Нил присел на корточки, доставая из кармана шинели банку. «Фермер» бегал вокруг, норовя сунуться мордой в руки и бешено махая хвостом. По неизвестно откуда взявшейся традиции часовые обязаны были покормить прибившуюся к посту дворнягу. Польза от него, несмотря на неказистый вид и малый рост, была существенная. Обычно можно было дрыхнуть без проблем под бдительным присмотром. Неведомым образом, отличая офицеров от нижних чинов, песик всегда поднимал громкий лай, если тех тянуло устроить проверку.

На солдат из полка обычно не реагировал, а чужаки на высотке редко бывали. Так что смена обычно обходилась без происшествий и существовали постовые исключительно по причине: «положено». Внизу под ними находилось три укрепленных пункта, в каждом из которых сидел пехотный батальон, а в поселке за спиной находился еще и кавалерийский эскадрон. За все время существования их укреплений ни один лигист не попытался нарушить покой. Все желающие обходили их позиции либо по горам, что не так уж и сложно, либо шли и ехали по дорогам. Шоссейная и железная проходили как раз под охраной полка.

Время от времени из штаба звонили и требовали выпустить несколько снарядов по неким целям в горах. Что там находилось Нилу не докладывали. Видать корректировщики или разведчики в очередной раз обнаруживали группу вооруженных людей. Если учесть, что их собственные специалисты за пол года дальше соседней высоты не потрудились прогуляться, сложно сказать, куда они вообще швыряли снаряды.

По вызубренному навечно уставу обслуживаемая им в качестве подносчика 150-линейная гаубица отправляла 40 килограммовые заряды почти на восемь лиг. А таких в дивизионе восемь. По соседству еще две батареи 100-линейных пушек, так те и на 11 лиг могут. Все равно не разобрать куда попали.

Даже ему понятно, без вынесенных вперед наблюдательных постов и телефонной связи палить по вздымающимся горам бесполезнейшее занятие. Исключительно для докладов в высшие инстанции. Если они кого и охраняли, так сами себя. Да и то в батальонах присутствовали 76-линейные гаубицы и 80-линейные бомбометы. Оно и к лучшему. Подставлять шею под ножи горцев совершенно не хотелось. Служить тоже, но здесь уже ничего не поделаешь.

Он вскрыл банку штыком и принялся вытряхивать прямо на землю куски мяса. Обычно «Фермер» сразу принимался жадно жрать, будто набивал брюхо впрок. При его размерах три консервных банки в сутки было нормальной нормой, но ему тащили и остатки от питания, никогда не забывая недоеденное доставить прямо под нос.

Кормили их не то чтобы страшно много, однако голодным никто не вставал из-за стола. Так что без еды пес не оставался. Человеку бы хватило, сколько он сжирал. Многие был уверены в наличии у несчастной собачонки глистов. Иначе не объяснить худобу и количество проглоченного продукта. Ветеринар ничем помочь не мог. У него что и было, так для лошадей. А заказывать в городе на складе он не хотел. Не дохнет, вот и славно. Обойдется.

– Ты чего? – изумился Нил.

«Фермер» вместо того чтобы наброситься на ужин застыл на напряженных ногах. Потом голова повернулась противоположную от лагеря сторону и он уставился на что-то невидимое в темноте. Шерсть встала дыбом и пес угрожающе зарычал.

Нил недоуменно озирался, бросив банку и судорожно схватившись за винтовку. Такого поведения он еще не видел. На офицеров всегда поднимался суматошный лай, на солдат пару раз гавкнет для порядка и успокоится. Может какое-то животное?

Из темноты неожиданно вынырнуло множество теней и под нервный лай «Фермера» понеслись в сторону артиллерийских позиций. Нил попытался передернуть затвор и впервые в жизни у него ничего не получилось. Никогда за ним такого не числилось, чтобы руки дрожали. Даже с перепою.

– Не лапай винтовку, – сказал с ощутимой угрозой в голосе возникший неизвестно откуда парень. Ствол странного кургузого оружия, (ППВ, с неуместным облегчением вспомнил Нил рассказанное сержантом) смотрел ему в грудь. – Положил тихо и руки поднял.

