Чела подумала и протянула руку за последним блюдом. Тщательно прожевала под взглядами и с сомнением нечто написала на восковой табличке. Положила ее в центре стола, посмотрев с вызовом. Во избежание ошибок, неправильно понятого мнения и для полной гарантии честности я до начала записал, из какого мяса каждое из десятка блюд приготовлено. Между прочим, пришлось слуг дворцовых припахивать для доставки. Не самому же носить. Она, в свою очередь, после дегустации создала свой список. Теперь мы сверим, и победитель будет найден, не оставляя места для сомнений.

Все дружно замерли, уставившись на мою, лежащую тыльной стороной вверх. Дело в том, что мы собрались в одной из комнат для свиты, и она притащила на представление троих подружек. Когда меня поставили в известность, ответно пригласил для компании Якима и его приятеля Гандрука Шлица, тоже подвизавшегося в телохранителях Джокума.

Шлиц мне не особо нравился. Он был злой и частенько срывался, делая и произнося лишнее. Ничего удивительного. Отец с детства воспитывал его кулаками, читая нотации о правильном ведении хозяйства и важности даже не экономии, а скупости. В наше время никто не застрахован от наказания и за плохую учебу. Вполне нормально высечь нерадивого, а старший в роду волен и над жизнью остальных. И все же ему доставалось много свыше обычного. Неудивительно, что в нем развились желчность и презрение к отцу вообще и его деревенскому образу жизни. Он вырос крепким, быстрым, готовым все раздать и мечтающим прославиться в боях, а не копаться в поле.

— А может, есть еще кто-нибудь готовый рискнуть? — вкрадчиво спросил я. — Пока ответ не оглашен.

Народ радостно зашумел. Через минуту неизвестно откуда появились новые таблички для записей. Прямо на лету принялись делаться ставки, а затем все набросились на миски, будто понаехали из голодного края. Причем присутствующие четко разбились на две категории. Одни, как на экзамене, просили подсказать или норовили заглянуть в чужие заметки, другие старательно прятали, страдая синдромом отличника и норовя выиграть пари.

— А теперь открываем, — тоном конферансье провозгласил я, когда все поучаствовали в распробовании, выкладывая свой список рядом с Челиным.

Вроде не так много нас, а вдруг стало тесно. Каждый хотел посмотреть на сравнение. Со всех сторон стискивали боками, причем женские одежды тонки и замечательно ощущаются соседские бедра и прижавшаяся к спине женская грудь. Хорошо здешние штаны сильно напоминают шаровары. При желании внутрь можно спрятать курицу, не то что внезапно возбудившуюся плоть.

— Нет! — возмущенно вскричала Чела, так и не угадавшая предмета спора.

Я ее очень хорошо понимал. Первое время тоже изумляли изыски поварихи. Как ей удавалось замаскировать вкус и при этом не применять кучи отбивающих чувства специй вроде перца, так и не уяснил. На кухню даже хозяину доступ отсутствовал, а рецепты у каждой хозяйки личные, чуть не от прадедов. Не зря известные мастерицы получали очень недурственное содержание, а у богачей за настоящими профессионалами шла жесткая конкуренция. Я, правда, подозревал, что данное искусство имеет очень низменное происхождение. Приготовить нечто из дешевых продуктов, приятное нанимателю. Курица могла ощущаться вовсе не курицей, а мясо помершего от старости быка, которое без крепких зубов и не прожуешь, молодым ягненком.

— Я думала — это! — показала Чела на переперченный пирог с бараньей начинкой.

— О Тьма, — пробурчал рядом Шлиц, прочитав очередную строчку и посмотрев на блюдо. — Говядина? От нее несло рыбой.

Я сочувственно кивнул. Данный экземпляр жвачного вырос на Дне возле реки. Несчастная скотина не имела пастбища и питалась рыбьими головами и потрохами. Хозяин у нее рыбак. А мясо приобрело очень специфический привкус. С непривычки достаточно неприятно, но в данном случае я объяснил ситуацию и позволил приготовить что угодно из чего угодно, но чтобы победа была за нами.

