, — когда на руках золота без счета имелось. Теперь не так.

— То есть цены не такие уж огромные, как втирал, — ласково сказал Данила.

— Так, может, и нет, — покосившись, возразил, — а все одно больше старых княжеств. Жалованье вроде больше, а на деле и платить в три раза дороже. Выжиги сплошные. Все, что было, на лечение ушло. То не монахи, — заявил с прорезавшейся злостью, — псы поганые. Про милосердие не ведают, гривны с простого люда тянут безмерно. Рудника им мало! Кровь сосут из простого народа, — а это уже явно не от себя, а услышанное где-то. — Всех за глотку взяли. Любые перевозки от монастыря, причалы и склады, лавки, работа от него же, лечиться и молиться к ним, и за все плати.

А вот это действительно так. Именно поэтому и их семья оказалась в не лучшем положении. Идти под чужую руку не захотели. Допустим, не в кабалу, но на положении младшего отец отказался. Монахи достаточно жестко контролировали любые речные поставки в Новый Смоленск, используя собственный речной флот. Нельзя сказать, что кто-то запрещал возить людей или товары, но мало кому удавалось продержаться долго. Умело сбивая цены и разоряя мелких торговцев, монахи держали главенство и могли прижать при желании кого угодно. В посредниках не нуждались.

Золото из шахты позволило развернуться достаточно серьезно. С другой стороны, не вложись в землю и оборудование, множество людей осталось бы вовсе без жалованья и средств к существованию. Те же здания в монастыре возводились местными людьми, и они получили работу на многие годы. А могли бродить по лесам с кистенем, подстерегая проезжих.

— Ну вот, — показал знаток местных улиц на ничем не примечательные ворота. — Приехали.

Данила соскочил с телеги, осматриваясь. Может, действительно куда надо прибыли. Забор не дырявый, на крыше труба кирпичная. У зажиточных людей избы были заметно выше, от земли до окон аршин четыре-пять. Кроме того, окна красные, то есть достаточно широкие, пропускающее много света через слюду, которую пришлось везти с гор. Немногие могли себе позволить такую роскошь. Большинство изб или вовсе окон не имели, или маленькое, с задвижным изнутри ставнем, чтобы не упускать тепла.

Постучал по воротам, слегка подождал и повторил. В ответ раздались легкие шаги, и в щель калитки выглянул большой голубой глаз.

— Ты чего-то ищешь? — спросил приятный девичий голос.

— Вера? — без особой уверенности позвал. — Не узнаешь? Я — Данила, сын Афанасия.

Он бы и сам не признал, даже видя не часть лица, а целиком. В последний раз они виделись еще малыми детьми, когда здесь только-только нашли золото и Давыд с семейством проследовал через их поселок, полный энтузиазма. Причем вовсе не собирался копаться в земле, уподобившись простым мужикам. Он вез с собой инструменты на продажу, продукты в немалом количестве и желание наживаться на других. И отца пытался сманить с собой в качестве работника на все руки. Вроде на первых порах вполне преуспел. А потом письма стали приходить все реже и реже. Фактически раз в год, не чаще.

— Данилка? — впал в изумление голос. — Ты живой!

— Ага. Вот приехал в гости.

— Мама, мама, — под топот удаляющихся ног кричала девушка, — Данилка приехал! — Отпереть ворота она на радостях забыла.

Тот оглянулся, ожидаемо обнаружив ухмыляющиеся рожи Отто и мальчишки-проводника. Земислав смотрел привычно-равнодушно — неизвестно, что вообще может вывести его из себя или заинтересовать вне узких рамок волхования. На удивление красноречив и рукоприкладист становился при объяснениях и поучениях, если задание не выполнено. Зачем с ним послали, с каждым днем становилось понятнее все меньше. Ни во что не вмешивался и вечно валялся на спине, если не требовалась помощь. О ней, тем не менее, требовалось прямо попросить.

— Я пошел, — независимо сказал отрок и исчез, прежде чем ворота принялись раскрываться.