– Да он все понял, – заявил еще один и забрал «Литу». – Для тебя все закончилось. Сядь и не двигайся. А то попадешься случайно под руку и достанется. А ты молчи гаденыш! – это уже прозвучало в адрес «Фермера». Тот моментально послушавшись, замолк. – Патроны давай сюда, снимая подсумок, пробурчал лигист.

На петлицах у него были знакомые полоски. Очередной сержант. Не дай Бог, что не понравится, порвет на куски – они все скоты и звери. Наши, ихние. За что Боже?

Нил плюхнулся задом на землю и через секунду пришельцы испарились. Он тяжело подумал и попытался снова встать. Ноги его не держали. Его не убили и это здорово, медленно ворочались в голове мысли. А как же остальные? Капитана совсем не жаль, да и сержанта тоже. Все-таки они там не одни, а эти добрые молодцы пришли не пряники раздавать. Крикнуть? Тогда точно прибьют.

За спиной грохнул выстрел и тишина закончилась. Выстрелы, крики, взрывы. Нил снова сел и принялся молиться. Пусть по его вине людей погибнет как можно меньше. Не он один такой. Стрелять начали слева, где третий дивизион. Там тоже прорвались прямо к казармам.

* * *

Все точно знали куда бежать и что делать. Операция многократно обговаривалась и даже разыгрывалась на макете. Все было вколочено на уровень рефлексов. База достаточно большая. Штаб дивизии, отдел снабжения, тыловые подразделения, обозники. Несколько десятков казарм барачного типа. Склады, позиции батарей. Имелось электричество. Огромный генератор, неизвестно каким образом затащенный наверх, работал на бензине. Здешний начальник большой любитель комфорта.

На бегу никто не стреляет. Прицел сбивается, движение замедляется. Страха не было. Все твердо знали – смерть может прийти к любому. Она всегда рядом и смотрит на тебя. Это аксиома, вещь, не нуждающаяся в доказательствах. Если ты слышишь пулю, значит, она уже пролетела мимо. Забудь обо всем, исполняй приказ.

Встать у двери. Дождаться пока напарник метнет в проем гранату. Ворваться, поливая все вокруг из ППВ. Динас прикрывает спину и это хорошо. Он парень надежный. Нажать кнопку, вставить новую обойму, передернуть затвор. В углу казармы дико кричит раненый. Прямо у входа два покойника. Это его. Он убил.

– Руки вверх! – орет рядом чей-то смутно знакомый голос.

Здоровый усач в одних подштанниках и с безумными глазами поворачивается к ним. Винтовка в руках и ствол смотрит прямо в лицо. Выстрел карабина из-за спины и он летит на засыпанный штукатуркой и побелкой от пуль направленных в потолок пол. Хотел мужик в исподнем бросить «Литу» или сопротивляться, уже не выяснишь.

– На пол!

– Кто не подчинится умрет!

Еще одна очередь в потолок. Это исключительно для давления по мозгам. Уцелевшие и без того смотрят очумело, за оружие желающих схватиться больше не наблюдается. Послушно поднимают руки и цепочкой, подгоняемые ударами прикладов и руганью выходят наружу. Злости на них нет, но надо окончательно подавить всякие мысли о сопротивлении. Их всего десять, а пленных не меньше взвода.

Неожиданно, так что передернуло с испуга, недалеко ударили орудия. Все восемь стопятидесятилинеек стреляли одновременно. Грохот жуткий. Вспышки настолько яркие, что стало светло как днем. Они бьют прямой наводкой по укрепленным пунктам.

Артиллерийская обслуга сменилась и гаубицы уничтожают своих бывших хозяев. Страшнее всего для тех внезапность и непредсказуемость происходящего. Люди смотрят последние сны, кое-кто нежится, уже раскрыв глаза и не желая подниматься раньше времени и тут вдруг начинается сплошная жуть.

С высоты прекрасно видно цели в наступающем рассвете. Снаряды пролетают над самой головой, завывая и рвутся среди мечущихся внизу людей. Пристрелки не требуется. Без поправок рушатся барачные строения и люди гибнут десятками.