— Раз уж так… — После коротких шумных разборок практически никто не попал в цель, лишь одна девушка, но она назвала три сомнительных блюда, то есть стреляла наугад. — Предлагаю запить, — и я показал на принесенный бочонок.

Меня поддержали дружным ревом. Причем больше всех старались девушки. Про новый замечательный продукт уже многие наслышаны, тем более что по законам хорошего воспитания угостить знакомых правильно, а у самих вряд ли располагают финансовые возможности. Среди ближнего окружения Сили полно богатых и родовитых, однако это не означает, что родители оплачивают любую прихоть.

Сосуд с виньяком совсем маленький, литров на десять, да и выдержка всего год. О Тьма! Я во дворце уже скоро пять месяцев! Летит время…

Кажется, это называется «бренди», в отличие от настоящего коньяка. Но на нашу компанию, да с крепостью градусов в пятьдесят… Очень быстро легкая вечеринка превратилась в повальную пьянку с танцами на столе. Причем ноги девушка задирала не хуже какого канкана, и трусов на ней не имелось. Данный предмет нижней одежды пока не изобрели. Обычно оборачивали вокруг бедер кусок ткани, а в штанах и вовсе ничего не носили. Она была в платье и выплясывала под восторженные аплодисменты собравшихся с немалым пылом. Я все пытался вспомнить имя, но оно потерялось где-то под толстым слоем алкоголя. Тело непривычное, а на правах хозяина я всем наливал, и вместе выпивали. Тем более что в свите правительницы добрых два десятка молодых особ слабого пола, и я не так часто там появляюсь, чтобы каждую запомнить. Наверняка нас представляли, но извлечь из глубин памяти не удавалось.

— Что здесь происходит? — раздался с порога грозный бас.

Плясунья, пискнув, уселась на столешницу, сшибив остатки блюд, между которыми она лихо маневрировала. Остальные невольно обернулись. В дверях стоял не мужчина, а уже пожилая женщина. Она была в очень давние времена кормилицей Сили, а сейчас держала в твердых руках все ее окружение. Должность ее называлась «спадес» и примерно соответствовала статс-даме. Честно говоря, мне она не казалась страшной, несмотря на габариты танка и грубый голос. Но девушки находились в ее подчинении, и им было чего опасаться.

— Так, — сказала она с отчетливой угрозой, — позабыв о приличном поведении высокородных дам, гуляем. Не отпросившись! — Судя по тону, это было самым ужасным из возможных преступлений.

Она подошла, отобрала у одной из девушек кружку и хлебнула, крякнув.

— Пьем. — Та невольно попятилась. — В спальню! — провозгласила спадес голосом громовержца. — Завтра выясним меру вины каждой.

Чела за моей спиной застонала и поспешно пронеслась на выход вслед за остальной стайкой, обдав по дороге запахом духов и ветром. Первой оказалась та самая танцовщица. Судя по звуку, они так торопились, что уже в коридоре кто-то с грохотом упал.

Женщина посмотрела с неодобрением на застывших парней.

— Не думайте, — сообщила она, — что вас не касается. Я всех помню, — кивнула сама себе, допила из кружки и гордо вынесла огромное могучее тело наружу.

— Доложит, — сказал без особого огорчения Яким. — Надо было все же в другом месте собираться. У нас, что ли.

— Ну и Тьма с ней, — очень четко выговаривая слова, как произносят пьяные, пробурчал Шлиц. — Хорошие девочки.

— Пойдешь с нами?

— Нет, — отказался я. — Домой. А бочонок возьми с собой.

— О! — сказал довольно Шлиц. — Правильно!

— Только не пейте больше сегодня!

— Ланга угостим, с ребятами, да?

— Точно!

Ну и боги с вами, подумалось. Не мое, в конце концов, дело. Не папа с мамой и воспитывать не собираюсь. А уносить остатки к себе не по-товарищески. Пусть лучше в казарме парням нальют, грамм по двести выйдет, в этом возрасте ерунда. Зато рекламу прямо во дворце обеспечат.