Оттуда вынесло сразу кучу народу, кинувшегося обниматься и душить с поцелуями, не позволив обратиться со всем возможным вежеством. Сам Давыд, его жена, две дочери. Младшая Светлана была во времена первого знакомства совсем малявкой, и он ее не помнил абсолютно. Теперь выросла в девушку достаточно симпатичную.

— Пусть заезжают, — делая широкий жест, предложил дядька, с первого взгляда оценив размер обоза и присутствие неразговорчивых вооруженных охранников.

— Уж и не надеялись увидеть… Чем же кормить всех, — всплеснув руками, вскричала Анастасия Егорьевна, вгоняя гостя в ступор. Она почти открыто сообщала о нищете. Чтобы не нашлось у приличной хозяйки хоть каши с картошкой на не такую уж великую компанию посреди лета?..

Двор оказался немалым, подчеркивающим былое довольство. Добрая тысяча квадратных саженей и одновременно полностью пустой. Ни людей, ни скотины, если не считать несчастной буренки в хлеву. Жильцы тоже одеты не лучшим образом. Нет, не рванье, однако сарафаны старенькие, застиранные. У хозяйки вид замученный и сгорбленный. Да и Давыд какой-то худой до безобразия и страшно суетливый. Чем дальше, тем больше сознание сигнализировало о непорядке. Он вел всех сюда в убеждении, что дядька поможет и подскажет, а у того хозяйство, похоже, не в особо хорошем состоянии.

— Сами угощение выставим, — делая вид, что не понял затруднений и отложив до времени расспросы, провозгласил Данила. — Понятно же, как тяжело такую толпу сходу обслужить. А мы издалече и привыкли к трудностям. Все с собой везем.

Давыд подобострастно хихикнул. Анастасия Егорьевна выдохнула с явным облегчением. На лице Веры отчетливо проступило недовольство. Похоже, происходящее было ей не по душе. Зато Отто уставился на нее, будто на первейшее в мире чудо, открыв рот. Невысокая, в тонкой рубашке с вышивкой и старенькой юбке она смотрелась недурно, даже с босыми грязными ногами. И явно поразила гостя в самое сердце.

— Баньку надо затопить, — сказала девушка. — С дороги, чай.

— Вот за это большое спасибо. Хильд, — окликнул Данила одного из бородачей, подсунутых Ортаном. — Помоги девушке.

— Такой красавице, и чтоб отказать? — воскликнул гот со стандартным для их народа режущим слух акцентом.

Данила давно притерпелся и нормально разбирал их речи, но здешние родичи уставились с недоумением. По виду нормальные люди, не сеземцы, а говорят странно.

— Они кто? — тихонько спросила Светлана.

— Хорошие люди!

— Так где же ты столько был? Мать письма с каждой оказией присылала, а нам и утешить нечем. Честно сказать, и не надеялись на встречу. Ушкуй-то тоже пропал. На лихих людей подумали и в церкви за тебя свечки ставили.

Кого отпели живым, тот долго по свету ходит, мелькнула в голове старая поговорка.

— Ага, были разбойнички, — согласился Данила, — непременно поведаю. Разговор долгий выйдет.

— Да уж, немало походил, — вскричал дядька, с одобрением глядя на лошадей.

Тут все обернулись на дикое ржание Отто.

— В чем дело?

Гот скрючился от смеха, и попытки нечто сказать прерывались очередным приступом гогота. С огромным трудом ткнул рукой куда-то поверх забора. В первые мгновенья до Данилы не дошло. Ну улица, ну трактир. Еще раз проследил за направлением пальца и уперся взглядом во флюгер на крыше. С запозданием осознал не особо приятную истину. Знакомая примета — кабак, у которого так удачно нашел проводника. Выходит, дом Давыда через три избы от того места и водил парнишка их переулками, сделав круг. А то кто бы ему гривну отвалил за показ без дороги. Но ведь правильно привел, не обманул!

— Шустрые ребята проживают в Новом Смоленске, — признал Данила, невольно улыбнувшись.