– Закуривай, – предложил Динас.

– Не хотел бы я быть там, – сказал, машинально беря предложенную сигарету. – Все равно как на стрельбище по мишеням лупят. А от дуры такого калибра у них и укрытий не имеется.

– А представляешь, атаковать в лоб под обстрелом на колючую проволоку? От всей души огромное спасибо придумавшему операцию за нашу жизнь. Я на тот свет не тороплюсь.

С заметным опозданием открыли огонь и столинейки, добавив сумятицы. Со склонов холмов, подступающих к самых армейским позициям вниз двинулись цепи атакующих. Артиллерийский огонь стал еще яростнее. Орудия стремились подавить малейшее сопротивление, прежде чем части НА достигнут позиций.

– Почему стоим? – зарычал подбежавший сержант. – Вам тут синема? На позиции тюлени толстозадые! Они еще могут контратаковать. Выбора у них нет. Если не кинутся на нас – просто все умрут. Сдаваться или атаковать.

– Почему тюлени? – послушно срываясь на бег, спросил на ходу Динас.

– Вроде он моряком был до всего этого. Ну, до восстания. Думаешь пойдут?

– Пусть офицеры думают, – очень логично заявил Динас. – Нам положено выполнять приказы.

* * *

– А ты откуда? – спросил сержант Телач догнавшего его взвод незнакомого первого сержанта. Звание батальонного, а людей у того в строю на первый взгляд не больше четырех десятков.

– 42-й пехотный.

– Так вы ж где то на юге стоити.

– Сначала на юге, – выругавшись, подтвердил, – потом пошли к горам. Затем на север. Три дня бессмысленных маршей, пока не наткнулись на мятежников.

– И чо? – жадно спросил прислушивающийся Слайн.

Он так и не научился не влезать в разговор старших по званию, регулярно показывая остальным пример дурости и расплачиваясь очередными внеочередными нарядами. Зато пулеметчик был прекрасный и за это многое прощалось. Да и тельян все-таки. «Чокать» так и не разучился.

Почти земляк сержанту. Каких-то семьдесят лиг расстояние между деревнями. В далеких краях такие мелочи не смущают. Считай, в соседней хате проживал. Поблажек ему не положено, служба есть служба, зато можно нормально говорить. Не много понимающий о себе образованный. Вместе вторую компанию топают. На Фадзийской из 416 тысяч тельянов не меньше шестидесяти погибло и полтораста тысяч получили ранения. А они целенькие. Легкие ранения без отправки в госпиталь не в счет.

– А ничо, – зло ответил первый сержант. – Сидели бы на месте, так хоть не мучались бы перед смертью. Вот так на марше накрыли из бомбометов, потом пулеметами прошлись по колонне. Мы и сообразить ничего не успели. Удрапали лиг на пять и остановились на ночь. А эти не стали ужинать и отдыхать, а догнали. Еще раз двинули. Был наш полк и нету. В роте одиннадцать человек осталось, в батальоне сорок семь. Нынче я за офицера.

– Так это, – хитро лыбясь произнес рядовой Муррей, – наверное не все погибли. Говорят к сдавшимся хорошо относятся.

– Кто говорит?

– Многие, – неопределенно отвечает. – Люди зря не скажут.

– Миску каши хочешь? – зло поинтересовался первый сержант. – А пули не боишься?

– В бою-то все бывает, – рассудительно сказал Телач, – сгоряча и шлепнуть недолго. А так правду бают – не трогают они сдающихся. Даже офицеров.

– Сам видел? – удивился Муррей. Особым умом он не отличался.

– Зачем, имена вон по радио сообщают.

– Ты, – невереще воскликнул первый сержант, – ты ж младший командный состав! Становой хребет армии! На тебя люди равняются!