Попрощались, посмотрел вслед удаляющимся и двинулся в противоположную сторону. Три шага — и с удивлением уставился на тяжелую портьеру, из-под которой выглядывали маленькие сафьяновые башмачки.

— Госпожа, — произнес я тихонько, — ужасная-преужасная спадес ушла. Можно вылезать.

— И вовсе я не от нее прячусь, — возразила, вылезая, маленькая девочка, чихнув от тамошней пыли.

Ну как маленькая. На вид лет двенадцать-тринадцать. Еще пара лет — и можно замуж выдавать. Тем более настоящая блондинка, с волосами цвета меда. Такие в Ойкумене в большой цене. В наших краях почти не водятся. К тому же платье из дорогой ткани, заколотое брошкой из серебра с изумрудами под цвет красивых зеленых глаз. Прочих прелестей пока не наблюдалось. Грудь плоская, и мордочка по-детски пухлая, покрытая пылью. Но одежда достаточно красноречиво сообщает о высоком положении родителей.

— Рудан Гунар, — представился, подчеркнуто уважительно кланяясь.

Она откинула косички за спину и изобразила надменный вид.

— Лохар Кари. Мой отец властитель клана Ходжу Арым.

— Мне знакомо имя этого достойного воина, — вторично кланяясь, заверил я.

Болтаться во дворце и кое-чего не усвоить из местной политики было бы невероятно глупо. Сили считает названного аристократа большим козлом и подлым интриганом, в любой момент готовым перебежать на сторону больше пообещавшего. То есть прямо таких слов в моем присутствии не произносила, зато на тренировочной площадке еще и не то матерно скажут. И судя по всему, ребенок здесь проживает в почетном статусе «гостьи», как еще с десяток девочек и не меньше мальчиков. Проще говоря, заложники. Нормальная традиция страховки от предательства держать при себе детей подозрительного типа.

— И куда же вы направлялись так поздно, благородная госпожа?

— Бабушка, — вздохнув, сказала она, — меня постоянно держит при себе. А в помещении душно. Я просто хотела прогуляться в сад, — глянула исподлобья и явно соврала, — а потом заблудилась.

— Не думаю, что ваша опекунша обрадуется, проснувшись ночью и не обнаружив внучки рядом. Позвольте провожу, — протянул руку. Где они должны квартировать, приблизительно представляю, а при необходимости недолго у караульных поинтересоваться.

— Она так храпит! — пробормотала девочка и испуганно глянула.

Я изобразил, что не услышал оговорки.

— Все же не стоит бегать без сопровождения взрослых.

— Разве во дворце правителя можно встретить не тонаха?

Она сильно наивна или издевается. Ну да, человек чести с уважением и почтением относится к женщине. Он никогда, ни при каких обстоятельствах не позволит оскорбить и унизить ее ни себе, ни другим. В теории. На практике пьяные парни, только что удалившиеся, еще не худший вариант. Мой прежний опыт прямо вопит об этом.

— О! — вдруг сказала Кари, останавливаясь. — Я вспомнила! Это же вы принесли во дворец «Стратегию» и «Двадцать одно»!

— Вам нравится играть? — вежливо спросил, останавливаясь и глядя через ее голову в очередное окно.

— Вторая — не очень, — честно созналась. — Там чистое везение, хотя картинки изумительные. А вот «Стратегия» — самая замечательная из настольных игр. Там думать требуется, и я почти всех обыграла, кроме правительницы и Гили, ее учительницы. Не могу никак ее поймать и предложить партию. Бабушка вечно мешает. Ой, Гили же ваша сестра! А поможете встретиться, или можно я с вами партию сыграю?

Воистину ее непосредственность безгранична. Но сейчас мне стало не до вежливых куртуазных бесед. Луна в последней четверти, видно не очень хорошо, и если вначале просто не сообразил, приняв за смену караула происходящее, то сейчас все сомнения оборвались. Часовой явно знал людей и подпустил их вплотную, а его зарезали. И откуда-то из кустов полезли вооруженные люди в немалом количестве. На учение или шутку это меньше всего походило.