– Я еще с Каренских островов сержант, – очень спокойно ответил тот. – От пуль не бегал. Зато и парней своих на пулеметы зря не бросал. Мои люди все здесь. Не вижу я ради чего умирать. Разные это войны. Там за Отечество сражались и они на нас напали. Здесь мы им обычных прав не дали и по тюрьмам принялись сажать. А патранов я знаю, со мной служили и ничем от нас не отличаются. Ни на лицо, ни по речи. Так что про присягу мне говорить не смей, – повышая голос, заявил, – я свой долг знаю. Вот этих живыми домой вернуть. А проповедовать братоубийство не стану.

Первый сержант снова выругался и резко развернувшись ушел к своим.

– Доложит, – уверенно сказал Слайн.

– А, пес с ним, – пробурчал сержант. – В этом бардаке бы уцелеть, а там без разницы. И кстати, – заявил громко, – в одном он прав. Руки поднимать бессмысленно. Сначала найдите куда обратиться.

Слайн довольно заржал не хуже лошади. Ему палец покажи и тут же смеется. Легкий человек и нет вещи способной его расстроить серьезно. Так и движется по жизни без сложностей.

На всем протяжении видимой дороги пешком, на телегах, в каретах и даже машинах двигались перемешавшись люди в военной форме. Дожди и множество ног разбили покрытие не отличающейся высоким качеством дороги и толпа брела с чмокающими звуками, выдирая ноги из жадно хватающей за ботинки и сапоги грязи. Скорость из-за этого была минимальная, но вариантов не имелось.

Текущие с гор речки и реки предпочитали прокладывать себе дорогу к океану строго на восток, слегка извиваясь из-за складок местности. Дороги обычно походили между ними. С севера на юг пробираться всегда было сложно. Тем более сейчас. Единственная железная дорога перерезана кавалерийскими отрядами мятежников в первый же день после начала наступления.

Конечно, до обученных драгун коннице НА было далеко и прямого столкновения с сабельной рубкой они бы не выдержали. Да просто не имелось у них такой задачи. Выскочив в тылы армии, они занялись уничтожением мостов через реки, нарушали связь, нападали на тыловые учреждения и штабы. Привычный крик: «Нас окружили» и паника следовали за летучими отрядами по пятам.

Вдоль обочин на пути постоянно попадались всевозможные поломанные транспортные средства, все больше в виде обозных телег. Вокруг них валялись самые разные предметы. Желающий мог подойти и поискать в грузе нечто полезное. Многие так и делали, не утруждая себя наведением после порядка.

Еда попадалась редко. За отсутствием снабжения никому бы не пришло в голову бросать столь полезную вещь. Скорее избавлялись от других тяжелых вещей. Многие солдаты брели вообще без винтовок, орудия при малейшей сложности бросали, а тащить на себе тяжелые «Остины» желающих становилось все меньше. Даже Слайн охотно свалил на обозную двуколку свой нелегкий груз.

Армия отходила без всякого порядка. Остатки разбитых частей, сорвавшиеся с места и удиравшие не то по приказу, не то по собственной инициативе, на манер их батальона. Приказ есть приказ, но их командир, капитан Риган, уходя из Кадера бросил несколько складов с боеприпасами, винтовками и обмундированием. Мятежникам точно хватит вооружить пару полков. Зато свой батальон сохранил почти целым.

Было на дороге и множество отдельных солдат и офицеров. Вполне вероятно они просто дезертировали из своих частей и намеревались бежать до самого моря. Солдаты воевать не желали, а командиры из тыловых частей не рвались проявлять героизм. Слишком много они слышали о горячей «любви» снайперов НА к людям в погонах со звездочками.

Одно дело произносить речи в ресторанах, предварительно толкнув на сторону партию товара. Совсем другое слышать настоящие выстрелы. Наверное многие из таких даже благодарны Шаманову. В ближайшем будущем разобраться вышестоящим господам, что и по какой причине исчезло со складов, вряд ли теперь представится возможным.

Гражданские тоже присутствовали в уныло бредущем человеческом стаде, хотя и в небольших количествах. Видимо было чего бояться, когда придут лигисты. Про суды над сотрудничающими слишком активно с военными властями говорили повсюду.

Эти в основном следовали в собственных неплохих колясках, запряженных породистыми лошадьми. Особо наглых даже пару раз выкинули из экипажей, когда они попытались расталкивать беженцев.