— Госпожа Кари, — сказал я серьезно, — сейчас нам всем станет не до игр. Похоже, пришли убийцы.

Она ойкнула и уставилась в окно, повернувшись.

— Некогда, — дергая ее к себе, почти закричал я. Хмель, еще недавно бродивший в башке, куда-то испарился, и мозги соображали на удивление четко и последовательно. — Бегите к покоям и кричите во всю мочь. Дорогу знаете? — Она машинально кивнула, подтверждая догадку, что никаких «случайно заблудилась». — Как можно больше шума, — извлекая саблю из ножен, продолжал я инструктировать, — а у себя запретесь изнутри на засов. Вам все ясно?

— Да, — испуганно сказала она.

— Пошла, — толкая в спину, приказал я и во всю глотку заорал: — Нападение!

Нет, я не полный идиот. За пару минут во дворе мелькнуло с полсотни человек. Встать на дороге — очень хорошая смерть для воина. Шансов уцелеть — ноль. Одна сложность: я не тороплюсь помирать. Да и гораздо важнее поднять тревогу, защитив всех, чем зарубить одного атакующего. Потому резво помчался в противоположную сторону, в караулку, дико вопя.

Уже вблизи в голове заворочалось удивление: никакой реакции не наблюдалось, а неизменный часовой на входе в помещение отсутствовал. Как-то не очень поразило, когда двери распахнулись и навстречу выскочили двое без привычных эмблем и гербов. Моментально ударил, отскакивая в сторону. Вышло не очень удачно. Достать-то я сумел, зацепив по боку, но вряд ли серьезно. Ничуть не тормозясь, он кинулся в атаку. Сабли сшиблись со звоном, и я опять отступил, едва успев парировать выпад. Он кинулся вперед, а я споткнулся якобы в испуге. Чуть скользнул вбок, пропуская лезвие вперед, и одним движением отрубил нападающему кисть, сжимающую клинок. Один подлый приемчик из арсенала Крохи. На тренировках такого не демонстрировал, но сейчас мы не за аплодисменты сражаемся, и все средства хороши.

Человек, не обращая внимания на хлещущую из обрубка кровь, попытался пырнуть меня кинжалом в левой руке. Движение вышло неловким, и, не дожидаясь продолжения, я полоснул ему саблей по горлу. Все это время я продолжал, невзирая на происходящее, бешено орать про нападение и убийц. В караулке живых не имеется, это ясно без заглядывания. У них ноги буквально в крови, однако во дворце полно народу с оружием. С ним запрещено только на прием к правителю, а все остальное время воин без личной сабли вообще не человек в понятиях кодекса. Не зря свою я долго и придирчиво выбирал.

Тут на меня налетел второй, подскочив вплотную. Совсем не по-сабельному уперлись клинками, давя противника, попытка ударить ножом была им пресечена, когда он ухватил за кисть. Руки у него были мощными, и давил, побеждая. Я уж совсем вознамерился пнуть ногой и попытаться отскочить, сознавая, что не позволит, как он одарил волчьей ухмылкой и двинул лбом в лицо. Боль была ошеломляющей, и нос с хрустом свернулся набок, заливая лицо кровью.

Я очухался на полу с недоумением. Почему он меня не убил? Только тут дошло, что драка продолжается, и кто-то с очень знакомым хеканьем рубится прямо над моим телом. С трудом сфокусировав взгляд, пошарил рукой вокруг себя, с огромным изумлением обнаружив рукоятку сабли в ладони. Так и не выпустил ее, но совершенно ничего не помню. Начал подниматься, машинально размазывая льющуюся кровь по морде. Надо помочь своим, а то ведь добьет. Тут на меня свалился изрядно тяжелый покойник, бьющийся в агонии, пребольно врезав чем-то твердым по плечу, и я вновь очутился внизу.

— Ну-ка покажи, — сказал Яким, изучая мою морду.