Даже генералам, а они видели за последние сутки троих, не очень стремились уступать дорогу, матерясь в спину. Вот уж чья задача не драпать впереди всех в авангарде, а наводить порядок и сражаться с противником. Скорее всего, именно отсюда и росло всеобщее раздражение и гнев. От самых больших службистов-сержантов до самого последнего обозника все были уверены, что командиры лигистов своих не бросят на произвол судьбы.

Слушать радио им было негде, зато листовки ходили по рукам частенько. Биографии вождей Народной Армии секретом не являлись. Все они были в прошлом боевыми офицерами и сержантами. Понимали солдат и не относились свысока. Не то что свои! Хороший служака из сержантов, да вдобавок понюхавший пороху на фронтах и высадках очень часто стоял выше офицера, под командой которого состоял.

– Чо такое, – недовольно пробурчал Слайн. – Они вообще двигаться не собираются?

– Миль! – позвал сержант одного из своих солдат. – Сбегай вперед, глянь чо происходит.

– Есть, сержант, – бодро ответил тот и порысил в голову замершей окончательно колоны.

Этот был бойкий парень и Телач частенько его использовал для передачи сообщений в качестве вестового. А попутно завсегда нос свой любопытный сует в чужие дела и принесет полезные известия. Для него проскакать лишнюю лигу для выяснения новостей важнее лишнего куска хлеба.

– Отдыхаем, – приказал сержант, – привал.

Он встал в стороне и принялся внимательно осматривать подходивших. С севшим на лошадь и отправившимся вперед, выяснять насчет направления движения, первым лейтенантом Флаэрти они, судя по срокам, расстались навсегда. Возвращение в ближайшие дни не ожидалось. Смылся гад. Теперь он отвечал за роту и обязан присматривать за нижними чинами. Оба взводных сержанта были младше его по возрасту, опыту и признали главенство без возражений.

– Лихорадка? – спросил при виде еле передвигающегося рядового.

Глаза лихорадочно блестят, лицо красное.

– Я могу идти, – испугано сказал солдат, судорожно сглатывая и вытер грязное лицо рукавом шинели, еще сильнее размазав грязь.

Остаться в одиночестве на обочине верная смерть. Нести его желающих найти сложно.

– Посиди пока. У нас привал.

– С утра температурит, – уверено ответил сержант второго взвода Геррке на вопросительный взгляд.

– Тиф, не может быть?

– Сыпи нет. Утром проверяли.

– Головная боль?

– Не, не жаловался. И бреда нет. Простуда сильная, скорее всего.

– Дай Бог пронесет. Нам только эпидемии не хватает. Больше нет таких?

Геррке пожал плечами.

– Доктора искали?

– В городе надо проверить.

– На повозку положишь (устроившийся по соседству Слайн скривился, тащить «Остин» он себе он не жаждал, а место больному придется освободить) и проверь остальных. Прямо сейчас.

С топотом прибежал Миль, разбрызгивая лужи и не разбирая дороги. Физиономия возбужденная, глаза сверкают.

– Тихо, – приказал сержант, останавливая его жестом, – раздельно. Внятно. Доложить.

Тихо – это на всякий случай. Не обязательно всем знать лишние неприятные подробности. А Милю можно и приказать пасть на замке держать. Если требуется, он язык за зубами держать умеет. Только без прямой команды и не подумает. В момент растрезвонит.

– Мост взорван, – вытянувшись доложил солдат. – То есть «быки» целые, пролеты отсутствуют. Там собралось наверное тысяч десять и почти все сидят и ждут Мрак знает чего. Ни одна собака не хочет брать на себя командование и наводить порядок. Так и будем торчать без жратвы и цели пока лигисты не догонят. И это… В поселке все дома забиты, прямо на улицах лежат люди. Незачем туда идти.

– Не может быть, – пробурчал сержант, извлекая карту и расправляя ее, – чтобы где-то рядом не имелось брода. Поезду требуется мост, а раньше как-то обходились. Во! Песково и Новодворки, хучь сразу понятно. А то всякие Утноки, да Натмуки неизвестно откедова взялось и чо означает. Толпуддл, млин. Язык не выговаривает. Д – Д.