— Вы как здесь оказались? — спросил я, искоса разглядывая Шлица, заматывающего рану на предплечье куском рубахи. Вместе они прибежали или по очереди, мой оппонент оказался крепким орешком и успел нанести рану.

— Услышали твои крики, — ответил Яким. — Даже виньяк бросили. Сиди ровно.

Тут он взял своей лапищей меня за затылок, а второй что-то сделал с носом, аж кости заскрипели. Я невольно взвыл и моментально стал весь мокрый от боли.

— Все уже, — сообщил он довольно. Действительно, заметно полегчало. — Ничего страшного.

Из караульной вышел Ланг, держа в руке лук и вешая на плечо колчан со стрелами. В другой он держал арбалет, представленный ему по требованию в качестве образца, и сунул мне оружие с уверенностью начальника. «Как себя чувствуешь» и прочие глупости не прозвучали.

— Всех убили, — сообщил Ланг для общего сведения. — Мало кто успел дернуться. Ножом в горло. Это не воины, — скривился он. — Ночные тати без чести. Идем к покоям правителя.

Подразумевается, что сомнительные личности могли прийти за Сили или ее сыном. Значит, нам положено двигаться на их защиту. Поскольку он оружейник Джокума и мы находимся по соседству, вопрос «куда бежать» не стоит.

— Я видел не меньше сотни во дворе, — произнес я в нос голосом хронического гриппозного.

— Тем больше славы! — бодро провозгласил шизанутый Шлиц, и на пару с Якимом они вскричали:

— Джокум!

«Землей правят герои», — говорит пословица. В теории воин из соответствующего сословия просто обязан иметь некую божественную субстанцию, благодаря которой обладает правом и обязанностью управлять наделом, расплачиваясь за привилегию кровью. И если он умудрился нечто заслужить или захватить, значит, на нем благословение свыше. Естественно, верно и обратное. Неудача говорит о том, что боги отвернулись и их требуется задобрить. Забавно, что понятие «узурпатор» в Ойкумене отсутствует. Сам факт победы и удержания власти служит доказательством наличия такой субстанции и благорасположения богов.

Из коридора вынесло несколько вооруженных мужчин, с энтузиазмом поддержавших клич. Значит, свои. Других опознавательных знаков не имеется, но мы своей дракой и криками, похоже, подняли на ноги весь дворец. Как раз подобного я и добивался. Они не зря кончали караульных втихую. Это не война, а нападение исподтишка. Много врагов внутрь попасть не могло, и задавим массой. Конечно, если успеем.

Мы резво побежали всей компанией вперед. В направлении покоев достаточно быстро обнаружились следы боя. Точнее, валяющиеся то и дело тела. Почти все они были здешними жильцами, включая слуг, но тайная операция превратилась в громкую. Отдельные бойцы остановить сплоченный отряд не могли, зато мешали, сбивая темп.

Примчались вовремя. Часть охраны была перебита, остальных теснили. Тяжелые дубовые двери затворили изнутри, и теперь их рубили в бешеном темпе топорами. Они явно уже поддавались, зияя прорехами.

— Джокум! — дружно взревели мы.

Я выстрелил из арбалета, продырявив явно командира, распоряжающегося штурмом. На расстоянии меньше сотни локтей болт прошил его насквозь, минуя кольчугу будто бумагу. Принялся торопливо натягивать тетиву. «Козья нога» — это простейший рычаг. Зацепил «отросток» за канатик, взвел одним мощным движением, убрал — вот и все. В полигонных испытаниях четыре раза за минуту. Но это когда тебя не стремятся убить. Зато благородный муж Рахоли Ланг показал высокий класс, завалив сразу троих и двух уже позже, когда нас заметили. Клянусь, выпущенные им стрелы неслись к целям непрерывным потоком, без малейшего промежутка.

Только они не собирались дожидаться расстрела. Человек двадцать после первого убитого мгновенно среагировали. Отделились от общей кучи и устремились в нашу сторону с криками ярости. Переднему буквально в последний момент я всадил снаряд в живот. По-моему, он прошел насквозь и зацепил кого-то сзади, и на этом мне стало не до стрельбы. Бросил арбалет и принял участие в общей свалке. Ни порядка, ни куртуазных поклонов. На дуэль это не походило ничуть. Они прекрасно знали, что их не выпустят живыми, и стремились дорого продать жизни, прорываясь в последнем усилии. А может, надеялись взять правителя в заложники и диктовать условия. Он не имеет замены, и мать за жизнь сына наверняка позволила бы уйти. Если, конечно, ее саму не успели прикончить.

Я парировал выпад очередного дико вопящего, ударил ногой на высоте колена. Очередной прием из арсенала уличных драчунов, но цели он достиг. Противник вскрикнул и отшатнулся, невольно открываясь. Рубанул в бок. Не очень удачно: сталь скрежетнула по ребру. Но тут ему кто-то засадил в спину. Воин булькнул, изо рта потекла кровь, и он рухнул лицом вниз мне под ноги. Тяжело дыша, я огляделся. Похоже, подход подмоги и вынужденное уменьшение количества нападающих подняло дух охране. Они с удвоенной силой напали на противника. Почти выбитая дверь распахнулась, и оттуда выплеснулся поток вооруженных людей. Ко всему со всех сторон сбегались на звон оружия вассалы, горя желанием спасти главу кулы. К моменту моей сомнительной победы уже добивали остатки сопротивляющихся убийц.

— Живьем брать! — орал кто-то начальственным тоном.

— Джокум! — кричали торжествующе, уничтожая остатки врагов. Они так и не назвали имени того, кому служат. Кроме ругани, от них ничего не было слышно.

Откуда-то приволокли щиты, похоже, собрались зажать нескольких последних неудачников и потом вязать. Трое последних, израненных или покрытых чужой кровью, там уж не разобрать, попятились к стене, ощетинившись железом от собравшейся вокруг толпы. Я достаточно хорошо видел, хотя и стоял не в первых рядах. Левый что-то быстро сказал. Вместе с правым они сместились чуть вперед. Центральный бросил саблю, выхватил кинжалы и воткнул товарищам в почки отработанным движением. К нему рванулись сразу несколько человек, но он успел полоснуть себя по горлу и умирал с торжествующей улыбкой. Под пытку не пойдет и никого не выдаст.

— Ищите живых! — На этот раз точно Ланг.

Воины рассыпались по коридору, осматривая тела. Я тоже без особого интереса глянул. Шлиц бодро скакал, возбуждению излагая мне незнакомому пожилому полному дядечке подробности происшествия. Даже сюда доносилось «а он как заорет, а мы побежали».

Яким сидел, прислонившись к стене, с обалделым видом, держась за голову. Кажется, его кто-то крепко приложил по кумполу. Надо помочь, решил я, направляясь в его сторону. Как все закончилось, опять вернулась забытая боль в лице, и будто подпорки извлекли. Ноги ватные, дрожат. И в голове сидела малоприятная мысль: не дернись в последний момент машинально — тот тип меня убить запросто мог бы, вбивая кость в мозг. Спасибо Крохе, показавшему нечто подобное прежде. Сообразить не успел, среагировал автоматически. И вдвойне спасибо остальным, не позволившим меня добить, пока валялся беспомощный.

— Есть! — закричали. — Нашелся недорезанный, сын верблюжьей суки.

Из комнаты вышел в плотном окружении охранников Джокум. Хотя в руках у него сабля, вряд ли увидел вблизи хоть одного врага в бою. Основная задача телохранителей как раз и не допустить подобного. Он осмотрелся вокруг. Зрелище еще то. Почти как в домике мамаши Олли. Лужи крови, брызги на стенах и потолке. Поломанная мебель, порванные гобелены и несколько десятков трупов в крайне живописных позах. Ланг подошел и, склонившись к уху, принялся нечто докладывать.

— Спасибо, благородные мужи, — сказал правитель срывающимся на петуха голосом подростка. — Я не забуду вашей службы.

— Джокум! — взревело полуодетое и окровавленное воинство, вздымая клинки.