– Два «р» нормально? – заинтересовался Слайн.

– Так названия еще от туземцев остались, – объяснил Миль.

– Тебя не спрашивали! Десять минут перекур, затем двинемся. Лиг пять, не больше до Пескова.

Слайн картинно застонал.

– Там хоть под крышей будим, – миролюбиво сказал сержант. – А глядишь и проводника найдем.

– Так это, – недоуменно произнес Миль, – чего помогать нам станут? Они ж поголовно за Народную Армию. Заплатить нам нечем.

– Небойсь с удовольствием отправят на другую сторону, лишь бы не объедали их деревню всей ротой. У нас аппетит хороший, да и с дороги проголодаемся.

Слайн опять заржал.

* * *

На восточный берег не торопясь выехало с десяток всадников и повозка, запряженная двумя лошадьми. Она привычно-лихо развернулась и на бредущих через реку людей уставилось рыльце пулемета. Слайн невольно позавидовал. В таком виде он готов таскаться с «Остином» вечно. Пока что ему приходится носить на себе. А вес немаленький. Даже катить на станке достаточно тяжело, а по броду не выйдет. Пришлось разбирать и «тело» пулемета на плечо. Хорошо служить в Народной Армии, там ручных навалом. В два-три раза легче.

Сержант при виде встречающих без особой злости, чисто для порядка врезал по шее проводнику.

– Я тут при чем? – с негодованием возопил мужик, прикрывая на всякий случай голову руками. – Будто мне охота под пули!

Скорее всего, действительно, его вины в происходящем не имелось. Могли и с вчера дать знать об их приходе и что разыскивают. Сразу надо было уходить, но уже был поздний вечер, все устали. Передохнуть под крышей и с горячей едой было просто необходимо. Вот и попались. Кто-то в деревне сбегал и доложил.

Пулемет дал короткую очередь, взбивая фонтанчики воды прямо перед застывшими солдатами. Потом прошелся слева и справа, недвусмысленно намекая на последствия.

В армии все прекрасно знают, что делать в случае обстрела. Это первое, чему учат новобранцев. В уставе умно именуется «Тактика поведения под огнем противника». А по-простому необходимо упасть на землю, не давая врагу нормально прицелиться из-за отсутствия хорошо заметной мишени. Умный и опытный еще непременно отползет в сторону от места, где его видели в последний раз. Затем сам направляешь оружие в сторону противника и целишься. Выстрел.

Обычно в бою все наставления мгновенно испаряются из мозга и в первый раз уникальные люди действуют по уставу. Не сбежали с визгом, побросав оружие – уже прекрасно. В основном солдаты стремятся сжаться в комок, в надежде на незаметность. А палят в лучшем случае в небо. Здесь и это абсолютно невозможно. На всем протяжении реки они стояли от колена до груди в воде и лечь можно только нырнув вниз. В таком положении лучше не пробовать учиться дышать без воздуха. Они не рыбы. Да и времени на приспособление к новому образу жизни достаточно не получат. Покрошат без долгих раздумий при любом неудачном движении. Кое-кто успеет удрать назад, но остальным придется плохо.

– Вперед? – еле слышно спросил Слайн, без особого энтузиазма.

В принципе шансы имелись. До лигистов пол сотни локтей и атаки они не ждут. Слишком уверены в своем превосходстве. Десяток человек и даже спешились не все. Но это не забег на звание чемпиона по специальной дорожке. По воде и под пулеметным огнем. Первые имеют очень мало шансов уцелеть. Но дело даже не в этом. Зачем? Почему рота за его спиной должна погибать? Почти двести с лишним человек, включая приставших в последние дни и восьмерых раненых. За что?

– Похоже пришло время выяснить насчет тарелки с кашей, – пробурчал сержант. – Скоро завтрак. С маслом дадут или без. Сдаемся! – закричал, поднимая обеими руками винтовку. Обернулся к роте и еще раз: – сдаемся! Оружие над головой, выходя на берег, складываем в кучу. И уже нормальным голосом: – Пошли. Для нас война закончилась.